Текст книги "Второй президент Чехословакии Эдвард Бенеш: политик и человек. 1884–1948"

Из ныне опубликованных документов ясно, что чехословацкий МИД внимательно отслеживал события, происходившие в СССР.

Б. Павлу[348]348
  Б. Павлу был отозван со своего поста в Москве и с октября 1937 г. возглавил политический отдел МИД ЧСР, прежний его руководитель близкий к Бенешу социалист 3. Фирлингер стал 10 октября 1937 г. чехословацким полпредом в СССР. Он возглавлял представительство с перерывом от января 1940 г. до июля 1941 г. до конца Второй мировой войны, когда стал премьером нового правительства восстановленной Чехословакии.


[Закрыть], информируя Прагу о процессах по делу «троцкистов», ограничивался преимущественно пересказом официальной версии вменяемой им вины, которая излагалась в советской печати. После казни Тухачевского и его соратников временный поверенный в делах Чехословакии в СССР Й. Шуст, сообщая об этом телеграммой в МИД, писал: «Трудно поверить, чтобы восемь способных генералов, занимавших ответственные посты, находились прямо в сношениях с немецким разведывательным центром… Приговор принят общественностью спокойно, в дипломатических кругах опасаются, как бы сила советской армии не была серьезно подорвана»[349]349
  Československá zahraniční politika v roce 1937. Sv. 1. Dok. 237. S. 485.


[Закрыть]. Сообщая 12 июня о казни Тухачевского и других советских генералов, Шуст высказал ряд недоуменных вопросов, касавшихся как оценки деятельности казненных, так и суровости приговора. Изложил он и версию, вероятно имеющую тогда широкое хождение: «Утверждается, например, что речь шла о подготовке грядущей дворцовой революции, направленной на устранение Сталина, Ворошилова, Кагановича, Ежова и некоторых других руководителей коммунистической партии, которые сегодня решают все вопросы более или менее самостоятельно и являются неограниченными диктаторами. В случае удачной попытки их устранения, их места были бы заняты осужденными и казненными офицерами». Вместе с тем Шуст утверждал, что ни в обвинительном заключении, ни в мотивации приговора о готовившихся покушениях на руководителей партии ничего не говорится[350]350
  Ibid. Dok. 242. S. 495–496.


[Закрыть]. О позиции чехословацких официальных властей по «делу Тухачевского» можно судить на основании выступления Крофты перед руководящими сотрудниками МИД и избранными журналистами 17 и 18 июня 1937 г. Надо думать, что эти оценки и формулировки были согласованы министром с президентом, поскольку события в СССР не могли не сказаться на международном положении в целом, на внешней политике Советского Союза и его политическом статусе на европейской арене, на советско-чехословацких отношениях. Поэтому остановимся на обоих выступлениях подробнее. Сообщения о событиях в СССР, согласно заявлению Крофты, весьма различны и даже «хорошим знатокам» трудно составить представление о сложившейся там ситуации. «С моральной точки зрения каждый, естественно, осуждает последние „русские события“, но государства, враждебные России, пытаются использовать их в политических целях». Нельзя забывать, по мнению Крофты, что и в других странах с диктаторскими режимами (Италия, Германия) происходили подобные события, но через это перешагнули, и «никто эти страны не исключал из европейского сообщества». «Судить о политическом значении процессов весьма нелегко, поскольку мы не знаем, в чем провинились обвиняемые» и действительно ли они виноваты в том, в чем их обвиняют. В первую очередь тут имел место страх Сталина перед оппозицией, но, с другой стороны, нет никаких сомнений, что какие-то связи обвиняемых с Германией действительно существовали. Об этом свидетельствует уже то обстоятельство, что в начале этого года Гитлер ожидал, согласно надежному сообщению (подчеркнуто. – В. М.), политических изменений и даже переворота в России. Встает вопрос, что нынешние события означают с точки зрения стабильности и крепости существующего там режима. Было бы преждевременно судить, по мнению Крофты, что дело дойдет до исключения СССР из международного сотрудничества, в целом оценки специалистов сходятся в том, что, наоборот, режим крепок и пользуется любовью и что устранение Тухачевского и других вероятно даже усилило эту любовь широких слоев, поскольку никто из казненных не был особенно любим». «На вопрос, означают ли последние события ослабление русского влияния на европейскую политику, можно дать положительный ответ, по крайней мере если речь идет о ближайшем времени; однако речь пойдет лишь об ослаблении и только о временном ослаблении, а не о длительном его (влияния. – В. М.) исключении», – так виделась ситуация Крофте. Что касается военного ослаблении, то министр считал: «Те, кто желал бы этого ослабления, переоценивают Тухачевского, поскольку он являлся не единственным и не лучшим строителем советской армии. К тому же существует вопрос, имело ли его движение, если таковое вообще существовало, каких-либо последователей среди офицеров. Если да, и если их было много, тогда реорганизация армии означала бы значительные трудности для СССР»[351]351
  Ibid. Dok. 243. S. 497.


