Текст книги "Когда жизнь останавливается: травма, привязанность и семейная расстановка. Источник любви: теория и практика «семейных расстановок»"

В соматической работе с травмой мы в основном разбираемся с личным потрясением и тем, как оно влияет на тело. Иногда бывает полезно разобраться, как человек мог бессознательно, напрямую или косвенно, поспособствовать возникновению травматической ситуации. Практикуя чисто соматический подход, на последнее легко не обратить внимание. Конечно, эта проблема далеко не всегда актуальна, но мы знаем, что встречаются случаи, когда дети, например, начинают идентифицировать себя с кем-то из умерших родственников и стремиться к смерти, чтобы спасти родных. В результате они неосознанно пытаются попасть в ситуацию, которая угрожает их жизни или благополучию. Если не изучить бессознательные привязки, лежащие в основе несчастных случаев, и сфокусироваться только на физическом исцелении, то человек продолжит попадать в похожие опасные положения.

Дочери изнасилованных женщин могут все время оказываться в абьюзивных отношениях. Сыновья, чьи отцы принимали участие в военных действиях, могут захотеть умереть за папу. Ранее я описал три основных вида переплетений, которые приводят к страданиям: «Я последую за тобой», «Я сделаю это за тебя» и искупление вины. Если такие паттерны поведения не подвергнуть осознанному анализу, то у чисто соматического лечения будет весьма ограниченный по времени эффект. Особенно это касается детских травм. Холистический подход поможет разобраться с личными и психологическими последствиями травмы, определить проблемы с привязанностью, которые корнями уходят в травмы других членов семьи или социальной группы, а иногда достаются нам и от предыдущих поколений.

Если работать только в русле соматического подхода, легко упустить из виду влияние привязанностей. Расстановки показывают на практике, что люди часто бессознательно выбирают страдания. Из детства во взрослую жизнь мы проносим с собой чувство завышенной собственной значимости, которое либо вынуждает нас чрезмерно себя винить за произошедшее, либо заставляет искать виноватых вовне, даже если травмирующее событие на самом деле было обыкновенной частью жизни. Да, жить, не имея на руках ясных объяснений произошедшего, часто тяжело. Только самосознание и понимание внешних обстоятельств, не связанных с нами, может помочь нам быть выше базовых потребностей в выживании и привязанности.

В нас с рождения заключены импульсы к самозащите и налаживанию связей с другими людьми – одно нужно для саморегуляции, а другое регулирует процессы в обществе. Во время лечения травмы нам необходимо признать и согласовать обе этих движущих силы, так как если удовлетворена только одна из них, другая обязательно постарается это возместить. Мы сами загоняем себя в тупик, когда пытаемся освободиться от своих родителей и не испытывать к ним любви. То же справедливо и в отношении тех, кто пытается пожертвовать собой ради них.

Иногда терапевты, работающие с травмой в русле соматического подхода, дают своему клиенту слишком много ресурсов, не разбираясь, нужны они тому или нет. Так можно случайно ослабить клиента, вместо того чтобы придать ему сил: не имея твердой почвы под ногами, он начнет тревожиться и сомневаться в себе. Мне встречалось немало людей, которые долго лечились с помощью соматической терапии и со временем развивали в себе чрезмерную чувствительность к сильным эмоциям, начинали бояться перенапрячь себя. Невозможно с помощью одной только поддержки найти ресурсы, заземлиться и открыть в себе внутреннюю силу – для всего этого также нужны испытания и трудности. Конечно, в первую очередь терапевт должен исходить из того, насколько в клиенте развита внутренняя стойкость. Можно стать как жертвой чересчур тяжелых испытаний, так и пострадавшим от чрезмерной заботы.

