Текст книги "Жизнь вне зависимости. 4 книги для избавления от вредных привычек"

Часть II. Отчаяние

Галогеновая лампа чуть слышно и оттого вдвойне противно гудит под потолком. Больно смотреть на режущий белый свет… Встала с кровати осмотреться. Палата с тремя койками. Соседки спят. Решетки на окнах. Туалет. Даже со стульчаком. Туалет в палате, а не в коридоре, да еще и стульчак – это хорошо. Это настоящий комфорт для заведений, в которых за последние пару лет она оказывалась слишком много раз. На зеркале маленькая синяя косметичка с зубной щеткой и пастой. С обратной стороны – белый логотип наркологической клиники «Бехтерево».

Значит, «Бехтерев». «Бехтерев» с теплым туалетом и стульчаком. Это хорошо. Не надо бегать по коридорам… Стульчак. Белый стульчак. Белый пластиковый стульчак. Это очень хорошо. Она вышла из уборной, легла на кровать, с трудом натянула слабыми трясущимися руками одеяло и закрыла глаза.

Она не знала, какой сейчас день. Не знала, как попала сюда. Не помнила, что происходило после ее ночного безумия на Невском. Но сейчас она была в безопасности. Живая. Да еще с отдельным туалетом в палате. И кроме удовольствия от наличия уборной чувств не было.

За последние пару лет она видела много разных женщин, которых пьяными и в абстиненции привозили на соседние койки. У них были чувства. Часто они, отекшие, уже со следами многолетних употреблений на лице, возмущались недоразумению. Клялись, что их состояние было чистой случайностью, что вообще-то они почти не пьют, что с ними все абсолютно нормально. Злились на начальников, родителей или друзей, которые настояли на их госпитализации. Бесконечно объясняли роковое стечение обстоятельств последних дней, приведшее к запою.

Она же молчала. Она давно не делала вид.

Она не сомневалась, что зависима. Оттого было страшнее. Потому что не было иллюзии.

Так же как не было веры в то, что это возможно изменить. Иногда, покупая литровую бутылку крепкого алкоголя, она надеялась, что удастся выпить ее целиком и завтра не будет. Но она выключалась раньше опустошения смертельной дозы, и завтра случалось. И опять. И опять. И опять. Эти женщины еще остро чувствовали вину и оттого оправдывались. Эти женщины могли еще, пусть и иллюзорно, но верить в возможность нормальной жизни. Она уже не могла. Она уже не сопротивлялась правде. И оттого все, что оставалось, – это радоваться стульчаку.

К вечеру пришел лечащий врач-нарколог – некрупный мужчина лет сорока. Он не улыбался, не интересовался душевным состоянием и явно не имел никакого желания знать больше, чем результаты анализов, кардиограммы и реакции зрачков, чтобы назначить новые уколы и капельницы. Ему было все равно. Он не жалел и не сочувствовал. Это было обидно. Впрочем, они и сами себя не жалели, но чужой жалости хотелось. А этот был холодный как лед. Про себя она назвала его Крысой.

Через пару дней приехал муж. Наверное, стоило удивиться его несгибаемости, тому, что снова и снова он не оставляет ее, стоило что-то чувствовать… вину, или благодарность, или удивление. Хоть что-то. Но это кино повторялось слишком долго и часто и давно стало какой-то неизбывной данностью, уже не вызывающей эмоции.

Муж сказал, что есть еще один способ, который они не пробовали. Близкая знакомая семьи, психолог, рассказала ему про реабилитацию. Про то, что есть место, куда можно поехать на месяц, и там алкоголикам оказывают помощь. Какую – не очень понятно, но это шанс.

Она посмотрела на его. Как описать состояние после отчаяния? Как описать то, когда страдание становится не эпизодом, а чем-то обыденным? Как описать взгляд человека, выжженного изнутри? Она смотрела на него и понимала, что выглядит точно так же. Что он – ее зеркало. Что они оба давно выгорели от борьбы и надежды на детоксы, антидепрессанты, подшивки, кодировки, психологов. Они слишком долго искали выход, чтобы надеяться. Они оба уже ни во что не верят. Но она кивнула в ответ. Пожалуй, она согласилась бы в тот момент и на лоботомию, потому что это было единственное, что она могла сделать для своих близких, – делать вид, что не сдается.

