Текст книги "Бес меченый"

– Вы не можете сдвинуться с места! На каждой руке у вас висит по десять пудов, а ноги приросли к полу! Стойте! Не двигайтесь! Стойте! Не двигайтесь!

Пару мгновений тати выглядели опешившими, затем их лица сделались совершенно отрешенными, а тела, словно окаменели.

– А теперь спите! – велел Полкан. – Спите, покуда солнце не встанет! Спите, покуда солнце не встанет! Спите, спите, покуда солнце не встанет! – повторял он тихим, но повелительным голосом.

Оба татя послушно грохнулись вниз и захрапели, причем Давила занял все пространство на полу, а Коптел расположился на своем товарище.

– А теперь, Саввушка, утекаем, – обратился Полкан к другу

Савва и сам рад был покинуть разбойничий притон.

– Как же нам собрать вещи так, чтобы их не потревожить? – спросил он, указывая на зычно храпящих татей.

– Да, ты хоть убивай их, они не проснутся, покуда солнце не подымится.

И все-таки Савва поначалу изо всех сил старался не задеть спящих, но потом понял, что Полкан прав, и тати не просыпались даже, если на них кто-нибудь нечаянно наступал.

– Ты их заколдовал? – дрожащим голосом спросил юноша.

Полкан нетерпеливо махнул рукой.

– Потом, брат Савва! Потом я тебе все скажу.

Вытащив из-под Давилы обе веревки, он одну сунул себе в мешок, а другую привязал к окну.

– Вылезем на задний двор, отколь уйдем огородом.

– А как же наши кони и лошадь? – спросил Савва.

– Нам не до коней, – отрезал Полкан.

Он выбросил в окно вещи и легко спустился по веревке во двор. Савва последовал за другом с меньшей сноровкой, зато с огромным желанием выбраться из разбойничьего логова, и это предавало ему ловкости. Быстро собрав свои вещи, друзья бросились прочь от постоялого двора. Полкан бежал впереди, Савва несся за ним: несмотря на предрассветную темноту, никто из них не разу не споткнулся и не за что не зацепился.

На берегу Волги Полкан швырнул на землю мешок и сказал запыхавшемуся другу:

– Погоди, Саввушка! Отдышись малость.

– А вдруг тати догонят нас?

– Не догонят.

Уверенность старшего товарища немного успокоила юношу. Савва опустился на траву.

– Что же мы без коней будем делать? – огорченно воскликнул он.

Полкан махнул рукой.

– Добро, что сами уцелели да еще немалыми деньжатами разжились, а коней мы себе достанем. Нынче же нам они без надобности, понеже до Нижнего мы поплывем по Волге в струге. Я уже сговорился с одним торговым человеком, покуда ты спал.

– Жаль Воронка, привык я к нему, – вздохнул Савва.

– Забудь, – посоветовал Полкан. – У тебя будет еще немало добрых коней.

Тем временем наступил рассвет. Городок начал просыпаться: петухи отпели свои песни, в храмах отслужили заутреню, из труб потянулся дым.

Друзья зашагали по берегу туда, где виднелась пристань.

– Ты колдовством с татями управился? – вновь спросил Савва.

– Ну, а коли колдовством, что из того?

– Грешно колдовать, – уверенно заявил юноша. – Кто колдует, тот не попадет в царствие небесное.

– Не усыпи я татей, они бы нас удавили, – резонно возразил Полкан. – Али ты спешишь попасть в царствие небесное? Тогда в другой раз я подожду, покуда тебя порешат, а потом уж о себе позабочусь.

Савва вовсе не торопился на тот свет.

– Просто я с малых лет боюсь колдовства, – смущенно сказал он.

– Я не колдовал.

– А как же ты заставил татей уснуть?

Полкан рассказал:

– Опосля того, как меня небесным огнем опалило, я чудом живым остался – долго хворал, а когда выздоровел, случилось то, чего прежде не бывало: мне удалось отца обморочить2323
  Обморочить – внушить представление об увиденном иное, чем есть на самом деле.


