Текст книги "Последние бои на Дальнем Востоке"

Вернувшись вечером 20 декабря в поселок Нижне-Спасский, после своего неудачного налета на ст. Волочаевка, генерал Сахаров собрал старших начальников на совещание. На совещании было решено считать продолжение дальнейших операций в тылу красных невозможным и постановлено возвратиться к своим войскам. Решение это основывалось, во-первых, на полной измотанности конского и людского составов, во-вторых, на отсутствии фуража и хлеба, в-третьих, из-за наличия в отряде раненых и пленных, связывающих действия колонны, и, наконец, четвертой причиной было названо принятие красным командованием мер по охране и защите своих тылов. Подчеркивалось также то, что подготовка отряда в техническом отношении не соответствовала требованиям, при которых задания подрыва желдорожных мостов, водокачек, полотна желдорожной линии и пр. могли быть с успехом выполнены. Наличие в отряде одного только фельдшера, после того как другой остался с ранеными в китайском городке против Казакевичей, также связывало в некоторых отношениях начальника конного отряда.

Спокойно переночевав в Нижне-Спасском, конный отряд утром 21-го перешел сначала в Верхне-Спасский, откуда выступил на Казакевичи. Опять шли по протоке. Дул сильный ветер. С собой вели до 20 пленных, взятых в Нижне-Спасском. Пленные шли пешком. Изможденные походом, они отставали; тогда желающим было разрешено остаться. Большинство бывших красных решило все же идти с белыми, но дорогой многие из них не выдержали и от усталости и ветра падали на дороге. Некоторые из них отстали, и весьма возможно, что они замерзли. В Казакевичи конный отряд подошел поздно вечером, когда бой у частей Уссурийской группы под Ново-Троицким заканчивался. Белые сами опасались выхода по протоке красной конницы, а потому, завидев какую-то колонну, поспешили выслать навстречу неизвестным разъезд, который и опознал отряд генерала Сахарова. Прибыв в Казакевичи, конный отряд генерала Сахарова заночевал в них.

Положение в ближнем тылу красных в описываемые дни Я. Покус рисует так: «В то время как боевые действия развивались в непосредственной близости от г. Хабаровска, началась спешная эвакуация последнего. 19-го и 20-го декабря ст. Покровка была уже забита грузами, вывезенными из г. Хабаровска. На ст. Ин от скопления вагонов образовалась «пробка», освободиться от которой не представлялось возможным из-за отсутствия паровозов, а между тем в самом Хабаровске оставалось еще до 11 паровозов и большое количество грузов, ожидавших очереди перекатки. Эвакуация осложнялась еще и тем обстоятельством, что на железной дороге стал ощущаться значительный недостаток в дровах. В общем, положение дел с эвакуацией Хабаровска становилось катастрофическим. Ко всем несчастьям надо добавить еще и то, что 21-го декабря, совершенно неожиданно, переправа через реку Амур у г. Хабаровска провалилась, вследствие чего перекатка вагонов стала производиться вручную, а между жителями города началась невероятная паника, виновником которой были семейства эвакуированных военнослужащих и ответственных работников. В довершение всего, в дни эвакуации наступили сильнейшие морозы, доходившие до 35–40 градусов, и дул пронизывающий северный ветер. Кроме того, паника в городе усилилась вследствие полученных сведений о нападении 20-го декабря белогвардейского конного отряда на ст. Волочаевка и о сожжении им одного моста. Таким образом, думать о планомерной эвакуации города Хабаровска не приходилось».

Попытка Реввоенсовета и комфронта удержать Хабаровск окончилась, как уже известно, отступлением, если не бегством, опрокинутых частей Особого Амурского полка, который к утру 22 декабря собрался в деревне Владимировке. Части железнодорожной группы красных, оставив город Хабаровск в ночь с 21-го на 22-е, отошли на левый берег Амура во Владимировку и Покровку. Перед оставлением города постоянные и подвижные склады боевых припасов были подожжены.