Мы стараемся создать безопасную среду для клиента только для восстановления утраченного во время травмирующего события чувства безопасности. Это только временная мера, которая помогает принять тяжелый опыт и придает подопечному сил, чтобы справиться с общей нестабильностью жизни. Тело и мозг всегда жаждут безопасности, но в экзистенциальном смысле эта потребность никогда не может быть полностью удовлетворена ни на физиологическом, ни на психическом уровнях, потому что и тело, и разум в любом случае однажды исчезнут.

Те же ранние детские травмы невозможно вылечить лишь на физиологическом уровне – для этого нужно задействовать сознание взрослого. Маленький ребенок, чья мама умерла, просто ощутит ее внезапное отсутствие, которое может вызвать у него гнев и чувство, будто мама его не любит и потому бросила. Да, этой естественной реакции стоит отдать дань уважения, но здесь не обойтись и без трезвого взгляда взрослого, который понимает, что мама не выбирала смерть и не бросила своего ребенка намеренно. Только после этого осознания человек может избавиться от чувства потери, открыться своей матери и начать воспринимать ее образ как ресурс. В противном случае он застрянет в своей детской реакции, не сможет расти дальше и не научится находить любовь и заботу, которых ему так не хватает с момента потери мамы.

Семейные расстановки – очень полезный инструмент для исцеления таких травм привязанности. Они помогают вернуть связь с людьми, которые первоначально заботились о нас, и найти в ней ресурс. Благодаря восстановлению этой связи становится проще регулировать перевозбужденное состояние организма на телесном уровне.

У меня есть несколько простых предложений, как в пределах одной сессии совместить работу с телом и семейную расстановку так, чтобы извлечь максимум пользы для излечения травмы. Чтобы помочь клиенту заземлиться и больше пребывать в настоящем моменте, перед началом расстановки следует помочь ему разрядиться и снизить уровень возбуждения. Так во время расстановки он будет более внимателен и восприимчив к происходящему – это поможет извлечь ему больше пользы из работы при минимальном риске перегрузки и диссоциации. Травмированные клиенты обычно либо гиперактивны, либо находятся в состоянии, похожем на транс, то есть слабо присутствуют в моменте или находятся в глубокой диссоциации. В любом случае им трудно концентрироваться на расстановке: до их сознания доходит мало информации, что сводит на нет любое целительное воздействие.

Погасить физическое возбуждение можно с помощью телесной терапии, причем для этого не требуется взаимодействие с травмирующими переживаниями. Мы уже обсудили, например, накопление ресурсов как один из методов разрядки. Напомню, что признаками разрядки являются следующие действия: совершение глубокого вдоха, непроизвольные движения тела (например, дрожь), медленное вхождение в контакт с глубокими чувствами (например, грустью или страхом). Есть и другой метод снижения уровня возбуждения: можно помочь человеку слегка подвигать телом или расширить область переживания возбуждения, чтобы это чувство стало легче переносить. Это также снижает потребность клиента в диссоциации.

Высокий уровень психической активации обычно проще заметить: клиент может слишком быстро говорить, не делая никаких пауз, совершать беспокойные движения, быстро дышать, краснеть, демонстрировать сильное напряжение в конечностях. Диссоциацию сложнее обнаружить, часто ее принимают за что-то другое. За спокойной маской клиента на самом деле может прятаться перевозбуждение. Вопрос только в том, активация какой системы преобладает: симпатической или парасимпатической, – но в обоих случаях полезно понижать уровень волнения.

Обычно гораздо полезнее проверенными методами снизить уровень возбуждения в теле, чем просить человека быть внимательнее или помогать ему наладить контакт с телом, что обычно любят делать во время терапии. То, что может прекрасно работать с обычными клиентами, в случае с травмированными способно оказаться контрпродуктивным: человек обычно впадает в диссоциацию, потому что не может справиться с уровнем возбуждения, поднятым в организме. Если мы попросим такого подопечного просто быть в контакте с телом, уровень напряжения вырастет, что приведет к дальнейшему разрыву с реальностью. Если же мы снизим этот уровень и только потом вернемся к работе с телом, то клиенту будет гораздо проще его почувствовать.

