Текст книги "Белые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии"

Сотрудники ASIO взяли заведение под постоянный присмотр в 1950–1951 годах, когда клуб часто посещал советский дипломат и будущий перебежчик Владимир Петров. Обычно он приходил туда вместе со своим другом (и осведомителем ASIO), доктором Михаилом Бялогуским[832]832
  Michael Bialoguski. Op. cit. P. 10–15.


[Закрыть]. Часто они появлялись в клубе даже не вдвоем, а втроем – в компании подруги Бялогуского Лидии Мокрас, бывшей советской гражданки и ди-пи, имевшей в прошлом, по ее собственному утверждению, связи с НКВД; и Петров, и глава ASIO подозревали, что она работает на «другую сторону». (Бялогуский, сам работавший на обе стороны, так и не смог понять, кому она поставляет сведения, если вообще поставляет[833]833
  NAA, A6119 4715: МОКРАС, Лидия, vol. 2; Michael Bialoguski. Op. cit. Pp. 63–70.


[Закрыть].) Притом что слежку ASIO за посещениями клуба Петровым можно назвать образцовой (наверное, благодаря Бялогускому), от внимания спецслужбистов полностью ускользнули визиты Гордеева и его попытки завязать там контакты с бывшими ди-пи, возможно, желавшими репатриироваться. Единственное содержательное донесение о Гордееве поступило в ASIO от отделения в штате Виктория – там рассказывалось о его попытках установить контакты с ди-пи во время посещений Мельбурна[834]834
  NAA: A6122 2739, Survey of Contacts Made by Soviet Embassy Personnel in Victoria (November 1952 – November 1953), 22 декабря 1953 г.


[Закрыть].

Обычной мерой, какую применяли в ASIO в отношении нежелательных лиц, было установление надзора. Теоретически была возможна и депортация, но к этой мере почти не прибегали – лишь в особых политических случаях, и еще более осмотрительно в отношении мигрантов-ди-пи, которых нельзя было выслать на родину – только обратно в те лагеря перемещенных лиц, откуда они и приехали в Австралию. Использованию такой крайней меры упорно противились и IRO, и власти Германии, а после закрытия IRO в 1951 году депортация стала практически невозможна[835]835
  О трудностях, возникавших с высылкой перемещенных лиц обратно на их родину или в Германию, см. NAA: A6980 S250240, Deportation of Displaced Persons – Policy (1949–1955). Высылка перемещенных лиц происходила редко, даже не по политическим причинам, но такое все же случалось: см. выше случай наполовину русского, наполовину поляка Мстислава Хлопова. Согласно данным, которые обнародовал в 1951 г. Холт, «из 128 тысяч новых австралийцев только 40 человек были возвращены под опеку IRO, и то в основном из-за проблем, связанных с их трудоустройством» (т.e. с нарушением трудовых контрактов с их стороны). Он сообщил о 700 постановлениях о высылке, выпущенных за период с 19 декабря 1949 г. по 24 сентября 1951 г., из которых выполнены были 359 – большинство депортированных мигрантов оказались британцами, меньшие количества составляли китайцы, голландцы, итальянцы, норвежцы, шведы и поляки. (Отметим, что у большинства этих людей была родная страна, куда их можно было выслать, а с перемещенными лицами дело чаще всего обстояло иначе.) В списке 359 депортированных оказалось по одному уроженцу каждой из трех Прибалтийских республик, один был уроженцем Украины, и еще три значились лицами без гражданства (ни один не был назван русским): CPD, no. 48, 27 November 1951. Р. 2838.


[Закрыть]. В 1951 году Гарольд Холт заявил, что единственным мигрантом, высланным обратно в Европу по политическим причинам, был один коммунист-организатор[836]836
  Jayne Persian. Beautiful Balts…P. 168 (цитируется Sunday Telegraph, 1 April 1951).


[Закрыть]. Возможно, он имел в виду Грегора Лаха, депортированного в марте 1950 года, хотя определение «коммунист-организатор» как-то плохо вяжется с выдвинутыми против него обвинениями. Лах – русский, чье настоящее имя было Михаил Колосов, бывший офицер Красной армии – был депортирован на основании негативной информации, содержавшейся в донесении Кита Тербейна, сотрудника спецслужб Австралии, который находился в американской зоне оккупации Германии. Это донесение основывалось на данных, поступивших от разведки США, что Лах, будучи ди-пи и заведуя русским книжным магазином в Германии, продавал из-под прилавка советские книги и принимал подозрительных посетителей, что, вероятно, изобличало в нем советского агента. Иными словами, поводом для высылки послужило его поведение не в Австралии, а в Германии.

По прибытии в Австралию в августе 1949 года Лах (по документам – польский украинец) объявил властям, что, желая быть до конца честным, должен сообщить: он – бывший советский офицер и член ВКП(б). Мотивы его остаются неясны, но, возможно, таким образом он как бы подавал знак ASIO, рассчитывая, что его сигнал заметят и завербуют в агенты. Результат этого поступка оказался непредвиденным: после семи месяцев в лагере Бонегилла Лаха выслали обратно в Европу под опеку IRO. Удивительно, но горячий антикоммунизм Лаха засвидетельствовало множество представителей русской общины в США, в числе которых были скандально знаменитый перебежчик конца 1940-х Виктор Кравченко, бывший глава Временного правительства Александр Керенский и нью-йоркский эмигрантский журнал «Новое русское слово» – все они тщетно протестовали против высылки Лаха из Австралии[837]837
  Подробный рассказ о Лахе: Ruth Balint. Destination Elsewhere… (глава 6).


