Текст книги "Второй президент Чехословакии Эдвард Бенеш: политик и человек. 1884–1948"

Глава 12
Мюнхенское соглашение. Отставка Э. Бенеша

Последние дни сентября оказались самыми напряженными. 28 сентября Я. Масарик направил еще одну ноту Галифаксу. Согласно инструкции, к ней были приложены две карты, показывающие, что в отличие от англо-французского плана территориальные претензии Гитлера распространяются на чисто чешские районы, а также на районы с преобладающим чешским населением. «Я рад бы был напомнить, – говорилось в ноте, – два факта. На территориях, обозначенных в англо-французском плане, Германии были бы переданы 382 000 чешских граждан, в то время как на территориях, которые должны быть переданы Германии 1 октября в соответствии с планом господина Гитлера (на карте обозначены красным цветом), Германии должны быть переданы 836 000 чехов. Далее, в области, которая окрашена на карте господина Гитлера зеленым цветом, проживают 1116 000 чехов и только 144 000 немцев»[466]466
  Československá zahraniční politika v roce 1938. Sv. II. Praha, 2001. Dok. 716. S. 396 (примеч. 2).


[Закрыть]. Но все эти факты не были приняты в расчет Чемберленом и Даладье. Накануне Мюнхена чехословацкое правительство, исходя из англо-французского плана, пошло на дальнейшие уступки[467]467
  Ibid. Dok. 763. S. 441.


[Закрыть], но это тоже не помогло.

29 сентября в 19 часов, то есть, когда уже было известно о мюнхенском совещании, состоялось заседание правительства с участием Бенеша и представителей политических партий. Крофта сообщил о позиции России: «она вмешается в конфликт в случае, если Чехословакия подвергнется нападению и будет протестовать в Лиге Наций». «Однако, – говорится в протоколе заседания, – помощь со стороны лишь одной России была бы небезопасной, поскольку привела бы к возникновению антибольшевистского фронта. Два дня назад Англия и Франция обещали помощь, но сейчас их позиция неустойчива…»[468]468
  ДМИСЧО, 3. M., 1978. Док. 382. С. 542.


[Закрыть].

В Праге, безусловно, было известно о выступлении Чемберлена по радио 27 сентября, в котором он, между прочим, сказал: «как это ужасно, фантастически, невероятно, если британцы должны были бы рыть окопы и примерять противогазы в Англии из-за спора в далекой стране и между людьми, о котором мы ничего не знаем… И даже если бы мы относились с огромной симпатией к малому народу, против которого выступает огромный и могучий сосед, мы не можем при всех обстоятельствах действовать так, чтобы ввергнуть всю британскую империю в войну лишь из-за него»[469]469
  Dr. Edvard Beneš. Mnichovské dny. Paměti. Praha, 1968. S. 336. Опубликовано в «Манчестер Гардиен» 27.09.1938.


[Закрыть].

Чемберлен и Даладье без раздумий приняли приглашение Гитлера прибыть на переговоры с ним и Муссолини в Мюнхене. Об этом после экстренной встречи с Галифаксом по просьбе министра Майский сообщил в Москву 29 сентября. Английское правительство, по словам Галифакса, «не подымало при этом вопрос о приглашении в Мюнхен СССР, ибо, подходя к делу "реалистически", понимало, что при известных всем настроениях Гитлера такое предложение сделало бы совещание вообще невозможным и похоронило бы "последние шансы" предупредить войну». Однако Чемберлен телеграфировал Бенешу, прося прислать в Мюнхен представителя Чехословакии. Премьер, по словам Галифакса, «хочет добиться включения его в состав совещания, а если это не удастся, то по крайней мере иметь возможность консультироваться с ним в ходе переговоров… О программе переговоров Галифакс выражался очень общо. Он говорил, что ничего не было установлено и что многое зависит от настроения Гитлера»[470]470
  ДМИСЧО, 3. Док. 385. С. 548.


[Закрыть]. Так оно и случилось.

