Текст книги "Искушение"

– Леша, зачем ты это говоришь? – Катя растерянно его слушала.

– А нельзя по-другому быть благодарной? – продолжал Алексей.

– Перестань, пожалуйста!

– Любовь – не такая беззубая вещь! Она обязательно отомстит! – Алексей заволновался, не смотрел уже на Катю, вцепился в край стола. – Я понимаю, что ничего не могу тебе говорить, мне бы и не надо, ты сама все поймешь, но я хочу, чтобы ты знала, что… ты очень, очень хорошая! И ничто не может тебя испортить! Просто нужно время, чтобы ты все поняла!

Катя сидела, сжавшись, и нервно понимала, что говорит он о том, что ее мучит, но ей не хотелось, чтобы эти слова произносились вслух.

– Леша, не надо, я устала от этого и не хочу… У меня дома в Белореченске все хорошо, полгода назад я о таком и мечтать не могла. И тут… Андрей меня любит, он очень меня любит, нам очень хорошо вместе! Ты же не знаешь всего, а у нас уже немало общего…

Они встретились взглядами, так много в них было: жалость, наивность, любовь, просьба о пощаде, надежда…

– Странно, почему я тебя слушаю? Ты и в прошлый раз мне такое же говорил, замуж звал… – Катя задумалась, вздохнула судорожно, успокаиваясь, и даже чуть улыбнулась. – Знаешь, я думала об этом, я бы пошла за тебя замуж! Нет, честно! Не раньше, нет, тогда это было бы смешно, мы совсем не знали друг друга. Я бы сейчас пошла! – Катя сама удивилась своей неожиданной мысли. – Да! Если бы не Андрей… Он мне очень дорог! Понимаешь, он отличный друг, человек… он отличный… но я так устала. Так нечестно все! Разве на нечестном можно строить жизнь?

– Ты пошла бы за меня замуж? – видно было, что для Алексея это было очень большой неожиданностью. Он поднялся от волнения и снова сел, уставившись на нее.

– Я?! Ну да, я, когда про тебя думаю, я чувствую себя свободной! Мне так хорошо делается, ты такой верный и очень сильный, ты знаешь это? Да-да! Иногда я чувствую, что как будто люблю тебя… нет – что ты мне нужен! – Катя застыла, вцепилась в косу, отвернулась в сторону, напряженно думая о чем-то. – Господи, что я говорю?! Мне иногда кажется, что я с ума схожу. Мне так хочется вернуть ту нашу дружбу. Я даже Андрею сказала, что была влюблена в тебя…

Она замолчала напряженно, закусив губу и не испуганно, но нервно глядела на Алексея.

– Какая чушь, то, что я говорю, я сама столько наделала глупостей! В Настин день рождения, Господи, как давно это было! Что бы я без тебя делала? – Она говорила медленно. Ладони влепились друг в дружку. – Тебя били, а ты лез с ними драться! Я все помню! Они могли убить тебя!

Алексей сидел, все так же замерев, он слышал ответы на вопросы, которые он никогда бы ей не задал.

– А потом я не хотела тебя видеть! Ты напоминал мне о той страшной ночи, я была как в бреду… – она замолчала. – Даже тот твой заботливый звонок на следующий день, я так ревела, не могла вспоминать об этом. Просто ужасно! Это было так несправедливо к тебе. Прости меня!

– Это я виноват, не надо было мне уезжать.

Катя согласно кивнула головой и молчала, думала о том, что бы было, если бы он остался.

– Если бы меня изнасиловали, я бы уехала из Москвы. От унижения и от одиночества. Ведь тогда, там, на турбазе все были не против, чтобы меня изнасиловали! Ведь правда?! Знаешь, какое это страшное одиночество! Только ты меня не бросил, если бы не ты, меня бы сейчас здесь не было.

– Твой Андрей ничего не знает?

– Нет, – мотнула головой Катя.

Они замолчали.

– Стоит нам с тобой увидеться, всегда так, – грустно усмехнулся Алексей, – ты меня скоро начнешь ненавидеть.

– Я? – удивилась Катя: – Наоборот! Ты единственный, с кем я обо всем могу говорить!

– Я каждый день так вот с тобой разговариваю, я уже сам устал. А как твои в Белореченске?

