Текст книги "Очень личное. 20 лучших интервью на Общественном телевидении России"

Андрей Молчанов:
«Предпринимателем нужно родиться – как художником…»

Справка:

Андрей Юрьевич Молчанов (1971 г.р.) – основатель и основной владелец ПАО «Группа ЛСР». Доктор экономических наук, почетный строитель России. С 2008 г. по 2013 г. – член Совета Федерации, руководитель экономического комитета. Женат. Шестеро детей.

Виктор Лошак: Андрей Юрьевич, вы долго живете в Москве, но ваша родинаа – Питер. Из Москвы он смотрится иначе?

Андрей Молчанов: Вы знаете, на самом деле иначе. Вообще, понимаешь красоту Санкт-Петербурга, именно когда из него уезжаешь. Потому что, когда в нем живешь, учишься в школе, уходишь, особенно зимой, – темно, приходишь – темно. Не успеваешь даже насладиться той красотой, которую действительно город из себя представляет. И вот, уехав в Москву, когда я бываю в Петербурге (я все равно в него езжу, потому что центральный офис у нас находится в Санкт-Петербурге, и мне приходится по работе бывать в нем несколько раз в месяц по нескольку дней), обязательно нахожу время посещать музеи, театры. И, конечно, по-настоящему осознание красоты архитектуры пришло ко мне только сейчас, когда я уехал из Петербурга.

В. Л.: Вы в 21 год рискнули заняться бизнесом. Причем годы были такие тяжелые, рисковые – начало 1990-х. Как вы решились?

А. М.: Слово «риск» здесь не подходит, потому что это было как данность. 1988 год; я поступил в университет на экономический факультет. Это был последний год, когда еще требовалась для поступления характеристика от райкома комсомола. Сейчас наша кафедра называется кафедрой экономической теории, а тогда – политэкономии. В стране столько всего происходило, что для меня это было естественно – мы все понимали: надо заниматься бизнесом.

И здесь не было понятия «риск». Это просто было естественное направление жизни, как она виделась в тот момент. Студенты-экономисты, когда у нас был опрос «кем вы хотите стать?», 98 % говорили: предпринимателями. Это был новый тренд, новая возможность. Поэтому как-то естественно все получалось.

В. Л.: А кто вас учил бизнесу? Вот я посмотрел ваше интервью, где вы категорически отрицаете слух, что ваш отчим, работавший вице-губернатором Санкт-Петербурга, был вашим патроном. Но кто-то же вас должен был учить в 21 год заниматься бизнесом, причем таким серьезным?

А. М.: Учить? Нет, никто не мог учить в то время. Все мы сами учились, и в этом прелесть, наверное, того периода. Но я до сих пор помню, в альма-матер, в университете, если говорить про бизнес, которым я занимаюсь, был предмет истории экономических учений. Профессор Шишкин, когда мы сидели на лекции, сказал: «Подъем любой экономики начинается со строительства». И у меня что-то щелкнуло в голове. Я даже не понимал тогда, что есть еще строительство дорог, мостов. У меня это почему-то ассоциировалось с жильем. У всех же тогда была проблема: где жить.

В. Л.: Это просто была основная проблема советского человека.

А. М.: Да вообще в мире. Для человека жилье свое собственное – это мечта. Есть, одеваться и жить в своем доме. Если он живет в собственном жилье, он счастлив. Если он здоровый, и еще ко всему прочему имеет работу. Много составляющих, но жилье – это базовая ценность, безусловно. И вот ко мне пришло понимание, что надо заниматься строительством жилья. Это был 1991 год; как раз тогда всё это происходило… Плюс все занимались предпринимательством: у меня был круг знакомых, кто торговал джинсами. Мы и сами джинсами торговали. Сами джинсы там кроили, какие-то кнопки делали, какие-то пахучки для автомобилей мастерили. Чем только мы, студенты, не занимались…

В. Л.: Давайте перейдем к строительству. К окончанию периода советской власти выяснилось, что в московских новостройках в основном планируются двушки – двухкомнатные квартиры. Вы построили несколько больших жилых массивов и продолжаете строить. На что вы ориентируетесь, когда планируете, сколько и каких квартир лучше строить? Есть какие-то демографические, социальные выкладки, которые для вас являются важными?

