Текст книги "История образования и педагогической мысли"

Испытание власти и испытание властью проходят столь тяжко, опять-таки в силу веками воспитанного (и не только у нас) менталитета, в котором политическое мышление и гуманизм, политика и мораль, просто порядочность настолько несовместимы, что это воспринимается даже как норма. Призывы же к политикам столь же неэффективны, как и угрозы в их адрес: они произносятся людьми и в адрес людей, как раз воспитанных в таких реалиях. Полезнее будет присмотреться вместе с идущим на смену поколением к новым реалиям современного мира.

Важнейшее из них – насилие в современном мире исчерпало себя, оно не только противоречит гуманистическим нормам, бесчеловечно, но и попросту неэффективно. Еще Маркс называл насилие «повивальной бабкой истории». Так, вероятно, и было, в течение всей «предыстории человечества», так перестало быть буквально в последние годы. Насилие исчерпало себя и в отношениях внутри государства, и в отношениях между государствами, между людьми, в отношении к самому себе! Отрадно видеть, что отказ от конфронтации, стремление к компромиссу, диалогу действительно становятся «велением времени» – уже и на уровне межгосударственных отношений.

Аргументы в пользу этого утверждения строятся не на общих словах и прекраснодушных пожеланиях («Ребята, давайте жить дружно!»), а на вполне объективных основаниях. Сегодняшний мир – это единый организм, с переплетением экономических, политических, культурных кровеносных сосудов, и закупорка или повреждение любого из них может привести к катастрофическим последствиям для всего организма. Недаром колебания курса валюты или котировок на нефть даже на индонезийской бирже отзываются на всем мировом рынке, и вполне логично, что крупные корпорации (известные из наших учебников как хищные акулы) могут быть сегодня только транснациональными – с разделением труда, источников сырья и рынков сбыта. Современная ситуация в мировой экономике убеждает и в другом – что выгоднее быть не вероломными хищниками, а честными партнерами в тех процессах самоорганизации, которые составляют суть современного мира как единого целого.

В ряде вузов, например, МЭГУ в Москве, Институте им. Россинского в Краснодаре практикуется такая форма обучения, как «Курсы авторизованного обучения» (АК), где студент сам должен находить ответы на сгруппированные в нем вопросы. АК по этике заканчивается общим вопросом: «Единому миру – единая мораль». На первый взгляд, такое утверждение может вызвать недоумение. Какой же мир единый, если он разрывается от террора, военных и политических конфликтов, и поверят ли в это люди, проходящие с бомбой в самолет или сидящие в окопах по разные стороны? Им, видимо, уже поздно. Кто-то из них верит, что спасает родину, для кого-то война – это средство заработать. Но новое, иначе образованное поколение может и должно понять, что окопы и бомбы – рецидивы (хотя и очень устойчивые) дикарского менталитета в мире, который уже давно составляет единый организм. А «единая мораль» означает не некий устав на все случаи жизни, а общечеловеческие нормы отношений как единственно оправданные.

Этика ненасилия, которая становится велением времени – вовсе не означает безволия, пассивности, безразличия. Она означает только отказ от насилия – делом и словом, от угроз и санкций, демонстрации мускулов.

В ходе научной стажировки в Бостонском университете (1981–1982 гг.) я обратил внимание, что на доске с именами наиболее выдающихся его выпускников (по итогам учебы) на первом месте, со значительным опережением будущих Нобелевских лауреатов по физике, начертано имя Мартина Лютера Кинга. Естественно возникший интерес к нему привел к статье с удивительным названием «Возлюби врага своего», где вместо ожидаемых сладкоречивых проповедей я увидел простые, трезвые, выстраданные жизнью строки: «Постарайся встать на место своего противника. Взглянуть на ситуацию его глазами, и если он прав, не бойся согласиться с ним, принять его позицию. Если же нет, найди слова, чтобы убедить его – и тогда вы не будете врагами». Судя по всему, М. Л. Кингу это удавалось. Его митинги собирали сотни тысяч людей, требующих равноправия, мира без войны и этот огромный хор пел: «We shall overcome» («Мы преодолеем»). Напуганные таким влиянием, спецслужбы решили сорвать его митинг, устроив потасовку – где-то через 20–25 минут после его начала, когда слова оратора начинают всецело овладевать вниманием аудитории. Но агенты, посланные с этой целью, так и не выполнили задания, дав объяснение, невероятное для людей их профессии: «Какими же надо быть негодяями, чтобы прервать те слова, которые он говорил!»

