Текст книги "Второй президент Чехословакии Эдвард Бенеш: политик и человек. 1884–1948"

в) Если же Франция и Великобритания будут настаивать на своих требованиях, речь пойдет не только о судьбе Чехословакии, но и о судьбе других стран, и особенно о судьбе Франции[442]442
  Dr. Edvard Beneš. Mnichovské dny. S. 255–258.


[Закрыть].

Англо-французские предложения, по сути, были отклонены. Соответствующую ноту оба посланника получили 20 сентября между 8 и 9 часами вечера. Но уже в ночь с 20 на 21 сентября (после двух часов ночи) они передали Бенешу ответ своих правительств. Бенеш называет эту встречу «историческим ультимативным разговором на Пражском Граде», который был, по его мнению, «предисловием ко всей дальнейшей катастрофе многих европейских государств и, собственно, почти всего мира». Встреча протоколировалась. Британский посол сначала зачитал, а затем передал Бенешу письменный текст ответа своего правительства, которое а) настоятельно требует, чтобы правительство Чехословакии отозвало свой отрицательный ответ от 20 сентября и изменило свою точку зрения, приняв французско-британские предложения; б) обращает внимание чехословацкого правительства, что доведение до сведения общественности его отрицательного ответа привело бы к немедленному вторжению немецкой армии в Чехословакию; в) отказывается передать германскому правительству предложение об арбитраже, на который, согласно чехословацко-немецкому договору, Чехословакия имела право; г) заявляет, что не может взять на себя ответственность за ситуацию, которая была бы создана чехословацким правительством в случае, если бы оно не действовало в соответствии с британскими советами и предложениями. Во всяком случае, это будет означать совершенную британскую незаинтересованность (désintéressement) в том, что произойдет с Чехословакией.

Французский посланник, передавший ответ своего правительства устно, был, по мнению Бенеша, более категоричен и касался французско-чехословацких отношений: «Если чехословацкое правительство не сможет немедленно принять французско-британские предложения и отвергнет их, и если возникшая ситуация приведет к войне, то за нее будет ответственна Чехословакия, а Франция в этой войне участвовать не будет». В 12 часов дня 21 сентября по требованию Бенеша эта нота была передана ему в письменном виде. «Французский посланник передал мне ответ своего правительства со слезами на глазах; по праву он оплакивал конец двадцатилетней политики, которой мы оставались верными до самой смерти. Что чувствовал в эту минуту британский посланник, я не знаю: он был холоден и смотрел упорно в пол во время объяснений французского посланника. У меня было впечатление, что оба в душе стыдятся миссии, которую от имени своих правительств выполняли»[443]443
  Ibid. S. 259–262.


[Закрыть].

В записи беседы значится: «Что бы ни произошло, они (Англия и Франция. – В. М.) снимают с себя ответственность. Президент Бенеш: Это ультиматум. Они: Нет, только советы»[444]444
  Československá zahraniční politika v roce 1938. Sv. II. Dok. 653. S. 346.


[Закрыть]. В конце встречи с обоими посланниками президент сказал: «Как я вижу, вы предложили мне от имени своих правительств определенного рода ультиматум. То, что ваши страны делают в отношении моей страны – единственный случай в истории. Я созову правительство и политические партии, и мы все вместе примем решение. Вы настоятельно требуете немедленного решения. Я не могу ничего обещать, но попытаюсь, чтобы ответ на ваш ультиматум был дан, если это возможно, еще сегодня»[445]445
  Dr. Edvard Beneš. Mnichovské dny. S. 263.


[Закрыть]. Затем президент поклонился обоим посланникам и удалился из кабинета приемов.

Как пишет Бенеш, он провел страшную ночь, размышляя о своей ответственности за принятие решения и о возможных альтернативах. Прежде всего, о возможности отвергнуть ультиматум и начать войну с Германией: «мы были в целом к ней в военном отношении, как и Германия, готовы. Это было самым легким, и особенно лично для меня, учитывая ответственность в ту минуту, наиболее приемлемым. Но что будет, если мы вынуждены будем вести эту войну в одиночку? Я взвесил всё…». Что касается Англии и Франции, то они уже заявили о своей «незаинтересованности» в судьбе Чехословакии в случае ее военного конфликта с Гитлером. Что касается России, то Бенешу, по его словам, «в тот момент не были достаточно ясны ее будущие практические действия (подчеркнуто. – В. М.), но то, что она будет в принципе с нами, мне было определенно ясно». Относительно двух соседей Чехословакии – Венгрии и Польши – у Бенеша не было «больших сомнений»: «Венгрия уже тогда находилась в полном сговоре с Германией против нас…»; Польша также открыто выступала против Чехословакии.

