Текст книги "Бес меченый"

Романов тоже выругался. Оба родича государя были вне себя, видя, что добыча может от них ускользнуть.

Савва тоже жаждал любой ценой добраться до кабана. Он остановил коня, сорвал с плеча самострел, прицелился и выстрелил. Просвистев в воздухе, стрела вонзилась в спину убегающему зверю, и тот поначалу забился в судорогах, а потом упал.

– Есть! – воскликнул Бутурлин.

На добычу налетели собаки с явным намерением растерзать ее, но подоспевшие псари и ловчие не дали им это сделать. Пока шла суета вокруг поверженного кабана, Савва приходил в себя после бешеной скачки. Вдруг к нему подскакал рассерженный Бахметев и, брызжа слюной, закричал:

– Ты, чурбан неотесанный, рыло немытое, зачем полез туда, куда не надобно. Кто тебе дозволил лишать нас добычи?

Савва поначалу оторопел, а потом, разозлившись, выпалил:

– Чай, я не ваш холоп, а сын боярский. А рыло мое пущай и немытое, зато не татарское.

Бутурлин и Морозов дружно хихикнули, а князь Черкасский прикрикнул на Бахметева:

– Чего разошелся, Фадей? И ты стрельнул бы в секача, будь у тебя самострел.

– Верно, – поддержал князя Романов. – Добыча наша больно уж прыткой оказалась. Кабы не самострел Глебова, токмо мы ее и видали бы.

– Добыча-то не наша теперь, а одного Глебова, – поправил его Стрешнев.

Уж в чем-чем, а в сообразительности Савве нельзя было отказать.

– Моя? – воскликнул он. – Помилуйте, люди добрые! Зверя-то мы все вместе затравили, а я попал-то в него лишь случаем!

– Значит, ты не возьмешь себе секача? – спросил Семен Лукьянович.

– А куда я его дену? Даже вместе с хозяевами мне так много мяса не съесть.

– А ты устрой пир для своих товарищей, – предложил Романов.

– Рожи у моих товарищей треснут от дармовой свинины. Нет, пущай секача возьмет себе Никита Иванович, а мне, коли вам не жалко, дайте пару зайцев, пару уток да пару гусей.

Похоже, что Стрешневу пришлось по душе желание юноши угодить двоюродному брату царя. Довольный Семен Лукьянович тут же велел отдать Савве трех зайцев, трех уток, четырех гусей, одного лебедя и даже единственного фазана.

После охоты Стрешнев отправил домой ловчих, псарей с собаками, сокольничих и кречетников, оставив возле себя только небольшую часть челяди. Вскоре на поляне горели костры, и над огнем жарились на вертелах утки и гуси. Принюхиваясь к вкусным запахам, изголодавшийся Савва не мог дождаться трапезы: ведь за весь день у него маковой росинки во рту не было. С еле скрываемым нетерпением юноша исподтишка наблюдал за тем, как слуги Стрешнева расстилают скатерти, достают вино, раскладывают снедь.

Наконец мясо было готово, и охотники смогли приступить к трапезе. Поначалу все жевали в полном молчании, а когда аппетит был немного утолен, началась беседа. Романов принялся перемывать косточки царедворцам, вспоминая, как они попадали впросак перед царем и патриархом. Стрешнев, князь Черкасский и Морозов вставляли свои едкие замечания по поводу претензий некоторых знатных особ. Ордин-Нащокин, Бутурлин, Бахметев и Савва молча слушали.

Неожиданно Фадей промолвил, глядя в сторону леса:

– Пущай еще родовитая знать гонор показывает, но ведь у нас зачастую и всякая дрянь худородная себя большой шишкой на ровном месте мнит.

– Про кого ты так неласково говоришь, Фадеюшка? – усмехаясь, спросил Бутурлин.

– Про дьяков, подьячих, дворянчиков мелкопоместных, и еще про тех, кто называет себя детьми боярскими, не будучи таковыми.

Все непроизвольно посмотрели на Савву, и тот вспыхнул:

– Уж не на меня ли ты намекаешь?

Губы Бахметева расползлись в ухмылке.

– На воре и шапка горит. А ведь ты, на самом деле, может быть и не Глебов вовсе.

– И кто ж я по-твоему?

– А бес тебя ведает.

