Текст книги "Золото по ленд-лизу"

Глава 3. Бой железных птиц

Заполярье. Июнь 43-го. Лапландия.

Над голубыми тундрами, с сияющим в небе солнцем, отсвечивая плоскостями, барражировали два немецких мессершмита-109.

Они были новейшей модификации «Густав», с повышенной мощностью двигателя и усиленным стрелковым вооружением.

Не так давно обе машины взлетели с аэродрома в Финляндии и вели в воздухе «свободную охоту».

После Сталинграда в небе Суоми55
  Финляндия


[Закрыть] довольно часто стали появляться русские самолеты и наносить удары по финским военно-морским базам.

В кабине головного истребителя, с десятком черных крестов на капоте, как всегда невозмутимый, сидел командир авиаэскадрильи майор Рихард Шульц. Он воевал давно и успешно. Сначала в Испании, а потом Франции и Польше.

В ведомом, следующим чуть сзади и сбоку, вертел головой лейтенант Отто фон Вернер. Это был его пятый боевой вылет.

На очередном вираже, взмыв высоко в небо, майор заметил на горизонте черную точку. Через пару секунд она увеличилась и обрела контур самолета.

– Внимание, Отто, – сказал в ларингофон майор. – Вижу цель, идем на сближение!

Мессеры, включив форсаж, набрали скорость и, зайдя со стороны солнца, со звоном ввинтились в голубое пространство.

Однако на самолете, а это был идущий на предельной высоте бомбардировщик, их своевременно заметили, он резко изменил направление и стал уходить в сторону моря. Но скорости машин были несопоставимы, и через несколько минут в небе над тундрой завязался бой. Неравный и смертельный.

Чувствовалось, что русский самолет вел опытный пилот, он умело уклонялся от атак, маневрируя по тонгажу и курсу. Одновременно выставив огневой заслон из своих «шкасов».

– Осторожно, Отто, не горячись, – цедил в ларингофон майор. – Это новый бомбардировщик русских. Постараемся взять его в клещи и посадить на наш аэродром. Я такое уже делал.

– Слушаюсь, герр майор, – слышалось в наушниках. И воздушный бой продолжался.

Но исполнить свой план честолюбивому Шульцу не удалось. Во время очередной атаки, мессершмит его напарника срезала меткая очередь одного из турельных пулеметов бомбардировщика.

Волоча за собой густой шлейф дыма, истребитель провалился вниз, вошел в штопор, и с воем врезался в сопку. За несколько секунд до этого, из него выбросился летчик. Однако времени на полное раскрытие парашюта у него не хватило, и пилот камнем полетел к земле. Под завившемся в спираль куполом.

Русский самолет был тоже поврежден. Из-под капота правого двигателя, вырывались багровые языки пламени, а верхний турельный пулемет умолк, уставив неподвижный ствол в небо.

Оставшийся мессер, почти в упор начал расстреливать теряющий ход и маневренность бомбардировщик. Всаживая в него рвущие обшивку очереди.

Теперь Рихард Шульц, ждал самого главного. Когда из подбитой машины начнут выбрасываться русские летчики. Их так забавно убивать под куполом парашюта, что он многократно проделывал в небе Европы.

Но из самолета так никто и не выпрыгнул. Он дотянул до низкой гряды сопок и с воем рухнул в тундру.

– Упрямые «иваны», – прошипел сквозь зубы майор, и его истребитель, заложив над местом гибели бомбардировщика последний вираж, растаял в пустом небе…

Старый лопарь Ярви, со склона поросшей ягелем сопки, возвышающейся на берегу обширного, с многочисленными заливами озера, внимательно наблюдал за смертельным боем железных птиц в поднебесье. Раньше такого в этих местах не случалось. Но времена изменились. В тундре стали появляться злые люди, которые обижали его племя и угоняли оленьи стада, а в небе над ней, вот такие птицы. Убивающие друг друга.

Из-за них и зверя стало меньше и рыбы. Словом, плохие люди.

А на ту большую железную птицу, что последней с криком упала за дальнюю сопку, надо обязательно взглянуть. Прошлой зимой он уже находил одну такую, однако поменьше. И совершенно целую, с мертвым белолицым человеком внутри.

