Текст книги "Право на жизнь. История смертной казни"

Казус США

Ярким исключением, постоянно всплывающим в спорах вокруг смертной казни, выступают Соединенные Штаты. Упорное сохранение и регулярное применение высшей меры наказания (на сегодняшний день в 28 штатах), казалось бы, опровергает все, что было написано выше. Когда в ХХ веке людей казнили в фашистских или коммунистических странах, это можно было объяснить пренебрежением к человеку. Но США – одна из первых демократий в истории последних веков, страна, где уже в первые десятилетия существования государства был принят великий «Билль о правах» – десять поправок к Конституции, внесенные как раз для того, чтобы обеспечить безопасность отдельного человека, дать ему возможность что-то противопоставить давлению со стороны государства. Как же получилось, что в тот исторический момент, когда самые развитые демократические страны последовательно идут по пути смягчения наказаний и отмены смертной казни, здесь ее упорно сохраняют?

Обратимся к истории. Первым человеком, казненным на территории английских колоний в Америке, был капитан Джордж Кендалл, один из основателей Джеймстауна в колонии Вирджиния и один из семи первых членов городского совета. Что тогда произошло, не совсем понятно. Кендалла, который принимал активное участие в строительстве нового города и возведении укреплений, почему-то вывели из членов совета и затем посадили – очевидно, за неимением других мест заключения – под арест на его же корабле. Возможно, это было как-то связано с его конфликтом с другим руководителем города – Эдвардом Вингфилдом. Впрочем, похоже, нрав Кендалла тоже сыграл роль в конфликте. Через некоторое время Вингфилд был снят с поста председателя совета – его обвинили в том, что он припрятывал для себя продовольствие. Новые магистраты выпустили Кендалла из-под ареста при условии, что он не будет носить с собой оружие – видимо, он вполне мог им безответственно воспользоваться.

Новый глава совета Джон Рэтклиф не вызывал особого восторга, он тратил силы переселенцев на постройку большого здания (того, что позже назовут Капитолием), тоже прятал продовольствие (теперь вроде бы считается, что для своих больных детей), пытался торговать с индейцами, но в результате лишил колонистов нужных припасов. Люди болели и умирали, колония была под угрозой. В этой ситуации кузнец Джон Смит напал на Рэтклифа. Смита схватили и приговорили к смертной казни. Уже с петлей на шее он попросил разрешения поговорить с Рэтклифом один на один и сообщил о заговоре, во главе которого якобы стоял Джордж Кендалл. Он-де решил вместе со своим бывшим врагом Вингфилдом свергнуть новый совет и вернуться к власти. Кузнеца простили, а Кендалла и Вингфилда арестовали. При этом Вингфилда отправили в Англию, где он сумел оправдаться, позже вернулся в Вирджинию и стал уважаемым членом колонии. А вот Кендалла приговорили к смертной казни. Его положение в колонии было выше, чем у простого кузнеца, поэтому он заслужил не виселицу, а расстрел, который и состоялся в 1608 году.

Эта странная история вызывает много вопросов. Почему казнили только одного заговорщика? И был ли вообще заговор? Есть версия, что на самом деле Кендалла обвинили в шпионаже в пользу Испании, – тогда это, по крайней мере, объясняет, почему жестокое наказание обрушилось именно на него. Но, во всяком случае, Джордж Кендалл считается первым казненным американцем.

В следующие годы после его казни власти колонии издавали многочисленные распоряжения, которые постепенно стали считаться ее «божественными, моральными и военными законами». Это не был свод законов в полном смысле слова, но правила, по которым жили поселенцы, могут, наверное, многое объяснить.