Совещание в Мюнхене началось около полудня 29 сентября. Гитлер, кратко поприветствовав его участников, констатировал, что существование Чехословакии в ее нынешнем виде угрожает европейскому миру. Затем Муссолини ознакомил Чемберлена и Даладье со своими предложениями, выработанными в согласии с Берлином. После рассмотрения гармонограмы занятия Судетской области немецкими войсками Гитлер пошел на некоторые уступки. Он обещал занять территорию с немецким большинством не в течение недели, как это предполагалось, а в течение десяти дней, а занимать спорные территории его армия должна только по решению международной комиссии. Чемберлен и Даладье с облегчением приняли новые заверения Гитлера, что Судеты – это его последнее территориальное требование, что оккупация, естественно, ограничиться договоренной линией, и что немцы не намерены заставлять чешское население жить в рейхе. Чемберлен, согласно его заявлению, выразил уверенность в том, «что фюрер сохранит порядок и позаботится, чтобы не преследовались жители, которые против присоединения». Гитлер и Муссолини добились того, чтобы сначала было достигнуто соглашение между четырьмя державами, и лишь затем эти решения были сообщены представителям Чехословакии. Когда во время обсуждения Даладье предложил, чтобы при определении границ были учтены, по возможности, чешские коммуникационные и экономические интересы, и чтобы соглашение о новых границах было подписано еще перед тем, как немцы вступят на оставляемую чехами территорию, то натолкнулся на отказ Гитлера. Оскорбленный француз покинул заседание, но Гитлер через час привел его обратно, заверив, что принимает его замечания в интересах европейского мира[471]471
  Zeman Z. Edvard Beneš. Politický životopis. Praha, 2002. S. 146–147.


[Закрыть].

Весть о совещании в Мюнхене быстро облетела Прагу, вызвав возбуждение в чехословацких руководящих кругах, и особенно в армии. Назначенный главнокомандующим отмобилизованной чехословацкой армии генерал Крейчи, договорившись с генералами Войцеховским, Лужой и Прхалой, а также главой правительства генералом Сыровым, испросил аудиенции у Бенеша на Граде. Президент принял и выслушал их. Они, согласно воспоминаниям Бенеша, «единогласно и всячески доказывали мне следующее: "Пусть великие державы решают, что хотят, но отмобилизованная и размещенная вдоль границ и в оборонительных сооружениях армия не перенесла бы, если бы мы сегодня подчинились их нажиму и пошли на какие-нибудь территориальные уступки Гитлеру. Мы должны начать войну, несмотря на любые последствия. Западные державы будут вынуждены следовать за нами. Народ сплочен, армия крепка и хочет воевать. И даже если бы мы остались в одиночестве, то не должны подчиниться; армия обязана защищать территорию республики, хочет идти и пойдет на борьбу"». Это, по словам Бенеша, был «очень взволнованный разговор. Я видел слезы на глазах некоторых генералов и слышал из их уст просьбы, предупреждения и угрозы… Я заколебался. Но, в конце концов, после новых размышлений я ответил им твердо и решительно так: "Хорошо, что вы пришли, и правильно, что говорите так, как должен говорить чехословацкий солдат. Ваши требования вытекают из вашей обязанности так поступать, это делает честь чехословацкой армии. Вы правы, наш народ хочет того же, что требуете и вы, и прекрасно, что в эту тяжелую минуту чувства народа и армии так едины.

Но я – в иной ситуации, чем вы. Я являюсь не только верховным главнокомандующим, но также президентом и политическим представителем народа как целого. Я не могу принимать в соображение лишь то, что чувствует народ и армия. Я должен видеть всю нашу внутреннюю и международную ситуацию, весь спектр того, о чем сегодня идет речь, и все последствия наших эвентуальных шагов. Прежде всего, вы ошибаетесь в том, что Англия и Франция присоединятся к нам, если мы одни начнем войну. Согласно имеющимся у меня сведениям и тому, что сам наблюдаю в Англии и Франции, сегодня обе эти страны из-за чешских немцев не пойдут на войну, и в отношении нас будут поступать, как в отношении виновников войны, если мы начнем её одни… Я не питаю в этом отношении никаких иллюзий. Это факт, что в вопросе наших смешанных областей нас окончательно оставили уже до сентябрьского кризиса и что Франция сегодня уже не выполнит своего договора. Вы ведь знаете, что и Польша нынче нам предъявила свой ультиматум (см. главу 13). С моей стороны было бы легкомыслием, если бы я сейчас захотел вести народ на заклание, начиная изолированную войну.

