Текст книги "Второй президент Чехословакии Эдвард Бенеш: политик и человек. 1884–1948"

Глава 17
Внешняя политика: «50 % – на запад, 50 % – на восток, а не 100 % – на запад»

После восстановления чехословацко-советских дипломатических отношений началось обсуждение вопроса о формировании чехословацких воинских частей на территории Советского Союза. Бенеш был чрезвычайно заинтересован в их создании и держал вопрос в поле своего внимания. По ряду объективных и субъективных причин, несмотря на подписанное 27 сентября 1941 г. советско-чехословацкое военное соглашение, его практическая реализация затягивалась. Дело сдвинулось с мертвой точки, когда военное положение под Москвой несколько улучшилось. В конце ноября 1941 г. «Уполномоченным Верховного командования СССР по связи с чехословацкой военной миссией и по реализации советско-чехословацкого военного соглашения» был назначен генерал А. П. Панфилов. Начала действовать смешанная советско-чехословацкая комиссия, которая и обсуждала все конкретные вопросы организации чехословацких воинских частей: о месте формирования (им стал г. Бузулук Чкаловской области), освобождении из мест заключения чехословацких граждан, сосредоточении их в пункте сбора, обмундировании и обучении прибывших людей и пр. Отдельно обсуждались вопросы об оставшейся в СССР к моменту начала войны Суздальской группе интернированных чехословацких легионеров под командованием Л. Свободы и их переправке в Бузулук (они должны были стать ядром формирующейся воинской части), а также об освобождении бывших жителей Подкарпатской Руси из советских лагерей, оказавшихся там в 1939 г. в связи с нелегальным переходом советской границы. 22 января 1942 г. было подписано соглашение о беспроцентном займе в сумме 5 млн. рублей, предоставляемом советским правительством правительству ЧСР в первом полугодии 1942 г. на содержание чехословацких воинских частей на территории СССР[737]737
  См. подробнее: Марьина В. В. Советский Союз и чехо-словацкий вопрос во время Второй мировой войны. Кн. 2.1941–1945 гг. М., 2009. С. 51–100.


[Закрыть].

Другим вопросом, постоянно приковывавшим внимание Бенеша в конце 1941 – начале 1942 г., являлись переговоры о создании после войны чехословацко-польской конфедерации (ЧПК). Москва относилась к этой идее весьма настороженно, несмотря на многократные заявления президента и других чешских политиков о том, что реализация проекта возможна только при согласии на это Советского Союза. Мысль о конфедеративном (федеративном) объединении Польши и Чехословакии, как уже говорилось, всячески поддерживалась англичанами. Конфедеративное устройство территорий, непосредственно прилегавших к СССР, представлялось Лондону определенным шагом для укрепления английского влияния в восточноевропейском регионе и продолжением политики «санитарного кордона» в отношении Советского Союза. Бенеш и чехословацкое правительство согласились с проектом, усматривая в нем прежде всего преграду против возможной германской агрессии в будущем. Свою точку зрения в вопросе о ЧПК Бенеш довел до сведения Москвы сразу после восстановления советско-чехословацких дипломатических отношений. Желая улучшения советско-польских отношений, Бенеш в то же время решил не вмешиваться в спор о советско-польских границах, по которому стороны не могли договориться: поляки настаивали на границах, существовавших на 1 сентября 1939 г., Москва – на 22 июня 1941 г. Из этого, помимо прочего, следовал и разный взгляд чехословацкой и польской стороны на вопрос о Тешинской области и о так называемой Яворине (на севере Словакии), отторгнутых от Чехословакии и перешедших к Польше после Мюнхена. Все это накладывало негативный отпечаток на ход переговоров о ЧПК и тормозило их. К лету 1942 г. вопрос о конфедерации повис в воздухе, хотя ни чехословацкая, ни польская стороны не собирались от нее отказываться. Москва пока придерживала свое мнение, не говоря ни да, ни нет. Но по мере ухудшения советско-польских отношений советское руководство все более склонялось к отрицательному взгляду на проект ЧПК, оказывая в этом направлении давление на чехословацкое правительство[738]738
  См. подробнее: Марьина В. В. Советский Союз и чехо-словацкий вопрос… С. 101–148.


