Текст книги "Бес меченый"

Глава 11
Ссора

Кони, действительно, были добрые – они быстро домчали двух друзей от Нижнего Новгорода до села Павлов Перевоз на реке Оке. Переночевав на постоялом дворе, Савва и Полкан отправились утром на торжище – купить кое-что и просто немного расслабиться.

Поскольку село находилось на торговом пути, здесь было полно разнообразных товаров. Русские купцы привезли кожи, льняные полотна, пеньку, дорогие восточные вещи. Казанские татары предлагали коней и оружие. Представители сибирских народностей и пермяки утопали в пушистых мехах. Мужики продавали рыбу, мед, сало и прочую снедь.

Жители Павлова Перевоза больше толкались и глазели, чем покупали, однако продавцы отнюдь не оставались в накладе: они что-то приобретали друг у друга, что-то меняли. Радость и довольство царили повсюду. Потускневшее к концу лета, но еще теплое солнце благословляло своими лучами кипящую на берегу Оки жизнь. Даже те, у кого не было денег, чувствовал себя счастливыми, а уж, кто держал в руках хотя бы монетку находился на вершине блаженства.

Зазевавшийся Савва едва не сбил с ног убогого старика в грязном изодранном рубище. Отскочив в сторону, нищий воззрился взглядом полным ненависти и страха на Полкана, а тот заметил с усмешкой:

– А ведь ты, Фрол, говорил, что никогда не разоришься.

Полкан зашагал дальше, а нищий горько заплакал.

– О чем страдаешь, отец? – жалостливо спросил Савва.

Старик всхлипнул:

– По тебе, чадо, страдаю по твоей загубленной душе плачу!

– Неужто ты меня знаешь? – удивился юноша.

Убогий метнул короткий взгляд в сторону удаляющегося Полкана и проскулил:

– Знаю, сынок, знаю! И скорблю о погибели твоей. Доведешь ты себя до пламени адского, коли не расстанешься с лукавым, принявшим образ смертного человека.

– Ты о друге моем говоришь? – растерялся Савва.

– О нем проклятом! О нем нечестивце! – воскликнул старик, осеняя себя знамением. – С нами крестная сила! Лишь ты сам, человече, способен отдать душу бесу на растерзание. Но и тогда милость Господа беспредельна. Покайся, чадо! Обратись к Отцу Небесному за спасением!

Испуганный Савва поискал глазами друга и нашел его подле оружейной лавки. Полкан держал в руках и внимательно разглядывал кинжал в золоченых ножнах.

«Добрый клинок – нам он пригодится», – машинально подумал Савва и обернулся к своему собеседнику. Однако старик уже исчез.

Юноша растерялся. Слова нищего подействовали на него удручающе, заставив разволноваться. В таком смятенном состоянии он приблизился к другу.

– Куда ты подевался? – брякнул Савва, первое, что пришло ему в голову.

– Никуда, – отвечал Полкан сквозь зубы. – А ты, я гляжу, нашел себе нового товарища. О чем ты с ним беседовал?

Сжавшись под острым взглядом друга, Савва промямлил:

– О людях на торге.

– Не лги мне. Я ведь тебя насквозь вижу.

Полкан отдал торговцу деньги и забрал кинжал.

– Пойдем, Саввушка, потолкуем.

– Пойдем, – кисло откликнулся Савва.

Они нашли на берегу Оки место, где людей почти не было, и лишь детвора возилась у самой воды.

– Так что тебе сказал убогий? – настойчиво осведомился Полкан.

– Он назвал тебя лукавым в человеческом образе! – выпалил Савва. – А еще молил меня на губить свою душу!

Полкан мрачно усмехнулся:

– Благочестивым стал Фролушка с той поры, как обнищал, а прежде он ни в чем не знал удержу. Я семь лет назад посоветовал ему от сумы не зарекаться – вот он и зол на меня.

– Ты предрек ему разорение?

– У меня с языка сорвалось, а получилось, что предрек.

«Что бы у Полкана с языка не сорвалось, все сбывается», – отметил про себя Савва и проговорил дрожащим голосом:

– Почто ты, Полкан, в храм Божий не ходишь? Да и я туда ни ногой, как с тобой спознался.

– Кто же тебя туда не пущает?

Действительно, Полкан вовсе не запрещал другу посещать храм, просто Савве постоянно что-то мешало – дела, заботы, усталость. Однако человеку трудно признать собственную вину – ему гораздо легче обвинить кого-то другого.

