Текст книги "Бес меченый"

– Так, значит, я прав! – торжествующе воскликнул Савва. – Васька тебе кого-то напомнила!

– Напомнила одну девицу, – нехотя признался Полкан, – кою я знавал очень давно.

– И что стало с той девицей? – заинтересовался Савва.

– Замуж она вышла, – мрачно буркнул его друг.

Савва достаточно успел узнать Полкана, дабы понять, что тот не расположен что-либо рассказывать о девице, на которую похожа Василиса. Вздохнув с сожалением, юноша не задал другу больше ни одного вопроса.

Глава 14
Шуя

Наконец-то распогодилось, что позволило путникам уже на следующий день добраться до Шуи. Солнце клонилось к закату, когда они, миновав посад, выехали к остаткам от укреплений, окружавших в прежние времена этот город.

– Унылый городок, – разочарованно проворчал Савва. – Наверняка здесь скука смертная.

– Ты уже повеселился, теперь поскучай, – отозвался Полкан.

– А ты давно бывал в Шуе?

– Чуть более десяти лет тому назад, вскоре опосля того, как Шую во второй али в третий раз разорили.

– Кто разорил?

– Кто их знает? Тогда русские земли разоряли все, кому не лень.

На окраине Шуи путники увидели привычную для захолустных городов картину: пустынную улицу, хлюпающих по грязи редких прохожих, бегающую по лужам детвору.

Внезапно Полкан придержал своего коня и, потянув носом воздух, проворчал:

– Запахи здесь нынче не те, что прежде.

Савва тоже принюхался и пожал плечами.

– Обычные запахи. В Казани так в кожевенной слободе воняет.

– Еще воняет и кузней, – добавил Полкан, – а в прежние времена шуйцы токмо мыловарением промышляли. Изменился город.

Словно в подтверждение его слов, улица начала оживать, и народу на ней заметно прибавилось. Стали попадаться богато одетые люди, а ближе к центру города друзья даже встретили двух мужчин в европейском – или, как говорили русские, в немецком – платье.

На площади друзья увидели большой гостиный двор с торговыми рядами.

– Ух, ты! – восхитился Савва. – Здешний гостиный двор лучше казанского!

Полкан принялся ворчать:

– Недавно сей казенный двор поставили, и камня белого для него не пожалели. Нет, нынче Шуя – не тихая заводь.

А Савве город уже начал нравиться.

– Мы здесь останемся? – с надеждой спросил он.

– Покуда останемся, – ответил Полкан, – а там видно будет.

Они нашли постоялый двор, привязали коней и направились в корчму. Там было много народу. Люди пили, гуляли, кое-кто уже лежал в беспамятстве. Маленький мужичок, грязно бранясь, пытался отворить стену вместо двери; четверо молодцев, по виду небогатых дворян или детей боярских, орали похабную песню.

– Нынче же среда, постный день, – удивился вслух Савва.

– А вы никак архиереями будете? – сердито осведомился кто-то.

Обернувшись, Савва увидел худого мужика с большим крючковатым носом.

– Ты хозяин постоялого двора? – спросил Полкан.

– Ну, я, – недовольно откликнулся мужик.

– Что-то ты не больно ласково гостей встречаешь.

– Чего мне тебя ласкать: чай, ты не баба? А коли вам ночлег надобен, милости прошу.

Полкан кивнул.

– Да, мы у тебя остановимся на ночь. Позаботься о наших конях да принеси-ка нам винца.

Едва друзья успели сесть за стол, к ним тут же подбежал рыжебородый крепыш в алом кафтане.

– Здравствуйте, люди добрые! – воскликнул он, масленно улыбаясь. – Коим ветром вас занесло в наши края?

Полкан снял шапку.

– Али ты, Пятунка, меня не помнишь?

Как только рыжебородый заметил белый клок в темных волосах Полкана, он мгновенно изменился в лице и, перекрестившись, поспешно убрался на другой конец стола.

– Вроде человек к нам с добром подошел… – начал Савва.

