Текст книги "Придурки, или Урок драматического искусства (сборник)"

Заседание первое

18 февраля 1964 года

СУДЬЯ. Ваше имя, отчество, фамилия?

БРОДСКИЙ. Бродский Иосиф Александрович.

СУДЬЯ. Чем вы занимаетесь?

БРОДСКИЙ. Пишу стихи. Перевожу. Я полагаю…

СУДЬЯ. Никаких «я полагаю». Стойте как следует! Не прислоняйтесь к стене! Смотрите на суд! Отвечайте суду как следует! У вас есть постоянная работа?

БРОДСКИЙ. Я думал, что это – постоянная работа.

СУДЬЯ. Отвечайте точно!

БРОДСКИЙ. Я писал стихи. Я думал, что они будут напечатаны. Я полагаю…

СУДЬЯ. Нас не интересует «я полагаю». Отвечайте, почему вы не работали?

БРОДСКИЙ. Я работал. Я писал стихи.

СУДЬЯ. Нас это не интересует. Нас интересует, с каким учреждением вы связаны.

БРОДСКИЙ. У меня были договоры с издательством.

СУДЬЯ. Так и отвечайте. У вас договоров достаточно, чтобы прокормиться? Перечислите, какие, от какого числа, на какую сумму.

БРОДСКИЙ. Точно не помню. Все договоры у моего адвоката.

СУДЬЯ. Я спрашиваю вас.

БРОДСКИЙ. В Москве вышли две книги с моими переводами…

СУДЬЯ. Ваш трудовой стаж?

БРОДСКИЙ. Примерно пять лет.

СУДЬЯ. Где вы работали?

БРОДСКИЙ. На заводе, в геологических партиях…

СУДЬЯ. Сколько вы работали на заводе?

БРОДСКИЙ. Год.

СУДЬЯ. Кем?

БРОДСКИЙ. Фрезеровщиком.

СУДЬЯ. А вообще какая ваша специальность?

БРОДСКИЙ. Поэт, поэт-переводчик.

СУДЬЯ. А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?

БРОДСКИЙ. Никто. (Без вызова.) А кто причислил меня к роду человеческому?

СУДЬЯ. А вы учились этому?

БРОДСКИЙ. Чему?

СУДЬЯ. Чтоб быть поэтом? Не пытались кончить вуз, где готовят… где учат…

БРОДСКИЙ. Я не думал… я не думал, что это дается образованием…

СУДЬЯ. А чем же?

БРОДСКИЙ. Я думаю, что это… (растерянно) от Бога.

СУДЬЯ. У вас есть ходатайства к суду?

БРОДСКИЙ. Я хотел бы знать, за что меня арестовали?

СУДЬЯ. Это не ходатайство, это вопрос.

БРОДСКИЙ. Тогда у меня нет ходатайства.

СУДЬЯ. Есть вопросы у защиты? Адвокат Топорова!

АДВОКАТ. Есть. Гражданин Бродский, ваш заработок вы вносили в семью?

БРОДСКИЙ. Да.

АДВОКАТ. Ваши родители тоже зарабатывают?

БРОДСКИЙ. Они пенсионеры.

АДВОКАТ. Вы живете одной семьей?

БРОДСКИЙ. Да.

АДВОКАТ. Следовательно, ваши средства вносились в семейный бюджет?

СУДЬЯ. Вы не задаете вопросы, а обобщаете. Вы помогаете ему отвечать. Не обобщайте, а спрашивайте.

АДВОКАТ. Вы находились на учете в психиатрическом диспансере?

БРОДСКИЙ. Да.

АДВОКАТ. Проходили ли вы стационарное лечение?

БРОДСКИЙ. Да, с конца декабря 1963 года до 5 января этого года в больнице имени Кащенко в Москве.

АДВОКАТ. Не считаете ли вы, что ваша болезнь мешала вам подолгу регулярно работать на одном месте?

БРОДСКИЙ. Может быть. Наверное. Впрочем, не знаю. Нет, не знаю.

АДВОКАТ. Вы переводили стихи для сборника кубинских поэтов?

БРОДСКИЙ. Да.

АДВОКАТ. Вы переводили испанские романсеро?

БРОДСКИЙ. Да.

АДВОКАТ. Вы были связаны с переводческой секцией Союза писателей?

БРОДСКИЙ. Да.

