Текст книги "Бес меченый"

Глава 16
Марья Страхова

После происшествия на постоялом дворе Савва первое время вел себя осторожно. Но Коптел больше в Шуе не появлялся, равно как и прочие разбойники, состоящие на службе у суздальского архиепископа. Успокоившись, Савва зажил прежней жизнью.

Накануне Крещенского сочельника друзья пришли в Воскресенский храм на вечернюю службу. Не успел Савва углубиться в молитву, как его внимание привлекла молодая женщина во вдовьем платке. Было что-то волнующее и в изгибах ее тела, и даже в той скорбной позе, в которой она склонилась перед образом Смоленской Богоматери. Ощутив дрожь в теле, юноша поспешно перекрестился.

«Прости меня, Господи!»

Наблюдательный Полкан заметил, куда тайком бросает взгляды его друг, и усмехнулся. Савва смущенно потупил взор, однако, не удержавшись, вновь посмотрел на женщину, но при тусклом свете увидел только длинные ресницы и чуть вздернутый нос.

Когда служба закончилась, а народ потянулся из храма, к Савве и Полкану подошел Федор Лопатин.

– Ты, Федор, не знаешь, кто вон та бабенка? – тихо спросил Полкан, кивнув в сторону женщины, привлекшей внимание Саввы.

– Марья Страхова – вдова кожевника Ильи Страха, – ответил Лопатин.

– Прежде мы ее не видали, – заметил Полкан.

– Обычно она молится в храме Бориса и Глеба, что в слободе, – пояснил Лопатин и, хихикнув, спросил: – Что приглянулась она тебе?

– Не мне, а Саввушке.

Федор хмыкнул:

– Ох, Савва, прибьет тебя Ванька Рожнов. Марья Страхова и есть его зазноба.

Вся Шуя знала о том, что дружок Лопатина, сын боярский Иван Рожнов, страдает по молодой вдове из слободы. Федор уже не раз со смехом рассказывал об этом Савве и Полкану.

– Так вот по ком сохнет Иван! – протянул Савва.

Лопатин кивнул.

– По ней окаянной! Ванятка не спит, не ест, вечерами вокруг Марьина двора бродит.

– А она его, значит, не впускает? – спросил Полкан.

– Нет, не впускает, – ответил Федор. – Токмо зря она перед Ванькой кобенится: замуж-то ее все одно никто не возьмет.

– Почто не возьмет? – удивился Савва.

– Из-за ее родни. Отец Марьи лет десять назад пропал: люди толкуют, будто бы он на Волгу подался и стал татем. Ну, а матушка Марьина, упокой ее Господи, всех проезжих молодцов у себя привечала. Кому ж такие родичи придутся по нраву?

– Однако же Марья – вдова, – заметил Полкан. – Значит, одного мужа она все же сумела себе сыскать.

– Кожевник Илья Страх, царствие ему небесное, был безобразен как бес, прости Господи. За него ни одна девка не желала идти.

– Будто бы у нас девок спрашивают, – проворчал Полкан.

– Обычно не спрашивают, – согласился Лопатин. – У родителей невест принято глядеть не на лик, а на его достаток будущего зятя. Токмо, когда за Илью хотели отдать девку из приличного семейства, она чуть было не утопилась, сказав подружкам, что лучше один раз согрешить, чем всю жизнь с чудищем мучиться. С той поры родители девок стали отказывать Страху, вот он и женился на Марье, а через полгода опосля свадьбы помер.

– А вдова его, значит, живет честно? – с сомнением спросил Полкан.

– Честно, – подтвердил Федор. – К ней многие подкатывались, но убирались не солоно хлебавши. Марья даже злого пса завела, чтоб пугать кобелей в человечьем обличии – двор-то ее стоит на отшибе.

Савва вздохнул с сожалением:

– Значит, к ней не подобраться.

– А тебе хочется? – спросил Полкан с ухмылкой.

Лопатин встрепенулся.

– А что? Кабы Савва Марью охмурил, Ванька, глядишь, и отстал бы от нее. Мне прямо жаль его.

– Что же ты сам другу не поможешь? – поинтересовался Полкан.

– Не хочу с другом ссориться из-за бабы, да и Марье я, кажись, не мил.

– Может, и я ей не понравлюсь? – предположил Савва. – Ванька-то лицом и станом краше меня.

