Текст книги "Бес меченый"

Глава 29
Свидание

В Троицын день Савва проснулся рано и сразу же понял, что не желает видеть ни Полкана, ни Лопатина, ни своих московских товарищей, ни даже добрейших Шиловых. К обедне он отправился в храм Трех Святителей – небольшую церквушку в самом конце Евпловской улицы, на выезде из Земляного города. Тамошними прихожанами были в основном мелкие торговцы и мастеровые – жители так называемой Огородной слободы. Совсем недавно Савва погнушался бы таким народцем, но сегодня он был доволен тем, что в Огородниках наверняка не встретит никого из своих знакомых.

Пять крохотных куполов-луковок торчали среди невысоких оград, за которыми были видны многочисленные грядки (не зря слободу называли Огородной). Из близлежащих проулков к храму тянулся принарядившийся ради праздника люд – мужчины в темных суконных кафтанах и белых войлочных шапках, женщины в ярких летниках6060
  Летник – женская верхняя накладная одежда, сильно расклешенная книзу, с длинными, очень широкими рукавами.


[Закрыть] и блестящих украшениях.

В храме Савва встал напротив алтаря и попытался молиться, однако, обращаясь к Богу, он невольно думал о синеокой красавице. В конце концов влюбленный юноша оставил молитвы и отдался своим мечтам.

К действительности его вернул старческий голос:

– Эй, паренек! Что с тобой?

И тут же закудахтала женщина:

– Ахти! Пресвятая Богородица! Не иначе столбняк на него напал.

Повернув голову, Савва обнаружил рядом с собой старика и старуху, уставившихся на него во все глаза. Дед увидел, что юноша ожил, и брюзгливо проворчал:

– Значит, ты не в столбняке? Чего же тогда стоишь пнем и не крестишься?

– Худо мне, – пробормотал Савва и почти бегом бросился из храма.

Люди расступались перед ним, как перед чумным, а священник сердито пропел ему вслед:

– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!

Выйдя на улицу, Савва направился, сам не зная куда. Погруженный в свои думы он шел до тех пор, пока не очнулся в знакомом до боли месте – Тверском Вражке. Болотце, монастырь, башни кремля, Царская улица, пригорок с оградой на нем – все было на месте, но только при свете дня казалось немного иным, чем ночью и ранним утром.

Взобравшись на пригорок, Савва старательно ощупывал ограду, пока не отыскал две шатающиеся доски. Но найти лаз оказалось делом более легким, чем в него протиснуться, и отнюдь не толстый юноша едва не застрял.

«Видать, дыра рассчитана на девиц».

Как только Савва очутился в густом саду, на него сразу же напал страх.

«А ну, как появится княжеская челядь? Решат, что вор к ним забрался, начнут меня собаками травить али скрутят и отдадут стрельцам. И тогда вместо царской службы я окажусь с отрезанными ушами в сибирском остроге».

Издали послышался девичий смех, при звуках которого все благоразумие Саввы мигом улетучились. Словно очарованный он пошел на голоса, не замечая ничего вокруг себя. Юноша брел по извилистой тропинке до тех пор, пока не увидел на поляне качели, и резвящихся возле них девиц. Савва поспешил спрятаться за кусты и стал оттуда наблюдать за происходящим. Девушки играли в горелки: княжна «горела», а восемь юных челядинок, разбившись на четыре пары, убегали от нее. Поодаль сидела и внимательно наблюдала за забавами девиц грузная, седая мамка.

Савве показалось, что зоркий взгляд старухи вот-вот на него наткнется, и он прижался к земле.

– Да ты не пужайся, – тихо сказал писклявый девичий голосок. – Ульяна слепа, как крот и глуха, как тетерев – она тебя не токмо в кустах, но и перед собой не разглядит.

Савва испуганно обернулся и увидел у молодой яблоньки розовощекую белесую девку в полотняной рубахе, темно-красном шушуне всю обвешанную блестящими украшениями.

– Меня ты тоже не пужайся, – дружелюбно добавила она.

– И вовсе мне не страшно, – хрипло промолвил Савва.

Девка усмехнулась:

– Ну, да, не страшно. А почто ты трясешься, словно осиновый лист на ветру?

Юноша смущенно опустил голову.

– Пойдем, потолкуем, – предложила девка и направилась в сторону находящегося неподалеку малинника.

Савве ничего другого не оставалось, как послушно последовать за ней.

