Текст книги "Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991"

Иногда бывает невозможно все уроки выучить в классе, и тогда начинают применяться все способы избавления от спроса. Наиболее смелые удирают из класса и во время опасного урока прячутся по школе, другие же, еще смелее, просто уходят домой, если только им удается как-нибудь отпроситься у швейцара. Другие просто отказываются у преподавателя до урока, придумывая всевозможные причины того, отчего не выучены уроки. Третьи же просто сидят и выжидают, беспрестанно охая и обращаясь к обладателям часов с вопросом, сколько минут осталось до звонка. Если же случится, что преподаватель вызовет такого ученика или ученицу, в большинстве случаев последняя или идет засыпаться, махнув на все рукой, и случается, что по чистой случайности отвечает, или же отказывается.

Так мы учимся. Похоже на то, что учимся мы лишь потому, что нас насильно заставляют, и что нас лично учение интересует как прошлогодний снег. Что мы получаем в результате такого учения? Ничего. Если нам придется куда-нибудь поступать, то придется учить все сначала, и это будет очень трудно.

О внеучебной жизни школы говорить много не приходится. Скажу только, что нет у нас никакой дисциплины, организации ученические очень слабы. И вообще, нет ничего живого, каждый живет своим миром. Иногда страшно хочется что-нибудь сделать, чтобы заставить всех проснуться, заставить двигаться, действовать, жить. Но сделать это трудно. Нужно обладать очень решительным характером и сильной волей, чтобы добиться каких-нибудь результатов.

После Нового года у нас, вероятно, будут перевыборы учкома. Не мешало бы мне стать членом учкома, посмотреть, как учком работает. Хотя с учкомством много канители, но ничего, постараюсь все-таки пройти. Отношение наших ребят к общественной работе отвратительное. По крайней мере, на нашем курсе нет ни одного человека, который хоть бы чуть– чуть интересовался школьными организациями. Все просто– напросто плюют на все то, что не касается уроков. Это прямо– таки злит меня, во всей нашей группе только лишь я одна, наверное, интересуюсь общественными делами, остальные же не обращают на них внимания. Нет, мне во что бы то ни стало нужно пройти в учком, это необходимо.

А теперь хватит о школе. Немного о личных делах. В последнее время моей страстной мечтой стало иметь друга. Такого друга, с которым можно бы было поговорить по душам, все ему выложить и быть уверенной, что он тебя поймет. Но вокруг себя я не вижу ни одного подходящего человека. Все так пусты и глупы, что смотреть ни на кого не хочется. Ну прямо нет ни одного человека, который бы хоть немного чем– нибудь нравился. Правда, мне несколько нравится Наташа Перетерская, единственный человек на курсах, который мне кажется посерьезнее других. Остальные же или отчаянные зубрилки и пай-девочки, или такие пустые болтушки, что и говорить-то с ними не хочется. А таких большинство. И все они очень веселы, очень довольны и совершенно не замечают своей глупости. Но может быть, и никто этого не замечает, может быть, это только мне представляется, потому что я (могу это сказать без хвастовства) гораздо развитее большинства своих подруг, и поэтому-то они не удовлетворяют меня и не нравятся мне своей пустотой. Когда еще я училась в четвертой группе, наша учительница сказала нам, что я развита не по летам и не по летам серьезна. Это было верно. Тогда я в своем развитии стояла гораздо выше своих подруг, и, вероятно, что сейчас это так же, иначе я не скучала бы так отчаянно и не считала бы всех окружающих глупцами. Даже преподаватели меня не все удовлетворяют. Борис Петрович мне теперь не нравится. Он мне кажется теперь очень ограниченным, слишком включенным в рамки своей «культуры», которой он старается начинить своих учеников. Между прочим, ученицы первого курса без ума от Бориса Петровича и страшно за ним бегают. Из преподавателей лишь Александр Иванович нравится мне несколько. Он преподает обществоведение, молод и, кажется, недурной человек. Больше мне никто не нравится.

В общем, в школе я одинока, «мне скучно и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды…».