[Закрыть]. Таким образом, в этом выступлении руководителя внешней политики Чехословакии сквозят явные неуверенность и колебания в оценках происходившего в Советском Союзе, а с другой – надежда на то, что случившееся не снизит веса СССР в европейской политике и не ослабит его военную мощь.

На следующий день, 18 июня, на встречу с Крофтой были приглашены и журналисты. Министр, по сути, повторил все, что говорил накануне о событиях в СССР. Однако, в этом выступлении, как представляется, более четко прозвучала мысль о заинтересованности Праги в том, чтобы сведения о готовящемся в СССР перевороте достигли «ушей» Москвы: «…Очень важно, что уже несколько месяцев назад с большой определенностью утверждалось, что в окружении Гитлера считаются с возможностью переворота в Советском Союзе, что там произойдет падение Сталина, будет устранен режим и установлен военный бонапартистский режим. Сообщения об этом проникли и в общественную среду. И мы из совершенно надежных источников имели сообщения о том, что такие мысли развивались и в окружении Гитлера и, возможно, самим Гитлером. Гитлер, дескать, ожидал дальнейшего развития [событий] в Советском Союзе. Он полагал, что там будет установлено бонапартистское правительство, с которым можно будет сотрудничать. Это как будто свидетельствовало о том, что какие-то контакты между гитлеровским правительством и окружением Тухачевского существовали. И если те генералы, которые думали о таком сотрудничестве, исчезли, то понятно, что отношения между Германией и Советским Союзом не улучшатся, а скорее обострятся. Это проявляется и в тоне немецкой печати. И в России, где негативные настроения в отношении Германии были достаточно сильны, но подавлялись некоторыми деятелями, думается, еще усилятся. Теперь между ними действительно разверзнется пропасть, по крайней мере на некоторое время. Определенно, это повлияет на международные отношения в Европе и, возможно, и нас в какой-то мере коснется»[352]352
  Ibid. Dok. 245. S. 501–502.


[Закрыть].

Й. Шуст, продолжавший отслеживать внутреннюю ситуацию в СССР после расправы над Тухачевским и другими генералами, сообщал 20 июня в Прагу, что их обвинение не выглядит достаточно убедительным, что процесс был тайным и общественность не получила подробных разъяснений о происшедшем. Далее он излагал собственную и другие известные ему версии конфликта между Сталиным и Тухачевским, считая, что тут «стоял вопрос о войне или мире», за который якобы ратовал Сталин. Шуст сообщал также, что поскольку некоторые из казненных генералов по роду службы имели связи с чехословацкой армией, он просил НКИД информировать его о том, не были ли в ходе процесса по делу Тухачевского получены данные о нарушении военных интересов Чехословакии. Ответа на свой запрос он не получил. Шуст информировал Прагу и о том, что в дипломатическом корпусе нет единства относительно оценок «дела Тухачевского», но имеется согласие в том, что «не существовало непосредственной опасности военного переворота», «фактически, дескать, могла идти речь о неофициальных переговорах между Тухачевским и немецким генеральным штабом»[353]353
  Ibid. Dok. 251, 265. S. 508–509, 538–539.


[Закрыть].

Интересна и секретная информация Ш. Осуского о том, как оценивались в Англии и Франции событии в СССР. По его мнению, между Парижем и Лондоном нет единства во взглядах на этот вопрос: «Лондон убежден, что между Тухачевским и рейхсвером в действительности существует некая связь. Поэтому в глазах Лондона русско-немецкий договор является не только гипотезой или вопросом маневра, но возможности, которая в глазах англичан не стала действительностью в результате расстрела маршала Тухачевского. Форин офис делает из этого вывод, что следует внимательно следить за Россией и Германией, чтобы они не договорились». Французский посол в Москве Кулондр полагает, что «Тухачевский хотел установить в России новый, военный режим…»[354]354
  Ibid. Dok. 271. S. 552–553.