[Закрыть]. Украл я из дому серебряный ковш, чтобы сменять на зодиак2424
  Здесь – лента с изображением созвездий.


[Закрыть] у чужеземного купца, и токмо направился к торгу, как увидал батюшку. Хватает он меня за шиворот и вопрошает: «Что ты под полой хоронишь?» Я ему и говору первое, что на ум пришло: «Лягушку поймал, хочу баб попугать». А ковш возьми и выпади у меня из-под полы. Отец поглядел на него, скривился и проворчал: «Лягушка-то твоя не шевелиться – поди, сдохла уже».

Савва засмеялся, а Полкан продолжил:

– Попробовал я и с другими людьми такие штуки проделывать, и у меня, за редким случаем, получалось. А потом моя судьба так сложилось, что пришлось мне поскитаться немало. Попал я аж в восточные земли, и там один мудрый человек научил, как с данными мне Богом чудесными способностями управляться. Он еще велел морочить людей токмо по великой нужде, иначе однажды я сам себя обморочу.

Глава 9
Алчный Федот

Несмотря на ранний час, пристань была уже заполнена народом. Люди суетились возле готовящегося к отплытию учана: носили мешки и какие-то вещи. Кроме этого судна у причала покачивались на волнах еще две барки и несколько лодок.

– У моего отца есть похожий струг, – заметил Савва, глядя испуганно на учан.

Полкан усмехнулся:

– Не страшись, Саввушка! Сей струг принадлежит не Фоме Грудицыну, а торговому человеку из Нижнего, Федоту Доброву.

С учана спустился по сходням русобородый крепыш средних лет.

– Вовремя вы подоспели, – обратился он к Полкану. – кормщик твердит: мол, ветер набирает силу, пора плыть. Я еле уломал его немного погодить.

Полкан окинул крепыша холодным взглядом.

– Я, Федот, всегда поспеваю вовремя – особливо тогда, когда заранее заплатил. Еще никто не утек с моими деньгами.

Купец смутился:

– А я и толкую кормщику: дескать, уплатил человек за провоз – надобно его подождать.

Друзья быстро погрузились в учан, и вскоре судно, подняв паруса, поплыло по Волге.

– Нынче будем в Нижнем, – удовлетворенно сказал Полкан.

После бурной ночи Савва чувствовал себя уставшим. Он решил немного поспать и, с дозволения Федота, пошел на корму, где прилег на мешки. Однако ему было неудобно и жестко.

«Не иначе Добров каменьями торгует. Здесь не уснешь», – сердито подумал Савва, поднимаясь.

– Не спится, брат Савва? – заботливо спросил у него Полкан и посоветовал: – А ты устраивайся ближе к носу – там тюки с материями.

– Надобно дозволения спросить у Федота.

Полкан махнул рукой.

– Добров с кормщиком трапезничают, прочим не до нас, да и нет никому дела до того, где ты будешь спать.

Савва перебрался на тюки с материями, лег и сразу уснул. Сон его был очень беспокойным: снилось ему, будто он бегает по Казани, спасаясь от отца. Когда, наконец, Фома загнал сына на крышу, где стояли с пищалями наготове Афоня Заяц и покойный Хрипун, Савва проснулся в холодном поту.

– Не помри от жадности, Федот, – сказал где-то рядом грубый голос кормчего.

– Ты, Кондрат путаешь жадность с расчетом, – возразил Добров. – Жадный у нас в Нижнем – Настасий Свербин: он каждую денежку бережет, себе во всем отказывает, жену и детей в черном теле держит, и одевается почитай в лохмотья. Я же ради своего семейства стараюсь.

– Даже ради своего семейства меру знать надобно. Тебе ж люди заплатили за проезд, а ты чего надумал? Бога побойся!

Савва навострил уши.

– А чего я худого надумал? – рассердился купец. – Ведь не ограблю путников, а всего-навсего наведу на них стрельцов. Пущай, дознаются, что за птицы к нам в Нижний явились? Может, сии люди – тати, и у них руки в крови христианской по самые локти!