[Закрыть].

К тому времени уже вовсю «обкатывался» вопрос о поездке Бенеша в СССР для согласования дальнейшей политической линии, обсуждения положения в Центральной Европе, а также внутренней и внешней политики будущей ЧСР. НКИД высказался в пользу такого визита. 28 января заведующий IV европейским отделом НКИД Н. В. Новиков представил заместителю наркома иностранных дел А. Я. Вышинскому свои соображения на этот счет. Он сообщал, что статс-секретарь чехословацкого МИД Г. Рипка в беседе с А. Е. Богомоловым «без обиняков» и не впервые говорил о необходимости поездки в СССР чехословацкой правительственной делегации для обсуждения вопросов о будущем положении Чехословакии и о европейских проблемах в целом. Новиков предполагал, что в основе этих предложений лежит следующее: «чехословаки, рассматривающие трезво нашумевшую проблему чехо-словако-польской конфедерации, по всем данным считают ее прожектерством, если она не будет поддержана Советским Союзом. Прежняя ориентация чехословаков на западные державы, прежде всего на Францию, исторически абсолютно не оправдала себя, в силу чего построить здание конфедерации на аналогичной узкой базе (ориентация на Англию) могла бы снова оказаться политически несостоятельной. Вот почему чехословаки в Лондоне (Бенеш, Рипка) в разговорах с тт. Богомоловым и Майским и Фирлингер здесь упорно проводят ту мысль, что конфедерация не может существовать без одобрения СССР и что вообще чехословаки должны ориентироваться в первую очередь на СССР». Новиков полагал, что «чехословаки, учитывая наличие многих неразрешенных польско-советских проблем (в частности, вопрос о границах) и широко распространенные еще и сейчас антисоветские настроения в нынешнем руководящих кругах Польши… совершенно не уверены в том, что мы действительно одобрим идею конфедерации (подчеркнуто в оригинале. – В. М.). Допуская возможность возникновения у нас с Польшей серьезных споров и конфликтов, чехословаки хотят застраховать себя от участия в них, решительно заявляя о необходимости для Польши договориться с нами, без чего, по их концепции, никакая конфедерация невозможна. Таким образом, чехословаки хотят всегда держать открытой дверь для добрососедских отношений с нами – будь то дверь из конфедеративного польско-чехословацкого дома, будь то дверь из Чехословакии, существующей независимо от Польши. Сама Чехословакия имеет меньше оснований опасаться конфликтов с нами, ибо в советско-чехословацких отношениях до сих пор никогда не было каких-либо острых или трудно разрешимых проблем».

«Отсюда, – делал вывод Новиков, – желание Чехословакии установить непосредственные контакты с нашим правительством, причем имеются в виду, разумеется, не столько текущие вопросы советско-чехословацких отношений, сколько проблемы будущего существования Чехословакии, ее гарантий против Германии, ее отношений с Польшей (в свете высказанных соображений) и с Англией… Не исключено, однако, что чехословаки руководствуются, кроме этого, еще и другими мотивами, стремясь в своих заигрываниях с Польшей к тому, чтобы последняя сблизилась с нами, без чего союз с ней был бы подобен опасному контакту с заразным больным».