Эти законы определяли обязанности пасторов и требовали, чтобы каждый колонист по воскресеньям дважды посещал церковь. Были установлены процедуры для распоряжения собственностью умерших колонистов, урегулирована торговля с индейцами, запрещено ненужное убийство скота, сформулированы требования о содержании в чистоте домов и постельного белья, запрещалось мыть грязную одежду или посуду или «отправлять естественные надобности» на расстоянии меньшем, чем четверть мили, от нового колодца. Кроме того, законы определяли порядок взыскания долгов и торговли с людьми, прибывшими на кораблях, они предписывали торговцам, поварам, прачкам и другим заниматься своим делом, но в случае необходимости защищать колонию мужчины должны были явиться по вызову[160]160
  Encyclopedia Virginia https://www.encyclopediavirginia.org/Lawes_Divine_Morall_and_Martiall#start_entry.


[Закрыть].

Хорошо видно, что, помимо сфер жизни, обычно регулируемых правом, здесь есть такие, которые сегодня (и даже в какой-то мере в то время) едва ли могут считаться таковыми. Но чистота домов и белья, мытье посуды и отправление естественных надобностей в правильных местах были крайне важны для выживания колонии, страдавшей от холода, голода и болезней. Отсюда – жесткий надзор за поведением граждан. Впрочем, понятно, что протестантская закваска, сыгравшая огромную роль в формировании первых колоний – и менталитета первых колонистов, изначально предполагала всеохватный контроль. В кальвинистской Женеве специальная комиссия ходила по домам, проверяя, не устраивают ли, не дай бог, местные жители за закрытыми дверями вечеринки, не танцуют ли они, не играют ли в карты. Люди, ехавшие в колонии, смотрели на мир примерно так же, как жители Женевы, а тяжелые условия жизни только усиливали желание все контролировать. Именно поэтому в американских колониях людям, с неуважением отзывавшимся о священниках, прокалывали язык шилом. Характерно, что такому же наказанию подвергался тот, кто плохо говорил о Вирджинской компании, которой в то время фактически принадлежала власть на этих территориях. Борьба с богохульством успешно сочеталась с защитой властей.

Точно так же телесные наказания – прежде всего порка – назначались за поведение, осуждаемое церковью, и за те действия, которые могли нанести ущерб благополучию колонии: за азартные игры, непосещение церкви, распутную жизнь, супружескую измену – и за ненужное убийство домашних животных или кражу сельскохозяйственных орудий либо чужого урожая.

А вот казнили в Вирджинии и за те преступления, за которые лишали жизни также и в Британии, и за некоторые другие, что тоже было связано с местными условиями жизни. Смертной казни, с точки зрения колонистов (или властей), заслуживали: кощунство, произнесение изменнических речей или критика Вирджинской компании(!!!), убийство, содомия, грабеж, принесение ложной присяги, лжесвидетельство, торговля с индейцами без разрешения властей, кража имущества индейцев (что, очевидно, могло привести к вооруженным столкновениям), обман представителей компании или человека, отвечавшего за безопасность склада компании, торговля с моряками без разрешения и отправка товаров за пределы колонии без разрешения. Кроме того, казнили рецидивистов, в третий раз попавшихся на тех проступках, за которые до этого полагалась порка.

Ясно, что карались смертью действия, оскорблявшие бога, церковь, власть, чей авторитет тоже был священен, а также поступки, которые могли либо привести к вооруженным столкновениям, либо лишить колонистов еды и припасов. Позже в других колониях будут казнить, например, людей, поднявших руку на отца или мать (то есть нарушивших пятую заповедь) либо отрицавших «истинного Господа».

В XIX веке в США, как и во всех развитых странах, распространилось движение за отмену смертной казни. В 1846 году в штате Мичиган смертные приговоры оставили только за государственную измену, позже Род-Айленд и Висконсин отменили смертную казнь вовсе. В Теннесси и Алабаме ввели вынесение смертных приговоров по усмотрению суда, что уже было шагом вперед, так как до этого по «смертным» статьям приговор к высшей мере выносился автоматически. С 1907 по 1917 год шесть штатов полностью отменили смертную казнь, а еще три оставили ее только за преступления, связанные с государственной изменой, и за убийство представителя власти.