А. М.: Рынок диктует, что необходимо; рыночная ситуация. Спрос, что люди покупают. И ситуация меняется. Если вы посмотрите, за последние 20 лет средний размер квартиры сильно уменьшился. Если в нулевые годы все строители-застройщики (мы тогда тоже работали на этом рынке) старались вводить большие квартиры, потому что люди хотели покупать именно большие квартиры, то сегодня люди уже по-другому к этому относятся и чаще стараются покупать меньшего размера, более компактные. Потому что начинают считать расходы на будущее и понимают, что есть деньги, которые надо истратить на мебель, на какие-то еще дополнительные покупки, на дачу, например. Пандемия подсказала, лучше еще дачу построить; а квартиру можно иметь не 150 м², а 70. Тогда часть денег можно истратить на что-то другое. Спрос двигается в этом направлении. А вот двухкомнатная, однокомнатная? Сегодня самый большой хит сезона вообще – это студии, маленькие квартиры. Хотя я сам лично их противник.

В. Л.: Это не только в Москве?

А. М.: В принципе. Чтобы было понимание, жилищное строительство в Российской Федерации очень активное, в городах-миллионниках – в первую очередь. Шестнадцать городов таких у нас, и там действительно много строится.

И строится качественное жилье; и запросы основные идут оттуда, потому что в малых городах строительства мало, покупательная способность невелика. И в принципе есть миграционные движения людей из малых городов в большие – такова мировая тенденция.

Так вот, эти маленькие квартиры-студии люди покупают не потому, что они хотят жить в маленькой квартире, а потому, что чек меньше получается, можно меньше истратить. И это очень опасная тенденция, потому что в итоге мы можем получить большие комплексы с огромным количеством маленьких квартир, которые в будущем превратятся бог знает во что…

В. Л.: В муравейник.

А. М.: В муравейник. Небезопасно. Тяжело жить. Безусловно, некомфортно. Пятиэтажки можно как угодно ругать, «хрущевки» эти, но это дом в пять этажей, в нем 200 квартир; все соседи друг друга знают. Во дворе у них деревья выше дома. Они сидят на скамеечках и получают удовольствие. Сегодняшние высокие дома многим пришлись по вкусу, а мне лично нет. Жить там на уровне 150 метров… Ну, молодому поколению нравится, люди такое жилье покупают.

В. Л.: Кроме того, что вы констатируете это, вы как-то с этой тенденцией в состоянии бороться?

А. М.: Я об этом говорил и когда возглавлял Национальное объединение строителей. Я бы это со стороны государства регламентировал, запретил бы строить такие квартиры. И таким образом мы повлияли бы и на стоимость метра. Потому что если у человека есть определенная сумма денег, предположим, один миллион рублей, он все равно не истратит больше. И застройщики будут вынуждены снижать цены на однокомнатные квартиры. Я бы установил минимальный размер квартир. Причем мы здесь не ноу-хау создаем, во многих странах такой регламент есть.

В. Л.: Вы строите не только в Москве и Петербурге?

А. М.: В Екатеринбурге еще.

В. Л.: Чем отличается столичный рынок жилья?

А. М.: В Москве более высокая покупательная способность. Соответственно, можно создавать за счет этого и более качественные продукты, более качественную среду. В Петербурге тоже. В Екатеринбурге уже тяжелее, потому что цена метра, которую люди могут себе позволить, гораздо ниже. То есть там уже нет возможностей на более качественное благоустройство.

В. Л.: На социальное обустройство района?

А. М.: На дополнительные вещи какие-то: спортивные площадки, велопарковки, еще что-то. Невозможно представить для нас в рамках проекта строительство музея, например. Даже в Петербурге. Экономика не позволяет.

В. Л.: Из разных медийных щелей доносятся стоны застройщиков о том, что не хватает рабочих рук, меньше едут мигранты. Вас эта проблема тоже касается?

А. М.: Она всех касается.

В. Л.: В чем вы видите ее корни? Только что их было вроде бы достаточно и вдруг стало резко не хватать.

А. М.: Пандемия в том числе. Пандемия повлияла очень сильно. Часть людей уехала, потом не вернулась обратно. Не хватает сегодня действительно рабочих рук. Да и в принципе в строительном комплексе не так уж очень все прекрасно. Если посмотреть, по сути разрушена система подготовки рабочих специальностей…

В. Л.: Эта система разрушена не только в подготовке строителей.