АДВОКАТ. Прошу суд приобщить к делу характеристику бюро секции переводчиков. А также список опубликованных стихотворений… копии договоров…телеграмму издательства:

«Просим ускорить подписание договора»… И я прошу направить гражданина Бродского на медицинское освидетельствование для заключения о состоянии здоровья и о том, препятствовало ли оно регулярной работе. Кроме того, прошу немедленно освободить моего подзащитного из-под стражи. Считаю, что он не совершил никакого преступления и что его содержание под стражей незаконно. Он имеет постоянное место жительства и в любое время может явиться по вызову суда.

СУДЬЯ. Посовещавшись на месте, суд постановил: направить гражданина Бродского на судебно-психиатрическую экспертизу, перед которой поставить вопрос: страдает ли Бродский каким-нибудь психическим заболеванием и препятствует ли это направлению Бродского в отдаленные места для принудительного труда. Второе: вернуть материал в милицию для дополнительной проверки его заработков. Учитывая, что из истории болезни видно, что Бродский уклонялся от госпитализации, обязать отделение милиции № 18 доставить его для прохождения судебно-психиатрической экспертизы… Есть у вас вопросы?

БРОДСКИЙ. У меня просьба: дать мне в камеру перо и бумагу.

СУДЬЯ. Это вы просите у начальника милиции.

БРОДСКИЙ. Я просил, он отказал.

СУДЬЯ. И это все, что вы просите?

БРОДСКИЙ. Да, все.

СУДЬЯ. Хорошо, я передам.

БРОДСКИЙ. Спасибо.

СУДЬЯ. Судебное заседание закрыто. О продолжении слушания дела будет объявлено особо.

ПРИСТАВ. Прошу встать!

СУДЬЯ и ЗАСЕДАТЕЛИ покидают сцену.

ПРИСТАВ. Перерыв, граждане! Перерыв! Просьба очистить помещение!

БРОДСКИЙ (один).

 
Джон Донн уснул, уснуло все вокруг.
Уснули стены, пол, постель, картины,
уснули стол, ковры, засовы, крюк,
весь гардероб, буфет, свеча, гардины.
Уснуло все. Бутыль, стакан, тазы,
хлеб, хлебный нож, фарфор, хрусталь, посуда,
ночник, белье, шкафы, стекло, часы,
ступеньки лестниц, двери. Ночь повсюду…
 
 
Повсюду ночь: в углах, в глазах, в белье,
среди бумаг, в столе, в готовой речи,
в ее словах, в дровах, в щипцах, в угле
остывшего камина, в каждой вещи.
В камзоле, в башмаках, в чулках, в тенях,
за зеркалом, в кровати, в спинке стула,
в метле у входа, в туфлях. Все уснуло…
 

(После паузы.)

 
Спят ангелы. Тревожный мир забыт
во сне святыми – к их стыду святому.
Геенна спит и Рай прекрасный спит.
Никто не выйдет в этот час из дому.
Господь уснул. Земля сейчас чужда.
Глаза не видят, слух не внемлет боле.
И дьявол спит. И вместе с ним вражда
заснула на снегу в английском поле.
Спят всадники. Архангел спит с трубой.
И кони спят, во сне качаясь плавно.
И херувимы все – одной толпой,
обнявшись, спят под сводом церкви Павла…
 

Заседание второе

13 марта 1964 года

Сцена заполняется участниками судебного заседания, «дружинники» вводят БРОДСКОГО. Появляются судья Савельева и народные заседатели.

СУДЬЯ. Продолжаем слушанье дела по обвинению гражданина Бродского в правонарушении, предусмотренном Указом о борьбе с тунеядством. (Бродскому.) У Вас есть ходатайства к суду?

БРОДСКИЙ. Только сегодня я получил возможность ознакомиться со своим делом. Стихи на страницах дела 141, 143, 155, 200, 234 и некоторых других мне не принадлежат. Кроме того, прошу не приобщать к делу дневник, который я вел в 1956 году, то есть когда мне было 16 лет.

АДВОКАТ. Я поддерживаю ходатайство Бродского.

СУДЬЯ. В части так называемых его стихов учтем, а в части его личной тетради изымать ее нет надобности. Гражданин Бродский, с 1956 года вы переменили 13 мест работы. Вы работали на заводе год, потом полгода не работали. Летом были в геологической партии, а потом четыре месяца не работали… Объясните суду, почему вы в перерывах не работали и вели паразитический образ жизни?

БРОДСКИЙ. Я в перерывах работал. Я занимался тем, чем занимаюсь и сейчас: я писал стихи.

СУДЬЯ. Значит, вы писали свои так называемые стихи? А что полезного в том, что вы часто меняли место работы?