А дальше начинается бурная история ХХ века. В 1917 году Соединенные Штаты вступили в Первую мировую войну, и хотя, конечно, для заокеанской державы последствия ее оказались не столь разрушительными, как для Франции или Германии, но моральный ущерб, безусловно, был велик. Закончилась война, и началась эпоха сухого закона, угара «ревущих 20-х», бурного расцвета мафии – а затем грянул Великий экономический кризис 1929 года, и за ним последовала унылая Великая депрессия. Тот факт, что в это время расцвели легенды о добрых гангстерах, наверное, тоже о многом говорит. Убийцу и садиста Аль Капоне в Чикаго 1920-х годов многие воспринимали как этакого Робин Гуда, который мог подарить официанту или гардеробщику пояс, покрытый бриллиантами, да и вообще занимался тем, что давал простым людям возможность безнаказанно выпить, – о том, сколько крови было пролито по приказанию Аль Капоне, зачастую не задумывались. Гангстеры, грабившие банки в годы Великой депрессии, тоже воспринимались чуть ли не как народные мстители. Рассказывали историю о том, как один из них при ограблении спросил фермера, стоявшего в очереди к окошку: «Это твои деньги или банка?» – и, узнав, что в руках у старика его собственные деньги, оставил их ему, сказав, что, в отличие от банков, он не грабит простых людей. Что уж говорить о романтической легенде, окружившей пару любовников – Бонни и Клайда, которые, похоже, на самом деле были совсем не такими романтичными, как о них говорили в 1930-е, а потом показывали в кино в 1960-е.

Мечта о благородном разбойнике существовала в разные эпохи и в разных культурах, и вполне понятно, что она расцветала в трудные времена, когда люди не слишком верили властям. Но недоверие вызывает соответствующую реакцию – не только у властей, но и в тех слоях общества, которые хотят навести порядок. Руководители Вирджинской компании сказали бы, что чем больше людей неуважительно говорят о них, тем суровее должны быть приговоры. Мысль о том, что, может быть, надо что-то сделать для этих людей, не всегда приходит властям в голову.

В тяжелые для США 1930-е годы казнили больше, чем в какой-либо другой период американской истории, – в среднем в год выносилось около 167 смертных приговоров. Дальше Соединенные Штаты, казалось бы, двинулись по тому же пути, что и большинство европейских стран: количество смертных приговоров начало снижаться. В военные и послевоенные 1940-е казнили 1289 человек, в спокойные 1950-е – 715 и даже в бурный период с 1960 по 1976 год – «всего» 191. А потом что-то изменилось.

В январе 1972 года Верховный суд США начал рассматривать приговор, вынесенный 26-летнему чернокожему жителю штата Джорджия Генри Фурману, который при попытке ограбить дом убил его хозяина. Верховный суд объединил рассмотрение этого дела с двумя делами об изнасиловании – в Джорджии и Техасе, где тоже были вынесены смертные приговоры. После обсуждения, продлившегося несколько месяцев, пятью голосами против четырех было вынесено решение о том, что подобные приговоры противоречат восьмой поправке к Конституции, запрещающей «жестокие и необычные наказания», и четырнадцатой поправке, гарантирующей равенство всех граждан США и запрещающей принятие дискриминационных законов. Члены Верховного суда обратили внимание на то, что «применение смертной казни дискриминационно, большинство казненных были бедными, молодыми и невежественными»[161]161
  https://caselaw.findlaw.com/us-supreme-court/408/238.html.


[Закрыть]. Так, Генри Фурман окончил всего шесть классов и был совершенно не способен обсуждать с адвокатами свою защиту. Беднякам, чернокожим и представителям других «ненавидимых групп» смертные приговоры выносились намного чаще, чем другим.

На этом, казалось бы, вопрос о смертной казни в США был закрыт – или почти закрыт. По сути дела, во всех штатах был введен мораторий на приведение смертных приговоров в исполнение. Журналисты утверждали, что смертная казнь вряд ли когда-нибудь вернется. Но, во-первых, отдельные штаты уже задолго до этого научились обходить федеральные распоряжения – это хорошо видно на примере борьбы чернокожего населения за свои права. Формально получив после гражданской войны право голосовать, цветные, бедные, необразованные жители южных штатов еще 100 лет не могли обойти многочисленные поправки, введенные на уровне штата, вроде необходимости для избирателей хорошо знать текст Конституции. Теперь нечто в этом роде повторилось со смертной казнью.

