Текст книги "Краткий экскурс не в свое дело"

Глава пятая
По следам трех покойниц

К Касимову подходили утром, в уже рассеивающемся тумане. Сам город, горделиво расположенный на холме, показался только нижней частью. Верхняя – стыдливо пряталась за пеленой туманной дымки.

– Как говорится, от чего уехали, к тому и приплыли, – зевая, подвела итог подруга, пока все без особого энтузиазма обозревали огромные кучи песка, которым надлежало стать нашей гаванью.

От души радовался только один человек – Петр Васильевич, ну да он и проснулся раньше всех и, соответственно, успел проникнуться ситуацией.

Викторию, которую Алена угостила на ночь снотворным, разбудили в последнюю очередь, и то с большим трудом. Славка предложил оставить ее в покое и вместе с палаткой аккуратненько загрузить в машину. Если повезет – не выпадет при перемещении на берег. Если выпадет – опять же хорошо: сразу проснется. На наши уговоры девушка старательно открывала глаза, бессмысленно их таращила и уверенно утверждала, что уже проснулась и встает. После этого ее глаза плавно закрывались, и она опять засыпала. Так и пришлось одевать ее полусонную. Проснулась она даже не за завтраком, а на палубе, где мы, зевая и ежась от утреннего холода, стояли в ожидании высадки.

Матрос Тычина, никак не проявивший себя вечером, утром развил бурную деятельность. Светлана неожиданно заболела, и обязанности кока свалились на него. Не долго думая, он накормил всех чем-то непонятным, что, по одному ему известной причине, называлось манной кашей. Рецепт был прост: обжарил манную крупу на сковороде до коричневого цвета моего брючного костюма, добавил воды, немного молока, посолил, закрыл крышкой – и на плиту. Потом брякнул во все это кусок масла, заставив нас с Наташкой в унисон взвыть, что по утрам пьем только кофе или чай.

Уминая фирменное блюдо Тычины, все нас откровенно жалели. Было за что. Рискнув попробовать оставшиеся пол-ложки, согласились, что вкусно.

После небольшого консилиума у постели больной Светланы пришли к выводу, что ей не очень повезло. Что стоило подхватить простуду в процессе плавания? Это позволило бы немного пожить для себя.

Затем, нарываясь на комплименты, попросили команду не поминать нас лихом, тепло попрощались, заверив капитана в чудесном времяпрепровождении, которое обещали сохранить в памяти до момента старческого маразма, и наконец высадились на песчаный берег.

«Ставрида», плавно покачиваясь на стропах крана, уверенно встала на все свои четыре колеса. Хитрая Наташка мигом юркнула на водительское сиденье, рядом, ссылаясь на штурманские обязанности, сел Петюнчик. Вот тут-то и выяснилось, что пять человек для заднего сиденья «Таврии» многовато будет. И все, как один, с укором смотрели на меня.

– Не дождетесь! – сказала как отрезала. – В багажник не полезу.

– Не понимаю, чего вы там не разберетесь? – деланно возмущалась Наташка, поправляя перед зеркалом волосы. – Нас стало больше всего на одного человека. И он никому не мешает.

– Он из нас семерых третий лишний! – возразила Аленка. – И потом – Наталья Николаевна, сравните себя с моим братиком. Вы – фея сорок восьмого размера, а он – явно негабаритный груз. Шкаф переходного периода! От пятьдесят четвертого к пятьдесят шестому размеру. Предлагаю рокировочку: если из нашей недружной компании выльется Славка и займет ваше место рулевого, на какое-то время всем станет легче. До тех пор, пока вы не вольетесь к нам на задворки. Далее зажимаем Лешку в угол, вы с мамочкой усаживаетесь, как королевы, а мы с Викой уж как-нибудь к вам на колени. Надеюсь, в славном городе Касимове и представители патрульно-постовой службы – славные.

Наташка нехотя уступила место Вячеславу, с довольной улыбкой демонстрирующего явное преимущество своего веса и комплекции, придирчиво осмотрела колеса, бормоча, что Боливар может и не выдержать семерых.

– Ерунда, – отмахнулся Славка. – Донесем на руках.

