Текст книги "Белые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии"

По свидетельству одной обитательницы лагеря, благодаря подрядам на строительство и деятельности на черном рынке совместно с соседними немецкими фирмами Мёнхегоф быстро обзавелся «всем необходимым для цивилизованной жизни»[116]116
  Ирина Халафова. Указ. соч. С. 30 (первая цитата); член НТС Евгений Романов, цитируется в: Anna Marta Holian. Op. cit. P. 114 (вторая цитата).


[Закрыть]. Русские отремонтировали имевшиеся там здания, построили церковь с куполом и звонницей, организовали церковный хор, основали начальную школу (директором в ней стал Николай Доннер, впоследствии возглавивший движение скаутов в Австралии), восьмилетнюю гимназию с государственной аккредитацией, обзавелись больницей, аптекой и зубоврачебной клиникой, скаутским отрядом, театром, хорошим симфоническим оркестром, клубом с лекторием, профессиональными курсами и обучением на английском, а также издательством «Посев», которое со временем получило международную известность. По мере того как росла слава Мёнхегофа, туда добирались «группы отбившихся от своих энтээсовцев и бывших солдат власовской армии». Среди них был восемнадцатилетний Юрий Амосов, имевший контакты с НТС с осени 1944 года; ему удалось окончить старшие классы школы в Мёнхегофе. Ирина Халафова, дочь белых эмигрантов из Югославии, имевшая высшее образование, работала со скаутскими отрядами лагеря и преподавала в старших классах. Иван Николаюк, работавший в «Эрбауэр» в Бресте, тоже добрался до Мёнхегофа вместе с женой, ребенком, сестрой и ее мужем (Ключаревыми)[117]117
  Ирина Халафова. Указ. соч. С. 31–34; Stephen Dorill. Op. cit. Pp. 415–417; Австралиада. 1995. № 2. С. 18–19 (Амосов); интервью с Георгием Николаюком (сыном Ивана) в Бинаке, штат Виктория, 26–27 августа 2019 г.


[Закрыть].

Идиллическая картина жизни в Мёнхегофе несколько контрастирует с рассказами о поведении русских в других лагерях, где, как сообщали, они жили в грязи и беспорядке, соревнуясь в этом с поляками, но значительно уступая «цивилизованным» латышам[118]118
  Яркое описание «буйных разрушений», учиненных русскими ди-пи в лагере Беттенгаузен под Касселем в мае 1945 г., после чего их выгнали и приняли вместо них латышей, которые навели в лагере образцовый порядок, см. в: A Short History of Junkers Camp, Bettenhausen, Kassel, UNRRA Archives: S-1021-0081-0003; DP-US 20 (Historical Monographs).


[Закрыть]. Безусловно, именно старые эмигранты, главным образом из дворян, задавали в Мёнхегофе более высокий уровень чистоты и порядка, нежели тот, что часто наблюдался среди военнопленных и остарбайтеров. Они же часто становились для бывших советских перемещенных лиц неофициальными наставниками и внушали им антикоммунистические идеи. Эмигранты создали движение русских скаутов (давно запрещенное в Советском Союзе), которое обрело огромную популярность и в европейских лагерях ди-пи, и в русской диаспоре в Китае. На слете в Мёнхегофе зимой 1947 года было объявлено об учреждении Организации российских юных разведчиков (ОРЮР)[119]119
  Ирина Халафова. Указ. соч. С. 37. Организация российских юных разведчиков (ОРЮР) была создана, несмотря на неодобрение МИД Британии, которое явно встревожилось из-за возможных возражений со стороны СССР: NAUK: FO 371/56844: Soviet Union. Boy Scout Movement among Russian Emigres and Displaced Persons in Europe.


[Закрыть].

Православная церковь – в официальной ипостаси Русской православной церкви заграницей – во многих лагерях ди-пи была источником мощного антикоммунистического влияния. Среди священников, обнаруженных или рукоположенных РПЦЗ в зонах союзной оккупации в послевоенную пору и позднее попавших в Австралию, были советские граждане, граждане стран, оккупированных в 1939 году, и эмигранты первой волны. Многие из тех, кто служил священниками в лагерях ди-пи, сами имели такой же статус[120]120
  Michael Alex Protopopov. Op. cit. Рp. 371–422 (биографическое приложение). Среди бывших довоенных граждан СССР были священники Сергий Путилин Александр Шадко-Бавилевич. Священники Иоанн Березовский, бывший узник ГУЛАГа, Иоанн Лупич и архиепископ Феодор Рафальский были родом с территорий, оккупированных в 1939 г. Священники Алексей Годяев и Константин Ессенский принадлежали к бывшим эмигрантам. К числу священников в лагерях ди-пи, которые сами были перемещенными лицами, относились Иоанн Березовский, служивший в лагере Хильдесхайм, и Феодор Боришкевич, служивший в лагере Шляйсхайм – центре антикоммунистической организации под Мюнхеном, где жили и эмигранты первой волны, и бывшие советские граждане. Исидор Дереза и Алексей Филатов служили в лагере Парш под Зальцбургом, где осело много белых русских.


[Закрыть].