У него он взял необычную кожаную шапку и блестящую сумку на длинном ремешке. А еще красивый черный амулет с шеи, в виде креста. И все отвез в финское село, старосте Ульфу.

Год назад тот приезжал со злыми людьми в стойбище и приказал лопарям сообщать ему о всех чужих людях в тундре, живых и мертвых. Обещая богатую награду – муку, спирт и табак. А еще свою дружбу.

Староста не обманул. Очень обрадовался амулету с сумкой, дал мешочек муки, бутылку спирта и пачку табаку. А затем заставил показать то место злым людям, которые увезли мертвого человека на самоходных санях и зачем-то сожгли железную птицу.

Ярви выбил о темную ладонь давно погасшую костяную трубку, поправил висящее за плечами старое ружье и сел на ездового оленя. Привязанного рядом к кусту и меланхолично жевавшего ягель.

Йо, сэрвес!66
  но, олень


[Закрыть] поддал тому в бока сыромятными ярами и затянул горловую песню.

 
водтэдтэ, йодсэллэ сāме чӣррэ пынней пудзэгэтэнҍ…
тэле сыйе элькенҍ йодсэллэ, кясхэллэ пудзэтҍ, йодтэль…
йодтэль, йодтэль сыйе…
оассэнҍ коавас да элькегэнне елче…
сӣнэ аһкэв куаррэв,
куаррэв мōджесь пӣматҍ я мōджесь мāлеһцэтҍ…
кāллас сӣнэ пыннев мōджесь чӯдзэгэтэ,
ванҍцал мōджесь каннҍтэ мӣлльтэ…
 
 
едут, едут саамские мужчины…
вот поехали они, поехали на оленях, едут…
едут, едут они…
поставили куваксу и начали поживать…
их жены сшили,
сшили красивые пимы и красивые малицы…
мужья их охраняют красивые стада,
ходят по красивым горам…
 

Через пару часов, объезжая мари и снежные озерца, всадник был на месте падения самолета.

Загадочная железная птица лежала в неглубокой ложбине меж сопок. От удара о землю у нее отвалилось одно из длинных, с красными звездами крыльев и лопнуло брюхо.

Старик привязал оленя к низкорослой березке и, бесшумно ступая, опасливо приблизился к самолету. В нескольких шагах от машины остановился, внимательно ее рассматривая, и, приложив руку к уху, чутко прислушался. Ответом была звенящая тишина, да тихий клекот журавлей, тянущих вдалеке клином к югу.

Ярви бесшумно снял с плеч ружье, положив его на вросший в дерн, замшелый камень и осторожно заглянул в огромную дыру в корпусе с ребрами, образовавшуюся на месте сорванной обшивки. Затем, поколебавшись и что-то пробормотав, забрался через нее в самолет. Пахнувший смертью.

Его взгляду предстали многочисленные, не подающие признаков жизни, разбросанные внутри тела мужчин в одинаковой одежде. Она была не такой, какую Ярви видел у злых людей. Хотя и похожей.

Стараясь не шуметь, лопарь мягко ступает ярами по искореженному металлу, начал трогать каждого. Мужчины были мертвы. Все одиннадцать.

Затем внимание его узких глаз привлекли судорожно сжатые в руках у некоторых, короткие ружья. Они были с необычно толстыми, дырчатыми стволами и круглыми магазинными коробками. Примерно такие, старик видел у финнов, когда те приезжали отбирать оленей и перестреляли часть стада. Колдовское оружие, выпускающее целый рой пуль. Хорошее для охоты.

Он бережно вынул из одной холодной руки такое ружье, погладил его и повесил себе за плечи.

Внезапно в пробоину проник яркий луч катящегося к горизонту солнца и в нескольких местах под ногами Ярве, вспыхнули веселые блики. Издав возглас удивления, лопарь нагнулся и поднял небольшой, матово отсвечивающий слиток.

На нем имелось клеймо: восходящее солнце в обрамлении венка из колосистых трав, а еще непонятные знаки. Лоб старика покрылся испариной – то было золото. Таинственный металл белых. Он много слышал о нем и даже видел у шамана несколько золотых монет с изображением бородатого человека.