БРОДСКИЙ. Я начал работать с пятнадцати лет. Мне все было интересно. Я менял работу потому, что хотел как можно больше знать о жизни и людях.

СУДЬЯ. А что вы сделали полезного для Родины?

БРОДСКИЙ. Я писал стихи. Это моя работа. Я убежден… я верю, что то, что я написал, сослужит людям службу, и не только сейчас, но и будущим поколениям.

СУДЬЯ. Значит, вы думаете, что ваши так называемые стихи приносят пользу людям?

БРОДСКИЙ. Почему вы говорите про стихи «так называемые»?

СУДЬЯ. Мы называем ваши стихи «так называемые», потому что иного понятия о них у нас нет. У обвинения есть вопросы?

ОБЩЕСТВЕННЫЙ ОБВИНИТЕЛЬ СОРОКИН. Есть. (Бродскому.) Вы говорите про будущие поколения. Вы что, считаете, что вас сейчас не понимают?

БРОДСКИЙ. Я этого не сказал. Просто мои стихи еще не опубликованы, и люди их не знают.

СОРОКИН. Вы считаете, что если бы их знали, то признали бы?

БРОДСКИЙ. Да.

СОРОКИН. Вы говорите, что у вас любознательность сильно развита. Почему же вы не захотели служить в армии?

БРОДСКИЙ. Я не буду отвечать на такие вопросы.

СУДЬЯ. Отвечайте.

БРОДСКИЙ. Я был освобожден от военной службы. Не «не захотел», а был освобожден. Это разные вещи. Меня освобождали дважды. В первый раз, потому что болел отец, второй раз из-за моей болезни.

СОРОКИН. Можно ли жить на те суммы, что вы зарабатывали?

БРОДСКИЙ. Можно. Находясь в тюрьме, я каждый вечер расписывался в том, что на меня израсходовали в день сорок копеек. А я зарабатывал больше, чем сорок копеек в день.

СОРОКИН. Но… надо же одеваться, обуваться!

БРОДСКИЙ. У меня есть один костюм – старый, но уж какой есть. И другого мне не надо.

СОРОКИН. Больше вопросов не имею.

СУДЬЯ. Защита, пожалуйста.

АДВОКАТ. Оценивали ли ваши стихи специалисты?

БРОДСКИЙ. Да. Чуковский и Маршак очень хорошо говорили о моих переводах. Лучше, чем я заслуживаю.

АДВОКАТ. Была ли у вас связь с секцией переводов Союза писателей?

БРОДСКИЙ. Да. Я выступал в альманахе, который называется «Впервые на русском языке», и читал переводы с польского.

СУДЬЯ. Вы должны спрашивать его о полезной работе, а вы спрашиваете о выступлениях.

АДВОКАТ. Его переводы и есть полезная работа.

СУДЬЯ. Лучше, Бродский, объясните суду, почему вы в перерывах между работами не трудились?

БРОДСКИЙ. Я работал. Я писал стихи.

СУДЬЯ. Но это же не мешало вам трудиться.

БРОДСКИЙ. Я и трудился. Я писал стихи.

СУДЬЯ. Но ведь есть люди, которые работают на заводе и пишут стихи. Что вам мешало так поступать?

БРОДСКИЙ. Но ведь люди не похожи друг на друга. Даже цветом кожи, выражением лица…

СУДЬЯ. Это не ваше открытие. Это всем известно. А лучше скажите, как расценить ваше участие в нашем великом поступательном движении к коммунизму?

БРОДСКИЙ. Строительство коммунизма – это же не только стояние у станка и пахота земли. Это и интеллектуальный труд, который…

СУДЬЯ. Оставьте высокие фразы! Лучше ответьте, как вы думаете строить свою трудовую деятельность на будущее.

БРОДСКИЙ. Я хотел писать стихи и переводить. Но если это противоречит каким-то общепринятым нормам, я поступлю на постоянную работу и все равно буду писать стихи.

ЗАСЕДАТЕЛЬ ТЯГЛЫЙ. У нас каждый человек трудится. Как же вы бездельничали столько времени?

БРОДСКИЙ. Вы не считаете трудом мой труд. Я писал стихи, я считаю это трудом.

СУДЬЯ. Вы сделали для себя выводы из выступления печати?

БРОДСКИЙ. Статья Лернера лживая. Вот единственный вывод, который я сделал.

СУДЬЯ. Значит, вы других выводов не сделали?

БРОДСКИЙ. Не сделал. Я не считаю себя человеком, ведущим паразитический образ жизни.