Из мальчишек тоже нет никого более или менее серьезного. Нравится мне немного Варшавский, но моя наблюдательность, вероятно, откроет мне вскоре все его дурные стороны, и я забуду о нем думать. Так, я уже открыла, что Варшавский мелочен, это уже минус. Вероятно, скоро еще прибавятся минусы, и тогда свои мечты придется снова перенести на оставленного в деревне Колю. Пока кончаю. Прощай, старый год, вероятно, не придется больше писать до нового года, завтра рано вставать.

30 декабря, воскресенье

Нет, пришлось еще писать на старый год, и еще, наверное, придется писать прежде, чем наступит новый год.

Сегодня с утра пришли ко мне Зоя Хапалова и Нюра Т. Думали мы писать сочинение по промышленной статистике. Только расположились, приходит вдруг Савинова. Ну тут, конечно, пошла болтовня, бузотерство, Алексей нас снял, так что о деле и думать было некогда. Так просидели мы до второго часа. Потом мы стали обедать. После обеда решили до трех часов начать все-таки писать. Только было начали читать, приходит Маруська. Ну, с ней я уладила, так что она нам не мешала. Но, знать, не суждено было нам в этот день начать это сочинение. Не успели мы и двух страниц прочитать, как приходит ко мне Рогачева и приносит мне мою тетрадь. Тут уж нас оставила всякая надежда на то, что у нас выйдет что-нибудь путное. Решили бросить и снова собраться завтра, опять у меня. Так и прошел сегодня день зря. Хотела на каток пойти, да денег нет.

Сейчас читала Никифорова «У фонаря». По этому роману мне нужно делать доклад в литкружке, а все никак не могу прочитать его, не интересует он меня. И как буду делать доклад, не знаю, придется писать что-нибудь несуразное.

Странно как-то сидеть сейчас, ничего не делать и сознавать, что завтра не идти в школу. Скучно как-то. Хоть и в школу ходить порою страшно не хочется, но все-таки без нее скучно, особенно когда дома такая ерунда: отец больной, мать расстроена, сходить никуда нельзя, потому что денег нет. Скверно, даже не радует, что четыре дня не учимся. Особенно же мучает этот доклад по промышленной статистике. Буду писать опять про школьные дела.

Наш курс занимается уже не в прежнем классе, а в другом, находящемся ближе к канцелярии. Причиной перевода нас из одного класса в другой послужило наше слишком отчаянное поведение. На нас сыпались неустанные жалобы наших преподавателей о том, что мы скверно ведем себя на уроках, жалобы не наших преподавателей, которые во время дежурства отмечали, что мы в перемены сидим в классе и не открываем форточку, а как только начинается урок, то все выходят из класса. В общем, как раз наоборот правилам. Затем еще не нравилось преподавателям поведение наших мальчишек во время перемен и много другого, что мы считали невинным развлечением, а другие – страшным грехом. Наконец, терпение преподавателей истощилось, нам был объявлен ультиматум, что если мы в скором времени не исправимся, то к нам будут применены решительные меры. Нас это нисколько не испугало, и мы, как бы в отместку за эту угрозу, проделали еще одну штучку, которая послужила причиной перевода нас в другой класс. Не помню точно, когда это было, помню только, что это был вторник, потому что в тот день у нас были уроки математики и географии. Это были самые отвратительные уроки, да кроме того, еще должно было быть обществоведение и счетоведение. В общем, нам не хотелось заниматься, и вот мальчишки решили испортить свет, надеясь, что в темноте нас заниматься не заставят и отпустят домой. Задумано – сделано. Сделали что-то мальчишки с выключателем, и света не стало. На уроке обществоведения занимались в потемках. На урок географии нас отправили в кабинет, а спецы по электричеству стали исправлять свет. Свет был испорчен не только у нас в классе, но и в зале, и в соседнем классе. За один урок свет был исправлен, к великой нашей досаде. Но мы не унывали. Мальчишки обещали снова сделать то же самое. Тут как раз была большая перемена, и можно было незаметно испортить свет. К началу следующего урока оказалось, что мы опять без света. Без света опять и зал, только лишь смежный с нами класс был освещен. Это было очень подозрительно. Но наши надежды опять не оправдались. На урок математики нас послали заниматься в какой-то пустой класс, свет был снова исправлен, и так как администрация школы, вероятно, поняла, что неспроста свет гаснет, то одному нашему мальчишке пришлось, кажется, один или два урока просидеть в канцелярии.