Полкан сказал назидательно:

– Ты, брат Савва, мало баб знаешь. Они нас любят совсем не за то, что нам в них по нраву.

– Да, уж, – согласился Лопатин. – Порой просто диву даешься – пригожая собой бабенка присыхает сердцем к мужику, на коего без слез не взглянешь.

Простившись с ним, Савва и Полкан направились домой. Было очень холодно. Крещенский мороз пощипывал щеки, царапал нос, пытался забраться в рукавицы и под шубу. Но Савва не обращал на это внимание.

– Выходит, не всякую бабу можно соблазнить, – сказал он другу.

– Всякую, – уверенно возразил Полкан. – Они к своим прелестям относятся, как к товару. Коя из них себя мало ценит, та легко продается, а дорогую бабенку купить труднее.

– И много ли по-твоему на Марью денег надобно? – кисло спросил Савва.

Полкан засмеялся:

– Ох, брат Савва! Незачем тебе было бросать торговое дело, ибо ты так и остался купцом: все деньгами меряешь.

– А чем же еще мерить? – удивился юноша.

– Слабостями человеческими.

Дома друзья поужинали и легли спать. Полкан сразу засопел, а Савва еще долго не мог уснуть, думая о непреступной вдове.

На следующее утро они оба поднялись рано. В избе уже гремела горшками бабка Левашиха, согласившаяся за небольшую плату вести хозяйство у двух пришлых холостяков. Убиралась она плохо, готовила и того хуже, однако неприхотливые Савва и Полкан мало обращали на это внимание. Вот и в это утро они спокойно съели пригоревшую кашу, затем отправились каждый по своим делам – Полкан нести службу у воеводы, а Савва бродить по городу в надежде увидеть Марью Страхову.

Несколько часов юноша провел в бесплодных поисках и в конце концов оказался на берегу реки Тезы. Внизу находилась замерзшая пристань, справа высились мельницы, а слева стояла одинокая изба, окруженная покосившейся оградой, из-за которой слышался свирепый лай.

«Федька обмолвился, что двор Марьин стоит на отшибе, – вспомнил Савва. – Может, она здесь живет?»

Тут же в подтверждение его мысли из ворот вышла Марья Страхова и плавно понесла свое ладное тело по тропинке. Савва замер на месте, разглядев, как хороша эта женщина: у нее были брови в разлет, глаза цвета речной воды, алые пухлые губы и покрытые нежным румянцем щеки. Мягкий овал лица придавал необычайную прелесть молодой женщине, а курносость прибавляла ей миловидности.

Савва уперся взглядом в Марью, и не заметил, как откуда-то появились трое порядком подвыпивших парней. Опомнился он только тогда, когда они окружили красавицу.

– Марьюшка, поцелуй меня! – вопил один.

– Краса моя ненаглядная, пойдем с нами! – звал другой.

Третий попытался обнять вдову, но она испуганно его оттолкнула.

– Брезгуешь мною! – возмутился отвергнутый парень. – Тоже мне боярыня нашлась!

Его товарищ схватил перепуганную женщину за руки и воскликнул:

– Нечего с сучкой цацкаться! Затащим ее к Фомушке, там она, поди, сразу станет сговорчивой!

Марья принялась кричать и вырываться, что еще больше распаляло пьяных насильников. Громко гогоча, они куда-то ее поволокли.

Савва растерянно посмотрел по сторонам. Если бы у него были сабля или кинжал, он, не задумываясь, кинулся бы на пьяных парней. Кулаками же он так плохо умел действовать, что глупо было даже пытаться справиться с тремя здоровяками.

Тем временем Марья, сделав отчаянную попытку вырваться, упала в снег. Один из насильников навалился на женщину и под одобрительные шуточки своих товарищей полез руками ей под одежду. Увидев это, Савва забыл всякую осторожность. Он подбежал к лежащему на Марье парню и ударил его по голове.

Насильники поначалу опешили, что помогло женщине вырваться из ненавистных ей объятий, вскочить на ноги и кинуться прочь. А пьяные парни с криками набросились на Савву:

– Ах, ты …!

– Петруха! Митяй! Бейте его …!

– Дай ему в рожу, Фомушка …!

