Текст книги "Когда жизнь останавливается: травма, привязанность и семейная расстановка. Источник любви: теория и практика «семейных расстановок»"

В жизни часто случается так, что мы отдаем что-то другим не потому, что находимся в состоянии переизбытка, а потому, что хотим что-то получить взамен. Нам неловко испытывать потребность в чем-то, поэтому мы стараемся не показывать другим, что нам чего-то не хватает, и берем на себя роль щедрого дарителя, которая более престижна и приятно щекочет эго. Для ребенка это часто единственный способ, которым он может добиться толики внимания от родителей и почувствовать себя «хорошим». Когда он прячет свои потребности и вместо этого поддерживает близкого взрослого, это помогает ему выживать и в некоторой степени получать те любовь и уважение, которых ему так хочется. Такая стратегия способствует выживанию, но из-за нее ребенок застревает в болезненной ситуации, когда ему приходится подавлять свои естественные порывы и желания. Из-за этого какая-то часть его всегда остается опустошенной и неудовлетворенной.

Настоящие перемены в стратегии поведения происходят тогда, когда человек начинает обнажать свои реальные потребности, несмотря на ощущение, что он вот-вот сгорит от стыда. Первый шаг на пути к исцелению – обнаружить рану и обнажить ее. В конце концов, человек не виноват, что его родители сами были травмированы и не могли как следует позаботиться о его детских потребностях. Вместо того чтобы видеть изъяны в родителях, дети начинают думать, что что-то не так с ними. Такой экзистенциальный стыд может глубоко укорениться в психике и породить множество психологических проблем, которые из детства переходят во взрослую жизнь. Нужно помнить, что потребность во внимании – необходимое условие для выживания ребенка, а не что-то постыдное. Чтобы продолжить духовно расти, нам нужно понять и принять это.

Как бы то ни было, даже взрослым становится очень стыдно, когда кто-то считает их слишком навязчивыми: на почве этого стыда часто возникает желание спрятаться или исчезнуть. Та раненая и неудовлетворенная часть нас, которая так жаждет внимания, никуда не денется, пока мы не научимся внутренне открываться ей.

Мы же, наоборот, склонны к тому, чтобы избегать ее, и у некоторых людей возникает желание завести ребенка как раз потому, что они хотят прикрыть им глубоко укорененное в себе чувство собственной неполноценности. Ребенок у таких людей рождается не потому, что у них переизбыток энергии и они хотят ею поделиться, а потому, что они испытывают внутреннюю пустоту и хотят заполнить ее чадом, которое полюбит их просто за то, что они есть. Некоторые даже советуют тем, кто чувствует себя неудовлетворенным и не видит в жизни смысла, завести ребенка, чтобы этот смысл обрести. С самого рождения малыш, появившийся на свет у такого человека, будет чувствовать на себе вес чужих ожиданий, которым должен соответствовать.

В расстановке такое положение дел проявляется примерно так: заместитель родителя чересчур внимательно фокусируется на своем ребенке или даже старается подойти к нему поближе. Это явный признак того, что у родителя есть определенные ожидания в отношении него, и он не может увидеть его таким, какой тот есть на самом деле. Как следствие – ребенок и родитель меняются местами: ребенок начинает хотеть отдавать, а родитель принимать – так начинаются страдания. Тенденцию к подобным нездоровым отношениям между родителями и детьми можно отследить на много поколений назад: в каждом предыдущем колене ребенок недополучал чего-то от родителей, и в итоге во взрослом возрасте он попытался взять это от собственного отпрыска. Потом цикл заново повторялся.

Именно так страдания передаются из поколения в поколение – или, если говорить более профессионально, одна и та же травма передается из поколения в поколение. Все дети рождаются с безусловной любовью к своим родителям. Любовь-привязанность обеспечивает их выживание. Желание наладить контакт с ними вынуждает быть готовыми к страданию, риску здоровьем или даже смерти за родителей.

В качестве первого шага к исцелению человек учится ощущать свои потребности и открываться им, а чтобы сделать второй шаг, нужно быть готовым к встрече с такими неприятными чувствами, как разочарование и гнев, иногда отчаяние и одиночество, которые возникают при неудовлетворении нужд. Другими словами, человеку надо быть готовым к тому, чтобы обработать все эти эмоции в безопасной среде – например, во время сессии с терапевтом.