Затем в последний день пребывания нас в этом классе было разбито оконное стекло, за которое нам пришлось заплатить 5 рублей да еще 2 рубля за поломку шкафа, сломанного уже в новом классе.

Преподаватели отмечают, что с переводом в новый класс наше поведение улучшилось. Но по-моему, это им только кажется так, потому что в последнее время у нас мало учеников занимается, класс пустует, и шуметь некому.

С нового года начнется, вероятно, старая история на новый лад.

Чудно как-то в этом году праздники проходят. Новое Рождество учились, старое тоже будем учиться, и, в общем, никакого праздника, так, недоразумение какое-то. А уж у нас тем более. Вероятно, ни у нас гостей не будет, ни мы никуда не пойдем, потому что папа болен. Мне хоть все равно некогда будет, а все-таки скучно.

Как я мечтала осенью поехать зимой в деревню на рождественские каникулы! А оказывается, о поездке и думать нечего. Каникул нет, средств для поездки тоже нет, так что все мечты мои разлетелись в прах.

31 декабря, понедельник

Не знаю, сколько сейчас времени, вероятно, уже первый час ночи, и таким образом сейчас уже не 28-й год, а 29-й. Но пусть это будет еще старый год, пусть для меня новый год начнется с завтрашнего утра.

Сейчас я слышу церковный звон. Это красные церкви встречают новый год. И везде сейчас встречают новый год, веселятся, а я весь вечер читала, что называется, до потери сознания, а теперь одна, когда все спят, встречаю новый год.

А за окнами морозная ночь, огни и церковный звон… Такая печаль на душе, такое чувство одиночества и какой-то страх перед новым годом, уменьшающим каждым своим мгновением жизнь. Страшно, тоскливо, какие-то неясные мысли, чувства, желания тревожат ум, не дают покоя. Прошедший год требует отчета, а я не могу собраться с мыслями, вспомнить, что я сделала в этот год. Наверное, ничего хорошего. И это меня мучает, и в душе я даю обещание прожить следующий год лучше. Постараюсь с завтрашнего утра измениться к лучшему, следить за собой и не мечтать попусту, а работать. Ведь мне скоро исполнится 18 лет. Ведь передо мной открываются двери жизни, а я еще так мало к ней подготовлена, я дитя еще в повседневной жизни, я только вижу жизнь, но сама в ней участия не принимаю. Пока что я только дремлю над учебниками, зеваю перед старающимся преподавателем, но когда– нибудь я проснусь и окажусь в неловком положении перед жизнью. Итак, с завтрашнего дня новая жизнь. Постараюсь всеми силами исправить себя, сделать себя лучше. Я дурна, очень дурна, в этом я убедилась особенно в последнее время. Итак, с Новым годом, с новыми силами за работу, за лучшую «я», за надежды, за счастье! Долой сомнения, печаль – они не нужны, они лишни. Пусть со светлой надеждой встречу я Новый год и буду верить, что он принесет мне счастье, что в этом году я буду лучше, нежели была прежде.

Старый год ушел, уступая место новому, улыбающемуся сквозь морозные стекла, году. Ложась спать, я могу поздравить себя с НОВЫМ ГОДОМ, С НОВЫМ СЧАСТЬЕМ, С НОВЫМИ НАДЕЖДАМИ! Еще раз: с НОВЫМ ГОДОМ!!!

1929

1 января, вторник

Неудачный, наверное, будет у меня этот год. В таком я злом настроении сегодня, что прямо ужас. Весь день мне не дают покоя. А этот несчастный доклад по промстату прямо всю душу мою вытянул. Никак не могу писать про тресты.