Катя не сразу поняла, о чем речь, посмотрела с вопросом, потом поняла:

– Ты лучше знаешь, – улыбнулась. – Ты на какой лавочке сидел?

– На обычной, туда тропинка вела, голубая лавочка…

– Со спинкой?

– Ну.

– А ближе к воде еще одна, совсем маленькая такая?

– Не помню, – честно сознался Алексей, – там снега по пояс.

– С той маленькой у самой воды отец рыбу ловит для кота, а эту голубую ему Иван Данилыч сделал на день рожденья. Давно уже, я маленькая была. Эта для созерцаний, – лицо Кати смеялось.

– Отец выздоравливает?

– Да, ходит с костылями, это он тропинку протоптал к лавочке.

Катя ехала домой. Андрей улетел в очередную командировку, опять в Якутск. Она так и не знала, удалось ли ему решить его вчерашнюю проблему. Андрей, трезвый, о делах никогда не говорил.

По дороге зашла в аптеку.

Через полчаса Катя сидела в своей новенькой сверкающей мрамором ванной с положительным результатом в руках. Она перечитала инструкцию, использовала еще один тест… она была беременна.

Сварила себе кофе, села тут же у кофеварки, но потом взяла блюдце и пересела к столу. Она зачем-то, почти нечаянно наблюдала себя со стороны, от рассеянности мыслей, может быть, ей важнее было, что происходит внутри, а внутри временами становилось необъяснимо жутко, так, что чашка начинала дрожать в руке. Страх охватывал ее всю тревожной волной, мелькали лица матери, Андрея, Насти почему-то. Но страх так же бесследно исчезал, как и появлялся, и становилось вдруг спокойно. И никого уже не было, только независимо от ее воли, внутри нее вдруг являлся кто-то еще, совсем не маленький, но как будто такой же, как она сама, как будто она сама и раздваивалась, и этому другому, им вместе было очень хорошо и уверенно, она ясно это чувствовала.

Катя разделась и встала перед зеркалом – ничего не изменилось! Она щупала живот, он был обычный, на лице никаких признаков. Не тошнило.

Катя вернулась за стол, допила кофе, заставляя себя успокоиться. В Якутске было два часа ночи, поняла она с облегчением, ей и хотелось и не хотелось звонить. Все пыталась представить себе его реакцию и не могла.

Через три дня – Андрей все был в командировке – она, сдав кучу анализов, все о себе знала. Пять недель.

Позвонила Андрею, там было восемь вечера.

– Андрюша, я беременная, – сказала, чувствуя, как от волнения начинает стучать в висках.

На той стороне было тихо.

– Андрей? – позвала Катя.

– Что думаешь? – раздался его спокойный, даже будничный голос.

– Мне страшно немного, но я очень рада, а ты?

Андрей молчал.

– Кать, я попозже позвоню, не могу сейчас говорить, у нас совещание.

Он перезвонил через час.

– Ты, правда, рада?

– А ты? Ты совсем не рад, это же твой ребенок! Чего ты боишься? – заговорила Катя горячо, за этот час в ней накопилось.

– Кать, мне некогда было подумать, ты не волнуйся, у меня тут дел полно, давай, я вернусь, и мы все обсудим. Ты сама подумай хорошо, мы же его не планировали, правда? Подумай хорошо, ладно? Тебе ничего не надо?

– Когда ты вернешься? – Катя изо всех сил пыталась взять себя в руки, но голос ее дрожал. За этот час ожидания она ясно ощутила себя в полном одиночестве.

Андрей отменил встречу и поднялся к себе в номер. Сначала он держался и пытался все обдумать, но, почувствовав в ней решимость, испугался. Это было очень странное волнение: ни ему, ни его близким ничего не угрожало, и все на свете было почти так же, ничего или почти ничего не изменилось. А то, что изменилось, не было опасным само по себе. Но он чувствовал, как всю его нервную систему против его воли скручивает в тугой узел. То, что происходило, было очень сильным. Он чувствовал жар и бессилие… временами его охватывал панический страх. Достал коньяк из бара и замер с бутылкой и фужером в руках посреди своего же роскошного президентского люкса.