Тут в перепалку вмешался Стрешнев:

– Ты, Фадей, покуда не глава Сыскного приказа, а значит, и нечего пытать человека. Коли Савва принят в государев полк, как сын боярский Глебов, значит он есть Глебов. Нет нужды нам, простым смертным, совать нос туда, где вотчина царя и патриарха, храни их Господь.

Ободренный поддержкой юноша воскликнул:

– Глебов я, и никто не смеет в том усомниться! В Москве есть люди, помнящие до сих пор о нашем семействе и батюшке моем благочестивом, Фоме Григорьевиче, царствие ему небесное!

– А вотчина ваша, где была? – спросил Бахметев.

Савва затвержено ответил:

– Вотчина наша родовая Глебово недалече от Троицы. Ее, поди, чернецы давно к рукам прибрали.

– Что ж ты даже не пытаешься отсудить отцовы владения? – не сдавался Фадей.

– Зряшное дело – судиться с Троицей, – подал голос Морозов. – Кучу денег потратишь, а толку не будет.

Ордин-Нащокин поддержал его:

– Глебов скорее службой себе новое имение добудет, чем воротит отцово.

– Верно, – коротко высказался князь Черкасский.

Романов и Стрешнев вернулись к теме дворцовых дел, сплетен и дрязг. Савва слушал их с большим вниманием: смеялся, когда они шутили, становился серьезным при упоминании о царе и патриархе, но при этом никак не мог избавиться от беспокойства.

«Черт бы побрал Бахметева! И чего он меня невзлюбил да еще привязался с допросом? Не приведи Господи начнет выведывать подноготную Глебовых».

Внезапно уходящее за верхушки деревьев солнце стало затягиваться серой дымкой, и воздух потяжелел.

– Вот черт! Как бы нас гроза в пути не застала, – обеспокоился Стрешнев.

Криками и бранью он заставил челядинцев собраться в самый короткий срок, и вскоре охотники спешно направлялись к городу, желая успеть спрятаться под крышу, прежде чем начнется ненастье. Однако волнения оказались напрасными: появившиеся на юге грозовые тучи уплыли, и дождь, пролился где-то в стороне от Москвы.

В Земляном городе Савва простился со Стрешневым, Романовым, князем Черкасским, Ордин-Нащокиным, Морозовым и Бахметевым. А вот с Никоном ему оказалось по пути, так как двор Бутурлиных стоял в Белом городе, неподалеку от Сретенских ворот.

Оставшись вдвоем с юным Бутурлиным Савва поинтересовался:

– Почто двоюродный брат государя так чудно вырядился?

Бутурлин улыбнулся.

– Больно любит Никита Иванович носить иноземное платье. Ему патриарх уже не единожды делал внушения за вид, неподобающий русскому православному человеку, а он все одно наряжается иноплеменником.

Решив, что не стоит обсуждать недостатки родича государя, Савва заговорил об охоте и оружии.

За Неглинкой, Никон вдруг спросил:

– Ты, поди, на Фадея обиделся?

– На обиженных воду возят, – проворчал Савва. – Бог с ним, с Бахметевым, хотя я и не уразумел, почто он на меня взъелся.

Бутурлин глубокомысленно заметил:

– Ты парень прыткий: не успел у нас появиться, уже на всю Москву прославился – вот и нажил завистников.

– Завистников? – удивился Савва. – Чему завидовать, коли у меня нет ни кола, ни двора, а есть одна служба царская.

– Люди всегда найдут, чему позавидовать, – изрек Никон.

– Что верно, то верно, – согласился с ним Савва.

На Сретенке они дружелюбно попрощались и разъехались в разные стороны.

«А Никон неплохой паренек, – думал Савва. – Я ему вроде пришелся по нраву. Да, и прочие, кроме, вестимо, Бахметева, ко мне по доброму отнеслись. Ай, да Полкан! Как он мне предрек, так и выходит. С большими людьми я уже свел знакомство, а там, глядишь, и царь меня приветит».

Глава 28
Семик5252
  Семик – праздник в последний четверг перед Троицей. На Семик девушки собирались вместе где-нибудь на природе, веселились, плели венки и гадали по ним на суженых.


[Закрыть]

Обо всем, что случилось на охоте Савва поведал на следующий день другу. Полкан похвалил юношу за смекалку, а по поводу Фадея Бахметева заметил с усмешкой:

– Вот ты, Саввушка, и врагов начал наживать.

