Текст книги "Последние бои на Дальнем Востоке"

23 декабря, в 2 часа, из Корсаковки на Владимировку выступили части 5-й колонны под командой генерала Сахарова. В голове шла 1-я стрелковая бригада, за нею следовала Поволжская. Небо было без единой тучки, и высоко по небу плыла яркая, полная луна. Она должна была зайти перед самым рассветом. По узкой, извивающейся протоке, вернее – ручью, соединяющему Амур с У сурой, шла дорога на Владимировку. Проводником белые взяли одного из корсаковских жителей.

Стали приближаться к Амуру. Генерал Сахаров и другие начальствующие лица выехали вперед. Противоположный берег едва виден. Где Владимировка? Проводник, видимо, сам запутался и точно указать, где расположена деревня, не мог. Долго в бинокли рассматривали белые противоположный берег, но безуспешно. Этим временем другие белые искали подходящего спуска на лед Амура, ибо берег был крут, и попытавшиеся спуститься напрямик скатились вниз, как с горы, и зарылись в снег. Наконец нашли спуск.

Этим временем подтянулась и колонна, по которой уже прошел приказ возможно меньше шуметь, не курить и не разговаривать: опасались, что переход через Амур в лунную ночь будет замечен красными сторожевыми постами и разъездами. Аыжники в белых халатах пошли вперед. Первые ряды оставшихся на острове застыли в напряженном внимании. Того и гляди, что раздастся выстрел, потом другой, завяжется перестрелка. Как тогда будет происходить переход? А сзади все подходят, уже напирают…

Вот появилась фигура в белом халате и капюшоне – это лыжник. Они уже прошли через Амур и на той стороне постов красных пока не обнаружили. Темная колонна стала спускаться на лед могучей реки, освещенный луною. Пока красные не замечают белых, во всяком случае, признаков этого нет. Части спешат перейти реку. Быстро идут бойцы. То тут, то там хрустнет лед. Сугробы снега чередуются с пространствами голого, скользкого льда…

Около 4 часов головные части 5-й колонны перешли реку. Проводнику было приказано вести на Владимировку, а перейдя Амур, белые вышли в кусты. Сплошною стеною тянутся они по берегу, спускаются к самому льду. По словам проводника, деревня находится где-то здесь, за кустами. Полковник Александров, начальник 1-й стрелковой бригады, думая, что он находится уже у околицы, отпустил проводника, ибо тот твердил все одно и то же: «Тут где-то, совсем близко, рядом», но указать, куда надо идти, прямо ли, направо, налево, он не мог. Прапорщик Коченгин, командир 1-го, имени Бессмертного, эскадрона Егерского полка, с 10 всадниками был выслан вправо, вниз по Амуру, искать Владимировку. Кто-то пошел влево с тою же задачей. Стрелковые полки (егеря и уральцы) были рассыпаны в цепи и двинуты в кусты. Прошло несколько минут. Деревни не оказалось, не было и следов ее. Конные не обнаружили поблизости какого-либо жилья. Отпуск проводника оказался преждевременным. Ошибка эта была замечена всего через несколько минут после его ухода, но посланные за ним конные нигде не могли его разыскать. Это вполне понятно, ибо обмундирование белоповстанцев было настолько разнообразно, что проводник, все время стремившийся ускользнуть домой на теплую печь подальше от греха, не выдавая себя, в ночном полумраке свободно мог остаться незамеченным. Его не нашли, делать было нечего – нужно было самим белым искать деревню.

Через некоторое время после отъезда вниз по Амуру прапорщика Коченгина вслед за ним, в том же направлении отправился исполняющий должность начальника штаба бригады поручик Эссен с двумя всадниками. Все трое пошли по льду реки, саженях в ста от берега. Никто по пути не встречался. Заметив первые признаки жилья, поручик Эссен послал к начбригу одного всадника. С другим продолжал ехать дальше так же открыто, как ехал до сих пор. В этом месте река делает излучину, и, срезая ее, поручик Эссен удалился от берега на большее расстояние. Но вот он получил неопровержимое доказательство того, что деревня под боком: он увидел в полумраке коней, ведомых на водопой к проруби. Белые всадники остановились. Ухо ясно различало пофыркивание коней, некоторые выкрики людей. За первой партией коней шла другая, третья. Каждый человек вел по нескольку коней; так всегда делают солдаты и редко крестьяне. На одного «дядю» приходилось по три-четыре коня. Кони подходили беспрерывной вереницей… Дабы не возбуждать особых подозрений, белые не торопясь, шажком пошли назад.