Но помните о том, что я вам сегодня говорю: Да, это ужасно, что сегодня по отношению к нам сделали обе эти страны. То, что сегодня происходит, это только начало великой европейской трагедии. Война – великая европейская война – начнется, произойдут огромная разруха и революции. Они (Англия и Франция. – В. М.) не хотят сегодня сражаться вместе с нами при более благоприятных условиях; но они должны будут вести тяжелую войну и за нас, если мы не сможем бороться. Они все дорого заплатят за это. Сам я должен поступать так, чтобы сохранить государство хотя бы до ближайшей войны. Готовьтесь к ней, мы еще должны сыграть в ней свою роль".

Генералы уходили от меня недовольные, разочарованные и в безрадостном настроении»[472]472
  Dr. Edvard Beneš. Mnichovské dny. S. 340–342.


[Закрыть].

В этот день, 29 сентября 1938 г., в Мюнхене было подписано соглашение между Германией, Великобританией, Францией и Италией, которое гласило: «Германия, Соединенное королевство, Франция и Италия согласно уже принципиально достигнутому соглашению относительно уступки Судето-немецкой области договорились о следующих условиях и формах этой уступки, а также о необходимых для этого мероприятиях и объявляют себя в силу этого соглашения ответственными каждая в отдельности за обеспечение мероприятий, необходимых для его выполнения». Эвакуацию территории намечалось провести в течение 1-10 октября. Чехословацкому правительству предписывалось не производить «никаких разрушений имеющихся сооружений». Формы эвакуации должна была установить международная комиссия, состоящая из представителей Германии, Соединенного королевства, Франции, Италии и Чехословакии. Устанавливался график занятия немецкими войсками освобождаемых территорий. Говорилось о том, что упомянутая международная комиссия должна определить районы, в которых будет проведен плебисцит, и его время (не позже конца ноября)[473]473
  Плебисцит проведен не был.


[Закрыть]. Ей же поручалось и окончательное определение границ. На чехословацкое правительство налагалось обязательство в течение четырех недель со дня заключения соглашения освободить от несения военной и полицейской службы всех судетских немцев, которые этого пожелают, а также судетских немцев, отбывающих заключение за политические преступления.

В одном из приложений к соглашению говорилось о том, что английское и французское правительства по-прежнему поддерживают предложение о международных гарантиях новых границ чехословацкого государства против неспровоцированной агрессии, и как только будет урегулирован вопрос о польском и венгерском меньшинствах в Чехословакии, Германия и Италия со своей стороны предоставят Чехословакии гарантию. При этом было заявлено, что если в течение ближайших трех месяцев проблема польского и венгерского национальных меньшинств в Чехословакии не будет урегулирована между заинтересованными правительствами путем соглашения, то эта проблема станет предметом дальнейшего обсуждения следующего совещания глав правительств четырех держав, присутствующих в Мюнхене. Чехословацкому правительству предписывалось в тот же день, то есть 30 сентября, направить делегата в Берлин для участия в работе указанной международной комиссии[474]474
  Československá zahraniční politika v roce 1938. Sv. II. Dok. 777. S. 452–454 (опубликовано на английском языке. Документ не озаглавлен и не подписан). На русском языке см.: Документы и материалы кануна второй мировой войны. 1937–1939. Т. 1. Ноябрь 1937 – декабрь 1938 г. М., 1981. С. 237–239; Год кризиса 1938–1939. Т. 1. 29 сентября 1938 г. – 31 мая 1939 г. Документы и материалы. М., 1990. С. 27–29.


[Закрыть].

Гитлер получил в Мюнхене практически всё, чего хотел, и его популярность в Германии опять возросла. Впрочем, воодушевленного принятия на родине добились и западные «спасители» мира. Чемберлен, размахивая роковым документом, перед ликующей толпой на аэродроме в Лондоне заявил, что спас мир «на ближайшее время». И, возможно, верил в это.