Началось избиение. Пытаясь сопротивляться, Савва споткнулся и упал – его тут же начали топтать ногами. Вскоре тело лежащего на снегу юноши разрывалось от боли, в глазах у него начало темнеть, и сознание оставило Савву…

Пришел в себя он лежа в незнакомой горнице на широкой лавке.

– Ну, вот, Саввушка, ты и очнулся, – удовлетворенно изрек Полкан, склонившись над другом.

– Где я? – с трудом проговорил Савва разбитыми губами.

– У меня, – подала голос появившаяся рядом с Полканом Марья Страхова. – Как я народ кликнула, изверги сразу утекли, а тебя люди занесли в мою избу. Ох, и сильно побили тебя ироды проклятые! Но нутро, Слава Богу, вроде не повредили.

– Не повредили, не повредили, – подтвердила скрипучим голосом приблизившаяся к Савве сгорбленная старуха, в которой он узнал местную знахарку.

– А тело болит, – пожаловался юноша.

– Ушибов много, – сказал Полкан – но, кажись, ничего не поломано.

– А ты отколь взялся? – спросил у него Савва.

– Мне Дениска Третьяк сказал, что тебя Ванька Рожнов за Марью Страхову насмерть забил.

– Рожнова и близко не было, – проворчал Савва, поморщившись.

– Так земля слухами полнится, – усмехнулся Полкан. – Народ хлебом не корми, дай токмо ему посудачить о чужих грехах – настоящих али мнимых.

Марья густо покраснела.

– Как же мне тебя, Саввушка, забрать? – озабоченно сказал Полкан.

– Пущай он здесь остается, – подала голос Марья.

– Не боишься пересудов? – спросил у нее Полкан.

Она махнула рукой.

– Такова уж вдовья доля.

– Я пойду, – сказала знахарка.

– А вдруг Савве Фомичу поплошает? – заволновалась хозяйка.

– Хуже ему уже не станет, – успокоила ее старуха. – Ну, а коли что, так он, – указала она на Полкана, – сумеет полечить.

– Я провожу тебя до ворот, – предложила ей Марья.

Когда женщины вышли, Полкан похвалили друга:

– Молодец, Саввушка! Самый верный способ понравиться бабе – спасти ее от смерти али от бесчестия. Марья уже души в тебе не чает. Токмо, гляди, сам к ней сердцем не прикипи. Еще жениться захочешь.

– Не захочу, – смущенно пробормотал юноша.

Вошла хозяйка.

– Худо тебе, Савва Фомич? – заботливо спросила она.

У Саввы ныли все кости, однако он сказал:

– Нет, Марьюшка.

– Ну, мне пора и честь знать, – проговорил Полкан и стал прощаться.

После его ухода в горнице повисло молчание. Марья стояла и смущенно теребила концы платка.

– Дай мне попить, – попросил ее Савва.

– Ой! – воскликнула хозяйка, всплеснув руками. – Прости Савва Фомич! Стою, дура, и не думаю о том, что гостя поить-кормить надобно.

Марья засуетилась. Напоив больного квасом, она вытащила из печки чугунок. Савва учуял запах щей и сглотнул слюну.

– Ох, и дух идет от твоей стряпни!

– Обычный дух, – отозвалась Марья, краснея.

Она налила в миску щей.

– Откушай, Савва Фомич.

Юноша попытался приподняться, но пронзительная боль заставила его застонать и откинуться назад.

– Лежи! Лежи! – велела больному Марья.

Подсев к нему, она принялась кормить его с ложки. Как только Савва насытился, он сразу же ощутил голод другого рода: в нем вспыхнуло желание прикоснуться рукой к груди сидящей рядом с ним женщины.

«Погодь, Саввушка! – обуздывал себя Савва. – Все одно ты нынче ни на что не способен. Зачем же пужать бабу?»

Вскоре он уснул и проспал почти до полудня следующего дня. Разбудил его голос друга.

– Доброго здравия, хозяюшка! Как тут поживает мой товарищ?

– Тише! – отозвалась шепотом Марья. – Спит он.

– Я не сплю, – подал голос Савва.

Полкан подошел к нему.

– Здравствуй, Саввушка! Не полегчало тебе?

– Здравствуй! Вроде малость полегчало.

