Текст книги "Первая мировая. Убийство, развязавшее войну"

Брож обжаловал основное решение чешского суда по отклонению иска и продолжил предъявлять претензии к чешским судам, утверждая, что совершенная экспроприация является нарушением международных соглашений. Его иски проделали путь от районного суда до высшего областного, а потом и до Конституционного суда Чешской Республики. В 2011 г. иск был снова отклонен Конституционном судом, который продолжил настаивать на том, что дети Франца Фердинанда и Софии являются Габсбургами. В любом случае, продолжали утверждать в суде, поправка, принятая после 1921 г., не могла изменить положение, занимаемое ими в династии. Потерпев это поражение, принцесса решила обратиться в Европейский суд по правам человека в Страсбурге.

Отмена решения о захвате имущества, оправдываемого зыбкими отговорками и утверждениями, что София, Макс и Эрнст являются Гогенбергами, все еще может случиться. Но до краха чехословацкого правительства не представлялось возможным одержать победу в оспаривании этого решения. Принцесса твердо убеждена, что если ей когда-нибудь удастся выиграть это дело – Конопишт останется открытым для посещений.

Но последние годы чешской истории не были благосклонны к Гогенбергам и их родственникам. Семьи Хотек больше не существует. Сестра Софии Мария скончалась в 1935 г., пережив своего мужа, князя Ярослава Туна, на девять лет. Вольфганг умер в 1925 г., Зденка – в 1946 г., Октавия – в 1948 г. и Антония – в 1930 году. После того как Каролина ушла из жизни в 1919 г., Генриетта, младшая из сестер, вышла замуж за овдовевшего графа Леопольда Ностиц-Ринека. Генриетта умерла в 1964 г. Члены семьи, остававшиеся в Чехии, были изгнаны из страны после Второй мировой войны. Последний из их семьи, Карл, умер в Баварии в 1970 г.

Другие важные персонажи из жизни Франца Фердинанда и Софии также ушли из жизни. Мачеха Франца Фердинанда, эрцгерцогиня Мария Тереза умерла в 1944 г. в Вене. Она удостоилась государственных похорон и была погребена в склепе Капуцинов в Вене. Две ее дочери, Мария Аннунциата и Елизавета, скончались в 1961 г. и 1960 г. соответственно. Они обе служили аббатисами в монастыре Св. Терезы в Градчанах в Праге. Это почетное место всегда принадлежало эрцгерцогиням династии Габсбургов. В 1903 г. Елизавета вышла замуж за Алоиза, князя Лихтенштейна. Союз был достаточно спорным, и многие считали его неравным; в этот раз Франц Иосиф отказался посетить ее свадьбу и не выразил поддержки. Брат эрцгерцога Фердинанд Карл умер в 1915 г. от туберкулеза, всего через год после событий в Сараево.

Полковник Александр Брош фон Аренау погиб в бою в сентябре 1914 г. Генерал Конрад фон Хётцендорф показал себя неспособным военачальником, потеряв 1,5 миллиона человек в проигрышной кампании; он умер в 1925 г. Леопольд Лойка, несчастный шофер, бывший за рулем в день убийства, получил денежный грант от императора Карла и использовал его для покупки постоялого двора. Он скончался в 1926 г. Франц Яначек оставался с детьми Франца Фердинанда и Софии до выхода на пенсию. Он всегда отказывался рассказывать о Франце Фердинанде и тех годах, которые он провел вместе с ним, несмотря на множество вышедших книг, посвященных этой теме. Он умер в 1955 г. в возрасте девяноста лет. Альфред Монтенуово, человек, доставивший столько унижений эрцгерцогу и его возлюбленной супруге, скончался в 1927 г.

Чтобы спасти Милана Цигановича, который учил пользоваться оружием в Белграде Принципа, Чабриновича и Грабеча, сербское правительство переправило его в Америку. Он вернулся в конце войны, был награжден правительством и умер в безвестности в 1927 г. Танкосич погиб в бою, сражаясь в рядах сербской армии, зимой 1915 г. Год спустя, по всей видимости, опасаясь того, что Драгутин Димитриевич раскроет связь «Черной руки» с сербским правительством, премьер-министр Никола Пашич и наследный принц Александр приказали его арестовать. Ему было предъявлено заведомо ложное обвинение, будто бы он хотел убить цесаревича. Чтобы быть уверенным в вынесении обвинительного приговора, наследный принц Александр назначил Петра Живковича председателем военного трибунала. Живкович был не только заклятым врагом Димитриевича, но и близким другом принца. Судебное разбирательство состоялось весной 1917 г. в Салониках, и исход его был предопределен.