Если казнь на электрическом стуле или в газовой камере можно считать «жестокой и необычной», то неужели смертельная инъекция, не причиняющая казнимому никакой боли, тоже является таковой? Жак Деррида, вообще не слишком симпатизировавший Соединенным Штатам, на своем семинаре, посвященном смертной казни, язвительно отметил, что Верховный суд

…не отменил, как это часто говорят, смертную казнь в принципе, а постановил, что ее применение нарушает восьмую и четырнадцатую поправки… следовательно, в данном случае опять победил довод о жестокости, об излишней жестокости – а не о принципиальной невозможности смертной казни, это было решение, направленное против технических способов ее применения, против того, как она проводилась, – довод о жестокости… довод слабый и лицемерный, уклоняющийся от настоящего «вопроса о смертной казни», принципиального вопроса, – и это позволило многим штатам уже через несколько лет снова начать казнить под предлогом того, что их методы были менее жестокими и варварскими[162]162
  Jacque Derrida. The Death Penalty. Volume 1. Chicago-London, 2014. P. 91.


[Закрыть].

Штат Флорида переписал свои законы уже через пять месяцев после решения Верховного суда. Вскоре так поступили еще 33 штата из 50. В некоторых отреагировали на признание неконституционной возможности предоставлять присяжным решать, заслуживает ли преступник смерти, и просто постановили, что в тех случаях, когда закон предусматривает вынесение смертного приговора, именно такой приговор будет обязательным.

В 1973 году Фред Симмонс и Боб Мур, ехавшие по штату Джорджия, согласились подвезти Троя Леона Грегга и его приятеля. Грегг застрелил и хозяина машины, и его друга и захватил машину. Суд приговорил его к смертной казни. Когда в 1976 году дело было передано в Верховный суд, семью голосами против двух это решение было признано конституционным. В деле Грегга не усмотрели ни особой жестокости, ни дискриминации (он был белым, хотя явно не принадлежал к привилегированным слоям населения). Впрочем, в это же время суд решил, что вынесение смертного приговора не может быть обязательным, так как необходимо учитывать отягчающие и смягчающие обстоятельства. Но в любом случае мораторий был снят.

Трой Леон Грегг ожидал казни в камере смертников в Джорджии, но 28 июля 1980 года он с еще тремя смертниками совершил побег из тюрьмы. Они перепилили решетку и прошли по тюремному коридору, сумев каким-то образом вывернуть свои синие пижамы так, что те стали похожи на форму охранников. Их даже остановили в коридоре настоящие охранники, но они объяснили, что идут с проверкой – и их отпустили. Так они добрались до пожарного выхода, сели в машину, которую оставила на стоянке тетя одного из них, – и уехали. Охранники не замечали их исчезновения, пока с ними не связался журналист газеты «Олбани Геральд», которому… позвонил Грегг, заявивший, что он и его товарищи не могут больше переносить ужасающие условия содержания в камере смертников.

Троих из четверых беглецов задержали на следующий день. Грегга в это время уже не было в живых: он напился в байкерском баре, стал приставать к официантке, другие посетители забили его насмерть и бросили тело в озеро.

Наверное, эту жуткую историю можно интерпретировать как доказательство того, что «преступник всегда будет преступником» и, мол, так ему и надо. А можно увидеть в этом проявление мучительного желания спастись и удивительных способностей людей бороться за свою жизнь – и сразу терять все только что завоеванное.

За прошедшие с тех пор десятилетия Верховный суд ввел некоторые ограничения применения смертной казни, например по отношению к преступникам с задержкой развития или в тех случаях, когда жертва убийцы выжила, но все-таки в США по-прежнему казнят.