Загрузившись, удивились – при желании на заднее сиденье влез бы еще один человек. Если бы он был. И если бы открыть окно да задвинуть в него Лешика ровно наполовину. Я придирчиво осмотрела те несколько сантиметров сиденья, которые он занимал, и решила, что его и так достаточно обделили. В отличие от нас он сидел боком, всем телом прилипнув к окну, и являл собой рисованную фигуру древнего египтянина – голова набок, торс анфас, ноги в профиль. Но тут машина тронулась, Алена боднула меня головой, и я отвлеклась, потирая ушибленный лоб.

Касимов оказался удивительным городом. Временами казалось, что «Ставрида» карабкается вверх по вертикали. Все храбро молчали, боясь ненароком пошевелиться. Кроме Натальи, не единожды нервно интересовавшейся, не заплыли ли мы случаем на Военно-Грузинскую дорогу? Получая каждый раз от летчика уверения, что до нее еще далеко, ненадолго успокаивалась.

Создавалось впечатление, что касимовцы умыкнули на Кавказе пару крутых горок, немного укатали их и мгновенно застроили. Подъемы и спуски соревновались с собой в крутизне.

Петр Васильевич с переднего сиденья ласково пугал, что есть дорожки и покруче, а заодно изображал из себя гида:

– А вон видите Белую башню? Это минарет при старой татарской мечети. Рядом усыпальница Шах-Али-хана.

– Надеюсь, нам не туда? – пробурчала Наталья. – В смысле – не в усыпальницу. Это что, подарок братских монголо-татарских наследников?

– Нет. Отвечаю по порядку: в усыпальницу вход заказан. И она в нашем городе по праву. Историю Касимова знаете?

Все дружно промямлили что-то неопределенное. Только я четко пояснила: в свое время в институте два курса так усердно штудировала «Историю КПСС», что, долгое время спустя, испытывала стойкую неприязнь к слову «история» вообще.

И тут летчика понесло! Для начала мы уяснили, что Касимов – самый красивый из всех старорусских городов. Возражать не хотелось, учитывая, что в Касимове есть дороги и покруче. Да и спорить с Петром Васильевичем смысла не имело, поскольку город, уверенно карабкающийся вверх от берега Оки, действительно был хорош.

С удивлением узнали, что ранее на этом месте проживали финские племена. Эва, куда их занесло!

Наверное, в десятом веке братья славяне подумали так же… И поселились среди финских племен, создав свой опорный пункт под названием Городец-Мещерский.

Нынешнее свое название город получил в честь хана Касима. Дело в том, что более пятисот лет назад казанскому хану Касиму надоели постоянные разборки с Золотой Ордой, и он, удрав из Казани с небольшим количеством близких ему людей, присягнул на верность государству Московскому. Естественно, пообещав стойко охранять рубежи Москвы от набегов бывших соратников по оружию. Случилось это во время правления князя Василия Второго.

В должной мере оценив поступок Касима, выделили ему во владение землю в Мещерском крае. Так на земле Московской возникло маленькое татарское ханство, куда с разных мест и потянулись татары.

Город верой и правдой служил Москве, отвечая своему стратегическому назначению вплоть до взятия Казани. В тысяча шестисот восемьдесят первом году Касимовское царство взяли да упразднили. И то ли история, вершимая высшими государственными чинами, сыграла злую шутку с бывшими поработителями русского народа, то ли касимовским потомкам Чингисхана не сиделось на месте из-за привычки к кочевой жизни, но на сегодняшний день основное население Касимова составляют русские. Иногда попадаются и представители татарского народа, вошедшие в один процент от всего состава населения города.

За рассказом не заметили, как выехали из города и окончательно придавили Лешика. Мужество покинуло его на одном из ухабов проселочной дороги, который Вячеслав, будучи за рулем, выбрал, как меньшее зло, ибо рядом была яма, величиной с воронку от разорвавшегося снаряда. Лешик неудачно вписался головой в металлическую окантовку двери и взвыл. Вытащить где-то и чем-то зажатые руки, чтобы помассировать ушибленную макушку, он не мог.