А еще через несколько дней случился Новый год. Она осталась в больнице, как ни просила, ни умоляла, ни шантажировала Крысу выпустить ее к детям. Крыса сидел в своем офисном кресле за столом и, выслушав все ее доводы и угрозы, сказал: «Да, я не имею права удерживать тебя насильно. Но если ты сейчас не закончишь эту истерику, я вызову санитаров из другого учреждения, где не спрашивают согласия, и скажу, что у тебя психоз. Хочешь так? Не проблема». Она, удивленная его наглостью и своим бессилием, замолчала и вышла из кабинета. Внутри все бушевало. Какое он имеет право! Я взрослый человек! Сволочь! Крыса вонючая!

Милая, строгая, противная Крыса, тогда ты спас своей несговорчивостью чужую жизнь. Еще много лет она будет с благодарностью вспоминать, как ты не выпустил ее умереть. Потому что тормозов уже не было, потому что надежды уже не было, потому что уже рухнула внутри какая-то сильно важная несущая конструкция, и она ушла бы пить, хоть и не чувствовала этого, разглагольствуя у тебя в кабинете о правах человека.

Вернувшись из кабинета Крысы, она весь вечер прорыдала в палате о себе и детях и перед сном попросила сестру сделать ей укол на ночь, чтобы скорее наступил первый день следующего года.

А в большом загородном доме, у новогодней елки с мигающими разноцветными гирляндами, сидел ее муж, обнимая двух прижавшихся к нему детей, и по его щекам сами собой тоже текли слезы.

В современном мире существует много видов помощи зависимым. Но для начала хотелось бы обратить внимание на само слово «помощь». По своей сути оно предполагает то, что человеку самому не справиться, или справиться очень тяжело, или справиться получается только на время.

Зависимость устроена так, что, все больше встраиваясь в биохимию, она постепенно забирает внимание на себя и обретает власть над психикой. Как уже упоминалось, человек в какой-то момент подчиняется фигуре зависимости, она становится больше и сильнее его собственного Я. Метафорически выражаясь, зависимый словно снова и снова выходит на бой с кем-то в несколько раз его сильнее и каждый раз оказывается поверженным. Нужна ли зависимому помощь с тем, чтобы выиграть бой? Навряд ли это возможно. Опыт любого столкнувшегося с алкоголизмом близкого подсказывает, что зависимость обретает власть и над системой семьи, сколько бы та ни боролась и ни сопротивлялась. Получается, что сопротивление, борьба, мирные договоры с алкоголем невозможны. Единственный выход – полная капитуляция – уход на безопасную дистанцию и невозвращение на само поле боя. И вот здесь помощь крайне необходима, ведь оказавшаяся без привычного этанола биохимия мозга начнет бить в набат, путать, провоцировать, искать поводы и оправдания вернуть все на круги своя.

Сила человеческой воли, как правило, беспомощна перед глубинным зовом выученных рефлексов.

Один из способов держаться подальше от вещества – задействовать страх (такой же животный, как и тяга). На этом основаны временные подшивки, кодировки, химзащиты и другие способы, сообщающие мозгу, что от вожделенного алкоголя телу станет не хорошо, а, наоборот, плохо. Как правило, во время манипуляции человеку дают возможность на телесном уровне прочувствовать, что случится при употреблении, чтобы было не просто знание, а внутри закрепился конкретный, мягко говоря, неприятный опыт.

Но проблема в том, что алкоголизм, к сожалению, основан не только и не столько на поломке телесной, сколько на поломке внутренней, душевной. Поэтому зависимый часто просто терпит определенный срок и срывается по его завершении или раньше. «Уж лучше бы пил», – бывает, говорят родственники зависимого, поскольку внутренне человек не изменился, а вещество, которым он привычно анастезировал свою боль, стало недоступно.

Раздражение, апатия, тревога, ощущение, что жизнь проходит мимо, – частые спутники человека, отказавшегося от вещества из-за страха смерти.

Здорово, если отказ срабатывает на год-два-три и человеку удается внутренне перестроиться на жизнь без вещества, но часто как единственная мера такая помощь не срабатывает. По сути, вынужденный отказ может быть хорошим «костылем» на какое– то время, которое тем не менее важно использовать для внутренних перемен.