[Закрыть].

Нацисты и военные преступники

Как утверждал Марк Ааронс, ASIO и министерство иммиграции возможность въезда в страну нацистов тревожила намного меньше, чем возможность въезда коммунистов[838]838
  Отсутствие у правительства сильного желания противиться въезду пособников нацистов стало предметом рассмотрения в работах Марка Ааронса (Mark Aarons. Sanctuary: Nazi Fugitives in Australia…; War Criminals Welcome: Australia, a Sanctuary for Fugitive War Criminals since 1945).


[Закрыть]. И все же, начиная с прибытия первых пароходов с мигрантами-прибалтами в 1947 году, проникновение нацистов в Австралию вызывало определенное беспокойство и в правительстве, и в отдельных частях общества. Еврейский совет бил тревогу из-за «антисемитизма и склонности к фашизму» мигрантов-латышей, прибывавших на этих судах[839]839
  Mark Aarons. War Criminals Welcome… Рp. 249–251.


[Закрыть]. После того как в 1948 году прибыла «Дерна» с большой группой евреев на борту и разразился скандал из-за приезда евреев-коммунистов, незамедлительно последовали ответные обвинения в адрес прибалтов-нацистов. Евреи и критики, ратовавшие за гражданские права и свободы, неустанно жаловались на то, что в Австралию въезжают нацисты. В 1948 году постоянно сообщалось о том, что среди мигрантов, прибывавших по программе массового переселения, особенно среди прибалтов, есть бывшие эсэсовцы, которые перед поездкой удалили нацистские татуировки. Это стало «нежелательной новостью» для Колуэлла, он отмахивался от подобных утверждений как от «полнейшей чепухи», да и Тасман Хейс из министерства иммиграции, когда его попытался предостеречь глава CIS, оказался столь же непоколебим[840]840
  David Horner. Op. cit. P. 252. Редакцию сиднейского ежемесячного журнала The New Citizen, где преобладали немецкие евреи, очень тревожило то, что в начале 1950-х Австралия принимала в качестве мигрантов немцев, однако проявляла относительно мало интереса к вопросу о въезде в страну восточноевропейских нацистских пособников; исключением стала публикация в т. 7, № 6 от 15 июня 1952 г. исследования «Русские пособники нацистов в США», проведенного Анатолием Гольдштейном для нью-йоркского Института по делам евреев (Institute of Jewish Affairs). Речь там шла об антисемитизме и профашистских настроениях среди солидаристов, власовцев, монархистов и украинских националистах в США.


[Закрыть]. В письме, написанном в ноябре 1949 года и адресованном министру иммиграции Колуэллу, Джулиан Роуз из сиднейского Еврейского совета по борьбе с фашизмом и антисемитизмом приводил выдержки из «заявлений членов экипажей и пассажиров кораблей с мигрантами, из которых следовало, что в Австралию под видом перемещенных лиц в действительности въезжают нераскаявшиеся нацисты»[841]841
  NAA: A434 1949/3/29470, Sydney Council to Combat Fascism and Anti-Semitism – Security Screening of Displaced Persons.


[Закрыть]. Били тревогу также коммунисты и левые профсоюзные активисты, глава регионального отделения Федерации рабочих-строителей штата Виктория выражал обеспокоенность тем, что «некоторые из перемещенных лиц оказались беглыми военными преступниками, и под влиянием своего пронацистского прошлого они могут выступить как штурмовики и разрушить профсоюзное движение»[842]842
  Цитируется в: Jayne Persian. Beautiful Balts…P. 167.


[Закрыть].

О чрезвычайно болезненной реакции Колуэлла на любые нападки на иммигрантов-прибалтов уже говорилось выше. Так же отреагировал он и после того, как в августе 1949 года еврейское издание The New Citizen опубликовало редакционную статью, в которой выражалась обеспокоенность тем, что за безобидными декорациями вроде народных танцев в лагерях мигрантов в страну «проскальзывают, минуя крупноячеистые сети проверок, нацисты и фашисты», и высказывалось предположение, что проверки могли бы стать намного эффективнее, если бы к ним привлекли натурализованных австралийцев, которые «владеют языками и разбираются в политике». В ответ Колуэлл запальчиво вступился за сотрудников, осуществлявших проверку мигрантов на благонадежность, но полностью проигнорировал вопрос о въезде в Австралию нацистов, попутно отпустив странное замечание о том, что «крикливое меньшинство» вроде Лэнга, по любому поводу критикующее иммиграционную программу правительства, в действительности движимо антисемитскими мотивами[843]843
  Dragon’s Seed, The New Citizen, 15 августа 1949 г., перепечатка; 15 октября, вместе с ответом Колуэлла, датированным 31 августа 1949 г.


[Закрыть].

В 1949–1950 годах уровень тревоги поднялся, и проблему подхватили ведущие печатные издания. Информация о бывших нацистских пособниках поступала от других пассажиров, которых репортеры опрашивали прямо в порту. Генерал-майор Ч. Э. М. Ллойд, представитель IRO в Австралии, так испугался негативного освещения этой темы в прессе, что запретил журналистам из нескольких газет встречать суда в порту. Два репортера, нарушившие запрет и ненадолго пробравшиеся на борт парохода «Амарапура», который только что прибыл из Неаполя и привез более 600 мигрантов, услышали от членов экипажа (британцев) и пассажиров, что среди ди-пи находится «много бывших нацистов и солдат, воевавших за Германию», и, разумеется, опубликовали полученную информацию[844]844
  Mark Aarons. War Criminals Welcome… Р. 258. Газетами, на которые распространился этот запрет, были Sydney Sun и The Daily Telegraph.