Аленка попробовала помочь, да неудачно – никак не могла определить место ушиба. Нашла уже тогда, когда шишка расцвела в полной мере, и лучше было бы ее не трогать. Лешик взвыл во второй раз. Между тем дорога пошла лесом и ровностью тоже не отличалась.

– Лешке нужен защитный шлем, – деловито заявила Алена и, вытянув из кармана носовой платок, аккуратно пришлепнула страдальцу на макушку. Подумав, добавила к нему потрепанный журнал «Отдохни», с большими трудностями извлеченный из-под моей ноги. Наташка тут же попросила сына не протереть журнал до дыр, поскольку там остался неразгаданный сканворд.

Честно говоря, было не до местных красот. Глаза машинально отмечали высокие сосны, холмистую местность, иногда проглядывающую ленту Оки. Разум четко отмечал: красота! Но без всяких эмоций.

Только я решилась спросить, долго ли еще ехать – дочь отсидела одну свою и одну мою ногу, – как дорога круто свернула вправо. Лешик временно взял реванш, отлепившись вместе с макушечной нашлепкой от окна, и подался на нас. Теперь уже взвыла Наташка, а у Лешика нашлись руки. Ими-то он и вцепился в переднее кресло, ненароком прихватив шевелюру летчика. Тот заорал мужественно – басом. Лешик моментально отцепился, дорога вильнула влево, и он вернулся к исходному положению. Мы приехали.

Выпадать из машины начали с Лешика. Петр Васильевич, хотя и потерявший часть волос, но зла не помнящий, открыл заднюю дверь именно с его стороны, подхватив парня на лету. За ним, непредусмотрительно отвергнув помощь подоспевшего братика, выпала Алена. Девочка запамятовала, что отсиженная ею нога осталась под моей коленкой. А я не в силах была ее приподнять – ногу свело. Девочка так на руках и выползала.

Дальше пошло легче – открыли дверь с Натальиной стороны. Но подруга тут же потянула ее на себя, потребовав перенести в другое место муравьиную кучу. Закрыть дверь подруге не удалось. Наталья так и повисла на ручке, дико вопя, что через секунду развалит всю муравьиную фазенду.

Вика попробовала подтолкнуть меня к мысли о выходе, но ее опередил летчик. Как раз под уговоры Вики он и вытянул меня из машины. Я тут же плюхнулась в траву – нога отказывалась служить.

Виктория вернула очумевшую от ужаса Наталью Николаевну с дверью на место, и на противоположной стороне их осторожно приняли добрые руки Вячеслава и Лешика.

Мы получили возможность оглядеться. Прямо посреди леса на небольшой полянке стоял добротный деревянный дом. За ним, огороженный частоколом из тонких кольев, располагался огород, где в пышном махровом одеянии красовались рядки капусты. Что-то еще торчало на грядках, но было не до растительной жизни. За домом раздался ленивый собачий лай. И почему я решила, что Вика будет жить в деревне или поселке? Дом-одиночка посреди леса. Замечательно!

– Надеюсь, здесь ты долго не задержишься… – углядев в наших глазах тихий ужас, нерешительно сказал Петр Васильевич Вике.

– А здесь есть электричество? – дрожащим голоском спросила девочка. – Я хочу спросить, смогу я здесь пользоваться ноутбуком?

Петр Васильевич замялся, и, воспользовавшись этой заминкой, я твердо пообещала Вике, что она здесь точно долго не задержится – максимум дня три. Из кожи вон вывернусь, но вытащу ребенка отсюда в нормальную обстановку. И лишу Суворова материнства! Или отцовства? Впрочем, не важно.

– И плевать нам на все твои нравоучения, понял?! – с яростью заявила летчику Наташка. – Загнали девчонку в какой-то медвежий угол!

– Это не угол, – огрызнулся летчик. – Это дом лесника, точнее, лесничихи.

– Лесник с тоски к зверью потянулся, – сделал глубокомысленный вывод Вячеслав. – Какое-никакое, а общение…

– Лесник никуда не потянулся! – Летчик начинал злиться. – Здесь с женой и живет. У него, как бы это сказать… временные трудности с головой. Последствия неудачной санитарной вырубки леса.