Советский дипломат полагал, что «нам не следует отказываться от предложения чехословацкого правительства. Личный контакт руководителей Советского Союза с представителями чехословацкого правительства, не чувствующего под собой в Лондоне твердой почвы именно из-за отсутствия договоренности с нами по ряду важных вопросов, мог бы привести к полезным политическим результатам (вся фраза слева по тексту отчеркнута в оригинале. – В. М.). Переговоры с чехословаками в Москве происходили бы в обстановке, в которой они не испытывали бы нажима со стороны Англии (следует ценное признание Бенеша о том, что на протяжении всего периода войны Форейн-Офис усиленно нажимал на него, добиваясь сближения с Польшей – телегр. № 93/88), что, безусловно, облегчило бы достижение взаимопонимания. В частности, мы могли бы, пользуясь целой системой рычагов, вытекающей из нашего географического положения и будущего военно-политического влияния СССР на разрешение европейских дел (от слов «в частности» до слова «дел» слева по тексту отчеркнуто в оригинале. – В. М.), добиться желательного для нас решения чехословаков по вопросу о конфедерации. Я имею в данном случае в виду, что наши бесспорные государственные интересы… заставляют нас стремиться к тому, чтобы не допустить создания польско-чехословацкой конфедерации, которая является в первую очередь не только английской или англо-польской попыткой воздвигнуть средостение между СССР и внешней Европой, но в значительной мере и чехословацкой (выделенная автором данной книги часть фразы отмечена по левому краю текста овалом. – В. М.)». Вывод Новикова гласил: «Необходимо, не открывая заранее наших карт, дать согласие на приезд чехословацкой правительственной делегации во главе с Бенешем для ведения политических переговоров, использовав в качестве формального повода необходимость договориться по ряду вопросов о военном сотрудничестве в связи с формированием чехо-словацкой бригады»[739]739
  АВП РФ. Ф. 06. Оп. 4. П. 25. Д. 276. Л. 2–5.


[Закрыть] Этот анализ, видимо, и лег в основу оценки советским руководством ЧПК. Однако пока советское правительство не готово было решить вопрос о приглашении Бенеша в СССР.

Бенеш, хотя и считал необходимым продолжить переговоры с поляками о создании конфедерации, все же, почувствовав недовольство Москвы, посчитал нужным настаивать на улучшении советско-польских отношений. Об этом ясно свидетельствует его встреча с Сикорским 2 февраля 1942 г. Польский премьер, инициатор встречи, решил проинформировать президента о дискуссии, которую он вел накануне за ланчем с югославами, греками и бельгийцами. Речь шла о том, чтобы представители оккупированных стран уже сейчас выработали совместную политическую линию в отношении Германии и сформулировали конкретные претензии к ней. Поляки мыслили себя во главе этого процесса, полагая, что можно действовать независимо от великих держав – Великобритании, США и Советского Союза. Бенеш же считал, что эти вопросы надо решать совместно с великими державами, либо, по меньшей мере, информировать союзников о подготовке таких решений, и особенно Россию, которая, по его мнению, «очень чувствительна» к подобным вещам. Иллюзорно предполагая, что война может закончиться в октябре-ноябре 1942 г. и что советская армия вот-вот придет в Европу, Бенеш не хотел конфронтации с Москвой. В записи его беседы с Сикорским значится: «Ведь ясно, что в разгроме Германии русская армия сыграет большую роль, нравится это кому-либо или нет; фактически все мы заинтересованы в том, чтобы в Берлине оказались не только русские или не только англичане, и мы должны стремиться к такому соглашению, чтобы там были, с одной стороны, русские с нами и поляками, с другой стороны, англичане и американцы с бельгийцами, голландцами и норвежцами, короче, все». Бенеш убеждал Сикорского скорее «договориться с русскими», с чем генерал был согласен, но заявил, что его позиция встречает много противников в кругах польской эмиграции[740]740
  ČPJVK. Kn. 2Dok. 93. S. 262–264.


[Закрыть].

Бенеш был недоволен не только упорством и несговорчивостью поляков, но и той «игрой», которую вела Англия в вопросах чехословацко-польско-советских отношений. Согласно записи беседы Рипки с президентом от 12 марта 1942 г., тот заявил: «Ситуация сегодня уже не такая, чтобы я стоял с шапкой в руке на ступенях Форин Офис. Англичане все еще настороженно относятся к нашим требованиям и тем самым прямо толкают нас в сторону русских. Мы не хотим этого делать, но все же, если русские согласятся с нашими требованиями и предложат нам свою поддержку, естественно, мы не сможем ее отвергнуть и не отвергнем. Англичане все время хотят играть с поляками и все время хотят соглашения между поляками и нами, но своей игрой с поляками против русских прямо осложняют, если не делают невозможным наше соглашение с поляками. Наконец, может случиться, что русские захотят играть с нами, с одной стороны, против поляков, с другой, против англичан»[741]741
  ČSVDJ. Díl 1 (březen 1939 – červen 1943). Praha, 1998. Dok. 145. S. 307.