Некоторые из настоятелей получили высокий сан от РПЦЗ. Афанасий Мартос, уроженец Западной Белоруссии, служивший полковым священником в Казачьем Стане в Италии, был назначен епископом Гамбургским и, будучи в этом сане, активно участвовал в изготовлении фальшивых документов для советских перемещенных лиц; будущий архиепископ Савва Раевский был приходским священником в Зальцбурге, а также работал с десятками тысяч русских беженцев в лагерях ди-пи в Парше и Хайльбрунне. В целом священники были настроены весьма антикоммунистически, особенно те, кто происходил из оккупированных областей Западной Украины и Западной Белоруссии, и те, кому довелось побывать в тюрьме, хотя, возможно, у некоторых эти настроения носили лишь мимолетный характер. Уже после войны в Аделаиде, где жил священник Владимир Янковский, ходили слухи, что когда он был священником в лагере ди-пи в Баварии, он донес на власовцев, которые прятались от советских органов, занимавшихся репатриацией[121]121
  Г. И. Каневская. «Мы еще мечтаем о России…» С. 128–129; Michael Alex Protopopov. Op. cit. Рp. 174–175. Если верить Протопопову, позднее, когда стали доступны советские архивы, подтвердилась обоснованность предъявлявшихся Янковскому обвинений в том, что он советский агент.


[Закрыть].

Официально IRO исключала власовцев и других нацистских пособников, воевавших на стороне немцев, из перечня лиц, которым предоставлялся статус перемещенных лиц, на деле же она не слишком усердствовала в соблюдении собственных правил. Власовцы, бойцы Русского корпуса и казаки, оказавшиеся «чересчур гордыми», чтобы скрывать свои подлинные биографии, отправлялись под Зальцбург в специальные лагеря IRO для «беженцев, которых IRO не берет под свою защиту» (иными словами, для беженцев, которые не могут претендовать на переселение под эгидой IRO). Двадцатисемилетний Юрий Доманский, бывший военнослужащий Русского корпуса, находился в таком лагере до начала 1950-х годов, и будущее его оставалось неясным. Периодические проверки в обычных лагерях ди-пи приводили к тому, что некоторых лишали статуса перемещенных лиц на том основании, что они не имели на него права, – например, если обнаруживались доказательства, что в действительности они воевали на стороне немцев. В 1947 году чиновники из IRO перевели Ивана Богута из лагеря ди-пи, где он ранее находился, в один из таких лагерей для беженцев без статуса перемещенных лиц, а вместе с ним, по его утверждению, перевели еще около 30 тысяч мужчин. Единственным выходом для них стала работа на бельгийских рудниках[122]122
  Ю. Доманский. Из Австрии в Австралию // История русских в Австралии… Т. 1, с. 145–149; Иван Богут. Штрихи из моей жизни… С. 107–109.


[Закрыть].

За кулисами в IRO возрастали симпатии к белым русским-антикоммунистам, причем они распространялись и на тех, кто сражался под немецким командованием в годы войны[123]123
  См. переписку 1950 г. между сотрудниками IRO, Толстовского фонда и британским МИД в: NAUK: FO 371/87432 и FO 1020/2507.


[Закрыть]. Однако вставал сложный вопрос: может ли IRO предлагать переселение этим белым русским и в то же время не саморазоблачиться в поддержке коллаборационистов, вопреки своим собственным правилам? Поначалу верхушка IRO убеждала своих сотрудников, занимавшихся изучением личных дел беженцев, проявлять в отдельных случаях больше мягкости, но в конце концов она просто решила пойти на обман и тайно платила другим организациям, чтобы те занимались переселением белых русских[124]124
  NAUK: FO 371/87432, Эдмундс, участник британской делегации, в МИД, 11 марта 1950; NAUK: FO 371/87432, докладная записка от Бэлланса из отдела ди-пи, ACABE, Вена, 25 апреля 1950 г.


[Закрыть]. В 1952 году Дональд Кингсли, генеральный директор IRO, обосновал эти действия высокоморальными соображениями, назвав их «либерализацией» политики, больше соответствовавшей расширенному определению беженцев, которое постепенно сложилось в течение нескольких предыдущих лет (точнее говоря, оформилось за время холодной войны, когда антикоммунизм встал во главу угла)[125]125
  AN: AJ/43/193, письмо Кингсли в МИД Британии и других стран о сворачивании деятельности IRO, 25 февраля 1952 г.


[Закрыть].

Довольно многие из тех, в чьих интересах проводилась эта политика либерализации IRO, оказались в итоге в Австралии. Юрий Доманский, томившийся в лагере для «неподходящих» кандидатов, в апреле 1951 года неожиданно получил удостоверение перемещенного лица и разрешение на переселение, а вместе с ним и его друзья Багенские. Иван Богут, проработавший два года на бельгийских рудниках, в 1949 году возвратился в Германию, а в начале 1950 года ему удалось попасть в списки перемещенных лиц и выехать в Австралию. Среди других иммигрантов, прибывших в том же году, были и группы из Мёнхегофа, в том числе Юрий Амосов и Константин и Ирина Халафовы[126]126
  Ю. Доманский. Из Австрии… С. 145–149; Иван Богут. Штрихи из моей жизни… С. 107–109; Австралиада. 1995. № 2. С. 18–19 (Амосов); Ирина Халафова. Указ. соч. С. 42.


[Закрыть].

Жизнь перемещенных лиц в лагерях была довольно благоустроенной: их обеспечивали едой, необходимой одеждой, жильем, нередко там процветала общественная и культурная жизнь; оборотными же сторонами были скука и неопределенные перспективы. Некоторым ди-пи позволял выжить черный рынок, у многих женщин, замужних или одиноких, стали рождаться дети. Молодежь училась в старших классах школы или университетах: Георгий Марфутенко ходил в немецкую гимназию, а латыш Андрис Бичевскис изучал инженерное дело в Ганноверском университете. Алексей Кисляков, в годы войны работавший на немцев переводчиком, после войны нашел похожую работу у американцев. Евгений Шевелев, русский уроженец Казахстана, выдавший себя за поляка, тоже нашел работу у американских военных[127]127
  ГА РФ. Ф. 9526. Оп. 6s. Д. 888. Л. 143–145 (Марфутенко); Sheila Fitzpatrick. Mischka’s War… Рp. 32–33 (Бичевскис); Австралиада. 1999. № 21. С. 7 (Кисляков); ГА РФ. Ф. 9526.6 Оп. s/890. Л. 73 (Шевелев).