В течение ночи в городе раздавались взрывы и вспыхивали пожары. Часть судов Амурской флотилии, стоящей в Осиповском затоне, была взорвана моряками, отошедшими затем на Покровку. Два самолета, выпущенные утром 21-го перед боем на разведку противника (белых), разбились, а третий самолет при оставлении Хабаровска был сожжен.

Около 24 часов 21 декабря Реввоенсовет, комфронта – товарищ Серышев и его штаб на лошадях выехали из Хабаровска на ст. Покровка. На этой станции они погрузились в поезд и, не теряя времени, тронулись на запад. Утром 22 декабря они были на ст. Ин, а затем отправились дальше на ст. Бира (в 120 верстах к западу от города Хабаровска). Связь штаба красного фронта с войсками была нарушена. Последним распоряжением командующего войсками фронта товарища Серышева от 21 декабря было приказание: «Войскам оставить г. Хабаровск и отойти на левый берег Амура, а Особому Амурскому полку занять поселки по Амуру: Орловку и Самарку». К рассвету 22 декабря, с отъездом штаба фронта на ст. Бира, получилось то, что трое начальников боевых участков Попов, Нельсон-Гирст и Кондратьев, оставшись без объединяющего их действия начальника, очутились в неопределенном положении. Каждый из них оставался самостоятельным, без какого бы то ни было подчинения хотя бы одному из них. Кроме того, между ними никакой технической связи установлено не было, не было связи и со штабом фронта. Само собою разумеется, при таком положении дела разобраться в обстановке было фактически невозможно, – так заканчивает свое изложение Я. Покус.

О сем «блестящем» положении дел у красных белое командование не знало. В 22 часа 21 декабря генерал Молчанов, следуя при 2-й колонне, дал следующее приказание начколонн 2-й и 3-й: «№ 0252. От начколонны 3-й сведений о занятии ст. Корфовской не поступило. На завтра, для занятия района Николо-Александровское – Ильинка приказываю: 1. Начколонны 3-й выступить со ст. Корфовской в 7 часов и занять Николо-Александровское. 2. Начколонны 2-й выступить с таким расчетом, чтобы прибыть на ст. Корфовскую к 7 часам и, после часового отдыха, следовать за 3-й колонной и занять разъезд Красная Речка – Ильинка. 3. Штакор в 8 часов на ст. Корфовская и дальше следует со 2-й колонной».

Во исполнение этого приказа части 2-й и 3-й колонн выступили с мест своих ночлегов в положенное время. В 8 часов 22-го 1-я стрелковая бригада выступила из поселка Ново-Троицкого, Поволжская бригада следовала за ней, но Уссурийская группа пошла не на Владимировку и Новогородскую, как то требовалось директивой от 18 декабря за № 0243/оп, а на поселок Корсаковский. Делалось это во исполнение буквы приказа, а также и потому, что белые военачальники ожидали под Корсаковским вновь столкнуться с Особым Амурским полком.

Движение на Корсаковский совершалось в полной боевой готовности. В центре, по У суре, вдоль ее правого берега, двигались: в первой линии – 1-й стрелковый арт. дивизион; во второй – конно-егеря. По У суре с частями 1-й бригады шло также орудие Волжской батареи. Егеря и уральцы были направлены в обход: первые по Амурскому острову, вторые по сопкам. Противника не было, и в 10 часов 30 минут, пройдя 10 верст, 1-я стрелковая бригада заняла поселок Корсаковский, где и остановилась. Вскоре сюда же подтянулась Поволжская бригада и, наконец, приехал генерал Сахаров. В Корсаковском белые забрали двух коней, брошенных красными.

Части 3-й колонны заняли Николо-Александровское около 13 часов этого же дня. За некоторое время до занятия Николо-Александровского разъезды 3-й колонны связались с разъездами 5-й колонны. (У поселка Хоперского связались разъезд 1-й бригады и Добровольческий стрелковый полк Ижевско-Воткинской бригады.) Вскоре после полудня все силы генерала Молчанова сосредоточились на линии поселков Корсаковский – Ильинка, длиною в 15 верст. Генерал Молчанов со штабом корпуса расположился на разъезде Красная Речка.