[Закрыть]. Все эти материалы, несомненно, ложились и на стол Бенеша.

Из известных ныне документов можно сделать вывод, что Прагу волновали советско-германские отношения и слухи о возможной смене сталинского режима, с которым у чехословацкого руководства сложились неплохие отношения. Но прямого ответа на вопрос, была ли переправлена в Москву оказавшаяся в руках Бенеша информация, нет. Этот факт стал известен из мемуаров самого Бенеша и из воспоминаний Черчилля, которому президент поведал об этом. Однако следов документов, их отправки и получения в Москве пока обнаружить не удалось ни в чешских, ни в российских архивах.

О том, как сам Бенеш оценивал «дело» Тухачевского и его влияние на взаимоотношения ЧСР и СССР стало известно, правда узкому кругу лиц в Москве, в начале 60-х гг. XX в. Тогда по заданию Н. С. Хрущева была подготовлена объемная Справка комиссии Президиума ЦК КПСС «О проверке обвинений, предъявленных в 1937 году судебными и партийными органами тт. Тухачевскому, Якиру, Уборевичу и другим военным деятелям в измене Родине, терроре и военном заговоре»[355]355
  См.: Военные архивы России. 1993. Вып. 1. С. 4–113; Военно-исторический архив. 1998. Вып. 2. С. 3–81. Справка, подготовленная в соответствии с постановлением Президиума ЦК КПСС от 5 января 1961 г. и составленная на основании материалов партийных, советских и военных архивов (архива Партийной комиссии при ЦК КПСС, оперативных материалов органов НКВД-КГБ, министерства обороны, министерства иностранных дел и др.), подписана председателем комиссии Н. Шверником, членами комиссии А. Шелепиным, 3. Сердюком, Н. Мироновым, Р. Руденко, В. Семичастным.


[Закрыть]. В разделе VI Справки рассматривались «Основные направления провокационной деятельности международных империалистических сил в „деле“ Тухачевского»; приводился материал об активной роли германских спецслужб в этом вопросе, о «"Доносе" на советских военачальников со стороны правящих кругов Франции и французской разведки»; а также о «Действиях правящих кругов и разведки Чехословакии и их реальной роли в „деле“ Тухачевского». В первом из указанных подразделов, в частности, подробно рассматривалась деятельность сотрудничавшего с гестапо германского журналиста К. Виттиха, который по заданию германских секретных служб установил связь с пресс-атташе чехословацкого представительства в Берлине К. Хоффманом и через него передавал сведения о контактах советских военных деятелей с рейхсвером (вермахтом) и о планах Германии в отношении Чехословакии[356]356
  Как стало ясно на основании допросов Виттиха в 1962 г., в разговорах с Хоффманом он многое выдумывал и, в частности, «раздул информацию о связях Бандлерштрассе (улица, где помещался германский рейхсвер) с Москвой, так что эта связь стала походить на конспиративную деятельность. Виттих высказал Хоффману также подозрения о заговоре этой группы против Сталина».


[Закрыть]. Во втором подразделе в числе других материалов упоминалась беседа французского военного министра Э. Даладье с советским полпредом В. П. Потемкиным, в которой Даладье поведал о готовящемся в Москве заговоре против режима[357]357
  17 марта 1937 г. Потемкин направил на имя членов Политбюро и руководства НКИД СССР шифротелеграмму, в которой говорилось, что Даладье «из якобы серьезного французского источника» узнал «о расчетах германских кругов подготовить в СССР государственный переворот при содействии враждебных нынешнему советскому строю элементов из командного состава Красной Армии. После смены режима в СССР Германия заключит с Россией военный союз против Франции». Потемкин выразил сомнение в серьезности этого сообщения. Как полагал советский постпред «во-первых, Даладье явно заинтересован в том, чтобы своими „дружественными“ сообщениями внушить нам большее доверие к нему самому. Во-вторых, он невольно выдает привычный страх французов, как бы мы не сговорились против них с немцами». По всей вероятности, сведения об этой беседе, а, может, просто о имеющихся на этот счет у французской разведки материалах, достигли и Праги. Бенеш, выстраивая линию взаимоотношений ЧСР и СССР, всегда делал это с оглядкой на Францию. Возможно и в данном случае он, как и французы, решил предупредить своего союзника о грозящей опасности.