– Мне опасно иметь врагов, – встревожился Савва. – А вдруг Бахметев пожелает разузнать про Глебовых?

Полкан окинул его спокойным взглядом.

– Ничего он не вызнает, окромя того, что Фома Глебов жил в Москве, его вотчина находилась неподалеку от Троицы, и у Глебовых накануне великого разорения народился младенец мужского пола.

– А вдруг соседям Глебовых известно, что младенчик сгорел вместе с родителями?

– Вряд ли. Где уж людям было в том пекле замечать соседей.

Савва вспомнил рассказы сотника Шилова о восстании в Москве против поляков. По словам Якова, город тогда весь полыхал, поляки убивали всех подряд, а уцелевшие москвичи помышляли лишь о том, чтобы спасти себя и своих близких.

«Да уж, при такой напасти никому не было дела до Глебовых», – успокоился Савва.

В этот день Лермонт отпустил его с учений, сказав:

– Ты, Глебов, вчера устал на охоте. Ступай, отдохни!

Савва направился в Белый город в поисках чего-нибудь интересного. Возле великолепного храма Николы Чудотворца, что в Столпах5353
  Храм Николы Чудотворца, что в Столпах – одна из самых красивых и древних церквей Москвы, находившаяся на углу Армянского и Малого Златоустинского переулков, была уничтожен в 1935 году.


[Закрыть], его окликнули, и, обернувшись, он увидел Федора Лопатина.

– Здравствуй, Саввушка! Бог тебе в помощь!

– Здравствуй Федька! А ты почто не на учениях?

– У нашего ротмистра жена нынче рожает, ему не до нас.

Савва и Федор обошли Златоустовский мужской монастырь и неторопливо зашагали по Евпловской5454
  Ныне улица Мясницкая.


[Закрыть] улице к Никольским воротам Китай-города. Ярко светило солнце, по небу плыли редкие облака. Хотя лето еще не наступило, жарко было уже по-летнему.

– Куда пойдем? – спросил Савва у Лопатина, когда они, миновав Рязанское подворье, подошли к храму Гребенской Богоматери.

Подумав немного, Федор предложил:

– Давай заглянем в кабак «Под пушками».

– Давай, – согласился Савва.

Он уже слышал об этом развеселом месте и давно хотел его посетить.

В Москве было около трех десятков питейных заведений, из которых кабак «Под пушками» имел самую большую известность. Находился он рядом с Красной площадью, почти примыкая с северной стороны к Лобному месту, а его странное название произошло от лежащих рядом двух огромных пушек, обращенных жерлами на восток, откуда в прежние времена постоянно ждали нападения татар.

По пути Савва рассказывал, что с ним случилось в последние дни, а Лопатин слушал и завистливо вздыхал. Они миновали Никольские ворота Китай-города, Никольскую улицу, торговые ряды на Красной площади и дошли до Лобного места. Отыскать там кабак не стоило труда, ибо вокруг него толпился хмельной народ, у порога лежали в бесчувственном состоянии три мужика, а возле пушек пьяная баба громко требовала, чтобы ей вынесли вина. Подобная картина вполне гармонировала с бурлящим торжищем, но казалась дикой рядом с башнями кремля и храмом Покрова Богородицы, в просторечии называемом собором Василия Блаженного.

Перекрестившись на храм, Савва грустно усмехнулся:

– Полкан как-то сказал, что у нас на Руси грех и святость пребывают в шаге друг от друга.

В кабаке за длинным столом сидел различный люд: одни посетители этого заведения сверкали золотом и парчой, другие пропивали последние рубахи.

Как только Савва и Федор опустились на лавку, кабатчик сразу принес им водки.

– А поесть ничего не дашь? – осведомился Савва.

– Дам, коли просишь, – услужливо ответил кабатчик. – Хочешь рыбы, икры, пирогов.

Уж на что, на что, а на аппетит Савва никогда не жаловался.

– Неси все, – велел он.

Пока кабатчик бегал за едой, приятели опрокинули по чарке водки. Получив рыбу, икру и пироги, они выпили еще и закусили.

– Не больно-то здесь весело, – заметил Савва, морщась.

