Текст книги "Канатоходцы. Том I"

Эндэ

Выгородки нет… Опять диванная с диванами и роялем. Нынешние дни надоели. Но, уйдя в другое время, будто корабль подводного плаванья, выплывает. Комфортно иметь уходы то в одно время, то в другое, но надолго уйти в прошлое жутковато.

Пётр из больницы с Варей и правнуком. Сам на работу. Малыш бодр и рад «бабуле Натали».

…Отправляют в каторгу Сержа и Евдокию, и ей нелегко с двумя детьми. А одного-то вырастят. Только не надо ребёнку говорить о дворянах и о религии! Пётр толкует о мировоззрениях. В школе удивятся тому, как научено дитя. Не её вина, но и она не так и не то иногда говорит. Эта авария… И в ней обвиняют троих техников: Сержа, Евдокию и какого-то Утыкина (он коммунист, наверное, ненароком в рядах виновных). А ребятам Эндэ говорит: отправлены на каторгу за доброе отношение к убиенному царю… Так и пробудила какие-то думы о новой революции.

Революцию он подготовит! Ты что, Ленин? «Не глупее я какого-то Ульянова!» Да, так, но ты на дне. Революции готовят не те, кто на дне, а те, кто в среднем классе, либо на верху. Ты, Петя, не дворянин, который и в университете, и жил за границей… Ульянов бедняком не был. А ты, Петя, бедняк. В целом, неплохо! Мирно, тихо. Ей, терпеливой, такое по нраву. Еды бы добавить… Хотя…

Варя в двух руках – банки с болгарскими перцами и томатами, да пара кур. А Эндэ в гастрономе пару банок тушёнки: великолепная говядина. Не могла не купить и треску (Жанна готовит под майонезом). А «Краковская» пахнет умопомрачительно. Кое-как вытерпев до дома, отрезает ломоть.

Звонок Пьера. Она бегом.

Рядом с бывшим Новым театром добротное здание НИИ. А внук – зам директора! Денег дал.

Опять отоварилась: сельдь – чистая стерлядь!

«В распорядительном заседании СПб судебной палаты постановлено остановить до судебного приговора издание газет: “Луч”, “Правда”, “Трудовой голос”. В предложении прокурора судебной палаты приводятся номера, арест на которые был утверждён в текущем году. Приостановление газет мотивируется систематическим нарушением законов, резко партийным характером их направления и явно вредным влиянием на народные массы». «Юбилейный номер “Правды”. Рабочая газета “Правда” выпустила юбилейный номер газеты – она вступила во второй год существования. Газета перечисляет репрессии, которым она подвергалась. В среднем она платила по 60 рублей штрафа. Конфискована газета была 41 раз, это значит 41 привлечение редакторов к суду по всевозможным пунктам 129-ой и иных статей…» «Петербургским градоначальником объявлено: забастовки на фабриках и заводах, на которых выполняют заказы военного и морского ведомства, подлежат уголовной каре». «Николаев. На заводе общества верфей забастовали 6.000 мастеровых».

Те, кто революцию провернули, были богатыми людьми.

5 февраля, среда

Кромкин

Если братья, надо рыть… Братьев-разбойников хватает. Не только легендарных, вполне реальных. У Кромкина в активе не одно дело, где фигурируют братья. Например, Чумовые. Парфён и Гелий. О них недавно напомнил графолог. Снимают со счетов, ловко имитируя автографы на поддельных документах… Но не разбойники. А Дегтярёвы и Кривенко – убийцы, но в драках. Двойняшки Пруткины – садисты…

Братья в деле номер 6429. Зоновы (Иван и Трактор). Хабибулины (Файзулла и Фарид) – эти, вроде, могли. Первый малограмотен, но не так, как его брат. Тот, наверняка, не умеет писать «жи» и «ши». На тему криминала результат отрицательный. «Тихие татары», – в дневнике Эразма Хамкина. «Или вид делают?» (тот же источник). Не те братья.