[Закрыть]. В третьем подразделе прямо утверждалось: «Есть достаточно оснований считать, что Бенешу принадлежит немалая роль в формировании и распространении слухов о заговоре Тухачевского и других, об их связях с германским рейхсвером». Это утверждалось не на основании изучения пересланных Бенешем документов – они не были обнаружены – а на основании записи беседы Александровского с Бенешем 4 июля 1937 г.[358]358
  Сталин ИВ. Сочинения. Т. 16. М., 1997. С. 312–315. Документ с купюрами опубликован в газете «Красная звезда» 30 ноября 2002.


[Закрыть] (то есть спустя примерно три недели после казни Тухачевского и его соратников) и письма Александровского на имя Литвинова от 15 июля 1937 г.

Ввиду важности документов остановимся на них подробнее. Возможно, определенное значение для оценок Бенеша имела полученная в Праге 1 июля информация о беседе Мастного с немецким послом в СССР В. фон Шуленбургом. Посол утверждал, что сталинскому режиму ничто не угрожает, а советская армия ослаблена не настолько, как это утверждается на Западе. Кроме того, Маетны сообщал мнение советника советского посла в Берлине Астахова, что «проведение чистки в армии означает ее существенное усиление»[359]359
  Československá zahraniční politika v roce 1937. Sv. 1. Dok. 274. S. 555.


[Закрыть]. Далее приводим несколько сокращенную запись беседы советского полпреда с президентом: «Бенеш продержал меня с разговором 2 1/2 часа, причем все время говорил сам почти исключительно на тему внутренних процессов, происходящих в СССР. Он начал разговор вопросом, что я думаю о значении процесса над Тухачевским и компанией, но после нескольких довольно общих фраз с моей стороны прервал заявлением, что он хочет обстоятельно изложить мне свое понимание для того, чтобы мне было ясно, какими мотивами он руководствуется в своей политике по отношению к СССР». Бенеш утверждал, «что так называемые события в СССР ничуть его не удивили и совершенно не испугали, ибо он давно их ожидал. Он почти не сомневался и в том, что победителем окажется „режим Сталина“… Он приветствует эту победу и расценивает ее как укрепление мощи СССР, как победу сторонников защиты мира и сотрудничества советского государства с Европой…

Бенеш заявил, что последние годы он расценивает советскую внешнюю политику как ставку СССР на западноевропейскую демократию французского, английского и чехословацкого типа, как на союзника в борьбе с фашизмом за мир… Бенеш особо подчеркнул, что, по его убеждению, в московских процессах, особенно в процессе Тухачевского, дело шло вовсе не о шпионах и диверсиях, а о прямой и ясной заговорщицкой деятельности с целью ниспровержения существующего строя… Бенеш под большим секретом заявил мне следующее: во время пребывания Тухачевского во Франции в прошлом году Тухачевский вел разговоры совершенно частного характера со своими личными друзьями французами. Эти разговоры точно известны французскому правительству, а от последнего и Бенешу. В этих разговорах Тухачевский весьма серьезно развивал тему возможности советско-германского сотрудничества и при Гитлере, так сказать, тему "нового Рапалло". Бенеш утверждает, что эти разговоры несколько обеспокоили Францию… Бенеш был уверен в победе "сталинского режима" именно потому, что этот режим не потерял морали, в то время как крикуны о перманентной революции явно не были на моральной высоте. В Москве расстреливают изменников, и т. н. европейский свет приходит в ужас. Это лицемерие. Бенеш не только отлично понимает, но и прямо одобряет московский образ действий. Москва продолжает жить в эпоху революции.

…Бенеш напомнил, что в разговоре со мной (кажется 22.IV. с.г.) он говорил, что почему бы СССР и не договориться с Германией? Я ответил, что помню, и признался, что меня тогда очень удивила эта часть разговора, как совершенно выпадающая из рамок обычного рода мыслей Бенеша. Лукаво смеясь, Бенеш ответил, что теперь может объяснить мне скрытый смысл своего тогдашнего разговора. Свои объяснения Бенеш просил считать строго секретными и затем рассказал следующее: начиная с января месяца текущего года Бенеш получал косвенные сигналы о большой близости между рейхсвером и Красной Армией. С января он ждал, чем это закончится.