Да еще вдобавок нездоровится что-то, не заболеть бы. Одно лишь радует, начала сегодня писать рассказ «На хуторе», и он, вероятно, будет удачным. Больше сегодня ничего хорошего не сделала. А сейчас – спать.

25 января, пятница

Сегодня я именинница. Мне исполнилось 18 лет. Много как, страшно даже подумать. Ведь теперь я совершеннолетняя, взрослая. А я еще не знаю, как буду жить, что буду делать. Сейчас у нас каникулы, уже почти неделя, как не учимся. Быстро идут дни, не увидишь, как и снова ученье придет, и уже в последний раз, а там – неизвестность.

Сижу сегодня дома и не знаю, что делать от скуки. Начала писать, а писать не хочется, буду читать.

28 января, понедельник

Пошла уже вторая неделя каникул. Я почти все время занимаюсь, привожу в порядок свои уроки, которых у меня порядочно-таки накопилось. Странно, обыкновенно раньше я на каникулы ничего не делала, ни одного учебника и ни одной тетради не открывала. Теперь же я весь день, хотя и не усиленно, но занимаюсь, хожу по читальням и не скажу, что я очень принуждала себя к занятиям, просто это мое обычное дело, да кроме того, мне и делать больше нечего. Скука ужасная, весь день сидишь, и ни единой живой души, то есть души-то живые есть, да для меня-то они мертвые. Только одну Маруську и вижу, да что мне в ней, так, по необходимости проводишь с ней время. Да, скука, скука, хоть бы учиться скорей, по крайней мере людей увидишь. Если дать сейчас эти строки почитать кому-нибудь непосвященному, то он, наверное, подумает, что я живу где-нибудь в далекой провинции, в лесу, уединенно от людей, и никак не поверит, что я живу в Москве, да еще в центре, среди массы людей. Да, людей много, да толку мало… Я чувствую, что чем дальше, тем все больше удаляюсь я от людей, все меньше они удовлетворяют меня. Иногда такое зло берет на свое одиночество, так хочется повеселиться, а обратиться не к кому, прямо не к кому, подруг у меня, кроме Маруськи да Нюрки Т., нет больше. Нюрка в деревне, и приходится мне дома сидеть, потому что Маруська не любительница куда-нибудь ходить. И остается мне одно, зарыться с головой в книги и молчать. И от этого чувствую я, что озлобляюсь. Даже на совершенно посторонних людей иногда за пустяк раздражаюсь, чего раньше со мной никогда не было. Чувствую еще, что здоровье мое неважно. И от этого иногда такая тоска нападает, что просто ужас, особенно ночью. Ну, пока хватит, спать, завтра вставать рано (в 8 часов!).

29 января, вторник

Сегодня я с утра и до 3-х часов дня была в читальне имени Ленина. Находится она на Воздвиженке, в 35 минутах ходьбы от нашего дома. Записалась я туда только вчера, потому что в нашей ближней читальне нет нужных книг. Эта новая читальня очень солидная не только по количеству книг, но и по помещению. Помещение громадное, светлое, чистое, столы удобные – в общем, полная противоположность герценовской читальне. Мне эта читальня нравится, жаль только, что далеко очень, а то бы я часто туда ходила. Да и так, наверное, нередко придется туда наведываться, там книг много, все, что хочешь. Завтра пойду туда на весь день, благо там есть буфет и можно поесть. Народищу там тьма-тьмущая и все большинство студенты. Записывают туда только с 16 лет. Чем больше я делаю уроки, тем больше у меня их набирается. Наверное, не успею всего до начала занятий сделать, а гулять уж совсем некогда будет. Ну да ладно, как-нибудь сойдет, лишь бы скорее учиться начать, а то соскучилась. Сейчас спать, а завтра с утра в читальню, нужно Ярославского кончать, а то сяду я с ним в галошу, как начнем заниматься.