Не каждый клиент будет благодарен за чрезмерную заботу, проявленную практиком. Друг или партнер не обязательно с любовью и пониманием отнесутся к чужим ожиданиям. Успех и уважение могут обернуться чем-то совершенно противоположным. Любая из перечисленных ситуаций потенциально может вынести на поверхность гнев, разочарование и чувство пустоты, которые человеку удавалось успешно скрывать еще с раннего детства. Требуется недюжинная храбрость, чтобы в одиночку встретиться с неприятными эмоциями и прожить мрачные моменты – это тоже часть процесса исцеления. Только когда человек готов к этому, он может достичь более глубокого контакта с самим собой, освободиться от искусственной вежливости или желания всем угодить: это касается и клиента, и самого терапевта. Только тот, кто прошел через процесс принятия всех своих негативных эмоций, способен стать действительно хорошим практиком, потому что после этого он уже не будет нуждаться в одобрении клиента и других внешних стимулах для поднятия самооценки. Так он больше не будет жертвовать собой и терять контакт с внутренней правдой. Терапевт способен делиться с клиентом радостью и удовлетворенностью лишь тогда, когда сам находится в контакте с этими чувствами.

У всех есть свои полезные и уникальные качества, которыми можно делиться с другими, в том числе во время работы. Когда человек успешно справляется с травмирующим прошлым, он приобретает особый навык, который помогает ему работать с людьми. Если мы в детстве научились с вниманием относиться к потребностям наших родителей, то после проработки травмы эта внимательность поможет нам распознать потребности подопечного, причем иногда даже раньше, чем он сам их осознает. Острая наблюдательность в сочетании с умением самостоятельно заботиться о своих потребностях, а не ждать, пока это сделает кто-то другой – вот формула становления хорошим специалистом. В моем понимании хороший терапевт – это тот, кто умеет наслаждаться каждым моментом, знает, что наполняет его ресурсом, и с вниманием относится к другим людям.

Только по-настоящему удовлетворенный человек может поделиться с другими чем-то уникальным и благотворным. Центрирование в этом смысле помогает одному человеку помочь другому пройти через внутренний кризис, не переняв при этом чужих боли, страха или гнева. В предыдущей главе я назвал это состоянием присутствия здесь и сейчас, и оно несколько отличается от стандартного образа мысли типичного человека, желающего помочь. Терапевтическая помощь не похожа на то, о чем обычно думают люди, когда пытаются оказать помощь. Это не спасение, а сопровождение. Проходя через страдания, клиент может достичь такого уровня осознанности, которого никогда не достигнет, если кто-то постарается спасти его от этих страданий.

Примеры из сессий

Ко мне на сессию пришел терапевт, жалующийся на усталость от работы с людьми. Ее мучило чувство, что она никогда не будет достаточно хороша, поэтому она продолжала учиться, ведь ей все время казалось, будто ее текущих знаний не хватит. Во время сессии выяснилось, что она одержима желанием добиться одобрения родителей, в особенности – отца, а еще тем, чтобы помочь ему исцелиться от старой травмы. С самого детства она старалась быть «хорошей девочкой» и не доставлять родителям, испытывающим финансовые трудности, никаких проблем. Желание помочь им повлияло на выбор профессии – благодаря ему она заинтересовалась психотерапией.

Во время сессии мы поработали над тем, чтобы она научилась меньше вмешиваться в жизнь родителей, отдала дань уважения тому, через что им пришлось пройти, и больше сосредоточилась на своих желаниях. Когда она посмотрела на своих родителей и предков, которым пришлось пройти через разные травматические опыты, то смогла осознать, что, увидев ее счастливой, они только испытали облегчение. Это помогло ей самой почувствовать облегчение и принять их благословление на то, чтобы дальше жить собственной жизнью. Теперь эта женщина была готова помогать другим не из желания пожертвовать собой или заслужить одобрение, а из стремления поделиться любовью, которую испытывала по отношению к своей семье и самой себе.