– А-а-а! Бревнышком по головушке! – догадалась Алена. – Ну ладно, пару дней я еще прогуляю. Останусь с Викой, как заложница.

Дочь смотрела на меня прямо и решительно. Мне показалось, что сию минуту лишусь сознания. Прямо не сходя с места. Сердце бухнуло один раз и, кажется, замерло. Я вяло подумала о себе, как о живом трупе, посмотрела на Вику и, ругая себя самыми последними словами, не нашла сил возразить.

Наташка, ухватив меня за руку, что-то втолковывала Алене о пагубных последствиях отлынивания от учебы. В качестве наглядного пособия выставляла себя.

Я еще эгоистично, хотя и слабо, надеялась, что дочь передумает. Не передумала. Тем более что Виктория так и встрепенулась от радости. Если бы я и сама могла остаться! Но тогда нас отсюда никто не вытащит…

Славка задумчиво смотрел на девчонок.

– Даже и не думай! – решительно заявила я. – Ты мне позарез на воле нужен. Пошли, Петр, к твоей лесничихе. – Мне срочно надо было действовать. И не важно как – что-то ломать, крушить или знакомиться с лесничихой… Лишь бы не думать, что оставляю здесь собственную дочь и дочь чужую, но такую беспомощную и родную.

Не дожидаясь от него ответа, я зашагала к дому. На стук в дверь мне никто не отозвался. Я ее приоткрыла и крикнула:

– Хозяева! Есть кто дома?

Тишина…

Осторожно перешагнув порог, я очутилась в сенях. Подошла к двери в избу, повторила безуспешную попытку дозваться хозяев и вошла в просторную кухню с большой печкой. Ровно посередине темнел открытый погреб. Крышка была откинута в сторону. Подойдя ближе, я хотела нагнуться, чтобы повторить призыв к хоть одной живой душе, и с ужасом почувствовала, как мне в спину уперлось что-то твердое. Тут же раздался зловещий шепот:

– Полезай в подвал! Уходить будем по-темному!

Не в силах закричать, я кивнула и на не гнущихся от страха ногах полезла по ступенькам вниз. Следом, сопя, спускался бандит.

– Егоровна?! Ты дома? – Молчание на призыв Петра, увы, не было знаком согласия. – Архипыч?!. Ч-черт, кто-то подвал не закрыл!

Крышка люка со стуком улеглась на место, и наступила полная темнота. А вот тишина не была полной. Наверху велись какие-то переговоры, но все перекрывало сопение бандита. Как только таких шумливых в банде держат? И тут меня осенило!

– Архипыч? – позвала я тихо и не очень уверенно.

– Ась? – так же тихо раздалось в ответ.

– У тебя что в руках-то? Ружье?

– Ага.

– Ну так ты его опусти. Чего зря руки оттягивать. Все равно уходить будем по-темному, не скоро. А мы от кого прячемся-то?

– Да тут вот рыбачил под мостом, гляжу – кошки мяучат! Человек десять! Я – бежать по болоту. Сначала по колено, потом по пояс, потом по горло! Тут, сзади, как крикнули «мордва!», я скорости-то и прибавил, выбежал к дому, а они меня тут и ждут – грибники!

Оценить рассказ Архипыча я не успела – в подвале вспыхнул свет. Первая мысль была радостная – электричество все-таки есть. Вторая ужасная – стоя на ступеньках, Архипыч целился в крышку люка. Заорать я не успела, крик застрял в горле одновременно с тем, как она откинулась. Архипыч громко рявкнул «ба-бах!», успокоился и позволил помочь себе вылезти из подвала. Я вылезала следом с поднятыми руками. Почему-то казалось, что Архипыч попытается захлопнуть крышку люка, угодив мне по голове.

Встретили меня из плена радостно. Особенно Архипыч, потрясавший детским деревянным ружьем с вполне металлическим стволом.

– Брось свою берданку-то! – послышался позади меня суровый приказ. Оглянувшись, я увидела дородную статную женщину лет под шестьдесят, еле сдерживающую рвущийся смех. – Лезь назад да грибков положи… Погоди, куда полез-то? Сейчас миску дам… И огурчиков прихвати, горе мое луковое. – Архипыч с готовностью передал «берданку» мне, схватил посуду и, сопя, полез в погреб. – Здравствуйте! – чуть поклонилась мне Егоровна. – Вы уж не сердитесь. Он вообще-то безобидный мужик. С непривычки напугать может, но худого не сделает.