Контингент Кромкина: маньяки, серийные убийцы; если когда-нибудь будут, то и экспроприаторы. Такие, как дореволюционные Фарберы, родня Хамкиным, чему радовался убитый Эразм до того, как его убьют. Продолжение улицы Декабристов. Нетерпеливые борцы. Молодыми ушедшие туда, «откуда ни один» не вернётся и на угнанном авто… Они? Для нетерпеливых нормально пулять. Но «перо», как говорят уголовники, только их прерогатива, да каких-нибудь диких ритуальных убиений.

…Они с Милкой в девятом ряду. «В третьем в центре… друг детства» «Ну, и друзья у тебя! Пятёрку отмотал» – реакция юридической жены. «Да, нет, пятнадцать суммарно».

Недавно сон, будто они дети… На реке, на коньках. Филя тонет. Кромкин его тащит. В реалиях наоборот: тонет он.

Но рука друга, карабканье и… дружба. Не разлей ледяной водой.

Большой друг открывает маленькое окно автолавки: «Там коробка!» Темновато, но коробка тут. А в ней много-много конфет! А в другой чёртики! Играл один пацан во дворе: прыгают на резинках, пищат: «Уйди, уйди…» Но не выполняет эту команду малыш, отправляя краденое в окно, у которого Филя держит рюкзак. И так гадко! Не обрадует он этим маму и папу. Лай, свист… Его отдают милиционеры родителям. Накрывается карьера фортача. Впереди карьера прокурора. А тринадцатилетнего Филю – в колонию. Но на Злоказовке уверены: ему и в лагере, как за каменной стеной: Сын Ферреры! И далее – по стопам отца, уголовного авторитета.

Злоказовка – район города у реки, но, будто деревня. Бараки, неподалёку баня, где папа Кромкина завхоз. Когда он перейдёт на «военный ящик номер тридцать пять», в другом районе дадут две комнаты с балконом в «итээровском» доме! Рай: нет выходящих громко (с пьянками-гулянками) из лагерей. Но в дровянике рядом с бараком хранят какое-то время картошку…

Набрав полный рюкзак, моет руки в реке. На берегу ухарь. «Филя! Ты?» «Ну, что, Филя, дай пять. Сбацаешь, как тогда?» Тогда друг наблюдает мелькание пальцев:

 
«Не шуми, дубравушка, не шуми,
меня, буйна молодца, не буди…»
 

А в это время юный Кромкин – юный друг милиции (крепких молодцев целый отряд). Музыкальную школу окончил на одни пятёрки, и далее путь открыт. Но ему, победителю, на том пути нет побед, не будет он никогда первой скрипкой. Хватая в темноте конфеты и «чёртиков», напоролся на гвоздь. В итоге средний палец левой руки не так гибок, как того требует виртуозная игра.

«Сбацал» легко. Все пьяны, кроме Кромкина и… Ритули. Маленькая фарфоровая кукла теперь немаленькая. Вдвоём удирают в одну из двух комнат родительской квартиры. Для него этот уголовник целых полгода «братец», как и для неё. Ей он брат.

«На какой предмет сон о Злоказовке? Вещий?» «…зловещий». – Ответ Милки. Ревнует, имея информацию о Маргарите Филякиной, необыкновенно привлекательной. Кромкин называл её – Ритуля. Для родных Марго.

Минувшее лето… Филя бредёт к прокуратуре (не иначе), ибо улица упирается в её крыльцо. Крутое, перил нет. Будто с тайной идеей о спуске таких ребят. Правоохранители не контактируют с теми, против кого работают. Юрист, узнав рецидивиста, не жаждет быть узнанным в ответ. Ему в тюрьму, она впритык (удобно для оперативного перемещения). «Сеня, братец…» Не удалось переместиться. Похмельная тирада: обитает неподалёку, идёт, куда глаза глядят. А глядят они на ларёк: там функционирует пивная бочка. Денег нет, готов пугнуть торговку, – нальёт даром. Это откровение – намёк дать рубль. Дан не только рубль, телефон.

Опять душно. Пиво. Платит Филякин. На предприятии, где он работает, нормальные деньги, но не хватает… Телевизор бы… В долг берут с женой, молоденькой работницей столовой. Отдаёт один в пьяном виде. И, как в воду… Опять отбывает? Говорил: пять лет в завязке. На фене «выпрыгнул». Отошёл от криминалитета, – недальновидный вывод юриста.