[Закрыть].

В первые послевоенные годы IRO и австралийское правительство придерживались единого мнения, что люди, служившие в воинских подразделениях под немецким командованием во время Второй мировой войны, не имеют права на статус перемещенных лиц и на переселение в Австралию. Это затронуло большое количество русских ди-пи и эмигрантов первой волны в Европе, которые в прошлом служили в Русском корпусе, в армии Власова и в казачьих отрядах, воевавших в составе вермахта. В первые годы у этих людей возникали трудности с переселением, потому что, согласно постановлениям IRO, они приравнивались к другим коллаборационистам и военным преступникам и не могли рассчитывать на помощь этой организации. Правительство Чифли поначалу следовало той же линии, и Колуэлл объявил в 1947 году, что «никто из воевавших против нас на той войне» не будет допущен в страну[845]845
  Это заявление было сделано Колуэллом в ответ на вопрос о деле Бандмана в мае 1947 г.: CPD, no. 21, 21 May 1947. Р. 2651.


[Закрыть].

Колуэлл пришел в большое замешательство, когда выяснилось, что несколько мигрантов с правом на высадку, чей приезд был спонсирован еврейскими организациями, оказались в действительности немцами, служившими во время войны в вермахте. Поручителем одного из них, Герберта Бандмана, выступил муж его сестры, еврей, очевидно, сам иммигрировавший в Австралию до войны[846]846
  Бандман, прибывший в Сидней на пароходе «Ян де Витт» 16 марта 1947 г., покинул страны Содружества 7 апреля 1948 г. NAA: B78/GERMAN/BANDMANN HERBERT REINHOLD.


[Закрыть]. Другим был Эгон Карл Лерх, приехавший, как и Бандман, на пароходе «Ян де Витт» в марте 1947 года вместе с многочисленной группой пассажиров-евреев, переселявшихся под эгидой международных еврейских организаций – ХИАС и Джойнта. Лерх спешно развелся с женой-немкой и женился на женщине, чья мать, жившая в Мельбурне, выступила ее поручителем. По еврейским законам, эта женщина была еврейкой по матери, но ее отец (он развелся с ее матерью, успел жениться заново, но его местопребывание было неизвестно) евреем не был. И Лерх, и его жена-блондинка попали под подозрение еще на борту корабля. Другие пассажиры усомнились в том, что она настоящая еврейка, а про ее мужа разлетелся слух, будто он – нацист-эсэсовец, работавший охранником в одном из германских концлагерей. Когда пароход достиг мельбурнского порта, на Лерха уже поступили доносы от других пассажиров и ему запретили высадку. При дальнейшем расследовании выяснилось, что он все-таки никогда не состоял в нацистской партии, но в прошлом служил во флоте и утаил это обстоятельство, когда заполнял анкету при подаче документов на иммиграцию. Лерх получил статус нежелательного иммигранта, ему устроили скандально знаменитое испытание диктантом (которое правительство Австралии с давних пор использовало для отсева нежелательных мигрантов). Диктант Лерх провалил (текст ему дали на румынском языке), и его, как и положено, депортировали. Жене его разрешили остаться в стране (ее еврейство не стали оспаривать), и через некоторое время ее завалили письмами поклонники, предлагавшие ей руку и сердце – как только она оформит развод с «этим ужасным человеком, комендантом концлагеря»[847]847
  NAA: A1068 IC47/27/8. Deportation of Egon Karl Lerch; CPD, no. 12, 21 March 1947, pp. 1015–16; no. 39, 25 September 1947. Рp. 199–200.


[Закрыть].

Cлучай Лерха несколько раз обсуждался в парламенте, отчего Колуэлл впадал в глубочайшее замешательство, и не только потому, что вразрез с принятыми правилами в страну позволили въехать бывшему германскому комбатанту, но и потому, что это произошло в рамках крайне непопулярной политики, а именно, политики допуска в страну еврейских беженцев, имевших в Австралии поручителей. В 1947 году, во время визита в Париж, в ходе которого Колуэлл делал «рекогносцировку» (благодаря которой в итоге было заключено соглашение о массовом переселении), Колуэлл в горячих спорах с представителем Джойнта говорил, что из-за этого злополучного случая на него «напустились сразу несколько газет» и вынудили его установить квоту для иммигрантов-евреев, так чтобы на борту каждого корабля их было не более 25 % от общего числа пассажиров. Еще он заявил мистеру Розену, что еврейский народ подвел его, протащив в Австралию Бандмана и Лерха[848]848
  NAA: A445, 223/2/5: A. A. Calwell’s Visit to Europe (July 8–22, 1947): донесение о совещаниях в Париже с чиновниками IRO, 13–16 июля. Колуэлл назвал этих людей Бандеманн и Керх.


[Закрыть].

Дела Бандмана и Лерха лишь усилили уже возраставшее недовольство Колуэлла давлением еврейских организаций в вопросе приема иммигрантов-евреев. Как ни странно, в результате вместо того, чтобы ужесточить меры, направленные против возможного въезда в страну других бывших германских комбатантов, правительство стало с большей опаской относиться к въезду евреев-иммигрантов, имевших поручителей в Австралии. В своем последнем публичном заявлении о деле Лерха Колуэлл вновь напомнил о том, что австралийская политика не позволяет въезжать в страну лицам, ранее воевавшим на стороне врага, но в то же время подчеркнул, что это правило не высечено в камне. «Будет ли эта политика изменена, и если да, то когда, будет решено после ратификации мирных договоров с теми странами, с которыми мы воевали и до сих пор воюем», – сказал он в сентябре 1947 года. Но он полагал, что для любых перемен подобного рода потребуется некоторое время, поскольку большинство австралийцев, как и его самого, отнюдь не радовала перспектива приезда таких людей[849]849
  CPD, no. 39, 25 September 1947. Рp. 199–200.