Чехословацкая делегация (В. Маетны и Г. Масаржик), прибывшая в Мюнхен, в переговорах не участвовала. Лишь в 10 вечера им по поручению Чемберлена было сообщено содержание соглашения и передана карта, где обозначались районы, которые немецкая армия должна была немедленно оккупировать. В 1.30 уже 30 сентября они были приглашены в покои Чемберлена, где находились также Даладье и ряд английских и французских дипломатов. Чемберлен вручил Мастному текст соглашения на немецком языке, который зачитал его вслух. На вопрос, нужен ли какой-либо ответ от чехословацкого правительства, было заявлено, что в этом нет необходимости. Следует лишь прислать уполномоченного на заседание международной комиссии в Берлине, чтобы обсудить вопрос об освобождении первой из обозначенных на карте территорий. «Ситуация для всех присутствующих становилась действительно тяжелой, нам было в достаточно грубой форме объяснено, конкретно французом, что это – приговор без обжалования и без возможности исправления; Чемберлен открыто демонстрировал свою усталость… мы простились и ушли. Чехословацкая республика в границах 1918 года перестала существовать»[475]475
  Československá zahraniční politika v roce 1938. Sv. II. Dok. 778. S. 455–456; Dodatek 1. S. 513–516.


[Закрыть]. Примерно за два часа до возвращения чехословацкой делегации в Прагу, на рассвете 30 сентября поверенный в делах Германии в Чехословакии А. Генцке[476]476
  Чехословацкий и немецкий посланники были отозваны соответственно из Берлина и Праги в середине сентября 1938 г.


[Закрыть] передал К. Крофте мюнхенские решения вместе с письмом, приглашавшем чехословацкого представителя принять участие в заседании международной комиссии, которое должно было начаться в тот же день в Берлине в пять вечера.

Бенеш, ознакомившийся с результатами мюнхенского совещания рано утром, отложил окончательное решение о принятии ультиматума до совещания с правительством и политическими лидерами, которые были созваны на половину одиннадцатого. Личный секретарь Бенеша Прокоп Дртина встретился с ним около семи утра. Президент был серьезен, но казался более спокойным, чем ранее. Вероятно, это понятно, если смотреть на полученное им известие через призму поговорки «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Так Бенеш, возможно, и подумал, сказав Дртине: «Это – конец… Это – вероломство, которое само себя накажет. Это невероятно. Они думают, что уберегли себя от войны или революции за наш счет. Ошибаются». После того как к ним в квартире президента присоединился глава канцелярии министра иностранных дел Я. Йина, Бенеш заявил, что немедленно подаст в отставку. Однако о своем импульсивном решении вскоре стал размышлять[477]477
  Zeman Z. Edvard Beneš. Politický životopis. S. 147–148.


[Закрыть].

Еще до заседания правительства в 9.30 утра Бенеш позвонил по телефону советскому полпреду Александровскому, прося его уточнить в свете мюнхенского ультиматума отношение СССР к двум возможностям, перед выбором которых оказалась Чехословакия, то есть «к дальнейшей борьбе или капитуляции». Бенеш «должен знать это как можно скорее, – говорилось в телеграмме Александровского, – и просит ответ к 6–7 часам вечера по пражскому времени, т. е. к 8–9 по московскому». Согласно официальной советской версии, эта телеграмма по техническим причинам оказалась в Москве только в 17 часов. А через 45 минут была получена вторая телеграмма от Александровского, в которой сообщалось, что Бенеш снимает свой вопрос, так как чехословацкое правительство приняло решение о капитуляции. Так что надобность в ответе советского правительства Праге отпала[478]478
  ДМИСЧО, 3. Док. 386. С. 549; Док. 389. С. 551; Док. 392. С. 536.


[Закрыть]. Действительно ли в казусе с телеграммами имели место технические, а не политические причины, можно лишь гадать. Не ясно также, действительно ли Бенеш хотел тянуть время до 6–7 часов вечера: ведь ответ от пражского правительства английский, французский и итальянские посланники требовали к 12 часам[479]479
  Československá zahraniční politika v roce 1938. Sv. II. Dok. 780. S. 459.


[Закрыть], а к 5 часам вечера оно уже должно было направить своего представителя для участия в работе упомянутой международной комиссии. Можно лишь предположить, что когда Бенеш обратился с запросом к Александровскому, президенту пока не были известны все жесткие временные условия, которые были поставлены перед пражским руководством.

