Текст книги "Бес меченый"

Глава 35
Гаврила Шумов и его племянница

Когда друзья миновали Вязьму, Савва спросил:

– Долго ли нам еще скакать до Смоленска?

– Скакать нам токмо до рубежа, а далее мы пойдем пешком, – ответил Полкан. – Станем каликами перехожими: так проще будет в город попасть.

– А коней куда мы денем?

– Оставим в одном селе.

– У кого?

– У тамошнего попа. К нему у меня есть грамота от патриарха.

В упомянутом Полканом селе друзья оставили коней у священника и в обличье калик перехожих двинулись пешком к Смоленску. Оделись они в изрядно поношенные зипуны и замызганные войлочные шапки, а обулись в лапти. Никогда не носивший лыковую обувь Савва очень скоро натер себе на ногах мозоли.

– Давай, передохнем, Полкан, – время от времени умолял он друга и слышал в ответ:

– Топай, топай, Саввушка. Иначе мы нынче в Смоленск не попадем.

Ближе к вечеру друзья добрались-таки до Смоленска. Увидев Днепр, Савва проворчал:

– Не больно-то широкая река. Куда ей до нашей красавицы Волги.

– Волга тоже не везде широкая, – возразил ему Полкан.

Савва ему не поверил, но не стал спорить.

Вскоре впереди показались высокие зубчатые стены смоленской крепости, с большим количеством башен и бойниц.

– Ну, и мощь! – восхитился Савва.

– Да, – согласился с ним Полкан. – Когда царь Борис Годунов взялся возводить такие крепкие стены, ему, поди, и во сне не привиделось, что Смоленск отойдет к ляхам и придется его брать заново.

– Как заново? – удивился юноша. – Ведь Смоленск русский город.

– Русский, – подтвердил Полкан. – Токмо его в стародавние времена Литва себе забрала, воспользовавшись тем, что Русь под татарами ослабла. Великому князю Василию Ивановичу7171
  Великий князь Василий Иванович – правитель России (1505 – 1533), отец царя Ивана Васильевича Грозного.


[Закрыть] удалось воротить Смоленск, но в Смуту город был вновь у нас отнят.

– А теперь мы его отымим! – решительно заявил Савва. – Вот выступим против ляхов!..

– Не вопи, – оборвал его друг.

Опомнившись, юноша испуганно огляделся. Дорога не была пустынной: по ней пешком, верхом и в повозках двигались люди, но все они находились на достаточном расстоянии от Саввы, чтобы не услышать его неосторожное высказывание.

– Впредь следи за своим языком, – буркнул Полкан.

Савва молча кивнул. Он только теперь по-настоящему ощутил опасность, и тут же противный тошнотворный страх, охватив его душу, начал медленно расползаться по телу.

«Имей мы стоящее оружие, мне черт был бы не брат», – с тоской подумал Савва

Но у друзей были только кинжал и пистолет, причем спрятанные в вещах так глубоко, что воспользоваться ими, в случае опасности, было весьма проблематично.

– Не страшись, Саввушка! – принялся успокаивать юношу Полкан. – Ничего с нами покуда не случиться. Войдем в город, и никто из ляхов, помяни мое слово, на нас даже малого внимания не обратит.

Слушая друга, Савва взбодрился.

«Нам уже не единожды приходилось смерти избегать. Глядишь и на сей раз Бог не выдаст, свинья не съест».

У городских ворот стояли стражники в круглых шлемах, блестящей броне и с копьями в руках. Они с подозрением наблюдали за всеми, кто входил и въезжал в город. Повозки тщательно проверялись, а люди обыскивались. Савве опять стал не по себе.

– Не пужайся, Саввушка, – прошептал Полкан и решительно направился к воротам.

Савва, обмирая от страха, последовал за другом, однако затянутые в броню стражники проявили к ним полное равнодушие.

«Видать, Полкан обморочил ляхов», – догадался Савва и подавил облегченный вздох.