Во время другой сессии мужчина пожаловался на тревожность. Расстановка показала, что он перенял на себя скрытую агрессию отца и дедушки, которые сражались с другими членами семьи, выбравшими противоположную сторону в гражданской войне в Испании. Тревожность и агрессия оказались частью незаконченной травматической реакции «бей или беги», которая продолжала влиять на клиента. Причем он не мог этого осознать, когда просто думал об истории своей семьи. Подопечный сумел почувствовать облегчение, лишь отдав дань уважения обеим сторонам гражданской войны и тем страданиям, которые им довелось пережить. Две фракции наконец-то пришли к примирению на психологическом уровне, когда он глубоко внутри себя осознал, что обе стороны принадлежали к одной стране и одному народу. Эта сессия не только освободила клиента от тревожности, но еще и научила его принимать ответственность за чувства, возникающие под влиянием принадлежности к определенной семейной системе.

Все участники моих тренингов, которые готовятся к работе с людьми, узнают различие между двумя типами помощи и постепенно приходят к осознанию того, что человек станет способен к истинной эмпатии, лишь научившись сопереживать самому себе. Таким образом, в базовую подготовку к работе с людьми входит обучение тому, что такое быть здесь и сейчас, чем на самом деле является медитация, как преодолеть личные травмы, найти в жизни радость и удовлетворение.

Явление, когда ребенок пытается помочь родителям и начинает сам вести себя как родитель, называется парентификацией. Похожим образом терапевты иногда берут на себя роль родителей по отношению к своим клиентам, которые проецируют на терапевтов свой образ идеальных матери и отца. На языке психологических терминов это называется контрперенос и перенос – они не ведут к личной зрелости, а лишь укрепляют формирование нездоровой привязанности. В работе с семейными расстановками мы стараемся не поощрять такое поведение и помогаем людям ослабить привязанность к членам семьи: для этого мы, во-первых, уважаем наличие этих семейных связей, а во-вторых, находим способы их перерасти. Такой процесс занимает достаточно много времени, и параллельно ему ведется работа над исцелением травм прошлого. Чтобы терапевт сам не формировал бессознательных привязанностей к своим клиентам и не позволял им привязываться к нему, он тоже должен чувствовать себя относительно свободным от своих родителей и других семейных уз. Эмоционально независимый специалист не берет на себя ответственности за клиента и одновременно с этим относится к нему с большим уважением. Подопечный же будет чувствовать, что его уважают, и станет вести себя более ответственно.

Рано или поздно терапевту попадается клиент, который пробуждает в нем его собственную травму, и в такой момент наставник должен быть в хорошем контакте со своим телом и механизмом саморегуляции. Это поможет ему не спутать сбалансированное состояние с отстраненностью. Терапевты, которые пребывают в диссоциации и даже не замечают этого, думая, что вполне осознанны и не подвержены влиянию чужих эмоций, не так уж и редко встречаются. Любой практик, который в своей работе в основном исходит из теории или интеллектуального анализа, на самом деле диссоциирован, потому что отстранен от своего сердца и чувств. Эмпатия не является частью интеллекта, поэтому ей нельзя обучиться, а можно лишь постепенно ее развить. Именно поэтому простого изучения интересующего предмета, будь то травма или что-то другое, недостаточно. Процесс обучения взаимодействию с людьми заметно отличается от курсов по вождению. Чтобы подготовиться к работе с травмой, недостаточно просто окончить университет и прочитать эту книгу.

Во все свои тренинги я всегда включаю катарсические медитации, потому что они одновременно работают и на физическом, и на эмоциональном уровнях. Медитация должна влиять на все сферы бытия – тело, разум и сердце, – а потом выходить и за их пределы. Безмолвные или сидячие медитации тоже по-своему полезны, но если заниматься только ими, можно случайно еще сильнее погрузиться в диссоциацию или сбежать от своих эмоциональных проблем.

