Текст книги "Право на жизнь. История смертной казни"

Цена жизни в Китае

Масштабы применения смертной казни в сегодняшнем Китае огромны – точное их количество не известно, но правозащитники предполагают, что речь идет о тысячах ежегодно приводимых в исполнение приговоров. По данным американского правозащитного фонда «Дуй Хуа», пытающегося помогать заключенным в Китае, «в 2013 году в Китае было казнено примерно 2400 человек – больше, чем во всем остальном мире»[145]145
  https://asia.nikkei.com/magazine/20150212-Xi-s-dragnet/On-the-Cover/Beijing-calls-for-an-international-fox-hunt.


[Закрыть].

Конечно, тут можно было бы сослаться на древнюю, уходящую в глубь веков культуру жестоких и разнообразных наказаний, но ведь и в средневековой Англии или Франции, где сегодня уже никого не казнят, многообразие видов смертной казни поражало воображение.

В тщательно продуманном и хорошо разработанном китайском законодательстве в разные времена количество преступлений, караемых смертной казнью, не было одинаковым – так, в эпоху «сражающихся царств» (V–III вв. до н. э.) казнь предусматривалась за 200 видов нарушения закона. Надо сказать, что это вполне сопоставимо с 223 статьями британского «Кровавого кодекса», предусматривавшими смертные приговоры, но только не до нашей эры, а в начале XIX века. Далее довольно долго это количество колебалось в районе 300, а вот к началу ХХ века, во время правления династии Цин, когда многие страны уже, наоборот, вступили на путь смягчения наказаний, достигло невероятной цифры – 800!

Но, наверное, причины сохранения смертной казни в сегодняшнем Китае стоит поискать не только в законах древних государей. Коллективистский менталитет китайского общества – то, на что постоянно обращают внимание сторонники «особого пути» конфуцианской цивилизации, подчеркивающие, что Китай – или Сингапур, или другие азиатские государства – не нуждается в защите прав отдельной личности, так как здесь сложилась совершенно иная традиция.

При этом все-таки стоит отметить, что в Китае, который издалека представляется нам во все времена одинаково жестоким, «азиатским», подавляющим личность, на самом-то деле существовали разные тенденции как в духовной, так и в юридической практике.

Конфуций, не отрицавший смертную казнь (что для его эпохи было вполне объяснимо), но призывавший к максимальной умеренности наказаний, ставил в центр своего учения понятия «ли» и «жень». «Ли» часто переводится как «ритуал», что верно, так как соблюдение древних ритуалов во всех сферах жизни было крайне важно для мудреца. Но в то же время «ли» – это и моральные качества, сдержанность, этика, умение владеть собой, а «жень» – это человечность. Так что при всем преклонении Конфуция перед властью и авторитетом гуманность для него была важнее.

«Если наставлять народ путем [введения] правления, основанного на законе, и поддерживать порядок [угрозой] наказания, то народ станет избегать наказаний и лишится [чувства] стыда. Если наставлять народ путем [введения] правления, основанного на добродетели, и поддерживать порядок путем [использования] Правил, то [в народе] появится [чувство] стыда и он исправится»[146]146
  Цит. по: Трощинский П. В. К вопросу о традиционных взглядах на право в китайском обществе.


[Закрыть].

Знаменитый американский философ и политолог Фрэнсис Фукуяма, который упорно, несмотря на насмешки коллег и бурные события последних десятилетий, продолжает придерживаться идей, изложенных в его знаменитой работе «Конец истории», и доказывать, что демократические и либеральные идеи, несмотря ни на что, прокладывают дорогу во ВСЕМ современном мире, в частности, возражает против распространенного взгляда на конфуцианство как учение, несовместимое с демократией и правами человека. По его мнению, «ограничивать воздействие конфуцианства лишь утверждением приоритета коллектива перед личностью, а государства перед всеми подчиненными институтами – значит грубо упрощать подлинное влияние учения»[147]147
  Фукуяма Ф. Конфуцианство и демократия. https://gtmarket.ru/laboratory/expertize/3226.


[Закрыть]. Фукуяма обращает внимание как раз на моральную составляющую учения Конфуция:

Можно даже утверждать, что сутью традиционного китайского конфуцианства всегда было не политическое конфуцианство, а ярко выраженная семейственность, которая ставилась выше всех прочих социальных отношений, в том числе отношений с политическими властями. То есть конфуцианство строит высокоорганизованное общество снизу вверх, а не сверху вниз, уделяя особое внимание моральным обязательствам семейной жизни как основной ячейки общества[148]148
  Там же.