Я что-то сделал не так? Что? Я что-то нарушаю? Что-то важное?! Что я нарушаю? Ничего! Я ничего не нарушаю, я никому не давал никаких обещаний, никому не делал плохо… так чего же я боюсь? Светланы? Нет, даже если она и узнает… ну, неприятно, но не такой же страх. Мне стыдно? Нет. Я ничего стыдного не делал. Он сел в кресло. Поставил бутылку на столик. Совесть? Меня мучит совесть? За что? В воображении вставали спокойные и прекрасные глаза его маленькой девочки… они смотрели с удивлением. Она любит меня! Он задумывался над этой последней мыслью, и в его душе тоже возникала любовь и нежность, страх начинал слабеть и уходить, он ясно чувствовал это, и казалось, что все хорошо, все наладится. Он улыбался, и Катя улыбалась ему навстречу.

Андрей посмотрел на дутый коньячный фужер, отодвинул его, взял простой стакан и выпил. Сразу и как следует. Коньяк ударил в голову, распространяя тепло и приятность по организму. Он позвонил и попросил сигарет, выпил еще, закурил, но курилось плохо, он никогда серьезно не курил, и он погасил сигарету.

Спустился в ресторан. Настроение, упавшее ниже некуда, чуть поднялось. От коньяка, но больше от того странного и успокаивающего чувства, когда он подумал про их любовь. Он заказал ужин, выпил еще и, окончательно опьянев и успокоившись от мысли, что он очень любит Катьку, а она его, и что меж ними не может быть ничего плохого, позвонил знакомой девчонке.

Утром ему было плохо. Стыдно. Он отвалил денег подружке, чтобы та побыстрее ушла, и залег в ванну. Представлял себе свою жизнь, Светлану, Ваньку, свой спокойный дом, дела, планы… а против всего этого откуда-то сбоку выглядывала его маленькая двадцатилетняя девочка… сначала с пузом и пигментными пятнами по лицу, потом с маленьким ребенком. Он не хотел этого ребенка. Это было что-то совершенно лишнее, ребенок был не нужен ни ему, ни Кате. Он думал, как объяснить ей все это. Говорил и говорил с ней мысленно, иногда даже веселел и готов был сорваться в Москву; казалось, что Катька согласится на аборт, просто потому, что любит его, но чаще слышал неприятно-твердые нотки в ее голосе: «Ты совсем не рад?»… И ясно видел ее… Катька, при всей мягкости и ласковой податливости, в своей глубине, в своей сущности была очень крепкой, там ее было не свернуть.

Отношения были необыкновенно замечательны до той предновогодней ночи, до близости. Потом она изменилась, она любила меня, но уже вела себя странно, как будто не хотела этих отношений… все время чего-то не понимала, говорила… о чем же она говорила? И Андрей снова с тяжело бьющимся сердцем ходил из угла в угол или тупо смотрел в окно на черно-желтый, полярно-ночной еще утренний проспект с грязными сугробами февральского снега.

Он не хотел понимать ее, но мужским звериным нутром чувствовал, что надо преодолеть ее волю, насильно, с мясом, иначе все рухнет. От их прекрасных, только начавшихся отношений не останется ничего.

Он решил выждать и оставить ее в одиночестве. Понимал, что ей некуда сейчас пойти и что ей нужен только он. Одиночество лишает воли. Не раньше, чем через неделю. В таком состоянии она сломается и позовет.

И потекла эта неделя Катиной жизни. Идти на работу не надо было, она выходила только за продуктами, на звонки не отвечала, домой звонила сама и коротко. Она совсем перестала спать. Сначала в голове стоял полный сумбур: она вдруг кидалась собирать вещи, а то начинала придумывать милые, самые ласковые доводы для Андрея, представляла их втроем в этой квартире и плакала. Она очень любила их ребеночка, ощущала его у себя на руках и не верила, что это счастье может случиться. А могла и просидеть два часа, глядя в окно, вздыхая судорожно время от времени и ни о чем не думая. Единственный человек, которому она хотела позвонить, была Настя, все рассказать и расспросить сестру, как она себя чувствует. Но она не звонила, почему-то не звонила.

А временами, как будто неожиданно для себя, совершенно успокаивалась. И в эти моменты была очень уверена, несмотря на Андрея, абсолютно уверена, что произошло что-то очень хорошее. Она чувствовала себя матерью.