Еще до 12 часов несколько раз в разном составе на Граде собирались члены правительства, депутаты парламента, политические лидеры, представители армии, чтобы обсудить вопрос о мюнхенском ультиматуме. В то время как Бенеш вел переговоры с партийными верхами, Крофта ознакомил правительство с мюнхенским диктатом и со взглядами своего ведомства на ситуацию. Его рассуждения сводились к следующему: теоретически следовало бы диктат отвергнуть, но это означало бы немецкое вторжение, к тому же сопровождаемое нападением Польши на Тешин; никто бы республике не пришел на помощь; если бы, возможно, на это решились Советы, вообще неясно, оказалась бы их помощь достаточно эффективной. Другая возможность, по словам министра, – подчиниться диктату: переговоры в международной комиссии могли бы воспрепятствовать наихудшему, польские и венгерские территориальные претензии можно было бы удовлетворить путем соглашения, а Италия и Германия присоединились бы к западноевропейским державам при гарантировании новых границ Чехословакии. Таким образом, заявил Крофта членам правительства, мы должны выбирать из двух зол, то есть между практически самоубийственной войной и капитуляцией, которая сама по себе не принесет абсолютной гарантии дальнейшего спокойного развития государства в урезанных границах[480]480
  Zeman Z. Edvard Beneš. Politický životopis. S. 148.


[Закрыть].

Президент пришел из своей квартиры в зал Града, где собралась политическая элита страны. Когда он уверенной походкой вошел в зал, никто, вопреки установленным правилам, не встал. Все настроены были против Бенеша, считая его главным виновником трагедии. Премьер и одновременно министр национальной обороны Сыровы коротко информировал присутствовавших о военной ситуации Чехословакии: учитывая колоссальный перевес сил потенциального агрессора, страну нельзя было успешно защищать до возможного появления советской подмоги, особенно в условиях, когда возведение части пограничных укреплений еще не было завершено. Точку зрения премьера поддержал начальник Генерального штаба генерал Крейчи: даже если бы на помощь пришла Красная Армия, она может появиться в Моравии только примерно через шесть недель, то есть чересчур поздно. Генерал Гусарек заявил, что оперативный план армии был разработан на основе предположения, что часть немецких сил будут связывать французы, а, возможно, и поляки, и что удастся сдержать венгерское наступление до прихода Красной Армии. Как он добавил, пока не достигнута договоренность о ее пропуске ни через Польшу, ни через Румынию. Далее Гусарек подчеркнул, что с присоединением Австрии к Германии военная ситуация республики решительным образом ухудшилась и что не было обращено внимания на строительство укреплений на австрийских и польских границах. Потому безответственным было бы заявлять, что существует реальная надежда защитить важные части чехословацкого государства до прихода Красной Армии. Только генерал Войцеховский, старый легионер, к тому же русский, высказался за то, чтобы и всеми брошенная республика оказала сопротивление[481]481
  Из недатированного материала под названием «Совещания о мюнхенском диктате на пражском Граде», написанного генералом Гусареком вскоре после окончания войны, вероятно, в качестве приложения к протоколам его допроса.


[Закрыть].

Хотя между политиками и военными разгорелись споры, в одном большинство присутствовавших сходилось: виновником трагедии является Бенеш. К тому же генералы, по мнению 3. Земана, тогда еще не высказали в адрес президента некоторые справедливые упреки. Гусарек, например, промолчал о том, что причиной недостаточного обеспечения границ на севере государства, включая Словакию, являлась уверенность Бенеша, что Польша останется нейтральной. Точно так же военные хорошо знали, что на максимально угрожаемом участке, в пограничном секторе между реками Лаба и Одра, строительство укреплений начало планироваться только в 1935–1936 гг. с предполагаемым сроком завершения в течение десяти лет и что к масштабным строительным работам приступили лишь в 1938 г. В построенных укреплениях пока отсутствовало некоторое ключевое для них вооружение, в ряде случаев его заменяли не прошедшие испытание эталоны, иногда даже макеты. Строительство нового оружейного завода в безопасно расположенной Дубнице над Вагом задерживалось, и производство предположительно должно было начаться самое раннее в 1939 г. Но здесь играло роль и такое обстоятельство: Чехословакии, по мнению финансовых экспертов, грозило государственное банкротство, а союзническая Франция со второй половины 30-х годов отказывала ей в предоставлении кредита на вооружение. Ко всему прочему боевой задор среди военнослужащих и гражданских лиц быстро сходил на нет. 30 сентября настроение чешского народа было уже иным, чем неделю назад. Массовых демонстраций на этот раз не было, и чехи с горечью принимали катастрофу своего молодого государства, двадцатилетие которого они намеревались отметить через месяц[482]482
  Zeman Z. Edvard Beneš. Politický životopis. S. 149–150.