«Найти слова» – как это важно для человека, который, обладая знаниями, выработав свою позицию, стремится довести их до других. Речь идет о педагоге. Современный педагог, если он верит в гуманизм, должен понять и то, что мир – это не просто отсутствие войны, но философская и этическая концепция, выстраданная всей историей культуры. Характерная иллюстрация: после прихода к власти Путина и возобновления боевых действий в Чечне президента США Клинтона спросили: «Можете ли вы утверждать, что США находятся в состоянии мира с Россией?» – «Да, – ответил тот, – мы не воюем с ней, не готовимся к нападению и не ожидаем нападения с ее стороны». Но и это – устаревшее политическое мышление. Конечно, «худой мир лучше доброй войны», но этого мало. «Если это даже не холодная война», то это уже «холодный мир» (А. Арбатов). Мир, сделавшись единым экономическим организмом, еще не стал «Планетой людей» (А. де Сент-Экзюпери), а мысль стала «планетарным явлением» (Вернадский) пока только в смысле технической деятельности на Земле. Вместе с тем сегодня приходится убеждаться и в том, что хотя бы в экстремальных, катастрофичных ситуациях проявляет себя « великое братство людей». Так было, например, после страшного землетрясения 1988 г. в Армении, когда на ее горе откликнулся весь мир. Так повели себя люди в разных странах после страшных терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне. Так, возможно, объединится весь мир, если ему будет угрожать, скажем, опасность из космоса. Но такому единству может способствовать и гуманистическое образование.

«Человек отвечает за всех», – писал Ж. – П. Сартр. «Будущее мира зависит от одного человека. Это – ты» – такой значок на участниках грандиозной студенческой демонстрации возле Колумбийского университета в Нью-Йорке тогда, в 1982 г., буквально поразил меня. «Будущее открыто, а история – человеческое дело» – вот сценарий для современного человечества. «Необходимое условие для победы над войной, болезнями и голодом – воспитание поколения, способного не только технически осуществить эту задачу, но и взять на себя этическое обязательство в этом», – написал человек, известный в мире как философ и историк науки – Маркс Вартофски (обязанный своим именем родителям, польским коммунистам, эмигрировавшим в США). А вот что писал еще в первой половине ХХ века другой специалист по истории и философии науки, известный педагог А. Уайтхед: «Демократическое общество никогда не добьется успеха, если оно не воспитает в людях философского взгляда на мир».

Философский взгляд на мир, помимо общих атрибутов, сопровождающих его веками (трезвый взгляд на вещи, терпимость, уважение к мысли и к человеку), сегодня означает еще осознание гуманизма как подлинного веления времени, выстраданного всей историей человечества. Отчаянной веры или ощущения, что так жить нельзя, недостаточно.

1. Можно ли утверждать, что материальные условия необходимы, но недостаточны для реализации личности? Почему?

2. Как можно воспитать отношение к труду как условию самореализации и самоактуализации?

3. Тот же вопрос – в отношении к досугу.

4. Что нужно для воспитания гуманизма в семейных отношениях?

5. Как проявляется в современных условиях неготовность людей к свободе, чем она обусловлена?

6. Как можно связать гуманизм с проблемой выбора? Связана ли эта проблема с образованием и воспитанием?

7. Как вы представляете воспитание властью и воспитание власти в современных условиях? Каковы здесь возможности образования?

8. Существуют ли в современном мире объективные предпосылки для воспитания гуманистического политического мышления?

Глава 18. Воспитание гуманного отношения к себе

Жизнь в обществе, где не воспитано уважение к личности, неизбежно порождает и неуважение к самому себе. Оно может выражаться и в самых обыденных ситуациях.