– Может, ты и впрямь с лукавым знаешься? – рассердился юноша. – Я о том еще в Орле слыхал да не поверил, а нынче мне беспокойно стало: коли люди правы, то и моя душа губится!

– Что же ты, Саввушка, токмо нынче о душе вспомнил? – едко спросил Полкан. – Почто ты о ней не думал, когда чужую жену ласкал, отцово добро проматывал, с татями пировал да Федота Доброва в Волгу толкал?

– Все из-за тебя случилось, – обиженно возразил Савва.

– За свои грехи я сам ответ держать стану и ни на кого их не буду сваливать.

Савве пришлось признать правоту друга:

– Да, Полкан – я сам в своих грехах виновен, и нет мне прощения. Поди, батюшка мой, святой человек Фома Грудицын, денно и нощно переживает из-за сыновых грехов?

Еще больше нахмурившись, Полкан сказал жестко:

– Случилось мне побывать в Устюге Великом, и рассказали мне там люди добрые о том, как твой «святой» батюшка в самое лихолетье утек из города, прихватив с собой злато-серебро родного братца. Выходит, почтенный Фома Грудицын на ворованные деньги начал торговое дело в Казани.

У Саввы мороз пробежал по коже.

– Не может быть! Ты напраслину на отца моего не возводи!

– Хочешь проверить? Поезжай в Великий Устюг! Токмо ты там скрой свое имя, иначе почтенный Евлампий Грудицын на грех соблазнится и порешит тебя, вспомнив, как с ним обошелся твой отец. Когда Фома Грудицын лишил своего братца последнего гроша, у Евлампия жена и сын померли с голоду.

Полкан говорил так уверенно, что Савва перестал сомневаться в его правдивости. Юноша попытался заступиться за отца:

– Пущай мой батюшка и согрешил, но он двадцать лет свою вину заглаживал праведной жизнью.

– Заглаживать-то он заглаживал, а от серебра-злата ворованного не отказался и о родичах, оставленных на верную гибель ни разу не вспомнил.

Савва продолжал возражать:

– Батюшка за свои грехи ответит перед Господом, а мне надобно о себе подумать. Сказано ведь в Писании: чти отца и мать своих.

Полкан глянул ему в глаза и заговорил уже не резким, а спокойным и печальным голосом:

– Никто тебя, брат Савва, не неволит. Желаешь воротиться к родителям – ворочайся. Я силком никого возле себя не держу. Каждый человек сам себе судьбу выбирает.

Как только Полкан решительно зашагал прочь, Савва испугался, что может его потерять.

«Коли он меня бросит, я пропаду!»

– Полкан! Погоди, Полкан! – закричал юноша и со всех ног кинулся вдогонку за уходящим другом.

Полкан даже не обернулся.

– Прости меня! – уговаривал его Савва, чуть не плача. – Не желаю я ворочаться к родителям, а хочу продолжить с тобой путь. Не бросай меня!

Полкан наконец оглянулся.

– Поразмысли, Саввушка, покуда мы вблизи твоего дома.

Савва упрямо помотал головой.

– Я уже поразмыслил. Буду с тобой, покуда ты сам меня не прогонишь.

– Ладно, воля твоя, – с явным облегчением согласился Полкан.

Глава 12
Боярский сын Петр Морозов

Постоялый двор был переполнен. За длинным столом в корчме соседствовали русские и восточные купцы, дикие инородцы, убогие странники, а также людишки, один вид которых заставлял проверять свои мошны и карманы. Все ели, пили и мирно беседовали.

– Пойду я, малость посплю, – сказал Полкан после трапезы.

– Ступай! – отозвался Савва. – А я, пожалуй, посижу здесь.

Полкан с сомнением покачал головой.

– На твоем месте я особливо не засиживался бы. Где много народа, там может и свара начаться.

Юноша пожал плечами

– Пущай начнется, мне в нее вовсе незачем влезать.

Полкан ушел, а Савва остался и прислушался к беседе за столом. Неподалеку перемывали косточки некому князю Шаховскому.

– Сокрушается князюшка, – усмехался московский мастеровой, – что патриарх не дозволил ему четвертую жену.

– Как четвертую? – недоумевал молодой пухлый дьякон. – По нашему закону православному нельзя жениться более трех раз.