[Закрыть].

Но прошло всего несколько месяцев, и сомнения по этому поводу удалось развеять. Уже в начале 1948 года министерство иммиграции выпустило новые инструкции, касавшиеся данного вопроса: «Беженцев, насильно призванных в вермахт, теперь предписано впускать, но без обсуждения и огласки»[850]850
  AN: AJ/43/619, телеграмма из Канберры, полученная LEMGO, 23 апреля 1948 г.


[Закрыть]. Удивительно, но с этим смирилась даже Лига ветеранов. Ее председатель, юрист из Южной Австралии Эрик Миллхаус, был горячим антикоммунистом, и под его наблюдением организация провела чистку своих рядов от коммунистов. Миллхаус полностью поддержал новую иммиграционную программу правительства, несмотря на то, что ранее выступал за въезд мигрантов из Британии. Он обосновал это тем, что Британия не могла предоставить мигрантов, необходимых для обороны Австралии, и потому следовало обращаться к другим источникам. В октябре 1949 года в ходе визита в лагеря перемещенных лиц в Германии Миллхаус заявил, что приятно удивлен «высоким качеством человеческого материала», увиденного здесь и доступного для ввоза в Австралию[851]851
  Сообщения о взглядах Миллхауса на иммиграцию см.: The Canberra Times, 29 January 1949. Р. 2; о посещении им лагерей ди-пи: The Advertiser (Аделаида), 15 October 1949. Р. 4; о его антикоммунизме: The Examiner (Лонсестон), 22 July 1949. Р. 6, и News (Аделаида), 24 March 1949. Р. 13.


[Закрыть].

А в июне 1949 года Колуэлл объявил об изменении политики.

До недавнего времени служба в вооруженных силах Германии, Австрии или Италии сама по себе являлась препятствием для въезда в нашу страну. В связи с пересмотром общей политики Совещательного совета стран Содружества по иммиграции, куда входят представители организаций бывших военнослужащих, я одобрил рекомендацию, из которой, по сути, следует, что служба в вооруженных силах бывшего врага не обязательно лишает человека прав на иммиграцию в будущем[852]852
  CPD, no. 23, 9 June 1949. Р. 839 (ответ на вопрос Джека Лэнга).


[Закрыть].

Колуэлл высказал предположение, что в любом случае «лишь малое количество» бывших комбатантов, сражавшихся на стороне врага, успело въехать в страну в качестве мигрантов с правом высадки (правда, он ни слова не сказал о бывших вражеских комбатантах, въехавших по программе массового переселения). Спустя несколько месяцев он вновь подчеркнул (совершенно верно), что за снятием запрета на въезд бывших комбатантов стоит именно Лига ветеранов[853]853
  Ibid, no. 43, 26 October 1949. Р. 2018. Не удалось проверить истинность утверждения в книге Janis Wilton, R. J. B. Bosworth. Old Worlds and New Australia: The Postwar Migrant Experience. Ringwood, Vic: Penguin., 1984. Р. 154, о том, что «Лига ветеранов, выступив в нетипичном для нее содружестве с Tribune, разразилась возмущенными криками в адрес иммигрантов, которые будто бы сходили с трапов кораблей в старой форме вермахта».


[Закрыть].

Членство в нацистской партии оставалось препятствием для въезда в Австралию как для мигрантов с правом высадки, так и для ди-пи, приезжавших по программе массового переселения. Одно из условий въезда в Австралию в качестве мигранта с поручительством (с правом на высадку), оставшееся в силе, гласило, что «заявитель в прошлом не состоял в партии нацистов»[854]854
  CPD, no. 23, 9 June 1949. Р. 839.


[Закрыть]. Когда заходила речь об обеспокоенности некоторой части общества (в том числе среди его однопартийцев), Колуэлл демонстрировал полную невозмутимость, лишь замечая, что «жалобы на некоторых мигрантов из-за их склонности к нацизму или фашизму будут неизбежно поступать»[855]855
  Ibid, no. 43, 22 October 1948. Р. 2038. Это был ответ на вопрос Лэнга, который на самом деле спрашивал не о мигрантах-нацистах, а о коммунистах.


[Закрыть]. По другому случаю он сказал: «Некоторых людей, преследующих этих несчастных прибалтов, как будто обуяло дьявольское остервенение. Среди них нет ни бывших охранников лагерей смерти, ни бывших охранников-нацистов, любые подобные утверждения – просто злобная ложь»[856]856
  Ibid, no. 24, 16 June 1949. Рp. 1103–1104. Этот выпад последовал в ответ на предложение политического соратника (сенатора Кима Бизли) ввести новый закон, чтобы «помешать проведению злобных и очернительских кампаний, направленных против отдельных расовых групп, будь то антисемитские кампании или косвенные подстрекательства к насилию – такие, например, как предположение [опубликованное на страницах коммунистической Tribune], что эти прибалты в прошлом работали охранниками лагерей смерти».


[Закрыть].