– Варенья доставать? – послышался из подвала голос Архипыча.

– Не надо, здесь есть, – милостиво отозвалась Егоровна и засуетилась, подключив всех к работе. За столом уже казалось, что мы свои люди в этом доме. – Не поверите, – жаловалась нам она, – ведь какой умница был! И вот тебе – производственная травма. Дочка все говорит, хватит жить на выселках, перебирайтесь в поселок. А я его жалею. Загибнет там. Втемяшилось же человеку в голову, что в поселке одни враги живут. Почему-то мордвой их называет. Привезла его к дочке на пару деньков погостить, а он забрался на чердак и назад – ни в какую. А тут как на грех участковый новый – познакомиться зашел. Наш-то и орет с чердака: «Приказываю взять живым!» Тот так за кобуру и схватился! Потребовал спустить Гришу вниз. А как заставить? Хорошо, дочка додумалась крикнуть: «Мордва на крыше!», он вниз-то и скатился. Увидел участкового в форме – да на улицу. В туалете заперся. И ведь что сообразил! Вымазался дерьмом-то, вылез – несет от него! Вот теперь, говорит, забирайте… Полдня его мыла, десять ведер воды извела, а к вечеру увезла назад.

Григорий Архипович на рассказ жены внимания не обращал, лопал за обе щеки картошку с грибами и чувствовал себя счастливым человеком.

Я вопросительно уставилась на Петра. Тот понял взгляд как надо:

– Егоровна, тут вот люди сомневаются, не опасно ли девчонок здесь оставить? Все-таки человек с отклонениями…

– Опасно? Да не смеши, Василич! Он их уже за своих считает. Смотри, у Аленушки миска опустела, он уже волнуется. Оберегать будет чище сторожевой собаки. Их у нас здесь, кстати, четыре.

Архипыч действительно чуть не плакал, поняв, что Аленка больше ничего не хочет. Резво вскочил, куда-то сбегал и притащил ей румяное яблоко. Дочь засмущалась, но отказаться не посмела, несмотря на красноречивые намеки братца, что неплохо бы и поделиться с родными людьми. Архипыч понял все как надо и через минуту приволок сыну полное ведро. Я впервые видела, как Славка испугался.

Через час были готовы к отъезду в Москву. В течение всего этого времени мои мысли метались в поисках лучшего выхода. Совершенно не хотелось оставлять девчонок в лесу, мерещились всякие ужасы, я нервничала и нервировала всех окружающих. Дважды Архипыч от души предлагал мне взять с собой его «берданку», я его благодарила и слезно отказывалась. Вот уж никогда не думала, что буду вынуждена расстаться с собственной дочерью при таких обстоятельствах. Но Вике одной будет еще хуже. Петр, демонстрирующий излишний оптимизм, обещал наведаться к девчонкам завтра и в третий раз требовал список необходимых продуктов, от которых Егоровна устала отказываться.

Прощание грозило затянуться. Помахивая хвостами, нас напоследок вяло облаяли все четыре дворняги, которых, судя по их поведению, можно было использовать исключительно в мирных целях. Наташка всплакнула и пообещала в носовой платок придушить летчика собственными руками, если что… Девчонки казались вполне довольными, а я старательно демонстрировала полное спокойствие.

Отсутствие Лешика заметили только при посадке. Как выяснилось, он в это время на огороде спокойно чинил Егоровне велосипед. На возмущенные вопли Наташки, пытавшейся криком вдолбить сыну правила хорошего тона, ответил, что остается.

– Если с работы уволят, считайте меня безработным, – добавил он, приподнял велосипед и крутанул переднее колесо. Как зачарованные, мы наблюдали за этим кругооборотом колеса на воле.

– Быстро за руль! – скомандовала я сыну, не желая допустить очередной потери в наших осиротевших рядах. Моем и Наташкином. Слова не помогли. Пришлось заняться рукоприкладством и буквально силком прервать поток теплых прощальных слов сына девчонкам.