Высокий, худой странник окинул своих собеседников сердитым взглядом и проворчал:

– Князю Шаховскому закон не писан, равно как и прочей нашей знати. Не будь над ними воли патриарха и государя, они, подобно поганым басурманам, имели бы десятерых жен разом.

– К чему князю в четвертый раз идти под венец? – захихикал мастеровой. – Он и при трех покойных законных женах блудил не хуже любого кобеля московского. Зачем жениться тому, кому, что девка, что бабка, что дырка в ограде.

Странник помрачнел еще больше.

– Совсем наши нравы попортились. Нахватался русский люд заморской заразы и пошел в разнос. В прежние лета у нас Бога страшились да царя слушались, а опосля Смуты Господь не Вседержитель, государь не указ. Ладно бы токмо светские в грехах удержу не знали, но случается и духовные особы беса, прости Господи, тешат. Патриарх наш, благочестивый, отец Филарет, больно доверчив – зря он поставил суздальским архиереем жида Иосифа.

– Неужто жида? – изумился дьякон. – Как же такое могло случиться?

– А вот и случилось! – сердито ответил странник. – Не иначе колдовством очаровал Иосиф отца нашего Филарета. Нынче Суздаль стал сущим вертепом. Тамошний владыка латинян хвалит, паству православную за людей не чтит, мзду берет без меры и даже посылает людей на ночную татьбу. А все из-за того, что он прежде был архимандритом в ляшских землях, отколь ничего доброго к нам не являлось.

Внезапно дверь с шумом распахнулась, и на пороге корчмы появился молодой статный красавец в чуге2525
  Чуга – кафтан из дорогой материи.


[Закрыть] из дорогой материи темно-красного цвета, с черным позолоченным козырем2626
  Козырь – высокий стоячий, богато украшенный воротник.


[Закрыть]. На ногах этого молодца были алые с золотом сапоги, на руках – кожаные перчатки, а с его золотого пояса свисал кинжал в великолепной работы ножнах.

Красавец тряхнул пышными темно-русыми кудрями и окинул сидящих в корчме людей презрительным взглядом. Все замолчали.

– Кто хозяин? – спросил молодец.

Из угла выкатился кругленький, юркий мужичок.

– Я хозяин! Чего желаешь, боярин?

– Выйдем во двор. Потолковать надобно.

Едва хозяин постоялого двора и новый гость покинули корчму, тут же постояльцы начали обсуждать прибывшего щеголя.

– Видать, прилетела птица высокого полета, – заметил дьякон. – Не иначе и впрямь боярин

– Молод он для боярина, – возразил странник.

Московский мастеровой высказал свое мнение:

– Мне сей молодец неведом, но обличием он похож на государевых родичей Морозовых. Они в силу стали входить, опосля того, как другие царевы родичи, Салтыковы, попали в опалу.

– Царевы родичи опальные? – удивился дьякон.

– А ты не слыхал? – изумился в свою очередь мастеровой. – Салтыковы поплатились за то, что оболгали прежнюю невесту государя Михайлы Федоровича, Марью Хлопову.

– В наш угол медвежий вести почитай не доходят, – вздохнув, проговорил дьякон.

Савва пожелал поглядеть еще раз на государева родича. Он вышел в сени, и оттуда услышал разговор на крыльце.

– Я тебе еще раз повторяю, старый хрыч, – сердился тот, в ком признали Морозова, – мне надобна горница для ночлега!

– Хоть зарежь, боярин, но нет у меня горницы свободной – отвечал хозяин. – Да что там горницы! Клетушки и той не осталось! Даже в сарае спят люди.

– Выгнать кого-то надобно.

– Кого же выгонишь? У меня ночуют почитай одни купцы.

Молодец вскипел:

– Никак ты меня государева родича, Петра Морозова, равняешь с купчишкой безродным?

– Ни в коем разе не равняю боярин, – испугался хозяин. – Токмо торговые люди в наших краях ездят с оружием.

– Мы тоже не с голыми руками.

– Вот-вот! Мне не хватает смертоубийства. Сразу наскачут стрельцы да в суд нас поволокут. Ты-то, боярин, вывернешься, мне же придется, коли не в острог, то по миру идти.

– Неужто тебе совсем некого прогнать? За столом я приметил юнца слабосильного – того, что на самом краю один сидит.

– У него есть товарищ, и у них обоих имеются не токмо сабли, но и самопалы.

– Вот черт! – ругнулся Морозов. – Всякая дрянь носит с себой оружие!

