Текст книги "Бес меченый"

– На стол подавать али нет?

– Да, мне и кусок в глотку не полезет, – сердито отозвался Бажен.

«А мне так очень доже полезет», – с тоской подумал Савва.

Душевные муки нисколько не повлияли на его аппетит. Молодой организм требовал пищи телесной, однако хозяина мало заботило то, что гость останется голодным.

– Ступай отсель! – велел Бажен бабе и, горестно вздохнув, обратился к своему постояльцу: – Придется тебе, Саввушка, уйти от меня. Ты уж прости старика.

Савва и сам был рад убраться от скупердяя, но ради приличия поинтересовался:

– Али я обидел вас? За что ты гонишь меня?

Бажен виновато развел руками.

– Ты, сынок, стал мне родным, но, видать, око у тебя худое. Прежде жена моя никогда не хворала, нынче же она лежит сама не своя. Ступай-ка, милый, с Богом! Мы же с Феклой будем молить Господа за тебя.

Возблагодарив Всевышнего за то, что все так разрешилось, гость бросился собирать вещи. Перед уходом он подумал:

«Надобно на всякий случай задобрить старика. Ссориться с ним мне не с руки».

Савва положил на стол три серебряные монеты и сказал смущенно:

– Вот тебе плата за лавку.

– Обижаешь сынок, – проворчал Бажен, но его взгляд цепко ухватился за подношение.

Юноша поклонился и произнес уже более уверенно:

– Не обижай и ты меня. Прими сей дар в знак уважения к тебе.

Старик не стал больше спорить и схватил деньги, при этом глаза у него вспыхнули так алчно, что у Саввы мороз пробежал по коже, и он, торопливо попрощавшись с Баженом, поспешил оставить его «гостеприимный» дом.

На постоялом дворе юноша был радушно принят Провом и Аграфеной. Вернувшегося постояльца поселили в лучшей горенке и накормили сытным обедом, от которого изголодавшийся у Бажена Савва сразу забыл обо всех своих невзгодах и душевных муках.

Глава 3
Полкан

После Великого дня орловский торг ожил: открылись лавки местных торговцев, понаехали пришлые купцы, как русские, так и инородцы. Люди целыми днями толклись возле прилавков: кто-то стремился пополнить свои оскудевшие за зиму запасы и купить обновы к лету, а кто-то просто глазел на изделия, привезенные купцами издалека. Яркие материи, искусные украшения и великолепное оружие – все это покупалось мало, но привлекало очень много внимания.

У Саввы торговля шла успешно: его добротные товары нравились орловцам, да и лавка Бажена находилась в удобном месте. За три дня мошна молодого казанского купца порядком потяжелела. Каждый вечер Бажен подходил к своему бывшему постояльцу, чтобы спросить о делах, и всякий раз повторялось одно и то же – Савва сообщал о своих успехах и отсыпал щедрой рукой старику деньги, а тот поначалу обижался, но потом принимал дар.

Фекла, по словам Бажена, уже выздоровела. Когда Савва вспоминал о ней, в его воображении рождались соблазнительные видения, которые постепенно превращались в жаркие мечты и неистовые желания. Новые чувства были такими сильными, что постепенно вытеснили страх греха, и юноша уже жалел о своей прежней нерешительности.

На четвертый день Савве надоело сидеть в лавке, и он, оставив вместо себя одного из слуг, отправился бродить по торжищу. Народу было много везде, но самое большое оживление было на конной площадке. Толпа собралась вокруг высокого широкоплечего молодца в отороченной мехом росомахи тулье, польском кафтане бирюзового цвета и сапогах из дорогой темно-красной кожи. Этот щеголь был очень хорош собой: его черные кудри выбивались густыми прядями из-под тульи, синие раскосые глаза походили на два глубоких омута, крупный прямой нос выдавал хорошую породу, а в движениях тела угадывалась сила и ловкость.

Молодец продавал двух прекрасных жеребцов темно-бурой масти.