Подруга рыдала в голос, и одного носового платка ей оказалось мало. Летчик, растерянно топтавшийся рядом, сунул руку в карман и вытащил злополучную стодолларовую купюру. Один раз он уже вытирал ею свой вспотевший лоб.

– Да выкинь ты ее вообще! – посоветовала я. – Только зря путается под руками. Наташка ни за что не будет вытирать нос покойным американским президентом. – К моему успокоению банкнота наконец-то перекочевала в бумажник Петра.

Наталью уговаривали сначала хором, потом поодиночке.

Пока Петр что-то тихо втолковывал плохо соображающей Наташке, меня осенила одна идея, и я рванула к девчонкам, сиротливо стоявшим у крыльца.

– Викуся, если у тебя есть фотография Майи, дай мне ее, пожалуйста, с собой.

Девочка замялась:

– Вообще-то Майя терпеть не могла фотографироваться. У меня есть ее фотография, но она одна. Там Майка вместе с папой. Только вы ее, пожалуйста, не потеряйте.

– Не потеряю. Зуб даю! Славкин, – оглянулась я на сына, тоскующего на водительском сиденье «Ставриды».

Девочка кивнула и мигом унеслась. Получив снимок, я, не глядя, убрала его в сумку.

– Тетя Ира… – Вика замялась, не зная, стоит ли продолжать дальше. Я прижала ее к себе, и она тихо произнесла: – Если сможете, купите от меня Майе цветов… И в церкви… Лидия Федоровна всегда носила в церковь записочки, маму поминать. Так вот, если сможете, помяните их обеих.

– Мы с тобой вместе это сделаем. Через несколько дней. Я ведь даже не знаю, где их похоронили, – шепнула я ей, поправив непослушную прядку волос.

Она неожиданно напряглась, освободилась и, не глядя на меня, сказала:

– Тогда маму помяните. Только обязательно! Я… боюсь. Опять придет… – Девушка судорожно вздохнула, и я, чувствуя, что Вика явно не в себе, клятвенно пообещала выполнить ее просьбу.

– Она никогда больше не придет, – безапелляционно заявила Алена, беря Вику под руку. – Можешь мне поверить…

Дальнейшие события показали, насколько права оказалась моя дочь.

На заднем сиденье «Ставриды» нам с Наташкой было слишком свободно и… безрадостно. На надоевшие просьбы Петра Васильевича вести себя очень осторожно я ответила всего один раз – просьбой заткнуться, ибо теперь мы вынуждены спасать еще и своих детей. Высаживая его на автобусной остановке перед Касимовом, договорились держать постоянную мобильную связь при каждой полученной новости.

Он уже вылез из машины и собирался захлопнуть дверь, когда я безразличным тоном спросила адрес садовника. На досуге заедем поднабраться передового опыта в садово-огородном деле.

– Науменко живет в поселке, а где именно, я не интересовался. Фактически зарегистрирован в Москве – улица Карцева, тридцать два. Квартиру не помню – то ли восемьдесят шесть, то ли шестьдесят восемь. Они с поварихой Раисой Степановной в одном подъезде живут. Я ее позавчера к дочери завозил – решила внуков навестить, да и деньгами дочке помочь хотела… – Петр Васильевич пытливо посмотрел на меня. – Если его в чем-то подозреваете, то это ошибка. Ну, счастливо доехать! – И, не рассчитав силушку, громко хлопнул дверью. Славка сразу же рванул вперед, так что предназначенное для ушей Петра Наташкино выступление пропало даром.

…Сын гнал машину во весь опор, но мы с Наташкой не возмущались. Неожиданно навалилась усталость, и большую часть дороги просто проспали.

Остановившись у нашего дома, Славка с трудом вылез из машины и, морщась, но вполне торжественно уступил Наталье место за рулем. Мы невольно проводили глазами его фигуру, шаркающей походкой отправившуюся отсыпаться.

С этого момента события стали развиваться с бешеной скоростью. Подруга завезла меня на работу и, пытаясь бороться с отвратительным настроением, наспех выпила две чашечки кофе.