За густыми кустами девка остановилась и, хитро прищурившись, спросила:

– Никак, ты, соколик, по нашей княжне сохнешь?

Савва покраснел.

– Нет.

– Ой, не лги! На вора ты не похож, значит, залез к нам, дабы поглядеть на княжну Татьяну.

– А может, я не на княжну, а на тебя желаю поглядеть? – бухнул юноша.

Девка засмеялась:

– На меня? Ой, не могу! Да, чтобы любую из нас, холопок, увидать, вовсе не надобно в господский сад тайком пробираться. Простых девок не держат взаперти.

Смущенный Савва не знал, что сказать, и только переминался с ноги на ногу.

– А я ведь вспомнила тебя, соколик, – узнала его девка. – Ты бежал за нами из Ваганькова.

– Да, – буркнул Савва и еще больше покраснел.

– Ну, вот! Ты тогда на княжну уставился, а потом кинулся за нами вдогонку. И будешь еще стоять на том, что не по ней вовсе сохнешь?

– По ней, – признался юноша и тяжело вздохнул.

Девка доброжелательно улыбнулась.

– Меня Агашей кличут. А ты кто?

– Зачем тебе мое имя?

– А затем, что должна же я знать – стоишь ли ты того, чтобы сводить тебя с княжной.

У Саввы аж зашумело в ушах.

– Сводить? Ты хочешь меня с княжной…

– Я же сказала, что погляжу еще, – перебила его Агаша. – Коли ты не сын боярский, то ступай себе с Богом…

– Я сын боярский, Савва Глебов, – поспешил успокоить ее юноша.

– А велика ли ваша вотчина? И где она? – пытала девка с настойчивостью, которой мог бы позавидовать любой сыскарь.

– Нет у меня вотчины, – ответил Савва и коротко рассказал историю семейства Глебовых.

– Значит, ты хоть и боярского роду-племени, но ничего не имеешь? – разочарованно протянула Агаша.

Савва гордо вскинул голову.

– Я на царской службе не последний человек. Глядишь, вскорости получу в награду поместье, а потом и вотчину.

– Когда еще получишь? А нынче тебе, поди, и меня нечем одарить за старания?

– Я жалованье получаю и из государевых денег могу с лихвой тебя одаривать.

– Неужто? – недоверчиво спросила девка. – И где же ты служишь?

– В полку иноземного строя.

– Так ты солдат?

– Нет, я сержант, а вскорости стану поручиком, – хвастливо ответил Савва.

Хотя Агаша не разбиралась в воинских чинах, она поняла, что этот молодой человек не простой ратник, а начальник над другими воинами, поэтому в ее голосе появилось некоторое почтение:

– Ну добро! Коли ты подаришь мне бусы из красивых камушков, я так и быть уломаю боярышню прийти к тебе на свидание.

– Я тебе не токмо бусы, а еще и сережки подарю, – воодушевлено пообещал Савва.

Агаша погрозила ему пальцем.

– Ты гляди, не замысли худого против княжны. Я тебя тогда со свету сживу.

– Вот те крест, я княжну Татьяну не токмо ничем не обижу, но и коли надобно будет, жизнь за нее положу.

Оглянувшись, Агаша зашептала:

– Я ведь не ради выгоды иду на грех, да простит меня Господь. Мне княжну Татьяну жалко. Сирота она горемычная, без отца, без матери. Мачеха ее – змеюка подколодная – ест бедняжку поедом, а нынче замыслила отдать падчерицу за старого вдовца, князя Григория Волконского.

– Как за князя Волконского? – удивился Савва. – Я слыхал, будто бы княжну Ромодановскую за молодого Фадея Бахметева сватают.

– За Бахметева княжну ее братец, Иван Борисович, сговаривал. Уезжая на Пелым, он велел мачехе докончить дело свадьбой, но княгиня другого жениха падчерице сыскала.

– А чем же Ксении Петровне Бахметев не угодил.

– Ему приданое большое надобно, княгиня же бережет добро покойного мужа для своего сына.

– Но как же князь Иван Борисович? Он ведь нынче хозяин в отцовой вотчине.

Опасливо оглядевшись, Агаша заговорила шепотом:

– Молодой наш князь уже верно не воротится с Пелыма. Княгиня к бабам-чародейкам обращалась, дабы те порчу на ее пасынка навели.

– Отколь ты знаешь?