– Стрельцам токмо дай наводку, – продолжал возражать кормчий, – они и честных людей в татьбе обвинят, коли у тех деньги имеются. Тебе-то в чем польза от извета?

– За поимку татей награда положена, – заметил Добров.

– Ну, как знаешь, Федот! Коли ты решил выгоду поиметь, спорить с тобой без толку. Чует мое сердце – не доведет тебя жадность до добра!

Кормчий зашагал прочь, купец тоже удалился.

Выбравшись из тюков, Савва бросился искать Полкана и, найдя его на корме, возмущенно сообщил о коварстве Доброва. Однако рассказ юноши почему-то не взволновал его друга.

– Прав Кондрат: жадность до добра не доводит, – только и сказал Полкан.

– Нам-то что делать?

– Покуда ничего. До Нижнего еще есть время.

Савве передалось спокойствие друга. В конце концов, Полкан всегда находил выход из трудного положения.

Савва стал глядеть на голубые, переливающиеся на солнце волны. Он вырос на Волге и очень ее любил. Еще в детстве мальчик часто убегал на реку, где совершенно забывал обо всех своих бедах. Ко всем прочим рекам Савва относился равнодушно: они были просто водой, а у Волги несомненно имелась душа, красивая и добрая. Иначе, почему лишь здесь отступали все заботы? Вот и сейчас, глядя на волны, юноша быстро забыл о корыстолюбивом купце.

– К Нижнему подходим, – напомнил сам о себе Добров, появившись из-за тюков.

Вдруг какая-то сила швырнула Савву на палубу, а затем покатила куда-то вниз.

– Поворачивай, скотина! – орал громоподобным голосом кормчий. – Куда ты прешь!

Савва остановился и увидел под собой дощатый борт судна, над которым торчала голова Доброва. Судя по всему, купец едва не упал в реку, но в последний миг успел зацепиться за борт.

– Помоги, паренек! – бескровными губами прошептал Федот.

«Ты ему поможешь, а он тебя в Нижнем стрельцам сдаст», – прошептал внутри Саввы голос похожий на голос Полкана

Юноша сделал вид, что желает помочь Доброву, и, протянув руку, как будто нечаянно, оттолкнул от себя его испуганное лицо. Купец исчез за бортом, а судно сразу начало выравниваться.

– Собаки …! – бранился кормчий. – Перепились видно все …! Чуть себя и нас не потопили …!

Эти слова относились к людям, которые находились на едва не столкнувшемся с учаном легком струге. Там тоже царило оживление: столпившиеся у борта стрельцы махали саблями и грозили кулаками в сторону купеческого судна.

Кондрат умерил свой пыл.

– Токмо бы они не напали на нас! – испуганно воскликнул он.

– Уже не успеют, – спокойно сказал Полкан.

И тут же легкий струг вильнул в сторону и резко остановился, а бравые стрельцы дружно посыпались за борт.

– Угодили на мелководье, – обрадовался кормчий. – Так им, собачьим сынам, и надобно.

Народ на учане радостно засвистел и загалдел. Когда же восторг немного утих, кормчий первым заметил отсутствие хозяина и громко спросил:

– А где Федот?

Люди кинулись искать Доброва. Савва тоже бегал по учану, звал незадачливого купца, словно не зная, что тот давно утонул. Впрочем, довольно скоро все догадались о случившемся с хозяином судна несчастье.

– Не иначе Федота от толчка в реку выбросило, да будет милостив Господь к его грешной душе, – сделал вывод кормчий и перекрестился.

А Савва тем временем отозвал друга в сторонку и поведал ему о том, как погиб Добров.

– Ну вот, и славно, – отозвался Полкан – одной заботой у нас стало меньше. Радуйся, Саввушка!

– Чему радоваться? – возразил Савва. – Я же грех великий совершил – человека загубил.

– Кабы ты его не загубил, он донес бы на нас стрельцам, – напомнил Полкан. – Так что нечего жалеть о том, что случилось, погляди-ка лучше каков Нижний Новгород.