Тот уверял, что за них можно купить большое стадо оленей. Шаману можно верить, ему обо всем рассказывают духи. А сколько монет получится из этого слитка? И из всех тех, которые мерцают на полу? Да ведь это все оленьи стада в Лапландии! До самого побережья!

Но золото Ярве не нужно. Он отнесет слиток старосте и получит за него награду – муку, спирт и табак. А вот короткое ружье спрячет, пригодится для охоты. И еще возьмет в подарок внуку вон то зеленое яйцо в зарубках, что валяется у пробоины.

Старик наклонился и поднял с рифленого пола гранату «Ф-1». Приблизив ее к лицу и довольно цокая губами.

– Красивое яйцо, вот только какая-то железка сбоку, надо оторвать.

Потянул пальцами за чеку, та пружинисто отскочила и, спустя мгновение, в самолете раздался оглушительный взрыв.

Когда он затих, прокатившись эхом по окрестностям, белохвостый олень вихрем уносился в тундру. Так ревел бурый медведь, нападавший на стада. Их сэрвес панически боялся.

Глава 4. Вершители судеб

Во второй половине того же дня в Москве, не дождавшись из Мурманска обусловленного звонка, пожилой генерал связался по «вч» с начальником контрразведки «Смерш» Северного флота.

– Здорово, адмирал.

– Рад Вас слышать, Виктор Петрович

– Ну, где там мои люди, почему не звонят?

– Самолета пока нет. Кстати, истребители сопровождения с архангельского аэродрома взлететь не смогли. Там сплошная облачность и туман. А сейчас и у нас от синоптиков получено штормовое предупреждение.

– Все ясно. Ну, ты там смотри, обеспечь встречу и как только сядут, пусть Азаров сразу же отзвонится.

– Слушаюсь, товарищ генерал.

– А союзники пока не беспокоят?

– Нет. Время доставки груза им неизвестно.

– Ну, добро, бывай.

Генерал с досадой положил трубку на рычаг и взглянул на циферблат, стоящих в другом конце кабинета напольных часов. Они гулко отбили пятнадцать ударов.

В 18.00, ему вместе с начальником Главного управления контрразведки «Смерш» – генерал – полковником, докладывать о результатах операции Наркому Внутренних Дел. А тот, после полуночи, лично проинформирует обо всем Главковерха.

Контрольное время еще не вышло, но задержка самолета, а также отсутствие у него сопровождения, генерала не на шутку встревожили, и он вызвал адъютанта.

Тот появился как всегда, мгновенно, подобострастно вытянувшись в ожидании приказаний.

– Явный холуй, пора на фронт отправлять, – неприязненно подумал генерал, после чего распорядился:

– Немедленно поезжай в штаб ВВС и выясни, что с самолетом. Пусть свяжутся со всеми штабами ПВО по линии его маршрута. Доложишь через час. И не тянись ты, как, салдафон. Здесь не плац (поморщился).

– Слушаюсь! – щелкнул каблуками начищенных сапог майор и покинул кабинет, унося с собой запах шипра.

Генерал вздохнул и вспомнил прежнего порученца, несколько месяцев назад арестованного за шпионаж в пользу Японии. – Какой на хрен шпионаж? – ругнулся про себя. Просто шла очередная чистка рядов. С начала 30-х. А ведь какой парень был. Линию Маннергейма штурмовал и в зафронтовых поисках себя проявил. Да что там вспоминать, не ровен час и самого в чем-нибудь обвинят. Как старого чекиста. Сколько из них молодая смена уже поставила к стенке и засадила в лагеря, по разного рода сфабрикованным обвинениям да наветам. Подумать страшно.

Невеселые думы генерала прервал резкий зуммер внутренней связи. Он покосился на аппарат и взял трубку.

– Ну, как там дела с нашим самолетом? Азаров докладывал? – послышался из нее напористый баритон начальника Управления.

– Пока нет, товарищ генерал-полковник. Контрольное время еще не вышло.

– Добро, – ответил тот и сразу же отключился.

Заместителя наркома обороны и начальника ГУКР СМЕРШ Народного комиссариата Обороны СССР Абакумова, генерал Иванов знал еще с 1937 года, когда тот был сначала оперуполномоченным, а потом начальником отделения ГУГБ НКВД.