– А вы попозже загляните, – посоветовал ему кабатчик. – По вечерам у нас скоморохи частенько бывают.

– Как-нибудь заглянем, – пообещал Лопатин.

– А ты почто один? – осведомился Савва. – Где Кузьмины?

Федор хмыкнул:

– Родичи наши Кузьмины не желают со мной знаться опосля истории с медведем. Будто я виновен, что Мотька обгадился.

– А куда делся Рожнов?

– Ваньке не до меня: он со своей зазнобой, княгиней Ксенией Петровной Ромодановской, втайне встречается.

– А разве княгиня не в вотчине?

– В Москве Ксения Петровна. Она сразу же опосля мужниной смерти вознамерилась замуж выдать свою падчерицу, княжну Татьяну, а сидючи в вотчине женихов для девицы не сыщешь.

– Я слыхал, что у Ксении Петровны есть еще взрослый пасынок. Он не мешает мачехе водить шашни?

– Князя Ивана Борисовича Ромодановского государь и патриарх послали аж на Пелым5555
  Река на Урале.


[Закрыть].

– Повезло ему.

– В чем? – удивился Лопатин. – Он же отправился аж к черту на рога.

– Повезло ему, что живым остался, – продолжил Савва и, понизив голос, рассказал о том, как княгиня Ромодановская хотела извести мужа и пасынка.

– Вот сучка! – рассердился Федор. – Что же Ваньке так с бабами не везет?

– Кому с бабами не везет? – спросил чей-то веселый голос.

Обернувшись, Савва увидел ухмыляющегося Никона Бутурлина.

– Так кому не везет с бабами? – повторил вопрос Никон.

– Мне, – сообразил, что ответить Савва. – Никак любушку себе не найду в Москве, а без женской ласки молодцу не сладко.

– Ох, несладко! – с улыбкой согласился Никон и, присев рядом с Саввой, крикнул кабатчику: – Эй, Сысой, принеси-ка мне вина!

Кабатчик быстро выполнил повеление нового посетителя.

Бутурлин наполнил чарку, выпил, крякнул и продолжил:

– Вроде бы в Москве ласковых бабенок хватает. Что же ты, Саввушка, ни к одной из них не прислонишься?

– Робость мешает, – ответил с усмешкой Савва.

Лопатин хмыкнул:

– Ты вроде в Шуе робким не был.

– Шуя не Москва, – нашелся Савва, – там бабы непуганые, а здешние красавицы много чего повидали, их не просто обихаживать.

Он познакомил Бутурлина с Лопатиным, и они выпили вместе. Потом Никон предложил обоим сотрапезникам:

– Пойдемте с нами на семик в Старое Ваганьково5656
  Местность за нынешней Государственной публичной библиотекой (домом Пашкова), где молодежь часто собиралась на игрища.


[Закрыть]. Там девки и молодки вмиг Саввушку от робости излечат.

– Я пойду, – живо откликнулся Федор.

– Я тоже с великим удовольствием, – поддержал его Савва и тут же осекся, – коли, вестимо, Бахметева с вами не будет.

Бутурлин помотал головой.

– Нет, не будет. Мы с Афоней Нащокиным собрались погулять. А Бахметеву нынче не до игрищ: он давеча с лошади упал и ногу зашиб. Прямо-таки беда за бедой у Фадейки.

«Поделом ему, гаду», – позлорадствовал про себя Савва.

А Никон продолжал рассказывать о неудачах Бахметева:

– Мало того, что он с норовистой кобылы свалился, его еще хотят на уродливой девице женить – княжне Татьяне Ромодановской.

В знатных семьях было принято прятать незамужних девиц от глаз посторонних мужчин, поэтому Савва удивился:

– Отколь тебе, Никон, ведомо, что девица уродлива?

– Ее брат, князь Иван Ромодановский, как-то во хмелю посетовал: мол, сестрица моя худая, костлявая да еще и рыжая.

Савва возмутился:

– Девица с летами может в тело войти, а брату стыдно, так сестру срамить на людях.

– Во хмелю всякое может с языка слететь, – заступился за Ивана Ромодановского Никон. – А чего ты вдруг, Саввушка, из-за чужой тебе девицы так всполошился?

«В самом деле, чего я стою горой за княжну, будто она моя сестра», – удивился сам на себя Савва и, смутившись, постарался направить беседу в другое русло.