Рассыпанные белые цепи долго и безуспешно мотались по кустам. Недалеко от берега, параллельно реке, проходила хорошо езженная дорога. На север от нее опять тянулись кусты. Блуждая по этим кустам, стрелки только путались. Деревни все не было. Только в 5 часов 30 минут конные 1-й бригады обнаружили верстах в двух к востоку от места перехода Амура белыми частями какую-то деревню. Разбираться, была ли это Владимировка или другой какой поселок, не приходилось: люди, пробывшие три с половиной часа на морозе, основательно промерзли. Особенно давали себя знать последние полтора часа, проведенные частью бойцов в стоянии или топтании на месте. Пробивал «цыганский пот». Частям приказано идти в деревню.

Вглядываясь в десятиверстку, убеждаешься, что при движении по протоке колонна, перейдя Амур, безусловно должна была оказаться к западу от Владимировки, но так как в прошлом не раз случалось, что действительность не совпадала с картой, то и в данном случае полковник Александров был прав, что, не доверившись карте, стал собственными средствами искать деревню. Ошибка с преждевременным отпуском проводника могла привести к печальным результатам, если бы случайно последний оказался активным красным, тогда бы обстановка при завязке боя была бы тяжелой для белых.

В деревне Владимировке имеются только две большие улицы, перпендикулярные одна другой. Одна из них, идущая с запада на восток, является продолжением дороги на Самарское, для краткости в последующем изложении назовем ее «Первой». Восточным концом своим Первая улица упирается в другую большую улицу, идущую от берега Амура и переходящую на северном конце деревни в дорогу на Покровку. Эту улицу назовем «Второю». На северной околице, по дороге в Покровку, небольшая группа дворов оторвалась от линии домов Второй улицы, приняв несколько к востоку и отделяясь от остальной деревни пустырем шагов в полтораста. Вблизи Второй улицы, в северной части деревни, имеется не то маленькая церковка, не то часовенка. Несколько проулков выходит на вышеуказанные две улицы. На западе, перед околицей деревни, проходит овраг. Видимо, по нему бежит ручей, так как на дороге имеется небольшой мостик. Берега оврага при дороге на Самарское весьма пологи и только в некоторых местах могут служить достаточным прикрытием для стрелка с колена. Дальше, к северу от дороги, овраг отходит от плетней и огородов. Вместе с тем берега его становятся круче, местами совсем отвесными. К востоку от Второй улицы никаких проулков нет. Здесь сразу же за задами дворов тянется глубокий овраг с крутыми и даже отвесными берегами. Этот овраг дает несколько разветвлений. К востоку и западу от деревни идут нескончаемые кусты, иногда перемежающиеся лужками. К северу от деревни, вдоль дороги на Покровку, – пашни с кустами и редкими деревцами по межам. Местность от Владимировки к Покровке заметно повышается, и дорога, большею частью, бежит в гору. Один или два раза ее пересекает глубокий овраг. Все же во всем районе нет каких-либо значительных гряд или отдельных высот. В заключение следует указать, что район Первой улицы Владимировки заселен молдаванами, а район Второй – малороссами.