Пока подопечный хотя бы чуть-чуть не разрядит напряжение, он не сможет ни осознать смысл расстановки, ни добраться до системной причины травмы (или ему будет очень трудно это сделать). Если же мы начнем изучать историю семьи или проводить расстановку после разрядки, то с большей вероятностью добьемся глубоких позитивных результатов.

Работать с телом и физическими ощущениями полезно не только до, но и после сессии – это помогает интегрировать психические озарения на уровне физиологии. Разум способен схватывать на лету, но телу требуется время, чтобы приспособиться и перегруппироваться. Помочь ему в этом можно так: после расстановки попросите клиента понаблюдать за тем, какие изменения она вызвала в его теле, как оно реагирует. В таком практическом упражнении гораздо больше пользы и смысла, чем в риторических вопросах о том, понял ли он что-то. Человек всегда на подобный вопрос может ответить да, побоявшись показаться глупым или просто пребывая в шоковом состоянии.

Тело более красноречиво и правдиво, чем любые слова. Соответственно, его сигналы дают и терапевту, и самому клиенту более надежную обратную связь о происходящем внутри: было ли на самом деле что-то понятно или просто мозг так решил. Полноценное понимание должно достигаться комплексно, на всех трех уровнях – в теле, разуме и сердце. По этой же причине рекомендуется не вести обстоятельных бесед до, во время или после расстановки, потому что разговоры способствуют активности новой коры, и баланс нарушается. Конечно, все зависит и от того, как именно используется словесное взаимодействие.

Я обнаружил еще одно преимущество наблюдений за телом перед началом расстановки, и оно показалось мне очень полезным. В работе с расстановкой, особенно на занятиях исключительно с движениями, принципиально важно найти правильную отправную точку для начала сессии. То есть координатору нужно определить, кого взять в расстановку и с какого члена семьи стоит начать. Может хватить даже одного или двух человек, но это должны быть правильно выбранные люди, иначе вся работа пойдет совсем не в том направлении и нужное решение не найдется. Чем меньше заместителей, тем больше действо сосредоточено на решении конкретной задачи, при этом еще важнее выбрать самого значимого в данном случае человека из системы. Иногда его бывает довольно легко определить, но в большинстве случаев это далеко не так очевидно.

Берт Хеллингер, основатель метода семейных расстановок, иногда мог начать сессию всего с одного заместителя, и за тем, как он выбирает этого конкретного человека, было совершенно поразительно наблюдать.

Я обнаружил, что после того, как терапевт провел клиента через несколько циклов психической активации и разрядки в начале сессии, не задумываясь, насколько это все связано с динамикой внутри семьи, ему становится гораздо легче выбрать, с кого начать расстановку. Экспериментируя с этим подходом, я всегда приходил к выводу, что тело само в итоге указывает мне на важные детали, благодаря которым выбор становится очевидным.

Теперь я приведу пример того, как работу с телом можно совместить с проведением расстановки.

Пример из сессии

В самом начале клиентка лет сорока буквально излучала страх: ее тело тряслось, ей трудно было говорить нормальным тоном. Прежде чем расспрашивать ее о проблеме, я решил поработать с ресурсами и предложил ей не сопротивляться дрожи, а вместо этого сосредоточиться на той области тела, которая меньше всего подвержена влиянию страха. Это помогло снизить заряд физической активации, благодаря чему ей стало проще справляться с оставшейся дрожью. Я предложил женщине оглядеться и убедиться в том, что она находится в безопасной среде, где ей готовы оказать поддержку. Также я заверил ее в том, что у нас достаточно времени и мы будем работать в подходящем ей темпе.