После реорганизации наркомата, в 41-м, когда он был разделен на непосредственно НКВД, которым стал руководить Берия и НКГБ, возглавленным Меркуловым, Абакумов был назначен на эту должность, которую исполнял рачительно и довольно успешно. Чем заслужил благосклонность Главковерха и «отца народов».

Докладывать начальнику о своем разговоре с адмиралом Громовым, Иванов не стал. Преждевременно. У того и так было много забот. Поважнее. Готовилось новое наступление на Орловско-Курской дуге и вся контрразведка «стояла на ушах». Активизируя свою деятельность.

Формировались и отправлялись за линию фронта разведывательно-диверсионные группы, осуществлялся активный поиск и ликвидация вражеской агентуры в тылах наших войск, велось несколько серьезных радиоигр с разведкой «Абвера» на направлении главного удара.

И все это было на плечах начальника СМЕРШ. Тот даже ночевал в кабинете. Откуда выдавал руководящие директивы, обеспечивая их жесткое исполнение, а также казнил и миловал.

Осторожно приоткрылась обитая дерматином дверь и появилась голова адъютанта.

– Разрешите товарищ генерал?

– Заходи, – досадливо поморщился тот. – Ну, что выяснил?

– В штабе ВВС сообщили, что в назначенное время самолет приземлился на военном аэродроме Вологды, дозаправился топливом и последовал по маршруту дальше.

– Это точно?

– Да, я дополнительно связался с начальником контрразведки, дислоцирующегося там авиаполка. Тот это подтвердил.

– Все?

– Никак нет. Истребители морской авиации из Архангельска, для встречи и сопровождения бомбардировщика не взлетели. Низкая облачность и штормовой ветер.

– Свободен. Готовься завтра в командировку на Северо-Западный фронт. Засиделся ты у меня.

– Слушаюсь, – побледнел адъютант и бесшумно исчез за дверью.

Без четверти пять вечера, генерал еще раз позвонил Громову и, выслушав его доклад, приказал организовать поиски исчезнувшего самолета.

– Уже занимаемся, Виктор Петрович, – ответил тот. – На это ориентированы все находящиеся в воздухе самолеты морской авиации и наземные службы ПВО флота.

– Возьми это дело под самый жесткий контроль, подключи оперативный состав и о результатах докладывай мне лично, каждый час.

– Будет исполнено.

Генерал положил трубку на рычаг, взглянул на часы, и с первым из семнадцати ударов, вышел из кабинета, прихватив со стола тонкую коленкоровую папку с тиснением «К докладу».

Когда, тяжело ступая по ковровой дорожке, он появился в кабинете начальника Управления, тот беседовал по телефону и кивнул Иванову на стул.

– С захваченной группой разбирайтесь у себя (продолжил в трубку). А старшего и радиста утром на Лубянку. Справку об операции, за твоей подписью, по телетайпу немедленно мне. И обязательно укажи фамилии всех участников. Через час я буду у Наркома и обо всем доложу. Молодцы. Хорошо служите.

Вслед за этим Абакумов положил трубку «вч», сделал какие-то пометки карандашом в настольном календаре и удовлетворительно хмыкнул.

– Не ошиблись мы с тобой Виктор Петрович, – благожелательно взглянул на Иванова. – Правильно выцарапали Рыбакова с «Дальстроя»77
  управление лагерей НКВД


[Закрыть], хотя кое-кто и возражал. Блестяще провел разработку. У нас под колпаком резидентура абвера в Куйбышеве, и в руках сброшенная этой ночью для ее усиления группа диверсантов с радистом. А какой там стратегический объект, ты знаешь. Есть о чем докладывать Наркому.

– Хорошо бы еще жену Рыбакова найти. Она где-то на Севере, – тихо произнес генерал. – С ней тоже поступили несправедливо.

– Уже поздно, – ответил Абакумов, отводя глаза. – Ну, да ладно, вернемся к нашим баранам. Что там с вояжем к американцам?

– Плохо, Виктор Семенович. Самолет исчез.

Карандаш в начальственной руке с сухим треском лопнул пополам.

– Исчез? Да ты что, шутишь?!

– Какие уж тут шутки. В Мурманске он не приземлялся.

Абакумов нервно закурил, глубоко затянулся папиросой, выпустив из ноздрей дым, и нахмурился.

– Давай подробней.