В третьем часу из рабочего кабинета я доложила мужу о благополучном прибытии в столицу без дочери, не слушая, выслушала, какая я безответственная мать, и, поблагодарив за теплую встречу, заявила, что буду поздно – накопилось много работы. Димка ощутимо обеспокоился и пообещал за мной заехать. Сухо заявила – не стоит, за мной заедет Наталья. Он обиделся и бросил трубку. Через пять минут перезвонил и спросил, что случилось. Долго убеждала его, что пока ничего не случилось, просто устала в дороге и куча неотложных дел на столе. Еле уговорила подождать с расспросами до дома.

Наташка, немного возродившись к суетной жизни, поехала в пансионат, оформлять наш коллективный семейный отдых без мужей, а я занялась рабочей текучкой. К шести часам вечера за мной без предупреждения заехал Димка и потребовал немедленного отчета о поездке. Отчитаться я не успела. Минут через десять подкатила сияющая Наталья и с налету устроила перепалку по поводу несогласованности действий. Димка не уступал. Я решила пойти на хитрость: поблагодарила Наталью за заботу и заявила, что Димочка сам завезет меня в три магазина, включая «Метро Кэш энд Кэрри», где продается дешевый корм для кошек. Наташка моментально прониклась этой идеей и надавала Дмитрию Николаевичу массу поручений на покупки, пообещав через полчасика составить окончательный список. Трех листков чистой бумаги, протянутых мной, ей показалось мало. Контроль за исполнением поручений возложила на меня.

Димка как-то сразу занервничал, заскучал и нерешительно заявил, что ему срочно необходимо отрегулировать сход-развал колес в автосервисе. Машину все время катастрофически тянет влево.

Через минуту мы с ним мило распрощались «до дома», а пятнадцать минут спустя вдвоем с Наташкой ехали по адресу, значившемуся местом регистрации садовника Суворовых – Науменко Константина Петровича.

Слежку за собой не заметили, хотя крутились по Орехово-Борисову так, что голова пошла кругом. В одном из тупичков Наталья прозвонилась коллеге по рабочему кабинету Полине и выяснила, что с утра ее неоднократно домогались какие-то мужчины и женщины. Она, Полина, всем терпеливо разъясняла, что Наталья срочно оформила отгулы по чрезвычайным семейным обстоятельствам. Наташка нахмурилась, поблагодарила и проникновенно попросила у Полины прощения за наглую ложь в части этих самых обстоятельств, поскольку лицо Полины с печатью укоризны стояло у нее перед глазами в течение двух ночей. Это было лицо самой совести, ибо Наталья вместе с подругой и взрослыми детьми на самом деле прекрасно отдохнула в пансионате. И не надо скрывать сей факт от всех любопытствующих. Правде следует смотреть в лицо. Полинка явно расстроилась, поскольку пообещала заболеть сразу же после возвращения Натальи на рабочее место.

К дому Константина Петровича Науменко шли пешком и медленно, постоянно оглядываясь на многочисленных прохожих, спешащих с работы и постоянно нас обгонявших. Несколько человек, удачно обскакав нас, в свою очередь, недоуменно оглянулись. Мы и сами не понимали, зачем проявляем такую предосторожность. Разве в этом непрекращающемся людском потоке можно определить преследователей? Наверное, инстинкт самосохранения действовал независимо от логики.

Кодовый барьер преодолели легко – опять-таки за счет жильцов, возвращающихся домой.

На этом везение кончилось. Дверь квартиры номер шестьдесят восемь нам открыла серьезная женщина в очках и пояснила, что лейтенант в запасе, кандидат сельскохозяйственных наук, чей-то садовник и приемный муж, забывший звание отца и деда вместе со светлой памятью покойной жены, Константин Петрович Науменко фактически живет за городом у второй жены.

Сославшись на гибнущие по непонятной причине саженцы яблонь, слезно попросили дать адрес. Женщина еще больше посерьезнела и заявила, что адреса «этой» не знает и знать не хочет, поскольку из-за нее Константин Петрович давным-давно забыл свой собственный вместе с определенными обязательствами перед семьей.

Дверь перед нашим носом закрылась, и мы растерянно уставились на черный дерматин обивки.