[Закрыть].

Что это означает в плане отношения к смертной казни? С одной стороны, можно отметить, что в Китае во все времена преступления против родителей наказывались с крайней жестокостью – именно потому, что они вступали в резкое противоречие с конфуцианскими ценностями. Даже сегодня в КНР существует особый закон «О защите прав и интересов пожилых людей», который запрещает их «дискриминацию, унижение, истязание или оставление», несмотря на то что эти же преступления по отношению к другим группам населения тоже запрещены. Однако забота о пожилых имеет особое значение в конфуцианстве, и законодатели особо оговаривают их права. Помимо всего прочего, в законе прописана обязанность более молодых членов семьи «часто навещать или передавать приветы пожилым людям»[149]149
  Цит. по: Трощинский П. В. Указ. соч.


[Закрыть].

Интересно, что в Средние века, когда донос считался обязанностью и добродетелью любого гражданина, что, конечно, говорит о превосходстве государственных интересов над личными, в Китае члены семьи, в отличие, например, от петровской России, освобождались от этого «почетного долга».

С другой стороны, параллельно с конфуцианской там развивалась и другая традиция, разрабатывавшаяся философской школой, само название которой – легисты, «законники» – уже говорит о многом. Для легистов закон – «фа» – является высшей силой, перед лицом которой должно умолкнуть все, включая и мораль. Система наказаний, разработанная легистами, была намного более жестокой, чем та, которую предлагало конфуцианство. «Там, где людей сурово карают за тяжкие преступления и мягко наказывают за мелкие проступки, не только нельзя будет пресечь тяжкие преступления, но невозможно будет даже предотвратить мелкие проступки»[150]150
  Там же.


[Закрыть].

В какой-то мере развитие китайской юридической мысли – и практики – можно описать как постоянное сочетание, сравнение, а иногда противопоставление понятий «ли» и «фа».

В течение долгого времени самыми жестокими в Китае считались «Пять наказаний» – состав их с веками менялся, но не в лучшую сторону. Изначально «Пять наказаний» предполагали татуировку на лице – своеобразная альтернатива принятому в Европе клеймению – за 1000 видов проступков, отрезание носа также за 1000 видов проступков, отрезание левой или правой, или обеих ступней, или отрубание коленной чашечки – за 500 видов преступлений, кастрацию – за 300 видов преступлений и, наконец, смертную казнь за 200 видов преступлений. Позже татуировки и отрубание ступней заменили избиением бамбуковыми палками, рабством, ссылкой – но смертная казнь оставалась всегда.

В Китае была написана «История о спасшей своего отца от телесного наказания и смерти Ти Ин», в которой рассказывается о юной девушке, жившей во II веке до н. э., когда законы были крайне суровы. В 167 году до н. э. крупного чиновника и известного врачевателя Чуньюй И обвинили (как утверждает легенда, несправедливо) в коррупции, взяточничестве и использовании медицины для обмана людей – попросту говоря, он плохо лечил. За это ему должны были отрубить ступню, кастрировать, сделать татуировку на лице и – если бы он выжил – отправить в ссылку. По традиции заступиться за отца перед властями мог сын, но у Чуньюй И было только пять дочерей. Младшая, 15-летняя Ти Ин, отправилась с отцом в далекий и трудный путь и передала императору Хань Вэньди письмо, в котором умоляла продать ее в рабство, чтобы таким образом искупить вину отца. При этом она писала: «Люди некогда считали моего отца праведным, бескорыстным человеком, однако сейчас он нарушил закон, ему полагается наказание. Я больше всего страдаю от того, что если ему будет определена смертная казнь, то его уже нельзя будет воскресить, увечья невозможно будет восстановить, отрубленные предплечья и ступни никогда не смогут отрасти заново: даже если он захочет исправить ошибки и зажить по-новому, у него не будет на это никакого шанса. Поэтому я готова продать себя императору и стать рабой, чтобы искупить вину отца, дать ему возможность исправить ошибки и зажить по-новому»[151]151
  Цит. по: Лю Жун. От книги закона «Фацзин» до «Закона об отмене телесных наказаний четвертого императора династии Хань – Хань Вэньди». История о спасшей своего отца от телесного и смерти Ти Ин» в качестве учебного примера // Наука и школа. 2018. № 1. С. 166–172.