Из Корсаковского с высокого берега ясно был виден на повороте реки большой город – покрытые снегом крыши домов, несколько заводских труб, вырисовывались силуэты отдельных больших зданий. В районах арсенала и железнодорожной станции виднелся не только дым пожарищ, но даже красные языки пламени. Погода стояла ясная, спокойная, и морозный воздух доносил по реке звуки взрывов и какой-то беспорядочной стрельбы. Что там происходит? Белые пока этого не знали. Чувство удовлетворения и радости широко разливалось по рядам бойцов-белоповстанцев, усталость исчезла, люди были бодры и жизнерадостны, хотя все они хорошо знали, что им еще предстоит несколько дней напряжения, прежде чем они получат желанный, хотя, быть может, и краткосрочный, отдых. «Мы возьмем Хабаровск, а дальше пусть вперед идет Второй корпус, мы же должны немножко передохнуть», – так думали рядовые бойцы 1-й стрелковой и Поволжской бригад, не подозревая того, что «Второй корпус» – бригада полковника Аргунова несла почти такие же лишения, как и они, идя вдоль линии желдороги.

По своем прибытии на ст. Красная Речка генерал Молчанов вызвал к себе генерала Сахарова, полковника Сотникова и Александрова. Действиями Конного отряда, Поволжской и 1-й стрелковой бригад генерал Молчанов остался весьма недоволен. Еще генерал Сахаров, по возвращении своем утром 22-го к частям Уссурийской группы, указал обоим комбригам на неправильность их действий, когда после поражения красных у Ново-Троицкого они все же заночевали в этом поселке. Теперь комбригам пришлось выдержать вторую «баню» от комкора. Но упущенного не воротишь, а потому генерал Молчанов приступил к разработке плана дальнейших операций. Генерал Молчанов хотел во что бы то ни стало разгромить красных под Хабаровском, отбив от них всю материальную часть, он требовал поэтому от войск и начальствующих лиц полного напряжения.

Приказ № 0263/оп от 22 декабря, данный в селе Николо-Александровском, дает ясное представление о требованиях генерала Молчанова и его плане: «Генералу Сахарову, Начколонны 2-й, 3-й и 5-й, Начбригу 1-й стрелковой. Противник, после боев по Уссури, отошел на Владимировку, а после боя 21-го у Корфовской, отошел на Хабаровск. 5-я колонна и 1-я бригада задачи, поставленной им директивой № 0243/оп, не выполнили. Генерал Сахаров в тыл на желдорогу не вышел. Приказываю: 1. Генералу Сахарову с конным отрядом выйти во что бы то ни стало на желдорогу в район ст. Волочаевка – ст. Ин для порчи пути и уничтожения эшелонов. 2. 5-й колонне (Поволжская и 1-я стрелковая бригады), немедленно по получении приказа, выступить на Владимировку и 23-го взять ст. Покровка, преследуя противника на ст. Волочаевка. 3. 3-й колонне, немедленно по получении приказа, выслать всю имеющуюся конницу на Хабаровск для занятия станции и прекращения пожара. Пехоте выступить в 20 часов и занять гор. Хабаровск – Военную горку. 4. 2-й колонне выслать конницу с таким расчетом, чтобы ей прибыть к собору города Хабаровска к 2 часам 23-го, где и поступить в распоряжение Начколонны 3-й полковника Ефимова. Пехоте выступить с расчетом прибыть к рассвету в Хабаровск и расположиться на Средней горке. 5. Обозам 3-й и 2-й колонн втянуться в Хабаровск только 23-го утром. 6. Штакор с 3-й колонной, с рассветом 23-го в Хабаровске, в районе собора. Комкор 3 Ген. – майор Молчанов. Наштакор Генштаба Полковник Ковцевич».