– А как ты прошел мимо моего пса? – удивленно спросила хозяйка у только что появившегося гостя. – Казак на всех бросается, а тебя не тронул. Уж не заговоренный ли ты?

– Вроде того, – усмехнулся Полкан.

Вскоре он ушел, пообещав заглянуть вечером. Марья проводила его боязливым взглядом и, едва за ним затворилась дверь, перекрестилась на образ.

– Ты чего испужалась? – спросил Савва.

Она смущенно опустила голову.

– Прости, Савва Фомич! Я вовсе не хочу обидеть твоего друга, но уж больно он на батюшку моего, Афанасия Петрова, похож. Отец мой тоже коней любил и собак не боялся. А еще он вольным быть хотел, затем и нас с матушкой оставил.

– Я слыхал, что твой отец – тать.

– Да.

– Он жив.

Марья пожала плечами.

– Бог его ведает. Когда батюшка уехал, мы поначалу о нем совсем ничего не знали, покуда до нас слух не дошел, будто бы он на Волге торговых людей грабит. А два года назад, когда матушка еще жива была, батюшка тайком явился к нам. Старым он стал, седым, да еще и безголосым. Нам сказал, что осип, опосля того, как зимой под лед провалился, и с тех пор его стали кликать Хрипуном.

– Хрипуном? – воскликнул Савва.

– Хрипуном, – подтвердила удивленная Марья.

– Твой отец ростом невелик, худой, остроносый и большелобый?

Женщина изумилась еще больше:

– Да. А отколь ты знаешь?

Савва рассказал ей о том, что случилось на постоялом дворе в Козьмодемьянске, не упомянув, конечно, ни об украденных Полканом деньгах, ни о том, как ему с другом удалось убежать из логова татей.

Осенив себя знамением, Марья спокойно сказала:

– Значит, преставился мой батюшка, Афанасий Петров, упокой его Господи. Надобно бы панихиду заказать за помин его души.

Похоже, известие о гибели отца мало ее тронуло. Марья еще раз перекрестилась на образ Николы Угодника и полезла в печь. Она вытащила чугунок, налила похлебку в миску, нарезала хлеб, затем вновь сунулась в печь и вынула оттуда пирог. Савва жадно следил за каждым ее движением, ощущая в себе все нарастающее желание.

«Вот черт! И хворь мне нипочем. Может, когда Марья подойдет ко мне, завалить ее на лавку? А вдруг ничего не получится, и я токмо осрамлюсь? Нет, лучше погожу денек-другой, а там, глядишь, баба сама пожелает моей ласки».

Прошел этот день, потом еще два дня миновало, и больной начал подниматься с лавки. Его кости болели меньше, синяки потускнели, ссадины зарубцевались. Марья суетилась вокруг своего гостя, поя его целебными отварами, и кормя вкусными пирогами. Савве, понятно, нравилась такая жизнь, но ему хотелось кое-чего еще, кроме сытной еды и обильного питья. Однако, как только он пытался дотронуться до Марьи, она каждый раз испуганно вздрагивала, краснела и вся сжималась.

Когда появлялся Полкан, хозяйка находила себе дело в хлеву или во дворе. Так случилось и вечером четвертого дня пребывания у нее Саввы.

– Ой! – воскликнула Марья, увидев вошедшего Полкана. – Да, у меня скотина еще не кормлена и не поена!

Она накинула на себя старый кожух покойного мужа и выскользнула из избы. Глядя ей вслед, Савва тяжело вздохнул.

– Что, не дается бабенка? – сразу разгадал заботу друга Полкан.

Юноша, смущаясь, рассказал о боязливости Марьи. Выслушав, его Полкан пожал плечами.

– Коли тебе, Саввушка, по нраву податливые бабы, ступай к ним. Уж кого-кого, а блудниц в Шуе хватает.

– Надоели мне блудницы.

– Тогда не лежи лежнем и не жди, что Марья сама в твою постель прыгнет, а замани ее туда.

– Как заманить?

– Скажи, что ты от нее уходишь, и, как токмо баба огорчиться, бери ее, не давая опомниться.

– А коли она не огорчиться?

– Тогда, значит, я баб совсем не знаю, – отрезал Полкан.

Когда он ушел, Савва сказал Марье:

– Я завтра ухожу от тебя.

– Что ты! Что ты! – испугалась она. – Отлежись, Савва Фомич! Чай, я не гоню тебя!