[Закрыть].

Во время второго заседания кабинета в 11.30 Бенешу был задан вопрос, не произойдут ли при капитуляции беспорядки в армии. На это президент ответил, что «с представителями армии были обговорены все возможности ведения изолированной войны, которая оставалась бы нам в том случае, если бы мы отвергли ультиматум и вследствие этого не получили бы никакой помощи ни от Франции, ни от Англии и ни от кого-либо другого, в условиях, если бы на нас напали Польша и Венгрия. В том случае, если бы нам на помощь пришла одна Россия, началась бы война против России, а Англия бы выступила против нас»[483]483
  ДМИСЧО, 3. Док. 387. С. 550.


[Закрыть]. Перспектива ведения войны только при поддержке СССР была отвергнута. Участники обсуждения не пришли ни к какому выводу, не было никакого голосования. После подчас сумбурной дискуссии Бенеш заявил, что рекомендует принять мюнхенские условия. Незадолго до полудня присутствовавшие молча приняли его точку зрения. В половине первого К. Крофта заявил британскому, французскому и итальянскому посланникам, с нетерпением ожидавшим его: «От имени президента и правительства я заявляю, что мы подчиняемся решению, которое было принято в Мюнхене без нас и против нас». А, обращаясь к англичанину и французу, он особо подчеркнул: «Я не хочу [никого] критиковать, но для нас это – катастрофа, которую мы не заслужили. Мы подчиняемся и будем стремиться обеспечить своему народу спокойную жизнь. Я не знаю, получат ли выгоды от этого принятого в Мюнхене решения ваши страны, но определенно, не мы последние, после нас это случится и с другими»[484]484
  Zeman Z. Edvard Beneš. Politický životopis. S. 150.


[Закрыть].

Уже после этого президент встретился с депутатами Национального собрания от разных партий и ответил на их вопросы. «Президент д-р Бенеш, – значится в записи о встрече, – вошел бледный с искаженными чертами лица, и по его покрасневшим глазам было видно, что он ночью не спал». Снова был поставлен вопрос об альтернативах и высказано мнение, что следовало защищаться. «Д-р Бенеш взволнован, видно, что он нервничает, его речь несвязна. Он сказал: "В истории нет примера, чтобы так поступили с каким-либо самостоятельным государством и народом. Вы не знаете, что я испытал за последние дни. Этого нельзя описать. Нас покинули и предали. Это трусливые люди… Они боятся войны и считают, что Чехословакия может быть ее причиной. Это было трудное решение – принять условия и спасти народ или вступить в борьбу и дать себя истребить. История рассудит, что было правильным… Состояние западных демократий безотрадное. На них нельзя положиться… Из страха перед коммунизмом французы и англичане пойдут с немцами"».

В ответ на несогласие с капитуляцией депутата от компартии К. Готвальда Бенеш возразил: «Я не верю, что Англия и Франция помогли бы нам. Они радуются тому, что избежали войны. Они предпочитают принести нас в жертву». На замечание Л. Рашина о том, что «будущие поколения осудят нас за то, что мы без борьбы отдали свои земли», что «к чужеземной трусости мы присоединяем собственную трусость», что «не только другие, но и мы предаем сами себя», Бенеш снова повторил, что борьба, по его мнению, означала бы «истребление нации», а за это он не мог взять на себя ответственность. Характеризуя западную демократию, президент употребил слово «крах» и заявил, что «будущее заключается в оздоровлении демократии»: «Это должно быть идеей на будущее. Я, несмотря на то, что пережил и что переживаю, верю в идеалы демократии и гуманности. Однако во многом я разочаровался. Я ошибался. Я узнал, что большие государства, большие нации и в настоящее время не считаются с малыми государствами и малыми нациями. Они обращаются с ними так, как это им заблагорассудится». На этой встрече президент заявил о своей отставке в ближайшее время[485]485
  ДМИСЧО, 3. Док. 390. С. 551–554.