За воротами начиналась вымощенная камнем улица. Савва с любопытством вертел головой по сторонам, отмечая про себя, что Смоленск не походит ни на один из виденных им ранее русских городов. Здания здесь были в основном из кирпича, а розовая штукатурка, красная черепица и разнообразные украшения придавали им нарядный вид. На многих храмах торчали четырехконечные вытянутые кресты.

– Латинские храмы, – пояснил Полкан, поймав удивленный взгляд друга.

Юноша едва не возмутился вслух тому, что в русском городе такое количество латинских храмов, но вовремя прикусил язык.

Друзья дошли до площади, посреди которой высилась островерхая ратуша с часами, а вокруг нее тянулись каменные торговые лавки.

– Куда мы идем? – поинтересовался Савва.

– Недалече отсель, – ответил Полкан. – За площадью живет сын боярский Гаврила Шумов. К нему мы и направляемся.

– Зачем?

– По повелению патриарха.

– А отколь светлейший патриарх знает Гаврилу Шумова? – задал еще вопрос Савва.

– Вроде они вместе были в полоне у ляхов, – сказал Полкан и, поморщившись, проворчал: – Что-то ты, Саввушка, много выспрашиваешь.

На торговой площади Савве бросилось в глаза, что в толпе немало вооруженных людей, как простых ратников, так и щегольски одетых шляхтичей, и у всех них сбоку висели сабли, а у некоторых из-за пояса торчали пистолеты.

«Неспокойно ляхам, коли они даже на торжище ходят с оружием», – злорадно подумал юноша.

Торговцы разговаривали с покупателями и по-русски, и по-польски, порой можно было расслышать украинскую речь, а время от времени кто-нибудь из иноземных купцов начинал лопотать на своем языке. В продаже было мало восточных товаров, зато прилавки ломились от изделий европейских мастеров.

За площадью друзья обогнули храм с православным крестом и, свернув в проулок, остановились возле ворот одного из дворов.

– Нам сюда, – уверенно сказал Полкан.

Он громко постучал в ворота, в ответ вначале послышался лай двух собак, затем хриплый голос спросил недружелюбно:

– Чего надобно?

– Гаврила Шумов здесь проживает?

– Ну, здесь, – ответил хриплый голос с явной неохотой.

– Скажи ему: явились калики перехожие с поклоном от его костромских родичей.

– Не слыхал я, чтобы у Гаврилы Петровича родичи в Костроме имелись, – проворчал человек за воротами.

– Имеются, – отозвался Полкан. – Они ему, правда, дальние, но помнят о нем.

– Ладно, пойду, скажу, – буркнул мужик.

Спустя немного времени, ворота отворились, и друзья вошли во двор, где увидели когда-то крепкие, а ныне обветшавшие хозяйственные постройки и старый кирпичный дом с осыпавшейся штукатуркой, потемневшей крышей и покосившимся крыльцом. По ступенькам спускался коренастый седовласый мужчина лет около пятидесяти, одетый в простой суконный кафтан.

– Вы что ли явились от моих костромских родичей? – настороженно спросил хозяин.

Полкан ему поклонился.

– Доброго здравия хозяину!

Савва тоже отвесил поклон.

– И вас храни Господь, – отозвался Шумов, глядя на гостей все так же недоверчиво.

– Шлет тебе, Гаврила Петрович, поклон твой дядюшка Наум, – сообщил Полкан – Он не забыл тебя и хранит твою кружку.

Савва не сразу понял, кого имеет в виду его друг, но потом вспомнил, что библейский пророк Наум почитается в один день с праведником Филаретом Милостивым, от которого московский патриарх получил свое имя. Шумов тоже оказался догадливым, и на его лице настороженность сменилась на умильное выражение.

– Неужто хранит? – воскликнул Гаврила Петрович.

– Хранит, – подтвердил Полкан.

– Каково здравие моего дядюшки?

– Здрав он, слава Богу.

Шумов перекрестился.

– Помоги ему, Господи! А как поживает его сынок?

– Хорошо поживает. Они оба собираются к тебе в гости.

– Слава Богу! – воскликнул Гаврила Петрович. – Здесь им будут рады!

Он обернулся к столпившейся в сторонке челяди.