[Закрыть]. Мало кто из молодых ди-пи не женился в лагерях (де-юре или де-факто) – как правило, на таких же обитательницах лагерей, но бывало, и на немках (как, например, Сигизмунд Дичбалис). Женщины автоматически получали национальность мужей: так, Ольга Янович из Киева стала полькой (Нойман), Наталия Кащенко с Северного Кавказа – сербкой (Баич), а Лидия Янковская – чешкой (Мокрас)[128]128
  Сигизмунд Дичбалис. Детство, отрочество… С. 126, 136–140; ГА РФ. Ф. 9526. Оп. 6s. Д. 888. Л. 219 (Янович/Нойман); интервью с Наталией Баич в Пламптоне, штат Новый Южный Уэльс, 1 марта 2016 г.; NAA: A6119, 4715: МОКРАС, Лидия, т. 2.


[Закрыть].

В целом перемещенным лицам жилось в лагерях или за их пределами – «на воле» – очень неплохо. Но все хорошее когда-нибудь кончается, и о неминуемом закрытии IRO всем было известно с конца 1940-х. К тому же страх возможной третьей мировой войны толкал некоторых на отъезд из Европы. Перед Дичбалисом и другими вставал главный вопрос: куда? Одной из самых отдаленных и наименее известных стран, которые разрешалось выбрать для переселения, была Австралия.

Глава 2 Австралийские методы отбора

В июле 1945 года первым министром иммиграции Австралии стал Артур Колуэлл. Принеся присягу, он вошел в лейбористское правительство Бена Чифли и приступил к выполнению задачи нарастить темпы иммиграции в Австралию, чтобы увеличить численность населения страны и компенсировать ожидаемую в послевоенную пору нехватку рабочей силы. Австралия, конечно же, мечтала о традиционном потоке иммигрантов – британцах, но было весьма маловероятно, что на сей раз Британия сможет удовлетворить спрос, намечавшийся в Австралии, и к тому же в послевоенный период по всему миру грузоперевозки затруднялись из-за катастрофической нехватки судов. Так что Австралии предстояло проявить изобретательность в своих поисках и, вероятно, приготовиться к приему мигрантов из не самой привлекательной для нее категории. Конечно, речь все равно шла только о европейцах, ведь этого требовала местная иммиграционная политика «Белая Австралия», и, конечно, в стране было немало тех, кто предпочел бы, чтобы среди приезжих было как можно меньше евреев. Но, как отмечалось в докладе правительственной службы, потребность Австралии в рабочих руках была столь велика, что лучше было не слишком привередничать при отборе «желательных категорий потенциальных иммигрантов»[129]129
  Приводится в: Jayne Persian. Beautiful Balts…: P. 521.


[Закрыть].

В том же году, когда Колуэлл отправил своего старого друга Леса Хейлена в Европу, чтобы узнать там о возможностях привлечь в Австралию мигрантов, его критики предупреждали, что, скорее всего, «назад он привезет полчища комми»[130]130
  Leslie Haylen. Twenty Years Hard Labor. Melbourne: Macmillan, 1969. Р. 94.


[Закрыть]. В действительности же там отнюдь не наблюдалось ни коммунистов, ни даже старых добрых социалистов-тред-юнионистов из Северной Европы, на которых так надеялся Хейлен. Скорее наоборот. Массу потенциальных мигрантов составляли более миллиона перемещенных лиц, которые в годы войны были перевезены в Германию из оккупированных областей Советского Союза и стран Восточной Европы в качестве военнопленных (в основном из Красной армии) или подневольной рабочей силы. Эти люди, преимущественно славяне с вкраплением заметного меньшинства евреев, остались в Европе после отъезда гораздо более многочисленной группы ди-пи, в большинстве своем вернувшейся в родные края – Советский Союз, Польшу, Югославию и другие страны, оказавшиеся после окончания войны в зоне политического влияния СССР. Оставшиеся перемещенные лица отказались репатриироваться и продолжали жить главным образом в лагерях ди-пи, управлявшихся международными организациями по делам беженцев (UNRRA, а затем IRO) совместно с оккупационными режимами западных союзников в Германии и Австрии. Относительно прочих качеств этих потенциальных мигрантов можно было сделать самые разные выводы, но одно можно было утверждать уверенно: за исключением некоторых представителей еврейской группы, они были не только страстными антикоммунистами, но еще и антисоциалистами.

Перемещенные лица показались на австралийском иммиграционном горизонте лишь в июле 1947 года, когда премьер-министр Бен Чифли совершил поездку в Европу в поисках мигрантов, а Колуэлл посоветовал ему присмотреться к ди-пи. Годом ранее в Австралии даже не задумывались о таком варианте[131]131
  Egon F. Kunz. Displaced Persons: Calwell’s New Australians. Sydney: ANU Press, 1988. Р. 17.


[Закрыть]. Австралия не вступала и не платила членские взносы в IRO – международную организацию, занимавшуюся проблемами беженцев и их переселением, – вплоть до мая 1947 года. Однако ситуация на австралийском рынке труда складывалась весьма тяжелая: в декабре предыдущего года в штате Виктория зарегистрировалось в качестве безработных всего 123 человека, а департамент послевоенного восстановления докладывал, что в стране нет никаких трудовых резервов. Острая нехватка рабочих рук наблюдалась в таких сферах, как младший медицинский персонал, разработка месторождений полезных ископаемых, заготовка леса, строительство и гидроэнергетическая система Тасмании[132]132
  Andrew Markus. Labour and Immigration 1946–1949: The Displaced Persons Program, Labour History, 1984, no. 47. Рp. 77–78.