[Закрыть].

Вечером П. Дртина и начальник Канцелярии президента республики Я. Смутны, разочарованные решением капитулировать, встретились с Бенешем в его рабочем кабинете. Дртина заявил, что капитуляция была бы разумным шагом, если бы противником являлся кто-нибудь другой, а не Гитлер, которому нельзя верить. Бенеш не согласился. Он рассчитывал на то, что новые границы Чехословакии будут гарантированы четырьмя державами. За немецким вторжением, дескать, последовала бы резня народа. Более того, мировое общественное мнение обратилось бы против чехов как зачинщиков войны. А теперь, по его мнению, наоборот, чехи заслужили благодарность мира и получили от него кредит, из которого в будущем можно будет черпать. Дртина и Смутны возразили, что мир не поймет, почему чешский народ не защищал свою независимость, и что его решительные действия привели бы к большой войне в его же интересах. На это Бенеш ответил, что государство не готово к войне, к тому же армия имеет хороших командиров лишь дивизионного уровня, но ни одного полководца крупного масштаба[486]486
  Zeman Z. Edvard Beneš. Politický životopis. S. 151.


[Закрыть].

Как видно из вышеизложенного, Бенеш думал об отставке уже 30 сентября. Но он полагал, что есть еще некоторые вопросы, которые он должен решить, оставаясь на посту президента. И Бенеш тянул с отставкой. Значительные надежды, как следует из предыдущего, он возлагал на международную комиссию по окончательному завершению демаркации, особенно в так называемой пятой покидаемой зоне. Первые четыре в основном находились на территории перед укреплениями, и именно пятую зону Бенеш считал жизненно важной. В своих инструкциях В. Мастнему, который стал членом международной комиссии по вопросам границ, президент требовал добиваться того, чтобы были переданы лишь территории с более чем половиной немецкого населения, причем согласно последней чехословацкой переписи. Немцы же уже в Мюнхене настаивали, чтобы учитывались гораздо более ранние данные, имевшиеся еще во времена Австро-Венгрии. С помощью Франции Бенеш стремился защитить экономические интересы урезанного государства; он все еще надеялся, что Запад не позволит превратить Чехословакию в нежизнеспособного калеку. Себя и других он утешал аргументом, что республике принесет пользу, если она действительно станет гораздо более однородным, «чехословацким» государством.

Международная комиссия собралась для переговоров о пятой зоне 4 октября. Немцы возражали против поддержанного французами чешского плана, чтобы рейху были переданы только районы с 75 % немецкого населения. Они требовали снижение лимита до 51 %, причем в соответствии с последней переписью, проведенной в Транслейтании (Австрии. – В. М.) в 1910 г. Французский посол в Берлине А. Франсуа-Понсе внес компромиссное предложение: установить в качестве лимита немецкое большинство в две трети. Чехословацкие и немецкие представители направили его своим правительствам. Кроме того, Маетны передал члену делегации К. Гусареку и ее главе А. Гейдриху, улетавшим утром 5 октября в Прагу, свое уже ранее пересланное на родину сообщение правительству, что более благоприятное решение вопроса о территориальных проблемах Берлин связывает с отказом Бенеша от президентских функций. 3 октября в 18 часов состоялась беседа посла с маршалом Г. Герингом. Встретив его с «необычайной приветливостью», Геринг сказал, что в Берлине были бы рады видеть его во главе правительства республики, и одновременно от имени Гитлера заявил: «Mit Benes werden wir nicht verhandeln» – с Бенешем мы вести переговоры не будем[487]487
  Ibid. S. 152.