– Федул, отведи-ка гостей в людскую! Пущай их там накормят как следует! А ты, Дениска, истопи для них баньку!

– Спасибо за заботу, Гаврила Петрович, – поблагодарил хозяина Полкан.

Федулом звали того самого челядинца, с которым друзья разговаривали через ворота. Это был немолодой кряжистый мужик мрачного вида. Савве он не понравился.

«Глядит так, будто винит в чем-то», – отметил юноша.

Шагая за Федулом, он заметил, как из крайнего окошка на втором этаже господского дома показалась на мгновенье какая-то девица и тут же скрылась. Савва даже не успел ее разглядеть.

После сытной трапезы друзья помылись и попарились в бане. Молодой улыбчивый Дениска дал им свежие березовые веники и сказал:

– Парьтесь, гости дорогие! Для добрых людей и банька получилась добрая.

Банька, действительно, была замечательная, но после нее Савве очень захотелось спать, о чем он сообщил своему другу.

– Так поспи, – отозвался Полкан. – Чай, хозяин даст нам местечко для отдыха.

– А ты?

– А мне надобно еще потолковать с Гаврилой Петровичем.

Для отдыха гостям была отведена крохотная каморка, где Савва сразу упал на лавку и мгновенно забылся сном. Проснулся он от какого-то стука и, открыв глаза, увидел, что уже глубокая ночь. За маленьким оконцем была непроглядная тьма. В каморке горела лучина, при свете которой Полкан возился с вещами.

– Ты чего не спишь? – спросил Савва сиплым от сна голосом.

Полкан поднял голову.

– Искал я кое-что.

– И сыскал?

– Да.

Савва шумно потянулся.

– Ты спи, покуда спится, – сказал ему друг. – А то нам рано вставать.

– Зачем? – удивился юноша.

– Уходим отсель.

– Из Смоленска?

– Покуда токмо от Гаврилы Петровича.

– Неужто нас выгоняют? – растерянно спросил Савва.

– Нет, но нам лучше самим убраться. К Шумову ляхи относятся с подозрением, как, впрочем, и ко всем русским – особливо к тем, кто в Смуту держал против них оборону.

– Куда же мы денемся? – еще больше растерялся юноша.

– Найдем куда, – невозмутимо ответил Полкан.

Савва сразу успокоился. Спать ему уже не хотелось, и он продолжил задавать вопросы:

– Как ты потолковал с Гаврилой Петровичем? Смогут ли смоляне помочь нам?..

Полкан прервал друга:

– Давай, Саввушка, покуда не помолчим о моей беседе с Гаврилой Петровичем. Вдруг кто-нибудь из холопов нас услышит.

– Кто нас может услыхать в такой поздний час?

– Кажись, кто-то уже слушает, – сказал вдруг Полкан и стрелой выскочил за дверь.

Он тут же вернулся, волоча за руку русоволосую девицу в лазоревом летнике. Ее испуганное личико показалось Савве знакомым.

– Васька! – тихо воскликнул пораженный Полкан.

Савва тоже узнал девицу. Это, действительно, была та самая Василиса, которую они подобрали в пути, приняв вначале за паренька. За без малого год она немного повзрослела, но не избавилась от излишней, по мнению Саввы, худобы. Хотя волосы Василисы заметно отросли, ее коса была все-таки коротковатой для девицы.

Она смущенно прятала глаза и, кажется, готова была расплакаться.

– Значит, Гаврила Петрович и есть твой дядя? – спросил у нее Полкан.

– Да, – ответила Василиса. – Моя матушка, царствие ей небесное, приходилась ему единокровной сестрой.

– Хороша же у Гаврилы Петровича племянница! – возмутился Савва. – Мы к ней со всей душой, а она нас обокрала…

Полкан оборвал друга, бросив на него при этом бешеный взгляд:

– Никто нас не обкрадывал. Что Василиса взяла у меня, считай моим подарком ей.

– Я и хочу у вас прощения попросить… – жалобно начала девица.