Поворачивание белых цепей в кустах, среди оврагов, при наступившем сумраке, ибо луна уже зашла, являлось делом не легким и повело к тому, что порядок в 1-й бригаде нарушился. Озябшие люди спешат к жилью. 1-й артиллерийский дивизион и Конно-Егерский полк (обе эти части действуют как пехота), свернувшись в походные колонны, по камням, корням и льду быстро двигались на восток к обетованному жилью. Отдельные конные, разведчики и связь, на рысях сновали туда и сюда, передавая приказания. Полки Поволжской бригады, успевшие было развести костры на берегу реки и обогревавшиеся вокруг них, стали строиться, свернувшись также в походные колонны, сразу же нажали на части 1-й бригады и до некоторой степени перемешались с ними. Егеря и уральцы, зашедшие по кустам далеко к северу от дороги Владимировка – Самарское, через конную связь получили сообщение о якобы состоявшемся уже занятии деревни Владимировки белыми частями, а потому, свернувшись в походную колонну, бойцы этих полков стали беспечнее. Отдельные бойцы и звенья, оторвавшись от своих частей и не получив последнего приказания, все еще продолжали поиски деревни прямо перед собою.

Возвращаясь к своим после только что сделанного открытия, поручик Эссен отъехал от деревни совсем не так далеко, как наткнулся на начбрига – полковника Александрова. Штаб бригады, артиллеристы и конно-егеря шли на деревню. После этого поручик Эссен поехал опять вперед, дабы найти прапорщика Коченгина и предупредить его о возможной встрече с красными.

Каких-нибудь саженях в пятидесяти от полковника Александрова поручик Эссен напоролся на прапорщика Коченгина и его «бессмертников», стоявших в кустах и высматривавших деревню и подходы к ней. Заметив подъезжающего начштаба, «бессмертники» двинулись вперед. Поручик Эссен хотел было предупредить их, чтобы остановились, но было поздно. «Бессмертники» были уже на открытом месте перед околицей. Никто не окрикнул их, и никто не открыл огня по ним. Поручик Эссен нагнал «бессмертников» и вместе с ними въехал в деревню. Следует отметить, что во Владимировке большинство плетней были заменены крестьянами заборами из колючей проволоки, надо полагать расхищенной в свое время из складов Хабаровска. «Эге, выматывать-то из деревни-то будет скверно», – подумали белые всадники.

Только проехали белые ворота, как из первой же избы на дровнях, с бочонком на них, выехал мальчик по воду. «Есть красные?» – задали белые вопрос мальчику. «Были, ночевали, да ушли, вот и солома, где караул был, а один сидит в избе», – был ответ. «Ну, так подавай его». Через мгновение красный вышел из избы. «Какой части?» – «Такого-то кавалерийского». – «Почему остался?» – «Жду Вас». – «Где части?» – «Ушли в Самарку». Этого было достаточно. С одним всадником бывший красноармеец был отправлен к генералу Сахарову.

Весть о том, что деревня свободна, быстро разнеслась по рядам белых. Люди еще прибавили шаг, и вместе с тем, конечно, еще более стали мешаться многочисленные мелкие части и повозки. Наступал рассвет… А тем временем в деревне кто-то из проехавших в глубь ее обнаружил в восточной части деревни какое-то подозрительное движение и наличие постороннего элемента. Правда, никто не мог сказать определенно, что видел красного.

Группа белых всадников – «бессмертники» с прапорщиком Коченгиным и поручиком Эссеном двинулись в глубь села. На поперечной улице заметно какое-то движение. Одиночные фигуры, как будто бы вооруженные, то и дело шли в сторону Покровки. На Первой же улице никого не было. Продвигаясь дальше, белые уверились в том, что Вторая улица занята красными. Хорошо бы поймать «языка»… Тут как тут из одной избы вышел солдат с котелком; почти в тот же момент из другой избы вышел другой солдат и также с котелком. Надо полагать, что они шарили по избам, стараясь найти молоко. «Какой роты?» – грозно окликнул начштаба 1-й стрелковой. «Такой-то», – ответил солдатик. «Почему здесь?» – последовал второй вопрос. «Да вот, молоко хочу купить». – «А где другие?» – «Да вот там, строятся». Поручик Эссен был одет в зеленую английскую шинель, цветных или золотых погон у него нашито не было. Остальные всадники были одеты кто в полушубки, кто в задрипанные шинели; у прапорщика Коченгина было нечто вроде зипуна. Долго сравнительно беседовал белый всадник с двумя товарищами, те все еще не отдавали отчет, с кем имеют дело. «Ну хорошо, идите-ка за нами». Тут красные поняли, побледнели, переглянулись. Белые всадники тесно обступили их и, дабы опять же не возбуждать подозрения, шажком направились назад по Второй улице к выходу из деревни. У всех было желание оглянуться, пришпорить коня и мотануть во весь опор, но это могло погубить самих же. Только отъехав на полрасстояния, один из всадников, по приказанию, пришпорил своего коня и, вырвавшись вперед, полным махом пошел к своим, дабы предупредить.