На данный момент в криминальном мире не один с фамилией Крылов. Например, с кликухами: Обух (не молод), Деверь (на зоне). Там и Крылов (Портовой). У них нет ни отцов, ни братьев. Сироты. Но вот Крыловы: родные братья старший и младший… И открытие на момент открытия папок с делами и фотографиями в них: обоих видел. Не в тюрьме.

…Декабрь. Компания в ДК Строителей на фильме «Гангстеры и филантропы». Он как филантроп имеет мнение: гангстеры не ходят в кинотеатры только ради культурного отдыха. И с подругами думают о недобрых намерениях. Одна из этих подруг… Двух других, как не было. И это говорит хоть и об умении наблюдать, но иногда однобоком. Лет ей двадцать, двадцать два. «Фарфоровое» лицо. Как у Ритули. И – оп, незнакомые головы, но одна голова «фиником», а стрижка «ёжиком»… Рядом с Филякиным трое с дамами. Он одинокий, не пьяный, нервный. Не совпадение купленных билетов. Коллективное мероприятие тех, кто не любит закон.

В центре группы явный пахан. Крылов старший. Лагерная кликуха Исусик один в один к тому облику, в котором он, приличный, выкладывает больничный (документирован недуг в день нападения на дом Хамкиных). Но и вторая Капитан – нормально. Гордый… Те, кто когда-то в делах, в памяти Кромкина. Но, думая увидеть его уходящим на волю, глядит в окно. Оно не на волю, а на внутрянку медвытрезвителя. Алкогольные товарищи метут двор. Правда, в кино он, как и другие, без пальто. В Доме культуры атрибут культуры – гардероб. Дружба в лагере с матёрым бандитом. Фамилия Костогрыз (кликухи Вампир и Грызун). Не подельник – кент[99]99
  – друг (арго преступников).


[Закрыть]. И кент – «авторитет». Быть другом «авторитета» – самому им быть. В кино друг Вампира никакой не Исусик, а, будто и он вампир.

Они с братом «на заре туманной юности» обворовали клуб ДОСААФ, Всесоюзное добровольное общество содействия армии, авиации, флоту. Во многих городах, тут в цоколе школы. Сигнализацию на окне портит младший. Рамы вынимает Капитан. Открывают дубликатами ключей хранилище, берут две винтовки, пистолет «Вальтер», – и в дровяник. Но один пацанёнок наблюдает в дырку и – к отцу, тот – в милицию. Ребята говорят: «Вальтер» в пруду, для этого лодка угнана. Факт угона доказан. А вот кидание в «набежавшую волну» нет.

Объяснительная Крылова младшего: «…Двадцать девятого января я иду с работы и вижу на балконе двух легко одетых девушек: «Кто-нибудь помогите!» Берут они квашеную капусту, а дверь захлопнулась. Вдвоём с соседом открыв квартиру, открываю балкон. И ремонтирую замок, который отлетел в момент вскрытия входной двери. Ни фамилий, ни имён, ни номера квартиры нет, как и номера подъезда (а их много). Примета: у дома (длинный, одинаковые балконы) автомобиль “москвич”. Вроде, на ходу».

Литературно. И литературу напоминает. Особенно о том замке, который не даёт «пленницам» уйти с балкона. Трудноватое алиби: дом «длинный»… Автомобиль, наверняка, укатил. В «деле» дамского угодника о винтовках информация один в один, как в деле брата. Правда, младший берёт вину: «Это я выкрал «Вальтер»…» В документах внутрилагерного дела: его могли изнасиловать, но он горло начал резать. Не другому. Себе, «…в колонии ему дано прозвище Харакири…Операция на голосовых связках». Ей богу, его и видит Калерия у дверей Пинхасиков!

Оба Крылова как бы… двойные. Например, в кино не такие, как на фотографиях. Харакири вполне для паренька, готового помогать в беде. А в полумраке кинотеатра оглядывает публику, контролируя, как уголовник. Далековато их дом от улицы Нагорной. Им в отличие от Файзуллы, до денег Пинхасиков не добраться, не замарав обувку.