– Не за что тебе просить прощения, – сердито оборвал ее Полкан. – Живая добралась сюда, и слава Богу. А с нас не убыло.

– И все-таки ты на меня серчаешь, – настаивала Василиса.

– Вовсе не серчаю, – возразил Полкан уже более мягким голосом.

– Правда? – обрадовалась девица.

– Вот те крест!

Василиса сразу оживилась, ее глаза заблестели.

– А вы долго у нас будете гостить? – спросила она, бросив быстрый взгляд на Полкана.

– Нет, – ответил он, – мы уйдем нынче до рассвета.

Василиса вновь поникла.

– Что же, воля ваша. Помогай вам Господь! У нас и впрямь опасно оставаться. К дядюшке повадились в гости шляхтич Юрий Высоцкий и Ричард Стивенс родом из аглицких земель.

– И чего же они к вам повадились? – спросил Савва.

– Не знаю, – ответила девица, и на ее лице выступила краска.

Полкан укоризненно покачал головой.

– А ведь знаешь. Поди, они из-за тебя дядюшку твоего навещают.

Покраснев еще больше, Василиса смущенно пробормотала:

– Когда пан Высоцкий к нам является, я в светлице своей хоронюсь, а он обязательно у дядюшки спросит: «А где же, пан Шумов, панна Василиса?», и мне надобно выйти, дабы гостю честь оказать.

– Как выйти? – удивился Савва. – У нас же не полагается, чтобы знатные девицы представали перед очами чужих людей.

– Здесь в Смоленске иные порядки, – пояснила Василиса. – Они с ляшскими и немецкими порядками схожие.

– А что Стивенс? – спросил Полкан, нахмурившись. – Он тоже заставляет Гаврилу Петровича тебя вызывать?

Девица помотала головой.

– Нет, нет! Стивенс видал меня всего три раза, да и то случайно. Он, в отличие от пана Высоцкого, ведет себя скромно: не пялится, беседы не старается завести, токмо сказал однажды, что я очень похожа на одну девицу с его родины.

Полкан еще больше насупился и проговорил сквозь зубы:

– Скажи-ка нам, можно ли отсель убраться так, чтобы челядь и собак не перебудить?

– Можно, – ответила девица. – Одесную7272
  Одесную – справа.


[Закрыть] вас заднее крыльцо, кое выходит в огород, а там ограда не очень высокая.

Внезапно Полкан улыбнулся.

– Не боишься, что мы грядки в темноте потопчем?

На лице Василисы тоже вспыхнула улыбка.

– Не мне, а вам надобно боятся, коли вы еще в Смоленске останетесь. Страшно помыслить, что сотворит с вами за грядки ключница Явдоха.

– Мы перелетим через грядки, – пообещал Полкан.

– Крыльев у вас вроде нет.

– Вырастут.

Савве не понравилось изменившееся настроение друга.

«То сычом глядел, а теперь вдруг заворковал по-голубинному», – раздраженно подумал юноша, а вслух проворчал:

– Скоро уже рассвет. Нам пора собираться.

Василиса сразу погрустнела.

– Саввушка прав, – сказал ей Полкан. – Нам пора собираться, да и тебе лучше к себе уйти, а то, не дай Бог, кто-нибудь из холопов проснется да твой голос услышит.

– Пущай слышит, – буркнула Василиса.

– Зачем тебе дурная слава? – возразил ей Полкан.

Она мрачно усмехнулась:

– Дядюшкины холопы итак болтают про меня всякое. Я сама ненароком слыхала, как они судили меня за то, что я в мужской одеже до Смоленска добиралась: мол, опосля такого срама никто девку замуж не возьмет…

Полкан прервал ее:

– Умный человек возьмет, а дурак тебе самой ни к чему. Зря ты пустую болтовню челяди близко к сердцу принимаешь.

– Я не принимаю, а заговорила о холопах, понеже вспомнила, что среди них есть недобрые люди. Вам и впрямь лучше отсель уйти, а то, не приведи Господи, кто-нибудь из дядюшкиной челяди ляхам на вас донесет.

Полкан кивнул.