У Саввы начала закипать от обиды кровь. Его обзывают юнцом слабосильным, и это после побед над такими матерыми татями, как Свищ, Куланда и Селезень. Юноша, правда, словно запамятовал, что Свища пристрелил из самопала расторопный Афоня Заяц, а Селезня утихомирил Хрипун.

Тем временем беседа на крыльце продолжалась.

– Не обессудь боярин, но, покуда не стемнело, поищи-ка ты удачи по дворам, – посоветовал хозяин постоялого двора.

– Ладно, – нехотя согласился Морозов. – Эй, вы! – окликнул он своих слуг. – Немедля ступайте в село и найдите ночлег! Токмо глядите, чтобы в избе было чисто и не воняло!

«Чистоплюй хренов! – разозлился Савва. – Коли ты так не любишь вонь и грязь, то зачем сюда рвался. Надобно было сразу искать чистую избу».

Тут в сенях появился хозяин, и юноша сделал вид, будто бы он только что покинул корчму, чтобы выйти во двор.

На крыльце Савва огляделся. Солнце уже скатилось за Оку, и начали сгущаться сумерки. Во дворе не было никого, кроме стоящего у распахнутых ворот Морозова.

«Постояльцев полно, а двор пустой», – удивился Савва.

Очевидно, многочисленные постояльцы ужинали или уже спали.

Морозов подошел к крыльцу и лениво окликнул Савву:

– Эй, ты! Ступай ко мне!

– Сам подойдешь, коли тебе надобно! – вырвалось у обиженного юноши.

Морозов схватился за рукоятку кинжала.

– Как смеешь ты, безродный, пререкаться со мной, с самим Петром Морозовым? Да я тебя!..

Раззадоренный Савва спрыгнул с крыльца и быстро вынул из сапога свой кинжал.

– Попробуй, тронь!

Двое горячих молодых мужчин, вспыхнув словно свечки, пустили в ход оружие. Морозов первым попытался нанести удар, но его кинжал только распорол противнику ворот, задев однако же кожу. Савва машинально схватился за шею, и когда увидел на своей руке кровь, совсем перестал владеть собой. Прыжок – и кинжал вонзился Морозову в грудь. Отпрыск знатного семейства несколько мгновений смотрел на своего убийцу стекленеющим взглядом, затем рухнул рядом с крыльцом.

Савва уставился на неподвижное тело своего противника, не веря в то, что произошло.

– Пора уносить ноги, – вывел Савву из оцепенения знакомый голос.

Сойдя с крыльца, Полкан склонился над убитым и вытащил у него кошель, а затем обратился к другу:

– Помоги, Саввушка, вещи собрать. Я их в окно выкинул, когда увидал, к чему дело клонится.

– А вдруг кто-то еще нашу битву приметил, – испугался Савва.

– Вряд ли. Вы же не шумели. Окно же токмо у меня было отворено, а остальных постояльцев мошкара донимает.

Друзья быстро собрали разбросанные по двору вещи и вывели коней. Когда они уже взобрались в седла, на крыльце появился хозяин постоялого двора и замер на месте, глядя растеряно на труп Морозова.

– Утекаем! – крикнул Полкан Савве.

Они поскакали к Оке, где, заплатив перевозчику немалые деньги, переправились на другой берег.

– Вот тебе еще полтина, и забудь, что видал нас, – сказал Полкан перевозчику.

Мужик кивнул.

Беглецы поспешили скрыться в лесу. Они ехали долго, и лишь когда совсем стемнело, Полкан осадил своего коня. Савва тоже остановил Воронка.

– Переночуем здесь, – сказал Полкан, – а завтра еще до зари поскачем дальше. Авось, нас не догонят.

– Прости, друг! – покаянно воскликнул Савва. – Я так тебя подвел!

Полкан махнул рукой.

– Такое со всяким может случиться. Я тоже прежде был горяч, из-за чего и стал скитальцем.

– И куда мы теперь? – дрожащим голосом спросил Савва.

Полкан призадумался.

– Нам надобно на время где-то в тихой заводи схорониться. Есть подходящий город Шуя, я в нем уже бывал.

– Шуя так Шуя. Тебе виднее, – покорно согласился Савва.

Глава 13
Васька

Некоторое время друзья старательно огибали города и веси, и лишь однажды решились остановиться на ночь в маленькой деревушке у полуслепой старухи.