Наконец, я хочу напомнить, что для хорошего специалиста важно быть в контакте еще и с трансцендентным или обезличенным состоянием бытия, потому что только при определенном уровне беспристрастности можно выбирать стратегию лечения, которая не будет опираться на ограничивающие личные предпочтения. Более того, специалист, находящийся в медитативном состоянии, не будет испытывать неловкости во время работы и никогда не почувствует себя излишне окрыленным, если сессия прошла хорошо, или ужасно расстроившимся, если она не удалась. Наша личность сформирована под влиянием социальных условностей и травматического прошлого. Именно поэтому она так или иначе ограничивает нас. Например, если терапевта много стыдили в прошлом, он будет либо стыдить своих клиентов, либо стараться всячески им угодить.

В более глубоком смысле терапевтическая сессия направлена не на налаживание контакта с человеком, а на то, чтобы наладить контакт с самим собой, со всеми слоями личности и тем, что выходит за ее пределы. Следовательно, настоящие терапевтические отношения – это отсутствие каких бы то ни было отношений. Наставник способен подарить своему подопечному свободу лишь тогда, когда не нуждается в контакте. И свобода эта заключается в выборе быть в связи или нет, оставаться на уровне разума и диссоциации или открыться тому, что происходит здесь и сейчас. Любые намерения терапевта относительно того, в каком направлении должна пойти сессия, являются неочевидным посягательством на свободу и личное пространство клиента. Таким образом, практик должен навсегда перестать цепляться за идею, что в конце сессии обязательно должно произойти какое-то завершение, «счастливый конец» или разрешение конфликта.

Никогда доподлинно не известно, сможет человек полностью исцелиться или нет, – все в руках экзистенциальной силы. Терапевту нужно это принять, даже если тому противоречит его образование, предпочитаемая психологическая концепция или теория. При таком подходе каждая сессия сможет научить чему-то новому и клиента, и самого терапевта.

Во второй главе я упомянул, что большинство людей игнорируют тот факт, что их жизнь в физическом теле ограничена, и реагируют на тему смерти диссоциацией. Кончина воспринимается как явление, связанное со старостью, болезнью и страданиями, поэтому вызывает у людей ощущение, будто это нечто, чего стоит избегать или что как можно дольше откладывать на потом. Рекламы медицинских компаний сулят долгую жизнь, если мы купим их продукты, предполагая, что долголетие – наша главная цель, а ранняя смерть – это несчастье, которое приключается с невезучими. Создается впечатление, что в нашем обществе длина жизни ценится больше, чем ее качество.

Во время семейных расстановок нам не раз приходилось наблюдать за тем, как ранняя смерть кого-то из членов семьи не только заставляла выживших испытывать боль и страдать, но еще и глубоко укореняла в них чувство того, что что-то пошло не так. Большинство из нас не понимают или лишь смутно осознают, что жизнь разнообразна и всеобъемлюща. Она предоставляет людям множество вариантов судеб: в том числе короткую продолжительность жизни или длинную, и не дает оценочных характеристик. Но эффективно справляться с болезненным событием нам не дает именно наша глубокая привязанность. Например, если мать охвачена идеей, будто ее ребенок полностью принадлежит ей и буквально ее продолжение, то при внезапной его гибели ей будет трудно оправиться от потери, а, может быть, и никогда не удастся этого сделать.

У меня, безусловно, ушло очень много времени на то, чтобы избавиться от предательских размышлений о том, что пошло не так перед несчастным случаем с Мирой, что я «должен» был сделать иначе, и обо всем, что «должно» было происходить иначе с самого начала. С бытовой точки зрения все мои ошибки и ошибки окружающих очевидны. Но гораздо сложнее усвоить, что существует более широкий контекст, в котором трагедии было суждено случиться, причем это нужно понять не на интеллектуальном уровне духовной концепции, а осознать глубоко внутри себя. На что, я думаю, у меня уйдет еще немало времени. Чтобы отойти от мышления в духе «это не должно было случиться» к жизни во всей ее полноте, необходимо отказаться от всех личных желаний и предпочтений.

Выходит, чтобы по-настоящему справиться со смертью любимого человека, развитие в себе медитативной осознанности просто необходимо. Надо помнить, что все мы участники одной большой космической драмы и далеко не всегда у нас есть возможность выбирать, какую именно роль в ней мы играем. Ниже я предлагаю вам небольшую медитацию, которая помогает перестать идентифицировать себя с определенной ролью или деятельностью, в которую мы вовлечены.