Главная проблема такого (и схожих) вида помощи, что алкоголик воспринимается как объект. У нас есть алкоголик, и с ним нужно что-то сделать, как-то его отвадить. Напугать, заставить трудиться, навязать веру, запереть где-нибудь на полгода-год. И ведь, по сути, зависимый и сам относится к себе объектно, без сочувствия и сожаления, он-то очень даже согласен, что «только так со мной и надо», вот только необращение к человеческому, к зависимому как субъекту, а не объекту зачастую лишь усиливает ненависть и безразличие к себе.

Детокс – капельницы, амбулатории и больницы, которые помогают выйти из запоя, – также важный инструмент помощи, поскольку помогают совершить иногда невозможный самостоятельно переход от употребления к чистым дням. Но они также скорее первый шаг в сторону трезвости, чем нечто помогающее стабильно выздоравливать. Насколько искренне алкоголик хочет трезветь, обращаясь за детоксикацией, настолько же отчаянно, через какое-то время, когда вновь набранное эмоциональное напряжение станет невыносимым, он вернется в употребление.

Одна зависимая женщина, проходя реабилитацию, сказала простую и, наверное, вмещающую главное фразу: «Такая, как есть, я не могу не пить. Мне нужно измениться внутри, или все повторится вновь». Очевидно, что измениться настолько, чтобы стать сильнее тяги, смочь не идти на поводу у биохимии, – большая внутренняя работа, к которой человек должен быть готов. И если такая готовность – узнать и понять себя, получить новые инструменты обращения с зависимой частью, двигаться в сторону восстановления собственной жизни – появляется, перед зависимым открывается несколько возможных вариантов долгосрочной помощи.

Группы Анонимных Алкоголиков, основанные на программе 12 шагов, и по сей день считаются одним из самых эффективных способов помощи зависимым в выздоровлении. Эти бесплатные службы, не принадлежащие к какой-либо государственной или коммерческой структуре, политической или религиозной системе, есть в каждом городе (а в больших городах в каждом районе), а также в онлайн-пространстве. Приходя на группу, алкоголик оказывается среди равных людей, страдающих от той же проблемы, говорящих с ним на одном языке, прошедших похожий опыт. На группах люди говорят о себе, о своих сложностях, обсуждают свое понимание программы и шагов выздоровления, помогают друг другу и поддерживают. Учитывая то, что алкоголик в процессе прогрессирования заболевания оказывается в полной внутренней изоляции, группы – это возможность возвращения к человеческой близости, осознания своего «неодиночества» и главное – надежда, что жить трезвым возможно, поскольку есть пример выздоравливающих и довольных своей жизнью людей.

Одним из инструментов выздоравливающего зависимого в день переживания сильной тяги часто становится договоренность с собой продержаться хотя бы до группы, а через час собрания, как правило, тяга чудесным образом уходит. Выздоравливающие алкоголики посещают группы ежедневно (или несколько раз в неделю), и многие по нескольку лет. Ремиссия, так же как ремиссия у диабетика, гипертоника или аллергика, возможна при изменении всего образа жизни, а не разового усилия обращения на себя внимания.

Бывает, что до посещения групп, для стабилизации своего состояния алкоголику важно полностью исключить себя из обыденной жизни, поместить в безопасное закрытое пространство, свободное от употребления. Нестрессовые условия, в которых можно восстановиться, вернуть давно обращенный на вещество фокус внимания себе, разобраться с тем, как устроен он сам и его заболевание. Таким видом помощи зависимым занимаются на реабилитациях. Длительность пребывания на них варьируется от 28 дней до нескольких месяцев, и важное условие нахождения – добровольное решение зависимого, которое говорит о готовности слышать и слушать, пробовать по-новому, выделять силы на самого себя. На реабилитациях, как правило, работают консультанты, которые сами выздоравливают от зависимости, поскольку, как и на группах, алкоголику намного проще услышать «своих», таких же, как он.

Также есть психологическая помощь зависимым, которую оказывают специалисты, знакомые с зависимостью, часто сами ранее прошедшие подобный опыт. Есть психологи, работающие с зависимым в тандеме, но многие настаивают на параллельном консультациям посещении групп АА, поскольку на первых порах бывает нужна ежедневная помощь и поддержка. В целом сила, которая помогает воздержаться от зависимости, колоссально влияющей не только на алкоголика, но и на многих людей, живущих рядом с зависимым (партнера, детей, родителей, соседей, работодателей и т. д.), аналогично должна состоять из многих людей.