[Закрыть]. В июле, как только Колуэлл прибыл в Европу, представители IRO сообщили ему, что не только имеются «высококвалифицированные работники из числа перемещенных лиц, готовых к переселению, если только Австралия не станет мешкать», но и что «IRO возьмет на себя их перевозку» за небольшую добровольную плату – всего по 10 фунтов за человека[133]133
  Egon F. Kunz. Displaced Persons… Pp. 8–19; NAA: A445 223/2/5, A. A. Calwell’s visit to Europe, July 8–22 1947.


[Закрыть]. Главную роль здесь сыграл именно второй фактор, поскольку Австралия испытывала катастрофические трудности, пытаясь найти корабли для перевозки неважно каких мигрантов.

И Колуэлл дал себя убедить. «В лагерях для перемещенных лиц в Германии, – писал он в декабре 1949 года, – я нашел сотни тысяч замечательных людей, у которых больше нет родины». Среди них были крестьяне, разнорабочие, ремесленники, мастера-техники – словом, работники всех мастей, в которых так срочно нуждалась Австралия. Он подписал с IRO соглашение о транспортировке в Австралию 12 тысяч этих «замечательных людей»[134]134
  NAA: A446-57-67774, Look to Europe for the People We Need, by Arthur A. Calwell, вырезка из Brisbane Telegraph, 29 December 1947.


[Закрыть] – первой партии в рамках рассчитанной на три года программы массового переселения, предусматривавшей перевозку 170–182 тысяч ди-пи в Австралию. Были в числе этих людей и русские, хотя австралийские власти, похоже, не замечали их присутствия среди более многочисленных групп поляков, югославов и других народов[135]135
  Подробно о том, как делались попытки вычислить количество русских, см. в разделе «Статистические замечания». В австралийских сводках часто фигурирует число 170 700 – количество всех мигрантов из числа ди-пи, принявших участие в массовом переселении (вероятно, не учитывающее въезжавших индивидуально с правом высадки): см. например: Egon F. Kunz. Displaced Persons… P. 43. Другое число – 182 159 человек – вероятно, включает как минимум тех мигрантов с правом высадки, кто находился под опекой IRO, происходит из: Louise W. Holborn. The International Refugee Organization. London: Oxford University Press, 1956. Annex 40. Рp. 433–436.


[Закрыть]. Русские – и бывшие советские граждане, и эмигранты первой волны, часто имевшие при себе документы с указанием другой национальности, – проскользнули в страну незаметно и почти не попадали в поле зрения Канберры, пока в 1949 году не была создана Австралийская служба безопасности и разведки.

Русские, жившие в Австралии до войны

Если бы австралийские чиновники, отвечавшие за иммиграцию, вообще задумались о том, что среди перемещенных лиц могут быть и русские, то, вероятно, встревожились бы. Сравнительно небольшая русская диаспора, жившая в Австралии в начале ХХ века, прославилась шумным присутствием в ней радикалов, активно участвовавших в международном движении Индустриальных рабочих мира (ИРМ) и в основании Коммунистической партии Австралии сразу после окончания Первой мировой войны. Хотя многие из этих радикалов после Февральской революции 1917 года вернулись в Россию, их влияние на общество, особенно в Квинсленде, оказалось значительным и привело в 1919 году к так называемым беспорядкам под красным флагом в Брисбене, вылившимся затем в антирусский погром. Несмотря на то, что позже, уже в 1920-е годы, прибывавшие через Китай группы русских иммигрантов были безукоризненно «белыми» с точки зрения политической ориентации, «красные» русские оказались весьма живучим образом в общественном сознании и не исчезли из полицейских досье[136]136
  О «беспорядках под красным флагом» см.: Raymond Evans. The Red Flag Riots: A Study of Intolerance. Brisbane: University of Queensland Press, 1988; Idem. «Agitation, Ceaseless Agitation»: Russian Radicals in Australia and the Red Flag Riots, Russia and the Fifth Continent, John McNair and Thomas Poole (eds). St Lucia: University of Queensland Press, 1992. Рp. 126–171; Kevin Windle. Undesirable: Captain Zuzenko and the Workers of Australia and the World. Melbourne: Australian Scholarly Publishing, 2012; Elena Govor. Australia in the Russian Mirror. Melbourne: Melbourne University Press, 1997. Рp. 219–235. О полицейском надзоре см.: Frank Cain. The Origins of Political Surveillance in Australia. Sydney: Angus & Robertson, 1983.


[Закрыть].

Количество русских, живших в Австралии к началу Первой мировой войны, не превышало пяти тысяч человек, и на протяжении 1920–1930-х оно оставалось приблизительно на том же уровне, несмотря на многочисленные отъезды одних и приезды других[137]137
  Boris Christa. Russians, The Australian People: An Encyclopedia of the Nation, Its People, and Their Origins, James Jupp (ed.). Cambridge: Cambridge University Press, 2001. Р. 637. Согласно данным последней переписи перед Второй мировой войной, в России родились 4 890 человек, из них 2 827 были иностранцами (исключая натурализовавшихся), русскими по национальности: Commonwealth Bureau of Census and Statistics, Census of the Commonwealth of Australia, 30th June 1933. Vol. 1, part 2, 732, part XI. Pp. 884–885.