Учан уже подходил к городу. Были виден высокий крутой берег, а на нем уже хорошо различались крепостные стены, купола церквей, избы посада, торг у пристани и многое еще.

– Ух, ты! – восторженно воскликнул Савва. _Нижний не меньше нашей Казани!

Полкан дружески потрепал юношу по плечу.

– Погоди, брат! Как увидишь Москву, тебе и Казань, и Нижний селами покажутся.

Глава 10
Чудо-порошок

Савва так устал, что с трудом доплелся до постоялого двора. Друзья заняли каморку под самой крышей, где не было лавок, а лежал только пук соломы, но привыкшему к дорожным неудобствам и зверски уставшему юноше было все равно на чем спать.

– Ступай в корчму, брат Савва, – предложил Полкан. – Тебе надобно немного поесть.

Сам он снял с себя всю верхнюю одежду и, судя по всему, спускаться в корчму не собирался.

– А ты есть не будешь? – удивился Савва.

– Я перекушу здесь.

– Почто так?

– Больно ты любопытен, Саввушка, – с легкой досадой проворчал Полкан.

Юноша обиделся:

– Друг называется! Все время от меня что-то скрываешь.

– Прости, Саввушка, – мягко сказал Полкан. – Я давно уже живу один и привык людям не доверять. За много лет ты первый, кто стал мне близок.

Савва перестал обижаться.

– Я же не прошу тебя открыть мне все твои тайны. Просто заметно, что, как мы сошли со струга, ты опаску имеешь. Может, и мне чего-то надобно страшиться?

– Тебе страшиться нечего. А я и впрямь в Нижнем держусь настороже, понеже родился здесь, и не хочу, чтобы кто-нибудь меня узнал.

– И давно ты покинул Нижний?

– Более десяти лет назад. Я тогда был моложе тебя и даже бороду еще не отрастил.

– Коли так, то тебя вряд ли кто-то узнает, – убежденно сказал Савва. – Метку-то ты свою под шапку прячешь.

– Я тоже так думаю, но все же остерегаюсь.

– Почто тебе так не хочется быть узнанным? – не унимался юноша. – Уж не совершил ли ты здесь смертоубийство?

– Вроде того, – недовольно ответил Полкан.

Савва успел достаточно узнать друга, дабы понять, что тому не по душе этот разговор. И все-таки мучимый любопытством юноша задал еще один вопрос:

– А родители твои живы?

– Нет, – ответил Полкан, окинув младшего товарища таким мрачным взглядом, что тот поспешил уйти.

Савва спустился в корчму. По случаю Успенского поста, водку не подавали, и вероятно по этой причине людей за длинным столом было немного – всего человек семь. Когда трапеза Саввы уже подходила к концу, в корчму вошли еще трое – пожилой здоровяк с пышной седой бородой, невысокий жилистый мужичок тех же лет, что и здоровяк, и высокий худой парень. Савва внутренним чутьем угадал в них торговых людей.

Вошедшая троица, расположилась за столом и начала есть, при чем здоровяк и парень набивали рты, а их сотрапезник жевал, словно нехотя.

– Ты не захворал ли, кум Аникий? – сочувственно спросил здоровяк.

– Здрав я, Фимушка, друг сердечный, – поспешил успокоить его Аникий.

– Так чего же не ешь?

– Заботы мучают меня, Ефим. Сам знаешь, каково мне нынче.

Ефим поморщился.

– Плюнь ты, Аникий, на заботы. Одолеешь ты их с Божьей и моей помощью.

– Легко толковать тому, кому удача сама в руки проситься. Бог тебя любит за твои добродетели, а я, грешный, недостоин Его милостей, и весь в долгах, как в шелках. Хоть в петлю лезь, да простит меня Господь.

Ефим принялся утешать своего товарища:

– Неужто я в беде кину друга, с коим с малолетства знаюсь. Ты мне так же дорог, как и сын мой единственный. Не бойся, Аникий – одолеем твои заботы вместе. Я всегда тебе помогу, а коли меня раньше сроку Всевышний к себе примет, сыну будет наказано не оставлять своего крестного отца. Не бросишь Аникия, Егорушка? – обратился он к сыну.