АДВОКАТ. Вы сказали, что статья «Окололитературный трутень», опубликованная в газете «Вечерний Ленинград», неверна. Чем?

БРОДСКИЙ. Там только имя и фамилия верны. Даже возраст неверен. Даже стихи не мои. Там моими друзьями названы люди, которых я едва знаю или не знаю совсем. Как же я могу считать эту статью верной и делать из нее выводы?

АДВОКАТ. Вы считаете свой труд полезным. Смогут ли это подтвердить вызванные мною свидетели?

СУДЬЯ. Вы только для этого свидетелей и вызвали?

СОРОКИН. У меня есть вопрос. (Бродскому.) Как вы могли самостоятельно, не используя чужой труд, сделать перевод с сербского?

БРОДСКИЙ. Вы задаете вопрос невежественно. Договор иногда предполагает подстрочник. Я знаю польский, сербский язык я знаю меньше, но это родственные языки, и с помощью подстрочника я смог сделать свой перевод.

СУДЬЯ. Свидетельница Грудинина.

ГРУДИНИНА. Я руковожу работой начинающих поэтов более одиннадцати лет. В течение семи лет я была членом комиссии по работе с молодыми авторами. Сейчас руковожу поэтами-старшеклассниками во Дворце пионеров и кружком молодых литераторов завода «Светлана». По просьбе издательства составляла и редактировала четыре коллективных сборника молодых поэтов, куда вошло более двухсот новых имен. Таким образом, практически я знаю работу почти всех молодых поэтов города. Работа Бродского, как начинающего поэта, мне известна по стихам 1959 и 1960 годов. Это были еще несовершенные стихи, но с яркими находками и образами. Я не включала их в сборники, однако считала автора способным. До осени 1963 года с Бродским я лично не встречалась. После опубликования статьи «Окололитературный трутень» в «Вечернем Ленинграде» я вызвала е себе Бродского для разговора, так как молодежь осаждала меня просьбами вмешаться в дело оклеветанного человека. Бродский на мой вопрос, чем он занимается, ответил, что он изучает языки и работает над художественными переводами около полутора лет. Я взяла у него рукописи переводов для ознакомления. Как профессиональный поэт и литературовед по образованию, я утверждаю, что переводы Бродского сделаны на высоком профессиональном уровне. Бродский обладает специфическим, не часто встречающимся талантом художественного перевода стихов. Он представил мне работу из 368 стихотворных строк. Кроме того, я прочла 120 строк его переводов стихов, напечатанных в московских изданиях. По личному опыту художественного перевода я знаю, что такой объем работы требует от автора не менее полугода уплотненного рабочего времени, не считая хлопот по изданию стихов и консультаций специалистов. Время, нужное для таких хлопот, учету, как известно, не поддается. Если расценивать даже по самым низким расценкам, то у Бродского уже наработано примерно 350 рублей новыми деньгами, и вопрос лишь в том, когда будет напечатано все сделанное. Кроме договоров на переводы, Бродский представил мне договоры с радио и телевидением, работа по которым уже выполнена, но тоже еще не полностью оплачена. Из разговора с Бродским и людьми, его знающими, мне известно, что живет Бродский очень скромно, отказывает себе в одежде и развлечениях, основную часть времени просиживает за письменным столом. Полученные за работу деньги он вносит в семью.

АДВОКАТ. Нужно ли для художественного перевода стихов знать творчество автора вообще?

ГРУДИНИНА. Да, для хороших переводов, подобных переводам Бродского, надо знать творчество поэта и вникнуть в его голос.

ЗАСЕДАТЕЛЬ ЛЕБЕДЕВА. Можно ли самоучкой выучить чужой язык?

ГРУДИНИНА. Я изучила самоучкой два языка в дополнение к тем, которые изучила в университете.

ЛЕБЕДЕВА. Я вот смотрю книжку… Тут же у Бродского всего два маленьких стишка.

ГРУДИНИНА. Я хотела бы дать некоторые разъяснения, касающиеся писательского труда…

СУДЬЯ. Нет, не надо. Так, значит, каково ваше мнение о стихах Бродского?

ГРУДИНИНА. Мое мнение, что как поэт он очень талантлив и на голову выше многих, кто считается профессиональным переводчиком.

СУДЬЯ. А почему же он работает в одиночку и не посещает никаких литературных объединений?