К сожалению, не представляется возможным установить час отдачи этого приказа. Надо полагать, что некоторые положения этого приказа были видоизменены генералом Молчановым, ввиду того что генерал Сахаров и полковники Сотников и Александров, указывая на переутомленность бойцов своих частей, настаивали на преуменьшении возложенных на них задач. Генерал Молчанов, видимо, согласился с доводами генерала Сахарова и решил сначала занять город Хабаровск частями 3-й колонны, а затем, наутро 23-го, одновременным движением 1-й стрелковой и Поволжской на Владимировку, а Ижевско-Воткинской на Покровку атаковать противника. Кроме того, генерал Молчанов отказался от мысли о выходе конного отряда в район Волочаевки. Сохранившаяся добавочная директива за № 0105/л вполне подтверждает указанную выше перемену в решении генерала Молчанова: «Генералу Сахарову и Начколонны 3-й. Если противника в Покровке не будет, Генералу Сахарову, возвратив Воткондив Полк. Ефимову, идти на ст. Волочаевку. Начколонны 3-й, Полк. Ефимову, в этом случае расположиться в дер. Покровке и Владимировке и выслать глубокую разведку на запад по Амуру. Ген. – майор Молчанов».

Разъезды белых подходили к окраинам Хабаровска; последний, как было указано выше, был оставлен красными войсками еще на заре 22-го. В городе появились небольшие группы противобольшевистской организации.

Вечером 22 декабря конный отряд «белоповстанцев» под командой ротмистра Багиянца (Ижевского стрелкового полка), в составе двух эскадронов 2-й колонны и одного эскадрона 3-й колонны, без боя занял город Хабаровск. В 23 часа того же дня стрелковые полки 3-й колонны вступили в город.

Железнодорожные сооружения, базу Амурской флотилии белые нашли разрушенными, бронепоезда (№ 7 и 8) подорванными, арсенал все еще горящим. На железнодорожной станции было много брошенного красными подвижного состава, но все паровозы были заморожены.

Подводя итоги действия белоповстанческих войск за последние три дня (с 20-го по 22-е), следует прежде всего отметить, что бой под Ново-Троицким сыграл решающую роль в борьбе за Хабаровск и предрешил развертывание событий на ближайшие дни. Командование Уссурийской группы белых войск в первую минуту недооценило значения победы под Ново-Троицким. Силы красных у данного поселка в Уссурийской группе белых 21-го определялись более 1000 штыков при 35–40 пулеметах. Как видно из описания боя под Ново-Троицким, силы красных превосходили предположения белых, но белые почему-то не допускали сосредоточения значительных сил под Ново-Троицким и склонны были даже к цифре «35–40 пулеметов» относиться критически. Белые ожидали встретить главное сопротивление красных ближе к Хабаровску, а потому и двигались к Корсаковскому со всеми предосторожностями.

В противоположность бою под Ново-Троицким, бой под ст. Корфовская не имел особого влияния на ход операции, так как произошел уже после того, как Особый Амурский полк был потрясен под Ново-Троицким и покатился на Владимировку, что, конечно, предрешило судьбу Хабаровска. Бой под ст. Корфовская совсем был не нужен для красного командования, красные части могли совершенно свободно уклониться от этого боя, и тем непонятнее становится то, что красное командование разрешило ввязаться своим частям в бой, от которого ничего, кроме потерь, а главное, морального потрясения войск, другого ожидать было нельзя.