– Токмо и всего, что не гонишь.

– Чего же ты еще хочешь от меня? – воскликнула Марья.

– Ласки, – произнес Савва, глядя ей в глаза.

Она замерла на месте и порывисто задышала.

– Подойди! – позвал он.

Марья послушалась.

Приподнявшись, Савва провел рукой по ее груди и велел:

– Ложись!

Она быстро скинула с себя одежду и легла. Охваченный страстью Савва рванулся к женщине, но тут же его тело охватила резкая боль, и он, вскрикнув, откинулся на спину.

– Осторожно, миленький мой, – прошептала Марья, нежно гладя его волосы.

У Саввы сразу прошла вся боль, а кровь забурлила еще сильнее, чем прежде. Он обнял женщину.

– Тише! Тише, миленький мой! – повторяла она, отзываясь с готовностью на ласки.

Савва глубоко вздохнул и осторожно припал к Марье…

Утром к ним явился Полкан и, увидев светящуюся от счастья хозяйку, шепнул другу:

– Кажись, ты ее ублажил. Баба не ходит по горнице, а порхает. Ну и как?

Савва самодовольно улыбнулся.

– Лучше не бывает.

Когда Марья вышла во двор, Полкан сказал:

– Ты, Саввушка, уже не хвораешь, раз можешь с бабой спать. Не пора ли тебе в нашу избу ворочаться?

– Куда спешить? – смущенно промямлил Савва.

– Да, с любушкой жить приятнее, чем с другом: я же тебя днем и ночью не обхаживаю.

Савве стало стыдно.

«Еще решит Полкан, что я променял его на бабу».

– Ладно, – сказал он, – ворочусь завтра.

Полкан пожал плечами.

– Тебя никто не неволит. Коли хочешь, поживи еще у своей зазнобы.

– Нет, нет! – решительно возразил Савва. – Мне друг дороже самой распрекрасной бабы.

Когда вернулась Марья, Полкан поднялся с лавки.

– Я, пожалуй, пойду.

– Посиди со мной, – попросил Савва.

– Не могу, – отказался Полкан. – У воеводы жеребец занедужил, и коли сдохнет, с меня спрос будет.

– Ты, поди, голодный? – обратилась к нему хозяйка. – Съешь пирожок.

– Спасибо за заботу, хозяюшка, но не всем же быть сытыми, – усмехнулся Полкан.

Как только он ушел, Савва сказал Марье:

– Хватит мне сидеть на твоей шее. Завтра ухожу к себе.

– Останься! – жалобно попросила она.

Ее расстроенный вид почему-то прибавил ему решимости.

– Нет! Надобно и честь знать.

Марья всхлипнула:

– Не покидай меня, сокол мой ясный!

– Да, не плачь ты! – прикрикнул на нее Савва и добавил уже помягче: – Я буду к тебе приходить.

– А завтра придешь? – спросила Марья, глядя на своего возлюбленного умоляющим взглядом.

– И завтра приду, и нынче тебя ублажу. Ступай ко мне!

Она покорно подошла к Савве и обвила его шею руками.

Глава 17
Государевы люди

Связь пришлого молодца и прежде неприступной молодой вдовы широко обсуждалась в Шуе. Федор Лопатин сообщил Савве и Полкану о том, что Рожнов почти каждый день пьянствует и на всю корчму грозится убить своего счастливого соперника.

Савва презрительно хмыкнул:

– А чего же он токмо грозится?

– Не знаю, – удивленно ответил Федор. – Вроде Ванька не робкого десятка.

Когда Лопатин ушел Полкан сказал другу:

– Я запретил Рожнову тебя трогать.

– И он тебя послушался?

– Я умею заставить себя слушаться, – сухо ответил Полкан и добавил с усмешкой: – Зря Марья отказала Рожнову: ему она не надоела бы так скоро, как тебе.

Он, как обычно, был прав: всего только за месяц Савве успели наскучить и желание любовницы во всем ему угодить, и ее беспредельная покорность. Он не бросал ее, но с удовольствием сделал бы это, найдись подходящий повод.

«Вряд ли я сумею расстаться с Марьей, покуда мы в Шуе, – думал Савва. – Скорее бы уже в путь».