Было уже совсем светло, и полковник Александров со штабом, Артиллерийским дивизионом и Конно-Егерским полком вышел из кустов на небольшой пригорок в нескольких десятках саженей от западной околицы деревни. Только эти две части, общей численностью не более 200–250 штыков и 25–35 сабель, были в данный момент у него в руках. Егерский и Уральский полки, коим было послано приказание идти в деревню, еще болтались где-то позади в кустах. Получив сведения о возможном присутствии в деревне красных, полковник Александров послал конного к стрелковым полкам поторопить их. Каких-либо определенных заданий полковник Александров в этот момент давать им все же не мог. По получении доклада от старшего квартирьера, полковник Александров приказал: 1. Мусульманскому эскадрону (пеший) поручика Шишканова Конно-Егерского полка (около 50 штыков) рассыпаться по самому берегу Амура. 2. Артиллерийскому дивизиону (пехота) занять центральный участок, рассыпавшись по дороге, вправо и влево от нее (около 90 штыков). 3. Остальным эскадронам (все пешие) Конно-Егерского полка рассыпаться левее артиллеристов (всего от 70 до 100 штыков). 4. Всем конным 1-й бригады, находившимся в этот момент вблизи начбрига, отправиться на крайний левый фланг, в обхват деревни, в целях занятия дороги на Покровку (всего 20–25 всадников).

Развернув эти части в овраге перед самой околицей, полковник Александров хотел было подождать подхода стрелковых полков, но в это время колонна Поволжской бригады, люди, повозки, подошли вплотную к самым цепям артиллеристов, и генерал Сахаров, ехавший впереди, узнав, что о противнике ничего определенного не известно, приказал не задерживаться и двинуть цепи.

Белая цепь поднялась. Мусульманский эскадрон поручика Шишканова пошел вдоль берега, офицерский взвод Артиллерийского дивизиона (около 20 штыков), под командой подполковника Баевского, – по самой улице и правее ее, стрелковая рота Артиллерийского дивизиона (около 70 штыков при 3 офицерах), под командой штабс-капитана Решетникова¹⁰³, перелезла через плетень и, по задам и огородам, двинулась левее улицы; на самом левом фланге цепи шел 1-й эскадрон Конно-Егерского полка (около 50 штыков при 4 офицерах) – поручик Мещариков.

К утру 22 декабря в деревне Владимировке оказались Особый Амурский стрелковый полк с остатками 4-го кавполка и четырьмя орудиями и 6-й стрелковый полк при двух орудиях. Особый Амурский был расквартирован по Первой улице, 6-й – по Второй улице. Весь день 22-го красные провели во Владимировке. Наступила ночь на 23 декабря. Красные остались ночевать. Полевые караулы были выставлены, но наблюдения за рекой, очевидно, не было, ибо, имей красные хотя бы один пост на реке против самой Владимировки, от их взоров не могло бы скрыться движение темной колонны по освещенному луною льду реки, хотя бы оно и происходило в 2 верстах. Также пост на Амуре должен был бы заметить огонь и дым костров, разведенных чинами Поволжской бригады. Впрочем, возможно, что пост на Амуре у красных был. В таком случае о движении белых красным не стало известно вот почему: как указано выше, 6-й полк занимал район Второй улицы и выставлял охранение на восток от деревни в направлении на Хабаровск, Николо-Александровское и Покровку. Район Первой улицы был занят Особым Амурским полком, и этот полк должен был, и надо полагать, так было на самом деле, выставлять охранение в сторону Самарского и на Амур в сторону Корсаковки. Вся беда оказалась в том, что штабы Особого Амурского и 6-го полков не имели связи между собою.