Иванов обстоятельно, с привязкой по месту и времени доложил все известные ему обстоятельства.

– Старшим группы у тебя там кто, Азаров?

– Да. С ним Коваленко, и отделение автоматчиков из «омсбона»88
  Отдельный мотострелковый батальон особого назначения


[Закрыть].

– А экипаж?

– Лучший в полку. Больше сотни боевых вылетов, и по нашей линии чисто.

– Машина?

– Дальний бомбардировщик Ил-4. Недавно с завода.

– Сопровождение обеспечили?

– Так точно. Два истребителя морской авиации на подлете к Архангельску. Но в назначенное время взлететь они не смогли. Низкая облачность и туман. Остались на аэродроме.

– Поиски организовали?

– Да.

– Какими силами?

– Дежурной авиацией, находящимися в море кораблями Северного флота и нашими подразделениями. Я думаю, если с самолетом что случилось, то только над морем или тундрой. Немецкой авиации там хватает.

На минуту в кабинете наступила почти осязаемая тишина, нарушаемая только размеренным стуком напольных часов, да глухим шумом автомобилей со стороны площади Дзержинского.

– Послушай, Виктор Петрович, – нарушил затянувшееся молчание Абакумов. – Ты хоть представляешь, что с нами будет, если исчезнет груз? Ведь это на несколько десятков миллионов рублей золота для взаиморасчетов с союзниками по ленд-лизу.

– Вполне, – кивнул седым ежиком генерал. – Мы предпринимаем все от нас зависящее.

– Значит не все, если до сих пор нет ясности! – жестко парировал начальник, смяв недокуренную папиросу в пепельнице.

– Иди, и продолжай поиски. Задействуй все, что в наших силах. Ты это умеешь. И держи меня в курсе. Иначе, сам знаешь… Не помогут никакие заслуги. Там (показал на потолок) не простят.

– Слушаюсь, – ответил заместитель, после чего встал и направился к двери.

Через полчаса, внимательно ознакомившись с занесенной ему дежурным шифровальщиком справкой, полученной из Куйбышева, Абакумов завизировал ее, положил в красную папку и поднялся с ней в приемную Наркома.

Открыв дверь, и войдя в обширное светлое помещение с портретом вождя на стене, он кивнул сидящему за столом с несколькими телефонами молодому полковнику кавказской внешности и присел на один из стоящих в приемной стульев.

Спустя некоторое время, на столе у адъютанта зазвонил телефон, приложив трубку к уху, полковник издал гортанное «слушаюсь!» вслед за чем предложил генералу пройти в кабинет.

Тот встал, одернул китель и прошагал к двери. С чувством внутреннего напряжения.

Удобно расположившись за обширным двутумбовым столом, Нарком внимательно читал «Правду». Затем на миг оторвался и, холодно блеснув стеклами пенсне, предложил Абакумову сесть. Что тот и сделал.

– Правильно пишет Поспелов о гении товарища Сталина, – темпераментно взмахнул Берия рукой и с удовлетворением отложил газету в сторону. – Очень правильно! Ты, кстати, читал?

– Не успел Лаврентий Павлович, с утра работы невпроворот.

– А зря. Обязательно почитай, – последовал назидательный совет. – Там и о нас сказано (потыкал в газету пальцем). – Вооруженном отряде Партии. Сигнал к действию, так сказать.

Ну, да ладно. С чем пришел? Давай, порадуй.

– Первая новость хорошая, товарищ нарком, – доложил начальник СМЕРША. – В Куйбышеве вскрыта резидентура абвера, и ночью захвачена выброшенная для работы с ней диверсионная группа. Вместе с радистом и передатчиком.

Вслед за этим он открыл папку, взял из нее полученную справку и положил перед наркомом.

Вах! – оживился Берия, взяв документ, и стал его внимательно читать.

– Это действительная стоящая весть! – воскликнул, лучась довольством. – Будет о чем доложить товарищу Сталину. Кто у тебя в Самаре начальник?

– Полковник Рыбаков. Вы его должны помнить, Лаврентий Павлович.

– Как же, помню. Это тот, о котором ты мне год назад все уши прожужжал. Ну что ж, доверие он оправдал. Готовь документы на генерала. Присвоим второй раз. Хозяин, думаю, возражать не станет. И всех участников операции представь к наградам. Заслужили. А это дело возьми на личный контроль.