– Челядь всегда все знает и меж собой судачит.

– И о чем еще судачит челядь?

– О том, что княгиня опаивала зельем молодую жену князя Ивана, и та не рожала, а потом и вовсе померла.

– С Ксении Петровны станется, – возмущенно заговорил Савва. – Она желала мужа зельем со свету сжить и, поди, сжила. Друг мой отказался ей помочь…

Он осекся на полуслове, поняв, что сболтнул лишнее.

– В чем отказался помогать твой друг княгине? – заинтересовалась девка.

Савва не знал, что ей сказать.

«Девки не умеют держать язык за зубами. Я поведаю ей про княгиню и Полкана, а она расскажет княжеской челяди, и страшно помыслить, чем все может для нас обернуться».

Внезапно Агаша улыбнулась.

– Ладно! Коли не желаешь говорить, не говори. Ступай покуда, а завтра, опосля заката жди меня и княжну у трех вязов, что в Тверском Вражке за болотом.

Савва понятия не имел о каких трех вязах говорит девка, но не стал ничего у нее выспрашивать.

«Время есть, и я найду место встречи», – подумал Савва и направился по тропинке к лазу в ограде.

Часа два Савва бродил по Москве, думая о предстоящем свидании. Влюбленный юноша то воображал себе встречу с княжной Татьяной, и его обдавало жаром, то начинал уверять себя, что девица нипочем не придет к трем вязам, и у него пробегал мороз по коже.

За мечтами Савва едва не забыл о своем обещании Агаше подарить ей красивые украшения. Вспомнив об этом, он вздохнул с сожалением. Там в саду юноша готов был луну с неба достать ради свидания с любимой девицей, но теперь он вспомнил о своем неважном материальном положении: жалованье в полках иноземного строя платилось отнюдь не регулярно, а деньги поднакопленные Полканом уже заканчивались. Однако Савва все же наскреб в своих карманах достаточную сумму, чтобы купить в ближайшей лавке яркие бусы и блестящие сережки.

Ближе к вечеру он появился дома.

– Тебя твой брат названный дожидался, – сообщил ему Шилов. – Он токмо недавно ушел от нас.

– Ушел, так ушел, – равнодушно отозвался Савва.

– А ты не захворал ли, сынок? – забеспокоилась Устинья. – Уж три дня ходишь, словно в воду опущенный.

– Здрав я, – буркнул юноша и, чтобы избавиться от заботы сердобольных хозяев, лег пораньше спать.

Проснулся Савва рано. Съев быстро завтрак, он выскочил из дома и за воротами столкнулся с Полканом.

– Здравствуй, Саввушка!

– Здравствуй! – кисло отозвался Савва.

– Я гляжу, ты не рад мне.

– Почто не рад? Рад, – промямлил юноша, краснея.

Полкан укоризненно покачал головой.

– Зачем ты лжешь мне, брат Савва? Скажи правду, я не обижусь.

Вздохнув поглубже, Савва признался своему единственному другу:

– Прости, Полкан, но я нынче почитай никому не рад, а тебе особливо. Страшусь я тебя, хоть и понимаю, что ты самый близкий для меня человек.

– Чем же я тебя вдруг устрашил? – недоуменно спросил Полкан.

– Тем, что ты можешь помешать любви моей. Обморочишь меня и не пустишь к княжне.

– А тебе никак удалось уговориться с ней о свидании? – осведомился Полкан без малейшего удивления.

– Удалось, – смущенно пробормотал Савва.

– Ну, удачи тебе, брат Савва. Будь осторожен с девицей, не теряй совсем ум, а о прочем не беспокойся: я не собираюсь, окромя как с советами, лезть в твою любовь. А советы мои ты хочешь – принимай, не хочешь – не принимай.

Такая терпимость удивила Савву:

– Но ты же любого можешь заставить…

– Вовсе не любого, – перебил друга Полкан. – Вот тебя, положим, могу, но не хочу.

Он махнул рукой и, не попрощавшись, направился прочь. Как только Полкан скрылся из вида, Савва тут же забыл о нем, потому что вновь принялся думать о предстоящем свидании с любимой девицей. Весь день юноша бродил по Москве и мечтал. Когда солнце начало клониться к закату, влюбленный очнулся в Чертолье6161
  Летник – женская верхняя накладная одежда, сильно расклешенная книзу, с длинными, очень широкими рукавами.