Чехословацкий посланник Мастный в Берлине является исключительно точным информатором… У Мастного в Берлине было два разговора с выдающимися представителями рейхсвера… для Бенеша из этих разговоров стало ясно, что между рейхсвером и Красной Армией существует тесный контакт. Бенеш не мог знать о том, что этот контакт с изменниками. Для него возникала проблема, что делать, если Советское правительство действительно вернется к какой-нибудь политике "нового Рапалло". В этой связи Бенеш задал риторический вопрос, где средство для защиты Чехословакии, и без обиняков отвечал на этот вопрос, что тогда Чехословакия тоже должна была бы заключить соглашение с Германией. Это было бы началом чехословацкой зависимости, но другого выхода не было. Гитлер вовсе не стремится к тому, чтобы физически немедленно уничтожить Чехословакию, но он хочет "союза" с ней. На чехословацком языке это означало бы зависимость, вассальное состояние, а Бенеш не для того потратил столько лет на освобождение от австрийского ига, чтобы принять германское ярмо.

Бенеш говорил, что Москва должна самым серьезным образом оценить эти его заявления и раз и навсегда понять, что Чехословакия хочет быть свободной в полном смысле слова. Она не примет никогда никакого диктата, но она будет драться за свою свободу, за демократию, за европейский мир. Поскольку это является и задачей СССР, постольку Чехословакия безоговорочно является союзником Москвы, постольку бенешевская политика как аксиому принимает неизменность советско-чехословацких дружественных взаимоотношений. Никакие расстрелы, никакие внутренние изменения не могут потрясти эту дружбу». Трудно и даже невозможно сказать, какие мысли действительно посещали Бенеша на счет происходивших в СССР репрессий, насколько искренен он был, например, говоря о «высокой морали» сталинского режима, но президент как политический прагматик прибегал в разговоре с советским дипломатом к тем словам и выражениям, которые, по его мнению, могли бы убедить Александровского в желании Чехословакии сохранить союзнические отношения с СССР.

Письмо Александровского Литвинову было составлено на основании записи этой беседы и беседы с сотрудником Бенеша Лауриным. Полпред писал, что после расстрела Тухачевского он иначе стал оценивать свои беседы с Бенешем в феврале-апреле 1937 г. и вопросы президента касательно возможности договора между СССР и Германией, а также слухи о чехословацко-германском сближении. Поскольку письмо мало известно научной общественности, публикуем его основные части, как это представлено в Справке. Беседы с Бенешем и Лауриным, по мнению Александровского, не оставляют «сомнений в том, что чехи действительно имели косвенную сигнализацию из Берлина о том, что между рейхсвером и Красной Армией существует какая-то интимная связь и тесное сотрудничество. Конечно, ни Бенеш, ни кто бы то ни было другой не могли догадаться о том, что эта сигнализация говорит об измене таких крупных руководителей Красной Армии, каким были предатели Гамарник, Тухачевский и другие. Поэтому я легко могу себе представить, что Бенеш делал из этой сигнализации тот вывод, что советское правительство в целом ведет двойную игру и готовит миру сюрприз путем соглашения с Германией. В положении Бенеша было тогда вполне естественно задаваться вопросом, что же делать Чехословакии перед лицом такой возможности… Я не сомневаюсь в том, что Бенеш и Крофта действительно зондировали почву у немцев, встречались с Траутмансдорфом и пользовались своим посланником Маетны в Берлине для того, чтобы расчистить дорогу для чехословацко-германского соглашения, и Бенеш имел в виду забежать, таким образом, вперед и договориться с Германией раньше, чем ожидаемый им "сюрприз" советско-германского сближения стал бы общеизвестным фактом. Одновременно он поручил Лаурину сигнализировать через меня, что он может договориться с Германией раньше, чем это сделает СССР, и тем самым понудить нас если не заговорить с ним откровенно, то учесть заблаговременно такую возможность в пактировании с Германией. Если бы советское правительство действительно подготовляло соглашение с Германией, то такой бы план Бенеша был бы вполне понятен и достиг бы своего результата. Я считаю весьма характерным то, что сказал мне Бенеш теперь, а именно, что Чехословакия была бы вынуждена "опираться и на Россию Тухачевского", а также договориться с Германией, хотя это и было бы началом зависимости Чехословакии от Германии.