Ректор большого вуза, бывший фронтовик, поделился таким наблюдением. Когда у нас впервые стали появляться иностранные студенты – как правило, из отсталых и угнетенных африканских государств, первой неожиданностью было то, что они не производили впечатления забитых и несчастных людей. Даже в таких эпизодах: университетский вечер, на сцену вызывается такой-то. Иностранный студент (из любого государства) идет спокойно, без суеты, с чувством собственного достоинства. Наш – будь то студент или профессор – поспешно семенит, и все равно это раздражает: кажется, что наш идет (бежит) слишком долго. На самом деле, раздражает эта суетливость, униженность, которая как бы положена нам. Другой бытовой пример – в какой еще стране такси (легковое или маршрутное) после просьбы остановиться проносится еще десяток метров, которые пассажир, опять же суетливо и заискивающе, пробегает, садясь в машину с потоком бессвязных слов и словно не веря своей удаче. До недавнего времени такое впечатление производили даже пассажиры самолета! Где еще спрашивают таксиста – поедет ли туда-то? А где еще всю дорогу ругаются в трамваях?

Все эти «мелочи» – результат не просто отсутствия бытовой культуры, невоспитанности в расхожем смысле слова, а как раз порождение соответствующего воспитания – в неуважении к самим себе, к окружающим, со стороны окружающих. И ругаются такие, постоянно униженные люди из безотчетного желания самоутверждения – хотя бы таким образом. Все это – признаки необразовавшихся людей. Человек никогда не реализует себя, если не поднимется и не расправится. Оборотная сторона той же «медали» – нередкий в нынешних условиях переход «из грязи в князи», когда внезапный успех (чаще материальный) делает человека хамом, утверждающим себя за счет унижения других (в том числе подачками).

«Человек существует настолько, насколько себя осуществляет», – писал один из основателей гуманистической этики, Э. Фромм. А вот за сто лет до него: «Богатый человек – это тот, кто нуждается во всей полноте человеческих проявлений жизни, в ком его собственное осуществление выступает как внутренняя необходимость, как природа». Встретим ли мы это положение К. Маркса в учебниках «маркистской» педагогики? «Самая очевидная причина человеческих страхов – боязнь утратить себя» – вернемся к Фромму, неизменно называвшему себя последователем Маркса. Заметим, что боязнь утратить себя может проявляться в самых различных формах, в том числе, конечно, в связи с ухудшением материального состояния – сейчас это нередко приводит к разводам и даже самоубийствам, особенно у молодежи, только вступающей в жизнь: из отчаяния, неверия в будущее.

Цель и смысл человеческой жизни – раскрытие сил и возможностей человека в соответствии с его природой – учат выдающиеся мыслители всех времен и народов, от Цицерона до Фромма. Гуманистическая этика утверждает: «Счастье – не дар судьбы, а результат продуктивной деятельности человека». На более обыденном уровне, но не менее убедительно: «Счастье – когда утром хочется на работу, а вечером – домой», когда человек реализует себя, ощущает человеком и на работе, и в семье. Памятна единственная строчка ученического сочинения из знаменитого фильма о школе «Доживем до понедельника»: «Счастье – когда тебя понимают».

Стремление и умение быть личностью, ощущать себя таковой органично взаимосвязаны. Одной из фундаментальных в гуманистической этике является концепция человека для самого себя. Для людей, опутанных «совковыми» стереотипами воспитания, особенно важно увидеть различие между индивидуальностью и индивидуализмом, любовью к себе и эгоизмом, чувством собственного достоинства и самоуверенностью, самореализацией и стремлением утвердиться за счет подчинения других. Понять взаимообусловленность любви и уважения к себе – и к другим. В модных нынче рассуждениях о гуманизме уяснить, что гуманизм – это не жалость или снисхождение, а сострадание, соучастие, сопереживание, понимание – эмпатия.