Неправильная оценка значения Казакевичей красным командованием облегчила конному отряду генерала Сахарова проход на Амур. Успех конной атаки Казакевичей отрядом генерала Сахарова объясняется тем, что красные отвратительно стреляли и не могли огнем не только отразить атаку, но даже нанести белым значительных потерь. Действия конного отряда под Волочаевкой устанавливают недостаточное упорство белых при проведении в жизнь своих задач. Собственно говоря, налет на Волочаевку в том виде, в котором он был проведен, не вызывался обстановкой. Более целесообразным был бы выход на линию желдороги на участок, хотя бы разъезд Ольгохта – Дежневка, нескольких мелких партий, а не удар всем конным отрядом по одной точке – ст. Волочаевка. Белые в Нижне-Спасском установили, что на линии желдороги имеются только две роты Караульного батальона, то есть до 220 штыков. Конный отряд в два раза превосходил эти силы и, безусловно, мог бы не поджечь один мост, как то было в действительности, но разрушить в одну ночь несколько мостов на указанном выше участке. Этого не было, и виною тому является исключительно подсознательное стремление порывистого и храброго генерала Сахарова к удару в лоб. Генералу Сахарову чужды были «волчьи» приемы разрушения исподтишка полотна желдороги, между тем только таким путем возможно было действительное выполнение задач, поставленных генералом Молчановым.

Ошибка еще большая, нежели ошибка под Волочаевкой, была совершена генералом Сахаровым вечером 20 декабря на совещании начальников в поселке Нижне-Спасском, когда генерал Сахаров принял и утвердил решение об обратном движении отряда на присоединение к своим частям. К чему было тогда идти на север, напрягать силы людей и лошадей, брать Казакевичи, чтобы после маленькой неудачи под Волочаевкой опять идти и идти назад? 1-й кавполк вел своих коней в поводу, но ведь был еще сравнительно свежий Воткондив, конная разведка ижевцев, а из отряда полковника Карлова и 1-го кавполка можно было бы выделить лучших бойцов на лучших конях. Все это было так, но вопрос о разделении конного отряда не поднимался. Отряд пошел назад; на движение от Нижне-Спасского через Верхне-Спасский на Казакевичи и далее в Корсаковский общей сложностью 75 верст конный отряд совсем непроизводительно растрачивал силы людей и коней. Не целесообразнее ли было бы сделать дневку в Нижнем или Верхне-Спасском? Вопрос об этом не поднимался. Покус свидетельствует о заторе на желдороге и о панике в Хабаровске в связи с выходом конного отряда к Волочаевке; что было бы, если бы конный отряд, передохнув в поселках на Амуре и установив связь с частями Уссурийской группы белых, ударил 23-го по красным с запада? Гадать нечего. Генерал Молчанов был прав, когда остался недоволен действиями конного отряда и заявил генералу Сахарову: «Вы выполняете лишь пехотные задачи», ибо семь с половиной суток, проведенных конным отрядом в тылу красных, и 290 верст, проделанных людьми и лошадьми этого отряда, не дали того, что должны и могли бы дать.

В операциях этих трех дней есть еще два интересных штриха. Один из них красное командование должно было заметить, другой ему остался неизвестным. Первый – результаты неудачи белого налета на ст. Волочаевка, второй – возможность катастрофы у белых под Ново-Троицким. Как мало надо было в действительности, чтобы конный отряд свое движение вперед сменил на движение назад. Еще меньше того понадобилось под Ново-Троицким, чтобы возник и заглох вопрос о катастрофе. Белые недооценили своей победы под Ново-Троицким, а почему? Все потому же. Свежий, отлично вооруженный и хорошо обученный полк спасовал перед слабейшим противником и угрозой охватов. Малоустойчивость частей обеих сторон, быстрая потеря своего духа и такое же быстрое, молниеносное восстанавливание его поразительны и вместе с тем характерны для описываемого времени.

Группа красных, вышедшая в Иманский район из Самарки и Саратовки, не успевшая проскользнуть на север на присоединение к своим, отходившим к Хабаровску, после своего удачного налета на ст. Губерово отошла в глубь Иманского уезда в район Ракитного и Котельного, иначе именуемого Ново-Покровским.

По сведениям, имевшимся в распоряжении белых, главные силы красных, всего до 500 человек, занимали Ракитное, Шаинскую и Ромны. Белые решили ликвидировать эту группу, для чего генерал Вешневский⁹⁷ с отрядом пехоты и конницы должен был выступить из Имана на Введенку и двигаться дальше по маршруту: Соловьевка – Сретенка– Ново-Троицкое – Ракитное. В это время другой отряд, конный, под командой войскового старшины Бологова⁹⁸, находящегося в подчинении генерала Вешневского, должен был, двигаясь вверх по течению реки Иман, не пропуская красных на север, теснить их на отряд генерала Вешневского. Окончательная ликвидация красных предполагалась в районе Ромен-Котельного, где белые отряды должны были соединиться.