Все это помогло ей заземлиться и немного набраться сил, после чего она рассказала мне о том, что ее мучают воспоминание о случае, когда отец пытался задушить ее подушкой в шесть лет. Женщина вспомнила, как ей в тот момент казалось, что она вот-вот умрет. Я не дал углубиться ей в воспоминание и напомнил, что она жива. Когда клиентка немного расслабилась, я спросил, помнит ли она, где в этот момент находилась ее мама и была ли у нее какая-то поддержка. Женщина сказала, что ее мама с другими детьми парализованно наблюдали за происходящим. Она вспомнила, как в какой-то момент отпустила контроль и перестала бороться. Я поинтересовался, не помогла ли ей именно эта реакция выжить, и она со мной согласилась. Тогда я сделал акцент на том, что способность тела вовремя сдаваться в случае опасности спасла ей жизнь.

Изначально вся энергия в женщине стянулась с периферии тела в один центр, из-за чего конечности ослабли и перешли в состояние, близкое к коллапсу – типичная реакция организма на страх в стремлении защитить себя. После нашего короткого разговора энергия в ней начала выходить из сжатого состояния: положение ее тела изменилось, руки наполнились силой. Когда я осторожно предложил ей понаблюдать за телесными ощущениями, она начала замечать, как энергетический заряд наполнил ее ладони и руки. Тут женщина стала делать защитные жесты руками, особенно активно действовала ее правая рука, – так проявлялось завершение защитной реакции против нападения отца. Видимо, именно это изначально собиралось сделать ее тело, но, осознав, что на борьбу с отцом не хватит сил, она остановилась и впала в оцепенение.

Поделав эти движения еще какое-то время, клиентка успокоилась и начала чувствовать себя более заземленной, внимательной и сильной. Я объяснил ей, какие процессы происходят в теле после таких травматических случаев, а также рассказал, как трудно ребенку учиться доверять себе, когда родитель не способен обеспечить ему надежную поддержку и дать чувство безопасности.

Моя клиентка стала более уравновешенной и готовой к тому, чтобы рассмотреть семейную динамику, приведшую к тому, что отец стал агрессивной угрозой ее жизни. Стало совершенно ясно, что пока женщина не разберется с этой проблемой, ей будет трудно налаживать здоровые отношения с мужчинами. Клиентка предпочитала держаться от них на расстоянии, но в то же время искала фигуру отца – человека, который мог дать ей то, чего не хватило от папы. Прямая встреча с отцом в самом начале расстановки стала бы для женщины слишком эмоционально заряженной, чтобы ее допускать. Подобная конфронтация без дополнительной подготовки могла бы вызвать в ней очень сильную реакцию или травмировала бы ее еще сильнее, но теперь она почувствовала, что более готова к ней. Она согласилась исследовать свои отношения с отцом, и я уверил клиентку, что мы не будем выходить за рамки ее зоны комфорта.

Теперь мы выбрали заместителей для ее отца и для нее самой (мне все еще казалось, что еще не время пускать в расстановку клиентку, лучше ей понаблюдать за всем с безопасного расстояния). Когда заместители встали лицом друг к другу, началось движение. В самом начале отец не смог разглядеть в своей дочери ее саму. Заместительница клиентки начала смотреть в пол, и мы поместили туда еще одного человека, чтобы тот заместил мертвого. Заместительница клиентки легла рядом с ним. Отец, наблюдающий за этим, стал заметно тронут, но все равно продолжил стоять неподвижно. После того, как в расстановку были введены еще двое мужчин, произошло еще несколько сдвигов: выяснилось, что эти заместители символизируют отца и деда папы клиентки. Видимо, они убили кого-то в прошлом, и это стало семейным скелетом в шкафу. Клиентка подтвердила, что это правда. Теперь стало ясно, какое переплетение возникло: отец перенял импульс на убийство от своего деда, клиентка же стала идентифицировать себя с жертвой, и заново разыгралась драма прошлого. Только теперь в ней участвовали отец и дочь.