Итак, в декабре Филякин не один, а в кодле? Летом одинокий, в декабре в компании. Да, братья Крыловы друзья гражданина, который не всегда гражданин. Могут быть у него, уголовника, сына уголовника, другие отношения, кроме криминальных? Вдруг с Крыловыми нормальные? В конце концов, наблюдает их в кино, а не на гоп-стопе.

Шуйков с таким видом, ну, будто опять дело сделано…

– Строгановский далеко от города! Деревня Гаврилково. Его соседка (миловидная) опознала на фотке бабу Пинхасика!

Хахаль орёт на убитую накануне её убиения! Угрожает ей и её родне! Рыльце в пуху, вот и убёг.

– Убёг? А «миловидная»?

– В коридоре.

Татьяна Евгеньевна Каднева, когда-то покорительница сердец. Наверное, и сердце того, кто живёт напротив, в этом ретро.

– Она, – глядя на фотографию. – Во вторник, накануне её гибели они ругались в подъезде…

– Как ругались?

– Не матом. Интеллигентный дом. Семьи научных работников. И только мы одинокие: он и я. Я никогда не была замужем, – кокетливая улыбка обаятельному прокурору. – Я – кандидат наук…

– Не матом. А конкретно?..

– «Как ты не видишь, – я люблю тебя!» – громко он. Она: «Но другой без меня умрёт!» Он буквально: «Тогда умрите оба!» И – в квартиру. И вот дверь не открывает, на телефон не реагирует. В лаборатории говорят: в деревне. Там у него домик, и он регулярно гоняет на лыжах.

– Двадцать девятого января вы где?

– На работе до пяти тридцати. В «Художественном салоне» – кольцо… В магазине молоко, хлеб… И – дома…

– Выходили?

– Нет, – о чём-то подумав, сжимает губы.

– А вас кто-нибудь навещал?

– Нет, нет!

– …а о «гибели» от кого информация?..

– Тридцатого в химчистке, отдавая пальто…

– «В химчистке» о даме, имя которой вы не знаете?

– Там болтовня… А конкретно о ней товарищ милиционер, – майору небрежный кивок.

– Ещё пригласим…

– Для опознания тела? Это я не могу… Но в иных моментах буду рада…

В каких, он понял.

– Другие в доме ни о какой ругне? А эта спала с ним…

– Как ты догадался?

Наверное, её кандидатская – его ума дело, – вновь догадался.

– А теперь парня топит…

– Но он-то каков! Строгановский! Немало трупов настрогал!

– Ага, вендетта: убивает налево и направо, и – грудью на нож… Телеграмму отправь в деревню, где он гоняет…

– Три сберкассы отработаны. В каждой зарплата рядового милиционера… Маловато для такого налёта.

– Оттого и мотив ищем… в других городах. Некто Филякин (центровой домушник) был в милиции?

– Да все они такие были!

– Протокола нет.

– А на кой тебе? Нет у тебя, значит, есть у него алиби. Ладно, наберу…Мазурин! Глянь одного… Ну, чё я тебе говорю!

– Объяснительную давай.

Дверной хлопок.

Усольцев из командировки:

– Денежные вклады? Это мотив…

– …в девяти районах города. Но будь я гопником… Пятеро убитых, сберкнижки на предъявителя, которого на цугундер у первого окошка… На трёх какие-то рубли…

– Убивают и за копейки. А вдруг на других много? И на дно лягут…

– Легли.

– Новенькое. Шефнер считался старостой еврейской общины. Будто легальная: взносы, но добровольные. А «дом для друга»… Дед (как-то не верится) обманул внучку. Координаты Розенберга. У него, якобы, более правильная информация. Он в городе.

– Наконец, водитель, у которого маршрут не на убийство, а на ужин. Ровно в то время, когда Горшковы глядят в окно. Барабанят в дверь, – никакой реакции. Девица обходит дом, заглядывает в окна… И – паника, мол, едем в милицию! Но парень уговаривает ехать обратно… Его фамилия Гомарилкас. Водителю непонятна их речь. В дневнике Эразма упомянуты как потенциальные гости в январе-феврале. Прибалты прибыли, а он не открывает…

– Трупы видит?