На судебном процессе в Салониках на скамье подсудимых вместе с Димитриевичем оказались несколько его бывших коллег, в том числе некоторые члены «Черной руки» и сараевский конспиратор Мухаммед Мехмедбашич. Мехмедбашича приговорили к 15 годам тюрьмы, но позднее помиловали. Он вернулся в Сараево, где и провел остаток своей жизни, умерев в 1943 г. Димитриевичу повезло меньше. 23 мая 1917 г. он был признан виновным в государственной измене; спустя месяц утром 26 июня он был расстрелян. Когда его привели на место казни, Димитриевич снова подтвердил свою роль в событиях в Сараево. «Теперь мне ясно, – сказал он, – что я должен умереть сегодня под сербскими винтовками только потому, что я организовал сараевские события». В 1953 г. югославский Верховный суд посмертно оправдал его.

Убийство в Сараево было описано в сотнях книг; вышло около двадцати художественных фильмов и телесериалов, в которых представляются история Франца Фердинанда и Софии и их конец. В 1999 г. австрийский монетный двор выпустил в их честь памятную монету в 100 шиллингов; в 2004 г. в Австрии вышла памятная монета в 10 евро, на которой изображены их профили. В Вене в Императорском склепе церкви Капуцинов, традиционном месте упокоения Габсбургов, в их честь была установлена мемориальная стела. Теперь после смерти они могли найти здесь покой.

В нескольких милях от склепа Капуцинов располагается известный Heeresgeschichtliches Museum, или Военно-исторический музей, отдельный зал которого посвящен убийству в Сараево. В его витринах можно увидеть медали и униформу эрцгерцога; малиновые стены зала украшают картины с изображениями Франца Фердинанда и Софии. В центре зала стоит кушетка, на которой умер эрцгерцог. Здесь представлена и военная форма, в которую он был одет в тот роковой день в Сараево (ее подарили музею его дети): синий мундир, с перевязью поперек груди, с разрезанным золотым воротничком и отрезанным левым рукавом. На мундире, несмотря на прошедшие годы, еще можно разглядеть пятна крови эрцгерцога – в районе горла и на груди.

В зале представлены и револьверы. В 2004 г. Иезуитский архив Южной Австрии передал музею револьвер системы «Браунинг», который якобы использовал Принцип. Оружие было передано отцом Антоном Пунтигамом вместе с бомбами и некоторыми предметами, принадлежавшими погибшей паре, включая лепестки из букета роз Софии и окровавленную наволочку с шезлонга, на котором лежал эрцгерцог. Пунтигам хотел передать эти предметы детям погибших эрцгерцога и герцогини, но они отказались их взять. Известно, что у пистолета Принципа был серийный номер 19075, но номер револьвера из коллекции Пунтигама – 19074.

В июле 1914 г. граф Харрах передал императору свой автомобиль, в котором погибла супружеская пара, а тот, в свою очередь, предоставил машину музею. Автомобиль доминирует над всеми экспонатами в зале и, как и окровавленный мундир эрцгерцога, является живым свидетелем того рокового события. В его задней двери виден кружок пулевого отверстия – здесь прошла пуля, доставшаяся Софии. Когда в конце Второй мировой войны советские войска вошли в Вену, они захватили все транспортные средства, в том числе печально известный автомобиль; обнаружив, что в автомобиле нет бензина, захватчики пришли в ярость, прокололи его шины и несколько раз выстрелили в его серые борта. Многие посетители музея обращают внимание на его номерной знак: A111-118, – автомобиль, который, можно сказать, возвестил начало Первой мировой войны, обладает цифрами номера, указывающими на день, месяц и год, когда она окончилась.