1 февраля, пятница

Тоска страшная. Хочется чего-то ужасно. То есть я знаю, чего мне хочется, да стыдно писать об этом, стыдно перед собой душу свою наизнанку вывертывать. А все-таки выверну, иначе зачем же дневник? Хочется мне безумно, до тоски сердечной погулять с мальчишкой. Так хочется, что ужас. Скучно мне очень, нет никого, девчонки надоели, не могу среди них найти подходящую подругу. Хочется мужского участия, мужской дружбы и ласки. Даже не любви, а просто дружбы, хорошей чистой дружбы. Об этом я давно начала мечтать, сначала неясно, изредка, а лет с 15 усиленно. И посейчас мечтаю. Несмотря на то что мне уже 18 лет, я нынешнее лето первый раз гуляла с мальчишкой. До этого в моих мечтах у меня было просто желание испробовать это, и я думала, что если я это раз попробую, то потом и мечтать перестану. Но вот я это испытала, и как следует, с поцелуями, до чего еще, вероятно, ни одна из моих подруг не доходила, несмотря на то, что больше имеют дела с мальчишками, больше гуляют. Испытала я все, о чем мечтала, а мечты мои не прекратились. Еще пуще одолевают, опутывают, тоской сосут сердце… Эх, в деревню бы! Собиралась ведь на каникулы съездить, и не пришлось. Хлеба в деревне нет, нужно свой везти, да еще много кой-чего, да дорога 10 рублей, в общем, целый капитал нужно. А где денег взять? Отец болел, работы не было, и денег нет. А как хотелось в деревню! Прямо безумное желание было. Опять бы погуляла с Колей, покрутила бы с другими мальчишками, вообще развлеклась бы, душой отдохнула. Интересно, как бы я с Колей встретилась? Какими глазами глядели бы друг на друга? Странно это, а, наверное, хорошая бы встреча была. Это, конечно, зависело бы от меня. Если бы по-прежнему отнеслась к нему, то и он тоже бы. А показаться в деревне мне все-таки неудобно. Наверное, разговор был про меня и до бабушки с дедушкой все дошло. С одной стороны, хочется в деревню, а как подумаешь, то лучше не надо. Ну, да что об этом говорить, не поехала ведь все равно.

Каникулы почти кончились, Ярославского я еще не кончила, хожу каждый день в читальню, завтра опять надо будет идти. Досада какая-то берет, что время уже прошло, а много еще не сделано. Прямо бы все волосы у себя выдрала, вот до чего досада у меня на душе. Завтра во что бы то ни стало надо ликвидировать все недостатки в уроках, а то поздно будет. Хоть всю ночь завтра просижу, а со всем покончу.

Досадно еще, что за все каникулы лишь два раза на каток сходила. Но этому виной погода… а все-таки досадно. Сегодня решила сходить на каток, пришла из читальни, собралась и пошла. Зашла к Нюше, просидела там и на каток не попала, не захотелось что-то одной, да и мороз отчаянный. Всю неделю мороз, прямо досада берет, не пришлось из-за него на каток сходить. Ой, такая досада, такое раздражение на всех, прямо вот избила бы всех. Грызет меня что-то, наверное досада, что не все успела сделать до занятий. Ой, досада, ужас. Завтра опять в читальню, опять писать до потери сознания, а потом… а потом в школу и тянуть старую лямку с неприготовленными уроками! Перспектива не особенно улыбающаяся. И вины как будто моей нет. Ведь я все время занималась и все-таки многого не сделала. Проклятые уроки, не дают они мне свободы, связывают по рукам и ногам.

2 февраля, суббота

Сегодня я, конечно, была в читальне и с Ярославским, наконец, покончила, чему рада до безумия. К понедельнику осталось только теперь приготовить физику да русский. Ну это завтра. Хотя я это сегодня собиралась сделать, но не хотелось.

6 февраля, среда

Сегодня третий день, как начались занятия. Но сегодня нас после второго урока распустили, и неизвестно, до каких пор, потому что стоят страшные морозы. Начались они со вчерашнего дня. Вчера на солнце было –25°, вечером же около –36°. Сегодня еще сильнее, утром было –34° и днем не меньше. Школы все распущены до окончания морозов. Мы этому, конечно, рады и молим, чтоб морозы подольше продержались.