А. М.: Я сам, когда в школе учился, ходил в ПТУ, я, например, там получил профессию маляра второго класса. Ходили мы, ученики средней школы, на практику туда. Но и в принципе люди имели возможность получить профессиональную специальность. Сегодня рабочие получают достаточно приличные деньги. Вот я разговаривал буквально недавно со своими. У нас работники получают и по 100 тыс. руб., и по 120, от выработки зависит. Можно заработать. Более тяжелые, фасадные работы, как правило, берут на себя мигранты. Если посмотреть по статистике, где-то еще лет пять назад в строительной отрасли было пять миллионов плюс-минус шестьсот тысяч человек, сейчас на два миллиона меньше, т. е. эти люди перешли в другие какие-то специальности. Они ищут другую работу. Ушли в курьеры многие, потому что курьеры больше зарабатывают, плюс чаевые какие-то получают. Вот такой тренд. Потом – они мигрируют по стране. В принципе, я думаю, все сбалансируется. Но мы не обойдемся без рабочих рук из сопредельных государств. Такое было и в советское время.

В. Л.: Метро, например, строили, конечно, приглашенные люди в Москве.

А. М.: Да. Отделочников, например, не было, которые жили бы на территории Центрального федерального округа. Всю жизнь их приглашали из Украины, из Белоруссии, из Молдавии…

В. Л.: Когда я посмотрел материалы, связанные с вашей компанией, я вспомнил историю одного своего приятеля, который купил масложирзавод, и потом каждый год из-за необязательности партнеров вынужден был приобретать следующие звенья в производственной цепочке: сначала он купил транспорт, потом элеваторы, потом землю, где выращивали подсолнечник. Вот вы владеете всей цепочкой: песчаные карьеры, кирпичные заводы, стройка, не потому же?

А. М.: Не поэтому. Потому что у нас внутреннее потребление собственной продукции на уровне 8 %. Так исторически сложилось. Во-первых, производство строительных материалов – это одно из направлений бизнеса. И это очень интересно. Мы построили новые заводы, красивое современное оборудование. Это востребовано рынком. И мне нравится направление этого бизнеса. Но в том числе и то, что вы сказали. Такая проблема тоже существует, мир с ней столкнулся. В мире сегодня проблемы с Китаем начались.

Сегодня в крупных мировых компаниях (как сказал мой коллега: «мир очень хрустальный стал») какой-то поставщик из-за каких-то политических событий что-то не поставил вовремя, и тогда рушится вся цепочка. Люди сейчас начинают выстраивать такие вертикальные связи: склады, которых раньше никогда не было… Ну зачем крупной компании склады, когда все вовремя привозят, все работает как часы? А сейчас – раз, сбой произошел, и все рушится автоматически. В ответ начинают делать запасы. Мир в принципе меняется. Это естественный процесс. Ничего страшного в этом нет.

В. Л.: Вы были руководителем экономического комитета Совета Федерации. Вы работали какой-то кусочек времени в Минсоцразвитии. Потом вы от этого всего отошли. Вы что, зареклись заниматься политикой?

А. М.: Если говорить про политику, я на самом деле в первый раз столкнулся с ней в 1994 году, когда решил стать депутатом Законодательного собрания Санкт-Петербурга и даже победил в первом туре. Во втором проиграл, слава богу. Я считаю, Всевышний меня отвел от этой стези в то время. Но, видимо, в крови это у меня: мне нравится политика. Когда «Демократический выбор России» создавался, я встречался с Гайдаром. В Санкт-Петербурге все кипело. Такой Григорий Томчин у нас там лидером был. Я был невероятно активным. Мне очень нравилась вся эта история политическая. Но вот тогда на выборах я проиграл. И до сих пор помню. Знаете, есть такая фраза: проснуться в холодном поту. Это испытал на себе, когда проснулся утром и узнал: мы проиграли во втором туре. Хотя должны были выиграть, и сейчас я понимаю, что нас, конечно, подставили. Неважно, как ты голосуешь. Важно, кто считает. Эта схема всегда работает. Но, слава богу, что это случилось со мной, потому что не понятно, как бы сложилась тогда моя судьба. А так я опять сконцентрировался только на бизнесе.

В. Л.: Если не ошибаюсь, вы вышли из Совета Федерации, когда появился закон о том, что парламентариям нельзя иметь зарубежную собственность, счета. Надо ли это понимать так, что вы для себя решили, что свобода важнее?

А. М.: Есть закон. Значит, нужно принимать решение.

В. Л.: Но когда вы принимали это решение?