Но Полкан, казалось, забыл о том, что Шуя была избрана им в качестве временного пристанища. Заскучавший Савва никак не мог дождаться, когда же они покинут надоевший ему город.

«Не сидеть же нам здесь до самого лета. Я от скуки не знаю куда себя деть».

Он хотел поговорить об этом с другом, но все как-то не получалось, потому что днями Полкан был на конюшне у воеводы, а ночами Савва либо нес свою службу, либо гостил у Марьи, и друзья почти не виделись.

И вот наконец Савва дождался своего часа. Однажды, когда он отсыпался утром после ночной службы, Полкан разбудил его и сообщил, что в Шую прибыли из Москвы важные люди – государев стольник3232
  Стольник – придворный чин ниже боярского.


[Закрыть] Дмитрий Данилович Воронцов и стрелецкий голова Тимофей Митрофанов, а прислал их царь, чтобы набрать молодых детей боярских и дворян для ратного обучения у полковников-иноземцев.

– А не попроситься ли и нам в государевы солдаты? – предложил Полкан.

Савва встрепенулся.

– Да, я с великой радостью, токмо бы приняли.

– Тебя уж точно должны принять. Ты ведь у нас сын боярский.

– А тебя?

– Я слыхал, что по цареву указу казакам дозволено вступать в новые полки.

– И тебе не жаль расстаться с волей?

Полкан пожал плечами.

– Я побыл на воле более десяти лет, могу теперь и под ярмом походить. Коли не понравится, опять ворочусь в прежнее свое состояние.

– Тогда пойдем проситься в солдаты!

– Пойдем.

Савва соскочил с печи и начал одеваться. Когда друзья уже были готовы покинуть избу, к ним ворвался, Федор Лопатин.

– Вы слыхали о стольнике Воронцове?

– О нем в Шуе токмо глухие не слыхали, – буркнул Полкан.

– Он солдат для государя набирает, – сообщил Федор.

– Знаем, – сказал Полкан. – Мы с Саввушкой как раз идем к Воронцову: хотим проситься в солдаты.

Лопатин в сердцах ударил кулаком по столу.

– А мне отец запретил: боится, что я сгину на войне.

– А что, война ожидается? – спросил Савва.

– Ожидается, – ответил Федор. – Государь хочет отнять у ляхов Смоленск.

– Вот зачем новые полки готовят, – догадался Полкан.

– Пойдем скорее к государеву стольнику! – воскликнул сгорающий от нетерпения Савва.

Федор решил проводить приятелей, и они втроем направились к воеводе, у которого назначен сбор новобранцев. День был не очень морозным. Небо заволакивало тучами, из которых падали редкие снежинки.

– Снег – добрая примета, – заметил Полкан.

– Глядишь, на Пасху мы уже будем в Москве, – добавил Савва с воодушевлением.

Лопатин вздохнул:

– А вот я вряд ли когда-нибудь выберусь из своей вотчины.

– Ты почаще просись на службу, – посоветовал ему Полкан. – Рано али поздно Лукьяну Ивановичу надоест слушать твое нытье, и он тебя отпустит.

– Пожалуй, ты прав, – согласился с ним Федор.

– Давай, Федька, уламывай отца, – поддержал его Савва. – Может, тогда будем вместе служить.

Первым, кого они увидели на заснеженном дворе воеводы был Иван Рожнов, смеривший своего счастливого соперника убийственным взглядом.

– Молнии из очей у него уже летят, – тихо сказал Полкан, – того и гляди, гром загрохочет

Лопатин проворчал:

– Кажись, нам с тобой, Полкаша, придется их разнимать.

Возле часовни стояли еще два молодца, возжелавшие поступить на царскую службу – они с заметным интересом наблюдали за происходящим, явно ожидая потехи. Однако, как не был зол Иван, он все же сообразил, чем для него может обернуться драка во дворе у воеводы. Бросив еще один яростный взгляд на Савву, Рожнов выругался и бросился опрометью прочь.

– Гроза прошла стороной, – насмешливо заметил Полкан.

– И то слава Богу, – буркнул Федор.

В это время на крыльцо вышел шуйский воевода вместе с гостями из Москвы – стольником Воронцовым и стрелецким головой Митрофановым. Воронцов был мужчиной лет сорока, невысоким, коренастым, с густыми бровями, маленькими глазками, большим бугристым носом и темной окладистой бородой. Возраст Митрофанова определить было трудно, так как его седые волосы и глубокие морщины на лице очень уж контрастировали с богатырским телом.