– Креста на тебе нет, Полкан! – кричал на него купец Козьма Громов. – Виданное ли дело – заламывать за двух коней цену доброго табуна?

Полкан равнодушно пожал плечами.

– Ну, и покупай табун дохлых кляч, коли мои кони не по твоим деньгам.

Толпившиеся зеваки старались не оставаться в стороне от происходящего действия:

– Полкан не уступит!

– Он знает верную цену, Козьма!

Сплюнув в сердцах, Громов согласился с продавцом. Ударили по рукам, а затем покупатель и его слуги занялись жеребцами. Полкан сунул деньги, не пересчитывая, за пазуху и внезапно обратился к стоящему неподалеку Савве:

– Здравствуй, Саввушка! Не погулять ли нам по случаю моей удачи?

Хотя незнакомец дружелюбно улыбался, Савве почему-то стало не по себе.

– Прости, добрый человек, – замямлил юноша, краснея. – Спасибо за честь, но у меня дел много.

– Погуляй с нами, Полкаша! – предложил маленький мужичок, перемигнувшись с двумя высоченными верзилами.

– Вы мне не надобны, – грубо отрезал Полкан и вновь обратился к Савве: – А с тобой, Саввушка, мы еще погуляем.

Он легкой походкой зашагал прочь. Савва заворожено глядел вслед этому странному человеку и сам не заметил, как пошел за ним. Бирюзовый кафтан манил за собой, словно заколдованный, и юноша брел, не видя ничего вокруг себя.

Неожиданно Савва споткнулся о кочку и упал. Поднявшись, он увидел голое пустынное место – лишь вдалеке дымились оконцами две солеварни, между которыми торчал колодец-журавль.

«А где Полкан?», – вспомнил Савва и огляделся.

Полкан брел по тропинке, а из-за пригорка к нему подкрадывались маленький мужичок и двое верзил – те самые люди, которые недавно набивались удачливому торговцу в товарищи.

– Полкан, берегись! – крикнул Савва.

Этот крик словно подстегнул крадущуюся троицу: мужичок и верзилы бросились на свою жертву, но тут же один за другим рухнули на землю. А Полкан вытер что-то о траву и сунул в сапог, затем направился к замершему на месте Савве.

– Уж не колдовством ли ты с ними управился? – спросил юноша дрожащим голосом.

Полкан вытащил из сапога блестящий кинжал.

– Вот мое колдовство. Да еще умение.

– Ты убил их? – воскликнул Савва и перекрестился.

– Убил, – подтвердил Полкан и, оглядевшись, добавил: – Пошли скорее отсель.

– Но они первыми на тебя напали, а ты оборонялся. Я могу засвидетельствовать твою невиновность.

Полкан махнул рукой.

– Ни к чему мне лишние заботы. Когда мертвых найдут, не станут особливо розыска чинить, понеже1010
  Понеже – потому что.


[Закрыть] о них давно шла дурная молва. А коли прознают про то, что я их убил, могут дело и до суда довести. На меня многие зубы точат.

– Чем же ты им насолил?

– Тем, что больно везуч. Людям чужая удача – кость в глотке.

Они поспешили в городок.

– Отколь ты знаешь мое имя? – осведомился Савва.

– Я бывал в Казани, с батюшкой твоим, Фомой Грудицыным, видался и кое-что о его семействе слыхивал.

Они миновали ворота в деревянной стене, возведенной тогда, когда Орел-городок стоял на рубеже между Русским государством и владениями сибирского хана. Теперь же крепостные строения были наполовину разрушены.

– Пойдем, выпьем вина али пива, – предложил Полкан. – Здесь есть один двор, где хозяин продает, с дозволения Строгановых, хмельное.

Савва удивился:

– А как же государев запрет продавать вино где-либо, окромя корчем и кабаков, с коих берется подать1111
  Подать – налог.


[Закрыть] в царскую казну?