Никто из нас не понял и не мог понять смысла поведения Бенеша и его клеврета Лаурина, не зная о том, что против нас работает банда изменников и предателей. Зная же теперь это, мне становится понятным очень многое из тех намеков и полупризнаний, которыми изобиловали разговоры со мной не только Лаурина, Бенеша, Крофты, но и других второстепенных политических деятелей Чехословакии».

Если Александровский пытался объяснить поведение Бенеша, то составители Справки в духе своего времени и стоявшей перед ними задачи (реабилитировать Тухачевского и его соратников) обвиняли Бенеша в пособничестве французским и английским империалистам, провокационной деятельности, опровергали, что Бенеш мог прислать уличающие Тухачевского материалы через Александровского и утверждали, что «информация» могла быть «подкинута» по каким-то другим каналам. «Германские разведывательные органы, – говорилось в Справке, – не только сами плели интриги вокруг Тухачевского и других, но всячески провоцировали на это французов, англичан, поляков, чехов, нагоняя на них страх угрозой заключения союза между СССР и Германией».

И Москва, и Прага, по всей видимости, действительно подозревали друг друга в готовности сблизиться с Берлином и опасались этого: СССР боялся лишиться своих позиций в Центральной Европе, которые ему давал союз с ЧСР, и потерять ее как союзника в борьбе за коллективную безопасность в Европе, Чехословакия – необходимости идти на невыгодный ей договор с Германией в случае сближения рейха с Советским Союзом, угрожавшего Чехословацкой республике потерей суверенитета, а также дальнейшего ухудшения международного положения в Европе и усиления «третьего рейха».

Во второй половине 1937 г. внешнеполитическая ситуация Чехословакии по-прежнему оставалась сложной. В силу своего географического положения она являлась одной из стран, наиболее заинтересованных в укреплении системы коллективной безопасности и Лиги Наций, в эффективном противодействии агрессору. Всё свидетельствовало о том, что ЧСР должна стать первой жертвой амбициозных планов Гитлера, нацеленных на захват Европы. Их осуществление он намеревался начать с ее центральной части, и конкретно с Чехословакии. В своих расчетах фюрер исходил из того, что ни Англия, ни Франция, опасаясь начала войны, к которой они не были готовы ни психологически, ни материально, не станут защищать ЧСР. И в этом он, как показали дальнейшие события, оказался прав. 19 ноября 1937 г. высокопоставленный английский чиновник и политик лорд Э. Галифакс во время частной поездки в Германию для «охоты» встретился в Оберзальцбурге с Гитлером. Беседуя с фюрером, он дал понять, что при условии сохранения целостности Британской империи английские правящие круги готовы предоставить ему свободу рук в Австрии, Чехословакии и Данциге. Условием являлось лишь то, чтобы эти «изменения европейского порядка были произведены путем мирной эволюции». Одновременно Галифакс подчеркнул, что Германия по праву может считаться «бастионом Запада против большевизма»[360]360
  ДМИСЧО, 3. Док. 244. С. 373–374 (примечание 2).


[Закрыть]. Усилился англо-французский нажим на Чехословакию в плане необходимости достижения договоренностей с Германией, то есть уступок ей, прежде всего, что касается принятия требований партии Генлейна в отношении автономии Судетской области. Особую настойчивость в этом проявляла Англия и ее полпред в Праге Б. Ньютон. В конце ноября 1937 г. в Лондоне состоялось совещание английских руководящих деятелей с французским премьером К. Шотаном и министром иностранных дел И. Дельбосом. В частности обсуждался и вопрос о позиции обеих стран в случае агрессии Германии против Чехословакии. Английский премьер А. Чемберлен заявил, что его страна «не должна быть втянута в войну из-за Чехословакии», что в случае агрессии против нее Англия должна «сохранить за собой свободу действий». Шотан от имени Франции подчеркнул, что ее союзный договор с ЧСР не вступит в силу, если Германия присоединит Судетскую область, не прибегая к открытой агрессии[361]361
  Там же. Док. 242. С. 369 (примеч. 1).


[Закрыть]. На горизонте замаячил «призрак Мюнхена», который чем дальше, тем явственнее приобретал все более реальные очертания.