Мало того, в 2020 году федеральные власти заявили о возобновлении казней на общегосударственном уровне. 14 июля 2020 года после долгих запутанных разбирательств и противоречивых решений судов разных уровней федеральные власти казнили Дэниела Льюиса Ли, члена расистской группировки «Сопротивление арийских народов», убившего в 1996 году торговца оружием Уильяма Фредерика Мюллера, его жену и восьмилетнюю дочь. Ворвавшись в дом и связав его обитателей, Ли с сообщником вынудили восьмилетнюю Сару Мюллер сказать им, где ее отец держит деньги и оружие. После этого, найдя в доме 50 000 долларов наличными и золотом, а также оружие на 30 000, они оглушили своих жертв электрошокером, надели им на головы пластиковые пакеты и задушили.

И эту историю тоже, наверное, можно рассматривать по-разному – например, как столкновение между членами экстремистской вооруженной группировки и явно не слишком чистоплотным торговцем оружием, где жертвами стали еще и члены его семьи. Но, с другой стороны, она может вновь напомнить о восьмой и четырнадцатой поправках к Конституции, да и вообще о злоупотреблениях, связанных с применением смертной казни.

Когда Дэниелу Ли вынесли смертный приговор, за него вступились прокурор, судья и родственники одной из жертв. Все они в той или иной форме выразили свое беспокойство и возмущение тем, что проходивший по тому же делу Чеви Кехо, руководитель организации, простым членом которой являлся Ли, был приговорен к пожизненному заключению. Именно он задушил восьмилетнюю Сару, когда Дэниел Ли отказался это делать. Обвинение не стало настаивать на смертной казни для Дэниела Ли, но федеральные власти изменили приговор. Мать, сестра и племянница убитой Нэнси Мюллер выступили против столь неравноценного приговора двум сообщникам. Возможно, предполагали они, дело было в том, что Чеви Кехо в суде выглядел очень прилично, был аккуратно пострижен и вел себя как бизнесмен, а одноглазый Дэниел Ли был покрыт нацистскими татуировками, выглядел ужасно и вызвал всеобщую ненависть. Что характерно, они требовали не казни для Кехо, а смягчения приговора для Ли. «Я считаю, что человек должен расплачиваться за свои поступки, – заявила Эрлин Петерсон, мать Нэнси Мюллер, – но не своей жизнью». Когда генеральный прокурор Уильям Барр возразил, что смертный приговор – это «исполнение долга по отношению к жертвам и их родным», миссис Петерсон ответила, что это не относится к ней. «Я не понимаю, каким образом казнь Дэниела Ли может быть проявлением уважения к моей дочери, – объяснила она, – мне кажется, что это, наоборот, пачкает ее имя. Потому что она этого не хотела бы, и я этого не хочу»[163]163
  https://eji.org/news/victims-family-opposes-federal-execution-of-daniel-lee/.


[Закрыть].

Убежденная сторонница президента Трампа, Эрлин Петерсон выразила надежду, что он проявит милосердие. Но этого не случилось. 14 июля 2020 года Дэниелу Ли сделали смертельную инъекцию.

В какой-то мере эта история очень показательна. Так же, как в Китае борются между собой принципы «ли» и «фа» – идеи конфуцианцев и легистов, в Соединенных Штатах демократические принципы, представления о ценности прав человека и значимости отдельной личности, безусловно постоянно присутствующие в американской истории, юридической теории и практике, развиваются параллельно с сильными представлениями о примате коллективных ценностей. Пуританская убежденность в значимости общины и необходимости ее защиты любыми средствами, вера в необходимость суровых наказаний для каждого, кто демонстрирует излишний индивидуализм, проявляются на многих крутых поворотах американской истории. То, что родные жертвы могут присутствовать при казни, неожиданно отсылает нас к каким-то невероятно древним представлениям о мести, воздаянии, успокоении духа убитого и его родственников. А тот факт, что президент Трамп – прямо скажем, не тот человек, который ценит и уважает жизнь отдельного человека, – не помиловал Дэниела Ли, показывает, что жестокая пуританская традиция все еще жива. Впрочем, наряду с ней, к счастью, существуют и развиваются совсем иные тенденции.