Существует множество альтернативных методов работы с алкоголизмом. Проблему зависимости пробуют решить специалисты разных сфер: врачи ищут способы медикаментозного восстановления баланса биохимии, психологи разрабатывают когнитивные техники выработки новых моделей поведения, нейробиологи ищут возможности усиливать волевые зоны мозга, но на сегодня самой надежной и работающей формулой остается «человеку нужен человек».

За несколько дней до начала реабилитации ее выпустили из клиники урегулировать все вопросы на работе и собрать вещи.

Нужно было поговорить с детьми. Всей семьей они сели на кухне за обеденный стол. Молчание. Дети в нетерпении ерзают на стульях. Ей сложно собраться с духом. Внутри трясет. Она делает вдох и говорит:

– Дети, у меня проблема. Я болею… Эта болезнь называется алкоголизм…

Два маленьких человека замирают на своих местах, внимательно всматриваясь в маму.

– Когда человек болеет, ему нужна помощь, чтобы вылечиться. Для этого мне нужно будет на месяц уехать туда, где мне помогут.

Дети продолжили молчать. Но произошло нечто, что было почти невозможно увидеть глазом, а можно лишь почувствовать кожей.

Они расслабились внутри. Словно их тела немного сползли на стулья, плечики опустились, а спины стали мягче. Вероятно, потому, что вот уже два года живущее в них напряжение было названо своим именем. Алкоголизм.

Алкоголизм. Это больше не тайна, не то, о чем почему-то не говорят вслух взрослые, не то, чего будто и не существует, раз оно не названо.

Алкоголизм. Теперь можно не называть маму «сонной», не делать вид, что не замечаешь припрятанную бутылку, не вслушиваться тайком в мамин голос, чтобы понять, в каком она состоянии, не искать в панике папины глаза.

Алкоголизм. Это больше не постыдная история, которую все негласно хранят внутри. Это разрешение на то, что они давно чувствуют. Страх. Растерянность. Ложь. И много предательства. Очень много для маленьких сердец.

Ей было невероятно стыдно и больно смотреть в детские глаза, и одновременно намного легче, когда она заметила расслабление в их телах. Быть может, в этот момент она первый раз в жизни была готова к собственной боли ради детей. Признать выворачивающую наизнанку правду ради тех, кого любишь. Оставить идею, чтобы жалели тебя, и ценой себя пожалеть близких.

В оставшиеся дни до ребцентра она провела неожиданно много времени с мужем. Вечерами смотрели сериалы, ночами сидели в гостиной, о чем-то говорили. Он будто захотел ее узнать. Через 13 лет совместной жизни. Это было и тепло, и до боли в груди грустно. Потому что днями она искала съемную квартиру, чтобы по возвращении переехать туда с детьми. Она не видела дороги назад. Для того чтобы что-то восстанавливать, нужны силы и желание. А внутри нее было выжженное поле, с воронкой от взрыва по центру, который она же и осуществила. Никакой надежды, а тем более желания с этим сейчас разбираться. Ей нужно было использовать последние силы и последний шанс разобраться с собой.

Через несколько дней, открывая входную дверь, чтобы отправиться на реабилитацию, она обернулась к стоящему в прихожей мужу и, пряча глаза, негромко сказала: «Если у меня не получится – я буду писать отказ от детей. Я больше не безопасна для них. Они заслужили лучшего».

Несколько секунд от двери до машины перед глазами пронеслась картина ее жизни без детей. Как скоро она сопьется? Через месяц? Через полгода? А если дольше? Нет. Не дольше. Она будет каждый раз пить так, чтобы он оказался последним, и однажды у нее получится… В чем смысл? Почему она убегала от детей в алкоголь, убивая их доверие, и одновременно убила бы себя, окажись без них… Кто она из этих двух таких разных женщин, любящей матери и уничтожающего чудовища?..

В семье, где у одного из родителей отношения не только с партнером, но еще и с веществом, дети страдают больше, чем взрослые. Ведь у маленьких людей, в отличие от их родителей, нет выбора остаться или уйти.

