Текст книги "Когда жизнь останавливается: травма, привязанность и семейная расстановка. Источник любви: теория и практика «семейных расстановок»"

Терапевты в целом склонны к идентификации со своей областью профессиональных знаний и предпочитаемым методам терапии. Последователи Фрейда в корне всех проблем видят подавленную сексуальность, адлерианские аналитики – стремление к самоутверждению. Специалист по семейным расстановкам в качестве источника проблем клиента назовет межпоколенческие переплетения, а травматерапевт – неизлеченные травмы. Идентифицировать себя с конкретным психологическим методом – все равно что носить очки с цветными линзами и видеть весь мир в соответствующих оттенках.

Не все психологические проблемы связаны с травмой прошлого, и даже если когда-то клиент действительно был травмирован, его рана уже могла естественным образом исцелиться и интегрироваться. Когда травматерапевт чересчур идентифицируется со своей областью знаний, он может со всеми людьми обращаться так, словно они травмированы, нуждаются в поддержке и защите от любых конфликтов и разного рода интенсивных эмоций. Нередко травматерапевты рассказывают своим клиентам об опасности активных или катарсических медитаций и обращаются с ними как с фарфоровыми куклами. Разумеется, бывают случаи, когда такая тактика уместна, и то, что проблемой влияния травмы на жизнь человека сильно пренебрегали в прошлом, – неоспоримый факт. При этом терапевт должен вовремя осознавать, когда его вмешательство продиктовано объективными причинами, а когда – страхом ретравматизировать клиента. Боязнь или чрезмерное беспокойство – не лучшая основа для терапевтического вмешательства. Они скорее увеличат страх самого клиента, вместо того чтобы помочь ему преодолеть его.

Системный терапевт же может слишком рано обратиться к изучению семейной истории клиента, не учитывая его эмоциональную стабильность, для того чтобы справиться с травматическим прошлым своей семьи. Недооценив огромное влияние травмы на тело и разум, системный терапевт может слишком рано или внезапно столкнуть подопечного с семейной травмой, вместо того чтобы медленно и аккуратно помочь ему выйти из состояния активации или диссоциации. Так действительно можно повторно травмировать человека.

Поиск баланса между поддержкой и необходимостью сталкивать клиента с болезненным прошлым – тонкое искусство. С одной стороны, терапевт должен создать безопасное пространство для подопечного, а с другой – не брать на себя ответственность за его жизнь и за то, с чем тому потребуется разобраться. К травматическому событию не стоит обращаться ни слишком рано, ни слишком поздно. Для терапевта очень важно как можно меньше идентифицироваться с изученными техниками и методами, а также прорабатывать все свои травмы. Это поможет ему с гибкостью подходить к проблемам клиента и не попасть в ловушку искаженного восприятия сквозь призму определенной системы. Мы еще вернемся к этой теме в следующей главе.

Не только терапевты идентифицируются со своей профессиональной областью знаний. Клиенты тоже склонны идентифицировать себя со своими проблемами. Они часто убеждены, что их травмированная версия и есть то, кем они являются на самом деле, либо, что выясняется в работе с системными расстановками, отождествляют себя с кем-то из членов семьи. На самом деле идентификация в целом и является корнем всех проблем. Мы считаем себя своим телом и разумом, что мешает нам быть простым свидетелем того, что с ними случается. Чем сильнее и глубже наши идентификации, тем сложнее нам становится просто наблюдать за происходящим и прорабатывать свои проблемы. В таких условиях практически невозможно успешно справляться с внутренними конфликтами.

Стремление к изменениям прямо связано со степенью переживаемой идентификации.