Осенив себя знамением, парень пообещал:

– Вот те крест, нипочем не брошу.

– Ничего, кум Аникий, уйдут твои невзгоды, – продолжал утешать друга Ефим. – Вон каковых мы с тобой двух добрых жеребцов почитай за гроши приобрели. Продадим их, поделим деньги – ты с частью долга и расплатишься.

Слушая беседу купцов, Савва начал клевать носом и едва не угодил головой в миску.

«Пойду я, иначе усну здесь».

Поднимаясь из-за стола, он неловко задел локтем Ефима. Тот сразу взбеленился:

– Ручища свои подбери, парень! А то размахался ими!

Обычно Савва не вступал в пререкания со старшими, но сейчас, будучи усталым и раздраженным, он огрызнулся:

– Сам подбери! Растопырился так, что на коне не объедешь!

Купцы дружно возмутились.

– Ты как, щенок, с человеком, в отцы тебе годящимся, толкуешь! – воскликнул Аникий.

– Мало тебя родители драли в малолетстве! – вторил товарищу Ефим.

– Давай, батя, я ему рыло начищу! – предлагал Егор.

Разозлившись еще больше, Савва вынул из сапога кинжал.

– Души из вас троих повынимаю, не будь я сыном боярским Саввой Глебовым!

При виде оружия купцы умерили свой пыл и втянули головы в плечи.

– Да, мы ничего… – забормотал Аникий. – Что же, и слова молвить нельзя?

Савва сразу остыл, и ему стало неловко.

«Чего я вдруг закусил удила», – подосадовал он на себя.

Юноша поднялся в их с Полканом каморку, где, не раздеваясь, упал на солому рядом со спящим другом и мгновенно забылся.

Проснулся Савва глубокой ночью, оттого что ему приспичило справить нужду. Он ощупью спустился по лестнице, вышел в освещенный полной луной двор и собрался уже было развязать штаны, но тут в сенях что-то загремело. Хотя за последнее время Савва стал значительно наглее, чем прежде, некоторая застенчивость в нем еще осталась. От мысли, что кто-нибудь появится и увидит его при лунном свете со спущенными штанами, ему стало неловко. Юноша побежал к конюшне, свернул за угол и там сделал свое дело. Удовлетворенный он уже собрался идти досыпать, как разглядел, что с крыльца спускаются купцы Ефим и Аникий.

«И им приспичило. Вот не ко времени», – подосадовал Савва.

Но, похоже, у купцов были иные намерения. Приглядевшись повнимательнее, Савва заметил в руках Ефима увесистую палку, а Аникий сжимал за пазухой нож. Торопливой походкой купцы зашагали к конюшне. Поскольку было безветренно, Савва хорошо слышал их разговор.

– Тихо все, кум Аникий, – бубнил Ефим. – Кажись, тебе померещилось, что кто-то наших коней ворует.

– А вот и не померещилось, – убежденно возразил Аникий. – Вор нас увидал и, поди, во тьме затаился. Погляди! – торжествующе воскликнул он. – Конюшня-то отперта!

– Ну, я ему покажу, как у честных торговых людей их добро уводить! – прорычал Ефим.

Дверь конюшни заскрипела, а затем Савва неожиданно услышал короткую возню и болезненный вскрик. Беспокойно заржали кони.

«Видать там и впрямь вор. Надобно людей разбудить», – подумал юноша.

Но не успел он пошевелиться, как услышал спокойный голос Аникия:

– Вот и все сладилось, царствие небесное Ефиму. Вынь у него деньги, Нечай, и схорони их получше. Да не вздумай с ними утечь.

– Куда же мне утечь от своих детишек? – заворчал хриплый мужской голос. – Я ради них и на грех пошел.

– Давай, поторапливайся! – прикрикнул Аникий. – Кони вон волнуются!