«Вывод из размышлений, – как пишет Бенеш, – был печален: мы вели бы войну в изоляции, вторжение в нашу страну трех наших ближайших соседей, смерть и уничтожение сотен тысяч наших людей, разорение страны и гибель государства. Одновременно я предполагал и определенно считался с решительным отказом всех этих государств не допустить помощи нам со стороны советской России, и, в конце концов, общее выступление против нее и попытка ее уничтожения, если она все же решится прийти к нам на помощь. В данной европейской ситуации я не мог исключать, что реакционные западные круги в этом случае попытались бы содействовать борьбе «не на жизнь, а на смерть нацизма против большевизма», и даже, возможно, и помогли бы Германии [в войне] против России. Могу ли я в этом случае рисковать? Это был постоянно встающий передо мной, приводящий в отчаяние и решающий вопрос».

При этом, по словам Бенеша, он был уверен, что Гитлер не будет удовлетворен достигнутым «и пойдет дальше, вплоть до европейской войны». Из всех этих размышлений следовало: «Мы должны своей умеренностью доказать, что республика, поступая легкомысленно, не хочет лишь из-за части своей территории вовлечь Европу во вторую великую европейскую войну, что не хочет, чтобы только из-за нее Европа была залита кровью и разорена». Бенеш надеялся убедить в этом западные державы и привлечь их на свою сторону в предстоящей схватке с Германией. Эта надежда, как он пишет, не покидала его до самого последнего момента, когда он узнал о совещании в Мюнхене[446]446
  Ibid. S. 264–266.


[Закрыть].

21 сентября утром состоялось заседание правительства, представителей политических партий и армии в лице генерального инспектора вооруженных сил генерала Я. Сыровего и начальника Генерального штаба генерала Л. Крейчи. Бенеш доложил о ночной встрече с посланниками двух стран. Началась свободная дискуссия: «все участники взяли слово и изложили свое мнение о том, что нам делать. Все с большей или меньшей решимостью сначала отстаивали точку зрения о том, что нельзя отступать». Но когда началось обсуждение вопроса о возможных последствиях этого и, особенно, о последствиях изолированной войны, «мнения начали сильно расходиться и постепенно менялись». Оба приглашенных генерала, заявляя, что армия выполнит то, что ей прикажет правительство, высказали общее мнение, что в сложившихся условиях – оккупации Австрии, недружелюбного поведения Венгрии и Польши, ясной позиции Англией и Францией – с военной точки зрения «у нас есть возможность лишь короткой и трудной обороны, которая не может быть длительной». В сложившихся обстоятельствах они не могли рекомендовать начать изолированную войну с Германией. Что предпримут практически с военной точки зрения Советы, по их мнению, пока тоже неясно. «В этом плане из Москвы, насколько им известно, пока нет никаких точных сведений». «Надо сказать, – пишет Бенеш, – что точка зрения наших военных, высказанная ясно и открыто, сильно повлияла на всех участников совещания»[447]447
  Ibid. S. 267–268.


[Закрыть].

Английский и французский посланники были настойчивы в требовании немедленного ответа. И вечером 21 сентября он был дан. В 20.30 Крофта сообщил циркулярной депешей чехословацким дипломатическим представительствам о принятии Чехословакией англо-французских предложений. В ней говорилось: «Вынужденное обстоятельствами и чрезвычайным давлением французского и английского правительств чехословацкое правительство с душевной болью принимает французско-английские предложения, надеясь, что оба указанных правительства сделают все, чтобы при их реализации были сохранены жизненные интересы Чехословакии»[448]448
  Československá zahraniční politika v roce 1938. Sv. II. Dok. 666. S. 361.


[Закрыть]. «Наша жертва, – говорилось в чехословацкой ноте, – мир не сохранит, и в войне, которую западные союзники, Советский Союз и другие в ближайшее время, несмотря на наши жертвы, будут в любом случае вынуждены вести, мы встанем на сторону тех, которые сегодня от нас отреклись». По словам Бенеша, «ни одно из условий, включенных в текст нашей ноты от 21 сентября, в ходе дальнейших действий великих держав с момента раздела и занятия территорий Чехословакии на основании мюнхенского соглашения и до немецкого вторжения 15 марта 1939 г. выполнено великими державами не было»[449]449
  Dr. Edvard Beneš. Mnichovské dny. S. 272.