Друг прервал его:

– Сего «доброго» человека кличут Пятункой. А знаешь, отколь у него доход? Он и еще два «добрых» человека напаивают допьяна и обирают до нитки путников. Да, ты и сам погляди! Кажись, Пятунка сыскал себе добычу.

Действительно, рыжебородый уже старательно обихаживал худосочного юношу в забрызганной грязью однорядке2727
  Однорядка – плащ без подкладки, сшитый из однородной ткани.


[Закрыть].

Полкан понюхал табак, громко чихнул и продолжил:

– Паренек хлипкий – его к утру без порток оставят, а вот мне удалось самого Пятунку облапошить и раздеть до исподнего.

– То-то он от тебя так шарахнулся.

Хозяин принес вино.

– А я ведь признал тебя по метке твоей, – сказал он Полкану. – Ты вроде уже бывал у нас?

– Бывал проездом, – подтвердил Полкан. – А тебя, помнится, Пахомом Крюком кличут?

– Да, Крюком. Памятливый ты.

– Не жалуюсь на память.

– И надолго ты нынче явился в Шую? – полюбопытствовал Крюк.

– Как примут, – коротко ответил Полкан.

– Ну-ну.

Хозяину постоялого двора явно не нравилась неразговорчивость новых гостей.

– Принеси нам еще поесть да пива, – велел Полкан.

– Пива нет, есть медовуха, – буркнул Крюк.

– Давай медовуху, – согласился Полкан. – Как принесешь, мы с тобой потолкуем.

Повеселевший Крюк кинулся со всех ног исполнять повеление.

– Чему он так обрадовался? – удивился Савва.

– Тому, что мы потолковать с ним пожелали. Хозяева постоялых дворов живут доходами ни токмо от заведений, но еще и с чужих языков.

Тем временем певшие непристойную песню молодцы начали шумно ссориться. Русоволосый малый накинулся на своего чернявого товарища:

– Прибью, Федька! Изничтожу за язык твой поганый!

Приятели пытались утихомирить буяна:

– Что ты, Ванька, из-за бабы шум поднял?

– Совсем умом тронулся!

– Уймись!

– Прости Иван! – миролюбиво заговорил чернявый Федька. – Ну, сорвалось у меня с языка лишнее – с кем не бывает? Прости! Не хотел я вовсе твою Марью обидеть.

Русоволосый парень вдруг как-то сразу обмяк, а товарищи подхватили его под руки и повели из корчмы.

Хозяин постоялого двора подал медовуху, пирог и рыбу. Друзья выпили, затем Савва принялся за еду, а Полкан заговорил с Крюком:

– Мы в пути малость поиздержались.

Хозяин постоялого двора насторожился:

– Никак у вас денег нет?

– Неужто к тебе кто-то без денег приходит? – подал голос Савва.

– Всякое случается, – проворчал Крюк.

– У нас деньги есть, – успокоил его Полкан. – За ужин и ночлег мы заплатим даже с лихвой, коли ты нам поможешь советом.

– С великим удовольствием подсоблю, – обрадовался Крюк.

– Кто в Шуе примет нас на службу? – тихо спросил Полкан.

Немного подумав, хозяин постоялого двора вдруг сказал:

– Кони у вас добрые.

– Я в лошадях толк знаю, – заметил Полкан.

– А у нашего воеводы, Данилы Семеновича Змиева, один из конюхов третьего дня преставился, царствие ему небесное. Добрый был конюх, трудно ему найти замену.

Полкан выложил на стол шесть мелких серебряных монет.

– Вот тебе и за еду, и за ночлег, и за доброе к нам отношение.

– Спасибо вам, милостивцы! – воскликнул Крюк и поклонился почти земным поклоном.

После ужина Полкан и Савва отправились отдыхать. Хозяин проводил их наверх.

– Не стоит наш ночлег алтына, – проворчал юноша, оглядывая грязные стены каморки.

Полкан укоризненно покачал головой.

– Ох, брат Савва! Видать, жадность у тебя в крови, и не суждено тебе от нее избавиться.