Хриплый голос спросил:

– Зачем тебе понадобилось нынче кончать Ефима, а не подождать, покуда он жеребцов продаст? Тогда денег у него было бы поболее.

– Нынче Ефим полаялся с одним пареньком, так что нам есть на кого вину свалить.

Савва весь похолодел.

– А нам поверят? – засомневался Нечай.

– Дурак Егорка мне всегда верит, а прочим все равно над кем расправу чинить, – уверенно сказал Аникий.

– А ты когда Ефима будил, неужто не боялся, что и Егорка проснется?

– Крестника моего и пушкой не разбудишь. Ну, взял деньги? Добро, что Ефим с ними не расставался и повсюду на себе носил. Пошли.

Из-за угла конюшни Савва наблюдал за тем, как купец и кряжистый мужик прошли по двору. У крыльца Аникий оглянулся, и юноша поспешил спрятаться. Когда же Савва вновь осторожно выглянул, уже никого не было.

«Разбужу Полкана, и надобно уносить отсель ноги», – решил он.

Савва крадучись добрался до каморки. К его удивлению Полкан не только не спал, но выглядел так, как будто собрался в путь.

– Да, ты никак прознал о том, что случилось? – спросил юноша.

Полкан пожал плечами.

– Отколь же мне знать? У меня задумка была разбудить тебя ночью, выйти потихоньку, забрать из конюшни лучших коней да и ускакать на них. А тебя куда на пол ночи унесло? По нужде так долго не ходят.

Савва рассказал другу о преступлении, свидетелем которого он нечаянно стал.

– Понимаешь, Полкан! Они все на меня хотят свалить. Так что давай, как ты задумал, выведем коней да ускачем на них, покуда все еще спят.

Полкан помотал головой.

– Нет, брат Савва, теперь нам лучше остаться, понеже ночь почитай уже кончилась, и далеко мы не ускачем. А еще хуже будет, коли нас в конюшне при убитом Ефиме застанут. Тогда уж ни тебе, ни мне нипочем не оправдаться.

– Что же делать? – со слезами в голосе спросил Савва.

Полкан ободряюще улыбнулся.

– Не отчаивайся, Саввушка. Я придумал, как не токмо из беды выбраться, но еще выгоду поиметь.

Он снял кафтан и лег спать. Савва тоже растянулся на соломе, однако уснуть ему никак не удавалось, и только, когда уже совсем рассвело, он задремал.

Разбудил его жуткий крик.

– Должно быть нашли Ефима, – заметил, зевнув, Полкан.

Савве вновь стало страшно, и он растерянно посмотрел на друга.

– Пошли в корчму, – сказал Полкан.

Когда друзья явились в корчму, там уже собрались все постояльцы, включая Аникия и Нечая. У печки стоял растерянный хозяин постоялого двора и повторял:

– Надобно же тому случиться! У меня смертоубийство! Надобно же тому случиться!

А вокруг стола метался рыдающий Егорка.

– Батюшка мой! Кто же тот ворог, кой тебя со свету сжил! Кто же он?! Где же он?

– Уж не здесь ли среди нас? – подал голос Аникий и посмотрел в упор на Савву.

Тот возмутился и уже открыл рот, чтобы поведать всем о том, чему он стал ночью свидетелем, но Полкан шепнул ему:

– Помолчи покуда!

Савва послушался друга и не сказал ни слова.

– Эй, мил человек! – окликнул его Аникий. – Ты ведь вчера убить грозился Ефима.

– Он грозился, – подтвердил хозяин постоялого двора.

Все зашумели, послышались выкрики:

– Он и убил торгового человека, больше некому.

– Надобно скрутить его да отвести к стрельцам.

– Пущай ответ держит.

У Саввы от страха подогнулись ноги. Он продолжал молчать, но уже не по повелению друга, а оттого что его язык, словно прирос к зубам.

– Где деньги отцовы, убивец?! – закричал Егорка и бросился на Савву.

Заслонив собой младшего товарища, Полкан ловко схватил сына убитого в охапку и спокойно сказал:

– Уймись, парень.