Восстановить картину действий главных сил белых – колонны генерала Вешневского – не удалось, а потому приходится ограничиться изложением действий одного лишь конного отряда. К этому следует добавить, что решающую роль в операции сыграл конный отряд.

В канун Николина дня – войскового праздника сибирцев, 18 декабря, в Сводно-Конном полку⁹⁹, стоявшем в это время гарнизоном в городе Спасске, был получен приказ о выделении из полка и отправке по желдороге в Иман отряда в 150 коней для участия в операциях против красных, находящихся в верховьях реки Иман. Командир полка генерал-майор Хрущев¹⁰⁰ назначил в операцию полностью Енисейский казачий дивизион, усилив последний пулеметным взводом от Сводно-Кавалерийского дивизиона и взводом охотников от сибирских казаков.

Вечером 18 декабря, когда в гарнизонной церкви зазвонили к вечерне, части Сводно-Конного полка, назначенные в поход, стали заседлывать своих коней. Часа через два они были уже на ст. Евгеньевка, где и погрузились в эшелон. С вечера погода была мягкая, падал реденький снежок, но в необорудованных вагонах людям очень скоро стало холодно. Разместились сносно – так, взвод сибирцев в 25 человек получил три товарных вагона, два из них пошли под коней, в третьем устроились люди. Ночь прошла, наступило утро 19 декабря. Предназначенный эшелон продолжал стоять на месте, и о времени отправки его ничего не было известно. В томительном ожидании прошел день. Кое-кто из казаков ходил в казармы, и оттуда приходили приятели навестить отъезжающих. Только в ночь на 20 декабря эшелон покинул Евгеньевку, а на следующий день, рано утром, отряд уже выгружался на ст. Иман.

Отряд войскового старшины Бологова при выходе в поход насчитывал в своих рядах до 180 сабель при 3 или 4 пулеметах, причем Енисейский казачий дивизион состоял из двух сотен и пулеметной команды: 1-я сотня, под командой сотника Юшкова – 6 офицеров и 59 казаков, 2-я сотня, под командой сотника Байкалова – 6 офицеров и 86 казаков, пулеметная команда – около 35 человек на два пулемета («льюис» и «кольт»). Пулеметный взвод кавалеристов при 20 человеках команды имел не то один, не то два пулемета. Сибирский казачий взвод в 25 человек, под командой вызвавшегося по собственному желанию войскового старшины Тустановского, ранее служившего в отряде атамана Анненкова и там дослужившегося до штаб-офицерского чина, состоял сплошь из охотников-офицеров и казаков, но при отправке взвода командир, полковник Катанаев, произвел кое-какую чистку, назначив в поход из числа желающих людей лучше одетых и коней более крепких.

Не задерживаясь в Имане, отряд войскового старшины Бологова, сразу же по выгрузке из вагонов, выступил походным порядком вдоль реки Иман, по дороге на Звенигородку. Был сильный мороз. Дабы скверно одетые люди не поморозились, а кони понапрасну не тратили бы своих сил, войсковой старшина Бологов людей на коней не сажал. Снег был изряден, дорога недостаточно разъезжена. Спешенным офицерам, казакам и солдатам пришлось почти всю дорогу бежать около своих лошадей, изредка забираясь на них, только для того, чтобы хоть немного передохнуть. Колонна растянулась основательно: шли в колонне по одному, лишь кое-где виднелись всадники, идущие по два. За день сделали 25 верст и на ночлег расположились в Звенигородке. Этот первый и сравнительно небольшой переход прошел совершенно спокойно, но бойцам он показался длинным, даже бесконечным. Думалось только о том, каково в такие сильные морозы вести бои с партизанами, которые, по слухам, были совсем недалеко.