ГРУДИНИНА. В 1958 году он просил принять его в мое ли-тобъединение. Но я слышала о нем как об истеричном юноше и не приняла его, оттолкнула собственными руками. Это была моя ошибка, я о ней очень жалею. Сейчас я охотно возьму его в свое объединение и буду работать с ним, если он захочет.

ЗАСЕДАТЕЛЬ ТЯГЛЫЙ. Вы сами когда-нибудь лично видели, как он лично трудится над стихами, или он пользуется чужим трудом?

ГРУДИНИНА. Я не видела, как Бродский сидит и пишет. Но я не видела и как Шолохов сидит за письменным столом и пишет. Однако, это не значит, что…

СУДЬЯ. Неудобно сравнивать Шолохова и Бродского. Неужели вы не разъяснили молодежи, что государство требует, чтобы молодежь училась? Ведь у Бродского всего семь классов.

ГРУДИНИНА. Объем знаний у него очень большой. Я в этом убедилась, читая его переводы.

ОБВИНИТЕЛЬ СОРОКИН. Читали ли вы его нехорошие, порнографические стихи?

ГРУДИНИНА. Нет, никогда.

АДВОКАТ. Вот о чем я хочу спросить вас, свидетельница. Продукция Бродского за 1963-й, то есть за прошлый год такая: стихи в книге «Заря над Кубой», переводы стихов Галчинского, правда, еще не опубликованные, стихи в книге «Югославские поэты», песни гаучо и публикации в «Костре». Можно ли это считать серьезной работой?

ГРУДИНИНА. Да, несомненно. Это наполненный рабочий год. А деньги эта работа может принести не сегодня, а несколько лет спустя. Неправильно определять труд молодого поэта суммой гонорара, полученного в данный момент. Молодого автора может постичь неудача, может потребоваться новая дополнительная работа. Есть такая шутка: разница между тунеядцем и молодым поэтом в том, что тунеядец не работает и ест, а молодой поэт работает, но не всегда ест.

СУДЬЯ. Нам не понравилось это ваше заявление. В нашей стране каждый человек получает по своему труду, и потому не может быть, чтобы он работал много, а получал мало. В нашей стране, где такое большое участие уделяется молодым поэтам, вы говорите, что они голодают. Почему вы сказали, что молодые поэты не едят?

ГРУДИНИНА. Я так не сказала. Я предупредила, что это шутка, в которой есть доля правды. У молодых поэтов очень неравномерный заработок.

СУДЬЯ. Ну, это уж от них зависит. Ладно, вы разъяснили, что ваши слова шутка. Примем это объяснение. Кто у нас следующий свидетель?

АДВОКАТ. Ефим Григорьевич Эткинд.

СУДЬЯ. Эткинд?.. Дайте-ка мне ваш паспорт, поскольку фамилия как-то неясно произносится… (Берет у свидетеля паспорт.) Так… Эткинд… Ефим Гершевич. Так, мы слушаем вас, Ефим Гершевич.

ЭТКИНД. По роду моей общественно-литературной работы, связанной с воспитанием начинающих переводчиков, мне часто приходится читать и слушать переводы молодых литераторов. Около года назад мне довелось познакомить с переводами Бродского. Это были переводы замечательного польского поэта Галчинского, стихи которого у нас еще мало известны и почти не переводились. На меня произвели сильное впечатление ясность поэтических образов, музыкальность, страстность и энергия стиха. Поразило меня и то, что Бродский самостоятельно, без всякой посторонней помощи изучил польский язык. Стихи Галчинского он прочел по-польски с таким же увлечением, с каким читал собственные переводы. Я понял, что имею дело с человеком редкой одаренности и – что не менее важно – трудоспособности и усидчивости. Переводы, которые я имел случай читать позднее, укрепили меня в этом мнении. Это, например, переводы из кубинского поэта Фернандеса, опубликованные в книге «Заря над Кубой», и из современных югославских поэтов, печатаемые в сборнике Гослитиздата. Я много беседовал с Бродским и удивлялся его познаниям в области американской, английской и польской литературы. Перевод стихов – труднейшая работа, требующая усердия, знаний, таланта. На этом пути литератора могут ожидать бесчисленные неудачи, а материальный доход – дело далекого будущего… Все, что я знаю о работе Бродского, убеждает меня, что перед ним как перед поэтом-переводчиком большое будущее. Это не только мое мнение. Бюро секции переводчиков, узнав о том, что издательство расторгло заключенные с Бродским договоры после появления статьи в газете «Вечерний Ленинград», приняло единодушное решение ходатайствовать перед директором издательства о привлечении Бродского к работе, о восстановлении с ним договорных отношений. Мне доподлинно известно, что такого же мнения придерживаются крупнейшие авторитеты в области поэтического перевода Маршак и Чуковский, которые…

СУДЬЯ. Говорите только о себе!