[Закрыть]. Самые многочисленные группы осели в штатах Новый Южный Уэльс, Квинсленд и Виктория. Большинство тех, кто поселился в Квинсленде, прибыли тихоокеанским путем. Среди них, по имеющимся оценкам, примерно 400–500 человек были политическими беженцами, сосланными царским режимом после революции 1905 года в Сибирь и Дальний Восток и затем бежавшими оттуда за границу[138]138
  Эти данные сообщал Зузенко, главный среди радикалов: Kevin Windle. Undesirable: Captain Zuzenko… P. 15. После 1905 года к ссылке были приговорены 74 245 политических инакомыслящих, из них 34 740 потом сбежали. «Брисбен – как первый порт назначения по пути с Дальнего Востока – стал важным центром руcского радикального движения в изгнании» (Eric Fried. The First Consul: Peter Simonoff and the Formation of the Australian Communist Party, Russia and the Fifth Continent, John McNair and Ray Poole (eds). P. 111).


[Закрыть]. Союз русских эмигрантов, основанный в Брисбене в 1910 году для оказания новоприбывшим помощи в поиске работы и жилья, быстро радикализировался и поменял название на Союз русских рабочих. К концу 1916 года в нем состояло почти 500 активных членов и еще около 2 000 сочувствующих[139]139
  Elena Govor. Op. cit. Pp. 219–220; Boris Christa. Great Bear and Southern Cross: The Russian Presence in Australia… Pp. 93–94.


[Закрыть]. У лидеров этого союза имелся внушительный революционный опыт (что стало особенно понятно после 1917 года). Они поддерживали связь с вождем большевиков Владимиром Лениным (который в ту пору жил в эмиграции в Швейцарии), а один из них, Федор Сергеев (товарищ Артём), был настолько близким другом Иосифа Сталина, что тот после гибели Сергеева на Гражданской войне взял его сына к себе и воспитывал вместе с собственными детьми[140]140
  О Сергееве см.: Raymond Evans. Op. cit. Pp. 29–30; о судьбе его сына см.: Шейла Фицпатрик. Команда Сталина. Годы опасной жизни в советской политике. М., 2021.


[Закрыть]. Генеральный консул царской России в Австралии жаловался, что сотни русских иммигрантов «подпадают под пагубное влияние беглых русских политкаторжан» и из-за этого сами превращаются «из миролюбивых законопослушных переселенцев в ярых социалистов»[141]141
  Цитируется в: Elena Govor. Op. cit.


[Закрыть].

Успех большевистской революции в октябре 1917 года поднял престиж русских активистов, вроде Александра Зузенко, в австралийском рабочем движении, и резиденция Петра Симонова, назначенного в 1918 году генеральным консулом Советской России, на Роусон-плейс в Сиднее стала первым местом собраний людей, которые вскоре создали Коммунистическую партию Австралии. Многие из русских радикалов, живших в Австралии, хотели вернуться на родину, где уже победила революция, но поначалу правительство Австралии всячески препятствовало осуществлению их желания. Это стало одним из поводов для недовольства, вызвавших протестный марш 23 марта 1919 года, на котором русские размахивали запрещенными красными флагами (символами международного коммунистического движения). Это протестное шествие, в свою очередь, привело к вспышке стихийного насилия в отношении отдельных участников и принятию официальных карательных мер против русских. Начальник полиции Квинсленда докладывал министру внутренних дел, что «присутствие этих русских… ввиду их анархических идей и революционных настроений представляет угрозу для мира и благополучия нашего города»[142]142
  Eric Fried. Op. cit. Рp. 110, 121; Raymond Evans. Op. cit. Р. 146 (цитата).


[Закрыть]. Русских увольняли с работы, выселяли из квартир, бойкотировали их магазины, грозили им физической расправой на улицах. Нескольких человек подвергли уголовному преследованию, а потом – после того как австралийское правительство сменило курс и решило, что внутри страны они опаснее, чем за границей, – Зузенко и другие вожаки были высланы из Австралии[143]143
  Эванс (Raymond Evans. Op. cit. Рp. 168–171, 206–207) рассказывает о высылке семерых русских радикалов в апреле 1919 г. и еще восьмерых – в сентябре. В стандартных советских справочных данных сообщается о 33 беглых политических ссыльных, которые временно поселились в Австралии, а после революции вернулись уже в Советскую Россию: Eric Fried. Op. cit. Рp. 111, 122, n. 4.


[Закрыть].

Русские иммигранты, приезжавшие в Квинсленд с начала 1920-х годов до начала Второй мировой войны, придерживались совершенно иных политических взглядов: в основном это были люди, уехавшие из России в Китай после разгрома Белого движения, а затем решившие перебраться в Австралию. Из истории иммиграции в Квинсленд красные русские практически исчезли, хотя местная полиция и не забывала о том, что русские – народ подозрительный, о чем свидетельствует досье, заведенное в 1939 году на довольно аполитичную русскую девушку из Брисбена, Нину Максимову. (В 1946 году, уже сменив в замужестве фамилию, Нина Михайловна Кристесен возглавит кафедру русистики в Мельбурнском университете[144]144
  Judith Armstrong. The Christesen Romance. Melbourne: Melbourne University Press, 1996. Р. 110.


[Закрыть].) И уж точно память о них стерлась из коллективной истории самой русской общины. В «Истории русских в Квинсленде», состоявшей из семи частей и опубликованной в журнале русской диаспоры «Австралиада», ни словом не упоминались ни радикалы-революционеры, ни те русские, которые иммигрировали еще до Первой мировой войны. В центре этой истории находились казаки – в том числе и отряд из пятидесяти семи уральцев, сражавшийся на Гражданской войне на стороне белых под началом атамана Владимира Толстова. В 1920-х годах они приехали в Квинсленд и занялись сельским хозяйством. В составлении истории местной общины важную роль играли священники – некоторые из них тоже прибыли сюда через Китай и основали первую православную церковь в Брисбене.