– …или убийц. Для Сухненко и Казанцева удар.

– Будет цирк…

– Что делать! Товарищ Казанцев, как там удальцы?

– С ноля у майора в горотделе… – На лице Сидоровой Козы непередаваемая гордыня.

Наверное, и сберкнижки отрыты – карты выигранной (не Кромкиным) партии.

– Святоний Кондратьевич, – умильная мимика парторга Сухненко. – Вы в командировке, а тут и мотив найден, да и «удальцы»…

– Сберегательные у них? Девять штук.

– Не…, – перегляд с Казанцевым.

– В тайнике, наверное, – робкий ответ того.

– Что делать! Семён Григорьевич!

– У Хамкина номера проявляющимся карандашом…

– Не могли раньше проявить?

– Виноват, Николай Гаврилович, – кудрявая голова наклонена повинно.

– Мои бойцы, маленький недогляд, а Кромкин палец – в чай, – и циферки… – Шуйков торопливо, но некультурное «палец – в чай»…

– Я вытрясу! – руководитель ГАИ оглядывается пугливо.

– Это не они.

– А кто? Кто мог? – выкрики Сухненко.

– Что делать! Семён Григорьевич!

– Водитель тут…

– Зови!

…– Товарищ Малой у дома Хамкиных с гостями в то время, когда Горшковы глядят на «Волгу». Приметы одинаковые. Парень длинный и дама в коротком меховом пальто. Цитата: «Вернувшись от окон, она в крик: “Надо милицию!” А мужчина: “Тебе показалось. Едем на вокзал”. Говорят непонятно, но одно слово, вроде бы, “мартен”, только с другим ударением. Я спрашиваю: друг работает у мартена? Но они не реагируют…» Три письма из Риги не к Шефнеру, а к его внуку. Думаю, «мартен», это «мОртен», вполне вероятно, – «смерть».

В кабинете тихо.

– Еду в Ригу. Вдвоём с Венедиктом Константиновичем.

– Да, да, Святоний Кондратьевич, что делать!

Малому на выход…

Дмитрий Сидорович с открытым ртом. Парторг готов в обморок, так и его верный Вольгин, огромная ёлка, но без игрушек.

– Святоний Кондратьевич, как командировка?

– Неплохо, Николай Гаврилович. Шефнер – староста еврейской общины, крутил деньгами, но нет конкретики. Работаем в этом направлении.

– Ни фигурантов, ни орудий… Семён Григорьевич, как там Стравинский?

– Строгановский вернётся…

– Он реальный убийца жены Пенхауса?

– Вряд ли, но эмоциональный, мог наорать.

– Убить мог! Ведь она и звонила от него! – Сухненко, лишившись фигурантов.

О работе телефонов-автоматов на улице Нагорной Кромкин не докладывает.

– Как почерковед? – Николай Гаврилович о его друге.

– Работает…

В кабинете Кромкина с майором Степаном:

– Опять ты был прав.

– Ага.

– В Школе Милиции в лекциях говорю о тебе: прямо Шерлок Холмс… И тоже играет на скрипке.

Как-то влип… Дамы умоляют: «Восьмое Марта»! Виновата Людмила Кромкина: болтовня в горпрокуратуре о талантах того, кто работает в более высокой инстанции.

– Зам прямо в панике, а Николай Гаврилович: не вам, Дмитрий Сидорович, опекать каких-то угонщиков… И куда их теперь? Они у меня в КПЗ. К этому делу не пришей кобыле хвост, как ты говоришь.

Кромкин вновь зарёкся пить с ним коньяк, водку, тем более… Тот любит отвалить туда, где игра у ворот противника.