[Закрыть], напротив возвышающегося на холме Алексеевского женского монастыря. Рядом с Саввой журчал ручей Черторый, поодаль от него плескались волны Москвы-реки, а вокруг себя он видел поросшие полевыми цветами лужки и овражки, от которых шел такой дурманящий запах, что у юноши закружилась голова. До сумерек оставалось еще время, и можно было бы немного отдохнуть. Савва полежал на мягкой траве, затем поднялся, омыл лицо в ручье, пригладил влажными ладонями волосы и, перекрестившись на двухшатровый купол главного храма Алексеевской святой обители, направился искать место свидания. Путь Саввы лежал через Старое Ваганьково: то есть, через те самые сады, в которых он уже однажды едва не заблудился. Но на сей раз его ноги сами шли в верном направлении, словно им кто-то указывал дорогу. Юноша выбрался из зарослей Ваганькова, пересек улицы Воздвиженку и Большую Никитскую, после чего углубился в дебри Тверского Вражка. К тому времени солнце уже начало закатываться за Арбат, и Савве пришлось ускорить шаги. Ему в этот день везло как никогда: идя наугад по тропинке, он наткнулся на три растущие неподалеку друг от друга вяза. Около часа Савва стоял под раскидистой кроной одного из этих деревьев, отбиваясь от полчищ комаров и гадая, туда ли он пришел, куда надо. Наконец, когда уже почти стемнело, на тропинке появились две закутанные в большие темные платки девицы: та, что уверенно шла впереди вне всякого сомнения была Агаша, другая – тоненькая как тростиночка – походила на княжну Татьяну.

У влюбленного юноши отчаянно забухало сердце, и к горлу подступил не комок, а целый булыжник, от которого на глаза выступили слезы. Не в силах сказать даже слова, Савва смотрел на любимую девушку.

– Что зенки вытаращил? – прикрикнула на него Агаша. – Тебя что, по башке стукнули?

– Вовсе нет, – выдавил из себя Савва.

Он не знал, что делать и говорить. Как-то сразу забылась вся Полканова наука обольщения женщин.

Поймав на себе пристальный взгляд Агаши, Савва вспомнил о своем обещании и сунул ей в руку подарок. Девка молниеносным движением спрятала бусы и серьги за пазуху.

– Вы промеж собой потолкуйте, а я покуда погуляю, – томным голосом промолвила она, отмахиваясь веточкой от комаров.

Как только Агаша скрылась за толстым стволом самого дальнего вяза, княжна накинулась на юношу с упреками:

– Ты кто такой? Как ты посмел позвать на свидание меня, дочь князя Ромодановского?

Вообще-то вопрос звучал более, чем странно, и Савва мог бы ответить:

– А зачем же ты пришла, коли оскорбляешься? Силком-то тебя никто не тянул.

Однако влюбленный юноша произнес совсем другие слова:

– Прости меня, княжна, за дерзость великую. Я сын боярский Савва Глебов полюбил тебя всем сердцем и жизнь готов положить лишь за то, чтобы любоваться твоим ликом ясным.

Татьяна фыркнула:

– В сумерках тебе лика моего не разглядеть, да и попортит его мошкара изрядно, коли я с тобой еще здесь постою. Агашка, девка негодная, не могла иного места для нашей с тобой встречи найти, окромя как рядом с болотом.

– Ох, незадача! – сокрушенно воскликнул Савва. – Не догадался я взять с собой снадобье от укусов мошкары! Ведь оно у меня есть!

Княжна пристально глянула на него.

– Отколь у тебя снадобье?

– Друг мой умеет его варить.

– Тот самый, о коем ты Агаше говорил?

– Да.

– Что там у него было с моей мачехой? – повелительно спросила Татьяна.

От нее Савва не смог ничего скрыть и рассказал, как Ксения Петровна хотела, чтобы Полкан сварил смертельное зелье. Выслушав юношу, княжна воскликнула:

– Вот злыдня! Хотела батюшку и братца извести, меня выдать за старика Волконского, а сама жить припеваючи!

Савва печально вздохнул:

– Тебя сватают и за князя Волконского?

– За него я нипочем не выйду! – решительно заявила Татьяна. – Старику надобно о Боге думать, а не жениться. Коли Волконский мачехе моей мил, пущай она сама за него и выходит – глядишь, вскорости в могилу его загонит, как батюшку моего. А я не умея людей со свету сживать. Не пойду я за князя! – повторила она.