Савва обиженно засопел и молча лег спать.

Рано утром друзья проснулись, оделись и спустились в корчму. Там было тихо. За столом опохмелялся в одиночестве мужик, пытавшийся накануне пройти сквозь стену – на нем из одежды остались только рубаха и штаны, а остальное было, очевидно, пропито. На полу спал паренек в однорядке.

– Его вчера Пятунка морочил, – вспомнил Савва.

– И, видать, обморочил, – заключил Полкан.

Перекусив, они оседлали коней и отправились верхом к воеводе. Опять моросил мелкий дождь. С деревьев срывались желтые листья и летели под копыта коней. Хлюпала жидкая грязь, разлетались во все стороны брызги.

Двор шуйского воеводы находился на берегу реки Тезы. Ворота были отворены настежь, и Савва еще издали разглядел каменные хоромы с павалушей2828
  Павалуша – высокая башнеобразная постройка, обычно в ней размещалось несколько горниц.


[Закрыть], деревянную часовню, баню и множество хозяйственных построек.

Друзья въехали во двор и спешились. А с крыльца тем временем за ними внимательно наблюдал чернявый молодец, накануне повздоривший в корчме со своим товарищем.

– Вам чего надобно? – крикнул он.

– Мы к Даниле Семеновичу по важному делу, – ответил Полкан.

– Ступайте за мной, – велел парень.

Он отвел посетителей в просторную горницу, где сидел на лавке воевода Данила Семенович Змиев, одетый в домашний кафтан. Это был мужчина лет за пятьдесят, среднего роста, с мохнатыми бровями, крупным носом и темной, посеребренной сединой, бородой. Гостей он встретил пытливо-настороженным взглядом.

– Зачем вы явились? – спросил Данила Семенович.

– Мы желаем тебе служить, – ответил Полкан.

Воевода посмотрел на гостей с сомнением.

– И чего вы умеете?

– Я слыхал, что тебе надобен добрый конюх, – промолвил Полкан.

– Ты, что ли, добрый конюх? – недоверчиво осведомился Змиев.

– Я, – откликнулся Полкан. – Коли не веришь, то погляди на наших коней.

– А вот и погляжу, – решил Данила Семенович.

Он поднялся с лавки и направился во двор. Савва и Полкан последовали за воеводой, а в сенях к ним еще присоединился чернявый молодец.

При виде привязанных у ворот коней воевода восхищенно воскликнул:

– Красавцы!

Полкан с гордостью похвастался:

– Мы проехали много верст, а они глядятся так, словно были в пути не более одного дня.

– Да, ты и впрямь знаешь толк в лошадях, – сказал Змиев. – Ладно, возьму тебя конюхом.

– Премного благодарен, – отозвался новый конюх с легким поклоном.

– Звать тебя как?

– Я привык к тому, что меня кличут Полканом.

– А коего ты звания?

– Вольный человек.

– Твой товарищ тоже вольный человек? – поинтересовался воевода, бросив небрежный взгляд на Савву.

– Нет, – ответил Полкан, – он сын боярский, Савва Фомич Глебов.

Воевода недоверчиво глянул на юношу.

– Да, я сын боярский, – решительно заявил Савва.

Он без запинки поведал Даниле Семеновичу выдуманную Полканом историю, обросшую за прошедшее время новыми живыми подробностями. Савва порой уже сам начинал верить в то, что он Глебов, а не Грудицын, и, судя по всему, воевода ему тоже поверил.

– И что ты умеешь делать, сын боярский? – осведомился Данила Семенович.

Савва растерялся. Он, конечно, кое-что умел, но не знал, какие его способности понравятся шуйскому воеводе.

– Ладно, парень, будешь и ты мне служить, – заключил Данила Семенович. – Коли угодишь, то в обиде не останешься. Согласен?

Савва глянул на своего друга, и увидев, что тот едва заметно кивнул, сказал:

– Согласен.

– А жить нам где? – спросил Полкан.

Змиев призадумался.

– Двор покойного конюха Одинока в посаде пустует, – подал голос чернявый молодец.