Клиенты естественным образом стремятся к изменениям, у терапевта же не должно быть намерения поменять их, или, по крайней мере, его не должно волновать достижение желаемого результата. Для некоторых практиков и психологов, которые работают ради благополучия своих клиентов, мои слова могут показаться странными. Научные исследования обычно тоже проводятся для того, чтобы оценить эффективность терапевтического вмешательства. На поверхностном уровне помощь, целенаправленно настроенная на изменения, имеет значение, но на глубоком экзистенциальном уровне по-настоящему помочь человеку можно, только когда терапевт забывает о своем желании помочь. Только в этом случае он вмешивается, исходя из присутствия в настоящем моменте, и благодаря глубокому принятию его действия не отягощены скрытыми мотивами. Когда глубоко внутри себя терапевт принимает ситуацию клиента такой, какая она есть, он способен действительно прислушиваться к нему и спонтанно реагировать в моменте. По сути, терапевт – зеркальное отражение происходящего внутри у его подопечного, и именно поэтому он лучше всего справляется со своей функцией, когда у него нет никаких намерений. Настоящая внутренняя трансформация происходит лишь тогда, когда мы находимся в состоянии глубокого принятия, а оно всегда возникает спонтанно и не может быть результатом вымученных усилий.

Часто трансформация и сдвиги в сознании происходят, когда мы попадаем в тупик и не можем двигаться дальше, словно маятник, достигший наивысшей точки – своего пика. К примеру, человек осознает, что успех не способен сделать его счастливым, но лишь в момент достижения наивысшей ступени в лестнице успеха. До этого у него все еще будут оставаться большие надежды и мечты, подталкивающие его продолжать двигаться вперед. Когда же он достигает пика успеха, ему больше некуда стремиться.

В терапии мы часто сопровождаем клиента до подобной крайней точки и помогаем осознать все последствия его действий, вместо того чтобы попросить измениться или попытаться раньше времени «спасти» его от, на первый взгляд, плохого исхода. Гораздо эффективнее показать амбициозному человеку, как страдает и болеет его тело, чем попытаться уговорить его отказаться от амбиций. Человек способен осознать, что живет в иллюзорной мечте, и отказаться от ложных надежд лишь в момент прямого столкновения с болезненной реальностью. И только после этого он сможет по-настоящему измениться и пережить внутреннюю трансформацию.

Следовательно, терапевту нужно научиться не бояться за клиента и с уважением относиться к тому, по какому жизненному пути тот идет, даже если он способен привести к страданиям или смерти. Это прозвучит парадоксально, но я смогу спасти чью-то жизнь, лишь приняв тот факт, что этот человек хочет лишиться ее.

В терапии существует два вида подходов. В первом специалист дает клиенту надежду, помогает не сдаваться и поддерживает в нем веру в то, что изменения возможны. Во втором он лишает подопечного всякой надежды, потому что только в той точке, где больше не на что надеяться и реальность такая, какая она есть, он действительно сможет пройти через трансформацию.

Выбор подхода зависит от того, что клиенту больше требуется в данный момент. Травмированные люди уже погружены в состояние безнадежности, которое не имеет ничего общего с принятием, а, скорее, ближе к желанию сдаться. Травматическое событие оказалось таким ошеломляющим, что поставило под вопрос все желания и курс жизни в целом. Они не отказались от своих намерений и мечт из-за глубокого понимания, но, наоборот, событие, которое стало угрозой их существованию, отняло все возможности для достижения цели. Желание сдаться – это негативное состояние, в котором все надежды и устремления либо подавляются, либо остаются в тени. Помочь человеку вернуться к осознанности будет первоочередной задачей, и только после этого можно будет работать над тем, чтобы что-то отпустить.

Терапевт способен помочь клиенту принять реальность, не пытаясь спасти его от нее, когда он принимает то, что может произойти с клиентом, и не боится этого. Например, если подопечный неизлечимо болен, будет лучше поставить его перед фактом, что он, скорее всего, долго не проживет, чем давать ему надежду на излечение. К примеру, целительные предложения, которые используются в расстановках, оказывают сильное воздействие на человека потому, что они короткие, прямые и сводятся к простой констатации факта без дополнительных приукрашиваний. Терапевт, который действует, исходя из страха, или не дает своим клиентам встретиться с реальностью, вряд ли может принести много пользы.

Умение поддерживать внутренний игривый и легкий настрой, возможно, одно из самых важных и при этом редких качеств для специалиста. Можно сказать, что мы по-настоящему находимся в медитативном и непредвзятом состоянии сознания только тогда, когда не ведем себя чересчур серьезно и умеем смеяться над собой. Легкость бытия, возможно, одно из тех качеств, которых так не хватает в нашей повседневной жизни. Даже люди, стремящиеся к духовности, и любители медитации склонны воспринимать себя и все происходящее слишком серьезно, а это яркий признак глубокой идентификации. Уметь искренне взаимодействовать с клиентом, не становясь при этом излишне серьезным, – замечательное искусство.