– А за Бахметева? – с замиранием в сердце спросил Савва.

Немного подумав, она сказала:

– Может, и пойду. Он молод, знатен и, сказывают, хорош собой.

– И ничего не хорош! – возмущенно возразил Савва. – Фадей похож на татарина, а волосы у него, как солома.

– На татар у нас многие похожи, чьи прадеды родом из Орды. Коли на такую малость обращать внимание, останешься в девицах век вековать.

Савва по-прежнему испытывал перед княжной смущение, но, вместе с тем, любовь придала ему некоторую смелость, и он умоляюще забормотал:

– А ты не спеши. По осени должна начаться война с ляхами, и тогда я сумею заслужить у государя и чины, и поместья, и вотчины. У меня большие способности к ратному делу.

Татьяна опять немного подумала и сказала:

– Что же, коли ты добьешься чинов, поместий и вотчин, то, может, я и пойду с тобой под венец.

На Савву накатила такая волна счастья, что он едва не захлебнулся от восторга.

– Значит, ты дозволяешь себя любить?

– Да, кто ж тебе может запретить любить, окромя Господа Бога? Я-то над твоей душой не властна.

Ободренный Савва умоляюще спросил:

– А мы будем видаться хотя бы изредка?

Княжна пожала плечами.

– Не полагается девице встречаться с молодцем. Я и так великий грех нынче совершила, придя сюда.

– Ну, хоть разок-другой, – умолял он.

– Ладно, – смилостивилась она. – Коли тебе уж совсем невмоготу станет, сыщи Агашу. Мачеха моя частенько посылает ее за покупками в лавку купца Фомы Булгакова, что у Параскеевой Пятницы на Красной площади.

– А когда ваша девка бывает в булгаковской лавке?

– Да, почитай каждый день опосля утреней трапезы, – подала Агаша голос из-за вяза.

– А ты не станешь языком честь мою марать? – спросила Татьяна с тревогой.

Осенив себя знамением, Савва воскликнул:

– Христом Богом клянусь в том, что не отдам твою честь на поругание!

– Ой, ли? – недоверчиво спросила Татьяна.

Тут опять вмешалась Агаша:

– Он же не нехристь, чтобы именем Господа нашего Иисуса зазря клясться.

– Верно, – согласился с ней Савва. – Чай я не басурманин поганый, а православный.

Эти слова, очевидно, убедили Татьяну в его порядочности, и она сказала:

– Ладно, я поверю тебе.

Она огляделась по сторонам и, как бы невзначай, спросила:

– А твой друг, значит, умеет зелья готовить?

– Нет, Полкан токмо снадобья варит, – поспешно ответил Савва. – А зелья ему не надобны: он привык губить своих врагов в честном бою.

– Вот как? – пробормотала Татьяна.

В ее голосе послышалось разочарование, но влюбленный Савва этого не заметил.

К ним приблизилась Агаша и сказала:

– Нам уже пора ворочаться.

– Да, пора, – согласилась с ней княжна.

– Погоди еще немного, – умоляюще попросил Савва.

– Чего годить-то? – заворчала Агаша. – Али нам до рассвета мошкару кормить?

– Мне нельзя здесь более оставаться, – поддержала девку княжна.

Савва тяжело вздохнул:

– Что же, ступай. Будь счастлива и здрава.

– Тебе тоже всех благ, – небрежно бросила Татьяна и направилась по тропинке.

Агаша последовала за княжной. Савва посмотрел обеим девицам вслед, и как только они скрылись в темноте, вздохнул опять, но это уже был вздох не сожаления, а счастья. Еще недавно влюбленный юноша и помыслить не смел о чем-то большем, чем увидеть княжну Ромодановскую издали, и вот она не только пришла к нему на свидание, но и намекнула на возможность между ними брака. Было от чего прийти в восторг.

Почти приплясывая, Савва принялся бродить вокруг вязов, стараясь не отходить от них, чтобы не угодить в болото.

«Господи Иисусе! Уж не померещилось ли мне все, что здесь было?»

Глава 30
В гостях у царя

Утром Савва все еще находился в возбужденном состоянии. Он вышел из Белого города через Петровские ворота и не спеша добрел до Пушкарского двора. Несмотря на бессонную ночь, ему совсем не хотелось спать.