Теперь, когда в драму вернулись изначальные актеры, мы смотрели на взаимодействие убийц и их жертвы, пытаясь понять, готовы ли они встретиться друг с другом. Понаблюдав за ними какое-то время, мы возвратились в настоящее время, и я попросил заместителей отца и дочери встать лицом друг к другу. Теперь они более расположены к взаимопониманию: отец впервые в состоянии разглядеть собственного ребенка, у дочери получается сделать несколько шагов к нему навстречу. На этом моменте мы закончили расстановку, хотя она пока не была завершена и нам предстояло изучить взаимоотношения с матерью, чьей поддержки не хватало клиентке. Это мы решили оставить на следующий раз.

Я спросил женщину, что она чувствует после просмотра расстановки. Уровень ее активации значительно ослаб, она ощутила, что теперь может в более расслабленном состоянии находиться рядом с папой, и даже подумывала над тем, чтобы навестить его, хотя раньше ей было трудно это сделать – она не ездила к нему уже много лет. Также клиентка стала спокойнее относиться к своей текущей жизненной ситуации: она была готова дать событиям медленно развиваться, не впадая в отчаяние и не заставляя себя вступать в любые стабильные отношения с мужчинами.

Это простой пример того, как можно совместить соматическую работу с травмой и семейную расстановку в рамках одной сессии, чтобы создать более цельное представление. Первоначальная подпитка ресурсом помогла клиентке выйти из состояния диссоциации, оцепенения и перенапряжения, а также поспособствовала выходу на изначальную защитную реакцию. Когда она позволила телу завершить эту реакцию и получила объяснения происходящего во время травмы, того, что ее тело пытается сделать, она стала более заземленной и спокойной. Теперь женщина была готова к тому, чтобы разобраться в причинах агрессивного поведения ее отца.

Когда мы преждевременно пытаемся понять поведение наших родителей через семейную расстановку, то можем с легкостью отмахнуться от собственных потребностей, даже не заметив их. Такая стратегия поведения ведет к тому, что отстраненность от организма только растет, а личностное развитие затормаживается. Соматическая работа с телом значительно снижает уровень опасности. Понимание наших родителей (и других людей) должно идти рука об руку с любовью и уважением к самим себе.

Внедрить соматический подход в расстановку мы также можем через активную медитацию, которая включает в себя работу с телом. Большой вклад в ее развитие внес Ошо. Обычно она состоит из нескольких стадий: сначала идет активная (иногда катартическая или экспрессивная), а за ней следуют более тихие и спокойные. Так, умение наблюдать, являющееся неотъемлемым элементом медитации, практикуется не только с помощью физической неподвижности, но и за счет движения телом вкупе с выражением эмоций. Такая специфика помогает человеку оставаться в контакте с организмом и с физическими ощущениями, что способствует обнаружению подавленных эмоций и воспоминаний, которые хранились в бессознательной части мозга. Активный компонент содействует избеганию ловушки, в которую попадают люди, желающие использовать медитацию для побега от неприятных ощущений (популярная стратегия некоторых специалистов, использующих медитацию, чтобы обойти теневую часть себя). Мы обсудим это подробнее в десятой главе.

Активные медитации являются неотъемлемой частью всех моих тренингов, потому что помогают людям заземлиться в физическом плане и в то же время способствуют достижению уровня сознания-свидетеля, которое находится выше тела и разума.

Довольно часто во время расстановки человек обнаруживает в себе любовь и уважение к родителю, но во время активной медитации опять может подняться волна гнева или разочарования. Это указывает на то, что нужно продолжать прорабатывать неприятный опыт и полное взаимопонимание еще не достигнуто. Без медитаций существует опасность того, что человек не выйдет за рамки интеллектуального понимания и будет иметь весьма иллюзорные представления о том, чего он смог достичь во время терапии. Настоящее внутреннее развитие зависит от того, насколько хорошо мы чувствуем собственное тело.

Любовь к себе, любовь близких, полноценные отношения и дружба – это самые надежные защитники от травмы и самые богатые ресурсы для исцеления. В этой главе мы обсудим, что стоит знать о природе любви и дружбы.