У специалистов в области психического здоровья тоже есть свои раны, которые продолжают влиять на них: любой неразрешенный травматический опыт прошлого может снова дать о себе знать при взаимодействии с травмой клиента. Например, когда терапевт, в детстве переживший сексуальное насилие, слушает историю клиента, пострадавшего от абьюза, на поверхность могут выйти его личные непроработанные эмоции (например, ярость, паника или боль). Нередко встречаются наставники, которые начинают идентифицировать себя с жертвами абьюза и всей душой жаждать наказания для насильника. Психотерапевт, который отождествляет себя со скрытым гневом или стыдом жертвы, возможно, даже со скрытой виной абьюзера, больше не в состоянии помочь клиенту найти путь к исцелению.

Контакт с гневом полезен только для того, чтобы вытащить человека из состояния диссоциации и помочь ему перестать чувствовать себя беспомощным. Это только первый шаг, но не само исцеление. По-настоящему человек приходит в норму, лишь когда у него получается перерасти свой гнев и сказать «да» жизни, причем это относится и к клиентам, и к самим терапевтам. Некоторые практики берут на себя роль защитника и хотят дать подопечному то, чего не хватило им самим. Такое стремление помогать другим еще называют синдромом спасателя. Обычно он развивается на почве ранней детской травмы. Чуть ниже мы рассмотрим его подробнее.

Когда травма терапевта активируется под влиянием травмы клиента, сначала ему нужно справиться с собственным непереработанным зарядом, снизить уровень возбуждения и отрегулировать свое внутреннее состояние, а затем заняться поддержкой подопечного. Иногда бывает трудно понять, в чем причина психической активации практика во время работы с травмой клиента: это дает о себе знать его собственное непроработанное прошлое или он просто резонирует со своим подопечным в настоящем?

Резонанс – это важный терапевтический инструмент, благодаря которому практик лучше понимает, что именно происходит с клиентом. В понятие резонанса входит умение людей чувствовать, регулировать друг друга и общаться между собой не только с помощью пяти чувств, но и на более тонком уровне. Если выражаться точнее, то специалист способен синхронизироваться со своим клиентом на физическом, эмоциональном, энергетическом и когнитивном уровнях. То есть один человек может в собственном теле почувствовать соматические ощущения другого, в том числе физические признаки активации, а также испытать чужие эмоции и поймать себя на тех же мыслях и воспоминаниях. Все вышеперечисленное буквально служит доказательством тому, что человек способен вступать в контакт с чужим энергетическим полем и испытывать все, что случается с его владельцем, так, будто это происходит с ним самим.

Этой способностью обладают не только люди, но и все млекопитающие, которые создают социальные системы. Она дает нам преимущество в выживании – благодаря ей мы можем заранее почувствовать надвигающееся событие, потому что это уже пришлось пережить другому члену нашей группы. Если кто-то из нашего социального круга в опасности, мы тоже чувствуем опасность еще на стадии ее зарождения – раньше, чем она настигает нас – и все благодаря тому, что мы находимся в резонансе. Именно благодаря ему мама знает, что происходит с ее малышом, даже раньше, чем ей кто-то об этом расскажет.

Способность резонировать можно использовать в качестве терапевтического инструмента: с помощью нее практик может почувствовать, что именно происходит с его клиентом еще до того, как тот сам это осознает. Резонанс может лечь и в основу потенциального развития человека – через него терапевт способен переработать лишнюю энергию клиента, с которой тот не справляется, а потом отразить обработанный материал обратно к нему. Похожим образом мама помогает своему ребенку пережить болезненный опыт: она поглощает неприятные эмоции, продолжая оставаться спокойной, что придает малышу сил. Терапевт точно так же своим мягким успокаивающим присутствием учит клиента перерабатывать напряжение в нервной системе, перенимая на себя часть энергии пострадавшего и обрабатывая ее.