– Верно, Федор, – согласился воевода. – Одинок был бездетным вдовцом, родни не имел, и наследников у него не осталось – вот и живите в его избе.

– Я провожу их, – предложил Федор.

Данила Семенович кивнул.

– Проводи. Коли избу покойного уже заняли, гоните всех в шею. Скажете, что я им велел убираться прочь.

– Можно, Данила Семенович, коня твоего взять? – попросил Федор. – А то они верхом, а я пешком.

– Можно, – разрешил воевода.

Федор направился к конюшне.

– И ты тоже ступай с ним, – велел Змиев Полкану. – Поглядишь на моих коней.

Оставшись вдвоем с воеводой, Савва испугался:

«Начнет он у меня выпытывать о том, как я прежде жил, и сразу поймет, что ему наврали с три короба».

Однако Данила Семенович не стал интересоваться жизнью Саввы, а только сказал:

– А ты будешь в очередь с Дениской Третьяком двор мой по ночам стеречь. Завтра приступай к службе.

Савва отвесил почтительный поклон.

– Как тебе будет угодно, Данила Семенович.

Воевода ушел в дом, а Савва остался у ворот – дожидаться Полкана и Федора. Внимание юноши привлекла молодая, ладная баба, которая, задрав подол, ловко прыгала по двору через лужи. Глядя на босые женские ноги, Савва не сразу заметил приближающегося к молодице рыжебородого крепыша.

– Аринушка, счастье мое! – заорал крепыш. – Истосковался я по тебе душой и телом!

– Вот чертяка рыжий! – воскликнула бабенка со смехом.

«Пятунка! – удивился Савва, узнав ее ухажера. – Что он здесь делает?»

Юноша глядел вслед бабе и Пятунке, пока они не скрылись за баней.

– Что, хороша? – спросил внезапно появившийся Полкан.

Савва вздрогнул.

– Я не заметил, как ты подошел.

– Где уж тебе было меня заметить, когда очи твои на бабий зад пялились.

– Да, не на бабу я глядел, а на Пятунку. Никак не ожидал его здесь встретить.

Полкан пожал плечами.

– Нашел чему дивиться! Пятунка не смог бы столько времени безнаказанно людей обирать, кабы не делился своими доходами с властью.

Савва вспомнил, как отец втихомолку бранил казанского воеводу, называя его вором, водящим дружбу с татями.

«Видать, все воеводы одинаковы».

– Что за службу предложил тебе Данила Семенович? – осведомился Полкан.

– Он хочет, чтобы я по ночам охранял его двор.

Полкан поморщился.

– Не особливо почетная служба, ну да ладно – при деле будешь.

– А где наш провожатый? – спросил Савва.

Его друг хмыкнул:

– Коня себе ищет так, будто на ярмарке его покупает, а не берет на недолгое время.

Наконец появился чернявый молодец, ведя под уздцы крепкого жеребца каурой масти.

– Я сын боярский Федор Лопатин, – представился парень Савве. – Мой отец, Лукьян Лопатин, состоит при воеводе приказчиком2929
  Павалуша – высокая башнеобразная постройка, обычно в ней размещалось несколько горниц.


[Закрыть].

Когда они втроем выехали со двора воеводы, Савва спросил:

– Как здесь у вас, Федор, люди живут?

– Скучно у нас нынче живется, – ответил Лопатин. – А в прежние лета, отец мой говорит, иначе было. Шуя-то до самой Смуты оставалась, по сути, вотчиной князей Шуйских – вот они и наезжали сюда поохотиться да погулять. Прочие знатные бояре тоже бывали у нас. А опосля лихолетья токмо последний Шуйский, князь Иван Иванович, пару раз посетил свои здешние владения да князь Дмитрий Михайлович Пожарский однажды наехал к нам. Токмо они оба уже старые и о гульбе не помышляют.

– Народ у вас вроде не скучает, – заметил Полкан.