[Закрыть].

21 сентября по стране прошли манифестации с требованием не отступать и начать войну. Правительство Годжи ушло в отставку. Новым главой кабинета стал генерал Я. Сыровы. Чтобы внести успокоение, Бенеш 22 сентября выступил с радиообращением к народу. Указав на связанность чехословацкого вопроса со всеми европейскими делами и процессами, он подчеркнул важность «при всех обстоятельствах сохранять спокойствие и рассудительность, и особенно единство народа», и заявил, что у него «имеется план на все случаи» и что он не допустит «ни в чем ошибки»: «Если необходимо будет бороться, мы будем бороться до последнего дыхания. Если же будет необходимо и можно вести переговоры, будем их вести»[450]450
  Ibid. S. 277–278.


[Закрыть]. Поскольку впоследствии Бенеша очень критиковали за это выступление, он счел нужным в мемуарах разъяснить, что он имел тогда в виду, указав, что его разъяснение – не следствие более поздних событий, а вытекает из всех его действий, заявлений и поступков в период мюнхенского кризиса и сразу после него.

По словам Бенеша, его выступление «точно отражало все мое понимание тогдашней ситуации и моих дальнейших умыслов. Оно означало следующее: а) Я считаюсь со всеми возможностями, и мой план таков: войны с гитлеровской Германией не избежать; либо теперь, либо позднее дело до нее дойдет. Я хотел бы, чтобы она началась сейчас, но Париж и Лондон не оценивают правильно ситуацию и принудили нас к невиданным переговорам и концессиям, которые убийственны для нас и для них самих. Но если бы мы их отвергли, то нас сразу бы совершенно определенно покинули бы обе западные демократии, и Германия немедленно и полностью уничтожила бы нас. Простой отказ и изолированная немецкая война против нас были бы в сложившейся ситуации в эту минуту наибольшим злом для нас; б) поэтому мы пошли на переговоры, как на меньшее зло. Однако эти переговоры могут провалиться. В этом случае дело сразу же дойдет до войны, в которой на нашей стороне, учитывая сделанные нами концессии, будут в любом случае Франция, Советский Союз, а также Великобритания. Иным путем мы западные демократии на нашу сторону привести не могли…; в) Обязанностью нашего правительства является любой ценой сохранить государство, хотя бы и в урезанном виде, вплоть до того момента, когда произойдет очередной кризис [в отношениях] с Германией. Он определенно должен произойти, и результатом этого будет всеобщая война. А она нам вернет всё, что мы потеряли бы сейчас»[451]451
  43 Ibid. S. 279–280.


[Закрыть].

23 сентября Бенеш направил инструкцию Осускому для информирования Даладье, в которой говорилось: «То, что нам было предложено Францией и Англией, мы посчитали ужасным, мы не могли поверить своим глазам, что Франция способна на нечто подобное… нажим был таким, что это имело характер ультиматума… Это навсегда останется позором Франции, а также Англии… Повторяю: то, что произошло, не имеет аналогов в истории»[452]452
  Československá zahraniční politika v roce 1938. Sv. II. Dok. 679. S. 369.


[Закрыть]. 23 сентября К. Крофта передал по телефону инструкции чехословацким послам в Париже и Лондоне: попытаться внести поправки в англо-французский план решения судето-немецкого вопроса и «показать на карте, насколько бессмысленными стали бы потом границы и как глубоко врезалась бы Германия в чехословацкую территорию. Государство оказалось бы стратегически несостоятельным… Подчеркните, что принцип о пятидесятипроцентных районах должен быть скорректирован так, чтобы новая граница отвечала потребностям, прежде всего коммуникационным, экономическим и географическим, и что международная комиссия получит право действовать в этом духе. Сделайте, что удастся, возможно, также путем обращения к отдельным политикам, парламентариям и даже оппозиционерам»[453]453
  Ibid. Dok. 680. S. 370.


[Закрыть].

Но было уже поздно. 23 сентября на встрече с Чемберленом в Годесберге Гитлер ультимативно выдвинул более жесткие, чем англофранцузские, условия решения судето-немецкого вопроса[454]454
  ДМИСЧО, 3. Док. 372. С. 533–534.