Два дня занятий прошли ничего. Преподаватели стали сразу спрашивать, есть уже засыпки, но, в общем, страшного еще ничего не было. Я уже вошла в роль члена учкома. Я, кажется, не писала о том, что я прошла в учком. Перед каникулами были перевыборы, и я прошла, как мне того хотелось. Желание мое исполнилось. Вчера было уже первое собрание учкома. Председателем учкома выбран Варшавский, и, по-видимому, совершенно случайно. Расскажу все по порядку. Прежде всего, у нас в классе члены учкома – я, Варшавский и Голубев. Подбор мне по душе. Варшавский мне нравится, и Голубев тоже славный парень.

В последний день перед каникулами у нас было общее собрание курсантов, на котором утверждались новые учкомы. Собрание, вначале, как и всегда, вялое, под конец было очень оживленным. Оживление началось после того, как стали обсуждать работу старого учкома. Много было споров и в конце концов признали работу учкома удовлетворительной, но с пробелами. Затем утвердили новый учком, и потом уж «началось». Варшавский предложил выбрать председателя учкома на общем собрании, чтобы к нему было больше доверия. Многие поддержали это предложение, но тут тов. Жак (политрук), Иван Демьяныч и еще кто-то возразили, что нет такого правила, чтобы выбирать председателя учкома на общем собрании, и что против правила поступать нельзя. Варшавский не сдавался, он говорил, что это можно, что правило можно изменить, или еще что-то в этом роде. В общем, между Варшавским и нашей администрацией разгорелся спор, который, конечно, кончился победой администрации. Но дело не в этом, а в том, что Варшавскому было нанесено личное оскорбление. Когда Варшавский еще не сдавался, тов. Жак прямо выступил против и сказал, чтоб он не старался: «Председателем учкома ты все равно не будешь», на что Варшавский ответил: «Я и не собираюсь». Это было возмутительно и совсем нетактично со стороны тов. Жака. Сказать такие слова Варшавскому прямо безобразие. Собрание было возмущено, и Варшавский, не пользовавшийся особенным авторитетом среди второкурсников, главным образом среди девочек, сразу был поднят на высоту. Кроме того, собрание было недовольно еще тем, что не позволили выбрать на общем собрании председателя учкома. Кандидатом в предучкома была как будто Струкова (II курс «А»), но ее ученики не любили за ее уж слишком большую «умность». Всем захотелось, чтоб председателем был Варшавский. Но это было маловероятным. Варшавский был не любим администрацией школы и находился с ней не в ладах, Струкова же, наоборот, находится в самых наилучших отношениях с администрацией.

После общего собрания было собрание учкома или, вернее, курскома. Председателем был выбран Варшавский. Это было смешно, после того как ему в лицо были брошены слова, что он не будет председателем учкома. На собрании присутствовали тов. Жак и Николай Васильевич. Когда выставлена была кандидатура Варшавского, то они оба высказались против него. Тов. Жак сказал, что Варшавский не может быть председателем учкома, потому что он не в ладах с администрацией и не сможет вести работу учкома в контакте с администрацией. Н.В. сказал, что Варшавский не может быть председателем, так как он очень бездеятелен, о чем говорит его предыдущая работа в роли председателя методической комиссии. Варшавский, снимавший раньше свою кандидатуру, после этого сказал, что он не будет снимать кандидатуру, чтобы показать, что он ничуть не испугался Н.В. и тов. Жака. В результате он прошел большинством голосов, и это было действительно смешно.

Итак, вчера было первое собрание учкома. Разбирался вопрос о наказе в Моссовет. Скоро перевыборы. У нас существует комиссия по выборам, которая должна представить наш наказ Моссовету. В наказе есть много требований и просьб об улучшении положения школы и учебного плана.

Сегодня у меня весь день была Нюра Т. Мы с ней вместе учили немецкий, тригонометрию и промышленную статистику.