Глава 6
Казнить нельзя помиловать

В VII веке до н. э. Рим воевал с Альба-Лонгой. Два города боролись за влияние в Италии, но до того, как началась война, они были добрыми соседями, а многие римляне и альбанцы – родственниками. Поэтому было решено не проливать слишком много крови и не губить воинов в братоубийственном сражении. Рим и Альба-Лонга договорились, что каждый город выставит троих своих лучших бойцов и тот, чьи представители одержат победу, будет считаться победителем в войне. Римляне поручили защищать свой город трем братьям Горациям, а альбанцы – трем братьям Куриациям. На первый взгляд, в этом не было ничего удивительного, так как и те и другие действительно считались лучшими воинами. Но трагизм этого решения заключался в том, что Горации и Куриации были друзьями, их матери – родными сестрами-близнецами; говорили, что они не только двоюродные, но даже молочные братья. Жители обоих городов увидели в этом выборе божественный знак: сражаться должны были равные друг другу по силе и происхождению воины. Вот только сестра Горациев совсем не радовалась, так как один из Куриациев был ее женихом.

Во время тройного поединка два брата Горация были убиты, а третий применил хитрый прием. Он понимал, что одному против трех врагов сразу ему не выстоять, поэтому сделал вид, что убегает, они погнались за ним – кто-то бежал быстрее, кто-то медленнее, – и хитрому римлянину удалось убить своих врагов поодиночке. Когда он возвращался в город, все приветствовали его как спасителя, и только сестра проклинала как убийцу жениха. В ярости Гораций убил и сестру – и таким образом возникла сложная юридическая коллизия. Римляне с их преклонением перед законом не могли оставить преступление без наказания – за убийство сестры Горация следовало казнить. Но ведь он только что спас город – как быть? Римляне сумели устроить все так, чтобы сохранить жизнь своего спасителя, но при этом не нарушить законы. Горация сначала приговорили к смертной казни, но затем приговор – распространенная в Риме практика – передали на утверждение народа, и Горация оправдали, как пишет Тит Ливий, «скорее из восхищения доблестью, нежели по справедливости».

Эта история, которая в течение многих веков служила основой для пьес, картин, фильмов и даже нескольких опер, может многое рассказать о римских идеалах, представлениях о жизни и приоритетах. Но для нас сейчас важно следующее: римский народ имел право помилования. Суровые римляне, чьи законы позволяли отцу убить собственного сына (о чем, кстати, говорил отец Горация на суде, когда просил помиловать сына, – он заявил, что если бы тот совершил что-то незаконное, то он сам казнил бы его), признавали при этом возможность милосердия к убийце.

Сочетание справедливости и милосердия воспевалось на разные лады в разных странах и культурах, и, хотя государям регулярно напоминали об их обязанности карать зло (чем, впрочем, они так же регулярно и занимались), действия любой государственной машины в какой-то момент останавливались – или приостанавливались – из-за того, что невозможно было обойтись без милосердия. Как говорит героиня шекспировской «Меры за меру»:

Поверьте мне,

Что никакие атрибуты сильных –

Царю – корона, меч – наместнику,

Жезл – маршалу и мантия – судье –

Не могут им придать такого блеска,

Как милосердье![164]164
  Пер. М. А. Зенкевича.


[Закрыть]

В этих словах сформулирована важная мысль, которая в разные времена по-разному, но все же постоянно возникала в связи с вопросом милосердия, – о совершенно особом положении помилования в рамках юридической системы. С точки зрения шекспировской Изабеллы, милосердие важнее, чем корона, меч, жезл, мантия, – оно превосходит все атрибуты исполнительной и судебной власти. Но ведь милосердие находится вне юридических понятий. Иногда формы его проявления диктовались обычаем, иногда законом, но все равно удивительно, как параллельно с укреплением государства и разработкой все более разветвленных законов, с появлением все новых способов казнить и мучить людей возникали, развивались, видоизменялись самые разнообразные способы спасения их от казни, сохранения им жизни.