– Не скучает, – согласился Федор. – Купчишкам да ремесленному люду в Шуе живется неплохо, а у нас токмо две отрады – вино да слабые на передок бабы. В Москве, говорят, нашему брату лучше живется.

– Ну, и ехал бы ты в Москву, – предложил Полкан.

Лопатин вздохнул:

– Я хоть сей же час поскакал бы, да батюшка мой, Лукьян Иванович, не отпущает меня. Хотя чего мне здесь стеречь? Мы даром, что дети боярские, а имеем всего-то двадцать четвертей вотчины. У моего дружка, Ивана Рожнова, и того хуже – двенадцать четвертей на двоих с отцом. У иного мужика больше земли, чем у нас.

– Многие знатные мужи почитай обнищали, – согласился Полкан. – Лет десять тому назад один сын боярский явился на сбор в Москву без коня, а токмо с самострелом и рогатиной.

Федор вновь вздохнул:

– У меня тоже нет средств на общий сбор ехать, и лучше было бы мне поступить в государевы солдаты: говорят, им дают жалованье пять рублев в год, кормовые по алтыну в день, казенную пищаль, порох и свинец.

– Да, ну! – восхищенно воскликнул Савва.

Федор остановил коня возле покосившейся избенки за жидкой оградой.

– Вот здесь и жил Одинок.

– Не хоромы, – разочарованно буркнул Савва.

– Мы же не собираемся здесь долго жить, – напомнил Полкан.

Двор покойного конюха уже успели порядком разорить: в конюшне по углам валялись остатки овса, амбар был почти опустошен, равно как и погреб, а в избе не осталось ничего, кроме стола.

Лопатин проворчал:

– Соседушки решили, что покойнику добро ни к чему.

– Да, уж, – согласился с ним Савва.

– Я вам завтра помогу достать все, что нужно, – пообещал Федор.

– Еще помоги найти бабу на хозяйство, – попросил его Полкан.

Лопатин кивнул. Дав несколько советов своим новым приятелям, он попрощался с ними и ушел.

– Давай, Саввушка, устраиваться на новом месте, – обратился Полкан к другу.

Они наносили воды, протопил избу и баню (дрова соседи не успели растащить), помылись, перекусили из того, что сумели найти, и забравшись на печь, уснули.

Глава 15
Коптел

У друзей началась спокойная жизнь. Через ночь Савва охранял двор воеводы, ежечасно ударяя палкой в подвешенную доску, а в остальное время был совершенно свободен. Любимым его занятием стала возня с оружием: он мог часами точить саблю или разбирать и собирать самопал.

Полкан говорил другу:

– Тебе, брат Савва, как истинному мужу, оружие милее всего – даже баб.

Юноша не мог не согласиться с этим высказыванием. Ему, действительно, сабля и самопал нравились больше, чем шуйские красавицы, хотя и последние тоже занимали его внимание.

Полкан вроде бы остепенился: ходил в храм, общался с монахами Троицкой обители, исправно служил воеводе, но при этом занимался дома делами, которые вызывали у Саввы недоумение. Юноше было непонятно, зачем его друг постоянно что-то пишет, тратя немалые деньги на чернила, бумагу и свечи. Но с этим еще можно было как-то смириться. Гораздо больше Савву беспокоили манипуляциями, слишком уж напоминающие колдовство. Полкан то превращал без кипячения воду в пузырящуюся жидкость молочного цвета, то варил какие-то снадобья, а однажды сильно напугал друга небольшим взрывом, от которого разлетелся на мелкие черепки горшок и сгорело полотенце. Савва не пытался повлиять на старшего товарища, зная по опыту, что это бесполезно: он только молил каждый день Господа вразумить Полкана и заставить отказаться от бесовских опытов.

С началом зимы друзья начали ездить в лес, где стреляли из самопалов по зверям и птицам или бились понарошку на саблях. Иногда к ним присоединялся Федор Лопатин. Полкан обучал молодых людей мастерству владения оружием, и Савва оказался прекрасным учеником.

– Из тебя выйдет добрый воин, – не раз слышал юноша от старшего друга.