Андрей звонил редко, говорил короче обычного, мягко и буднично, как будто ничего не произошло. Будто нарочно спрашивал о постороннем, про абонемент в консерваторию, говорил что-то про большую выставку Левитана в Третьяковке, на которую они вместе ходили, про билеты в Париж, про свои дела. Катя терялась и только слушала, сама ничего не спрашивала и не говорила. Потом, правда, очень переживала.

К концу этой недели она смертельно устала. Зеркало глядело на нее осунувшимся, посеревшим и безжизненным лицом. Вокруг ввалившихся глаз были странные темные круги. Она рассматривала их с безразличным удивлением, мазала кремом и заставляла себя есть, а вечерами выходила гулять. Только спать было невозможно себя заставить, она лежала серыми нескончаемыми ночами и думала, думала.

Она вела себя, как птаха Божья. Надежность Андрея и любовь к нему сделала ее слепой и доверчивой. Она шла за ним, против своей совести, не слушая своих сомнений, и вот… Андрей хочет, чтобы все было, как прежде. Она замирала и понимала, что никакого «как прежде» уже не может быть. И Андрей становился маленьким в ее глазах, ничего не решающим. Это был просто какой-то человек Андрей. Их ответственности были несоизмеримы.

Но тут же и останавливала себя, понимая, что никакого разговора с Андреем еще не было, что у него, возможно, очень серьезные проблемы, а ее ситуация совсем для него не проблема, и он, как всегда, что-нибудь придумает, и все будет хорошо. Не может же он совсем не радоваться, что у них получился ребенок? И она начинала наивно думать, что он как раз рад, просто переживает за нее и что он скоро вернется.

Он прилетал в воскресенье. Рейс был вечерний, она хоть и знала точное время, но ждала целый день, с раннего утра, и это было хуже пытки.

Андрей приехал прямо из аэропорта. Вошел, поцеловал, подержал за подбородок, прижал к себе. Катя обняла его за шею, вцепилась в него и заревела.

– Ну-ну-ну… – Андрей повернул ее к себе, вглядываясь в лицо и вытирая слезы. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Хорошо, – шепнула Катя. Она устала отчаянно.

Андрей смотрел на нее долгим взглядом, будто хотел понять всю-всю, до самой немыслимой глубины.

– Соскучилась?

Катя кивнула и опять прижалась.

– Я тоже, – он гладил ее по спине, – ты похудела, и лицо у тебя …

– Да-да, я знаю, какие-то круги под глазами… Как твои дела? Все удалось?

– Что-то удалось, что-то нет… И тут ты еще звонишь… – Он аккуратно отстранился и стал расстегивать куртку.

– Тебе все-таки не нравится, что у нас будет ребенок? – мгновенно напряглась Катя. – Ты его не хочешь?!

Рука Андрея замерла на пуговице, он перестал расстегиваться и снова притянул Катю к себе. Заговорил в самые глаза:

– Мне нравится! Мне очень нравится, что у нас могут быть дети. Я всю эту неделю думал об этом. Не спалось совсем, все сидел, всякие варианты нашей с тобой жизни просматривал. Думал даже, не свалить ли куда-нибудь в Новую Зеландию, где нас никто не знает, и начать все заново. Тебе двадцать, мне сорок… Может, это самый хороший вариант и был бы… Катюха, милая, не сделать ничего сейчас, я потеряю всё! Не хочу ничего объяснять, все это будет ужасно цинично и даже банально, как в плохом кино… Надо просто потерпеть, милая! Мне нужно время, я разрулю свои дела, пусть и с потерями, но сделаю. И у нас с тобой все будет хорошо, у нас уже все сложилось. С тобой мне стало намного интересней жить, ну! У нас будет много прекрасных детей – три! Хочешь – четыре! Я обещаю! Только не сейчас! Может быть, уже через год! Просто потерпи! Я говорил с адвокатами, сейчас самый плохой момент, чтобы заводить ребенка. Самый плохой!

– С адвокатами?! – не поняла Катя.

– Ну да, они посмотрели, как можно уладить… со Светланой.