Мороз сегодня был отчаянный. В школу народу пришло мало. Семилетку распустили после первого урока, нас после второго. Подольше бы продержались морозы, еще немножко отдохнуть. Вечером сегодня была в читальне, читала Некрасова и Плеханова. Настроение у меня раздраженное и злое. Домашняя обстановка угнетающе действует на меня. Кроме того, меня все время не оставляет какое-то тяжелое чувство, что-то вроде сожаления или зла на прошлое – в общем, сейчас я никак не могу назвать это чувство подходящим словом. Кажется, я еще ни разу не писала в дневнике о веселом настроении. Почти все время я только и пишу что о своей тоске и тяжелом состоянии духа. Это, вероятно, оттого, что у меня хотя и бывает веселое настроение, но оно так мгновенно, что скоро забывается и не оставляет после себя впечатления, в то время как тяжелое чувство надолго остается в душе. Мне кажется, что я уже по-настоящему вступаю в жизнь, но вступаю в нее недовольной, подозрительной и озлобленной. Я чувствую, что даже школа не может на меня теперь действовать. А между тем раньше школа имела на меня большое влияние. Она меня растворяла, и я не чувствовала так резко своего одиночества. Теперь же школа не может изменить моего настроения, теперь она для меня понятие отвлеченное, и, кроме того, она лишь раздражает мои чувства, но не успокаивает.

Нарушает мое спокойствие и Варшавский. Чем он мне нравится, не знаю, но остальные девочки его терпеть не могут. Мне в нем нравится все и, главное, его ум. Я уже как-то писала о том, что он начал мне нравиться еще с прошлого года. Чем, опять-таки не знаю, но факт тот, что он мне нравится и посейчас, и иногда у меня бывает безумное желание сблизиться с ним. Но это невозможно. Я не пользуюсь авторитетом среди мальчишек и не обладаю никакими качествами, чтобы понравиться. Безумные желания в последнее время являются чаще. Я мечтаю ночью, мечтаю днем, и о чем мечтаю! Этого я никогда никому не скажу и даже не смогу написать об этом в дневнике. Это тайники моей души, и если бы я стала выкладывать их на бумагу, я загрязнила бы их, опошлила, и мечты потеряли бы для меня свою сладость. А мечтать я люблю, страшно люблю, мечты иногда поглощают меня с головой, и тогда я забываю все, я перестаю делать уроки и предаюсь одним мечтам, бесплодным грезам… Что ж, хоть помечтать, коли действительность не удовлетворяет, все ж легче будет. Ах, так хочется любить, безумно хочется любить! Близко видишь милого человека, но не смеешь к нему подойти первой с протянутой рукой, потому что это неприлично, так не принято. А о том, что страдает сердце, нет никому дела…

9 февраля, суббота

Час ночи. Я пишу стихотворение, а в душе злость, потому что приходится писать ночью. А днем нет никакой возможности заняться этим делом. В комнате вечно кто-нибудь есть, вечно разговоры, тем более что Валька больная, мама тоже, ну прямо ад какой-то. И вот надумала я писать ночью, и опять неладно. Мама проснулась и кашляет, как из пушки стреляет. Ну как тут писать будешь? Эх, хорошо было всем этим дворянским писателям писать прекрасные стихи и прозу, когда у них имелись специальные кабинеты для этого, когда их не тревожили посторонние мысли, когда им не нужно было думать о будущем существовании, благо у них капиталы были в запасе. Эх, хорошо… А тут сидишь и не знаешь: не то писать, не то о будущем думать, не то заткнуть уши и закрыть глаза и бежать куда-нибудь от этой ужасной домашней обстановки. Так хочется иногда взяться за дело – и невозможно, мешают страшно. И сейчас этот кашель матери так раздражающе действует на нервы, что лучше лечь спать, заткнуть уши и немного поплакать – легче будет…

11 февраля, понедельник

Сегодня я была в школе. Каникулы окончательно кончились. Всю прошлую неделю прогуляла. В субботу, оказывается, занимались и в пятницу тоже, но по два и по три урока.

Сегодня все уроки прошли благополучно. Двух последних уроков сельскохозяйственной статистики не было, и взамен них было групповое собрание, на котором обсуждался вопрос о наказе в Моссовет.