Медитация[11]11
  Из «Вигьяна Бхайрава Тантра. Книга тайн. Том 1» Ошо.


[Закрыть]

КОГДА ЗАНИМАЕШЬСЯ ПОВСЕДНЕВНЫМИ ДЕЛАМИ, ПОДДЕРЖИВАЙ ВНИМАНИЕ МЕЖДУ ДВУМЯ ВДОХАМИ, И ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ТАКОЙ ПРАКТИКИ РОДИСЬ ЗАНОВО.

Эту простую технику можно выполнять, когда угодно, во время занятия любыми мелкими делами – например, во время прогулки или принятия пищи. Продолжайте заниматься своим делом, но часть внимания уделяйте маленькому промежутку между каждым вдохом и выдохом.

Ошо в комментарии к этой медитации пишет, что она помогает разорвать отождествление с занятием или любой взятой на себя ролью, и когда человек практикует ее на протяжении долгого времени, то в конце концов начинает смотреть на свою жизнь как на бесконечную драму, в которой он лишь один из актеров, что просто играет определенную роль. В конечном счете он сумеет воспринимать все, что происходит в его жизни, так, словно это приключается с кем-то другим.

Со временем с помощью медитации человек учится меньше соотносить себя с драмой жизни и понимать, как именно все просто играют определенную роль в ней. Он постепенно развивает в себе еле уловимое принятие, внутреннее «да» и чувство благодарности, которое продолжает жить глубоко внутри даже во время самой травматичной ситуации, даже когда кажется, что оно безвозвратно утеряно. Это не пораженческий настрой и не мировосприятие сдавшегося, типичное для людей, сломленных травмой. И это не просто духовная концепция, а по-настоящему позитивный взгляд на жизнь и ее дары.

Потеря близкого человека – болезненное событие для любого, но если мы действительно любим того, кто от нас ушел, мы также в состоянии подумать о том, что было бы полезным и целительным для человека, который умер или скоро умрет. Люди, которые думают исключительно о своей личной потере и о желании всегда быть рядом с определенным человеком, что теперь невыполнимо, так и застревают в эгоцентричном мировосприятии. Истинная любовь – это переживания, которые вытаскивают человека за рамки его эго.

Чем больше мы культивируем в себе медитативность и любовь, тем проще нам становится отпускать друг друга, а потом, в конце концов, и себя! Дети, которые рано остались без родителя, часто не могут перестать испытывать гнев, так как им кажется, что их бросили. Но истина заключается в том, что на самом деле никто никого не бросает – просто мы все прочно привязаны к собственному жизненному пути, независимо от того, какие дополнительные роли мы на нем играем – родителя, возлюбленного или ребенка. Мы все бесконечно одиноки: какое-то время путешествуем вместе, но в конце концов нам все равно приходится покидать друг друга. Никто из нас точно не знает, когда этот момент наступит, но мудрый человек постарается использовать каждую возможность, чтобы подготовиться к нему. Просто читать об этом и соглашаться со всем на интеллектуальном уровне недостаточно.

Для меня было большим шоком потерять Миру. Это событие стало самым резким сигналом к пробуждению, заставившим меня осознать, что часть меня была очарована иллюзией, будто жизнь вечна и мы всегда будем рядом друг с другом. Наши поездки и расставания (иногда мы работали в разных странах) должны были в некотором роде подготовить меня к тому, как отпустить ее. Но я тогда все равно до конца не осознавал, что каждый момент, который мы делили друг с другом, мог быть последним. В результате я получил очень болезненное напоминание о том, что никто не может доподлинно знать, что его ждет в следующий миг.

Жизнь и правда всегда подвешена на тоненькую ниточку, которая может порваться в любой момент, поэтому опасно принимать что-либо за должное. Ошо часто напоминал своим ученикам, что только полноценно проживая каждый миг, мы сможем более легко отпускать и прошлое с будущим потеряют для нас свое значение. Былое и грядущее по-настоящему важны только для разума, потому что мозг запрограммирован на стремление к безопасности, уверенности и комфорту. На протяжении миллионов лет эволюции он прекрасно справлялся и продолжает справляться с этим, создавая разные технологии, используя все преимущества науки. И все же мозгу не удалось сделать нас более самодостаточными, умиротворенными, радостными и любящими – в этих областях особого прогресса не наблюдается.