В 2 часа 23 декабря командир Особого Амурского полка товарищ Попов получил приказ комвойсками Востфронта, отданный еще в ночь на 22 декабря, занять полком поселки по Амуру, Самарку и Орловку. Командир Особого Амурского немедленно снял свое сторожевое охранение и увел полк с приданными к нему частями в Самарское. С уходом частей товарища Попова в деревне Владимировке остались части 6-го полка при двух орудиях 2-й батареи под командой товарища Нельсон-Гирста. Последний не только не выставил сторожевого охранения, но даже не принял мер к непосредственному охранению своих отдыхающих частей со стороны Самарского и Корсаковки. Почему же он этого не сделал? Я. Покус не дает ответа на сей вопрос, но ответ напрашивается сам собою: 6-й полк имел охранение на восток; на юго-запад не имел, потому что охранение с этой стороны должно было нестись Особым Амурским, а последний, надо полагать, уходя из Владимировки, не счел нужным предупреждать командира 6-го полка об этом на том основании, что последний не выслал связи в штаб Особого Амурского. Возможно, впрочем, что командир Особого Амурского отправил связь к командиру 6-го полка с сообщением об уходе из деревни, но связь в темноте не могла или недостаточно усердно искала штаб 6-го полка и, опасаясь отстать от своих, возвратилась к полку, не поставив в известность командира 6-го полка о происходящем.

Как бы там ни было, но в 6 часов 23 декабря Первая улица деревни Владимировки была свободна от красных войск, на Второй же улице часть красноармейцев была по квартирам, а другая часть, видимо готовясь к выступлению из деревни, выходила на сборное место, в северную часть деревни. Надо полагать, что прорубь, к которой двигалась вереница коней, замеченных поручиком Эссеном, находилась в районе Второй улицы.

Не замечая никакого подозрительного движения, но получая в каждом дворе Первой улицы подтверждения об уходе красных из деревни, бойцы офицерского взвода 1-го Артиллерийского дивизиона продвигались вперед, и скоро цепь их несколько расстроилась. Часть бойцов, сбившись в кучу, шла по улице; некоторые имели винтовки в руках, другие на ремне. Позади этой группы, шагах в двадцати, шел командир дивизиона с адъютантом и ординарцем. Коней своих они вели в поводу. За ними следовал начбриг и чины штаба бригады. Еще далее – колонна Поволжской бригады.

Один или два переулка, пересекающие Первую улицу, остались позади артиллеристов. Белые приближались ко Второй улице. Мысль о том, что деревня свободна от противника, все более укреплялась в рядах белых. Ни вправо, ни влево не слышалось выстрелов.

Вот по Второй улице, со стороны Амура, показалась колонна. Разнообразные полушубки, папахи, конные, пешие, повозки. Люди этой колонны подчас шли на большой дистанции друг от друга, и вся колонна производила впечатление части, оканчивающей большой переход. «Конно-егеря уже вышли с Амура», – пронеслось по рядам артиллеристов, идущих по Первой улице. Колонна, выходящая с Амура, все не кончалась. Временами мелькал интервал, два-три отсталых, затем опять пешие, конные, повозки. В голове на мгновение мелькала мысль: «Что-то больно много уж у конно-егерей повозок?» Но что-то убаюкивало, и эта мысль исчезала, не возбуждая особого сомнения или подозрения у белых бойцов. «А кто его знает, сколько у кого повозок». Люди колонны, пересекающей артиллеристам дорогу, спокойно и добродушно смотрели на приближающихся артиллеристов и продолжали свой путь.