– Коли царь далеко, – усмехнулся Полкан, – то с любого его запрета можно немало денег иметь.

– Ах, да! – вспомнил юноша. – Здесь же Строгановы хозяйничают.

– В других местах то же самое.

– Неужто воеводы за плату дозволяют вином торговать? – поразился Савва.

– Дозволяют. Коли народ любит выпить, ему не дадут помереть от жажды. Ну, ты идешь со мной?

– Иду, – согласился Савва.

Они зашагали по окраинной улице.

– Худо, что Митроха зачастую продает дрянь, – говорил Полкан. – В Орле лучшее вино на постоялом дворе, но я туда не вхож.

– Почто не вхож?

Полкан хмыкнул:

– Пров благочестив, а про меня ходят слухи, будто я с самим нечистым знаюсь.

Савва испуганно посмотрел на своего нового товарища. В ответ Полкан холодно улыбнулся и сказал:

– Болтают люди, почем зря. Сами-то они чем лучше меня? Прову по его благочестию непристойно постояльцев своих спаивать, а он вино продает даже в Великий пост.

– Мне не продавал, но я, правда, и не спрашивал.

– Вот он и не сокрушался, когда ты к Бажену переселился. Твои люди, поди, без хозяйского ока обходились не токмо квасом.

Савва вспомнил, что, действительно, от его слуг частенько исходит запах хмельного, и пробормотал:

– Да, кажись, не токмо.

Новый приятель привел юношу к довольно-таки невзрачной избенке, расположенной рядом с большим и, по всему видать, богатым двором.

– Хозяин! – крикнул Полкан. – Митроха!

На крыльце невзрачной избенки появился пожилой лысый мужик.

– Проходите, гости дорогие! – пригласил он, кланяясь. – Проходите!

В горнице Полкан сел за стол и велел хозяину:

– Принеси самого лучшего вина1212
  В XVII века русские называли вином все крепкие напитки, в том числе и водку.


[Закрыть] и пива!

Митроха подал требуемое и хотел было выйти в сени, но Полкан его остановил:

– И поесть дай чего-нибудь.

– Ты же всегда токмо пьешь, – удивился хозяин.

– Тебя, хрена, забыл спросить: пить мне али есть! – прикрикнул гость.

Митроха полез в печь.

– Садись, Саввушка, – обратился Полкан к смущенно топчущемуся у порога юноше.

Как только Савва сел, его товарищ вытащил из-за пазухи щепотку какой-то травы, понюхал ее и громко чихнул.

– Что ты нюхаешь? – полюбопытствовал юноша.

– Табак, – пояснил Полкан.

От своего отца Савва не раз слышал, что табак – это дьявольская заморская зараза.

– А, что от него бывает?

– В носу щекочет, и дух приятный идет по телу.

– Можно мне попробовать? – загорелся Савва.

– Покуда не стоит, – возразил Полкан. – Нынче с тебя хватит и хмельного. Коли захочешь все сразу познать, удовольствия не получишь.

Тем временем Митроха вытащил из печи и поставил на стол миску, в которой лежали два куска пирога с рыбой.

– Ешьте, пейте, гости дорогие, – буркнул он и вышел из горницы.

Савва заметил спящего в углу пьяного мужика и проворчал:

– У Прова народец поприличнее, чем здесь, столуется

Полкан кивнул.

– Да, к Прову все больше торговый люд захаживает, а к Митрохе частенько всякая рвань забредает, чтобы последние портки пропить.

– Ну, и нравы здесь! – возмутился Савва.

Полкан возразил ему:

– В сравнении с московскими, нравы здешние почитай непорочные: в Москве и бабы не меньше мужиков вино хлещут.

– Неужто хлещут?

– Я своими очами видал. В нашем стольном граде, пьянка, как началась опосля Смуты, так по сию пору и не кончилась. Народ поначалу изгнание ляхов праздновал, потом избрание царем Михайлы Федоровича Романова отмечал, нынче же просто пьет по любому поводу.