Когда общество начало вести более оседлый образ жизни, наш быт стал безопаснее, обеспеченнее и предсказуемее, жизнь приобрела более скучные и плоские очертания. Чтобы жить полноценно, человеку нужно уметь отключать разум, прислушиваться к сердцу и к самости, приветствовать любую жизненную нестабильность: эмоциональную, социальную, материальную или интеллектуальную. Нужна готовность погружаться в жизнь с головой, идти в неизвестность с внутренней открытостью, не опираясь ни на какой учебник о том, как правильно жить и к чему-либо относиться.

Тело и мозг запрограммированы на то, чтобы любой ценой помогать нам выжить и быть в безопасности. Пусть это и одно из самых больших достижений природы, но работает оно только до поры до времени – и в конце концов все равно не справляется со своей задачей. Любой механизм рано или поздно ломается и оказывается на помойке. Точно так же тело и разум когда-нибудь перестанут функционировать и разложатся. Прежде чем это случится, нам надо научиться перестать отождествлять себя с ними, и вполне возможно, что на это уйдет вся жизнь. Только порвав с идентификацией, человек может выйти за рамки страха, потому что страх смерти – базовый и лежит в корне всех остальных боязней. Можно сказать, что он является главной травмой тела и разума.

Жизнь и смерть – это правда часть одного целого. Одно не может существовать без другого. Человек начинает двигаться к смерти сразу же по факту рождения, просто на этот процесс уходит 70–80 лет. Смерть сопровождает нас постоянно – она никогда никуда не уходит. Ни один момент прошлого нельзя вернуть назад: мы не можем удержать ни одно чудесное переживание, потому что только нам стоит осознать его, как оно от нас ускользает. Любые жизненные переживания можно сравнить с песком, ускользающим сквозь пальцы, – даже если мы сожмем кулак, это не сильно нам поможет. Если мы достаточно умны, то оставим ладони открытыми, полноценно насладимся каждым моментом, познаем жизнь во всей ее тотальности и будем чаще обращать внимание на то, что происходит здесь и сейчас. Вот в чем на самом деле заключается основной посыл всех мистиков.

Мне очень повезло быть рядом с Ошо в тот момент, когда он покинул свое тело. Это было похоже на взрыв света и яркое празднование. Я был рядом со своими родителями, когда они совершили свой последний вздох. Это произошло очень тихо и мирно, словно они просто погрузились в более глубокий сон. Несколько ближе к настоящему времени, я видел, как моя любимая покинула этот мир, и буквально был подле нее. Несмотря на то что это произошло абсолютно внезапным и шокирующим образом, я все равно смог ощутить огромную волну любви, которая, казалось, стала распространяться по всему земному шару, окутала меня и всех, кто был связан с Мирой. Теперь я надеюсь, что когда придет мое время, я тоже смогу присутствовать при этом мгновении.

На протяжении многих недель и месяцев после ухода Миры в моменты тишины и покоя я продолжал получать послания, которые, казалось, приходили ко мне прямиком от нее самой. Они всегда трогали меня до слез, соединяли с глубокой любовью и еще чем-то трансцендентальным, чему я не могу дать названия. Мне кажется, будет правильным закончить эту книгу одним из них:

«Я нахожусь в прекраснейшем пространстве. Не могу точно описать его для тебя. Моя любовь всегда с тобой, только мое тело больше не рядом. Она ведь важнее всего, не так ли? Мы много раз практиковались расставаться и при этом быть на связи друг с другом. Как и раньше, я всегда рядом с тобой, поэтому у тебя нет никакой необходимости по мне скучать. Ты всегда сможешь найти меня в своем сердце. То, чем я хочу поделиться с другими, теперь будет приходить во внешний мир через тебя. Ты любишь меня, поэтому сможешь узнать это. Теперь мы точно одна крепкая команда, как ты всегда хотел. Отныне так и будет» (Мира)

И еще одно послание от Учителя:

«Ты получил дар, а не боль. Просто пока этого не знаешь. То, что с тобой случилось, – это возможность».