Они посидели еще около часа, а потом разошлись.

На следующий день Савва рассказал Полкану о своем посещении известного кабака

– Пойдешь с нами в Старое Ваганьково? – спросил юноша у друга.

Тот ответил, зевнув:

– Я, брат Савва, так успел нагуляться, что на всю оставшуюся жизнь хватит. Нынче меня гулянки утомляют.

– Как утомляют? – удивлялся юноша. – Ты ж еще не старик, а молодец хоть куда.

– Утомляется, брат Савва, не токмо тело, но и душа.

Савва не понял, как это душа может утомиться, но не стал допытываться и оставил друга в покое. В конце концов для веселого времяпровождения не так уж трудно было найти себе товарищей.

В четверг вечером едва Савва и его хозяева успели отужинать, как к ним заявился Лопатин и, поздоровавшись, сказал:

– Пойдем, Саввушка, скорее.

– Куда ты спешишь? – удивился Савва. – Рано еще.

– Ты никак запамятовал, что на закате ворота в Белый город запрут и решетки на улицах поставят?

– Как же вы назад воротитесь? – спросила у молодых людей хозяйка.

– А зачем им, бабка, до утра ворочаться? – усмехнулся сотник. – Они же, поди, собрались всю ночь гулять с девками.

– Всю ночь да еще с девками! – возмутилась Устинья. – Далеко ли до греха?

Ее муж махнул рукой.

– Коли не согрешишь, так и не покаешься. Ступайте, пареньки, погуляйте!

Было, действительно, еще рано. Чтобы убить время, Савва и Федор, бродили около часа по Петровской слободе5757
  Ныне улица Петровка.


[Закрыть] и берегу Неглинки. Места там были тихие и глухие, под слободским косогором журчали ключи, у речки росла большая роща стройных вязов с густыми кронами. Порой Савве начинало даже казаться, что он находится не посреди столицы российского государства, а где-то в лесу, однако это впечатление разрушалось, когда ветер приносил запахи из расположенных вблизи кузниц и мастерских.

Когда солнце начало клониться к закату, Савва и Федор направились к месту встречи с Бутурлиным и Ордин-Нащокиным – небольшому лужку возле Моисеевского женского монастыря.

Обе пары приятелей появились почти одновременно.

– Ну, пойдемте гулять, – сказал Никон.

Старое Ваганьково находилось неподалеку от кремля, за Крестовождвиженским мужским монастырем. Там было много перелесков и садов, в которых московская молодежь любила устраивать игрища.

Свернув в лесок, Бутурлин уверенно повел приятелей между кустов и деревьев, и вскоре они увидели впереди поляну, на которой возле небольшого костра стояли кучками девки. Молодые люди остановилась у срубленной березки.

– Отсель нам девок хорошо будет видно, – заметил Бутурлин.

– И сюда кто-то из них может забрести, – добавил Ордин-Нащокин.

– Добро, кабы их было не меньше четырех, – подал голос Лопатин.

Все засмеялись.

Савва отошел по нужде, а когда возвращался, неожиданно для себя заблудился: поначалу ноги вынесли его к малиннику, потом он оказался у возвышающегося между двумя перелесками каменного храма с шатровым куполом.

Уже начали сгущаться сумерки, и Савва заволновался.

«Этак я всю ночь здесь проплутаю».

Осенив себя знамением и прочитав молитву, юноша вновь пошел на голоса, и на этот раз ему повезло: сквозь ветви и листья он разглядел костер, и до ушей его донеслась песня. Обрадованный Савва ускорил шаги, но тут же споткнулся и, чтобы удержаться на ногах, остановился. Неожиданно ему попались на глаза три девицы, притаившиеся в густом орешнике.

– Эй, вы! – весело окликнул он их. – Вы чего здесь?..

Савва замолчал на полуслове, уставившись в упор на одну из трех девушек. Она была очень юной – не больше пятнадцати лет, – ее нежное личико дышало свежестью и миловидностью, голубые глаза походили на бездонные озера, рыжие волосы напоминали огонь, а стройный стан казался выточенным.

«Уж не ангел ли спустился на нашу грешную землю?» – восхитился Савва.

Однако ангелы не визжат, а три девицы заголосили так, что у остолбеневшего юноши заложило уши.