Старший товарищ поучал младшего:

– Коли спросят тебя, отколь и куда мы путь держим, ты о Павловом Перевозе даже намеком не упоминай. Не были мы там никогда, и все тут.

Савва кивал.

Вскоре начались осенние дожди, путники уже не могли спать под открытым небом, и приходилось искать для ночлега крышу. Порой Савва и Полкан долго не могли покинуть свое временное пристанище, потому что с неба лило почти непрерывно.

Однажды утром выглянуло солнце. Обрадованные друзья отправились в путь, надеясь на хорошую погоду, однако часа через два небо заволокло тяжелыми тучами, и пошел мелкий густой дождь. Мокрый до нитки Савва желал только одного – добраться до какого-нибудь жилища, но вокруг простирался лишь густой, поникший лес, спрятаться в котором было невозможно, так как с каждого листочка капало.

Вдруг Савва заметил человека, приживающегося к стволу раскидистого дуба.

– Погоди, Полкан! – крикнул юноша и придержал Воронка.

Полкан тоже остановил своего коня.

Приглядевшись, путники увидели под деревом сидящего на корточках отрока лет тринадцати-четырнадцати.

– Эй, малый, ступай к нам! – позвал Полкан.

Отрок тут же отполз на четвереньках за ствол дуба.

– Не бойся, паренек, мы тебя не обидим, – как можно дружелюбнее произнес Савва.

Отрок нехотя выбрался из укрытия и, одергивая широкую рубаху, прилипавшую к его худенькому тельцу, подошел к путникам. Выглядел он жалко: босые красные ступни торчали из штанин, огромные карие глаза блестели на бледном личике, нос покраснел от холода, густые темно-русые пряди мокрых волос падали на высокий лоб.

– Кто ты? – спросил Полкан.

– Васька, – хрипло ответил паренек.

– Ты чей?

– Ничей.

– Сирота?

– Да.

Савва почувствовал жалость к несчастному отроку.

– И куда ты идешь? – продолжал расспрашивать Полкан.

Васька молчал.

– Далеко ли отсель сельцо али деревня? – вмешался Савва.

– Не знаю.

– Поехали с нами, поищем жилье, – предложил Савва.

Паренек не двигался с места.

– Ну-ка, садись на коня! – прикрикнул на него Полкан. – Нам что, умолять тебя? Сказано же, не обидим!

Оживившись, Васька подбежал к Савве и быстро взобрался на круп Воронка.

– Чего ты сел почитай на хвост? – вновь прикрикнул на отрока Полкан. – Прижмись, иначе свалишься!

Савва почувствовал, как в него вцепились Васькины пальцы, и попросил:

– Полегче, парень! Эдак ты меня спихнешь.

Наконец они тронулись с места. Савве никогда прежде не приходилось ни с кем делить своего коня, и оттого он чувствовал некоторое неудобство.

Вскоре дорога из леса вышла к небольшому сельцу, где хозяева крайнего двора согласились за небольшую плату впустить к себе путников. Пожилой низкорослый мужичок молча спрятал за образ полученные за постой деньги, а его жена засуетилась вокруг незваных гостей.

– Да, вы совсем вымокли! – причитала хозяйка. – Меняйте скорее одежу! Давай, паренек, – обратилась она к трясущемуся Ваське, – скидывай рубаху и штаны, я сухое белье тебе достану!

Однако отрок сжался в комок и не спешил разоблачаться.

– Он, бабка, тебя стесняется, – усмехнулся хозяин.

Его жена всплеснула руками.

– Ой, да у меня внуки почитай твоих лет!

Окинув Ваську острым взглядом, Полкан обратился к хозяину:

– Протопи-ка для паренька баньку. Мы вчера мылись, а он, видать, давненько с горячей водой не знался. Вот возьми деньгу за дрова.

Спрятав полученную монету, мужик накинул на голову рогожку и вышел из избы.

– Дай-ка что-нибудь мужнино, старое, – попросил Полкан бабу. – Наша одежа велика Ваське.

Хозяйка достала из сундука рубаху, штаны, онучи и небольшие лапти.

– Обувка пареньку моя подойдет, – сказала она.

Васька покраснел как рак.

– Сменим в сенях одежу, – предложил Полкан Савве.

А за порогом горницы он тихо сказал:

– Сдается мне, что мы нашли нынче не Василия, а Василису.

Савва едва не уронил свой мешок.

– Да, ну! – воскликнул он.

– Ты сам в том вскорости убедишься.