– Вот былина этого Филякина. У него кликуха Сын Ферреры! Он, наверное, его сын? Говорили о нём, когда я в Школе Милиции… Мошенник… Вагон украл с пиломатериалами, да так хитро… И у потомка пять рецидивов, вроде…

«Я живу на улице Вайнера…» «Жи» грамотно. «Двадцать девятого января у меня недомогание и меня отпускают с работы. Беру полкило водки. В 16.50 дома. Кемарю. Открываю глаза: 18.00. На улице холодно. Народ с Центрального стадиона: проиграл “Уралмаш”. У газетного киоска Митрич (его дом рядом). Бакланим о хоккее. У калитки Марьи Дементьевны её собака (кликуха Ночка) лает на моего Муму. Мы о том, мол, Ольга Леонидовна ведьма. Многие ненавидят эту [далее ругательство, неплотно заштриховано автором], но мокрое – не моё. Соседка из углового дома Наталья прибегает к нам где-то в 20.00. Болтают они с Антониной, а я тут же на лавке дрыхну в коридоре с верной собакой Мумою у ног».

– В последнем его деле некто Прудников. Разбойное нападение на охрану универмага… Пруд врёт: двадцать девятого января в балагане с кентами. Кликухи на ходу выдуманы: Бугор, Прыгун и Вьюн. Фамилий, имён нет. Богатая биография. С малолетки[100]100
  – малолетка – колония для несовершеннолетних преступников (арго преступников).


[Закрыть]. Две трети от тридцати девяти лет в колониях. Не был убийцей…

– …но вполне мог выйти на этот уровень к двадцать девятому января.

– О ботах «Прощай молодость». На Пруде новые!

– Так и гуляет в новой обуви?

– Вроде, грабит ларёк, когда бойня на Нагорной, – добавляет неохотно.

– А где алиби Филякина?

– Найду, – роется в папке. – Вот! От Марьи Дементьевны.

«…в полвосьмого лай во дворе… Моя собака Ночка кинулась к дверям. Выглядываю: у забора Филякин… Это его пёсик поднял лай. Говорим о его тёще Ольге. Она не терпит пьяниц, а зять любитель горькой. Но в целом он неплохой…»

– А «Митрич»?

– Ну, въедливый ты Кромкин… И там ноль. Ага, вот, гляди!

«29 января в девятнадцать с минутами ко мне зашёл сосед Филякин… Мы об охоте… На улице купили газеты. Я домой, а он у калитки дома номер одиннадцать…»

– Наблюдение…

– За Прудом?

– Нет, только за Филякиным.

– Круглосуточное?!

– Дневное.

– Да на фига он! Мелкий скакарь! Как и его друг! Ребята могли ларёк, но не такое! Ивановых надо! Павла и Артура! У обоих поножовщина.

– Собака где?

– …найдена, но не отрыта. В сугробах наткнулись. Хоронили накануне холодов. У ремонтников дорог нехватка компрессоров для долбления мёрзлого грунта. Табличка, как у людей на временных могилах… Ну, не памятник же ей… Выходит, кладовщик неплохой парень! Хоть и царь блата… Шарика упокоил. К бабке не ходи – отравлен бандитами!

Выйдя на улицу, Кромкин, обутый в крепкие неновые ботинки, подкатывается на ледяных дорожках тротуаров.

Капитальный дом, два панельных… Два деревянных. В первом Прудников. Отсюда и до Нагорной, где убиты люди, и до бульвара, где украдены деньги, дойдёшь, и обувь как новая. Вот откуда двадцать девятого января вышли бандиты! Озарение. Оно факт, который надо отработать. Например, на другом деле догадался, где труп. Дорогие мама и папа, ваш сын променял скрипичные «розы» на трупы и их фрагменты, иногда глубоко упрятанные убийцами. Озарения к делу не пришьёшь. А вот – подозрения, официально – работа. Но готов считать работой даже сны. Например, тот, в котором катание на реке с «другом детства». Вещий. А зловещий ли он, выявят дела по делу 6429. Теперь до горки на улице Нагорной. Не кататься. Но вверх.

Директор немолодая. Платье в клетку. Небо в клетку вполне бы для её места работы. Так гаркнуть на детей, буйных на перемене… Немного тише в кабинете.

– Изабелла Андреевна, вы бы не могли собрать ребят…

– …и объявить: их будет допрашивать следователь, который ведёт это уголовное дело?