[Закрыть]. В конце концов, так и произошло.

Бенеш засобирался в Москву, желая выяснить ее отношение к волновавшим его вопросам о континуитете ЧСР, ее границах, проекте ЧПК и т. д. 28 апреля 1942 г. на стол Молотова легла секретная справка (без подписи) о поездке Э. Бенеша в Москву и вопросах, которые он хочет поставить. «Бенеш за последние три месяца, – говорилось в справке, – неоднократно поднимал перед Богомоловым вопрос о своей поездке в Москву для переговоров с т. Сталиным». Далее излагалась суть вопросов, которые он хотел бы обсудить: а) о послевоенных границах Чехословакии. Бенеш утверждал, что «англичане якобы отстаивают мюнхенский раздел Чехословакии и английское правительство не хочет дать ему точный ответ о восстановлении Чехословакии» (это и далее подчеркнуто черным карандашом в тексте. – В. М.). «Бенеш, не получив от англичан признания домюнхенских границ Чехословакии, явно рассчитывает получить это признание от нас и тем самым заставить англичан аннулировать мюнхенское соглашение»; б) об общей границе между СССР и Чехословакией. По мнению Бенеша, если Советский Союз не будет соседом ЧСР, то ее положение будет равно довоенному – тогда нужно соглашение с Польшей и совместное урегулирование вопросов с Венгрией; если же СССР твердо намеревается стать соседом Чехословакии, то «обстановка круто изменится», «можно будет по другому развивать и отношения с Польшей», которая «тогда не сможет играть большой роли». «Таким образом, общая граница с СССР, по Бенешу, является предпосылкой будущей безопасности Чехословакии»; в) Бенеш заявил Богомолову, что, «желая, чтобы украинский вопрос исчез окончательно, он хотел бы передать СССР Карпатскую Украину, чтобы быть уверенным в том, что никакие происки чужих держав не могли бы использовать украинцев в своих целях»; г) признание границ СССР. Естественно, что ставить вопрос об общей границе между СССР и Чехословакией и тем более о передаче СССР Карпатской Украины Бенеш может, лишь признавая необходимым восстановление границ СССР 1941 г. Бенеш «стоит целиком на советской точке зрения самоопределения наций, и поэтому считает, что присоединение Литвы, Латвии и Эстонии к СССР, а также Западной Белоруссии и Западной Украины, было желанием этих народов, и он целиком признает эти территории советскими»; д) об отношении СССР к польско-чехословацкой конфедерации. Бенеш заявил Богомолову, что «все это существует только в сослагательном наклонении и зависит от отношений между СССР и Польшей. Только при условии полной демократизации Польши и полного урегулирования всех ее спорных вопросов с СССР было бы возможно реализовать это соглашение с Польшей. Вообще он против всех соглашений, которые могли бы оказаться подозрительными СССР». Далее речь шла о переселении в Германию судетских немцев, о «наказании предателей славянства» («Словакию надо почистить от тех элементов, которые втянули ее в войну с Советским Союзом»), о мероприятиях по «подготовке взрыва германского тыла», особенно на территории Чехословакии, «когда советские войска пойдут южным путем в Европу».

Авторы справки считали приезд Бенеша в СССР «целесообразным и своевременным» (последнее слово обведено черным карандашом. – В. М.) и обосновывали это так: а) «Бенеш под английским влиянием договорился в принципе с поляками о польско-чехословацкой конфедерации, являющейся для нас неприемлемой. Однако имеются основания полагать, что Бенеш ныне готов отойти от этой комбинации при условии гарантии безопасности будущей Чехословакии со стороны Советского Союза. Ликвидировать через Бенеша в самом зародыше эту конфедерацию и польские интриги вокруг нее было бы весьма желательно»; б) Бенеш «признает наши границы 1941 г.». «Об этом он заявлял неоднократно нашим представителям, и вполне вероятно, что он будет готов заявить об этом публично в итоге переговоров в Москве, получив взамен от нас признание необходимости восстановления домюнхенских границ Чехословакии»; в) «из числа всех эмигрантских правительственных деятелей Бенеш, считающийся с популярностью СССР в чехословацких народных массах, является относительно наиболее приемлемой для нас фигурой и должен быть нами использован для выявления и нейтрализации антисоветских интриг, ведущихся в Лондоне враждебными нам английскими, польскими и прочими кругами».