Таким образом, резонанс можно назвать и инструментом диагностики, и готовым лекарством. Но, к сожалению, у него могут возникнуть неприятные побочные эффекты. Резонанс действует в оба направления: от клиента к терапевту – и наоборот. Всегда существует потенциальный риск того, что активация клиента перегрузит нервную систему терапевта. Вместо того чтобы стать источником целительной силы, он сам перевозбудится и только сильнее взволнует подопечного. Другими словами, две системы с нарушенной саморегуляцией при влиянии друг на друга с большей вероятностью потеряют способность к саморегуляции. Мы отчетливо видим, как это работает, когда наблюдаем за разговором двух обиженных или разозленных людей: постепенно они начинают все больше и больше обижаться или злиться.

Чтобы справиться с травмой и не попасть в воронку травматической энергии, терапевту нужно уметь регулировать себя и справляться с активацией любой интенсивности, возникающей во время разговора. Для достижения такого уровня самоконтроля необходимо уметь замечать малейшие изменения в своем организме, потому что первые признаки активации становятся заметны именно на телесном уровне. Очень легко мысленно заблудиться в истории клиента и потерять связь с настоящим моментом – особенно когда он рассказывает о драматических событиях. Важнее всего не история сама по себе, а то, что сейчас испытывает человек к произошедшему и как реагирует его тело, пока он эту историю рассказывает.

Даже просто слушать историю травмы подопечного – физически и эмоционально выматывающее занятие. Помочь ему переосмыслить физиологическую активацию – еще более трудная задача. При оказании терапевтической помощи травмированным людям или во время заботы о них, у самого практика или помощника может возникнуть вторичная стрессовая реакция или вторичный травматический стресс. Такой побочный эффект в виде появления негативных эмоций из-за помощи жертвам травмы называют усталостью сострадать или заместительной травмой. Не стоит путать эти термины с выгоранием, которое характерно для представителей любой профессии и развивается постепенно в виде накапливаемого стресса. Усталость сострадать может прийти внезапно и больше характерна именно для специалистов в области психического здоровья.

Эмпатия делает помощника уязвимым к идентификации с травмой клиента, из-за чего, несмотря на отсутствие личного травматического опыта, его тело и разум тоже утомляются или у него появляются симптомы посттравматического стресса. Когда терапевт за день успевает поработать с несколькими клиентами, постоянно подвергаясь чужому дистрессу, его запас прочности может очень быстро исчерпаться.

Одних хороших намерений недостаточно – практик должен научиться пребывать в медитативном состоянии осознанности, устанавливать четкие эмоциональные границы и заботиться о самом себе. Сбалансированный стиль жизни вкупе с перечисленными навыками – это отличные превентивные меры от усталости сострадать. Как я уже говорил, искреннее сопереживание исходит не из желания пожертвовать собой ради других, а из сострадания к самому себе.

Для любого практика, работающего с травмированными клиентами, особенно важно поддерживать четкие личные границы и чувствовать границы других. В шестой главе я писал, что почти всем травмированным людям пришлось пережить грубое нарушение личного пространства, особенно если их беспокоит травма привязанности. В результате они либо не чувствуют свои границы, либо не умеют их защищать и настаивать на своем. Это относится к физическим рамкам, эмоциональным, интеллектуальным или сексуальным. В то же время они могут не осознавать, что у терапевта тоже есть границы, и постоянно нарушать его личное пространство и право на уединение[10]10
  Знаменитый фильм «А как же Боб?» является идеальным примером того, к чему приводит нарушение границ в отношениях между терапевтом и клиентом.


[Закрыть]. Важно помнить, что для практика неприемлемо налаживать личные отношения с подопечным и наоборот. Тем не менее, если у терапевта вдруг возникнет такое желание, он должен уметь побороть его или обратиться к другому человеку за супервизией, если чувствует, что у него не получается сделать это в одиночку.

Вместо отождествления себя с клиентом, специалисту следует очень четко обозначить свои границы и аккуратно настаивать на них. Например, не быть на связи с подопечным все двадцать четыре часа в сутки, уважать контракт и ограниченное время сессии, а также не увлекаться пересказом событий из своей личной жизни. Терапевт и клиент должны понимать, что их взаимоотношения – это не дружба, и грань между личной и профессиональной жизнью не стоит нарушать.