– Нет, у них проверят память…

– Тогда добавим: не думайте обмануть, – переведём в школу для умственно отсталых, – находчивая педагог.

– Певица такая Изабелла Юрьева…

– И я пою. Русские народные песни. Концерт двадцать третьего февраля в Доме культуры Металлургов…

Папа любил хоры (Кубанский, Пятницкий и другие), вдвоём в филармонии… Краткая беседа об уникальном горловом пении… И директор выглядит куда краше.

Глянув на ледяную дорожку, не катится на ногах, идёт удобной дорогой.

– Вы Маслов? А вы… с ним?

Не тётка, студентка. Неплохая работа, но очищенной картошки цинковый бак к утру (едят дети!) С двадцать девятого на тридцатое января не одна, «…вдвоём с Масловым Георгием… Только утром я узнаю о беде в доме тридцать три…» Увлекательной бывает чистка овощей!

– Как мама?

– Операция… – Неподдельное горе на лице молодого парня.

«…Двадцать девятого января я стою на крыльце детского сада, над которым яркий фонарь. У меня привычка то и дело поглядывать на часы. Двадцать два пятнадцать… На улице Нагорной никого. В доме номер тридцать три ни огонька. И тут дверь отворяется и выходит кто-то. Наверное, и не обратил бы внимания, но это мужчина огромного роста. Куда он делся, не знаю, так какмне открыли. Маслов Г.В., физтех…»

– Темновато…

– Нов этот момент мусоровоз, фары: двор, как на ладони…

От такого студента, «то и дело поглядывающего на часы», не отказался бы и преподаватель криминалистики Кромкин на кафедре юридического института. Выпроводив в холл, набирает Пинхасика. Он на работе, но обещает выйти…

Другой номер:

– Едем к «Домноремонту»…

Пинхасик идёт Аллеей Героев Труда, а парень глядит в окно автомобиля:

– Это он!

Напротив портрета одного героя… в очках:

– Натан Аронович, ввиду новых данных будьте…

Студентов довозят до трамвая.

Итак: ни людей, ни автомобилей, в окнах – ни огонька, а дверь-то отворена… Так, это вы, гражданин Пинхасик… И вы, член горкома партии, коим пугаете, во дворе, да и в горящем доме, где на тот момент гора трупов? Правда, Хабибулины наблюдают не его, а дым (дверь-то отворена)… А вдруг и они врут? Как врут люди на белом свете!

Инна молодец. Определила, с какого телефонного автомата выстрелом роковой звонок. Но, беда, та тётка выглядит не так, как её мама, которая могла набрать и от любовника (у него в квартире есть телефон). Но где он сам? Вроде бы, «в тайге»… А звонившая (она же лгавшая) мертва. Одно неплохо: практика в ловле на вранье. Отрицательный результат – тоже результат.

Недавние дела… Девица убита неподалёку от аэропорта. Кто, не найдены. Питомец колонии покидает её до окончания срока, и утоплен в выгребной яме, не выгребаемой никогда. Но выгребли. Убит милиционер. «Люди гибнут за металл» (его «ТТ» не найден, да и виновники).

Открывает кабинет – телефон. Усольцев перед отбытием в новую командировку:

«…милиция должна найти Розенберга».

Набран телефон милиции:

– Степан, я к тебе…

– Ну, во-первых, Розенберг…

– А, какой-то дед… Тут кандидат Дёгтев Александр Иванович, три ходки, алиби нет, с Прудниковым у вокзала именно двадцать девятого с большими сумками.

– …когда налёт на ларёк.

– У автобуса в направлении Нагорной!

– Какой рост?

– Метр восемьдесят. Для подловки[101]101
  – подловка – полка, прикреплённая к стене (русские говоры среднего Урала).


[Закрыть] вполне… Да, он и лазал…

– А Пруд ему боты одолжил… Ко мне Прудникова, этого Дёгтева, братьев Ивановых Павла и Артура… И Филякина. В общем, их и Артура.

– Утомлён я…

– Наливай.

Кромкин катит на улицу Декабристов, которые не терпели, боролись, ну, и угодили в ранг уходящих из жизни. В её зените.