На следующий день, то есть 22 декабря, отряд войскового старшины Бологова, сделав около 16 верст, перешел в Покровку, заняв последнюю около полудня. По сведениям, собранным у населения, в этот день возможна была встреча с партизанами, и вот, при подходе к Покровке, белые развернулись в боевой порядок и в таком виде вошли в свободное от противника селение. Хотя до темноты было далеко и части свободно могли бы пройти до Саровки и Вербовки, но по особым расчетам отряд должен был остаться в Покровке до следующего утра.

С уходом из Имана в поход колонн генерала Вешневского и войскового старшины Бологова в городе Имане, в распоряжении начгара, генерал-майора Бордзиловского¹⁰¹, остался совсем незначительный гарнизон, состоявший из мелких команд различных воинских частей. Тут были: нестроевая команда Енисказдивизиона – до 30 человек, пеший взвод 1-й сотни того же дивизиона – до 25 человек, какая-то небольшая часть Уссурийского казачьего войска. Означенные нестроевая команда и пеший взвод енисейских казаков в показанное выше число 180 сабель отряда войскового старшины Бологова не включены. Вполне возможно, что в распоряжении генерала Бордзиловского, кроме вышеуказанных трех частей, находились также и другие какие-либо части, но, во всяком случае, это были совсем незначительные по своей силе части.

Рано утром 23 декабря из Покровки на Вербовку выступил один только взвод сибирцев. Остальные части под командой войскового старшины Бологова пошли на Саровку, которая, по сведениям жителей, занималась отрядом конных партизан. К вечеру этого дня, по заданию, белые должны были сосредоточиться в деревне Лукьяновке и Ново-Николаевке. В 11 часов войсковой старшина Бологов занял Саровку. Красных в ней не оказалось – они ушли на восток. Переход этот был невелик – всего 11 верст. Сибирские казаки заняли Вербовку в полдень. В 13 часов 30 минут сибирские казаки выступили из Вербовки, так как им было дано задание к вечеру, около 16 часов, совместно с одной сотней енисейцев занять корейскую деревню Лукьяновку и расположиться в ней на ночлег. В этот день сибирцы, впервые за этот поход, встретились с красными. Вот как описывает эту встречу один из участников: «Уже вечерело. Мы приближались к Лукьяновке. Впереди шел разъезд – сотник Кротков¹⁰² с 5–6 всадниками. Подходя к поселку, они заметили пост красных. Местность здесь ровная. Вправо от деревни идут мелкие кустики, влево поднимается небольшой лесок. Заметив белых, красные поспешили скрыться в этом леске, а белый разъезд, обнаружив врага, развернулся в лаву и рысью пошел на деревню. Местные жители – корейцы, видимо, испугавшись возможности попасть под обстрел, стараясь найти наиболее безопасное место, стали перебегать из фанзы в фанзу. Подъезжающие белые, приняв их за врага, открыли по ним огонь, но, к счастью, ошибка была скоро замечена и огонь по беззащитным корейцам прекращен. Разъезд въехал в Лукьяновку. Здесь от местных жителей белые узнали, что в Лукьяновке находился лишь пост красных – 5 конных. Их след теперь уже простыл. Межу тем, вслед за разъездом в деревню вошли остальные сибирцы. Енисейцев, долженствовавших подойти со стороны Саровки, еще не было видно. Остановившись с большею частью своих людей в западной части селения, войск, старшина Тустановский выслал на восточную окраину Лукьяновки сотника Кроткова с 10 людьми для наблюдения за подходами к деревне со стороны Ново-Николаевки».

В этот же день, после обеда, войсковой старшина Бологов выслал из Саровки в Ново-Николаевку 2-ю сотню енисейцев. Им предстояло сделать 15 верст. Через час после выхода этой сотни, вслед за нею, отправился сам войсковой старшина Бологов с группой всадников, человек в пятнадцать. Еще через час из Саровки по дороге на Лукьяновку выступила 1-я сотня енисейцев. Ее путь равнялся 12 верстам. Наконец, туда же последовали кавалеристы и обоз отряда.