С другой стороны, по мнению составителей справки, поездка Бенеша в СССР в данный момент имела бы и свои отрицательные (слово обведено черным карандашом. – В. М.) стороны. «Публичное признание границ СССР 1941 г. такой малой страной, как Чехословакия, прежде чем будет достигнута договоренность о признании этих границ великими державами – Англией и США – может быть истолковано как признак противоречий между нами и союзниками в этом вопросе». «Поездка Бенеша, безусловно, заставит насторожиться английское правительство, а предлагаемые ниже соглашения вряд ли получат безусловное одобрение со стороны англичан и вызовут с их стороны известное недовольство (которое можно будет до некоторой степени сгладить тем, что в зрелой стадии переговоров с Бенешем мы можем проинформировать англичан о намечающемся соглашении с Чехословакией)». «Разумеется, что польское правительство отнесется к поездке Бенеша и к нашему соглашению с ним отрицательно и что это может стать новым источником трений между нами и поляками».

И все же составители справки, «учитывая вышеуказанные бесспорные положительные моменты», считали целесообразным пригласить Бенеша в СССР. Указывались и возможные итоги переговоров, которые могли бы завершиться подписанием а) совместной советско-чехословацкой декларации; б) соглашения о займе; в) секретного соглашения по некоторым из перечисленных выше вопросов. Высказывались соображения относительно возможного содержания этих документов. Декларация могла бы включать в себя: взаимное признание незыблемости границ, нарушенных гитлеровской агрессией (в отношении Чехословакии – домюнхенских границ, а в отношении СССР – границ 1941 г.); заявления о решимости обеих стран бороться до полного изгнания врага со своих территорий; заявление о решимости обеих стран содействовать обеспечению свободы и независимости всех славянских народов, угнетаемых гитлеровцами и их ставленниками; заявление о готовности обеих стран сотрудничать в деле такого послевоенного устройства Европы, которое исключало бы повторение гитлеровской агрессии. Соглашение о займе (последнее слово обведено черным карандашом. – В. М.) должно было бы содержать заявление о согласии советского правительства предоставить на льготных условиях заем на содержание чехословацкой военной части на территории СССР, военных и дипломатических миссий Чехословакии в СССР, а также условий, на которых этот заем предоставляется. Секретное соглашение могло бы содержать обязательство Чехословакии не участвовать без согласия СССР ни в каких блоках, конфедерациях, союзах, таможенных или валютных униях; готовность СССР заключить с восстановленной Чехословакией договор о военном союзе; согласие СССР поддержать требование Чехословакии о выселении немцев из Судетской области; одностороннее заявление Чехословакии о ее желании присоединения Карпатской Украины к Советскому Союзу[742]742
  АВП РФ. Ф. 06. Оп. 4. П. 25. Д. 274. Л. 2–6.


[Закрыть]. На первой странице документа в верхнем левом углу помета чернилами: За т. Деканозовым, Соболевым, Уманским. Скорее всего, все пометы были сделаны Молотовым и свидетельствовали о его внимательном ознакомлении с документом. В справке, по сути, намечалась перспектива советско-чехословацких отношений на ближайшее время. Речи о договоре в ней пока не было. Вопрос о приглашении Бенеша в Москву оставался открытым, хотя и содержались рекомендации решить его положительно.