Переодевшись, они вернулись в горницу.

Савва внимательно стал рассматривать по-прежнему жмущегося в угол Ваську. Как только одежда на пареньке немного высохла, стало видно, какая она грязная; спутанные волосы отрока тоже не отличались чистотой. На худеньком теле Васьки не выделялось никаких округлостей, разве что кожа на его лице казалась слишком нежной для парня, но отроки иногда бывают похожими на девиц.

«Наверняка Полкан ошибся».

Вернулся хозяин.

– Банька готова, – сказал он. – Ступай, паренек, помойся.

После ухода Васьки хозяйка спросила у гостей:

– Похоже, мальчонка не ваш. Где ж вы его взяли?

– Нашли нынче в лесу. Жалко стало, – ответил Полкан.

– Чей он?

– Сказал – сирота.

Хозяин встрепенулся.

– Так может, он у нас останется. Моя жена токмо девку сподобилась родить, а дочка – отрезанный ломоть: замуж вышла, и с той поры мы ее почитай не видим. А паренек будет моим помощником, приведет жену, и мы с бабкой не останемся на старости лет без присмотра.

– Я потолкую с ним, – пообещал Полкан.

Удовлетворенные старики принялись расспрашивать путников о том, что твориться на белом свете. Полкан рассказал кое-что о своем путешествии на Восток. Хозяева слушали и удивлялись

Через полчаса Полкан поднялся с лавки.

– Васька должно быть уже вымылся. Пойдем к нему, Саввушка.

На крыльце они увидели, что дождь поутих, но с неба еще накрапывало. Перепрыгивая через лужи, друзья добрались до баньки.

– Васька, ты оделся? – крикнул Полкан.

– Да! – ответил испуганный голос.

Войдя в предбанник, Савва и Полкан увидели, что одетый отрок сидит на лавке и старательно вытирает свои стоящие дыбом короткие волосы.

– У вас есть гребень? – спросил Васька.

Усмехнувшись, Полкан протянул ему гребешок и уверенно промолвил:

– Ты ведь не парень, а девка.

Васька уронил гребень и в ужасе отскочил в угол.

– Да, не страшись ты, – сказал Полкан, поморщившись. – Сказано же уже не единожды, что мы тебя не обидим!

– Как тебя на самом деле зовут? – спросил Савва.

– Василисой.

– А сколь тебе лет?

– Пятнадцать.

– Чья ты и отколь? – осведомился Полкан.

После недолгого молчания она рассказала о себе:

– Отец мой, Федор Орлов, был дворянином, матушку звали Устиньей. Жили мы до нынешнего лета в Балахне, покуда Господь не призвал почитай в одночасье обоих моих родителей. Опосля их смерти у меня из родичей остался токмо матушкин брат – он живет в… – она немного запнулась, но тут же закончила, – он в Ярославле живет.

– И ты решила пешком дойти до Ярославля? – воскликнул Савва, пораженный смелостью девицы.

Она кивнула.

– Ну, да. В девичьем обличии страшно бродить по дорогам: лихие люди даже святых странниц обижают. Вот я переоделась отроком, и волосы свои остригла – авось, потом опять отрастут.

– А почто тебя никто не отвез к дяде твоему? – допытывался Савва.

Василиса глянула на него с горечью.

– Кто меня отвезет? У людей своих забот хватает, им нет дела до чужого горя.

– Ты хоть знаешь, где Ярославль? – спросил Полкан.

– Язык не токмо до Ярославля, но и до Киева доведет, – бойко ответила осмелевшая девица.

Полкан задал новый вопрос:

– Думаешь, что, коли доберешься до дяди, он встретит тебя с распростертыми объятиями?

– Все ж родная кровь, не чужой человек.

– Может быть, оно и так, – согласился Полкан и при этом как-то странно поглядел на Василису – как будто увидел ее впервые.

Она смутилась под этим взглядом и покраснела.

– Не доберешься ты одна, – заметил Савва с сожалением.

– Доберусь, – глухо сказала девица.

– Да, ты нынче замерзла бы в лесу, кабы не мы, – возразил юноша.

Смутившись еще больше, Василиса пробормотала:

– Спасибо вам, добрые люди.

– А Шуя не на пути к Ярославлю? – спросил Савва у друга.

– На пути, – процедил сквозь зубы Полкан.

– Давай, возьмем Василису с собой. Пущай она с нами хотя бы до Шуи доберется.