– Андрей, пожалуйста, не надо никакого развода, пусть все останется, как есть. Я все придумала, я могу жить здесь, здесь мне очень хорошо, а ты дома, как и сейчас. Ты будешь приходить, когда сможешь… Это же наш ребенок, он уже есть! Ты предлагаешь его убить?!– Она вздрогнула от собственных слов.

Андрей удрученно думал о чем-то.

– Ты даже учиться не сможешь, – он смотрел дружески и снисходительно, но и… Катя впервые видела мелкую суету в его глазах.

– Ты боишься? Почему? – спросила машинально.

– Я имею в виду нормально учиться, на дневном, получать от этого удовольствие. Мы не сможем никуда ездить… этот ребенок изменит всю нашу жизнь! Послушай, мне тоже все это очень трудно. Я тоже хочу нашего ребенка, но не сейчас, как ты не поймешь? – Даже его приятный басок, который она всегда так любила, помельчал и совсем не был уверен в себе.

– Андрей, я не сделаю этого!

– Это безопасно, я выяснял с хорошими специалистами, это не аборт даже, а микроаборт, он длится всего минуту… Я буду рядом с тобой. Ты еще родишь много, Катя… – Андрей замолчал, подыскивая или обдумывая свои аргументы. – У нас только начала складываться жизнь. Наша с тобой жизнь.

– Но мы начали и его жизнь… Люди не должны убивать своих детей!

– Что?! Перестань! Ну, о чем ты? Там еще ничего нет! Катя, ты еще будешь беременной… – он замотал головой: – Ты будешь матерью, я тебе обещаю.

– Андрюша, я не понимаю этого разговора… это будет как будто мой ребенок и всё.

Андрей перестал ходить, сел, оперся лбом на кулак. Потом заговорил неуверенно:

– Я думал, ты поймешь – надо потерпеть с этим. Все должно как-то решиться, то есть я уже начал кое-какие движения, но… у меня сейчас куча других вопросов. Очень серьезных – возможно, придется все здесь сворачивать…

Катя смотрела напряженно. Руки, теребившие косу на груди, застыли.

– И уезжать! – он глупо надул щеки. – Попробуй это понять – быстро уезжать! Ты поедешь со мной?

– Андрей, прости меня, я чувствую себя неблагодарной, я понимаю, что у тебя сейчас очень плохо, я знаю это… – она покачала головой, – я могу в Белореченск вернуться. Если тебе так будет лучше. Никто ничего не узнает. Денег мне не надо, я и так благодарна тебе на всю жизнь. А потом, когда ты все уладишь, ты можешь приехать за нами… если захочешь.

– Не говори так! – он схватил ее за руки, притянул к себе и вцепился тяжелым взглядом в ее глаза. – Я ждал, что ты такое скажешь! Не смей даже думать об этом! Я хочу, чтобы ты всегда была рядом! – Андрей жестко выдавливал каждое слово. – Я, как мальчик, уже несколько месяцев бросаю все дела, и все ради тебя! Как ты не видишь?! Я забыл, что такое может быть! Ты понимаешь хоть чуть-чуть, что ты для меня значишь! Понимаешь?!

Он замолчал, крепко держал ее за локти и все вглядывался, потом прижал к себе.

– Все-таки это была любовь… – Катя говорила тихо ему в плечо, как будто сама с собой. – А от любви бывают дети. Это не мы придумали. Я когда узнала, обрадовалась! Немножко только испугалась. Я, наверное, дура, но обрадовалась, у нас с тобой с первого раза все получилось. Врач сказала, что он прошлогодний! – Катя улыбалась. – Андрей, ты не волнуйся… это… я… – Катя гладила его по спине: – Я, правда, буду счастлива, что это твой ребенок. Честное-честное слово! Мне это очень нравится, я это хорошо поняла, я и сейчас счастлива! Мне ничего не надо. Я была у батюшки, он тоже обрадовался, поздравил меня, сказал, что девочка будет, а мне кажется, что мальчик.

Исхудавшее лицо Кати лучилось тихим, усталым счастьем. Андрей смотрел на нее с подозрением.

– Опять ходила к батюшке, это который исповедь на коленях стоял…

– Да, я ездила к нему вчера, он меня успокоил.

– Средние века, ей-Богу! – Андрей удрученно покачал головой.

– Он и про тебя спрашивал, жалел очень тебя, ты мог бы пойти к нему…

– Да? А денег он не хотел?