Но обвинения не прекращались. В марте 1949 года, когда из Неаполя пришел пароход «Мозафари» с 900 ди-пи на борту, сотрудник IRO, сопровождавший мигрантов, предположил, что некоторые из них участвовали в войне на стороне германской армии, «но на русском фронте, и не против британцев и американцев». Прибыло на этом корабле и некоторое количество русских, хотя многие из них были записаны поляками, латышами, украинцами и югославами[857]857
  NAA: A434, 1949/3/435: именной список пассажиров парохода «Мозафари». Среди русских пассажиров была семья Халафовых из четырех человек, по документам они значились югославами. Храня верность укоренившейся традиции не выделять русских в отдельную категорию мигрантов, The Sunday Times (Перт) в выпуске от 20 марта 1949 не упоминала о существовании этой категории, однако журналисты, взяв интервью у полудюжины пассажиров, все-таки назвали одну из них – Анну Богданович – «привлекательную русскую девушку из Севастополя», которая была замужем за поляком. На самом деле, русскими могли быть оба – и сама Анна, и ее муж Стефан, значившиеся в списке пассажиров поляками и католиками, поскольку, как и Анна, Стефан указал местом своего рождения Россию.


[Закрыть]. В одном из пассажиров, бывшем советском гражданине, позднее опознали крупного военного преступника, выдачи которого требовал СССР: это был латыш Карлис Озольс (Озолиньш), приехавший в Австралию вместе с женой и маленькой дочерью; род его занятий был обозначен скромно – «рабочий»[858]858
  NAA: A434, 1949/3/435: список пассажиров парохода «Мозафари», прибывшего в Мельбурн 25 марта 1949 г. Об Озолиньше: Mark Aarons. War Criminals Welcome. Р. 257 (и см. ниже).


[Закрыть].

При Гарольде Холте, сменившем Колуэлла на посту министра иммиграции в декабре 1949 года (после того как на выборах победили либералы), и в прессе, и в парламенте продолжили критиковать иммиграционную политику, которая допускает въезд в страну нацистов. В лагерях мигрантов среди вещей, привезенных новыми переселенцами, будто бы обнаруживали нацистскую атрибутику, а газета Коммунистической партии Австралии Tribune утверждала, что прибалты, работающие на ракетном полигоне Вумера, ходят в нацистской форме[859]859
  CPD, no. 45, 7 November 1951. Рp. 1647–48 (Хейлен); no. 36, 5 September 1952. Р. 1093 (Ward); NAA, A434, 1948/3/13193: выдержки из статьи в Tribune (без даты), с замечанием от министерства иммиграции, датированным 6 августа 1948 г.


[Закрыть].

Лес Хейлен – важная фигура в Лейбористской партии, совершивший ранний «разведывательный» визит в Европу по заданию Колуэлла, в палате представителей стал голосом партии. Однажды добродушный Холт поблагодарил Хейлена за то, что тот передал в министерство иммиграции список имен возможных коммунистов среди людей, работавших на гидроэлектростанции в Снежных горах, «вместо того чтобы публично обвинять людей, чье прошлое невозможно официально проверить». Со стороны Хейлена передача этого списка была неожиданным поступком, так как у него имелись связи с левыми, а левые возражали против доносов на коммунистов, так что замечание Холта, возможно, не было лишено колкости[860]860
  CPD, no. 46, 16 November 1951. Р. 2216.


[Закрыть]. Как бы то ни было, Хейлен последовательно и принципиально поднимал в парламенте вопрос о въезде в страну нацистов. В декабре 1950 года в длинной и тщательно подготовленной речи об иммиграции Хейлен призывал правительство обратить внимание на то, что среди мигрантов, недавно прибывших из Европы, есть и нацисты. Он заявил, что, по оценке «одного авторитетного эксперта», около 10 % ди-пи, находившихся в лагерях под опекой IRO, «являются или были в прошлом нацистами», и потому перед Австралией стоит весьма сложная задача проверки прошлого этих людей[861]861
  Ibid, no. 49, 6 December 1950. Р. 3788.


[Закрыть].

Проблема углубилась в 1950 году, когда новое правительство Мензиса решило – впервые после окончания войны – разрешить въезд мигрантам-немцам. В Совете по иммиграции стран Содружества (совещательном органе, связанном с министерством иммиграции) и в других вышестоящих инстанциях мнения все больше клонились к тому, чтобы разрешить въезд мигрантам-немцам по причине присущей им великолепной трудовой этики и культурной совместимости с местным населением. Этот вопрос был поднят на заседании совета в декабре 1950 года, и на нем отмечалось «изменение общественного мнения в пользу решения принять для переселения тщательно отобранный контингент немцев», а также обсуждались планы по ввозу фольксдойче (этнических немцев, изгнанных после войны из тех мест за пределами Германии, в Восточной Европе, где они жили ранее)[862]862
  NAA: A2169 1950: XII заседание Совещательного совета по делам иммиграции стран Содружества в Бонегилле, 5 декабря 1950 г. См. Также: Angelika E. Sauer. «Model Workers or Hardened Nazis?» The Australian Debate about Admitting German Migrants, 1950–1952, Australian Journal of Politics and History. 1999. Vol. 45, no. 3. Pp. 422–437.


[Закрыть].

Правительство Мензиса инициировало такую программу в 1950 году, но сделало это на фоне резкой критики со стороны левых и еврейских организаций и призывов к правительству «не санкционировать массовую иммиграцию немцев и фольксдойче в Австралию» на том основании, что «политика денацификации Германии провалилась и проведение адекватной проверки политической благонадежности в 1950–1951 годах невозможно»[863]863
  NAA: A434 1950/3/45637: German Migration – Protests Regarding (1950–1951).