Окинув пренебрежительным взглядом, собравшихся во дворе молодых людей Воронцов спросил:

– Вы что ли хотите стать солдатами?

Все, кроме Лопатина, закивали.

– Вроде я видал здесь еще Ваньку Рожнова? – подал голос воевода. – Куда же он подевался?

– Кажись, Ванька решил остаться у себя на хозяйстве, – сказал Лопатин.

Это сообщение возмутило Воронцова:

– Совсем обабились дети боярские!

– Им, сучьим сынам, свой огород милее царской службы! – поддержал стольника Митрофанов.

Смущенный Федор спрятал голову в плечи и поспешил ретироваться за часовню.

– А вы кто такие будете? – обратился Воронцов к четверым оставшимся молодым людям.

– Я сын боярский Семен Мещеринов, – откликнулся невысокий веснушчатый парень.

– А я сын боярский Трофим Шибров, – сказал худой долговязый малый.

Савва тоже представился:

– Я сын боярский Савва Глебов.

Стольника почему-то заинтересовал именно он.

– Ты здешний? – спросил Воронцов у Саввы.

– Нет, – ответил юноша и рассказал про Глебовых.

До сих пор сочиненной Полканом истории все верили: уж слишком жива была у людей память о бедах Смутного времени да и говорил Савва правдоподобно, поскольку успел вжиться в образ сына боярского. Но стольник, очевидно, привык ко всему относиться скептически и поэтому сказал с сомнением:

– Бог знает, правду ты мне поведал али нет? Нынче многие ярыжки называют себя детьми боярскими.

– Помилуй, боярин! – искренно обиделся Савва. – Вот те крест – Фома Глебов жил в Москве, а двор его стоял возле храма Введения Пресвятой Богородицы!

Бога он не мог обмануть, и потому, осеняя себя знамением сказал только то, что было на самом деле.

– Пожалуй, паренек не врет, – вмешался Митрофанов. – Вряд ли у него хватило бы умишка сочинить так складно.

– Верно, Тимофей, – согласился Воронцов, довольный тем, что юноша назвал его «боярином».

– Пущай он послужит нашему государю, – добавил стрелецкий голова, – авось, что-нибудь выслужит взамен утерянного.

Савва указал на Полкана.

– Мой товарищ тоже хочет послужить царю.

– Э, нет! – вмешался молчавший до сих пор воевода. – Твой товарищ мне служит, и я доволен его службой.

– Я не твой холоп, – возразил Полкан, – и еще по осени предупредил тебя, что долго в Шуе не задержусь.

– Ты тоже сын боярский? – спросил у него Воронцов.

– Нет, – ответил Полкан, – я вольный казак.

– Государь дозволил брать в солдаты казаков, – вставил стрелецкий голова.

А стольник проворчал:

– Куда же государю деваться, коли ничего не имеющие дети боярские не больно-то рвутся на службу.

– Твоя правда, Дмитрий Данилович, – согласился с ним Митрофанов. – Иные из сынов боярских никогда не брали в руки оружие.

– Мы оружием владеем, – гордо сообщил Савва.

– Так-таки владеете? – усомнился стольник.

– Владеем, – подтвердил Полкан. – Кабы не владели, то сюда не добрались бы.

– Да, уж, – согласился стрелецкий голова, – без оружия в нашем царстве-государстве далеко не уедешь. Значит, сабли у вас есть?

– Есть, – подтвердил Савва. – А еще у нас имеются самопалы.

– Добро! – обрадовался Воронцов. – С самопалами не все умеют управляться. Наши воины больше с пистолями3333
  Пистоль – пистолет.


[Закрыть] дружат.

– Нынче одними пистолями много не навоюешь, – высказал свое мнение стрелецкий голова.

Стольник велел всем четверым новобранцам явиться завтра утром с оружием.

– Поглядим, чего вы умеете.

Когда молодые люди, откланявшись, собрались уходить, воевода сердито окликнул Полкана:

– А ты куда? Служба твоя мне еще не кончилась, и коли с конями моими что-то худое случится, я с тебя три шкуры сдеру!

Полкан молча повернул к конюшне.