– Андрюша, что с тобой? Я же рассказывала тебе, он вообще другой, он светлый-светлый! Какие же деньги?! – Она испуганно посмотрела на Андрея и сказала осторожно, будто открывала для себя что-то новое. – Денег все время хочешь ты!

– Я?!! – Андрей застыл, окаменевший взгляд темнел на глазах.

Катя испугалась и затрясла головой:

– Я плохо сказала, ты не жадный, конечно, что ты?! Но ты все время, когда думаешь про нашего ребенка, говоришь про деньги! Ты не заметил?

– Я – про деньги?! И это сказала мне ты?

– Андрей, я не хотела тебя… я неправильно, наверное…

Андрей смотрел на нее сухо, подошел к окну, хотел что-то сказать, но только мотнул головой и пошел к двери. Он так и не успел раздеться, взял шапку с вешалки. Потом поднял смертельно обиженный, ледяной взгляд на Катю:

– Это твое твердое решение?

– Андрей, прости, пожалуйста, ты меня не понял…

– Я спрашиваю? – нажал, все более холодея голосом.

Катя молчала. Он вернулся от двери на середину комнаты.

– Ты про нашего ребенка спрашиваешь?

– Про что?

– Да, я не буду… – Катя испуганно, но твердо закачала головой.

– Ладно… – Андрей кинул взгляд на стены и потолок. – Нужно что-то будет, позвони!

– Андрей, зачем ты так?

Он прошел мимо Кати и, не прощаясь, вышел в дверь.

Утром Катя позвонила, он спросил, не поменялось ли ее решение, и, услышав, что нет, сказал, что занят. Ему и на самом деле было не до Кати, дела в бизнесе шли хуже некуда, его вынудили за бесценок продать несколько гостиниц, и когда он вспоминал о ней, ему казалось, что это все специально подстроено. Не всегда, конечно, так думал, но думал. Андрей не появлялся у Кати, не звонил и не брал трубку. Он думал сломать ее своим отсутствием, она не должна была выдержать.

Через неделю к Кате пришел адвокат и задал все тот же вопрос. Катя сказала, что ничего не поменялось. Тогда адвокат достал бумаги. От имени Андрея он предложил ей оформить в собственность эту квартиру. В случае рождения ребенка Андрей обязывался выплачивать по пять тысяч долларов в месяц до его совершеннолетия. Фамилию ребенка она могла выбирать сама.

Катя разревелась и попросила адвоката уйти.

– Девушка, вы успокойтесь, – глаза адвоката, только что с интересом ее рассматривающие, стали стеклянными. – Предложение, которое вам делает Андрей Михайлович, верх щедрости! Поверьте, у меня большой опыт! Иначе вам может ничего… Вы понимаете, вы ни на что не можете рассчитывать!

– Пожалуйста, уйдите, и передайте Андрею, что я уеду! Пусть ни о чем не беспокоится, мне ничего не надо, я благодарна ему за все! Очень благодарна! Передайте, пожалуйста!

Адвокат пришел на следующий день. Катя не пустила его в комнату. Бумаг при нем не было, он говорил мягко, извинялся за вчерашний визит, за свою ошибку, а Катя смотрела на него опустошенными глазами, невольно вспоминала другого адвоката и думала, как все похоже. Андрей пытался с ней помириться через юриста. Катя не стала разговаривать, позвонила Андрею.

У них опять начался разговор, который уже был, Андрей повторялся, сам от этого раздражался, и Катя спросила:

– Скажи мне прямо, почему ты не хочешь, чтобы у меня был ребенок. Я все беру на себя. Никто никогда не узнает, что это твой сын или дочь.

– Ты сама сейчас поняла, что сказала?! Как это возможно?! – Заорал он бешено. На той стороне трубки что-то громко упало.

– Я могу уехать, мне ничего не надо, почему ты специально портишь наши отношения?

– Ну, какие это отношения, если ты уедешь?!

– То есть я тебе нужна только бездетная? Но я – женщина, я рожаю! Я так устроена… Нет, я не то говорю, слушай меня внимательно! – Она сказала это так твердо, что Андрей затих. – Я не буду его убивать! Ни при каких обстоятельствах! Он погибнет, только если погибну я! Все!