На учения Савва пришел первым, а его товарищи начали собираться во дворе только час спустя. Появился и Полкан, который при виде друга заметил с усмешкой:

– Рожа у тебя прямо светится.

– От счастья, – сказал Савва с протяжным вздохом.

– Ты хоть бы поутру появился у своих хозяев, а то они за тебя беспокоятся.

Юноша покраснел.

– А ты отколь знаешь, что я нынче у них еще не был?

Полкан молча указал кивком в сторону ворот, где стоял Яков Шилов и беспокойно шарил взглядом по двору.

Смущенный Савва подошел к старому сотнику.

– Фу! – обрадовался тот при виде своего постояльца. – Слава Христе, ты, Саввушка, жив и здрав!

– Тихо ты! – испуганно зашептал молодой человек. – Услышат солдаты про то, что я дома не ночевал, на смех меня подымут. А мне по чину не положено быть высмеянным.

Яков торопливо кивнул.

– Ладно, ладно! Я никому словом не обмолвлюсь и спрашивать тебя ни о чем не стану. Ты цел, и слава Богу.

Шилов ушел, а Савва подумал с раскаяньем:

«Хозяева любят меня, словно родного сына. В другой раз, коли мне опять приспичит пропасть на ночь, надобно будет обязательно их предупредить».

Спустя полчаса он полностью погрузился в заботы ратного учения. В этот день у него все спорилось, и Лермонт постоянно хвалил своего лучшего ученика. Полкан же тихо подтрунивал над другом, когда рядом с ними никого не было:

– Нынче ты один целого войска стоишь. Вот что с человеком любовь делает.

Около полудня на Пушкарский двор пришел здоровенный парень – судя по одежде, слуга важной особы.

– Кто тут у вас Савва Глебов? – спросил он звучным голосом.

– Я, – откликнулся Савва.

Парень отвесил ему поклон.

– Мой господин, государев родич и окольничий, Семен Лукьянович Стрешнев желает, чтобы завтра утром ты был у него в Китай-городе.

После ухода слуги Стрешнева ратники окружили счастливчика, попавшего в милость к родичу царя. Долговязый Лука Плетнев завистливо спросил:

– Чем же ты, Саввушка, так сумел угодить Семену Лукьяновичу, что он слугу за тобой посылает?

– Без приворота здесь не обошлось, – злорадно предположил, похожий на хряка, Иван Квашнин.

Савва вспыхнул:

– Да, ты, никак, Ивашка, в ворожбе меня винишь?

– Избави Боже, – пошел на попятную Квашнин. – Я токмо дивлюсь тому, как ты умеешь всем угодить. Уж на что полковник наш строг, а и он в тебе души не чает.

– Чему тут дивиться? – заступился за друга Полкан. – Полковник наш хоть и строг, но уважает тех, кто умеет оружие в руках держать и воинские команды понимает с полуслова. А ты, Квашнин, полчаса репу чешешь, прежде чем что-то усвоишь.

Неожиданно в разговор вмешался подобравшийся незаметно к ратникам Лесли:

– Так и есть! Квашнин – настоящий баба. Баба годен на постель, а не на ратный дело, – и к этим словам он добавил длинную фразу на родном языке, о смысле которой нетрудно было догадаться.

– Наша брань звучнее, – шепотом сказал Савва своему другу.

Усмехнувшись, Полкан кивнул.

А полковник подчеркнуто почтительно обратился к Савве:

– Сержант Глебов завтра идет к царский шурин. Пусть передать мой поклон для сэр Стрешнев.

– Обязательно передам, – пообещал Савва.

– А вы, каждый заняться свой дело? – рявкнул Лесли на остальных ратников, и те бросились врассыпную.

Оставшись вдвоем с Саввой, Полкан сказал:

– Добро, что Семен Лукьянович тебя привечает, токмо особливо не обольщайся. Ты для него не более, чем утеха, а утеху пользуют до тех пор, покуда она не надоест. Так что держи со Стрешневым ухо востро.

– Ладно, – пообещал юноша и, немного помолчав, спросил: – У тебя есть деньги?

– Нет, – ответил Полкан.

– А мне в гости к Стрешневу идти не в чем. Одежа моя пообносилась, а купить новую не на что: жалованье нам все никак не выдадут.

– Я займу для тебя деньги у Строганова, – пообещал Полкан.

– Спасибо, друг! – обрадовался Савва.