Проблема детей в дисфункциональных семьях в том, что в условиях семейной драмы (когда один родитель одержим веществом, а второй – контролем первого) они лишены двух важнейших условий для психологического взросления, а именно безопасности и внимания. Нельзя назвать безопасным место, где между взрослыми много напряжения, бывают скандалы, один из родителей может пропадать, а второй бесконечно переживает о завтрашнем дне. Так же, как и свободного внимания там, где один из взрослых в употреблении, а второй в контроле за первым, детям остается крайне мало.

Вирджиния Сатир в своей книге «Вы и ваша семья» приводит следующие признаки семейной дисфункции:

• в семье отрицается существование проблем;

• члены семьи избегают открыто выражать свои чувства (чаще всего негативные: злость, недовольство, «нельзя проявлять злость к родителям», «мужчина не имеет права злиться на жену»);

• существует недостаточная степень интимности между членами семьи;

• границы между «я» и «ты» размываются («Если папа расстроен, то расстроены все»);

• отсутствует забота, или наоборот – опека чрезмерная (гиперопека);

• воспитание в дисфункциональной семье подчиняется определенным правилам. Вот некоторые из них: взрослые – хозяева ребенка; лишь взрослые определяют, что правильно, что неправильно; родители держат эмоциональную дистанцию; воля ребенка, расцениваемая как упрямство, должна быть сломлена, и как можно скорее;

• характерной является конфликтность взаимоотношений (осуждение, обвинения, критика, оскорбления);

• правила и роли «заморожены», закреплены за членами семьи жестко (запрещается менять свою роль в семейной системе: нельзя из ребенка стать взрослым, из больного стать здоровым, из неудачника стать успешным и т. д.);

• потребности отдельных членов семьи приносятся в жертву потребностям семьи.

Самое короткое, но всеобъемлющее правило дисфункции можно сформулировать так: «не говори, не чувствуй, не доверяй». Отсюда становится очевидным, что детям из семей с зависимостью необходима эмоциональная поддержка, разрешение на сложные чувства к родителям, работа с чувством вины и помощь в отделении себя, своих желаний и будущего от болеющей системы, а также возможность выстраивать доверительные отношения за пределами семьи. Дети, выросшие в семьях с алкоголизмом, вырастают в травмированных взрослых с определенными особенностями психики (помните, «не верь, не чувствуй, не говори»). Для таких людей появилось специальное определение – Взрослые Дети Алкоголиков. По сути, это новое поколение расположенных к зависимости и созависимости людей, которые склонны к повторению в собственной жизни родительского сценария.

Первое сообщество самопомощи ВДА появилось в семидесятые годы, и в 1978 году его основатели составили список характерных особенностей взрослых детей алкоголиков. Это четырнадцать черт, которые описывают последствия воспитания в алкогольной или другой нездоровой семье. Это шаблоны мышления и поведения взрослых детей.

1. Мы ушли в изоляцию и стали бояться людей и лиц, наделенных властью.

2. Мы постоянно ищем одобрение и потеряли себя в этом поиске.

3. Мы боимся разгневанных людей и любых критических замечаний в свой адрес.

4. Мы либо стали алкоголиками; либо вступили в брак с алкоголиками (либо всё вместе); либо нашли другую зависимую личность, например трудоголика, чтобы удовлетворить свою болезненную потребность в покинутости.

5. Мы занимаем позицию жертвы, и эта черта определяет наши любовные и дружеские отношения.

6. Мы слишком ответственны, нам проще заниматься проблемами других, чем решать свои; это позволяет не замечать собственные недостатки.

7. Мы испытываем чувство вины, когда защищаем себя, а не уступаем другим.

8. Мы стали зависимы от эмоционального возбуждения.

9. Мы путаем любовь с жалостью и склонны «любить» людей, которых можем «жалеть» и «спасать».

10. Мы запрятали вглубь себя чувства из травмирующего детства и утратили способность испытывать или выражать их, потому что это причиняет слишком сильную боль (отрицание).

11. Мы сурово осуждаем себя, у нас не развито чувство собственного достоинства.

12. Мы зависимые личности – мы панически боимся быть брошенными и делаем все, чтобы удержать отношения, лишь бы не испытывать болезненное чувство покинутости, доставшееся нам от жизни с нездоровыми людьми, которые никогда не были эмоционально с нами.

13. Алкоголизм – семейная болезнь; мы стали параалкоголиками и переняли все признаки этой болезни, даже если не употребляли спиртное.

14. Параалкоголики скорее реагируют, чем действуют.