Вернувшись домой, Савва весь день пребывал в возбуждении, а ночью ему снились беспокойные сны: он то с кем-то дрался, то от кого-то спасался, то был на волосок от гибели. Проснулся Савва в холодном поту. Полкан уже был на ногах и накрывал на стол, поскольку Левашиха не появлялась у них уже пять дней. Друзья позавтракали хлебом с молоком, оделись и отправились на объявленный стольником сбор. В руках Савва и Полкан несли самопалы, а на поясах у них висели, кроме сабель, еще и мешочки с порохом.

Был первый час позднего зимнего рассвета. Дворы Шуи оживали: лаяли собаки, мычали коровы, кричали люди. По улицам торопились по своим делам представители торгового сословия.

Когда Савва и Полкан вошли во двор воеводы, они увидели стоящих на крыльце Воронцова и Митрофанова.

– Вы явились, а прочих еще не видать, – недовольно проворчал стольник.

Полкан заметил:

– Они привыкли почивать допоздна.

– Пущай отвыкают, – буркнул стрелецкий голова.

В это время во дворе появились Мещеринов и Шибров. Кроме того, что у каждого из них была на боку сабля, Семен нес боевой топор, а Трофим держал в руках рогатину.

– Я же велел вам, анчутки, явиться с оружием! – рявкнул на них Воронцов.

Лица Мещеринова и Шиброва вытянулись от удивления.

– Вот наше оружие, – промолвил нерешительно Трофим, указывая на свою рогатину.

– Дубина! – обругал его стольник. – Ты никак собрался с рогатиной на пищали идти?

– Пищали дорого стоят, – промямлил Семен, – а у нас доходы малые.

Митрофанов осуждающе покачал головой.

– Неужто у вас даже на пистоли денег не хватает?

Мещеринов и Шибров смущенно опустив головы.

– Ладно, поглядим, что вы на саблях умеете, – сказал Воронцов.

Положив на крыльцо самопалы, Савва и Полкан приготовились показать свое умение.

Стрелецкий голова ткнул пальцем в Савву и Мещеринова.

– Вы будете первыми биться. Токмо не покалечьте друг друга. Старайтесь выбить оружие из рук супротивника.

Когда началась схватка, всем сразу стало понятно, что Мещеринову непривычно иметь дело с оружием: он неловко махал во все стороны саблей до тех пор, пока Савва умелым движением не выбил ее у него из рук.

Стрелецкий голова набросился на Мещеринова с бранью:

– Баба с ухватом ловчее управляется, чем ты, неумеха, с саблей! Кабы Глебов не поторопился тебя, сучьего потроха, обезоружить, ты ненароком снес бы ему голову!

– Теперь наш черед показывать свое умение? – спросил Полкан, усмехаясь.

Воронцов досадливо махнул рукой.

– Не стоит. Ты, по всему видать, добрый воин, а пареньку, – он указал на Шиброва, – кажись, еще надобно подучиться.

Тем временем Митрофанов взял в руки самопал Саввы и удовлетворенно произнес:

– Добрый за оружием уход.

– Не показать ли, как мы стреляем? – предложил Полкан.

– Пожалуй, не стоит, – решил Воронцов. – В Москве покажите.

Он окинул Мещеринова и Шиброва взглядом полным сомнения, вздохнул и сказал, обращаясь ко всем четверым новобранцам:

– Ладно, у кого умения не хватает, того иноземные полковники обучат.

– Когда доберетесь до Москвы, – добавил Митрофанов, – найдите в Земляном городе, на Сретенке, стрелецкого голову Платона Зимина – он вас определит на службу.

– Когда нам можно отправляться в путь? – спросил Савва.

– Как соберетесь, – ответил стольник. – Токмо особливо не задерживайтесь.

Получив от Воронцова и Митрофанова еще несколько указаний, новобранцы разошлись. У Саввы не было желания ни сидеть в одиночестве дома, ни навестить Марью, и поэтому он решил помочь Полкану. В конюшне юноша вспомнил свои ночные кошмары и спросил у друга:

– А ты не страшишься погибнуть на войне?

– Я, брат Савва, уже столько раз смерть вблизи видал, что перестал ее страшиться. Рано али поздно никто из нас ее не минует.

– И то верно, – согласился Савва.