Полкан выполнил свое обещание, и на те деньги, которые он занял у Андрея Строганова, Савва купил себе фетровую шапку, шелковую рубаху, атласный кафтан с высоким козырем и сафьяновые сапоги. В этих обновах юноша отправился на следующее утро к Семену Лукьяновичу.

Двор государева шурина находился неподалеку от Троицких ворот Китай-города. За воротами высился огромный деревянный дом, который весь был украшен затейливой резьбой. На высоком крыльце стоял Стрешнев, наряженный в ферязь с золотым шитьем и высокую усыпанную жемчугом шапку.

Савва отвесил низкий поклон.

– Доброго здравия, Семен Лукьянович! Мне сказали, что ты желаешь меня повидать.

– Не я, а наш государь, Михайла Федорович, – ошарашил Стрешнев юношу.

– Царь?

– Ну да! Царь наш светлый пожелал на тебя поглядеть.

Савва не верил собственным ушам.

– Неужто сам царь всея Руси зовет к себе меня, ничтожного из ничтожных? – спросил он дрожащим голосом.

– Да, зовет, – подтвердил Стрешнев. – Я отвезу тебя.

Спустя полчаса все еще обескураженного юношу везла четверка белых коней в роскошной карете. Сидя вместе с Семеном Лукьяновичем на красных подушках, Савва никак не мог прийти в себя, и только тогда, когда в окнах промелькнула красивая арка Фроловских ворот6262
  Ныне Спасские ворота Кремля.


[Закрыть], молодой человек по-настоящему осознал, что он, по сути, невесть кто, вот-вот прибудет в гости к самому государю всея Руси и помазаннику Божьему. У Саввы даже закружилась голова.

«Ух ты! Вот те на!»

Карета остановилась возле деревянного строения с ярко-красным коньком на островерхой крыше, разноцветными наличниками на окнах и весьма витиеватой резьбой на стенах.

– Здесь государева Потешная палата для всяческих увеселений, – пояснил Стрешнев.

– Увеселений? – удивился Савва. – А я слыхал, что благочестивый патриарх наш, отец Филарет очень не жалует потехи разные. Он даже велел указы написать…

– Патриаршие указы для простого народа, – назидательно сказал Семен Лукьянович.

– Ну, да! – поспешно согласился юноша. – Простонародье пьянствует почем зря, а царь наш отдыхает от трудов своих праведных.

Они поднялись на крыльцо, вошли в сени, и Стрешнев уверенно провел Савву мимо стоящих в карауле рынд6363
  Рында – царский телохранитель.


[Закрыть] в Потешную палату. Переступив порог, Савва замер от восторга. Никогда прежде ему не приходилось видеть таких огромных и роскошных покоев; стены здесь были украшены не только резьбой, но еще и множеством ярких картинок, а в полукруглых окнах сверкало в солнечных лучах разноцветное стекло.

Савва обратил внимание на большое сооружение в одном из углов палаты.

«Зачем сия махина надобна?»

Напротив этой махины было царское место в виде помоста, на котором стояло резное деревянное кресло с подлокотниками в виде львиных голов. Государь отсутствовал, однако палата не пустовала – в ней находились молодые парни в разноцветных одеждах.

– Разрядились, как скоморохи, – вырвалось у Саввы.

– Они и есть скоморохи: бахари6464
  Бахарь – сказочник.


[Закрыть], домрачеи6565
  Домрачей – певец.


[Закрыть] и игрецы, – отозвался Стрешнев.

Едва Савва принялся было разглядывать царских скоморохов, как появился государь в сопровождении Никиты Романова. Михаил Федорович был невысок ростом, довольно тучен и явно не отличался крепким здоровьем; поддерживаемый двоюродным братом он с трудом передвигался и тяжело дышал. Доброе, приятное лицо царя обрамляла мягкая русая бородка. Он был в расшитом жемчугом плато6666
  Плато – распашная длинная одежда, очень расширенная книзу, с широкими короткими рукавами.


[Закрыть], на его голове возвышалась островерхая шапка с большим рубином на макушке. Ведущий под руку государя Никита Романов на сей раз оделся по-русски – в длиннополый кафтан из золотой парчи.

Савва чуть не упал на колени, но, вовремя вспомнив, что он сын боярский, удержался на ногах и низко поклонился.

Михаил Федорович с интересом глянул на юношу.