Прошло немного времени с того момента, как сибирцы вошли в Лукьяновку, и вот из-за кустов, откуда-то сбоку, но не с дороги из Саровки, показалась конная колонна. Она выходила на западную часть деревни. Навстречу ей командир Сибирского взвода никого не выслал, но, повскакав на коней, предводительствуемые своим командиром, видимо вообразив, что против них находятся красные, стали поспешно мотать. С недоумением смотрели на поспешно, без выстрела, уходящих по дороге на Вербовку своих станичников люди сотника Кроткова, а также и конные, выехавшие из-за кустов. «Не могут же люди беспричинно драпать?» – думалось сибирцам, оставшимся в восточной части деревни. «Если вышедшие из-за кустов конные – красные, то нужно подумать о том, как бы выйти из беды. Двигаться по улице на присоединение к ядру взвода вряд ли было бы возможно: красные легко могут всех перебить и даже перехватить. Приходилось думать о том, как бы по целине, обойдя деревню с юга, выйти на дорогу подальше от Лукьяновки». Этим временем конные, выехавшие из кустов и остановившиеся было, пришли в себя от неожиданности. До десяти всадников отделилось от колонны и кинулось наперерез уходящему ядру сибирского взвода. В полном беспорядке, что есть мочи, драпали белые. Но вот один из них, сотник Лавринов, как наиболее энергичный, чуть не силой остановил своего комвзвода. Нужно было выяснить положение, и если преследующие оказались бы действительно красными, то следовало бы дать им хоть слабый отпор, иначе все пропало. Комвзвода остановился, остановились и остальные казаки, а вслед за ними немедленно встали преследовавшие их, и тут-то обе стороны опознали друг друга: выехавшие оказались енисейцами, людьми 2-й сотни, которая, сбившись с дороги, вместо Ново-Николаевки вышла на Лукьяновку. Енисейцы и сибирцы съехались. Первые смеялись над вторыми, последние смущенно оправдывались. Соединившись, они все вместе вернулись в деревню.

Не подозревая того, что 2-я сотня находится в Лукьяновке, войсковой старшина Бологов спокойно шел со своими людьми по дороге к Ново-Николаевке и в 14 часов 30 минут был уже перед самой деревней. Здесь, поднимаясь с реки на бугор, он был, неожиданно для себя, обстрелян конным постом красных, который подпустил белых вплотную к себе, не выдав себя преждевременным огнем. Белые не растерялись и мигом спешились, но, увидев, что перед ними красных всего несколько человек, да и то поспешно мотающих в деревню, белые, вскочив на коней, бросились за ними и влетели в деревню. Появления белых красные не ожидали, во всяком случае, сопротивления они белым никакого не оказали. Не было дано даже ни одного выстрела. В панике вылетали они из дворов и домов и вдоль улицы мотали к противоположному выходу из деревни. По одним сведениям, красных в Ново-Николаевке было немного, по другим, их было два эскадрона и все они были пьяны. Говорят, что был момент, когда войсковой старшина Бологов усумнился в том, что деревня занята противником, и у него мелькнуло предположение, что не свои ли вылетают из дворов, дабы встретить своего командира.

Красные бежали из Ново-Николаевки, а войсковой старшина Бологов, не найдя в назначенном пункте своей сотни, отправился в Лукьяновку, находящуюся всего верстах в трех от Ново-Николаевки, на поиски пропавшей сотни. Ее он нашел уже после того, как инцидент с сибирцами был уже исчерпан и люди разведены по квартирам. Погорячившись немного из-за невыполнения командиром сотни приказа, войсковой старшина Бологов все же сотню оставил в Лукьяновке, так как не хотел по пустякам трепать людей. Между 16 и 17 часами, когда уже стемнело, в Лукьяновку подошла 1-я сотня енисейцев и кавалеристы. Первый день передряг закончился.