– Да, людишки зачастую готовы за грош отца с матерью продать, а чужаков и вовсе не жалеют.

– Кто-то и пожалеет, – возразила Василиса. – Мне люди помогали, когда я сюда добиралась.

– Вы долго еще лясы тачать собираетесь? – нетерпеливо осведомился Савва.

– Ступай, Васька, – проговорил Полкан с необычайной для него теплотой в голосе.

Бросив на него пронзительный взгляд, девица поклонилась и стремительно покинула каморку. Едва она вышла, Савва в сердцах упрекнул друга:

– Я тебя названным братом считал, а ты из-за девки на меня вскинулся.

– Ты сам готов был меня убить из-за княжны Ромодановской – напомнил Полкан.

– И вовсе не желал я тебя убивать, – смутился юноша.

Его друг промолвил задумчиво:

– Я, Саввушка, как пустился в странствия, не знал поначалу удержу в любодеянии, а потом пресытился. Много баб у меня было, но душу опосля Наташи ни одна из них не тронула.

– А Василиса тронула?

– Она очень похожа на Наташу в юности.

«На сухую хворостину Васька похожа, – усмехнулся про себя Савва, – того и гляди переломится от худобы своей. Чем токмо сия немочь ходячая приворожила Полкана?»

Глава 36
Ерема Квелый

Незадолго до рассвета Савва и Полкан выбрались со двора Шумова тем путем, который им указала Василиса. Ограда, действительно, оказалась невысокой, и друзья преодолели ее одним махом. Спрыгнув на землю, Савва спросил:

– И куда мы теперь?

– В храм, к заутрене, – ответил Полкан.

Юноша удивился. До сих пор его друг, если и ходил в храм (что случалось не очень часто), то к обедне или вечерне.

– С чего ты вдруг стал благочестивым? – спросил Савва.

– С того, что в такой ранний час мы иного места не найдем, где на нас не обратят внимание.

Послышались звуки твердых шагов, сопровождаемые позвякиванием железа, а спустя пару мгновений из-за угла появились двое. В предрассветном мраке Савва сумел разглядеть копья в руках этих людей и услышал, как один другому что-то сказал не по-русски.

«Ляхи!»

– Стой и не шевелись, – шепнул Полкан другу.

Юноша замер на месте и принялся читать про себя молитвы, а стоящий рядом с ним Полкан, казалось, перестал дышать. Поляки прошли мимо, не заметив их.

– Уф! – выдохнул Савва, когда звуки шагов заглохли в темноте.

– Пойдем отсель, – сказал Полкан и решительно зашагал по улице.

Савва поспешил за другом. Спустя немного времени они вышли к какому-то храму с высоким куполом-луковкой.

– Вот здесь-то мы и дождемся утра, – сказал Полкан.

Савва, как не вглядывался в темноту, так и не сумел разглядеть форму креста на куполе.

– А храм случаем не латинский? – засомневался он.

– Православный, – уверенно заявил его друг.

Внутри церкви народу было немного: около десятка местных жителей, несколько чернецов и четверо мужчин, в которых по запыленной и изношенной одежде нетрудно было признать странников. Священник читал молитвы, и его слова гулко разлетались по храму.

Друзья встали возле кануна. Савва принялся горячо молиться, прося у Господа благополучного завершения их дела и скорейшего возвращения в Москву. Юноша так углубился в молитву, что не заметил завершения службы и очнулся только тогда, когда Полкан сказал:

– Пойдем, Саввушка.

– Куда?

Не ответив, Полкан торопливо направился к выходу. Савва догнал его на крыльце и удивленно поинтересовался:

– Чего ты так спешишь?

– Не желаю встречаться со старым приятелем, – ответил Полкан и ускорил шаги.

Друзья вышли за ограду храма и направились по улице. Ночная тьма уже превратилась в предрассветную синеву. Было свежо и сыро.

Вдруг сзади грубый голос воскликнул:

– Полкан! Стой, плут! На сей раз ты от меня не утечешь!

Обернувшись, друзья увидели одного из находившихся в храме странников. Это был не очень высокий, но довольно-таки плечистый, мужик, который с торжеством глядел на Полкана и сжимал огромные кулачищи.