Поселенцы-казаки из этой группы сделались пионерами, осваивая отдаленные районы Квинсленда, где начали выращивать хлопок и рубить сахарный тростник; многие добрались до рудников в Маунт-Айзе, а некоторые и до Северной Территории[145]145
  Н. И. Дмитровский (Брисбен). Русские в Квинсленде // Австралиада. 1996. № 8. С. 8–9; № 9. С. 5–8; 1997. № 10; № 12. С. 16–19; № 13. С. 7–10; № 14. С. 7–10; 1998. № 15. С. 3–7. Этими священниками были Александр Шабашев и архимандрит Мефодий (Шлемин). О русских эмигрантах в период между мировыми войнами см. также: Charles Price. Russians in Australia: A Demographic Survey, Russia and the Fifth Continent… Рp. 67–71. Jayne Persian. Cossack Identities… P. 135.


[Закрыть]. В 1930-х годах в Кордальбе, Талли и Брисбене появились три казачьи станицы (общины с самоуправлением). Впрочем, следует заметить, что в Австралии сам термин «казаки» употреблялся довольно широко – так называли и тех русских, кто в самой России не принадлежал к казачьему сословию, а просто прибился к нему, сражаясь в казачьих отрядах на фронтах Первой мировой, а потом и Гражданской войны[146]146
  Один из примеров – Роман Емельянов (1896–1964), бывший военный с Урала, избранный в 1930 г. атаманом брисбенской станицы: он приехал вместе с атаманом Толстовым в 1923 г., но не был казаком по рождению (Австралиада. 1997. № 14. С. 7).


[Закрыть]. До начала Второй мировой казаки из малочисленных квинслендских общин иногда ездили в Китай за русскими невестами[147]147
  Один, Александр Токмаков, женился на Люсе Бухвостовой (тетке Натальи Мельниковой, долгое время бывшей главным редактором журнала «Австралиада») из харбинской семьи, другие члены которой приехали в Австралию в начале 1950-х. О ее спонсорской деятельности: Австралиада. 2012. № 73. С. 5–6.


[Закрыть]. А еще в 1930-е годы наблюдался небольшой отток в Австралию казаков-мигрантов, недовольных японским режимом в Маньчжурии[148]148
  И. В. Чапыгин. Казачья эмиграция… С. 101.


[Закрыть].

Как и радикалы, русские евреи тоже не являлись частью той истории русской общины, которую излагали в «Австралиаде». Между тем две эти группы не только существовали, но и частично пересекались, поскольку гонения, пережитые евреями в дореволюционной России, обусловили их склонность к политическим идеям левого толка. Иуда Уотен, приехавший вместе с семьей из Одессы в 1914 году в возрасте трех лет, стал впоследствии самым известным австралийским коммунистом российского происхождения[149]149
  Boris Christa. Russians… Р. 637; Judah L. Waten. Alien Son. Sydney: Angus & Robertson, 1952.


[Закрыть]. В его автобиографическом романе «Чужой сын» (Alien Son), вышедшем в 1952 году, была впервые рассказана история именно этой группы австралийских иммигрантов. Другой еврейкой-эмигранткой, активно заявлявшей о себе в левых кругах, была Белла Вайнер, русскоязычная уроженка Польши, приехавшая в 1927 году из Лондона. Вскоре она вступила в Компартию Австралии и в 1940-е годы оставалась оплотом левого Русского общественного клуба[150]150
  NAA: A6119, 1386, Bella Weiner. В конце 1930-х Вайнер вышла замуж за Сида Мостина, видного коммуниста, который руководил Домом Маркса в Сиднее.


[Закрыть]. Предприниматели Леонард Каневский и Соломон Косский были, пожалуй, более типичными представителями русского еврейства с симпатиями к левым или к СССР, чем активисты вроде Уотена и Вайнер. Каневский приехал в 1912 году из Англии, где он прожил некоторое время после отбывания тюремного срока по политическому делу в России; свою политическую позицию он определял как близкую позиции умеренных социалистов во главе с Александром Керенским, председателем российского Временного правительства, недолгое время просуществовавшего после свержения царя в марте 1917 года. Видный деятель небольшой русской общины Мельбурна в годы после Первой мировой войны, Каневский лично знал Петра Симонова (упоминавшегося выше генерального консула большевистской России) и выступал поручителем Александра Зузенко. Именно из-за этих контактов австралийские власти четыре года не желали рассматривать заявление Каневского о получении гражданства и как могли затягивали дело[151]151
  NAA: A1, 1927/11127. Каневскому все-таки дали гражданство 2 ноября 1927 г., одним из его поручителей стал адвокат и борец за гражданские права Морис Блэкбёрн. При вынесении положительного решения акцент делался на его репутации в мельбурнской общине и на том, что его жена была австралийкой шотландского происхождения.


[Закрыть]. Соломон Косский, подростком приехавший в Австралию в 1912 году, торговал мехами в Мельбурне. После Второй мировой войны он привлек к себе пристальное внимание, потому что обзавелся друзьями среди австралийских левых, выражал «замаскированные просоветские взгляды» и однажды съездил в Советский Союз на аукцион мехов в Ленинграде. Конечно, не все эмигранты из русских евреев придерживались левых взглядов. Сидни Майер, основатель сети универмагов Myer, приехал в Австралию через Англию в 1899 году в возрасте 21 года, создал одно предприятие в Бендиго, другое в Мельбурне и разбогател[152]152
  NAA: A6122 2739, донесение ASIO 1952 г. о Косском; Boris Christa. Russians… Р. 637; Ambrose Pratt. Sidney Myer: A Biography. South Yarra, Vic.: Quartet Books, 1978.


[Закрыть].