О своем желании посетить Москву Бенеш сообщил английскому посланнику при чехословацком правительстве Ф. Б. Николсу 1 мая 1942 г. Как предполагал президент, поездка должна была состояться летом 1942 г. По словам Бенеша, он намеревался обсудить с советским руководством два вопроса: о переговорах с поляками относительно создания конфедерации и о том, чтобы «при внутренней реконструкции республики после войны Советы не вмешивались в наши дела… Мы хотим проводить сбалансированную политику между Востоком и Западом»[743]743
  ČSVDJ. Díl 1. Dok. 157. S. 322.


[Закрыть]. Бенеш полагал, что после подписания готовившегося англо-советского договора «актуальными станут другие вопросы Центральной Европы», включая чехословацкий и польский, а также вопрос о конфедерации. Президент считал необходимым «информировать Советы» о том, как он представлял себе переход к послевоенным условиям в освобожденной стране[744]744
  ДМИСЧО, 4–1 M., 1981. С 211. (далее: ДМИСЧО 4–1).


[Закрыть]. 8 мая Бенеш говорил с Майским о желании посетить Москву, когда условия созреют для этого[745]745
  ČSVDJ. Díl 1. Dok. 160. S. 328.


[Закрыть].14 мая Вышинский напомнил Молотову о неоднократных предложениях Бенеша относительно поездки в СССР. «Поскольку чехословаки на протяжении столь длительного времени ставят этот вопрос, я считал бы необходимым дать им тот или иной ответ», – писал Вышинский. Слева от текста записки помета чернилами: Копию телеграммы Молотова т. Богомолову т. Вышинский получит сегодня-завтра. Дата: 14 мая. Подпись: С[ергей] К[озырев][746]746
  АВП РФ. Ф. 06. Оп. 4. П. 25. Д. 276. Л. 10.


[Закрыть]. Указание Богомолову было дано, и 15 мая он сообщил Бенешу о принципиальном согласии советского правительства на его приезд в СССР в любое время[747]747
  Там же. Oп. 6. П. 70. Д. 838. Л. 16–17.


[Закрыть]. Хотя до этого Бенеш активно зондировал возможность своей поездки в СССР, но 21 мая президент сообщил Фирлингеру, что считает ее преждевременной. Он не хотел выглядеть вымаливающим этот визит: «Я поеду лишь в том случае, когда это желание проявим не только мы, но когда и они (Советы. – В. М.) тоже проявят к этому интерес и пригласят меня». Сообщение Богомолова о согласии советского правительства принять его в любое время он характеризовал как «в целом ни то ни се», «ни рыба ни мясо»[748]748
  ČSVDJ. Díl 1. Dok. 165. S. 337–338.


[Закрыть]. Возможно, это и являлось одной из причин, понудивших Бенеша «притормозить» решение вопроса о его поездке в СССР, но главное, по-видимому, состояло в том, что в Лондоне начались советско-английские переговоры, и президент ждал их результатов.

Подписать договор намечалось в ходе визита В. М. Молотова в Англию, который начался 20 мая. Именно в это время Бенеш и Сикорский (20 мая), а затем Рипка и Рачиньский (21 мая) обсудили вопрос о положении дел с чехословацко-польской конфедерацией. Общая запись об итогах встреч, сделанная Рипкой, свидетельствовала о большой их напряженности и наличии претензий друг к другу. Сикорский упрекал Бенеша в том, что тот (точнее Фирлингер) слушается «приказов Москвы», говорил, что, если Чехословакия не хочет конфедерации, то Польша, несмотря на свое стесненное географическое положение, может существовать и самостоятельно. На что Рипка ответил репликой: «И Чехословакия тоже может». Разгневанный Бенеш заявил, что он ужасно удивлен словами Сикорского, и главное их тоном, и не понимает причины этого. Он выразил сомнение в том, что такое можно снести, и добавил: «Я сам Вам следовать не буду». Сикорский несколько сбавил тон, но продолжал уговаривать Бенеша в том, что уже сейчас, заграницей, надо готовиться к отпору коммунизму, поскольку Сталин, дескать, после войны «снова будет работать с Коминтерном». Польский премьер добавил, что считает Сталина весьма реалистично мыслящим государственным деятелем, но удивлен тем, насколько убежденным коммунистом тот является. Сикорский выражал недовольство ясно выраженным нейтралитетом Чехословакии в решении спорных советско-польских вопросов. Считая, что Россия будет чрезвычайно истощена войной, он утверждал, что решающее слово после нее будет принадлежать Америке и Англии и что следует договориться о том, чтобы опираться в политике именно на них. Бенеш ответил, что, исходя из имеющегося у Чехословакии опыта, он не может ориентироваться исключительно на англосаксонские страны, поэтому «мы будем вести себя осторожно и ждать конкретных результатов войны»[749]749
  ČPJVK. Kn. 2. Dok. 108. S. 288–295.