[Закрыть]. Когда иммиграция немцев началась, левые продолжали поднимать тревогу, как было в ноябре 1951 года: тогда из порта Гамбурга вышел пароход и взял курс на Австралию. На его борту были «5400 неженатых и незамужних немцев и немок, большинство которых открыто признаются, что состояли в молодежной организации гитлерюгенд». Поскольку к концу войны в этой организации обязаны были состоять все без исключения представители определенной возрастной группы, это утверждение одновременно и формально соответствовало истине (хотя Холт и напрочь опроверг его) и вводило в заблуждение[864]864
  CPD, no. 45, 7 November 1951. Pp. 1647–49.


[Закрыть].

В ноябре 1950 года сэр Джон Стори, председатель Совета по иммиграции стран Содружества, выразил мнение, что «бывших членов нацистской партии необязательно исключать при отборе немцев-мигрантов». Это вызвало резкие возражения в парламенте со стороны Эдди Уорда, представителя левого крыла лейбористов, и Холт пошел на попятный, заявив, что Стори просто высказал личную точку зрения[865]865
  Ibid, no. 46, 16 November 1950. P. 2547.


[Закрыть]. Однако лейбористы ступали на скользкий путь: если бы правительству Мензиса в итоге поставили в вину эту политику, лейбористы тоже оказались бы под ударом, поскольку, как Холт напомнил Уорду, «предыдущее правительство [как и нынешнее] не считало, что членство в нацистской партии автоматически служит препятствием для въезда в нашу страну»[866]866
  Ibid, no. 48, 27 November 1951. P. 2765.


[Закрыть]. То, что Холт не пожелал волноваться из-за того, что некоторые мигранты-немцы в прошлом состояли в гитлерюгенде, хорошо согласовывалось с его терпимостью к русским мигрантам из Китая, имевшим в прошлом советские паспорта[867]867
  См. главу 6.


[Закрыть]. И все же, увиливая от неудобных вопросов о немцах, Холт становился уязвим для подозрений в том, что слишком беспечно относится к въезду некоторого количества нацистов, даже самых настоящих.

Вероятно, то же самое можно было сказать и об ASIO, несмотря на то, что в составленный в 1950 году полковником Спраем список угроз для безопасности входили «люди, ранее занимавшие посты в нацистской партии или подобных организациях в других странах», и лица, «добровольно сотрудничавшие с представителями любого тоталитарного государства» а также коммунисты[868]868
  David Horner. Op. cit. P. 258: докладная записка Хейсу, 11 декабря 1950 г.


[Закрыть]. В cпециальном индексе «мигранты-немцы, состоявшие в прошлом в нацистской партии», были выделены в особую категорию (категорию D), и в 1953 году директор ASIO просил, чтобы его информировали о перемещении некоторых из них. Если только немцы не меняли имен, было относительно нетрудно выяснить, состояли ли они в нацистской партии в Германии, так как в распоряжении разведки стран-союзниц имелся полный список всех членов партии, и он служил главным ресурсом для проводившейся союзниками послевоенной программы денацификации. Приезд мигрантов-немцев, ранее состоявших в нацистской партии, исправно отмечался (таких оказалось пять на борту «Анны Сейлен», прибывшей 20 декабря 1953 года; семь на «Фейрси», прибывшем 10 января 1954 года). К 1956 году в категории D (нацисты) специального индекса значилось 101 имя, хотя сделанная от руки запись на папке («300 бывших нацистов») наводит на мысль о том, что в этот список были внесены не все прибывшие мигранты-нацисты. И все равно это количество несопоставимо с почти восемью сотнями русских, попавших в категорию А и категорию С того же индекса[869]869
  NAA (NSW): SP 1655/1 1955/25/75516: докладная записка от Хейса, 9 апреля 1953 г., Maintenance of Special Index; SP 1655/1 1954/ 25/75940: докладная записка от Б. К. Уолла, ‘Registration of Aliens – Special Index’, 9 августа 1956 г. Подавляющее большинство лиц, внесенных в «категорию D», были немцами по национальности, хотя в списке был и один литовец.


[Закрыть].

В соответствии с принципами, принятыми Спраем, в индекс можно было включить и русских фашистов, и пособников японцев из Китая, но вряд ли этим кто-то занимался. Во время войны австралийские спецслужбы волновал тот факт, что в русской общине Австралии есть фашисты, и в первые послевоенные годы память об этой потенциальной угрозе для безопасности страны еще частично сохранялась. В 1946 году один британский гражданин из Шанхая написал Колуэллу письмо, в котором напоминал, что «в Северном Китае белые русские добровольно подписали бумагу, где констатировалось, что они находятся в состоянии войны со странами-союзницами», и предупреждал, что «многие русские, промышлявшие шпионажем в пользу японцев, сейчас точно так же шпионят на китайских коммунистов и на Советскую Россию»; и в ноябре 1946 года секретарь министерства иммиграции Хейс все еще мог рекомендовать не спонсировать фашистов, которые, если окажутся мигрантами, «будут стараться возбуждать неприязнь к нынешнему российскому режиму»[870]870
  Цитируется в: Jayne Persian. «The Dirty Vat»… Pp. 32, 33.


[Закрыть]. Но эта стеснительность, вызванная нежеланием огорчить СССР, вскоре (с началом холодной войны) рассеялась, и ни Хейс, ни Спрай уже ничем не показывали, что считают въезд русских фашистов проблемой для безопасности Австралии. В отчете Леса Хейлена министру иммиграции после поездки в Шанхай в 1948 году вопрос о том, как быть с русскими, сотрудничавшими с японским режимом, просто не затрагивался: политическую озабоченность вызывали только коммунизм и тот факт, что многие из китайских русских (включая антикоммунистов) имели советские паспорта[871]871
  NAA: A434 1947-3-21: Reports by Mr. Leslie Haylen, M. H. R., Leader of the Parliamentary Delegation to Japan, On His Visit to Shanghai Where He Undertook a Mission for the Minister of Immigration, 16 August 1948, and attached Personal Note.