* * *

Ходит множество слухов о заговоре, предшествовавшем убийству в Сараево. Говорили, что за ним стояли венгры и евреи. Надеясь увести следствие подальше от «Черной руки» и Белграда, на судебном разбирательстве Принцип утверждал, что финансировали и помогали в подготовке заговора масоны. Эту же версию выдвигал впоследствии и немецкий генерал Эрих фон Людендорф. Макс после изучения личных документов его отца возлагал вину на неизвестных чинов из немецкой тайной полиции, которые надеялись предотвратить планы эрцгерцога по реструктуризации империи Габсбургов в содружество федеральных штатов. Следует, правда, отметить, что он озвучил свои обвинения в 1937 г., когда угроза аншлюса стала близкой как никогда; и возможно, что таким образом он пытался настроить австрийское общественное мнение против идеи объединения с Германией.

Ни к одному из этих утверждений нельзя относиться достаточно серьезно. Убийство стало следствием серьезных промахов и недальновидных решений упрямых чиновников: Schlamperei – немецкий термин, обозначающий вид систематической бюрократической некомпетентности; он часто используется для объяснения того, как все дошло до столь трагической ошибки. Но не все хотят слышать разумных объяснений, и версия о причастности к убийству официальных австрийских лиц приобрела устойчивое существование. Остается открытым вопрос: только ли ошибки и вопиющая небрежность официальных лиц привели к этим трагическим воскресным событиям?

Существует версия, согласно которой не обошлось и без ненависти к Францу Фердинанду и нежелания допустить его к престолу Австро-Венгрии, с одной стороны, а с другой – нужен был повод, чтобы развязать агрессию против Сербии. Газеты в Вене открыто усомнились в компетентности государственных чиновников, которые не посчитали нужным «взять под наблюдение» будущих убийц эрцгерцога. Все это было очень «странно и поразительно», говорит один историк, что «военные власти Боснии и тайная полиция не предприняли достаточных мер для защиты эрцгерцога и его жены».

Как говорил премьер-министр Венгрии Иштван Тиса: «Совершенно необъяснимое положение дел должно было существовать в полиции Сараево, если в день убийства шесть или семь заговорщиков, вооруженных пистолетами и бомбами, смогли спокойно расположиться вдоль маршрута следования наследника престола, и никто из них не оказался под наблюдением и не был арестован». Граф Юлий Андраши заставил покраснеть членов венгерского парламента, когда задал вопрос, как те, кто отвечал за организацию боснийского визита эрцгерцога, зная о боснийских волнениях и антиавстрийской пропаганде, могли допустить его посещение города в День св. Вита? Почему не были обеспечены необходимые меры безопасности? Почему после первой неудачной попытки покушения, когда была брошена бомба, программа визита была продолжена? Все произошедшее, продолжал обвинять Андраши, говорит о том, что была допущена «грубейшая небрежность» со стороны должностных лиц в Вене и властей Сараево. А утверждение, что они ничего не знали о готовящемся заговоре, выглядит «невероятным».

Венгры всегда были готовы критиковать Австрию, и возможно, это является просто очередным примером. Но и многие австрийцы также были склонны думать про худшее. Когда Первая мировая война закончилась и Австрия стала республикой, Лео Пфеффер, судья, который собирал доказательства произошедшего в Сараево, утверждал, что некоторые неназванные высокопоставленные австрийские чиновники сознательно содействовали убийству, игнорируя предупреждения и практически не занимаясь обеспечением безопасности. Графиня Ланьюс фон Велленбург, фрейлина Софии, задавала вопрос: «Почему эрцгерцога так стремились отправить на маневры в Боснию? Возможно, именно потому, что он там должен был быть убит». Архиепископ Сараево Стадлер гневно говорил, что, по его мнению, Франца Фердинанда и Софию «специально направили на улицу с убийцами». Артур, граф Польцер-Ходиц, служивший адъютантом у императора Карла, намекал, что ответственность за трагический визит Франца Фердинанда лежит на его врагах.

Подобные подозрения высказывались не только в империи Габсбургов. В начале 1916 г. падкий на сенсации и не всегда заслуживающий доверия английский журналист Уикхем Стид указывал на Вену, когда писал: «Конечно же, нельзя сказать, что для агентов секретной службы Австро-Венгрии было выше их сил работать в Белграде или Сараево или что они были не в силах устранить нежелательных лиц или создать предлог для войны». Позднее в своих мемуарах он был более откровенным. «Возможность «устранения» наследника престола и его супруги, – писал он, – с точки зрения Габсбургов, вряд ли рассматривалась как очень плачевное событие». Другие надеялись таким образом отвлечь внимание от причастности Белграда к произошедшему. В 1924 г. сербский генеральный консул в Монреале поддержал версию причастности австрийских официальных лиц, обвиняя в произошедшем Габсбургов.