Группа артиллеристов-глудкинцев приблизилась к колонне, выходящей с Амура, на 15 шагов. Бойцы, идущие от Амура, должны были бы обратить свое внимание на белые повязки почти что у каждого стрелка колонны, выходящей с Первой улицы. Погоны и кокарды, а особенно несколько форменных артиллерийских фуражек мирного времени, с черным бархатным околышем и белыми кокардами на них, должны были бы произвести определенное действие на чинов, идущих с Амура, но красноармейцы, а это были они, шли спокойно и равнодушно посматривали на белые повязки, на артиллерийские фуражки с кокардами, на погоны. Бойцы обеих колонн все еще считали друг друга за своих. Ряд повозок с телефонным проводом и колючей проволокой, в конце концов, раскрыл глаза прапорщику Беляцкому – он был произведен в офицеры из старых пехотных фельдфебелей, и опыт его подсказал ему.

– Красные! – закричал прапорщик Беляцкий.

Бойцы обеих колонн на мгновение опешили, остолбенели, затем шарахнулись друг от друга, но прапорщик Беляцкий приложился и выстрелил раз, другой… За винтовки схватились и другие артиллеристы. Белые двинулись вперед. Повозки красных понеслись. «Враг в деревне», – неслось по рядам красных. У них началась паника.

Колонна красных оказалась смятой, но огонь, открытый сначала белыми, а потом и красными, дал возможность последним отскочить за плетни во дворы. Тем не менее, многие красноармейцы кидали винтовки и, поднимая руки, сдавались. Егерский пулемет, приданный артиллеристам, уже трещал на перекрестке улиц. Прапорщик Филатов крикнул: «Товарищи, бросай винтовки, ничего не будет!» Его поддержали другие: «Товарищи, сдавайтесь». Стрельба смолкла, с поднятыми руками подбегали к белым сдающиеся красноармейцы. Ряд выстрелов со стороны красных приостановил дальнейший переход красноармейцев на сторону белых. Перестрелка завязалась опять. Первые косые лучи солнца скользнули по земле, длинные тени побежали от домов… Щелкали затворы в синих, замерзших руках бойцов. У некоторых винтовки не стреляли и курки плавно спускались… «Товарищи, сдавайтесь»… Эскадрон поручика Шишканова выходил с Амура. Красные, отскочившие от перекрестка к югу, засевшие там в одной хате и успешно отбивавшиеся от артиллеристов, принуждены были теперь покинуть эту хату. Они очищали дворы и отходили в кусты за глубокий овраг. Белые бойцы следовали за ними.

В то время как офицерский взвод Артиллерийского дивизиона завязал уже бой с красными на углу улиц, стрелковая рота этого дивизиона и эскадроны Конно-Егерского полка, идя по огородам и перелезая не раз через плетни и изгороди, немного отстали от офицерского взвода. Стрельба и крик «Ура!» вправо и несколько впереди дали знать бойцам этих частей о завязке боя. Испытанные бойцы прибавили шаг. Уфимские татары-артиллеристы ворвались во дворы Второй улицы… Стрельба в упор, местами в дело пошли приклады и штыки.

Внимание красных приковалось к участку, прилегающему к перекрестку, и по наступающим конно-егерям даются только отдельные беспорядочные выстрелы. Поручик Мещариков со своим 1-м эскадроном наступал на крайние пять хат. Его впечатление: сильная стрельба вправо, редкий огонь по фронту. Беглым шагом эскадрон шел по огородам к хатам. Решительным ударом захвачено три двора. После этого часть людей направлена была вправо – на прикрытие фланга.

Помощник командира Конно-Егерского полка подполковник Русаков, поручик Мещариков с группой чинов Конно-Егерского полка направились к группе хат, находящихся на отлете от линии дворов Второй улицы. Здесь конно-егеря и артиллеристы наткнулись на два трехдюймовых орудия, стоявшие без упряжек, и захватили их. Действительное сопротивление у орудий оказал только один красноармеец, вероятно, часовой. Он чуть было не убил подполковника Русакова. Прапорщик Дегтярев спас последнему жизнь, заколов в спину красного. Произошла рукопашная схватка. Конно-егеря потеряли убитым одного унтер-офицера.