– Зачем вы так орете? – растерянно спросил он. – Я ничего вам не сделаю.

Девушки тут же подхватились и понеслись прочь, а Савва, забыв обо всем на свете, бросился за ними. Сгустились сумерки, но беглянки, по всей очевидности, хорошо знали дорогу. Судя по звукам их легких шагов, девицы даже ни разу не споткнулись. А вот Савва умудрился трижды упасть, причем в последний раз он так ударился головой о пень, что из глаз посыпались искры. Однако юношу это не образумило. Следом за девицами он выскочил из зарослей Ваганькова, пересек две уже перегороженные решетками улицы и, обогнув чей-то двор, вновь оказался среди кустов и деревьев. Впереди возник пригорок, и пока Савва на него взбирался, шаги девушек затихли. Тут же заскрипели раздвигающиеся доски, и визгливый голосок (явно не принадлежащий поразившей воображение юноши красавице) крикнул:

– Ступай прочь, а то натравим на тебя самых злющих псов!

Савва остановился, сел на землю спиной к ограде и стал понемногу приходить в себя.

«Зачем я помчался сломя голову за девицей?»

Он разглядел в темноте слева широкую улицу слева и впереди башни Кремля. Судя по всему, Старое Ваганьково находилось где-то справа, но Савва понимал, что вряд ли он сможет найти обратный путь к той поляне, на которой гуляла молодежь.

Становилось все холоднее, и Савва решил немного пройтись, чтобы согреться. Едва он сделал с десяток шагов, как вдруг почувствовал, что ноги вязнут в чем-то хлюпающем.

«Неужто болото?» – ужаснулся юноша.

Он шарахнулся и провалился по пояс.

– Спасите! – заорал Савва. – Спасите! Тону!

– Чего вопишь? – сказал где-то близко спокойный голос.

Повернув голову, Савва увидел неподалеку от себя человека.

– Как, чего вопишь? – возмутился юноша. – Я тону! Али ты слепой?

Человек неторопливо приблизился к нему и протянул руку.

– Хватайся.

С помощью неизвестного благодетеля Савва вылез на сухое место и, тяжело дыша, прохрипел:

– Как кличут тебя, добрый человек? За чье здравие мне свечку ставить.

– Мартын я Лобан, живу здесь неподалеку в Гнездниках.

– Спасибо тебе, Мартын! Кабы не ты, пропал бы сын боярский Савва Глебов!

– Кабы не я, ты выбрался бы сам, – возразил Мартын. – Здесь место не гиблое, утонуть можно разве что спьяну, а ты вроде трезвый.

– Все одно спасибо тебе! – еще раз поблагодарил юноша и, вспомнив, что «спасибо» сыт не будешь, вытащил из-за пазухи монетку. – Возьми!

– И тебе спасибо.

– Отколь здесь, почитай рядом с кремлем, болото? – поинтересовался Савва.

– Так Неглинка каждую весну разливается – от ее воды и получилось здешнее болотце.

Поскольку Мартын отвечал с готовностью на все вопросы, Савва решил еще кое-что от него узнать.

– Я в Москве недавно. Вот заплутал малость и даже толком не разобрал, куда попал…

– Как куда? На самую, на Царскую улицу5858
  Второе название Тверской улицы.


[Закрыть].

– А что рядом?

– Там, – Мартын махнул рукой в сторону кремля, – Воскресенская святая обитель.

– А там? – спросил Савва, указывая на ограду на пригорке.

– А там двор князя Ромодановского.

– Которого?

– Нынче Ивана Борисовича, а прежде батюшки его покойного, Бориса Афанасьевича.

– А кто?.. – начал Савва.

Однако Мартыну, очевидно, надоела беседа среди ночи, и он сердито буркнул:

– Что-то ты, паренек, больно много выспрашиваешь.

Савва поспешил вытащить вторую монету.

– Прости, добрый человек! Вот тебе еще за труды.

– Спасибо! Пойду я, а то женка уже, поди, заждалась хозяина.

– Ступай! Дай Бог тебе удачи.