[Закрыть]. Маетны обратил внимание Гусарека и Гейдриха на то, что было бы хорошо, чтобы сообщение об отставке Бенеша – при условии, что президент и правительство согласятся на такую жертву – поступило в Берлин еще перед решающими переговорами в комиссии о пятой зоне, то есть до 17 часов 5 октября. Пораженный генерал спросил посланника, предлагают ли такой шаг также британский и французский послы, на что Маетны ответил отрицательно. Гейдрих о деле знал, поскольку вез в Прагу послание заместителя государственного секретаря министерства иностранных дел Германии Э. фон Вайцзеккера: «Если Чехословакия вообще хочет иметь какую-либо надежду на приличный договор с Германией, президент Бенеш должен подать в отставку, поскольку Гитлер питает к нему личную неприязнь». Гейдрих информировал Бенеша по телефону об этом уже 4 октября. Кроме того, Бенеш еще между 1 и 4 октября имел достоверные сведения об этом из других источников[488]488
  Ibidem.


[Закрыть].

Фюрер питал личную ненависть к Бенешу и не мог допустить, чтобы он продолжал стоять во главе чрезвычайно ослабленной, но все же демократической ЧСР. А. Гейдрих на допросе в министерстве внутренних дел ЧСР показал 1 января 1946 г.: «4 октября (1938 г. – В. М.) после окончания переговоров государственный секретарь имперского министерства иностранных дел барон Вайцзеккер сказал мне, что если Чехословакия хочет добиться приличных результатов на берлинских переговорах, то президент Бенеш, к которому Гитлер питает особую нелюбовь, должен уйти в отставку. В тот же вечер я выяснил, что аналогичный разговор Геринг имел с послом Мастным. Посол Маетны просил меня передать это президенту». 5 октября А. Гейдрих вылетел в Прагу и доложил об этом президенту[489]489
  Československá zahraniční politika v roce 1938. Sv. II. Dok. 819. S. 493 (примечание 8).


[Закрыть]. Генерал К. Гусарек, прибывший в Прагу 4 октября, встречался с генералом Сыровым и членами его кабинета, с главами партий правительственной коалиции и с генералом Л. Крейчи. Оба генерала посетили Бенеша и, по всей видимости, настаивали на его отставке, как и представители политических партий. Крейчи писал впоследствии: «…речь шла не о нашей инициативе. Это было рекомендовано английским и французским послами в Берлине[490]490
  Тут, как видно, заявления Крейчи и Гусарека расходятся.


[Закрыть], предполагавшими, что отставка господина президента поможет ослабить жесткие условия пятого этапа (немецкой оккупации. – В. М.), которые рвали нас на куски»[491]491
  Šrámek Р. Odhodlání versus lojalita. Názory a postoje velení československé armády v roce 1938 // Soudobé dějiny. 2004. N 1–2. S. 78.


[Закрыть].

Президент подал в отставку пополудни 5 октября. С сообщением об этом в Берлин отправились генерал Гусарек и министр Г. Вавречка, которые прибыли в чехословацкое представительство. Маетны долго, но безрезультатно старался связаться с министром иностранных дел Риббентропом или Герингом, чтобы передать им сообщение. Э. фон Вайцзеккер уже потом лишь информировал его о результатах обсуждения вопроса о границах в международной комиссии, заметив, что всему виной были сами, затягивая дело, и что «решение об отставке господина президента пришло слишком поздно». Международная комиссия приняла крайне неблагоприятное для Чехословакии решение.

Вечером 5 октября Бенеш заявил о своей отставке по радио. «Я не покидаю… корабль во время шторма. Верю…, что в данный момент эта моя жертва политически необходима». На следующий день, 6 октября, он отбыл из пражского Града на свою виллу Сезимово Усти.

Бенеш покидал Град, сопровождаемый женой, двумя племянницами и личной прислугой, уже как частное лицо. Не гремели президентские фанфары, не выстроился почетный караул. К воротам Града с ним пришла попрощаться горстка жителей. В центре Праги никто не помахал ему рукой, в то время как в предместье его приветствовали толпы населения. В сумеречный осенний день авто с Бенешем и его близкими прибыло в Сезимово Усти[492]492
  Zeman Z. Edvard Beneš. Politický životopis. S. 153–154.


[Закрыть]. 22 октября экс-президент улетел с пражского аэродрома Рузине вместе с женой и несколькими сопровождавшими их лицами в Женеву, а затем оттуда в Англию.