[Закрыть].

По легенде, письмо юной девушки произвело на императора такое впечатление, что он не только помиловал ее отца, но еще и отменил многие жестокие наказания, что вполне логично для того времени, когда правители династии Хань отказывались от господствовавших до того легистских представлений и опирались исключительно на конфуцианские идеи.

Понятно, что кровавая и жестокая история Китая ХХ века способствовала укреплению легистской традиции, с точки зрения которой все жители страны – от бедняков до знатных аристократов – равны в абсолютном, ничем не ограниченном подчинении государю. Не случайно Мао Цзэдун называл себя сторонником легистов. Впрочем, в своей проповеди полного подчинения государству и идеологии «кормчий Мао» заходил намного дальше, чем могли предположить древние философы. Да и многолетняя жестокая борьба за власть не создавала благоприятной почвы для уважения к человеческой жизни. В Китае ХХ века лишиться ее было очень просто: если ты коммунист, оказавшийся в тюрьме на территории, которую контролировал Чан Кайши; если ты участвовал в невероятно тяжелом «великом походе» Красной армии, в 1934–1936 годах уходившей на север от преследований (считается, что в путь тогда отправились примерно 80 000 человек, а до «советских территорий», где коммунисты смогли закрепиться, дошли около 7000–8000); можно было погибнуть во время войны с Японией или уже после окончания Второй мировой, когда возобновилась борьба за власть между коммунистами и гоминьдановцами. «Гражданская война только теперь приняла масштабный характер, вовлекая в свою орбиту миллионы действующих лиц. По официальным (явно не завышенным) данным, к концу 1951 года в ходе борьбы с контрреволюцией было уничтожено свыше 2 миллионов человек. Еще 2 миллиона были брошены за решетку и отправлены в трудовые лагеря. Эта война продолжалась и в дальнейшем, но официальные данные о жертвах больше не публиковались»[152]152
  Панцов А. Мао Цзэдун / Серия «Жизнь замечательных людей». – М.: Молодая гвардия, 2012. С. 266.


[Закрыть].

По некоторым данным, в первые годы существования Китайской Народной Республики в целом было репрессировано более 4 млн «контрреволюционеров». Не осталась вне обострявшейся борьбы и сама правящая партия. Уже в 1951 году Мао принял решение провести проверку и перерегистрацию членов КПК, что вылилось в ее новую «чистку» от «чуждых» элементов. К 1953 году из партии было «вычищено» 10 процентов ее состава.

В коммунистическом Китае можно было умереть от голода во время «большого скачка», оказаться жертвой «культурной революции» и буйства хунвэйбинов: быть униженным, оплеванным – в самом буквальном смысле – и выставленным на всеобщее обозрение в позорном колпаке, а затем казненным, а может быть, и убитым без суда.

Одна маленькая, но характерная деталь: когда после ХХ съезда КПСС началось расхождение между КНР и СССР, Мао Цзэдун, встречаясь в Пекине с советским послом, раскритиковал как проводившуюся в это время Хрущевым десталинизацию, так и политику «мирного сосуществования». Сделал он это очень интересным образом: «весьма завуалированно, не допуская прямых нападок. Просто рассказал послу о том, что в период Троецарствия (220–280 годы) население Китая в результате беспрерывных войн уменьшилось на 40 миллионов человек, а во время восстания Ань Лушаня против Сюаньцзуна, императора династии Тан (755–763 годы), – и того больше. Смысл его выступления заключался в том, что не надо бояться ядерной войны с империализмом. Даже если бы империалистам и удалось захватить европейскую часть СССР и прибрежные районы Китая, рассуждал он, социализм все равно в конце концов победил бы. Ведь империализм, заключил он, не более чем "бумажный тигр"»[153]153
  Там же. С. 291.


[Закрыть].

Идея вполне типичная для кормчего Мао. Может быть, не только для него, но не каждый диктатор высказывает подобные мысли вслух: 40 млн погибло – и ничего. И если в ядерной войне погибнут еще миллионы, то тоже ничего страшного.