Однажды Савва, Полкан и Федор долго пробыли в лесу. Порядком замерзнув они на обратном пути решили погреться в корчме. Когда приятели приблизились к постоялому двору, до их ушей донесся необычайно громкий даже для такого заведения шум.

– Кажись, нынче у Крюка буйные гости – заметил Полкан.

– Не иначе к нам пожаловали тати суздальского владыки, – предположил Лопатин. – Давненько их у нас не было.

Савва и Полкан уже знали, что суздальский архиепископ Иосиф посылает своих слуг на ночную татьбу не только в окрестности Суздаля, но порой и к Шуе.

– Не больно мне хочется встречаться с ними, – проворчал Полкан.

– А я не боюсь татей! – заявил Федор и направился в корчму.

Он не отличался умом, и как многие недалекие люди уважал только силу. По этой причине Лопатин с готовностью ввязывался в любую потасовку, не думая о последствиях. Появление в Шуе ватаги суздальского архиепископа было для него лишним поводом показать свою смелость и, если удастся, подраться.

Савве и Полкану ничего другого не оставалось, как последовать за Федором.

«Коли Федьке башку проломят, шуйцы нас будут винить, что мы его одного оставили. В чужаков всегда все шишки летят», – с досадой подумал Савва.

В корчме было немноголюдно: шесть горланящих во все глотки молодцов разбойничьего вида, Пятунка с двумя приятелями да трое местных пьяниц – вот и все посетители. А вот Крюк почему-то отсутствовал.

– Они и есть – архиерейские тати, – пробормотал Лопатин, глядя на буянов.

Отваги у него заметно поубавилось.

А Савва едва не вскрикнул от изумления, разглядев среди шумящих людей Коптела – того самого разбойника, от которого им с Полканом чудом удалось спастись в Козьмодемьянске.

Коптел тоже узнал своих старых знакомых и посмотрел на них так, что у Саввы душа ушла в пятки.

«Надобно утекать!»

– Так просто Коптел нас не выпустит, – прошептал Полкан.

– Кто он? – спросил Лопатин.

– Тать, – ответил Савва.

Федор тряхнул головой, как боевой конь перед схваткой.

А Коптел вскочил и заорал, указывая на Савву и Полкана.

– Изничтожу вас, а владыка Иосиф мне, рабу Божьему, сей грех отпустит!

Разбойники дружно схватились за оружие; Савва, Полкан и Федор тоже вынули сабли. Тут же Пятунка, его приятели и местные пьяницы бросились вон из корчмы, едва не сбив с ног двух входящих мужчин – сына боярского Ивана Рожнова и дворянина Степана Ушакова. Последний был богатырем ростом около трех аршинов3030
  Аршин – мера длинны, равняя примерно 70 см.


[Закрыть].

Рожнов быстро оценил обстановку.

– Федька, я вам подмогну! – крикнул он и схватил со стола большой нож.

Ушаков молча загреб своими огромными ручищами одну из лавок.

Началась схватка. Ушаков сразу вывел из строя двоих разбойников, прижав их лавкой к стене. Осталось четверо против четверых: разъяренный Коптел бросился на Полкана, долговязый детина сцепился с Рожновым, молодой крепкий парень налетел на Лопатина, а Савве достался с виду хлипкий, но оказавшийся очень ловким и увертливым, мужичок.

Тем временем Ушаков так сдавил своих подопечных, что они оба разом лишились сознания. Развернувшись, Степан угодил лавкой по голове замахнувшемуся саблей на Рожнова детине, и таким образом еще один враг был повержен. А спустя пару мгновений и Савве удалось пронзить грудь своему противнику.

Внезапно отворилась дверь, и в корчму ввалились стрельцы, которые, не разобравшись что к чему, бросились драться со всеми подряд. Кто-то выстрелил из пистолета в потолок, появился дым, и запахло порохом. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы в корчме не появились воевода Данила Семенович Змиев и приказчик Лукьян Иванович Лопатин. При виде начальства разошедшиеся стрельцы умерили свой пыл.