ЭТКИНД. Бродскому нужно предоставить возможность работать как поэту-переводчику. Вдали от большого города, где нет ни нужных книг, ни литературной среды, это очень трудно, почти невозможно. Повторяю, на этом пути, по моему глубокому убеждению, его ждет большое будущее. Должен сказать, что я очень удивился, увидев объявление: «Суд над тунеядцем Бродским».

СУДЬЯ. Вы же знали это сочетание.

ЭТКИНД. Знал. Но никогда не думал, что такое сочетание будет принято судом…

СУДЬЯ. Были ли у вас недоразумения в работе, в вашей личной жизни?

ЭТКИНД (с недоумением). Нет. Впрочем, я уже два дня не был в институте. Может быть, там что-то и произошло.

СУДЬЯ. Садитесь, свидетель. Вызывается свидетель Смирнов, начальник Ленинградского Дома обороны.

СМИРНОВ. Я лично с Бродским не знаком, но хочу сказать, что если бы все граждане относились к накоплению материальных ценностей, как Бродский, нам бы коммунизма долго не построить! Разум – оружие опасное для его владельца. Все говорили, что он умный и чуть ли не гениальный. Но никто не сказал, какой он человек. Выросши в интеллигентной семье, он имеет только семилетнее образование. Вот пусть тут присутствующие скажут, хотели ли они сына, который имеет только семилетку? В армию он не пошел потому, что был единственным кормильцем семьи. А какой он кормилец? Тут говорят – талантливый переводчик, а почему никто не говорит, что у него много путаницы в голове? И антисоветские строчки.

БРОДСКИЙ. Это неправда.

СМИРНОВ. Ему надо изменить многие свои мысли. Я подвергаю сомнению справку, которую дали Бродскому в нервном диспансере насчет нервной болезни. Это сиятельные друзья стали звонить во все колокола и требовать – ах, спасите молодого человека! А его надо лечить принудительным трудом, и никто ему не поможет, никакие сиятельные друзья. Я лично его не знаю. Знаю про него из печати. И со справками знаком. Я медицинскую справку, которая освободила его от службы, подвергаю сомнению. Я не медицина, но подвергаю сомнению!

БРОДСКИЙ. Когда меня освобождали как единственного кормильца, отец болел, он лежал после инфаркта, а я работал и зарабатывал. А потом болел я. Откуда вы меня знаете, чтобы так говорить?

СМИРНОВ. Я познакомился с вашим личным дневником.

БРОДСКИЙ. На каком основании?

СУДЬЯ. Я снимаю этот вопрос.

СМИРНОВ. Я читал его стихи.

АДВОКАТ. Вот в деле оказались стихи, не принадлежащие Бродскому. Откуда вы знаете, что стихи, прочитанные вами, действительно его стихи? Ведь вы говорите о стихах неопубликованных.

СМИРНОВ. Знаю, и все!

СУДЬЯ. Приглашается свидетель Логунов. Кем вы работаете?

ЛОГУНОВ. Заместителем директора Эрмитажа.

АДВОКАТ. Назовите, пожалуйста, свою должность полностью.

ЛОГУНОВ. Заместитель директор Эрмитажа по хозяйственной части.

АДВОКАТ. Спасибо.

ЛОГУНОВ. С Бродским я лично не знаком. Впервые встретил его здесь, в суде. Так жить, как живет Бродский, больше нельзя! Я не позавидовал бы родителям, у которых такой сын. Я работал с писателями, я среди них вращался. Я сравниваю Бродского с Олегом Шестинским. Олег ездил с агитбригадой, он окончил Ленинградский университет и университет в Софии. И еще Олег работал в шахте. Я хотел выступить в том плане, что надо трудиться, отдавать все культурные навыки. И стихи, которые составляет Бродский, были бы тогда настоящими стихами. Бродский должен начать жизнь по-новому!

АДВОКАТ. Но… Надо же все-таки, чтобы свидетели говорили о фактах. А они…

СУДЬЯ. Вы потом сможете дать оценку свидетельским показаниям. Свидетель Денисов.