Но самое известное мнение о возможном существовании заговора принадлежит бывшей наследной принцессе Стефании. «Тайна Сараево, – заявляла она, – охраняется не хуже, чем секрет Майерлинга. Я думаю, что настало время рассказать правду о несчастных Франце Фердинанде и Софии. Они также стали жертвами… Франц Фердинанд и София осмелились бросить вызов императору. Им приходилось постоянно платить за свое счастье, и в конце концов они отдали за него свою жизнь». Затем она добавила: «Они убили их! Увы! Я предупреждала и предостерегала; я знаю их методы. Сараево не могло бы случиться вне ведения министров. Император знал об опасности, знал об угрозе, нависшей над наследником престола, но он просто сидел и смотрел».

Очень горячие слова, наводящие на размышления. Возможно, она говорила о соучастии в убийстве? О допущенной грубой небрежности? Или она имела в виду то, что все предупреждения были намеренно проигнорированы, сознательно допустив, чтобы супружеская пара оказалась в опасной ситуации, с расчетом, что покушение может быть успешным и доставляющий проблемы эрцгерцог будет устранен?

Некоторые указывают на то, что генерал Конрад и генерал-губернатор Оскар Потиорек были, вероятно, причастны к австрийскому заговору. Надо признать, что они оба были врагами Франца Фердинанда. Франц Фердинанд дважды запрещал важные для Потиорека решения, сначала как начальник военного штаба, а потом как военный министр. Они оба были заинтересованы в том, чтобы найти предлог для начала войны с Сербией. С этой точки зрения было не так важно, будет ли это убийство или какой-нибудь случайный инцидент, который можно будет потом использовать для оправдания начала военных действий. Высказывались предположения, что оба мужчины лгали, когда рассказывали о том, с какой целью они хотели увидеть эрцгерцога на маневрах. «Их нельзя было отнести к числу больших доброжелателей эрцгерцога, – писал один историк, – которые якобы горели желанием увидеть эрцгерцога в Боснии именно в эти числа, в соответствии с планом, который утвердил император на 1914 г.». Ребекка Вест выразилась более откровенно: «Для них обоих было достаточно очевидным решением: убийство Франца Фердинанда боснийскими сербами было бы отличным поводом для объявления войны Сербии».

Потиорек не просто допустил небрежность в организации этой поездки; он проявил откровенную и вопиющую некомпетентность. Его «бездействие», писала Вест, «становится объяснимым только в том случае, если бы он получил заверения о том, что если что-то случится с Францем Фердинандом, не будет проводиться никакого расследования и ему нечего бояться». По сути, это именно то, что потом и происходило. Не было предпринято никаких попыток выяснить, результатом чьей ошибки было произошедшее в Сараево, и никто из лиц, участвовавших в планировании и проведении визита, не был привлечен к ответственности. «Если бы на какой-нибудь железнодорожной станции эрцгерцога укусила муха, – писал германский посол в Вене, граф фон Чирский, – станционный смотритель лишился бы своего места. Но никого, похоже, так сильно не обеспокоила бойня, произошедшая на улицах Сараево».

«Действительно поразительным фактом является то, что суд не решился коснуться очень многого, связанного с событиями в Сараево, – говорил барон Альфред фон Маргутти. – Слишком учитывались личные мотивы, что показалось мне очень прискорбным, особенно в этом случае». Барон был уверен, что Потиореку следовало бы подать в отставку уже только по причине сохранения «престижа династии». Именно такого шага ждали люди от Потиорека, но этого не случилось. Франц Иосиф же сохранял полную невозмутимость. Он не только не отдал приказа начать расследование произошедшего, но и не наказал должностных лиц Сараево, чьи действия, сознательно или нет, привели к тому, что заговор увенчался успехом. На следующий день после убийства, общаясь с Билиньски, он «высоко оценил» усилия Потиорека. За то время, что Потиорек был военным командующим провинции, он, безусловно, показал себя как неумелый командир. После еще нескольких серьезных провалов он был отстранен от командования и умер в 1933 г.