В одной из хат были взяты в плен начальник боевого участка и комполка 6-го стрелкового – товарищ Нельсон-Гирст и его адъютант. Белые ворвались в хату в тот момент, когда красные командиры одевались и поспешно собирали свои манатки.

Удар белых был так неожидан для красных и так стремителен, что красные артиллеристы не успели даже вывести со двора заамуниченные орудийные упряжки. По внешнему виду орудия были в порядке – одно в полном, у другого недоставало замка. Видимо, красные сняли и унесли его, так как поблизости белые найти его не могли. Многие красноармейцы не оказывали сопротивления; одни бежали, другие сдавались. Большинство нагнанных сдавались сразу же. В плен был взят, между прочим, командир артиллерийского взвода – товарищ Ручкин. Конно-егеря захватили не то 22, не то 26 коней, часть из них – рослые, в хорошем теле, орудийные.

Между тем отхлынувшие красные, отскочив в кусты, открыли сильный огонь по дворам, занятым белыми. Возможно, что у них было желание отбить орудия. Опасаясь за судьбу орудий, конно-егеря стали выводить упряжки со двора. Подпрапорщик Каликин, бывший артиллерист, давал указания по запряжке коней в орудия. К этому времени уже выяснилось, что вся Вторая улица занята белыми. Под огнем противника орудия были отведены белыми в середину деревни.

После отвода орудий огонь со стороны красных стал стихать. Красные оттянулись в кусты. Белые на них не наседали – замерзшим, утомленным белым бойцам нужен был хоть кратковременный отдых, дабы обогреться.

Конные глудкинцы, в числе 20–25 человек, собранные, что называется, с бору да с сосенки, пошли влево, имея задачей охват деревни и выход на дорогу Владимировка – Покровка. В числе этих 20–25 человек были офицеры, солдаты, чиновники, чины штаба бригады, «бессмертники», артиллеристы, конно-егеря на рослых и мелких, орудийных, обозных и разведческих лошадях. Друг друга чины эти хорошо не знали, а некоторые из них совершенно не годились на роль рядового бойца – всадника или стрелка.

Вдоль изгороди отряд шел по ложбине, покрытой кустами. Вот справа, со стороны деревни, донесся ряд выстрелов – там начался бой. Продвигаясь дальше, отряд вышел из кустов, и тут неожиданно белые увидели мчащиеся повозки и красноармейцев, бегущих в полном беспорядке по дороге из Владимировки. Хотя белые и двигались, имея своею задачею выход на дорогу и преграждение красным пути отхода, тем не менее, встреча эта оказалась неожиданной для белых: не имея хорошей карты, они (на десятиверстке Владимировка помечена едва заметной черточкой) предполагали, что дорога проходит значительно правее (восточнее). Не слезая с коней, белые всадники открыли огонь по красным и продолжали продвигаться вперед. Красные стали отвечать, их огонь постепенно усилился. Не решаясь на конную атаку, белые остановились, спешились и, заняв канаву, вдоль которой проходила изгородь, открыли огонь по бегущему противнику. Полковник Беттихер – солидный штаб-офицер, бывший на японской войне в офицерском чине, со своего высокого и тяжелого коня не слез, но, сидя на нем, взирал на бой. Сам он не стрелял, мишенью же являлся превосходной, и красные, быть может полагая, что это не рядовой боец, а «самый старший», стреляли по нему. Но Бог полковника хранил. Его сослуживцы советовали ему отъехать немного назад, в кусты, но полковник и слышать об этом не хотел. Страдая глухотой, он свиста пуль не слышал, а спокойный конь лишь поводил ушами. Оба они отделались весьма дешево – у полковника в нескольких местах оказалась простреленной одежда, вот и все. Так как стрельба одного чиновника-делопроизводителя (К.) вряд ли давала положительные результаты, то его сосед-офицер (капитан Суханов) предложил чиновнику не тратить зря патронов и ограничиться подачей их ему. Чиновник согласился и с большим усердием в дальнейшем подавал обоймы своему соседу. Следует указать, что в числе 20–25 всадников были и превосходные стрелки и всадники, но тем не менее наличие в этом отряде вышеуказанных чинов весьма показательно, ибо дает ясное представление о том, что мог выполнить такой отряд.