А. М.: Я принял решение, что бизнес для меня важнее и интересней. Я мог бы и совмещать. Я с Валентиной Ивановной Матвиенко тогда разговаривал. Она говорит: «Ну, куда ж ты уходишь?» Я говорю: «Валентина Ивановна, тогда у меня один путь – надо будет хотя бы развестись с женой, чтобы на нее все оформлять. Но я скажу своим детям, что из-за вас развелся». А какие варианты? Она говорит: «Ну, тогда уходи».

В. Л.: Многие нашли какие-то иные пути.

А. М.: Можно, а зачем? Всю жизнь можно что-то искать. А смысл? Я просто смысла в этом не вижу. Слушайте, есть закон, он правильный. Опять же это, может быть, по отношению ко мне – я могу внутренне считать, что это неправильно. Потому что я живу в соответствии со своими принципами, и моя политическая работа, а я действительно отдавался ей, не влияет на бизнес-работу. Более того, государственная работа была бы убыточна для моего бизнеса, потому что я бы не уделял ему достаточно внимания. Все правильно, и я подчиняюсь, как меньшинство. Есть закон, его приняли; надо соблюдать.

В. Л.: В какой-то момент вы были одним из трех кандидатов на пост губернатора Ленобласти. Если отвлечься от конкретной области, какой был бы первый шаг, если б вы вдруг стали губернатором?

А. М.: Сейчас так не сказать. Время меняется. В тот момент один шаг, сегодня другой. Если говорить про Ленинградскую область, то ей повезло с сегодняшним губернатором. Это потрясающий человек, который живет работой. Мне его по-хорошему жалко, по-человечески, он не видит жизни; даже жена недовольна. Тут очень конкретный случай.

В. Л.: Давайте о вашем, наверно, самом выставочном и любимом объекте – о стройке на месте ЗИЛа. Вы потратили колоссальную сумму на покупку этой территории – 28 млрд. руб. Я один из людей, которые разделяют идею этого большого проекта, потому что мое первое жилье в Москве было на Автозаводской улице. Я очень люблю этот район. А что было самым сложным в освоении этой очень важной для Москвы площадки?

А. М.: Преодолеть, наверное, общественное сознание. Мне никто не верил, что это возможно.

В. Л.: Что можно построить именно на этом месте?

А. М.: Можно такое сделать… Это надо понимать: там 65 гектаров – огромная промышленная территория. Мы там вывезли только 700 тысяч кубометров железобетона, разрушили старые здания, там 20 метров грунта снимали и вывозили. Очень много таких работ было подготовительных. И у всех… Даже с точки зрения ментальной, когда человек мне говорит, что невозможно жить на территории бывшего завода, там все загрязнено. Почему там все загрязнено? С какой стати? Ну, производство и производство. Сегодня мы там парк сделали потрясающий; наняли американцев – ведущего ландшафтного архитектора Джерри Ван Эйка, который оформлял все в Лос-Анджелесе, в Лондоне, в Мадриде и в Москве. Он идею завода сохранил в виде такой перголы, если вы видели: сделана лента конвейерная, как змея большая, а под ней территория в десять гектаров. Это потрясающая вещь. То есть он идею такую придумал. Приехал, посмотрел. Я говорю: «Сделай, как ты видишь». Он сделал. И мы совместно с Москвой этот проект реализовали. У нас была договоренность при покупке этого участка, что парк мы финансируем 50/50. Мы создали этот парк. Но самое сложное – это преодолеть неверие людей, что это возможно. Все смотрели и говорили: «Ну, он сумасшедший». Сейчас уже понимают, что такие территории можно осваивать. Это в принципе одна из крупнейших площадок редевелопмента в Европе, а не только в Москве или в России.

В. Л.: Вы для себя это расцениваете, как профессиональный вызов?

А. М.: Ну, это было очень интересно. Вот у нас сейчас такой проект в Петербурге будет, похожий. Я хочу сделать. Там большая намывная территория, и мы будем строить там больше, чем миллион метров жилья. Я хочу все сделать из клинкерного кирпича. Я сказал архитекторам, чтобы сделать такой кусок Голландии в Петербурге. Петр I любил Голландию, вот мы и сделаем эту Голландию в едином стиле. То есть ты попадаешь, как сегодня в ЗИЛ-арт, в кусочек Европы; для кого-то Нью-Йорк – высотные здания, для кого-то Европа какая-то. Для нас – это наша Москва. Так вот в Петербурге мы сделаем чуть-чуть такой Голландии.