Холодный расчет и realpolitik (нем. «реальная политика». – Прим. пер.) часто встречаются как в военной, так и в королевской истории. В этом свете небрежность Потиорека может рассматриваться как выходящая за пределы простых неудачных совпадений. Но теория заговора всегда выстраивается вокруг судьбоносных событий, и подозрения, возникшие вокруг событий в Сараево, еще не являются доказательствами. «Императорский Дом, – признавалась принцесса Анита, – вряд ли просто недооценил опасность», хотя она и не усматривала никакого его преднамеренного влияния на действия Принципа и его товарищей-заговорщиков. С ней соглашалась ее сестра, принцесса София, называя то, что произошло в Сараево, «Schlamperei (нем. «небрежность». – Прим. пер.), вопиющая Schlamperei, австрийская Schlamperei… Это был бардак. Люди просто не делали хорошо свою работу».

Наверное, это справедливо; возможно, что все обвинения в заговоре являются лишь злыми сплетнями и основываются на личной неприязни. Несомненно, что некоторые люди в Австрии хотели отстранить Франца Фердинанда, как является истиной и то, что многие активно искали повода для начала войны с Сербией. Очевидно, что действия Потиорека способствовали успеху покушения. И Франц Фердинанд, и София могли бы остаться в живых, если бы генерал-губернатор просто хорошо выполнил свою работу. Были ли действия Потиорека вопиющей некомпетентностью или осознанными действиями – уже нельзя установить. Спустя прошедшее столетие невозможно полностью разгадать многие тайны тех дней, касающиеся этого убийства. История оставила нам только факты того рокового дня.

* * *

«Давным-давно…» – так начиналась сказка Франца Фердинанда и Софии… но в конце их сказки нельзя написать, что они прожили «долго и счастливо». Время превратило Франца Фердинанда в подобие мультипликационного героя, чьи усы словно бы традиционно указывают на образ человека сложного и опасного, а Софию – в коварную интриганку, мечтающую увидеть себя коронованной императрицей. Герцог Георг Гогенберг говорил, что его деда обычно изображают одновременно как фанатика и как мечтателя, как «самодержца» и «поджигателя войны» и как человека мира. Борьба эрцгерцога за Софию, рассказывал он, «превратила его в подозрительного наблюдателя человеческой неблагонадежности и тщеславия». Он сражался, пока не одержал победы, и вместе с Софией переносил обиды, злобу и интриги. Но одно всегда оставалось неизменным: преданность Франца Фердинанда и Софии друг другу и своим детям.

Под внешней неприступностью супруги были друг для друга «Франци» и «Соф», двумя людьми, которых сблизил запретный роман. Франц Фердинанд постоянно приходил в ярость и бушевал под непрекращающейся критикой его жены, но София принимала ее как плату за их личное счастье. Их брак стал прибежищем от жестоких нравов двора. Эта пара считалась изгоями императорской фамилии, и они жили тихо, находя радость в кругу своей семьи. Они окружали своих детей любовью и вниманием и ограждали их от трудностей, которые выпадали на долю детей морганатического союза. Для императорского дома Габсбургов они словно не существовали: дети стали центром все более изолированного мира Франца Фердинанда и Софии.

Эрцгерцог охотился, покровительствовал искусствам и наполнял свои замки коллекциями картин, китайским фарфором и произведениями искусства. Его мир и интересы стали миром и интересами Софии. Она всецело посвятила себя мужу и семье, созданию семейного гнезда. Даже перед лицом неослабевающей враждебности Франц Фердинанд и София всегда проявляли достойную сдержанность. Со временем общественное мнение повернулось в сторону эрцгерцога, люди стали видеть в своем будущем правителе мужа и семьянина; его возможно реакционные взгляды уже не рассматривались негативно, а скорее, просто как часть его многогранной и сложной личности. Вероятно, люди стали смотреть на эрцгерцога, как смотрели на него те, кто хорошо знал его, – не со страхом, но с ожиданием от его будущего правления необходимых для архаичной империи перемен.