В течение десятилетий нас воспитывали таким образом, что человек – лишь винтик в коллективе, что он должен жертвовать своими интересами, даже своей личностью во имя «светлого будущего». Сейчас, когда мы видим, насколько мы далеки от такого будущего, которое не может вырасти из не слишком светлого настоящего, на ум приходит образ Павки Корчагина из знаменитого романа Ник. Островского «Как закалялась сталь». Во имя дела революции (а конкретнее, строительства железной дороги) Павка пожертвовал даже личной жизнью (не время!). А жизнь-то одна. И когда читаешь: «Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы», хочется добавить: «но и чтобы не было мучительно больно за загубленную жизнь». Хотелось бы знать, не подкрадывалась ли такая же мысль перед смертью и к молодому, парализованному автору романа, прототипу Павки?. Каждый раз жизнь убеждает, что любое строительство (коммунизма, железной дороги), изначально предполагающее безвозвратные жертвы, оказывается дорогой в никуда. Насколько полезнее и для общества оказывается человек, не подавляющий в себе человеческое – любовь, сострадание (в том числе к самому себе), духовные порывы, а реализующий себя в наиболее естественных для себя устремлениях. Понятно, когда чудеса героизма, самопожертвования проявляли наши люди на войне, навязанной нам, грозящей нам потерей свободы, национальной культуры. Такие подвиги, на которых также воспитывались поколения советских людей, часто совершались теми, кто в обычное время и не мог такого предположить. Просто в ситуации, когда пулемет врага косил товарищей, когда захлебывалась атака, кому-то из них оказывалось естественным закрыть амбразуру своей грудью. Множество наших солдат погибло на разных войнах, спасая… детей врага. В Берлине и по сей день стоит памятник советскому солдату с немецкой девочкой на руках. И совсем другое дело – война, которую мы объявляем сами себе.

В современном образовании и воспитании важное значение приобретает различение авторитарной и гуманистической этики, основанных соответственно на обязанности и ответственности, различие авторитарной и свободной, («чистой» и «отягченной», в терминологии Фромма) совести. «Чистая совесть» сопровождает и венчает хорошо выполненное поручение, долг (независимо от их моральной оценки – вспомним фотографию царских расстрельщиков). Однако с «чистой совестью» могли выполняться самые бесчеловечные приказы, «чиста» совесть профессионального палача, солдата-наемника, о чистой совести позволяли себе говорить на Нюрнбергском трибунале фашистские военные преступники, оправдывавшиеся выполнением приказа. Если «чистая совесть», так или иначе, – следствие покорности, зависимости, то у людей сильных, уверенных в себе, продуктивных нередко бывает ощущение неудовлетворенности, чуть ли не вины, «отягченной совести» за нереализованность своих возможностей, за произведенный ими выбор. Такой человек не станет валить свои неудачи на обстоятельства, козни окружающих, в любой ситуации обнаружит что-то ценное, обернет ее в свою сторону. Не случайно в тяжелых ситуациях всегда выживали сильные не телом, а духом. «Слабый ищет в жизни смысла, цели, задачи, предустановленного порядка; сильному она должна служить материалом для творчества «, – писал Ницше.

В последнее время приходится признать неэффективность мотивации к учебе долгом перед Родиной или родителями. Предлагается теперь убеждать в том, что учеба – это долг прежде всего перед самим собой. Можно видеть, однако, что такое изменение мотивации на самом деле является облачением авторитарной этики (еще одного «долга») в новые одежды. Очевидно, что эффективность учебы как долга (любого) и учебы из стремления к знаниям, образования себя и «для себя» несравнимы.

В последнее время в трудах отечественных и зарубежных философов, культурологов, экономистов все чаще обсуждается так называемое постэкономическое общество, важнейшим признаком которого станут место и роль активной личности. В условиях постэкономического общества труду в традиционном смысле, инстинктивной предтрудовой деятельности противостоит творчество. При этом «выход за пределы собственно материального производства», скачок из «царства необходимости в царство свободы», знаменующие, по Марксу, переход «от предыстории к истории человечества», увязываются, естественно, не с отказом от участия человека в процессе производства, а с преодолением отношения к этому процессу как противоречащему стремлениям личности. В изменившихся условиях производства, напротив, творческая деятельность становится наиболее эффективным средством самореализации.