В голосе друга Саввы было нечто такое, что заставляло людей его слушаться. Вот и сейчас Егорка смиренно отступил назад.

А Полкан обратился ко всему присутствующему народу:

– Окромя друга, моего здесь полно людей. С чего вы взяли что он убил? Неужто токмо из-за пустячной свары?

– Вот пущай стрельцы и вызнают – он убил али нет, – вмешался опять Аникий.

– Нет, так дело не пойдет, – возразил Полкан. – Друга моего, значит, потянут к розыску, а вы все разбежитесь. А коли не он убил купца, то настоящего душегуба потом и не сыщешь.

– И чего же теперь? – растерянно спросил Егорка.

Полкан как будто задумался на пару мгновений, а потом сообщил:

– Есть у меня одно средство – порошок белый. Коли его возьмет человек совершивший в последние три дня грех смертоубийства, руки душегуба поначалу засветятся, а потом на них выступят пятна крови.

Савва видел, как изменился в лице Нечай. Аникию тоже явно не понравилась идея искать убийцу при помощи чудодейственного порошка, и он сварливо забормотал:

– Да, ты, мил человек, не иначе колдовством занимаешься, коли чудодейственные порошки при себе имеешь?

Полкан развел руками.

– Мой грех – мне ответ держать перед Вседержителем. А ты колдовства страшишься али того, что на твоих руках кровь появится?

Этот неожиданный вопрос в лоб заставил Аникия покраснеть.

– Ну, вот еще! Ничего я не страшусь. Доставай свое средство.

– Доставай, доставай! – горячо поддержал своего крестного Егорка. – Коли ты, добрый человек, сыщешь отцова губителя, я ничего для тебя не пожалею.

– Так уж и не пожалеешь? – засомневался Полкан.

Егорка осенил себя знамением.

– Вот те крест!

Полкан достал из-за пазухи крохотный металлический сосуд, открыл крышку и велел своему другу:

– Давай руки, Саввушка.

Когда белый порошок оказался на руках Саввы, тот внезапно вспомнил, как погиб алчный купец Федот Добров.

«А ведь с того случая еще не прошло трех дней», – испугался юноша.

Однако руки его не засветились, и пятна крови на них не выступили. Савва облегченно вздохнул.

Полкан насыпал на руки порошок почти всем, кроме хозяина постоялого двора, Егорки, Аникия и жмущегося в угол Нечая, когда чудодейственное средство закончилось. Аникий сразу взбодрился.

– Ну, вот! – торжествующе воскликнул он. – Нет толку от твоего колдовства!

– Я не всех еще проверил, – заметил Полкан.

Аникий принялся возмущаться:

– Неужто кто-то из нас оставшихся мог загубить Ефима? По-твоему убивец – здешний хозяин? Али сын порешил отца своего? Али слуга учинил расправу над своим благодетелем? Али я на тот свет отправил кума?

– Всякое в жизни случается, – резонно возразил Полкан, – убивают и отцов, и благодетелей, и кумовей.

Аникий махнул рукой.

– Что зря толковать, раз у тебя порошок кончился?

– А вот и не кончился! Есть еще малость! – торжествующе воскликнул Полкан

Он вынул из-за пазухи второй крохотный металлический сосуд, быстро снял с него крышку и высыпал порошок на руки Аникию. Савве показалось, что и без того острый запах чеснока в корчме стал еще сильнее. Однако, немного погодя, ему, равно как и остальным присутствующим, стало не до запахов, потому что все увидели, как руки Аникия вдруг засияли.

– Вот те на! – изумился хозяин постоялого двора.

Тут случилось еще одно неожиданное происшествие: Нечай, выбежав из угла, бухнулся на колени и возопил:

– Винюсь, люди добрые! Наш с Аникием грех! Мы вдвоем порешили Ефима! Он меня на душегубство соблазнил: мол, заберем у хозяина твоего деньги, я с долгами расплачусь, а ты досыта накормишь детишек! Винюсь, винюсь, люди добрые! Не устоял я перед соблазном!