[Закрыть]. Слабые попытки Чемберлена возразить со ссылкой на то, что Прага не примет подобные требования, не увенчались успехом. Английский премьер согласился передать их Бенешу и чехословацкому правительству, что и было сделано в тот же день послом Великобритании в Праге Б. Ньютоном[455]455
  Československá zahraniční politika v roce 1938. Sv. II. Dok. 689. S. 375–376.


[Закрыть]. Осуществление этого плана, по Бенешу, означало с точки зрения коммуникаций полный паралич всей чехословацкой территории и нарушение шоссейных, железнодорожных и речных коммуникаций в такой мере, что вся территория республики распадалась на три части, почти вообще друг с другом не связанные. План означал ликвидацию Чехословакии как экономического целого, паралич всей оставшейся чехословацкой промышленности, изъятие большей части сырьевой базы, создание полной экономической зависимости новой Чехословакии от Германии и моментальное превращение государства, активно экспортирующего, в государство, полностью зависящее от импорта из Германии. С военной и стратегической точки зрения план означал уничтожение всей существующей обороны государства и невозможность создания какой-либо эффективной обороны в будущем[456]456
  Dr. Edvard Beneš. Mnichovské dny. S. 290–291.


[Закрыть].

Но и Лондон, и Париж, похоже, тоже были обескуражены новыми требованиями Гитлера. 24 сентября Э. Галифакс принял Я. Масарика и заявил ему, что ни он, ни премьер не могут советовать Чехословакии принять эти требования. Но он настаивал, как сообщал Масарик в МИД ЧСР, на необходимости подумать о том, не лучше ли уступить Гитлеру, чем быть разбитыми. Премьер, по заявлению Галифакса, уверен в том, что Гитлер, «получив судетские области, навсегда оставит Европу в покое». Масарик, по его словам, ужаснулся этой преступной «наивности» и выразил крайнее удивление по поводу того, что английский премьер стал «почтальоном» «убийцы и гангстера Гитлера». «Галифакс, глубоко взволнованный, повторил: к сожалению, это так». Далее он сообщил Масарику, что английский Генеральный штаб ожидает нападения на Чехословакию без объявления войны в ближайшее время, еще до первого октября. Масарик от своего имени заявил Галифаксу, что считает «ужасный документ Гитлера неприемлемым», и сказал: «скорее мы все умрем, чем переживем такое унижение»[457]457
  Československá zahraniční politika v roce 1938. Sv. II. Dok. 706. S. 387.


[Закрыть].

Б. Ньютон, вручивший К. Крофте меморандум Гитлера, переведенный на английский язык, подчеркнул, что имеет указание только передать документ, без каких-либо советов и давления. Вечером 23 сентября Ньютон сообщил о получении им телефонного звонка из Лондона о том, что английское и французское правительства не берут на себя ответственности советовать Чехословакии не проводить мобилизацию[458]458
  Ibid. Dok. 684. S. 372.


[Закрыть]. Эта информация, по словам Бенеша, принесла «мне в ту минуту огромное облегчение. Мы не хотели войны, но морально и технически были к ней готовы». Президенту казалось, что случившееся в Годесберге должно стать поворотным пунктом во всей ситуации, подтверждением того, что он постоянно твердил западным державам относительно дальнейших планов гитлеровской Германии. 23 сентября в 8 часов вечера на Граде состоялось новое заседание правительства, с участием представителей политических партий и армии. Было сообщено о мнении английского и французского руководства: предоставить чехословацкому правительству самому решать вопрос о мобилизации, но, «по возможности, тактично провести эти меры». Кроме того, стало известно, что Даладье заявил, что если Чехословакия подвергнется нападению, то «Франция вступит в войну для оказания ей помощи»[459]459
  ДМИСЧО, 3. Док. 367. С. 526–527.


[Закрыть]. Бенеш просил согласия на проведение мобилизации: «я не скрывал, что считаю это действительным поворотом и что всеобщая европейская война, в которой вместе с нами будут Франция и Советский Союз, а затем и Великобритания, начнется в течение нескольких дней». «Председатель правительства, – говорится в протоколе заседания, – рекомендует провести мобилизацию в качестве единственно правильной меры». «Решение о немедленном проведении мобилизации и скорейшем осуществлении всего, что будет необходимо для ведения войны, было принято единогласно»[460]460
  Dr. Edvard Beneš. Mnichovské dny. S. 293–295.


[Закрыть], – пишет Бенеш.

Сразу же после совещания, по словам президента, и еще в присутствии большинства его участников он подписал декрет о всеобщей мобилизации и назначил генерала Крейчи генералиссимусом на случай войны[461]461
  Сам Бенеш, согласно конституции, являлся главнокомандующим вооруженными силами ЧСР.