[Закрыть]. Пособничество японцам было не просто делом прошлого, но и делом, лишенным значимости в свете холодной войны. Оно утратило всякую политическую злободневность.

А вот сотрудничество с нацистами, напротив, в контексте холодной войны вызывало самый живой интерес. В Европе вопрос о пособниках нацистов и военных преступниках быстро стал частью политической игры в перетягивание каната между Советским Союзом, пытавшимся найти и покарать людей, которых он считал военными преступниками, и оккупационными режимами стран-союзниц, всячески сопротивлявшихся усилиям СССР. Конечно, у союзников имелись и собственные опасения, связанные с военными преступниками, но они не доверяли критериям, выдвинутым Советским Союзом, и не собирались работать с советскими списками. И поэтому, даже когда советская сторона требовала выдачи конкретных перемещенных лиц или мигрантов с тем, чтобы судить их за военные преступления, и предоставляла соответствующие документы, союзники все равно постоянно отказывались кого-либо выдавать. В 1961 году, отзываясь на требование СССР выдать ди-пи эстонца Эрвина Викса (он был заместителем начальника особого отдела Тартуского концлагеря и должен понести ответственность за массовое истреблении евреев, цыган и антифашистов), исполняющий обязанности министра иностранных дел Гарфилд Барвик заявил, что ввиду отсутствия договора об экстрадиции с Советским Союзом Австралия не обязана предпринимать никаких действий, и заодно заметил, что Австралия не признает вхождение в Советский Союз территории, где были совершены предполагаемые преступления, – Эстонии. Конечно, правительство Австралии не оправдывает подобные деяния, добавил он, и австралийцам «внушают отвращение… эти преступления против человечества». Но, «с другой стороны, есть право нашей нации принимать людей в нашей стране, позволять им преодолеть горькое прошлое и начать новую жизнь – и им, и их семьям в более благополучном сообществе». В некоторых обстоятельствах это решение можно было бы назвать трудным, но в нынешних обстоятельствах «правительство пришло к четкому выводу, что (оставляя за скобками все вопросы юридических обязательств), если бы для разрешения проблемы был необходим такой выбор, то право на убежище одержало бы верх». В конце концов, «Австралия создала основательную, хотя, конечно, не безупречную, систему отсева и проверки сотен тысяч мигрантов, которые сделали богаче жизнь нашей нации» после войны. Каковы бы ни были грехи прошлого, «мы считаем, что пришла пора закрыть эту главу»[872]872
  CPD, no. 12, 22 March 1961. Pp. 449–452. Отметим, что Колуэлл, лидер оппозиции, не возражал против этого решения. Барвик отвечал на риторический вопрос от настроенного резко антикоммунистически сенатора Макмануса: «Сделал ли когда-либо Советский Союз для Австралии что-либо такое, что оправдало бы выдачу России эстонского беженца, который отрицает обвинения, выдвинутые против него Россией, учитывая, что его родная страна в прошлом стала жертвой советских преступлений, включая геноцид и колониализм худшего типа?» CPD (Сенат), no. 11, 14 March 1961. Р. 108.


[Закрыть].

Именно это отношение Марк Ааронс назвал «добро пожаловать, военные преступники». Сам Ааронс соприкоснулся с этим явлением еще в 1980-х годах, когда снимал для телекомпании ABC документальные фильмы о беглецах-нацистах в Австралии. Особая следственная группа, созданная в 1987 году правительством Хока на основе этих данных, установила, что люди, чьей экстрадиции требовал в 1960-е годы Советский Союз, почти наверняка были виновны в тех преступлениях, в которых их обвиняли, хотя за давностью лет и из-за удаленного местонахождения от свидетелей привлечь их к ответственности по закону было почти невозможно[873]873
  Mark Aarons. War Criminals Welcome… Рp. 16 и др.


[Закрыть].

Среди тех, чьей выдачи тщетно добивался Советский Союз, помимо Викса, были латыши Карлис Озольс (виновный в организации расстрелов под открытым небом и операции с газвагенами в Минске) и Арвидс Упмалис (виновный в массовых убийствах евреев и цыган в его бытность начальником полиции в Бауском крае Латвии), украинцы Филип Капитула (виновный в массовых убийствах евреев в Ровенской области) и Петро Грушевский (виновный в массовых убийствах евреев, украинцев и казаков, когда он был начальником нацистской полиции Ровно) и русский или белорус Николай Алферчик (виновный в массовых убийствах евреев, цыган и партизан в Минске и Смоленске)[874]874
  Ibid. Pp. 448, 457, 459–460, 485.


[Закрыть].

Можно установить некоторые факты из той новой жизни, которую они обустроили себе в «более благополучном сообществе», как выразился Барвик. Озольс в первые годы после приезда в Австралию работал на кирпичном заводе, проживал в Карлтоне, рабочем районе Мельбурна, и участвовал в деятельности «Даугавас Ванаги» – латышской общественной организации правого толка. В 1990-х годах власти Австралии предприняли серьезную, хоть и запоздалую попытку привлечь его к суду за военные преступления, но она провалилась. Упмалис стал владельцем станции техобслуживания в Резервуаре, на окраине Мельбурна, и участвовал в жизни местной латышской общины, в том числе в деятельности «Даугавас Ванаги». Грушевский поселился в Мельбурне и, согласно одному сообщению, сделался священником. Капитула после приезда сменил в официальных бумагах национальность с поляка (кем был изначально записан) на украинца и обосновался в Аделаиде, как и Викс[875]875
  NAA: A434, 1949/3/435; NAA, A446, 1956/44819; Mark Aarons. War Criminals Welcome… Рp. 485–509 (Озольс); NAA: A1838, 1550/26. докладная записка от 12 января 1966 г., от Джека М. Дэвиса, заместителя комиссара полиции стран Содружества в DEA, об Упмалисе и Арвидсе; Mark Aarons. Op. cit. P. 459 (Грушевский); NAA: D4878, КАПИТУЛА Ф.