В. Л.: А в Москве филиал Эрмитажа в ЗИЛ-арте будет?

А. М.: Музей будет. Да, Эрмитаж. В 2023 году мы построим его. У нас договоренность – это частный музей, и мы подписываем договор с Эрмитажем, что он будет им управлять при нашем финансировании в течение пяти лет: выставки и все остальное.

В. Л.: А вы смирились с несправедливостью, о которой когда-то говорили: «Я строил, финансировал, брал кредиты, рисковал, а помнить потом потомки будут не меня, а архитектора»?

А. М.: С этим невозможно смириться. Так оно и будет. Ну, это больше в шутку сказано. Но на самом деле так и есть. Поэтому у нас имена архитекторов сегодня – наши улицы. Я сам, кстати, к ним с пиететом отношусь, к архитекторам, к художникам.

В. Л.: Рискованно быть сегодня в сегодняшней России крупным предпринимателем, богатым человеком?

А. М.: Да не более рискованно, чем где бы то ни было еще. Вообще рискованно жить. Вот так, если рассуждать… В каждой специальности есть свои риски, есть свои плюсы, есть минусы. Предпринимательство – это определенный стиль жизни, определенная ментальность. Нельзя выучиться на предпринимателя. Можно стать суперменеджером. Предпринимателем нужно родиться, как художником человек рождается.

В. Л.: Ну, я уточню вопрос: вы упомянули слово «ментальность». Но ментальность в стране такая, что предпринимателей не принимают. Даже люди власти говорят: «Ну, они же жулики…»

А. М.: Чиновников тоже у нас не любят. Мне их тоже жалко. Но у нас, еще раз, ментальность такая. Мы еще молодые, понимаете? Страна молодая – 30 лет. Мы не подросли еще. Нам надо чуть-чуть пережить. Нам нужно время, время. И сейчас, я считаю, очень хорошо все постепенно развивается; в стране-то все улучшается. И ментальность поменяется.

В. Л.: Вы очень оптимистичный человек. Я даже записал себе, как вы говорите о будущем: «границы не закроют, санкции снимут». Вы и сейчас так считаете?

А. М.: Абсолютно. Это вопрос времени. Слушайте, ну, не снимут санкции, но, опять же, знаете, мне нравится такая мудрость: мы должны быть благодарны нашим врагам за то, что они толкают нас к светлому будущему, сами того не осознавая.

Ну, санкции. Они нам много что дали: мы сельское хозяйство подняли, научились самостоятельно жить. Мы – счастливые люди, успели и там пожить – в стране, которой больше нет, – Советском Союзе, а сейчас живем в новой стране.

В. Л.: Это моя теория тоже.

А. М.: Абсолютно. Абсолютно. Да вообще любой человек, пока он жив – он счастлив, пока он здоров. Это моя теория, к которой я когда-то пришел, когда прочитал книжку Евгении Гинзбург «Крутой маршрут». Там есть глава, в которой в вагоне № 7 она едет после двух лет в тюрьме уже на зону и сидит там голодная на пересылке, смотрит в щель и видит нищенку, которая торгует двумя свеколками. Смотрит и думает про себя: «Я бы все отдала, чтобы оказаться на месте этой нищенки». То есть пока человек здоров, он счастлив. Все остальное в голове.

В. Л.: На что лучше всего тратить деньги? На ваш взгляд.

А. М.: Я люблю тратить деньги на искусство. Мы с супругой – коллекционеры. Поэтому для нас это приоритет. Но если смотреть здраво, самое главное – тратить деньги на образование, если говорить про детей. Надо вкладывать в них. Потому что единственное, что человек не может потерять, – это голову. Можно все потерять, но не знания. Деньги вкладывать в детей, в их моральные устои, в их порядочность, в воспитание. Вот это важно.

В. Л.: Есть что-то для вас главнее компании близких друзей?

А. М.: Близких друзей? Семья – это самые близкие друзья. Жена – самый близкий друг, дети – мои близкие друзья.

В. Л.: Да, у вас такая компания большая! У вас шестеро детей?

А. М.: Шестеро, да. 28 старшему и 8 младшей.

Правила жизни

Андрей Молчанов: Честность и порядочность – это ключевые вещи, которые позволяют жить в гармонии с самим собой и с другими.