– Слушаюсь, – посветлел лицом Абакумов. Немедленно все подготовлю и сделаю. А вот вторая новость Лаврентий Павлович неважная, не знаю, как и сказать.

– Чего уж там, говори, – благодушно сказал Нарком. – Я сейчас добрый.

– Самолет с золотом для союзников исчез…

Эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы.

Берия выпучил глаза, приподнялся в кресле и налился гневом.

– Ты понимаешь что несешь? Откуда такие сведения?!

– Из наших источников.

– Плевать я хотел на твои источники! Говори конкретно! – задрожал щеками хозяин кабинета.

– От начальника «Смерш» Северного флота» и командования ВВС.

– Да они там что? С ума посходили?!

– Никак нет, согласно полученным докладам, самолет с грузом и опергруппой благополучно прибыл в Вологду, там дозаправился и вылетел на Архангельск. Затем испортилась погода, и к месту назначения, в Мурманск, он так и не прибыл. Бесследно исчез. Скорее всего, где-то совершил вынужденную посадку. Сейчас ведутся его активные поиски, но пока безрезультатно.

Нарком достал из кармана белоснежный платок и утер обильно вспотевший лоб. Затем вскинул льдистые глаза на вытянувшегося перед ним Абакумова и прошипел:

– Исчез, говоришь? Да ты хоть представляешь важность этой операции?

– Да, товарищ нарком. Она касается будущих взаиморасчетов по ленд-лизу.

– Вот именно, – вновь побагровел Берия, – будущих! Мы должны показать союзникам, что уже сейчас готовы выполнять, отсроченные платежи по ним. Чтоб Рузвельт и Черчилль в нас не сомневались и не саботировали отправку жизненно необходимых стране грузов через Арктику и Иран. Это же большая политика! – вскинул над головой пухлую руку.

– И что прикажешь мне теперь докладывать товарищу Сталину? Что груз испарился?!

Берия снова утер лоб платком, налил себе в стакан боржома из стоящей на столе бутылки, и жадно выпил.

– Товарищ нарком, – каменея лицом, отчеканил генерал. – Мы сделали все, что в наших силах. Погоде не прикажешь.

– Но ее можно было предвидеть! Для этого синоптики есть! Кто у тебя готовил операцию?

– Один из моих заместителей, генерал Иванов.

– Это тот старый баран, который еще с Кедровым99
  сподвижник Дзержинского


[Закрыть] работал?

– Он опытный чекист и хороший организатор.

– Вот и организовал, мать бы вас! Значит так. Синоптиков, прозевавших погоду, арестовать и отдать под суд. С твоим заместителем я сам разберусь, а пока отстрани его от дел. Мне сюда, – Нарком потыкал в стол пальцем, – подробную справку обо всем этом и план мероприятий по розыску груза. Немедленно организуй опергруппу из самых опытных розыскников и перебрось их в Вологду. Оттуда пусть и начинают. Если в ближайшее время не найдешь самолет – пеняй на себя.

И благодари Бога, что Рыбаков тебе такую индульгенцию подбросил! – потряс Берия перед носом Абакумова справкой по резидентуре. Все, пока свободен.

Абакумов, деревянно ступая, покинул кабинет. Чувствуя, как ему смотрят в затылок.

Спустившись к себе, он вызвал Иванова и приказал ему в течение часа подготовить необходимые Наркому документы.

– Потом занесешь их мне, – и иди, отдыхай, Виктор Петрович. До особого распоряжения.

– Я отстранен от дел? – пожевал губами заместитель.

– Да. И это не мое решение.

В назначенное время Иванов принес стопку отпечатанных бумаг и положил Абакумову на стол. Присев напротив. Тот их внимательно просмотрел, одобрительно кивнул головой и размашисто начертал сверху «Утверждаю».

Все это время заместитель напряженно молчал, слушая как маятник часов, размеренно отсчитывает минуты.