Оставшись в одиночестве, Савва устало опустился на траву. Его тело дрожало в мокрой одежде, зубы стучали от холода, а тут еще комары не давали покоя. Чтобы как-то отвлечься от своих неприятностей, юноша принялся думать о похожей на ангела девице. Было очевидно, что она приходится дочерью покойному князю Борису Афанасьевичу, сестрой уехавшему в Пелым князю Ивану Борисовичу и падчерицей коварной княгине Ксении Петровне. Скорее всего, княжна оказалась в Старом Ваганькове, потому что пожелала тайком понаблюдать за игрищами. И наверняка ей было не так уж трудно убежать на время из дома, так как ее отец умер, брат уехал, а занятая любовными утехами мачеха вряд ли обращает много внимания на падчерицу.

«Поди, Ксения Петровна милуется с Ванькой Рожновым али с иным кобелем в человечьем обличии».

Савва вспомнил и о своем недавнем разговоре с Бутурлиным.

«Неужто сию девицу за татарина Бахметева сватают? Но Никон говорил, что Фадейкина невеста уродлива. Так, может, я догонял вовсе и не княжну Ромодановскую? Али их две сестры – одна на ангела похожая, другая страшная собой?»

Постепенно мысли у Саввы в голове стали путаться, и он, невзирая на холод и комаров, задремал.

Очнулся он от сна, похожего на бред, едва начало светать. Юноша поднялся и увидел, что в саженях пяти от него располагается то самое болотце, в котором он ночью тонул, за болотом виднеются темные стены монастыря, за святой обителью различаются в утреннем тумане башни кремля, слева пролегает широкая улица, справа растут деревья и кусты, а за спиной стоит на пригорке за оградой большой двор.

Тяжело вздохнув, Савва направился к Сретенским воротам, и, поскольку вид он имел довольно-таки жалкий, то старался пробираться задворками. Впрочем, редкие прохожие совсем не обращали внимания на мокрого и грязного юношу, зато воротники5959
  Воротники – надзиратели за городскими воротами, у которых находились ключи от ворот, запиравшихся на ночь.


[Закрыть] посмотрели на Савву с подозрением, но выпустили его из Белого города беспрепятственно.

Хозяева встретили постояльца испуганными воплями.

– Что с тобой случилось, сынок? – причитала Устинья. – Ты на себя не похож, милый!

– Вот уж погулял, так погулял! – изумлялся сотник.

Савва лишь молча ежился.

Хозяйка достала чистое белье.

– Давай, сынок, меняй одежу. Не приведи Господь, лихоманка к тебе привяжется.

Когда юноша переоделся, его напоили малинной медовухой и накормили, а затем тепло закутали и уложили на лавку рядом с печью.

– Отдохни, Саввушка – заботливо сказал Шилов, – а пойду к твоему начальству сказать, что ты захворал.

– Ступай! Я посплю покуда.

Однако уснуть Савве не удалось, потому что вскоре после того, как хозяин отправился к его начальству, а хозяйка пошла зачем-то к соседям, в горницу ввалились Полкан, Лопатин и Бутурлин.

– Савва, ты живой? – рявкнул с порога Федор.

– Живой, он живой! – усмехнулся Полкан. – У покойника рожа не бывает такой красной.

– Куда тебя черти дели? – возмущенно воскликнул Никон и выругался от души.

Савва поморщился.

– Чего вы так разорались? И отколь вас принесло всех разом?

Лопатин начал объяснять:

– Когда ты пропал, мы поначалу не испужались: решили, что товарищ наш нашел себе зазнобу и вдвоем с ней хороводы водит. А поутру идем мы через Тверской Вражек, глядим – а там у болотца лежит твоя шапка. Кинулись мы тогда к Воскресенской святой обители и стали выспрашивать у чернецов, не слышно ли было чего ночью? А они нам в ответ: мол, вопил кто-то, звал на помощь и потом, видать, утоп, упокой Господи его душу.

Если бы лицо Саввы уже не было красным, оно непременно покраснело бы. Скрывая свое смущение, он сердито пробурчал:

– Там потонуть можно токмо спьяну.

– Что же с тобой случилось? – сгорая от любопытства, спросил Бутурлин.

Савва попал в затруднительное положение. Если он расскажет правду, то непременно станет всеобщим посмешищем. Надо было что-нибудь придумать, но на ум пока ничего не проходило

– А ты-то как с ними вместе оказался? – обратился Савва к Полкану, чтобы протянуть время.