Данила Семенович чихнул, выбранился и грозно спросил:

– Что здесь за битва?

Стрельцы посмотрели друг на друга с недоумением.

– Тати на нас напали, – подал голос Полкан.

– И где они? – насмешливо осведомился Лукьян Иванович.

Рожнов показал на поверженных Ушаковым людей и на убитого Саввой мужичка.

– Вот те, что остались. Остальные в суматохе утекли.

– И Коптел тоже успел утечь, – заметил Полкан, – когда стрельцы толкотню затеяли.

– Что за Коптел? – спросил воевода, встрепенувшись, – Я никогда о нем не слыхал.

Полкан пояснил:

– Он прежде в других местах татьбой промышлял, а нынче, видать, нанялся в услужение к суздальскому владыке.

– Вот черт! – рассердился Данила Семенович – Пожили мы полгода спокойно, и снова дождались архиерейской ватаги.

Тем временем дым немного рассеялся, и Лукьян Иванович заметил сына.

– Федька! И ты здесь! Ну как же, разве хоть одна драка в Шуе без моего битюга обойдется? – и он добавил к своим словам крепкое ругательство.

В корчму бочком влез Крюк.

– Убытку-то, убытку-то сколь! – запричитал он, увидев сломанные лавки и разбитую посуду. – С кого же мне плату требовать?

– Некому тебе убыток возмещать, – отозвался воевода, – утекли виновные, а хозяин их, суздальский архиерей, вряд ли пожелает с тобой расплатиться. Сам виноват: не впускай к себе татей.

– Как же я угадаю – тать он али нет? – воскликнул Крюк. – Нешто на них знаки имеются?

Данила Семенович досадливо махнул рукой.

– У меня без тебя забот хватает. А вы чего здесь топчитесь? – рявкнул он на стрельцов. – Отволоките живых татей в яму3131
  Здесь – в тюрьму.


[Закрыть], а мертвого уберите до утра на задний двор.

– Нам здесь больше делать нечего, – шепнул Полкан Савве.

Они вышли во двор.

– Эге! – воскликнул Полкан. – А тати-то на наших конях ускакали!

– Вот ироды! – расстроился Савва, успевший полюбить своего второго Воронка.

– Придется взять себе их коней, – сказал Полкан.

Выбрав себе двух гнедых жеребцов, друзья поехали на них домой. Несмотря на поздний час, на улицах был народ. Судя по всему, внимание жителей Шуи привлек шум на постоялом дворе. Горожане обсуждали происшествие:

– Снова к нам наехала ватага суздальского владыки, чтоб ей сгинуть вместе со своим хозяином!

– Тати постоялый двор разгромили!

– Крюка убили!

– Да ну?

– Живой Крюк, Федьку Лопатина поранили!

– Совсем не Федьку, а Полкана – того, что воеводе конюхом служит!

Савва меж тем все еще переживал по поводу кражи Воронка. Полкан отвлек друга от мыслей о пропавшем коне более насущной проблемой:

– Зачем Коптел здесь объявился?

Тут только Савва осознал, что появление Коптела ничего доброго им не сулит.

«Тать, по всему видать сильно на нас озлился».

А Полкан продолжал озабоченно рассуждать вслух:

– Коли он с прежними своими товарищами не поладил, то мог где-нибудь еще на Волге обосноваться. Тамошние края для татьбы самые лучшие: по ним торговый путь на восток проходит. Знай себе, грабь купцов. К чему было Коптелу становиться холопом суздальского владыки? Он же привык к вольной жизни.

– Ты же всегда все знал, – подал голос Савва. – Почто же нынче не можешь уразуметь, коего рожна надобно Коптелу?

– Я не Господь Бог, чтобы все знать? – резонно возразил Полкан.

– Так, может быть, нам лучше убраться из Шуи от греха подальше?

Подумав немного, Полкан сказал:

– Пожалуй, нам стоит пожить здесь до весны. Зима – не самое подходящее время для скитаний.

– А как же тать Коптел?

– Дважды Бог нас уберег от него – авось, и еще убережет.