– Ясное дело – все мужики козлы! – в сердцах брякнула Наташка. – И зачем, спрашивается, этому нужны новые доказательства?

Мы уже обреченно потащились к лифту, когда дверь все той же квартиры опять открылась, на пороге появилась серьезная дочь несерьезного по жизни Константина Петровича Науменко и протянула листочек с телефоном, по которому могут подсказать адрес блудного отца.

Мы одновременно скакнули назад, одновременно схватили листочек и дуэтом пропели слова искренней благодарности женщине в очках.

Она улыбнулась:

– Увидите отца, передайте, что его помнят и особенно ждет внук.

– Обязательно! – расшаркалась я.

– Если он окончательно не врос корнями в новую питательную среду и не забыл, в каком питомнике был взлелеян, должен приехать, – авторитетно заявила Наталья, отбив у меня листок и пряча его в свой карман.

Очевидно, инстинкт самосохранения вздремнул. К машине неслись, даже не оглядываясь. Едва уселись, как Наталья вытащила листок, на котором краснели большие цифры, и протянула мне.

Ответил бойкий детский голос. Было слышно, что идет напряженная борьба за право вести переговоры. У одного ребенка отнимал трубку другой ребенок. Им было не до ответа на мое «алеканье».

Перехватив у меня мобильник и поняв в чем дело, Наташка громко гаркнула:

– А ну брысь! Где мама?

– Она в ванной, – ответил вполне сформировавшийся мужской голос. Слышимость была такая, что я невольно посмотрела на заднее сиденье машины. Там никого не увидела. В тот же момент телефон оказался у меня. – А кто ее спрашивает? – полюбопытствовал мужчина.

– Я… – От растерянности мне не пришло в голову, что «Я», как говорится, бывают разные.

– А-а-а… – Похоже, мужчина тоже растерялся. – Ну, тогда сейчас…

– Нет, нет! Не надо, – опомнилась я. – Возможно, и вы сможете мне помочь. Ваш телефончик нам дала дочь Константина Петровича Науменко…

– Да? Насколько мне известно, у него нет дочери. Только сын.

– Не столь важно. Эта дочь… В смысле сын… Словом, они сказали, что вы можете знать адрес его проживания…

– Валерка! Не трогай клавиатуру!!! Извините, одну минутку!.. – В трубке послышался детский рев, перекрываемый натужным детским смехом. Минуткой не обошлось. Я с тоской думала, что сейчас кончится зарядка. На мое счастье, она кончилась чуть позже. – Еще раз извините. К сожалению, его адреса мы не знаем. Кажется, он живет в том же поселке, где и работает. Могла бы помочь теща, но она, к сожалению, умерла. Да… Вот так… Погибла в результате наезда. К сожалению. Точнее, к несчастью. Сегодня похоронили…

– Ее звали… Раиса Степановна? – машинально спросила я, чувствуя, что губы перестают меня слушаться. Идиотка! Как же я не подумала об этом раньше! Кретинка несчастная!

– Да… Звали. К сожалению. Точнее, к несчастью…

– Ради бога, простите… Это была случайная смерть?

– Ее машина сбила на троллейбусной остановке и скрылась. Завели уголовное дело. Разбираются… А за что ее убивать намеренно? Никому в жизни вреда не причинила. Скорее всего, за рулем была пьяная шпана. Машину нашли, но она оказалась угнана еще утром, а наезд совершен вечером. Теща как раз от нас возвращалась. И как чувствовала! Настроение у нее было такое… Словом, совсем паршивое, даже всплакнула. А примерно неделю назад звонила такая радостная… Говорила, что скоро всех нас ждет сюрприз. Смеялась, шутила.

– Да. Сюрприз. Думаю, она надеялась купить вам квартиру…

– Не смешите. На какие деньги? Хотя… Погодите, погодите… Она что-то говорила про нашу мебель. Типа – нам нужна другая мебель, а эту она себе оставит… Я еще хмыкнул – скоро вентилятор в компе накроется, а тут царские замашки… Алло! Мы можем встретиться и поговорить? Вы, похоже, что-то знаете. Я могу приехать, куда скажете. Алло?