Полкан хмуро молчал.

– Поедешь вместе с нами? – спросил Савва у девицы.

– Поеду, коли возьмете, – ответила она робким голосом.

Полкан посуровел еще больше.

– Зачем нам такая обуза? – проворчал он.

Василиса вздрогнула, как от удара, и печально опустила голову. Савве так ее стало жаль, что он впервые принялся настойчиво возражать другу:

– Давай, поможем девке. Нам же ничего не стоит довезти ее до Шуи. Может, за сие доброе дело Господь хоть один наш грех простит.

– Один грех – всего лишь капля в море моих грехов, – грустно усмехнулся Полкан.

Василиса рассердилась:

– Не хотите брать меня с собой – не берите! Я вас не неволю!

Савва увидел, как по лицу его друга пробежала легкая тень.

– Ладно, поедешь с нами, – согласился Полкан, отведя взгляд в сторону. – Мы будем звать тебя Васькой и выдавать за своего слугу, а ты покуда забудь, что родилась девкой.

– Даже не вспомню, – пообещала девица.

– Окромя тебя, Полкан, никто не признал в Ваське Василису – поддержал ее Савва. – Вон хозяева даже пожелали, чтобы «паренек» стал их сыном.

– Ой! – испугалась Василиса. – А, что вы им скажете?

– Скажем чего-нибудь, – буркнул Полкан и повернулся к другу. – Пойдем, Савва! Васька позже воротится в избу.

Он отворил дверь бани, и все увидели, что на улице опять льет густой дождь.

– Никак не распогодится, – заметил с сожалением Савва.

Полкан снял с себя кафтан и отдал не глядя Василисе.

– Накинь, чтобы не застудиться опосля бани.

Друзья быстро добежали до крыльца и вошли в избу.

– Ну, как там наш паренек? – спросил хозяин.

– Расспросили мы Ваську, – сказал Полкан. – Он дворянский сын из Балахны, недавно потерял отца с матерью. Родичи у паренька есть токмо в Ярославле – вот он туда и идет.

Баба всплеснула руками.

– Один?!

– Один, – подтвердил Полкан

– Не дойдет, – убежденно сказал мужик.

– Теперь он с нами поедет, – вмешался Савва.

Старики погрустнели.

– Понятное дело, – вздохнул хозяин. – Разве дворянский сын пожелает жить в мужицком семействе.

Когда Василиса вернулась в избу, хозяева встретили ее ласково, не обмолвившись даже словом о том, что хотели, чтобы «паренек» стал их сыном. После ужина гости расположились на ночлег: Васька легла на лавке, мужчины растянулись на полу. Обычно Полкан быстро забывался сном, но на сей раз он ворочался с боку на бок, мешая спать своему товарищу.

«И чего Полкан никак не уймется», – сердито подумал Савва.

Вскоре ему все же удалось уснуть. Разбудил его голос друга:

– Подымайся, Саввушка, пора в путь. Дождь, слава Богу, кончился.

Открыв глаза, Савва увидел, что все кроме него, уже бодрствуют. Хозяина в избе не было. Хозяйка хлопотала у печи. Полкан, фыркая, умывался в ушате, а Василиса потихоньку наблюдала за ним, делая вид, что разглядывает узор на его полотенце.

«Кажись, девке Полкан приглянулся», – отметил с усмешкой Савва.

Он поднялся, ополоснул лицо, надел кафтан и вышел на крыльцо. Дождь, на самом деле, кончился, тучи разошлись, и на чистое небо медленно выкатывается солнце. В огромной луже посреди двора плескались гуси и утки, из курятника слышался радостный вопль петуха.

– Вот горлопан! – воскликнул появившийся из хлева хозяин. – И чего он с самой зари никак не успокоится?

– Всякая тварь солнцу радуется, – глубокомысленно заметил Савва.

Он вернулся в избу и сел вместе со всеми за трапезу. После завтрака Полкан куда-то ушел, бросив на ходу:

– Скоро ворочусь.

Его не было около получаса. Вернувшись, он принес слегка потертый кафтан, шапку и небольшие сапоги.

– Вот купил для тебя, – обратился Полкан к Василисе. – А еще лошадь, седло и уздечку.

Она поклонилась ему.

– Спасибо тебе, добрый человек! Век за тебя молиться буду.

– Молись – авось, мне поможет! – грустно усмехнулся Полкан.

– Верхом сумеешь ехать? – спросил девицу Савва.