– У нас в Казани нет подобного разврата.

– У вас и великого бедствия не было.

– Да не было, – согласился Савва. – Не зря мой отец говорит, что война портит людей.

– Вот что, значит, Фома говорит? – странно усмехнулся Полкан. – Нет, брат Савва, война не портит, а вынимает из нутра человеческого всю звериную суть – ту, коя в каждом из нас заложена да прикрыта благочестием, покуда нас жареный петух в зад не клюнет.

Он налил Савве пива, а себе вина.

– Выпей, Саввушка. Токмо непременно закуси, иначе с непривычки захмелеешь.

Юноша отпил пару глотков. Поначалу горький вкус пива ему не понравился, но потом по его телу разлилась приятная истома.

– Поешь, – напомнил ему приятель.

Савва хотел было сказать, что сам Полкан выпил две чарки вина, не закусывая.

– Ты себя со мной не равняй, – произнес Полкан, будто подслушав мысли юноши.

Савва съел немного пирога, затем налил себе еще пива и выпил. В его душе тут же появилось радостное и, вместе с тем, жалостливое чувство. Некоторое время он не мог уразуметь, кого ему жаль, но потом вспомнил, что себя самого и, всхлипнув, рассказал новому другу о своей страсти к чужой жене.

– Не могу более терпеть! – почти навзрыд восклицал юноша. – Прежде я греха страшился, а нынче бесу, прости Господи, поклонюсь, помоги он мне овладеть Баженовой женой! Того и гляди умом тронусь али себя порешу!

– Воротись-ка лучше к Бажену, – предложил Полкан.

– Но ведь старик винит меня в жениной порче.

– За злато-серебро он не токмо женину, но и свою порчу простит. Хочешь, возьми деньги, полученные мною нынче за коней, и, коли не жаль, снеси их Бажену.

Савва весь затрясся.

– Не жаль! Мне за Феклушу ничего не жаль!

Полкан вынул из-за пазухи туго набитый мешочек.

– Бери.

Савва взял мешочек, посмотрел внутрь, и у него в глазах зарябило от серебра.

– А тебе не жаль отдавать чужому человеку такое богатство?

Полкан зевнул.

– Нет, не жаль. Деньги, брат Савва, требуют рабского служения, а я ничьим холопом быть не желаю. Возьми их себе.

– Спасибо, друг! Я твой вечный должник!

– Ничего ты мне не должен, – отозвался Полкан, поморщившись.

– А где тебя в Орле сыскать можно?

– Я своего двора не имею, а сыскать меня можно на конной площадке.

Друзья еще выпили, и Савва кинулся на шею Полкану.

Дальнейшее юноша помнил плохо. Словно из тумана выплывали какие-то кочки, о которые спотыкались его заплетающиеся ноги; затем появилось донельзя изумленное лицо Прова; и наконец наступили темнота и пустота…

Глава 4
Похмелье

Очнулся Савва в своей постели. Болела голова, сухой рот забился горечью, руки и ноги не слушались. Сквозь мутную пелену с трудом различались покачивающиеся стены и кружащийся потолок. Внезапно появился человек, в котором Савва не сразу признал хозяина постоялого двора. Пров покачивался вместе со стенами, его лицо расплывалось в разные стороны.

– Доброе утро, сынок!

Савва хотел было ответить, но, поперхнувшись, закашлялся.

– Что пил? – деловито спросил Пров.

– Пиво, – простонал юноша.

– Клин клином вышибают. Прикройся, щас Аграфена принесет тебе пива. Выпьешь и сразу полегчает.

Савва покраснел.

– Прости, Провушка.

– Не вини себя, – добродушно усмехнулся Пров. – Ну, погулял ты малость, хлебнул лишку – с кем не бывает? Добро, что сумел дорогу на постоялый двор найти.

– Я один пришел?