– Мы с Тверского Вражка к нему побежали, – влез Лопатин. – Я с перепуга забыл, где ты живешь, а, что Полкан у Строгановых обитает, помнил.

Полкан продолжил:

– Явились они, переполошили Строгановых и их челядь, меня напужали.

– Так что же с тобой случилось? – настойчиво спросил Никон.

Тут память услужливо подсунула Савве один из услышанных им в Козьмодемьянске рассказов, как бабы помогают разбойникам заманивать в ловушку богачей. Юноша тут же решил выставить себя жертвой женского коварства.

– Вышел, я, значит, из кустов, – медленно начал Савва, – гляжу бабенка распрекрасная плывет лебедушкой. Я на нее уставился, а она подошла ко мне ко мне и молвила: «А не желаешь ли ты, молодец пригожий, бедную вдову утешить». Неужто я мог сказать ей отказать?

– Нет! Вестимо, нет! – разом воскликнули Лопатин и Бутурлин.

– Повела она меня куда-то в сад, – продолжал врать Савва, – и там осыпала самыми жаркими ласками.

– А ты? – возбужденно спросил Никон.

– Я, понятно, в долгу не остался.

– Повезло тебе, – завистливо протянул Федор.

Савва покачал головой.

– Вы дослушайте до конца, а потом уже решайте – повезло мне али нет.

– Говори дальше, – велел другу Полкан.

– Токмо мы отдышались опосля жаркой любви, как вдруг моя вдовушка вскакивает и уносится прочь, а из ближних кустов появляются пятеро здоровенных мужиков, и ко мне – шасть! Один из них молвил: «Ты, милок, бабу мою тискал. Плати теперь мне за ее ласки. Давай деньгу и одежу».

– Вот тебе и вдовьи ласки! – воскликнул Бутурлин.

Поскольку рассказанная история вызвала у слушателей доверие, Савва закусил удила:

– Их пятеро, я один. Из оружия при мне токмо засопожник, но до него еще дотянуться надобно. Как тут быть? Добро, что неподалеку ветки затрещали: видать, не токмо мы с вдовой грешили в кустах. Тати на миг оглянулись, и я кинулся наутек. Бегу, не разбирая дороги, и слышу топот за собой. Но тати недолго за мной гнались, отстали. Оказался я во тьме кромешной – стою и не знаю, куда идти. Тыкался во все стороны, как слепой кутенок, крутился туда-сюда, покуда в болото не угодил. Спасибо мужик один мимо шел и помог мне выбраться, дай Бог ему здравия.

– Да, нелегко тебе пришлось, – посочувствовал другу Полкан. – Худо иной раз заканчиваются для нашего брата бабьи ласки.

– Что верно, то верно, – согласился с ним Федор.

Бутурлин поднялся.

– Я пойду, обрадую Афоню Нащокина, а то он уже собрался молебен заказывать за упокой раба Божьего Саввы.

– А мне на учения пора, – сказал Лопатин.

Они попрощались и ушли.

Оставшись вдвоем с другом, Полкан ухмыльнулся:

– Не думал я, Саввушка, что ты так ловко врать умеешь. Тебе надобно сказки сочинять.

– А как ты догадался, что я соврал? – смущенно спросил Савва.

– Повидай и послушай с мое, и сам будешь со слова единого правду ото лжи отличать. Что же с тобой случилось на самом деле?

Смущаясь и краснея, Савва поведал другу о своем ночном приключении. Выслушав этот рассказ, Полкан недовольно заворчал:

– Вот не было забот. Как бы твоя новая любовь не обернулась для тебя немалой бедой. Княжна Ромодановская не Баженова Фекла али Страхова Марья…

Савва возмущенно его прервал:

– Ты не ровняй ангела небесного с обычными бабами.

– Плохо дело. Коли ты девицу «ангелом» называешь, значит, уже готов на нее молиться.

– Оставь меня, я спать хочу, – раздраженно буркнул Савва и повернулся на бок.

– Спи, – сказал Полкан и ушел.

Едва за ним затворилась дверь, Савва принялся думать о княжне Ромодановской. Он представлял ее такой, какой увидел вчера, воображал, как встретиться с ней вновь, и дошел в своих мечтах до того, что когда-нибудь ему удастся на ней жениться. Постепенно грезы наяву становились сном, и вскоре Савва оказался в цветущем саду вместе с любимой девицей…