– Ну, что ж, Виктор Петрович, план, как всегда дельный, – поднял от бумаг глаза начальник. – Будем работать. А ты, иди домой, не томи меня. Может еще и пронесет. Найдем мы этот чертов самолет…

В своем кабинете Иванов подошел к высокому окну, отдернул плотную штору и несколько минут смотрел на моросящий за стеклом дождь и темный памятник Дзержинского на площади. По ней, в пелене брызг, куда-то спешили автомобили, у метро сновали прохожие с зонтами, «орудовец» с жезлом и в накидке, уверенно регулировал движение.

Генерал привычно убрал в сейф разложенные на столе бумаги, со звоном закрыл тяжелую стальную дверцу и запер ее. Опустив ключи в карман галифе с лампасами. Затем достал из шкафа защитную фуражку, габардиновый плащ, оделся и поднял телефонную трубку – вызвать машину. Несколько секунд подержал ее в руке, а потом опустил на рычаг. Горько улыбнувшись.

Из здания он вышел пешком, кивнув на прощание охране, и неспешно пошагал в сторону метро. С тем же именем, что и площадь.

С началом войны он практически на нем не ездил, поскольку работать приходилось до глубокой ночи. Генерала даже удивило многолюдье подземки, почти как в мирное время. Только больше стало военных.

Доехав в гремящем на стрелках вагоне до Парка культуры, Виктор Петрович поднялся наверх, вышел из вестибюля и пошел в сторону Фрунзенской набережной, где недолго постоял у закованной в гранит Москвы-реки, с уставившейся в небо длинными стволами, зенитной батареей.

Затем направился к ведомственному кирпичному дому, поднялся по гулким широким ступеням на второй этаж и отпер обитую дерматином высокую дверь. Прикрыв ее за собой, включил в прихожей свет, снял плащ с фуражкой, водрузив их на вешалку и, ступая хромовыми сапогами по рассохшемуся паркету, прошел на кухню.

Там достал из кухонного шкафа початую бутылку водки и стакан, потом сел за стол и наполнил его до краев. С отвращением выпив водку, поставил стакан на стол, встал и прошел в одну из комнат.

Последнее время он жил один. Единственный сын, летчик, погиб в Испании еще в 38-м. Жена умерла спустя год, узнав о его смерти. С началом войны Виктор Петрович наведывался в квартиру походя, то после очередной командировки на фронт, то после госпиталя, в котором лечился, получив контузию в 42-м. В основном дневал и ночевал на службе.

Включив настольную лампу, он подошел к окну и снял с него давно уже не нужную бумагу светомаскировки, затем присел к своему рабочему столу и выдвинул один из ящиков. Оттуда извлек наган, с врезанной в рубчатую рукоять латунной пластиной и надписью на ней «За безупречную службу от коллегии ОГПУ» и небольшой альбом в бархатном переплете. Наган сунул в карман галифе, а с альбомом прилег на старый кожаный диван. Тихо и уютно скрипнувший.

Открыв его, Виктор Петрович стал перелистывать страницы.

Вот он совсем юный, в гимназической форме с матерью и отцом – учителем подмосковной гимназии, а вот более зрелый, в мундире унтер-офицера с георгиевским крестом. Вот в Первой конной, на коне и с шашкой наголо, а вот с женой, в подвенечном платье, молодой и красивой.

На несколько минут взгляд генерала задержался на групповой фотографии, где он снят вместе с сослуживцами из особых отделов ВЧК и своим первым начальником – Кедровым.

Когда того арестовали, а затем в октябре 41-го расстреляли, он не уничтожил, как многие, этот снимок. Тяжело вздохнув, Виктор Петрович перевернул очередной лист и долго смотрел на фотографию сына – тот был снят в летной форме, сразу же после окончания училища.

По щеке поползла одинокая слеза, и он смахнул ее с лица. Потом закрыл альбом, отложил его в сторону и бездумно уставился в лепной потолок. С пыльной люстрой.

Часы в гостиной с хрипом пробили полночь, и во дворе дома послышался шум въезжающего автомобиля.

Генерал встал с дивана и подошел к окну. Из остановившейся у подъезда «эмки», вышли трое людей в кожаных плащах и неспешно прошли в парадное.

Через минуту тишину квартиры нарушил длинный звонок в дверь. В ответ раздался приглушенный выстрел…

В это же время, по блестящему после дождя Калининскому проспекту, в сторону Кунцево мчались два черных автомобиля – «паккард» и «ЗиС». На заднем сиденье первого, вальяжно покачиваясь на мягком сидении и надвинув на лоб шляпу, глядел в пространство – Берия, а в следующим за ним на некотором удалении – Абакумов.