– Ты, значит, тот самый молодец, кой убил засопожником медведя?

– Да, государь, – ответил Савва взволнованным хриплым голосом.

– Он и есть, Савва Глебов, – подтвердил Никита.

Государь кивнул.

– Ну, ну! Пущай юноша поведает мне, как все случилось.

С помощью своих родичей он взобрался на помост и опустился в кресло. Стрешнев и Никита Романов сели на лавку справа от царя, а Савва остался стоять.

– Давай, паренек, рассказывай, – велел Михаил Федорович, ласково улыбаясь.

Доброжелательность государя подействовала на юношу успокаивающе. Савва сразу избавился от волнения и поведал о том, как был спасен от разъяренного медведя Илья Морозов. Покачав головой, Михаил Федорович изрек:

– Вот непутевых сынов дал Господь родичу нашему, Ивану Васильевичу: старший погиб в драке на постоялом дворе, а младшего едва не загрыз медведь. Все их беды из-за пьянства.

– Истинно так, государь – согласился с царем осмелевший Савва. – Пьянство до добра не доводит.

– А ты ловок, раз сумел зверя одним ударом сразить.

– Меня жизнь многому научила.

– Я слыхал о твоих злоключениях, – сказал Михаил Федорович с сочувствием. – Вроде бы ты рано потерял родителей и почитай с самого своего рождения жил в глухом лесу?

– Да, государь. Богу было угодно послать мне много испытаний, но я не ропщу.

Царь окинул юношу благосклонным взглядом.

– Верно, паренек. Нам, червям земным, изначально неведом Божий промысел. Мое семейство пережило и опалу, и гонения, и истязания, и унижения, и голод, а моему батюшке, нашему светлейшему отцу Филарету, пришлось познать даже иноземный полон. Всевышний испытывал нас, понеже решил доверить нам судьбу православия и России в самые тяжкие времена. Тебя тоже Господь наградит за смирение. Я слыхал, что ты горазд в ратном учении. Старайся, паренек! Коли отличишься на поле брани, получишь больше того, что отняла у тебя Смута – в том я слово свое царское даю.

У Саввы от царского обещания захватило дух.

– Да, я, государь… Я жизнь положу… За одну токмо милость твою… Спасибо…

Михаил Федорович нетерпеливо махнул рукой.

– Потом благодарить будешь, а покуда я желаю узнать про то, как ты из глухих закамских мест до Москвы добрался. Что ты видал в пути? О чем слыхал? Поведай нам!

Савва с готовностью исполнил царское повеление. Он уже избавился от косноязычия и теперь мог говорить не хуже своего друга Полкана. Речь лилась сама собой, постепенно обрастая все более и более цветистыми подробностями. Конечно, кое-что Савве пришлось скрыть от государя, но взамен он придумал много нового и интересного.

Выслушав юношу, Михаил Федорович усмехнулся:

– Ох, и горазд ты на выдумку, паренек.

Покраснев до корней волос, Савва не знал что сказать, но тут ему на выручку пришел молчавший до сих пор Стрешнев:

– Мнится мне, что паренек не врет, а токмо приукрашивает.

– Верно! – поспешил согласиться с Семеном Лукьяновичем Савва. – Я поведал почитай все, как было, разве токмо кое-что добавил для красного словца, дабы государь не заскучал.

Похоже, что царю это объяснение понравилось. По крайней мере он нисколько не рассердился, а, напротив, широко улыбнулся.

«Улыбка у нашего государя, прямо-таки, как у дитяти малого», – умилился Савва.

– Нет греха в том, что юноша соврал ради красного словца, – заметил с усмешкой Никита Романов. – Худо, когда муж знатный и чинный врет царю, как сивый мерин, ради своей выгоды. А у нас и такое случается.

Улыбнувшись еще раз, Михаил Федорович обратился к жавшимся к стене скоморохам:

– Опосля сказок Саввы Глебова мне бахари уже не надобны. Пущай Климка, Петрушка и Богдашка идут восвояси.

Трое самых разряженных скоморохов отвесили поклоны и ушли.

– Садись, паренек, – велел царь Савве, указывая на лавку слева от себя.

Юноша с робостью присел.

– Сыграй-ка, Томила на органе, – обратился Михаил Федорович к худому, казавшемуся немного заспанным малому.

– Что сыграть? – почтительно спросил Томила.

– То, что Никита Иванович особливо любит, – пояснил царь.