Брак с Софией принес Францу Фердинанду некоторую симпатию в глазах людей; в конце концов разве может человек, проявивший такую решительность, сражаясь за свою любовь и поставивший себя в оппозицию к Императорскому двору, быть холодным и бессердечным? Немногие доходившие сведения о личной жизни эрцгерцога говорили о нем как о по-настоящему сильно любящем человеке; под маской внешней холодности и переменчивого настроения могла скрываться настолько сентиментальная душа, которую можно встретить только в Венской оперетте. Но его переменчивый характер и неспособность играть на публике роль беззаботного принца укрепили и его образ твердого и безжалостного человека. Принцесса Анита вспоминает то недалекое прошлое, когда ее прадеда «совершенно не понимали. И его изображение в наши дни все еще далеко от истины. Некоторые люди озабочены лишь порицанием того, скольких оленей он убил. Но даже на охоте с ним была его сумка с документами, он работал как сумасшедший. У него постоянно была находящаяся в работе корреспонденция, телеграммы, которые он постоянно составлял и отправлял. Он также взял на себя личную ответственность о лесах и заботу о сборе луковиц, которые потом будут высажены в Конопиште».

Чтобы случилось, если бы эрцгерцог взошел на престол? Мы знаем, что, несмотря на подозрения Циты и некоторых других людей, Франц Фердинанд не собирался менять общественное положение своих детей и пересматривать статус Софии. Старая Габсбургская монархия столкнулась бы с человеком, который как уважал традиции, так и понимал необходимость реформ. Смог ли бы он воплотить в жизнь свои планы по реформированию империи в федерацию штатов и спасти ее от катастрофы? Возможно, такой вызов был слишком велик для одного человека. Но падение старого порядка не было неизбежным: оно стало таким после событий в Сараево.

Сын Циты, эрцгерцог Отто, говорил: «Все это было серьезной политической трагедией. Сараево стало действительно великим преступлением, призванным предотвратить то изменение мира, о котором мечтал Франц Фердинанд. Он был убит, потому что он был другом южных славян и ни русские, ни сербы не потерпели бы этого. Они боялись его, так как стремились сохранить власть над людьми, изменить судьбу которых он мечтал».

«Если бы не Потиорек, Франц Фердинанд мог бы не стать одной из жертв, – писал историк Самуэль Уильямсон, – и исход июля 1914 г. мог бы быть совсем другим». Эрцгерцог исповедовал «миролюбивую политику по отношению к Сербии. Он был человеком, который беспокоился о российской угрозе. Его смерть также разрушила связи с Германией на династическом уровне, которые могли бы оказаться полезными для успокоения накалявшейся в Вене атмосферы». Уже ничто не могло остановить силы, пришедшие в движение после событий в Сараево. «Пока Франц Фердинанд был жив, – отмечал Уильямсон, – он выступал в качестве тормоза для набирающей силу идеи военных действий; когда он погиб – он стал предлогом для войны».

По трагической иронии судьбы София, Макс и Эрнс осудили хаос, наступивший после убийства их родителей в Сараево. Они потеряли родителей, дом, страну и имущество. Вторая мировая война принесла их семье лишение свободы в нацистских концлагерях и потери на полях боя. Они смогли сохранить стойкость, спокойствие, любовь и веру – то, чему они научились от своих родителей. «Мы как один клан, – рассказывает принцесса София. – У нас есть взлеты и падения, но в каждом нашем поколении родители испытывают сильнейшую привязанность к своей семье и детям».

В тот день в Сараево, когда кровь сочилась из уголков его губ, Франц Фердинанд шептал: «Софи! Софи! Не умирай! Живи ради наших детей!» Эти слова словно бы подытожили истинную страсть жизни Франца Фердинанда. Конечно, он надеялся воплотить в жизнь свои планы реформирования Австро-Венгрии, но в глубине своей души он больше всего желал счастливой семейной жизни и любви, которую он нашел с Софией.

Сегодня муж и жена отдыхают в белоснежном склепе Артштеттена, над мирной долиной Дуная. В 1923 г. рядом с замком был воздвигнут монумент в память тех, кто погиб в Первой мировой войне; с течением лет на стеле добавлялись новые фамилии, среди них два внука эрцгерцога и герцогини, погибшие во Второй мировой войне. Примечательно, что имена Франца Фердинанда и Софии высечены в начале списка как первые жертвы Первой мировой войны.