Грозный нарком ехал на доклад к Сталину, на его «ближнюю дачу», а начальника контрразведки прихватил с собой, в качестве возможного козла отпущения.

Примерно через двадцать минут, урча моторами, автомобили въехали на засаженную тенистыми деревьями территорию тщательно охраняемого двухэтажного особняка и остановились перед входом. Прибывшие вышли из машин, хлопнули дверцы и оба проследовали в дом.

Берия впереди, Абакумов сзади.

Переступив порог, они оказались в небольшом тамбуре, из которого прошли в прихожую. На ее стенах, отсвечивая глянцем, висели две больших карты: одна армейская, с нанесенной на ней линией фронта, вторая географическая, с обозначением объектов наиболее важных строек в СССР.

Здесь же, в полукруглой нише, имелась настенная вешалка, рассчитанная на пару десятков персон, несколько мягких стульев, высокое, матово отсвечивающее зеркало, а также набор щеток для чистки платья и обуви. На паркетном полу лежал бухарский ковер ручной работы, с замысловатым узором.

– Ты пока здесь посиди, подумай, – обернулся к Нарком к генералу, вешая на крючок шляпу и приглаживая жидкие волосы. – А я к Хозяину.

Абакумов кивнул, снял фуражку и присел на один из венских стульев, а Берия прошел в дальнюю часть прихожей и осторожно постучал в первую слева дверь. Затем вошел, и тихо прикрыл ее за собой. Оставив Абакумова с его невеселыми размышлениями.

Переступив порог, Нарком оказался в просторной уютной комнате, с весело потрескивающими в камине поленьями и стоящим напротив затененных шторами окон, у глухой стены, кожаным диваном.

В центре помещения, ближе к камину, за большим широким столом, с разложенной на нем топографической картой, усеянной многочисленными отметками, сидел и делал какие-то пометки в бумагах, человек в полувоенном костюме и с погасшей во рту трубкой. Рядом с ним, у локтя, остывал чай в серебряном подстаканнике, чернела коробка папирос «Герцеговина Флор» и спички.

– Разрешите, товарищ Сталин? Нарушил тишину Берия.

Человек продолжил писать, затем неспешно отложил в сторону остро отточенный карандаш и поднял голову.

– Проходи, Лаврентий. С чем пришел?

– Как обычно, по делам, Коба.

– Все у тебя дела, совсем заработался, – человек взял спички, чиркнул одной и раскурил трубку.

– Вот вчера ко мне Калинин с Микояном и Ворошиловым заезжали – поговорили, «кинзмараули» выпили, тебя вспоминали. А ты не приехал (поднялись вверх густые брови)

– Очень уж дел много, до утра работаю, – вздохнул Нарком.

– У всех нас их много, а встретиться, посидеть, надо. Или зазнался?

– Что ты, Коба, я всегда счастлив быть рядом с тобой. Мамой клянусь, – приложил Берия к груди руку.

– Ну, вот и приезжай, завтра как раз выходной. И Кабулова с собой прихвати, пускай барашка и сулугуни привезет. Посидим, вспомним молодость, родные места, немножко выпьем.

– С радостью приеду.

– Ну, а теперь садись, рассказывай о делах, – сделал пригласительный жест хозяин кабинета.

Нарком присел на стул у приставного стола, положив перед собой папку.

Затем доложил о раскрытой в Куйбышеве немецкой резидентуре и захваченной диверсионной группе.

Вождь, заинтересованно выслушал его и одобрительно хмыкнул.

– Значит, и туда добрались, подлецы. К нашим засекреченным объектам. Кто проводил операцию, НКВД?

– Нет, товарищ Сталин, военная контрразведка. Абакумов.

– Молодцы, контрразведчики, пришли мне официальный документ.

– Он со мной. Щелкнув кнопками, Берия достал из папки справку и передал Сталину.

Тот ее внимательно прочел и стал постукивать пальцами по столу.

– Значит, будут работать под нашим контролем? А, Лаврентий?

– Да, – ответил тот.– И дезинформировать противника о планах нашего предстоящего наступления.