Важно отметить, что это – вовсе не очередная утопия, такие трансформации уже в значительной степени происходят в обществах, где в «хозяйственной структуре доминируют отрасли, производящие знания и информацию». (Трансформации в современной цивилизации: постиндустриальное и постэкономическое общество. Круглый стол. Выступление В. Л. Иноземцева // Вопросы философии. 2000. № 1. С. 5). В таких обществах все более заметной и важной становится доля населения, занятого в тех сферах, которые требуют наиболее качественного образования. Эта часть населения все более сосредотачивается на целях собственного интеллектуального и духовного роста. Симптоматично, что, не расценивая материальный успех как самоцель, специалисты «Новой волны» являются значительно более высокооплачиваемыми, причем разрыв резко возрастает – ведь знания такого качества невозможно «просто купить» ни за какие деньги – они приходят как результат длительного образовательного процесса, стремления к знаниям как внутренней потребности.

Показательно, что слова о выработке именно такого стремления встречаются в аудитории, воспитанной авторитарным образованием, с недоверием. Памятно, как некоторые участники секции «Философия образования» на II Всероссийском философском съезде (Екатеринбург, 1999) допытывались, какие существуют для этого методы и технологии. Вряд ли они существуют и тем более вряд ли возможно этому обучить. Необходимо, во всяком случае, чтобы педагог пользовался полным доверием аудитории, только тогда она прислушается к нему. (Для сравнения представим себе педагога, который первую же встречу с учениками начинает с «проповедей» – убеждает их не курить, не сквернословить и т. д. Как он будет выглядеть?!). Чтобы его приняли и поняли (в том числе будущие педагоги), надо, чтобы учитель, горя, сам озарял этим светом учеников. А это случается, увы, очень редко, точно так же, как весьма малое количество людей способно делать открытия, изобретать, сочинять музыку, – и даже неуместен вопрос, как этому обучить. Обучить можно конкретным техническим (дидактическим) приемам, но здесь речь идет о целой философии, мироощущении.

Нельзя научить, как изобретать и делать открытия, но можно воспитать дух поиска, стремления к открытиям, внушить ученикам, убедить их, что не следует подавлять в себе свои естественные наклонности, «наступать на горло собственной песне». Можно и нужно воспитывать стремление к духовности.

Удивительно актуальны сегодня сказанные еще в XIII в. слова философа и педагога Фомы Аквинского о «внутреннем учителе», о «добродетели как навыке правильных действий, имеющих основу в воле свободного существа». Свое учение Фома развивал в религиозном контексте, таким образом решая проблему выбора, который оставляет человеку Господь: не потому, что так угодно Богу, не для того, чтобы получить за это воздаяние («торг с боженькой», как сказал бы Ленин), а потому, что сделавший выбор считает его правильным. Такой подход еще убедительнее, если не навязывать заранее предполагаемые, «предзаданные» нормы истины и добродетели: как мы видим, и представления о них изменчивы, социокультурно обусловлены. В любом случае, однако, можно согласиться, что ответственное отношение к своим поступкам – это добродетель, а утверждение жизни, раскрытие личности, «состояние полноты и силы» – добро.

Тезис о свободе как осознанной необходимости, ключевой в советском образовании и воспитании, приписывался Марксу (хотя он прямо ссылался на Спинозу, а тот – на античных мыслителей, римских стоиков). В нашем агрессивном невежестве, теперь яростно отвергающем все, что связано с именем Маркса («выплескивая из ванны с водой и ребенка») утрачивается суть этого положения: то, что в нем упор делается на выбор, определяемый объективной ситуацией (но не принуждением).

Идя еще дальше, Фромм пишет о другом, очень важном, с точки зрения воспитания, аспекте понимания свободы – свободе как внутренней независимости, умении оставаться с другими самим собой. Фромм пишет о свободе как состоянии, когда люди открыты друг другу – могут и испытывают такую потребность. Близость обладающих самобытностью людей – максимальная возможность реализации своей свободы в рамках тех условий, которые доступны в данном обществе. Образование – наиболее эффективный путь для раздвижения этих рамок не только для себя, но и для общества – нынешнего и будущего. Проблема «быть собой» или «быть как все», проблема соотношения личности и культурных стандартов, «общественного мнения» очень неоднозначны. С одной стороны, в нормах, закрепленных в «обыденной психологии», выражен длительный опыт поколений, то, что «отобрано» развитием культуры, а с другой – многое в них может утрачивать свою актуальность, становиться тормозом, и слепое следование им будет верным условием невозможности реализации личности (точно так же, как верная «формула неудачника – это желание угодить всем»).