В межвоенный период большинство белых русских прибывало из Китая. Полковник Михаил Максимов, отец Нины, бывший военный и убежденный монархист, приехал через Китай из Петербурга и поселился в Брисбене; Юрий Давиденков, первый председатель (белого) Русского клуба в Сиднее, бывший царский офицер из Петербурга, женился на дочери бывшего губернатора Сахалина и в 1929 году приехал в Австралию через Харбин и Японию. Родившийся в России Иван Репин окончил Петербургский университет, стал горным инженером и управлял концессией по разработке полезных ископаемых во Владивостоке, когда произошла революция. Он уехал в Харбин, оттуда в Шанхай, а в 1925 году перебрался в Сидней. Там со временем он обзавелся магазином кофе, который стал пользоваться большим успехом: рассказывали, что эта лавка стала первым в Сиднее местом, где продавался настоящий кофе. В дальнейшем Репин расширил торговлю и открыл семь кафе, где стали собираться русские посетители из самых разных общественных кругов. Его дочь вышла замуж за библиофила Константина Хотимского. Последний был сыном погибшего в Гражданскую войну белогвардейца, приехал в Австралию в 1939 году через Тяньцзинь и Шанхай[153]153
  Из воспоминаний Н. М. Кристесен // Австралиада. 1997. № 14. С. 18–21; История русских в Австралии… Т. 4. С. 103 (Давиденко); Австралиада. 1996. № 8. С. 28–29, Г. Косицын. Иван Дмитриевич Репин // Единение. 2013. 15 февраля (Хотимский).


[Закрыть].

Данила Васильев, когда приехал в Австралию в 1920-х годах, был похож на типичного белого русского. Он родился в 1886 году в казачьей семье на юге России, служил в Русской императорской армии, воевал в Первую мировую, а в Гражданскую – в Добровольческой армии Деникина. В 1923 году он уехал в Шанхай и оттуда подался в Австралию. Но затем он круто изменил свою жизнь: поселившись на окраине Мельбурна, в Уоррандайте, занялся авангардной живописью, затем преподавал изобразительное искусство в экспериментальной школе, сделался известным человеком в богемных левых кругах, а в 1940-х вступил в Компартию Австралии[154]154
  П. M. Химин. Данила Васильев // Австралиада. 1994. № 1. С. 25–26 (примечательно, что эта статья, перепечатанная из номера «Единения» от 21 февраля 1986 г., фокусируется исключительно на образе его как белого, о его симпатиях к левым не сказано ни слова); Richard Haese. Rebels and Precursors: The Revolutionary Years of Australian Art. Melbourne: Allen Lane, 1981. Рp. 78, 144.


[Закрыть]. Клодницкие, приехавшие в 1937 году, проделали приблизительно такой же путь влево. В 1917 году инженер Георгий (Клод) Клодницкий успел поработать на Временное правительство и как раз по его поручению приехал в США в качестве ассистента Российской железнодорожной комиссии, когда большевики свергли правительство Керенского. В начале 1920-х, уже живя в Лондоне, Клод явно перестраховывался, работая одновременно на ультрареспектабельный банк Lloyds и на советское торговое представительство АРКОС. После того как скандал, разразившийся вокруг советской торговой миссии, привел к разрыву дипломатических отношений между Великобританией и Советским Союзом, Клодницкие перебрались в Париж, а оттуда – в Австралию. Что было нетипично для русских иммигрантов в Австралии, они относили себя к русской интеллигенции и чтили ее традиционную склоннность к радикализму. В 1940-х годах они проявили себя сторонниками СССР, Августа Клодницкая стала председательницей левацкого Русского общественного клуба[155]155
  NAA: A6119, 6971 и A6119/2/206971.


[Закрыть].

Русские иммигранты (и этнические русские, и русские евреи), прибывавшие в страну в последние предвоенные годы, питали симпатии к левым гораздо чаще своих предшественников в 1920-е годы и довольно благосклонно относились к Советскому Союзу. Доктор Александр Джеймс (ранее Жемчужный) благополучно работал в области здравоохранения и при Временном правительстве, и при большевиках в первые годы советской власти, а в 1926 году получил должность в центральной больнице Харбина. Впоследствии он решил остаться в Китае. После японской оккупации Жемчужные перебрались в Тяньцзинь, а оттуда в 1940 году – в Австралию, где, взяв новую фамилию, Александр стал практикующим терапевтом в Тирруле, на побережье к югу от Сиднея. Супруги Джеймс (Жемчужные), как и их друзья Клодницкие, считали себя представителями русской интеллигенции (Александр разбирался в китайской поэзии и сам писал стихи, его жена происходила из знатной семьи, получила хорошее образование) и не питали вражды к Советскому Союзу. Жители Тиррула хорошо относились к Джеймсу, хотя и подозревали в нем русского шпиона[156]156
  И. Мигунова-Климин. Доктор Александр Александрович Жемчужный (Джеймс) // Австралиада. 2001. № 28. С. 4–5; Ее же. Зинаида Николаевна Жемчужная // Там же. 2002. № 31. С. 35–36; Michael Bialoguski. The Petrov Story, Melbourne: Mandarin Australia, 1989. Рp. 39–44.


[Закрыть].

Русский еврей Натан Фицер, юрист и предприниматель, приехавший с литовским паспортом из Харбина в Сидней в 1939 году, подружился и с парой Джеймс, и с Клодницкими. В 1930-е годы японские власти следили за Фицером в Харбине, подозревая его в симпатиях к СССР; однако в 1940 и 1942 годах, когда его допрашивала австралийская разведка, никаких политических обвинений предъявить ему не смогли: разве только то, что он был секретарем в обществе, оказывавшем медицинскую помощь России. Беседуя с агентами разведки в 1942 году, Фицер выразил недовольство теми белыми русскими в Австралии, которым было «безразлично, если Гитлер сможет победить Россию»[157]157
  National Archives of Australia, A6119 1152: Fitzer Nathan Mihalovitch Vol. 1: memo from Security Service Sydney, 26 September 1942.