[Закрыть].

Особенно интересен случай Алферчика, потому что он был одним из тех перемещенных лиц, о чьих военных преступлениях было кое-что известно еще в Европе, но в то же время у него имелись связи с разведслужбами стран-союзниц. Союзники взяли за обыкновение тайно переселять таких людей в отдаленные места, и именно это произошло с Алферчиком: IRO, действуя по приказу западных разведслужб в Германии, отправила его в Мельбурн в качестве мигранта (под подложным именем Николай Павлов). Алферчик/Павлов был одним из немногих людей, чье дело было таким образом неофициально улажено на раннем этапе. В 1950 году британское правительство официально (хотя и не публично) попросило Австралию принимать под эгидой IRO «русских беженцев (с иждивенцами, имеющими юридический статус или нет), которые не отвечают стандартным иммиграционным требованиям, если их поручителями выступают органы разведки». Иными словами, IRO решили использовать в качестве канала для «отмывания» людей с сомнительной репутацией. Кроме того, Австралии предстояло принять «ограниченное количество русских беженцев в качестве пассажиров, полностью оплативших проезд. Ожидается от 20 до 50 человек плюс иждивенцы в год, их проезд и содержание оплатит МI5»[876]876
  David Horner. Op. cit. Pp. 264–266. С закрытием канала IRO в переписке с австралийской военной миссией в Берлине отмечалось, что «прием Австралией советских дезертиров и перебежчиков, получающих поддержку отдела британской разведки, возможно, придется пересмотреть». NAA: A9306 353/2, Soviet defectors (переписка 1951 г.).


[Закрыть].

После приезда в 1950 году Алферчик/Павлов нашел работу в государственной электрической комиссии, как и многие другие мигранты из числа перемещенных лиц; после развода с первой женой он женился на белой русской из Харбина; наконец, он стал постоянным осведомителем ASIO. В 1960-е годы НТС, в котором он ранее состоял, будто бы исключил его из своих рядов после получения информации о его военных преступлениях в Смоленске[877]877
  Алферчик прибыл в Австралию с документами на имя Николая Павлова, и в некоторых деталях биография этого выдуманного человека отличалась от его собственной. Хотя «оба» до войны работали электриками в Пинске, у Павлова местом рождения был указан Пинск, а годом рождения – 1916, тогда как Алферчик родился в 1917 г.; из бывшего советского гражданина он превратился в обладателя нансеновского паспорта, т. е. лицо без гражданства; а у двух его дочерей (в действительности близнецов) даты рождения теперь различались на год (1946 и 1947): NAA: A12073, 201–204: PAVLOV Nikolai; NAA A6119, 2723: Николай Павлов (он же АЛФЕРЧИК) (информация об исключении из НТС в замечаниях переводчика, прилагавшихся к письму А. Конецкого [Эдварда Конечного], датированному 26 марта 1963 г.); Mark Aarons. War Criminals Welcome… Рp. 142–144. Об этой связи с ASIO см. ниже.


[Закрыть].

Шпионы

Разумно было бы предположить, что среди иммигрировавших в Австралию перемещенных лиц были всевозможные агенты, в частности, советские. Глава ASIO, полковник Спрай, тревожился и из-за них, и из-за русских иммигрантов, приехавших из Китая, особенно тех, кто ранее жил на территориях, находившихся под властью коммунистов[878]878
  NAA: A6980 S250276, записка (от руки) Хейса Холту, 19 марта 1953 г.; Спрай – Хейсу, 8 мая 1953 г. Похожая обеспокоенность выражается в: Ibid, 1838 1542/2/12: Security – Soviet Agents in Australia. Докладная записка Г. Ригли, торгового комиссара правительства Австралии в Гонконге министру иностранных дел, 20 июля 1951 г.; отправлена в ASIO по поводу возможного нахождения советских агентов в Австралии.


[Закрыть]. По-видимому, первоначально в ASIO полагали, что такие агенты будут входить в контакт с местными коммунистами, так что для них стало сюрпризом то, что въезжавшие в страну советские шпионы, сколько бы их ни было, похоже, действовали самостоятельно, не имея каких-либо контактов с Коммунистической партией Австралии. В одной докладной записке ASIO, где разбирались возможные причины этого явления, высказывалась мысль, что партия опасается внедрения агентов (вероятно, британской разведки или ASIO), но, скорее всего, дело в попытке «гарантировать безопасность агентов из Москвы, действующих под контролем бывших австралийцев и проникших под видом перемещенных лиц, а именно – гарантировать, что ни при каких обстоятельствах они не будут контактировать с членами Компартии Австралии»[879]879
  NAA: A6122 368, C. P. of A. interest in migration to Australia, Volume 1: Agents – displaced persons из аделаидского отделения в штаб-квартиру ASI, 31 июля 1951 г.


[Закрыть]. Можно не сомневаться, независимо от любой официальной партийной политики здесь сыграла свою роль и та неприязнь, которую левые профсоюзные деятели испытывали по отношению к ди-пи.