– Один! Ночью услыхал я шум во дворе и выглянул в окно, а у ворот ты ногами вавилоны пишешь. Мы с Некрасом выскочили да вместе довели тебя до постели, раздели, уложили, – он ухмыльнулся. – С тебя что-то свалилось да за сундук упало – камень, судя по грохоту. Видать, ты его за пазуху сунул, чтобы собак пугать.

– Я что-нибудь говорил?

– Мычал токмо.

– Ладно, ступай.

Хозяин выше, а, немного погодя, в горенку вплыла его жена. В двух своих коротких руках она ловко несла кувшин, жбан и два блюда: одно с бараниной в огуречном рассоле, другое с квашеной капустой и солеными огурцами. Поставив все на стол, Аграфена поклонилась постояльцу.

– Кушай, Саввушка, – сказала она и выкатилась за дверь.

Едва Савва поднялся с постели, под ним завертелся пол, и чтобы добраться до стола, юноше пришлось опуститься на четвереньки. Вскарабкавшись на лавку, он выпил пива, закусил бараниной и огурчиком, запил квасом. Ему сразу заметно полегчало: стены перестали качаться, пол и потолок остановились. Как только в глазах Саввы рассеялся туман, в его голову явилась мысль:

«А где Полкановы деньги? Вдруг их Пров взял, а меня обманул?»

Но мешочек лежал себе за сундуком. Савва облегченно вздохнул и задумался над тем, что же делать с неожиданно свалившимся на него подарком. Лучше всего было – оставить деньги себе, – а потом…

«Что потом? – зашептал у юноши в ушах чей-то голос очень похожий на голос Полкана. – Отец заберет у тебя серебро и накупит еще товаров. Ну, а коли ты спрячешь деньги от своего батюшки, то долго не сможешь ими воспользоваться. У Фомы крепкое здравие, и неведомо, кто кого переживет. Ну, положим, дождешься ты отцовой смерти. Тогда зачем тебе будет надобно сие серебро, коли все семейное состояние станет твоим? А надобно ли тебе оно? Желаешь ли ты стать таким же купцом, как твой родитель? Не желаешь, Саввушка, а придется. Так не лучше ли нынче положиться на случай и промотать ради удовольствия дар приятеля».

– А грех, – спросил себя Савва вслух.

Голос Полкана засмеялся:

«Ты никак, брат Савва, всю жизнь решил прожить безгрешным? Оглядись вокруг себя! Каждый человек хоть раз в жизни да оступается. Чем ты лучше прочих? И велик ли грех – соблазниться чужой женой, когда она сама рада прыгнуть в твою постель? Коли виновна баба, с нее и спрос. Не теряй времени даром, Савва! Ведь по осени тебя женят, а ты даже имени своей суженой не знаешь, не видал ее и не увидишь до самой свадьбы. Для твоего отца самое главное – доброе приданое, прочее же не имеет значения. Может, тебе спать с женой будет противно! Так познай нынче любовь, пущай запретную, зато сладкую».

Больше Савва не стал раздумывать, а умылся, оделся и направился к Бажену. Старик встретил гостя испуганным криком:

– Уж не обокрали ли мою лавку?

– Нет, – успокоил Бажена Савва.

– Али иная беда случилась?

Юноша вынул мешочек и высыпал на стол деньги.

– Вот прими от меня дар.

При виде серебра Бажен едва не лишился сознания.

– Сынок разлюбезный! – завопил он. – Зря ты ушел от нас! Прости дурака старого и ворочайся обратно! Я же стану тебя любить сторицей от прежнего.

От радости старик готов был целовать гостю ноги. Юноше стало противно, и он, кивнув, вышел в сени, где столкнулся с Феклой. Осмелевший Савва дотронулся по-хозяйски до ее груди.

– Что ты! – испуганно воскликнула жена Бажена. – Что ты! Муж увидит!

– Твой муж жену на серебро променял, – усмехнулся юноша. – Теперь ты моя.

– Твоя? – переспросила Фекла, не веря своему счастью.

Савва кивнул.