Василиса кивнула. Она уже не выглядела испуганным зверьком, и в ее карих глазах появилось спокойная уверенность.

Старики провожали гостей со слезами на глазах. Мужик поглядывал с сожалением на Василису. Баба суетилась вокруг «паренька», бормоча:

– Завяжи кушак покрепче, милый! Теплее будет.

Девица старательно поправила на себе одежду, пригладила волосы, и даже посмотрелась в кадку с водой. Нахмурившись, Полкан прикрикнул на нее:

– Васька, хватит копаться! Ступай во двор!

Василиса его послушалась.

– Мало было у нас забот, так мы еще одну сами себе нашли, – заворчал Полкан, выйдя с Саввой в сени. – Чует мое сердце – натерпимся мы с девкой, пропади она пропадом.

Василиса ждала своих попутчиков верхом на низкорослой рыжей лошадке. Кобылка была немолодая, но не дряхлая и довольно-таки ухоженная.

– Ты взаправду ее купил? – с сомнением спросил Савва.

– Купил.

– Помнится, прежде тебе кони даром достались.

Полкан окинул друга холодным взглядом.

– Я, брат Савва, не тать и голытьбу не граблю.

– Прости! – смутился юноша. – Я не хотел тебя обидеть.

Друзья вывели коней, взобрались в седла и выехали со двора. Василиса на рыжей кобылке тряслась за ними.

Солнце властвовало на небе почти до полудня, одаривая путников скупыми осенними лучами, но потом опять набежали тучи, и стал накрапывать мелкий дождь. Кони и лошадь двигались с большим трудом, их копыта постоянно вязли в топкой грязи. А с неба все моросило, моросило и моросило.

К вечеру путники добрались до небольшой деревушки, состоявшей всего из нескольких курных изб. Хозяева одного из дворов впустили постояльцев в крохотную баньку, где не только Полкан не мог растянуться во весь рост, но и Савве пришлось подогнуть ноги. Василиса, лежа рядом с мужчинами, старательно вжималась в стену.

– Васька! Хватит пыхтеть! – прикрикнул на нее Полкан. – Не даешь спать!

Она замерла.

– Успокойся! – шепнул ей Савва. – Ты же мне как сестра. А брата разве боятся?

Вскоре Василиса затихла, и шею Саввы защекотало ее дыхание, а тоненькое девичье тельце слегка прижалось к его левой руке. Не чувствуя никакого волнения от такой близости, юноша забылся сном.

Утром он обнаружил рядом с собой только посапывающего Полкана.

«Куда же Васька подевалась?» – удивился Савва.

Он вскочил, выбежал из баньки и кинулся к сараю, куда из-за тесноты в конюшне, поместили лошадку Василисы. Но от кобылки осталась лишь куча навоза.

Юноша стоял в растерянности, пока не услышал спокойный голос друга:

– Утекла?

Савва молча развел руками.

– Значит, утекла, – заключил Полкан. – Оно и к лучшему.

– Куда же она поехала?

– Туда, куда собиралась: в Ярославль али иное место.

– Доедет ли?

– На лошади и с нашими деньгами должна доехать.

– С нашими деньгами? – изумился Савва. – Никак она тебя обокрала?

Полкан махнул рукой.

– Взяла совсем немного. Ей хватит, и нам еще довольно осталось. Скатертью дорога!

Савва умом понимал, что друг прав, но в душе чувствовал обиду. Он уже воспринимал Василису, как сестру, а она так коварно его обманула.

– Я гляжу, девка успела тебе голову задурить, – усмехнулся Полкан. – Поди, ты поверил всему, что она нам языком наплела.

– Поверил, – признался Савва и сокрушенно вздохнул.

Полкан снисходительно похлопал его по плечу.

– Не ты первый в такую ловушку угодил. Поверь, любая самая глупая баба сумеет надуть самого умного мужика.

– Даже тебя? – удивился Савва.

– Даже меня. Не зря один восточный мудрец писал, что, где замешана баба, там не надобен и черт. А ты прими мой совет: о Ваське надобно забыть, будто ее вовсе не было.

– Ты мне всех советуешь забыть, – с досадой сказал Савва, – а сам между прочим не такой уж и беспамятный: на Ваську так глядел, будто увидал в ней кого-то.

Полкан был поражен наблюдательностью друга:

– А ты, брат Савва, вовсе не так глуп, как мне порой кажется.