[Закрыть]. 26 мая советско-английский договор был подписан. В его пятой статье значилось, что договаривающиеся стороны будут «действовать в соответствии с двумя принципами – не стремиться к территориальным приобретениям для самих себя и не вмешиваться во внутренние дела других государств»[750]750
  Ржешевский O. A. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии. Документы, комментарии 1941–1945 М., 2004. С. 190–193.


[Закрыть].

27 мая Молотов вылетел в США, где пробыл до 5 июня, а затем вернулся в Англию. Здесь он снова встречался с Черчиллем и Иденом, а также с главами эмигрантских правительств ряда малых стран. Среди прочих во время встречи Идена с Молотовым 9 июня обсуждался и вопрос о заключении договоров с ними, в частности, советско-югославского договора. Молотов заявил о желательности этого. Идеи считал, что спешить с этим не надо, что следует «избежать соревнования между Великобританией и СССР в деле заключения различных договоров с малыми странами», особенно, что касается их послевоенных границ. Он заявил, что английское правительство хочет «избежать заключения подобных договоров и просит об этом советское правительство». Молотов обещал доложить Москве о высказанном Иденом мнении. 4 июля нарком сообщил Майскому: «Можете сообщить Идену, что в принципе мы с его предложением согласны и хотели бы иметь со стороны англичан конкретные предложения по этому вопросу»[751]751
  Ржешевский O. A. Сталин и Черчилль. С. 316–317, 346.


[Закрыть]. Но англичане сочли достаточным получение принципиального согласия советского правительства и не удосужились представить просимые конкретные предложения, что впоследствии, при решении вопроса о советско-чехословацком договоре, сыграло немаловажную роль.

Бенеш полагал, что подписание советско-британского договора о союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны на период 20 лет имеет большое значение с точки зрения развития советско-чехословацких отношений. Он гордился тем, что принимал участие в подготовке договора и получил от Идена благодарность за то, что «оказал влияние на английскую общественность и представил все необходимые доводы в пользу соглашения с Советским Союзом»[752]752
  АВП РФ. Ф. 06. Оп. 6. П. 70. Д. 838. Л. 16–17.


[Закрыть]. Президент высоко оценил договор, считая его «документом серьезным, на сто процентов отвечающим нашей сегодняшней и послевоенной политике», «фундаментальным для послевоенного урегулирования, определяющим на длительный период общую политику России и Англии в Европе»[753]753
  Там же. Л. 27–28.


[Закрыть].

В начале июня Богомолов довел до сведения Рипки, что «советское правительство выступает за восстановление независимой, сильной Чехословакии… в тех границах, которые существовали до Мюнхена»[754]754
  Там же. П. 14. Д. 145. Л. 5–6.


[Закрыть]. Готовилась почва для встречи Бенеша с Молотовым[755]755
  Там же. Д. 142. Л. 108.


[Закрыть], которая состоялась 9 июня 1942 г. Сегодня известны две записи беседы: одна, сделанная Богомоловым[756]756
  Там же. Оп. 4. П. 5. Д. 48. Л. 13–16. Начало записи опубликовано в ДМИСЧО 4–1. Док. 159. С. 228–229, полная запись см.: Ржешевский O. A. Сталин и Черчилль. С. 323–325.


[Закрыть], и вторая, сделанная несколько дней спустя Бенешем[757]757
  ČSVDJ. Díl 1.1. Dok. 171. S. 348–351.