Не успел народ прийти в себя от этого неожиданного признания, как все испытали новое потрясение. Аникий взвыл дурным голосом, и на его руках выступили красные пятна, похожие на кровь.

– Жжет! Жжет! – кричал Аникий.

– Тебе деньги загубленного тобой человека руки жгут! – подал голос опомнившийся хозяин постоялого двора. – Вяжите убивцев! Запрем их в погребе и позовем стрельцов!

– Но поначалу сами их проучим, – предложил один из постояльцев.

Все, кроме Саввы и Полкана, набросились на преступников.

– Где деньги?! – орал Егорка. – Где отцовы деньги?!

– Я покажу, где они схоронены! – отзывался Нечай между охами от сыплющихся на него ударов. – Я покажу!

– Пойдем, заберем свой скарб, – шепнул Полкан Савве.

Юноша с готовностью послушался друга. Он желал только одного – как можно скорее покинуть это злополучное место, и даже не вспомнил о том, что у них нет коней.

Когда друзья вернулись в корчму, народу там заметно поубавилось. Преступников, очевидно, уже уволокли в погреб, кто-то побежал за стрельцами, а кто-то, подобно Савве и Полкану, спешил убраться от греха подальше. За столом сидел в одиночестве Егорка и говорил сам с собой рыдающим голосом:

– Как мог Аникий убить отца? Он же крестил меня! Батюшка любил его, как родного! А Нечай? У него же все из рук валилось, а отец неумеху не прогонял из-за деток его малых! Вот как, значит, люди за добро платят?

Полкан бесцеремонно пихнул в плечо страдающего купеческого сына и сказал:

– Нам пора в путь. Давай, выполняй свое обещание.

– Обещание? – не понял Егорка.

– Ты прилюдно пообещал отдать мне все, что я пожелаю, коли у меня получится сыскать убивцев отца твоего. Так вот я желаю взять тех двух жеребцов, коих твой покойный батюшка и Аникий вели на продажу.

Егорке такое предложение явно не понравилось. Но что было делать, если он прилюдно поклялся крестом Господним.

– Кони не токмо мои, но и Аникеевы, – сделал парень слабую попытку возразить.

– Ему кони и деньги уже не надобны, – напомнил Полкан.

Егорка вздохнул с сожалением:

– Ладно! Куда же деваться? Берите!

Друзья быстро подхватили вещи и выбежали во двор. Там Полкан уверенно направился в конюшню, откуда вывел одного за другим двух замечательных коней, ничуть не хуже тех, которых друзья оставили в Козьмодемьянске – одного серого в яблоках, другого вороного.

– Ух, ты! – воскликнул Савва, глядя восхищенно на вороного жеребца. – Ну, прямо вылитый мой бывший конь! Я его тоже Воронком стану кликать.

– Седлай его скорее, Саввушка – обеспокоено сказал Полкан. – А то вот-вот стрельцы явятся.

Друзья не зря торопились. Едва успев покинуть постоялый двор, они увидели приближающихся справа стрельцов. Полкан повернул коня налево, Савва сделал то же самое.

Они выехали из города, миновали посад, и когда добрались до леса, Савва заговорил с другом:

– Почто от твоего порошка на моих руках пятна не появились? Я же вчера Федота Доброва, упокой Господи его душу, в Волгу спихнул.

Полкан усмехнулся:

– От того порошка, что был на твоих руках, ни у кого ничего не будет, а от порошка, насыпанного на руки Аникию, даже у самого благочестивого человека поначалу появится свечение, потом выступят пятна.

– Так ты разные порошки насыпал, – догадался Савва.

– Разные. Когда я узнал от тебя про убийство Ефима, то стал раздумывать, как нам быть. Словами доказывать свою правоту трудно: люди больше видимости верят. Вот я и решил обморочить всех порошками своими.

Савва был восхищен сметливостью друга.

– И как у тебя все получилось здорово! Мы не токмо вышли сухими из воды, но и добрых коней задаром приобрели.