Савве порядком струхнул, но его друг, несмотря на грозный вид странника, остался невозмутимым и благодушно произнес:

– Здравствуй, Ерема.

Мужик усмехнулся:

– А вот я тебе здравия не пожелаю, а с превеликим удовольствием намну бока.

– Коли намнешь, то в другой раз, а не нынче, – с уверенностью заявил Полкан.

– Почто же не нынче? – удивился странник.

Оглядевшись по сторонам, Полкан тихо признался:

– Мы здесь по воле светлейшего нашего патриарха.

Мужик изменился в лице: боевитость уступила место растерянности.

– Патриарха?

– Не ори, Ерема, – тихо сказал Полкан. – Хочешь, чтобы тебя ляхи услыхали?

– Неужто самого патриарха? – повторил Ерема шепотом.

– Да.

– Побожись! – велел мужик Полкану и тут же обратился к Савве: – Нет, лучше ты побожись!

– А к моей божбе у тебя нет доверия? – усмехнулся Полкан.

Ерема махнул рукой.

– Тебя не поймешь, кому ты служишь – Богу али черту, а паренек, кажись, благочестив. Я видал, как он молился.

– Перед Господом нашим Иисусом клянусь в том, что Полкан сказал правду, – промолвил Савва и осенил себя знамением.

Ерема заговорил уже миролюбиво:

– Тогда прости меня, Полкан. По чести молвить, мне тебя надобно благодарить за науку, а не кидаться с кулаками.

– За что же тебе меня благодарить? – удивился Полкан. – Не за мой же обман?

– Твоими стараниями Господь наказал меня за алчность, – ответил Ерема.

– А коим ветром тебя из Ростова в Смоленск занесло? – осведомился Полкан.

– В Киев мы идем, в тамошнюю Лавру.

– Чего ради?

Ерема тяжело вздохнул:

– Сынок мой единственный, Фролушка, сильно занедужил, и я поклялся перед образом Спасителя, что, коли он подымится, схожу пешком в Киев.

– Зачем же в такую даль? – удивился Полкан. – Чай, и в нашем царстве-государстве есть святые места.

Его собеседник развел руками.

– Когда дите мое в жару металось, я готов был в град Иерусалим пешком идти, токмо бы он выжил. А раз пообещал Господу, надобно обещание исполнять.

– А с кем ты странствуешь?

– Четверо тверичей со мной. Троих ты видал в храме Иоанна Богослова, а один занедужил. Из-за хворого Никодима мы здесь и задержались: ждем, когда он подымится али преставится.

– И давно ждете?

– Третий день.

Подумав немного, Полкан сказал:

– Ты мужик оборотистый и, поди, уже успел со многими смолянами знакомство свести. Не мог бы ты сыскать для нас пристанище на пару ночей? Токмо место надобно такое, чтобы было где-нибудь на отшибе.

– Ладно, поищу, – пообещал Ерема.

– Где и когда мы встретимся?

– Давай здесь, у храма Иоанна Богослова, перед вечерней.

– Спасибо тебе, Ерема, – от души поблагодарил мужика Полкан.

– Покуда не за что, – буркнул Ерема и ласково обратился к Савве: – Гляжу я на тебя, паренек, и дивлюсь, до чего же ты на сынка моего похож. Как звать-то тебя?

– Савва я, – ответил юноша.

– А я, значит, Ерема Квелый.

– Квелый? – удивился Савва. – Не очень-то сие прозвище к твоему обличию подходит.

– Квелым меня в младенчестве прозвали, – усмехнулся Ерема. – Я родился таким доходягой, что…

Полкан не дал ему договорить:

– Давай о твоем младенчестве в другой раз потолкуем: когда ляхов вблизи не будет.

Он показал глазами на приближающихся к ним троих польских солдат.

– Анчутки! – тихо ругнулся Ерема. – Лучше от них держаться подальше.

Попрощавшись с Саввой и Полканом, он нырнул в ближайший проулок.