Когда практик ясно очерчивает свои рамки, это помогает подопечному в целом более осознанно относиться к рамкам на разных уровнях. Кроме того, терапевт может напрямую обсудить тему границ со своим клиентом и помочь тому обращать больше внимания на то, что вызывает комфорт и дискомфорт. В процесс обучения границам стоит включить упражнения на умение говорить нет и хватит, на то, чтобы позволять себе останавливаться или, наоборот, двигаться дальше. Еще будет полезно тренировать тело включать реакцию «бей».

Прикосновения – это отдельная деликатная область работы с травмированными клиентами. С одной стороны, физический контакт может помочь быстрее исцелиться и разрядить напряжение, а с другой – прикосновение способно вызвать активацию и воспоминания о грубых нарушениях границ в прошлом. Следовательно, физический контакт нужно использовать с особой осторожностью. Во-первых, стоит объяснить клиенту, для чего нужны прикосновения, и, во-вторых, обязательно надо спросить, не против ли он, чтобы к нему прикасались и в каких местах это разрешается. Как правило, предпочтительнее всего трогать конечности (например, руки) или те части тела, где выпирают кости (например, плечи).

Если терапия состоит из серии сессий, то нужно сразу определить точную продолжительность одной и промежутки между ними, а также обозначить часы, в которые клиент может связаться с терапевтом.

Любой специалист должен осознавать, почему именно выбрал свою профессию. Скрытые или бессознательные мотивы часто ведут к тактике поведения, направленной не на помощь клиенту, а на удовлетворение потребностей самого терапевта. Также практик должен осознавать свою базовую человеческую потребность в любви и уважении. Когда она ярко выражена, что часто свойственно людям помогающих профессий, у человека возникает сильное желание спасать других от боли и страданий.

Психологическая причина развития синдрома спасателя заключается в глубоком желании быть нужным и в бессознательном стремлении помочь собственным родителям, в особенности матери, уберечься от всего плохого. Как правило, такие тенденции возникают у людей, чья мама не могла должным образом удовлетворять их потребности в детстве, возможно, как раз потому, что у нее самой не получалось оправиться от собственных травм. По мере взросления такой ребенок взваливает на себя обязанность заботиться уже о матери, жертвуя своими потребностями в бессознательной попытке добиться ее внимания и уважения. Люди, которым не хватает интереса со стороны других, учатся становиться незаменимыми для кого-нибудь, чтобы точно быть нужными. Лучше всего эту стратегию поведения можно описать фразой: «Отдает, чтобы получить».

Вырастая, дети, о которых недостаточно заботились, прибегают к стратегии взаимоотношений, в рамках которой они стараются брать на себя роль того, кто заботится, и именно поэтому часто выбирают путь психотерапевта. Так как еще в раннем детстве они выработали чувствительность к потребностям других, у них есть особые навыки заботы, которые часто бессознательно используются, чтобы косвенно удовлетворить и свои нужды. Такие специалисты заботятся о клиенте, потому что в первую очередь им бы хотелось, чтобы кто-нибудь позаботился о них самих. При этом, фокусируясь на других, они начинают пренебрегать собственными потребностями и отказываются от ответственности за их удовлетворение. Следовательно, когда человек постоянно пытается спасать других, он часто забывает о своих нуждах, а также не чувствует пределов своих возможностей и не уважает личные границы. Он неосознанно пытается удовлетворить свою потребность в любви и уважении через ощущение нужности. Поначалу ни клиент, ни терапевт этого не заметят, но через некоторое время подопечный все же начнет реагировать на бессознательные ожидания практика. Например, будет расстраиваться или злиться, – чему тот очень удивится, ведь он так «беззаветно» заботился о своем клиенте.

Иногда практики страдают от того, что их постоянно тянет отказываться от самих себя ради подопечных или отдавать другим то, что нужно им самим. Они могут даже начать рисковать собственным здоровьем и счастьем ради блага других. Хронические помощники зачастую не самые счастливые люди, и помогающие профессии отличаются высоким уровнем суицидов. Тем не менее многие поначалу думают, что если они откажутся от личного благополучия и посвятят себя заботе о других, то наконец-то смогут почувствовать себя любимыми, уважаемыми, ценными и достойными. Существует не так много профессий, в которых можно почувствовать себя очень нужным, и помогающие как раз находятся в числе таких.