Под огнем белых красные мотали. По временам некоторые красноармейцы останавливались и давали несколько выстрелов по белым.

Неожиданно из кустов, что остались за спиной белых, выехало до 20 конных. Занимавшие канаву и выехавшие от неожиданности на мгновение замерли; обеим сторонам стало жутко, но почти тотчас же выяснилось, что выехавшие были всадниками 1-го кавполка, которому была поставлена задача выхода на дорогу Владимировка – Покровка наперерез красным. Увидев, что они попали не совсем туда, куда им нужно было, конные 1-го кавполка ретировались и скрылись в кустах.

Между тем огонь со стороны красных стал стихать. По дороге никто уж больше не бежал. Тогда конные-глудкинцы решили покинуть свою позицию, и так как двигаться вперед не было охоты, то наличие впереди находящейся изгороди было признано за достойный предлог для движения на присоединение к частям бригады по той же дороге, по которой пришли сюда.

Въехав в деревню на Первую улицу со стороны Самарского, конные увидели стоящее у забора одно орудие с полной упряжкой. Оно было отведено, как описано выше, с ближайшего к Покровке края деревни и находилось в распоряжении штабс-капитана Решетникова. Старший офицер 1-й батареи 1-го стрелкового дивизиона капитан Суханов, бывший в числе конных-глудкинцев, принял орудие, а позднее узнал, что захвачено также и другое орудие.

Втягивающиеся в деревню по Первой улице полки 1-й стрелковой и Поволжской бригад слышали впереди, в середине деревни, ружейную и пулеметную пальбу. Перед околицей уральцы наткнулись на 1-й кавполк, шедший вдоль задов деревни на север. По Первой улице роты втягивающихся в деревню полков шли быстрым шагом, почти бегом. Тут же они встретили штабс-капитана Решетникова с одним отбитым у врага орудием. Как это приподняло дух белоповстанцев! «Наши отбили пушку», – прокатилось по рядам. Усталости как не было, сильного мороза никто не замечал. Все рвались вперед. Выбежав на Вторую улицу, белые стрелки-глудкинцы увидели нестройную толпу красных, точнее, их спины, бегущих по дну большого оврага, что проходит на задах Второй улицы.

Вся деревня была в руках белых. Они взяли батарею, начальника боевого участка, нескольких красных командиров, значительное число пленных (Я. Покус потери красных во Владимировке определяет «до 200 человек пленными, 6 пулеметов и 2 орудия»), но бой все же нельзя было считать законченным. Отхлынувшие из деревни красные стрелки начинали скапливаться в кустах. Правда, это стоило уцелевшим красным командирам больших усилий, ибо, как свидетельствует Покус, «взбудораженные неожиданными выстрелами в деревне, красноармейцы в беспорядке бросились бежать на Покровку».

На северный конец деревни был выкинут Егерский полк, уральцы находились в домах средней части Второй улицы. Артиллеристам и конно-егерям было разрешено отойти в хаты – погреться, но часть их все еще продолжала лежать в цепях. Поручик Эссен, отправившийся на северную окраину, дабы познакомиться с обстановкой на этом участке, наткнулся на группу егерей, толкающихся вокруг захваченных у красных кухонь и шатающихся по дворам. Пройдя далее, он встретил командира Егерского полка подполковника Зултана, который заявил, что «дело дрянь, своих бойцов совсем мало, а красных много, и они нажимают, придется немножко отойти», – закончил подполковник Зултан. На это поручик Эссен возразил, что если командир Егерского полка соберет своих без дела болтающихся по дворам чинов, то не только можно будет остановить красных, но и отбросить их назад. Подполковник Зултан спросил, где видел поручик Эссен его людей, «разве есть они в деревне?». В результате за праздно болтающимися был послан офицер, а адъютант Егерского полка поручик Федоров отправился к начбригу с просьбой о присылке подкрепления.