– Им вроде до нас нет дела, – сказал Савва, когда солдаты прошли мимо них.

– Да уж, – согласился с ним Полкан. – Для гордых ляхов нищие калики – пустое место.

И тут, словно в доказательство его слов, появившийся откуда-то шляхтич толкнул Савву. Юноша едва устоял на ногах, а пан выругался:

– Psia krew! Myhc co pod nogami smieci!7373
  Сучий потрох! Путается всякая шваль под ногами! (польск.).


[Закрыть]

Савва посторонился, оглушенный не только громкой руганью, но и ослепительным видом шляхтича. Высокий, голубоглазый и черноусый пан был настолько хорош собой, что его внешности не портил даже глубокий шрам на лбу. Голову шляхтича покрывала высокая шапка с пышным пером, на его теле ладно сидел расшитый жемчугом парчовый кафтан с позолоченным поясом, на котором висела длинная шпага в золоченых ножнах, а обут он был в алые сапоги на высоких каблуках.

Бросив на замершего на месте калику, холодный презрительный взгляд, красавец-пан направился по улице, а Полкан злобно посмотрел ему вслед и прошипел:

– Сволочь!

«Чего вдруг Полкан на сего ляха вскинулся? – удивился Савва. – До сих пор он ни на кого не бранился с такой злобой».

А Полкан тем временем уже принял свой обычный спокойный вид и сказал:

– Пойдем, Саввушка, погуляем – заодно поглядим, где у ляхов пушки, и как они город укрепляют.

Друзья бродили по Смоленску до самого вечера. Они видели, что город полон ратников, как поляков, так и запорожских казаков. Вид последних особенно поразил Савву.

– Хохлы ведь тоже православные, – говорил он другу. – Почто же они латинянам против нас служат?

– За деньги, брат Савва, за деньги, – коротко отвечал Полкан.

– Значит, за деньги и душу можно продать?

– А почто нет? Иным людям без души лучше, чем с ней.

Им удалось подобраться довольно близко к одной из городских стен и разглядеть, где установлены пушки. Потом друзья перекусили в корчме и отправились на встречу с Еремой, поскольку дело уже шло к вечеру. Мужик ждал их.

– Ну, что, нашел нам пристанище? – спросил Полкан.

Ерема кивнул.

– Нашел. Старуха Грачиха согласилась взять вас постояльцами на пару ночей.

– Спасибо, тебе Ерема, – поблагодарил Полкан и полез за пазуху, явно намереваясь достать монетку.

Мужик сделал предостерегающий жест.

– Не надобно мне денег. А коли желаешь отблагодарить меня, то, как увидишься со светлейшим нашим патриархом, поведай ему обо мне. Может, он помянет в своих молитвах меня, недостойного грешника.

– Ладно, обязательно поведаю, – пообещал Полкан.

В это время зазвонил колокол, оповещая о начале вечерней службы. Ерема осенил себя троекратным крестным знамением и с сожалением заметил:

– Покуда я тут с вами лясы тачал, народа в храме набилось, как стерлядей в бочонке. Нам уже там не поместиться.

Действительно, церковь явно не вмещала всех желающих в нее попасть, поэтому многие прихожане стояли на крыльце и толпились во дворе.

– Вроде нынче будний день, а народу, как в праздник, – заметил удивленный Савва.

Ерема горестно вздохнул:

– Храмов наших в Смоленске мало. Народ здесь почитай весь православный, а ляхи из половины церквей костелы сделали, и даже святыню нашу Успенский собор опоганили. Вон глядите!

Он указал коротким кивком на возвышающийся на холме полуразрушенный собор с католическим крестом.

– Сей храм, – продолжил Ерема, – был последним оплотом русских людей, когда король Жигомонт Смоленск брал. Говорят, что православные, не желая сдаваться латинянам, порох подожгли, чтобы себя и врагов разом порешить. Тогда Успенский собор и был порушен. А нынче ляхи перегородили храм досками, водрузили на него свой крест и служат в нем латинские обедни. Те же церкви, что оставлены нам, в ветхость пришли, а обновлять их не дозволяется.