[Закрыть]. Сорок прекрасно вооруженных дивизий должны были быть призваны к оружию и готовы к обороне на всех границах[462]462
  Позднее, во время Мюнхенского совещания, Англия и Франция дезавуировали свои заявления о том, что они придут на помощь Чехословакии в случае неспровоцированного нападения на нее Германии. Чемберлен якобы цинично заявил, что «все это не принималось им всерьез, а было лишь маневром для оказания давления на Гитлера, другими словами, это был контрблеф Чемберлена» (ДМИСЧО, 3. Док. 394. С. 558).


[Закрыть].

Бенеш согласовал с Масариком по телефону ответ чехословацкого правительства на Годесбергский меморандум. 25 сентября посланник передал английскому правительству следующую ноту: «Мое правительство изучило сегодня документ и карту. По сути, это – ультиматум, который предлагается побежденному народу, а не предложение суверенному государству, которое доказало всю возможную готовность к жертвам во имя европейского мира. Ни малейших следов такой готовности к жертвам не проявило до сих пор правительство господина Гитлера.

Мое правительство ужаснуло содержание меморандума. Предложенное далеко превосходит то, на что мы согласились по так называемому англо-французскому плану. Оно лишает нас какой-либо гарантии сохранения нашего национального существования… Наша национальная и экономическая независимость автоматически ликвидировалась бы принятием предложений господина Гитлера». В ноте говорилось о неприемлемости для правительства требований Гитлера: «Против этих новых жестоких требований мое правительство чувствует себя обязанным выступить самым решительным образом – и мы это сделаем с Божьей помощью. Народ святого Вацлава, Яна Гуса и Томаша Масарика не станет рабом. Сегодня мы надеемся, что обе великие демократии Запада, чьи желания мы исполняли часто против собственных убеждений, будут с нами в час испытаний»[463]463
  Dr. Edvard Beneš. Mnichovské dny. S. 296–297.


[Закрыть].

26 сентября Гитлер произнес в берлинском Дворце спорта речь, полную ярости, против Чехословакии и лично Бенеша. В ней говорилось: сегодня перед нами стоит последняя проблема, которая должна быть решена и решена будет. «Это последнее территориальное требование, которое мы должны предъявить Европе». Фюрер заявлял, что не хочет «бездейственно и спокойно смотреть, как этот сумасшедший Бенеш полагает, что может тиранить три с половиной миллиона человек… Здесь я могу сказать лишь одно: там – господин Бенеша, а здесь – я. И мы – два разных человека… моя терпеливость, что касается судето-немецкой проблемы, уже иссякла… Сегодня в руках Бенеша решение, быть войне или миру. Или же он это предложение примет и даст, наконец, немцам их свободу, или мы пойдем и принесем им эту свободу. Мы полны решимости. Господин Бенеш пусть сегодня выбирает!»[464]464
  Ibid. S. 298–301.


[Закрыть].

24-26 сентября в Чехословакии была проведена мобилизация. 26 сентября Бенеш пригласил к себе начальника своей военной канцелярии генерала С. Благу и дал ему инструкции, в конце заявив: «Эта война будет ужасной… И мы будем защищаться до последнего дыхания и пойдем до конца, что бы ни случилось. Я останусь со своей военной свитой постоянно в войсках. Но и вы, и главнокомандующий, и председатель правительства должны знать: я буду отступать с войском лишь до определенного времени. Когда мы должны будем остановиться, не оставлять далее территорию и биться с врагом до самой смерти, то я, как президент республики, не должен попасть в плен. Я останусь с теми, кто по правде будет сражаться до последней минуты, и паду вместе с ними. Ясно, что это будет необходимо и с военной, и с политической точки зрения, и надо будет вовремя к этому подготовиться. Наши должны остаться с союзниками до самого конца войны: тем самым республика будет сохранена. И конец президента республики на поле боя будет этому служить… Все мы 26 сентября были уверены, что начало военных операций – это вопрос нескольких часов»[465]465
  Ibid. S. 301–302.


[Закрыть].

По настоянию председателя правительства, который сообщил Бенешу о предполагаемой бомбардировке Праги, президент на некоторое время отбыл из столицы, но тотчас же вернулся обратно, когда стало известно, что бомбардировки не следует опасаться. Кроме того, ему стало известно о новых переговорах Чемберлена с Гитлером: шла подготовка к совещанию в Мюнхене.