[Закрыть]. Записи в принципе (по перечню обсужденных проблем, описанию позиций) мало чем отличаются друг от друга, некоторая разница есть в акцентах, более или менее подробном изложении интересующих обе стороны вопросов. «Молотов принял Бенеша по его инициативе в помещении посольства. Бенеш начал беседу с выражения благодарности советскому правительству за дружественную линию по отношении к Чехословакии за несколько лет до ликвидации и в период ликвидации Чехословакии», «за выражение пожелания видеть Чехословакию восстановленной в домюнхенских границах», – так начинается советская запись беседы. Бенеш в самом начале своей записи констатировал: «Разговор с Молотовым был прямым, ясным, очень конкретным и вполне дружественным. Были обсуждены все касающиеся нас основные вопросы и констатированы взаимное доверие и дружественные отношения, которые будут постоянными. Майский сказал об этом Рипке 11 июня (говоря о результатах беседы): «Молотов был очень доволен беседой». Можно полагать, что все вопросы между нами выяснены и что можно приступить к конкретному обсуждению всего, что касается наших взаимоотношений». В оценке Мюнхена мнения собеседников совпали, но замечание Молотова о том, что «особенно вредной была позиция Франции в период Мюнхена», с чем Бенеш согласился, и его ответ: «Чехословакия была столько лет верна Франции и, в конце концов, была предана ею» есть только в советской записи.

«Характеризуя свою политическую линию, Бенеш сказал, что Чехословакия географически находится в тяжелом положении, окруженная Австрией, Германией, Польшей и Венгрией. В этой обстановке она вынуждена искать себе опору… В течение 20 лет Чехословакия ориентировалась на Запад и прежде всего на Францию. Теперь положение резко меняется, и если СССР станет соседом Чехословакии, то ориентировка на СССР будет соответствовать более всего интересам Чехословакии и симпатиям чехословацкого народа. Надо построить такую Европу, чтобы повторение Мюнхена стало невозможным. Для этого Чехословакия шла и идет на сближение с Польшей и СССР. Молотов подтвердил необходимость предотвращения второго Мюнхена и необходимость сближения Чехословакии и Польши, но спросил Бенеша, как он понимает польско-чехословацкую конфедерацию, так как вопрос об этой конфедерации не совсем ясен для советского правительства». Бенеш сказал, что «ни при каких условиях эта конфедерация не будет использована против СССР, что это только стремление Чехословакии использовать соседство с Польшей для укрепления своего положения в Центральной Европе (подчеркнуто. – В. М.)». Это утверждение в записи Бенеша отсутствует. Молотов заявил, что «рад это слышать», что СССР надеется иметь с Польшей хорошие отношения и преодолеть все имеющиеся во взаимоотношениях трудности путем «некоторых взаимных уступок», но «не за счет Украины и Белоруссии, а за счет Германии». При этом нарком заметил, что «в польских кругах имеются лица, у которых еще сильны антирусские настроения и проявляется тенденция к использованию польско-чехословацкой конфедерации против СССР». Бенеш согласился, что «такие люди среди поляков есть, но Чехословакия не пойдет на создание конфедерации без выполнения двух условий: 1) демократизация Польши и 2) урегулирование всех спорных вопросов между Польшей и СССР. В любом случае конфедерация будет реальностью только после освобождения обеих стран и в условиях демократического обсуждения этой конфедерации». Молотов обратил внимание Бенеша на то, что Рачиньский толковал «конфедерацию весьма широко, как объединение многих государств от Балтийского моря до Эгейского и вдобавок включил в это объединение Литву». «Бенеш замялся и сказал, что Чехословакия не может и не хочет вмешиваться в польско-советские пограничные споры, но что он считает вопрос о Литве как о советской республике бесспорным, а большие союзы государств бесполезными… Еще раз повторил, что он не пойдет на такую польско-чехословацкую конфедерацию, которая будет враждебна интересам СССР, и что, если ему придется выбирать между Польшей и СССР, то он. безусловно, выберет СССР (подчеркнуто. – В. М.)». Этого заявления в записи Бенеша также нет.