[Закрыть].

Недолгое время в Австралии жил Александр Керенский – умеренный социалист, возглавлявший российское Временное правительство в 1917 году. Он приехал в Брисбен в 1945 году со второй женой, австралийкой Нелли Триттон, но после ее скоропостижной кончины спустя год уехал. Русская община в Австралии встретила Керенского очень враждебно. Монархист полковник Максимов пришел в такое смятение оттого, что ему пришлось пожать Керенскому руку, что, по воспоминаниям дочери, потом «он долго мыл руки и просил, чтобы с ним никогда не заговаривали о случившемся»[158]158
  Norman Abjorenson. Alexander Kerensky from the Russian Revolution to Australia, The Sydney Morning Herald, 11 July 2017; Michael Alex Protopopov. Op. cit. Р. 55; Из воспоминаний Н. М. Кристесен // Австралиада. 1997. № 14. С. 18–21.


[Закрыть].

Хотя Фицер и еще некоторые из прибывших в Австралию в конце 1930-х и числились позднее в ASIO как лица, симпатизирующие левым, куда большей проблемой в начале 1940-х были русские фашисты. Ярый антикоммунизм порой заводил белых русских на край правого фланга, как произошло, например, с Василием Яценко, который иммигрировал в Австралию в 1920-х годах, завел сахарную плантацию в Квинсленде и вскоре вступил в НТС – воинственную антисоветскую организацию, основанную в 1930 году в Европе. Большинство русских фашистов, живших в Австралии, приехали из Китая и поддерживали контакты с сильным движением русских фашистов, которое возникло в Маньчжурии в 1930-е годы. Исключением была Елизавета Трикожус, русская эмигрантка (и по языку, и по самоидентификации), космополитка по происхождению с резко антикоммунистическими взглядами, приехавшая в Австралию в 1928 году. У Трикожус были родственники, обосновавшиеся в Германии и не испытывавшие трудностей после прихода к власти нацистов. Елизавета открыто высказывала прогерманские взгляды и симпатии к нацистам, чем навлекала в годы войны неприятности на голову своего мужа, видного ученого, профессора биохимии в Мельбурнском университете[159]159
  Н. Коваленко. Начало газеты «Единение» // Австралиада. 2000. № 25. С. 3; L. R. Humphreys. Trikojus: A Scientist in Interesting Times. Melbourne: Melbourne University Press, 2004. Рp. 49, 55–56, 60 и др.


[Закрыть]. Австралийская служба безопасности была осведомлена о существовании этого фашистского крена внутри русской эмиграции – и в Китае, и в Европе, – и сознавала их опасность[160]160
  См. NAA: A6126 10, White Russians and Russian Fascists (1942–1943). В 1942 г. Служба безопасности Британского Содружества даже проявила инициативу и отправила в лорду-канцлеру экземпляр статьи о Русском фашистском союзе, опубликованную в Токио, для передачи ФБР. NAA: A981, SOV 8 PART 1.


[Закрыть].

Одиозный брисбенский священник Валентин Антоньев, покинувший Россию после разгрома Белого движения в 1922 году, прибыл в Австралию через Китай в 1923 году, а гражданство получил в 1939-м. Будучи настоятелем церкви Святого Николая, отец Валентин шокировал многих прихожан своей открытой симпатией к фашизму. После того как он устроил сбор средств в пользу фашистов прямо в своей церкви, казачий атаман генерал Владимир Толстов разорвал всякие связи с этой церковью и велел поступить так же всему своему казачьему кругу. Работавший парикмахером Иван Рождественский, друг священника, сражался в Русской императорской армии в Первую мировую, а потом в рядах Белой армии в Сибири. В 1935 году на 3-м съезде русских фашистов в Харбине представлял Австралию[161]161
  John Stephan. Op. cit. P. 183; Barbara Winter. The Most Dangerous Man in Australia? Brisbane: Glass House Books, 2010. Рp. 125–129; Михаил Протопопов. Преосвященнейший Феодор (Рафальский): архиепископ Сиднейский и Австралийско-Новозеландский 1895–1955 и его эпоха. Мельбурнский университет, [2000]. С. 78–85; Jayne Persian. «The Reverend Fascist»: Harbin, Brisbane and Post-War Immigration to Australia, неопубликованный доклад, представленный на конференции «Русские из Китая в Австралии», состоявшейся в Сиднейском университете 7 ноября 2019 г.


[Закрыть]. В 1941 году Рождественский и Антоньев были интернированы правительством Австралии наряду с несколькими другими русскими фашистами. После освобождения в 1944 году Антоньев вернулся в свой приход, хотя не все бывшие прихожане были рады его видеть. Рождественского выпустили годом позже, и он сразу же подал прошение о натурализации. Гражданство ему предоставили в 1946 году – вероятно, из-за того, что спецслужбы сочли, что он сможет приносить пользу как осведомитель, донося о влиянии коммунистов на русскую общину[162]162
  NAA: A367 1940/1/289, V. Antonieff; NAA: MP 1103/1 Q433, Prisoner of War/ Internee Rodjestvensky, Ivan Pavlovich; NAA: A434, 1950/3/1020, донесение сотрудника CIB Р. М. Реталлака, 1947; Jayne Persian. «Reverend Fascist»…. Отметим, что написание Rodjestvensky, которое является неверной транслитерацией русской фамилии Рождественский, принято за стандартное не только во всех австралийских официальных документах, имеющих к нему отношение, но даже и в его собственном ходатайстве о получении гражданства (The News [Adelaide], 13 March 1945).


[Закрыть]. Маховик политических подозрений снова раскрутился, и на протяжении следующих десяти – пятнадцати лет уже не белые, а красные русские сделались главным объектом внимания и тревоги австралийской разведки.