ДЕНИСОВ. Я работаю трубоукладчиком в УНР-20. Я Бродского лично не знаю. Я знаком с ним по выступлениям нашей печати. Я выступаю как гражданин и представитель общественности. Я после выступления газеты возмущен работой Бродского. Я захотел познакомиться с его книгами. Пошел в библиотеку – нет его книг. Спрашивал знакомых, знают ли они такого. Нет, не знают. Я рабочий. Я сменил за свою жизнь только две работы. А Бродский? Меня не удовлетворяют показания Бродского, что он знал много специальностей. Ни одну специальность за такой короткий срок не изучить. Говорят, что Бродский что-то представляет собой как поэт. Почему же он не был членом ни одного объединения? Он не согласен с диалектическим материализмом? Ведь Энгельс считал, что труд создал человека. А Бродского эта формулировка не удовлетворяет. Он считает иначе. Может, он талантливый, но почему он не находит дороги в нашей литературе? Почему он не работает? Я хочу подсказать мнение, что меня его трудовая деятельность как рабочего не удовлетворяет!

СУДЬЯ. Свидетель Николаев, пенсионер.

НИКОЛАЕВ. Я лично с Бродским не знаком. Я хочу сказать, что знаю о нем три года по тому тлетворному влиянию, которое он оказывает на своих сверстников. Я отец. Я на своем примере убедился, как тяжело иметь такого сына, который не работает. Я у моего сына не однажды видел стихи Бродского. Поэму в 42-х главах и разрозненные стихи. Я знаю Бродского по делу Уманского. Есть пословица: скажи, кто твои друзья. Я Уманского знал лично. Он отъявленный антисоветчик. Он, как и Бродский, не хочет работать. Люди, подобные Бродскому и Уманскому, оказывают тлетворное влияние на своих сверстников. Я удивляюсь родителям Бродского. Они, видно, подпевали ему. Они пели ему в унисон. По форме стиха видно, что Бродский может сочинять стихи. Но, кроме вреда, эти стихи ничего не приносили. Бродский не просто тунеядец. Он воинственный тунеядец. С людьми, подобными Бродскому, надо действовать без пощады!

ЗАСЕДАТЕЛЬ ТЯГЛЫЙ. Вы считаете, что на вашего сына повлияли стихи Бродского?

НИКОЛАЕВ. Да.

СУДЬЯ. Отрицательно повлияли?

НИКОЛАЕВ. Да.

АДВОКАТ. Откуда вы знаете, что это стихи Бродского?

НИКОЛАЕВ. Там была папка, а на папке написано: Иосиф Бродский.

АДВОКАТ. Ваш сын был знаком с Уманским?

НИКОЛАЕВ. Да.

АДВОКАТ. Почему же вы думаете, что это Бродский, а не Уманский, тлетворно повлиял на вашего сына?

НИКОЛАЕВ. Я считаю: Бродский и иже с ним. У Бродского стихи позорные и антисоветские!

БРОДСКИЙ. Назовите мои антисоветские стихи. Скажите хоть строчку из них.

СУДЬЯ. Цитировать не позволю!

БРОДСКИЙ. Но я же должен знать, о каких стихах идет речь! Может, они не мои.

НИКОЛАЕВ. Если бы я знал, что буду выступать в суде, я бы сфотографировал и принес.

СУДЬЯ. Спасибо. Свидетельница Ромашова.

РОМАШОВА. Чтобы избежать лишних вопросов, сразу скажу, что я заведую кафедрой марксизма-ленинизма в училище имени Мухиной. Так вот. Я лично Бродского не знаю. Но его так называемая деятельность мне известна. Пушкин говорит, что талант – это прежде всего труд. А Бродский? Разве он трудится? Разве он работает над тем, чтобы сделать свои стихи понятными народу? Меня удивляет, что мои коллеги создают такой ореол вокруг него. Ведь это только в Советской стране может быть, чтобы суд так доброжелательно говорил с поэтом, так по-товарищески советовал ему учиться! Я, как секретарь партийной организации училища имени Мухиной, могу сказать, что он плохо влияет на молодежь.

АДВОКАТ. Вы когда-нибудь видели Бродского?

РОМАШОВА. Никогда. Но так называемая деятельность Бродского позволяет мне судить о нем…

СУДЬЯ. Свидетель Ад-мо-ни… Владимир Григорьевич… Если можно, ваш паспорт, поскольку фамилия необычная… (Берет паспорт.) Адмони… Владимир… Григорьевич, в самом деле. Ваша профессия, место работы?

АДМОНИ. Лингвист, переводчик, профессор института имени Герцена. Член Союза писателей.

СУДЬЯ. Что вы можете сообщить суду?