– Я нынче днем к вам ворочаюсь, а ночью жду тебя в своей опочивальне.

Просиявшая Фекла порывисто обняла юношу.

«Вот бесстыжая, не может до ночи подождать», – смущенно подумал он.

– Довольно, Фекла! У нас еще ночь впереди.

Выбравшись из женских объятий, Савва поспешил покинуть дом Бажена. По дороге к постоялому двору он завернул на торжище, где увидел, что в лавке царит порядок и налаженное дело обходится пока без хозяина. Молодой купец отдал кое-какие повеления слугам, а затем направился на конную площадку, рассчитывая найти там своего приятеля. Однако Полкана среди торговцев лошадьми не оказалось.

– Уехал Полкан, – сообщили Савве. – Обещался воротиться опосля Николы весеннего.

«А мне вчера он даже словом не обмолвился о своем отъезде. Тоже мне друг!» – обиделся Савва, не беря во внимание, что длившееся всего один вечер знакомство рано называть дружбой.

Вскоре обида на Полкана забылась, уступив место мечтам о предстоящих утехах с чужой женой. Сгорающий от нетерпения юноша бросился почти бегом на постоялый двор, чтобы забрать оттуда свои вещи.

– Я ворочаюсь к Бажену, – выпалил запыхавшийся юноша Прову.

Тот не удивился и так же, как в прошлый раз, не обиделся.

– В добрый час, – пожелал Пров с улыбкой.

У Бажена вернувшегося постояльца приняли с особым почетом. Такого изобилия Савва ни разу не видел в этом доме: на столе были блюда с пышными пирогами и рыбой, миска с жирными щами, жбан с медовухой.

– Откушай, откушай, гостюшка, – приговаривал хозяин. – Да выпей ты хоть немножко!

Юноша ел, но от медовухи воздерживался, боясь охмелеть. Он откровенно наблюдал за суетящейся вокруг стола хозяйкой и заметил, что щеки у нее румянее, чем обычно, а руки слегка дрожат.

Насытившись, Савва поднялся в свою горенку, где разделся и лег. На его беду давал о себе знать сытный ужин, от которого клонило в сон.

«Не хватало, чтобы я уснул. То-то осрамлюсь! Придет баба, а полюбовник бревном лежит. Поторопилась бы Фекла».

Наконец скрипнула дверь, и женщина с распущенными волосами медленно приблизилась к замершему юноше. Когда она села на постель, Савву с головы до ног прошибло потом.

– Вот и я, любый мой! – шептала Фекла. – Бери меня всю! Терзай! Не жалей!

Задыхаясь, Савва бросился в пучину неведомой ему прежде плотской страсти, а Фекла помогала, как умела, неопытному любовнику. Они наслаждались друг другом до тех пор, пока у юноши не иссякли силы. Он был в полном восторге от испытанных впервые ощущений.

Обняв в последний раз любовника, Фекла собралась уходить.

– Ты, поди, мужа сонным зельем опоила, чтобы он крепко спал? – спросил Савва.

Она хихикнула:

– В прошлый раз опоила, а нынче в том нужды не было. Старый хрыч и впрямь променял жену на серебро – он велел мне лечь в светелке: дескать, я тревожу его хворые кости.

– Не очень-то Бажен тебя любит.

Фекла вновь засмеялась:

– Мужу моему давно любить нечем. Он по ночам о меня греется, словно я печка бездушная.

Откровения любовницы не очень понравились Савве.

«Значит, баба так оголодала без ласки, что готова на любые штаны кинуться», – разочарованно подумал он и спросил:

– А ты прежде изменяла Бажену?

– С кем изменять-то? – усмехнулась Фекла. – Не с Косоротом же?

– Будто бы больше не с кем было?

Фекла поняла, что сболтнула лишнее, и поспешила оправдаться:

– Я токмо нынче на грех решилась из-за любви к тебе.

Савва ей не поверил.

– Ладно, ступай. Утро уже, – буркнул он.