Одной из многочисленных кампаний, проводившихся во время «культурной революции», была борьба с бывшим соратником Мао, погибшим при непонятных обстоятельствах в авиакатастрофе, – маршалом Линь Бяо. После гибели Линь Бяо, который к тому моменту уже подвергался жесткой критике, были найдены его тайные дневники с множеством выписок из сочинений Конфуция. Кроме того, оказалось – или, по крайней мере, так заявляла пропаганда, – что Линь Бяо и близкие к нему люди дарили друг другу записанные изречения Конфуция. Что же выписывал человек, рухнувший с самых высот власти в Китае? «Преодолевай себя и возвратись в словах и поступках к Правилам»; «Те, кто опирается на добродетель, процветают, а те, кто опирается на насилие, гибнут»; «Если двое вступают в борьбу, все станут врагами; если между двумя царит согласие, все будут друзьями»[154]154
  Цит. по: Переломов Л. С. Конфуций и конфуцианство с древности по настоящее время (V в. до н. э. – XXI в.). – М.: Стилсервис, Институт Дальнего Востока РАН, 2009. С. 487.


[Закрыть]. Линь Бяо задним числом обвинили в том, что он «превозносил конфуцианскую теорию „гуманного правления“, призывал придерживаться таких конфуцианских принципов, как „добродетель“, „гуманность и справедливость“, „верность и снисходительность“»[155]155
  Там же. С. 487.


[Закрыть].

Естественно, главной целью кампании было не столько раскритиковать уже покойного маршала, сколько сломить группировку «умеренных», которая находилась в противостоянии с теми, кого потом, после смерти Мао, назовут «бандой четырех». Кампания «Критикуй Конфуция и Линь Бяо» была частью политической борьбы и партийных чисток, регулярно проводившихся в Китае при Мао Цзэдуне. Но все-таки очень показательно, что теоретически Линь Бяо можно было в тот момент обвинить в чем угодно – а его обвинили в приверженности идеям Конфуция. И этим дело не ограничилось – руководство китайской компартии тщательно готовило и проводило именно антиконфуцианскую кампанию. «Общегосударственный поход против Конфуция был задуман в несколько этапов: на первом должны были поработать специалисты – историки и философы, на втором – соответственно подготовленные теоретики "из народа", на третьем намечалось подключить широкие массы, которые должны были завершить тщательно спланированную операцию»[156]156
  Там же. С. 489.


[Закрыть]. Старого профессора Фэн Юланя, крупнейшего специалиста по Конфуцию, вынудили выступить с публичным покаянием, как это было принято во времена «культурной революции», и пересмотреть свои взгляды на учение великого философа. После этого началась массированная кампания, касавшаяся, как всегда в таких случаях, буквально каждого человека – рабочего, крестьянина, интеллигента. На разоблачение Конфуция и Линь Бяо работали средства массовой информации и вся система идеологической промывки мозгов. Ее знаменитым лозунгом стал призыв сделать учение Конфуция похожим на «крысу, перебегающую улицу, когда каждый кричит: „Бей ее!“»[157]157
  Там же. С. 491.


[Закрыть].

Все это говорит прежде всего об уровне дикости и идеологического напряжения, царившего в Китае в начале 1970-х годов, но ведь можно посмотреть на эти события и под другим углом. Конфуций, чье учение было в той или иной мере хорошо известно почти каждому китайцу, включая неграмотных крестьян и стариков в далеких провинциях, настолько мешал коммунистам, что понадобилось двинуть против него всю государственную машину. Похоже, что принципы гуманности и человечности действительно были укоренены достаточно сильно, если с ними приходилось бороться так энергично.

Насколько же удачной была борьба коммунистов с конфуцианством? Если говорить непосредственно о кампании, направленной против Конфуция и Линь Бяо, то после смерти Мао Цзэдуна и осуждения «банды четырех» Конфуций был «реабилитирован».

Это, впрочем, не помешало следующим, более прагматичным и умеренным руководителям КНР раздавить танками студенческие выступления на площади Тяньаньмэнь, держать в тюрьмах множество правозащитников и отделить «китайский интернет» от всего мира «Огненной стеной».