Дома кутерьма: мать больная, Валька больная, все хозяйство кувырком… Только что был доктор. Осматривал больных. По-видимому, скорого выздоровления не предвидится, и, значит, канитель предстоит долгая. Такая досада, что сил нет.

Уроки делать не хочется, читать не хочется, ну прямо упадок какой-то. Хочется лишь помечтать. Лечь и мечтать, мечтать до потери сознания. Эх, хоть бы заснуть недели на две и сны видеть хорошие.

Тоскую, безумно тоскую. Страшное желание любви или дружбы одолело меня до того, что я сама не своя. Так хочется снова в деревню, увидеть Колю, испытать снова его крепкие объятия, его робкие поцелуи. Ах, как подумаю об этом, так и заноет сердце, так и всколыхнутся мечты, затаенные желания. Иногда еще безумно начинает нравиться Варшавский. Тоскую по нему иногда ужасно, но… напрасно. И чем, чем он мне нравится? Прямо не знаю и объяснить не могу, чувствую лишь, что этот мальчишка, небольшой, утянутый в синюю курточку, с бледным, смуглым лицом и светлыми голубыми глазами (что очень странно, потому что он еврей), чем-то влечет меня к себе. Он умен, развит и старательно изучает и имеет порядочное знакомство с литературой. По русскому он учится прекрасно, по остальным часто засыпается и еле-еле натягивает уды. Ах, если бы вместо сердца иметь камень, но, наверное, было бы лучше, конечно, для себя, а не для окружающих. Тогда область чувств не была бы знакома, и, значит, было бы избавление от многих страданий. Но к сожалению, я обладаю сердцем, и довольно чувствительным.

Кончаю, нет настроения писать, да и нечего. Сентиментальничать надоело, и спать пора. Уроки делать не хочется. Лягу спать. Завтра что-нибудь сделаю.

13 февраля, среда

Вчера я не была в школе. Дома много было дел, да и не хотелось. Вчера вечером пошла к Нюре. Она мне сообщила весьма приятную новость. Глен раздавал письменные работы, писанные нами до каникул, и у меня работа оказалась удовлетворительной. Это прямо чудо, тем более что удовлетворительных работ всего шесть только, остальные неудовлетворительные. У Нюры тоже работа удовлетворительная. Это прямо поразительно, я совсем не ожидала уда, думая по опыту прошлого года получить неуд. Но какими-то чудесами я получила уд, и главное, из шести работ! Прямо повезло мне!

Сегодня я ответила по тригонометрии. В общем, пока у меня дела идут благополучно, еще нет ни одного неуда.

Завтра письменная по естествознанию. Не хочется готовиться. Сейчас пришла Маруся. Дальше писать нельзя…

22 февраля, пятница

Вечер. В комнате грязь, не убрано, пыльно, потому что наши перебрались работать в нашу комнату. В их комнате очень холодно. Мне это очень не нравится, нет возможности как следует заниматься. Когда кончится эта ерунда, не знаю, но хочется, чтобы скорее.

Всю эту неделю я была страшно занята, ложилась спать в 2 часа ночи, вставала в 8 утра и все время спешила, спешила и спешила. Дело в том, что я теперь член редколлегии и работы в ней страшно много. Сейчас мы готовим к выпуску стенную газету, приходится много переписывать, писать, обдумывать – в общем, масса работы. Всю эту неделю я ни разу не делала уроки, все только писала, сочиняла, переписывала. И теперь еще не все кончено. Завтра нужно будет идти утром и делать окончательную склейку газеты. Работа канительная, и из-за нее я много потеряла. Главное то, что из всей редколлегии только и работают что я да Наташа Перетерская. С Наташей я сейчас сильно сдружилась. Кажется, о ней я лишь упоминала, но ничего не писала. Постараюсь описать ее. Внешность: маленького роста, меньше всех на курсах, с невзрачным лицом, подстриженная, причем волосы всегда торчат дыбом, шатенка с зелеными глазами. В общем, личность с внешности серенькая.