В декабре 1937 г. Дельбос совершил поездку по странам Центральной Европы, с которыми Франция имела союзные договоры. В Праге он вел речь не о политике коллективной безопасности и выполнении его страной союзнического долга, а о необходимости договориться с Германией и удовлетворить требование генлейновцев. На вопрос Бенеша, какую позицию займет Франция, если Германия нападет на Чехословакию, Дельбос ответил: «Вы должны лишить Гитлера всякого предлога для выступления». Бенеш и Крофта обещали, что при помощи Англии и Франции они постараются разрешить судетскую проблему[362]362
  Там же. Док. 244. С. 373 (примеч. 1).


[Закрыть].

Чехословакия, уже оставив мысль о подписании с Германией договора о ненападении, продолжила (как бы под эгидой Англии и Франции) с ней переговоры о снятии напряженности в отношениях между обеими странами. Они касались двух, хотя и не первостепенной важности, тем: о прессе и эмигрантах. Судето-немецкий вопрос, как «в очень твердой форме» заявил Бенеш в беседе с Александровским 23 декабря 1937 г., «был и остается чисто внутренним чехословацким вопросом, и он не позволит вмешиваться в него ни Англии, ни Франции». Смысл переговоров с Германией Бенеш объяснил следующим образом: «Необходимо выигрывать время и использовать все возможное для успокоения европейской атмосферы. Чехословакия будет переговариваться с Германией как бы о перемирии в прессе. Если бы это удалось, то было бы только хорошо для всех. Европейская атмосфера слишком отравлена газетными полемиками… Другой вопрос переговоров – деятельность эмиграции… Речь идет о взаимном ограничении и прекращении антиправительственной деятельности эмигрантов». На замечание Александровского о том, что для упрочения мира в Европе правильнее было бы не вести малоэффективные переговоры с Германией, а противопоставить блоку агрессоров блок стран защитников мира, Бенеш, в принципе согласившись с идеей, ответил, «осторожно выбирая слова»: основой такого блока должен быть «франко-английский альянс. При малейшем расхождении между Англией и Францией блок не будет достаточно силен». Поэтому Бенеш «предпочел бы выждать, пока в Лондоне окончательно выкристаллизуется настроение». Хотя Бенеш и оптимист, но «все же сегодня не может поручиться за завтрашний день в английской внешней политике»[363]363
  Там же. С. 372–373.


[Закрыть]. В вопросе решения общеевропейских проблем президент, как и прежде, делал ставку на согласованные действия между Англией и Францией. И, как вскоре оказалось, они договорились обеспечить мир в Европе, придя к соглашению с агрессором и пожертвовав Чехословакией.

А Гитлер готовился к войне. В протоколе его совещания с высшими военными чинами Германии 10 ноября 1937 г. значится: «Вообще-то фюрер полагает весьма вероятным, что Англия, а также предположительно и Франция втихомолку уже списали со счетов Чехию и согласились с тем, что когда-нибудь этот вопрос будет решен Германией. Трудности, переживаемые империей (Великобританией. – В. М.), а также перспектива вновь быть втянутой в длительную европейскую войну являются решающими для неучастия Англии в войне против Германии. Английская позиция наверняка не останется без влияния на позицию Франции»[364]364
  Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки. Документальные материалы. Т. 1. Подготовка к развертыванию нацистской агрессии в Европе. 1933–1941. М., 1973. Док. 31. С. 128.


[Закрыть]. 7 декабря 1937 г. появился план стратегического сосредоточения и развертывания германских вооруженных сил под кодовым наименованием «Грюн». 21 декабря 1937 г. военный министр Германии генерал-фельдмаршал фон Бломберг подписал директиву о единой подготовке вооруженных сил к войне. «Цель войны по варианту «Грюн» – значилось в ней, – будет всегда состоять в быстром занятии Богемии и Моравии с одновременным решением австрийского вопроса в смысле включения Австрии в германскую империю». «Наступательная война» против Чехословакии считалась возможной, даже если какая-либо великая держава выступит против Германии[365]365
  Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма. С. 264.


[Закрыть]. Этот «авианосец» большевизма в Европе, по мысли Гитлера, должен быть уничтожен, и он не сомневался в том, что Англия и Франция скорее пожертвуют Чехословакией, чем начнут из-за нее войну.