В такой ситуации вряд ли стоит удивляться тому, что смертная казнь до последнего времени предусматривалась более чем 60 статьями законов. Ею карались преступления, связанные с государственной изменой, угрозой национальной безопасности, а кроме того, убийства, торговля наркотиками и еще много разнообразных правонарушений. Коммунистическое государство, лишь чуть-чуть смягчившее режим, «блюдет нравы» – и казнит за сутенерство, заботится о функционировании государственного аппарата – и приговаривает к смерти за взяточничество и коррупцию, следит за тем, чтобы монополия на насилие оставалась в руках государства, – и назначает смертные приговоры за хранение оружия, бегство из-под стражи. А еще – за финансовые махинации, подделку денег, уклонение от налогов, продажу поддельных лекарств, порчу электропроводов и даже за несанкционированные раскопки древних захоронений! В последние годы произошло смягчение законодательства – по 13 статьям, связанным с экономическими ненасильственными преступлениями, смертную казнь отменили, по 55 другим статьям она сохранилась.

Каким образом выбиваются показания, на основании которых выносятся смертные приговоры, – на этот счет правозащитники строят самые неприятные предположения. Ну и, конечно, здесь происходит то, чего не было почти ни в одной диктатуре ХХ века. При Муссолини закон оговаривал, что теоретически публичная казнь возможна. В СССР при Сталине «народные массы» дружно голосовали или писали письма в газеты с требованием казнить «троцкистско-зиновьевских преступников», но все-таки казни совершались вдали от лишних глаз – на Бутовском полигоне или в подвалах НКВД. В Китае публичные казни торговцев наркотиками или серийных убийц до недавнего времени практиковались довольно широко. Как обстоит с этим дело сегодня, не совсем понятно, но, кажется, власти все чаще используют для казней небольшие микроавтобусы и если не приводят приговоры в исполнение на глазах у народных масс, то во всяком случае продолжают публично – на площади – оглашать их по особо резонансным делам. В 2008 году смертный приговор за торговлю наркотиками был вынесен беременной женщине, и, чтобы обойти закон, запрещающий казнить беременных, ей принудительно сделали аборт. «Представитель полиции города Ланьчжоу в связи с этим заявил: "Уголовный кодекс не должен становиться инструментом в руках торговцев наркотиками, стремящихся избежать наказания"»[158]158
  Рожкова Е. К. Смертная казнь в Китае: история и современность // Законность и правопорядок в современном обществе. 2011.


[Закрыть].

При этом – вот удивительно – в Китае существует «отложенная смертная казнь»: вынося такой приговор, судья не отправляет заключенного в камеру смертника. Приговоренного… отправляют на свободу, правда жестко контролируя при этом его жизнь. Ему дается два года на исправление – он должен все это время работать, не употреблять алкоголь и, естественно, не совершать новых преступлений. В случае выполнения этого условия через два года казнь заменяют пожизненным заключением.

Это странное правило вызывает много нареканий: с одной стороны, правозащитники говорят о том, под каким страшным моральным давлением находится человек все эти два года, чтó он ощущает, когда его на короткое время возвращают в нормальную жизнь, а затем навсегда бросают в тюрьму. С другой стороны, вызывает сомнение, оправданно ли выпускать на свободу человека, совершившего тяжкое преступление. Впрочем, если оно заключалось в том, что он портил электропровода или проводил несанкционированные раскопки, угроза обществу может быть не такой уж большой.

Что же касается моральных мучений, которым подвергается человек, приговоренный к отложенной казни, то ведь ему дают возможность – жестокую, ужасную, но все-таки возможность заслужить жизнь. Похоже, здесь мы опять видим столь характерное для Китая странное сочетание понятий «ли» и «фа». Будем надеяться, что конфуцианское «ли» все-таки будет приобретать все большее значение – и наказания в Китае смягчатся.

Увы, печальный список стран, где и сегодня казнят, можно продолжать. Достаточно вспомнить министра обороны Северной Кореи, бывшего к тому же дядей главы государства, публично расстрелянного из зенитных орудий. Или женщин, побиваемых камнями за адюльтер на территориях, контролируемых талибами либо ИГИЛ[159]159
  Решением Верховного суда РФ от 29 декабря 2014 г. ИГИЛ признано террористической организацией, деятельность которой в РФ запрещена.


[Закрыть]. Можно привести немало других примеров. Но в целом вывод почти всегда один: смертная казнь сохраняется там, где интересы конкретного человека ставятся ниже интересов государства, религии, расы, идеологии, класса – любых надчеловеческих ценностей.

Значит ли это, что наличие смертной казни в законодательстве обязательно должно привести к Освенциму? Конечно нет. Но как легко «расцветает» смертная казнь там, где человек значит меньше, чем государство… Или, может быть, наоборот? Там, где государство ставится выше человека, смертные приговоры выносить легче.