АДМОНИ. Когда я узнал, что Иосифа Бродского привлекают к суду по обвинению в тунеядстве, я счел своим долгом высказать перед судом мое мнение. Я считаю себя вправе сделать это в силу того, что 30 лет работаю с молодежью как преподаватель вузов, в силу того, что давно занимаюсь переводами. С Иосифом Бродским я почти не знаком. Мы здороваемся, но, кажется, не обменялись даже двумя фразами. Однако примерно в течение последнего года или даже несколько больше я пристально слежу за его переводческими работами – по его выступлениям на переводческих вечерах, по публикациям. Потому что это переводы талантливые, яркие. И на основании этих переводов из Галчинского, Фернандеса и других я могу со всей ответственность сказать, что они требовали чрезвычайно большой работы от их автора. Они свидетельствуют о большом мастерстве и культуре переводчика. А чудес не бывает. Сами собой ни мастерство, ни культура не приходит… А когда я сегодня – только сегодня – узнал, что он вообще окончил только семь классов, то для меня стало ясно, что он должен был вести поистине гигантскую работу, чтобы приобрести такое мастерство и такую культуру, которыми он обладает… Тот Указ, по которому привлечен к ответственности Бродский, направлен против тех, кто мало работает, а не против тех, кто мало зарабатывает. Тунеядцы – это те, кто мало работает. Поэтому обвинение Бродского в тунеядстве является нелепостью. Нельзя обвинять в тунеядстве человека, который работает так, как Иосиф Бродский, – работает упорно, много, не думая о больших заработках, готовый ограничить себя самым необходимым, чтобы только совершенствоваться в своем искусстве и создавать полноценные художественные произведения.

СУДЬЯ. Что это вы говорили о том, что не надо судить тех, кто мало зарабатывает? А вы читали Указ от 4 мая? Коммунизм создается только трудом миллионов!

АДМОНИ. Я говорил, что суть Указа в том, чтобы судить тех, кто мало работает, а не тех, кто мало зарабатывает.

ЗАСЕДАТЕЛЬ ТЯГЛЫЙ. Где Бродский читал свои переводы и на каких иностранных языках он читал?

АДМОНИ. Он читал по-русски. Он переводит с иностранных языков на русский.

СУДЬЯ. Если вас спрашивает простой человек, вы должны ему объяснить, а не улыбаться.

АДМОНИ. Я и объясняю, что он переводит с польского и сербского на русский.

СУДЬЯ. Можете сесть. Свидетель Воеводин. Где вы работаете?

ВОЕВОДИН. В аппарате Ленинградского отделения Союза писателей.

СУДЬЯ. Вы лично знаете Бродского?

ВОЕВОДИН. Нет. Я только полгода работаю в Союзе писателей. Я лично с ним знаком не был. Он мало бывает в союзе, только на переводческих вечерах. Он, видимо, понимал, как встретят его стихи, и потому не ходил на другие объединения. Я читал его эпиграммы. Вы покраснели бы, товарищи судьи, если бы их прочитали. Здесь говорили о таланте Бродского. Талант измеряется только народным признанием. А этого признания нет и быть не может! В Союз писателей была передана папка стихов Бродского. В них три темы: первая тема – отрешенности от мира, вторая – порнографическая, третья – тема нелюбви к родине, к народу, где Бродский говорит о родине чужой. Погодите, сейчас припомню: «однообразная русская толпа»…

СУДЬЯ. Достаточно.

ВОЕВОДИН. Пусть эти безобразные строки останутся на его совести. Поэта Бродского не существует. Переводчик, может, и есть, а поэта не существует. Я абсолютно поддерживаю мнение товарища, который говорил о своем сыне, на которого Бродский влиял тлетворно. Бродский отрывает молодежь от труда, от мира и жизни. В этом большая антиобщественная роль Бродского.

СУДЬЯ. Обсуждали вы на комиссии Бродского?

ВОЕВОДИН. Было одно короткое собрание, на котором речь шла о Бродском. Но обсуждение не вылилось в широкую дискуссию. Повторяю, Бродский ограничивался полупохабными эпиграммами, а в союз ходил редко. Мой друг поэт Куклин однажды громогласно с эстрады заявил о своем возмущении стихами Бродского.

АДВОКАТ. Справку, которые вы написали, разделяет вся комиссия?

ВОЕВОДИН. С Эткиндом, который придерживается другого мнения, мы справку не согласовывали.

АДВОКАТ. А остальным членам комиссии содержание вашей справки известно?

ВОЕВОДИН. Нет, она известна не всем членам комиссии.