Савва мрачно насупился, проклиная про себя польских завоевателей за такое издевательство над его верой. Юноша сам, когда бродил с другом по Смоленску, лицезрел обветшавшие православные храмы, вид которых очень контрастировал с блеском и ярким внешним убранством недавно отремонтированных костелов. И в храме Иоанна Богослова, возле которого Савва, Полкан и Ерема сейчас находились, снаружи вываливались из стен кирпичи, а внутри штукатурка настолько облупилась, что трудно было понять сюжеты на фресках.

– Вот собаки! – вырвалось у возмущенного Саввы.

– Тихо ты! – зашипел на друга Полкан. – Храм хоть и православный, но и в нем и возле него полно ляшских соглядатаев.

Савва испуганно сжался.

– А где твои товарищи? – спросил Полкан у Еремы.

– В храме они.

– Ты им что-нибудь говорил про нас?

– Сказал токмо, что приятелей встретил.

– Неужто они ничего не спросили? – удивился Савва.

– Не спросили, – подтвердил Ерема. – Мои товарищи люди благочестивые и молчаливые, из них порой за весь день, окромя молитвы, иного слова не услышишь. И вопросы они задают токмо касательно нашего странствия, а прочее им вовсе не интересно.

– Как же такие молчуны тебя, говоруна, к себе приняли? – спросил Полкан.

– Я у них вроде как на хозяйстве: пристанище нахожу, о еде забочусь.

Ерема повел Савву и Полкана куда-то на окраину города, рассказывая по пути разные истории. Они дошли до находящейся на отшибе невзрачной избушки с наполовину заросшим травой огородом.

– Вот здесь вы можете пожить, – сказал Ерема. – Хозяйка согласна впустить вас за самую малую плату. Ей, старухе, многого и не надобно. Ну, прощевайте покуда!

– А когда вы из Смоленска уходите? – спросил его Полкан.

– Думаю, через денек. Никодим, кажись, нынче помереть должен. Завтра мы его схороним, как полагается, а потом можно и в путь.

– Мы с вами из Смоленска выйдем, – сообщил Полкан.

Ерема несколько озадачился:

– С нами? Вам вроде надобно в другую сторону.

– Мы с вами токмо из города выберемся, – пояснил Полкан, – а дальше наши пути разойдутся.

– Ладно, – согласился Ерема.

Савва и Полкан пошли знакомиться с хозяйкой. Грачиха как раз появилась из коровника, неся в руках ведро с молоком. Это была сухенькая старушка со сморщенным, но при этом по-детски румяным, личиком. Она приветливо встретила постояльцев, накормила их и предложила спать в избе на печи. Но Полкан возразил:

– Мы лучше поживем в баньке.

Когда друзья устраивались на ночлег, Савва спросил:

– А ты отколь Ерему знаешь?

– Я его в Ростове обморочил, – усмехнулся Полкан.

– Как обморочил?

– Так же, как и других. Я в Ростов попал совсем без денег, ну, и придумал способ, как их добыть: пустил слух, будто мне известен заговор на поиск кладов. А тогда в нашем царстве-государстве все помешались на сокровищах, схороненных во время Смуты.

– И много людей тебе поверили?

– Много ли, мало ли, не знаю, но первым ко мне прибежал Ерема. Я ему заговор продал и был таков с деньгами.

– А заговор тот ненастоящий?

– Вестимо, не настоящий.

– И как токмо Ерема тебя не побил за обман? – удивился Савва. – Еще и помогать нам стал.

– Он непременно побил бы меня, кабы не патриарх Филарет.

Савва изумился еще больше:

– Причем здесь наш светлейший патриарх?

– А притом, что еще с той поры, как Филарет был ростовским владыкой, Ерема почитает его чуть ли не наравне с Богом.

– Отколь ты знаешь?

– Сам Ерема мне о том сказал, когда заговор брал.

– Ну, и память у тебя! – воскликнул юноша.

Полкан что-то сонно проворчал, и спустя мгновение засопел. Зевнув, Савва тоже начал погружаться в сон.