Оба замолчали. Они все сказали друг другу.

Катя вытащила из шкафа старую дорожную сумку, с которой приехала в Москву пять месяцев назад, и начала собирать вещи. Она вдруг успокоилась. Ночью уснула, разговаривая с ребенком. И хотя отец Василий сказал, что будет девочка, она упорно разговаривала с мальчиком. Он был похож на маленького Андрюшку, но глазами и улыбкой на Андрея. Такой же умный и уверенный в себе.

Утром сходила за расчетом в «Мукузани» и подписала контракт, против которого так возражал Андрей. Она давала согласие на использование ее изображений в рекламе ресторана. Деньги были небольшие, пятнадцать тысяч в месяц, но Катя им обрадовалась, зашла поблагодарить хозяина ресторана. Он очень удивился, что она подписала, не стал ни о чем расспрашивать и предложил деньги за полгода вперед. Катя взяла. Позвонила своим и Насте, сказала, что собирается к ним в гости и получила целый список, в основном, лекарства для отца и бабы Дины. Только вечером купила билет на следующий день.

Утром ей позвонили из риэлторской конторы, надо было подписать какие-то бумаги, оформление квартиры давно уже шло на ее имя, и там надо было что-то исправить. Она поехала.

Видно было, что документы делали спешно и что они еще не были готовы, Катя уже приехала, но еще что-то распечатывали, звонили нотариусу и просили подождать, угощали кофе. На Катю посматривали с интересом. Хозяин агентства вышел познакомиться. Явился адвокат, что приходил к ней. Кате предлагалось подписать документы на квартиру. Она была полной и единственной собственницей. Она растерялась и с удивлением посмотрела на адвоката, переспросила, правильно ли она поняла и попросила времени подумать.

Вышла в пустой коридор, встала у окна. Все смешалось в ее голове, вспомнились разговоры с Андреем, его бурная реакция и, главное, его условие. Она пыталась представить себя, живущей в этой его, конечно же, квартире, что она снова работает в ресторане и ее никто не трогает. Это было то, о чем она сама просила Андрея… Она не верила ему! Он не хочет ребенка, если бы он согласился, он бы позвонил. Катя достала телефон, открыла номер Андрея, в это время дверь офиса заскрипела и в коридор вышел адвокат. Достал сигарету, улыбался довольно:

– Екатерина Георгиевна, если у вас есть вопросы, вы можете задать их мне, я в курсе всех дел и уполномочен их решать!

Он вальяжно чиркнул зажигалкой, прикурил, усмехаясь ей в глаза. Он разглядывал ее как дорогую шлюху. Катя это хорошо видела. Она положила телефон в сумочку. Если я шлюха, то я не имею права на ребенка!

– Я не буду подписывать документы! Передайте Андрею, что мне ничего не надо!

– Я так и знал, – он кивнул головой, – я думаю, вы правильно поступаете! Не могу ничего комментировать, просто скажу, что правильно. И тот контракт, что я предлагал вам раньше, вы тоже не захотите подписать? По пять тысяч долларов в месяц?!

– Не хочу, – подтвердила Катя. – Я могу уйти? У меня…

– У вас самолет сегодня. В двадцать два тридцать из Домодедова на «Трансаэро». Позвольте спросить, вы надолго на родину? – Он нарочито, хамски козырял своей осведомленностью.

Катя тревожно на него глянула, не ответила, вернулась в офис и стала одеваться. Когда она снова вышла в коридор, адвокат о чем-то торопливо разговаривал, повторяя все время да-да, да-да… Увидев Катю, извинился быстро, прекратил разговор и преградил ей дорогу. Он был сильно напуган.

– Екатерина Георгиевна, простите, это я виноват! Я с Андреем Михайловичем сейчас разговаривал, он просит вас обязательно подписать документы, квартира станет вашей, и он обещает больше никогда вас не тревожить. Он хочет остаться в ваших глазах порядочным человеком. Он сказал, что это единственное его желание.

Катя остановилась, озадаченная, адвокат не давал пройти. Смотрел растерянно, видно было, что он ничего не понимает:

– Но… позвольте мне от себя… У меня была подобная ситуация, если вы вдруг боитесь, это можно организовать прямо у вас дома. Приедут опытные врачи! – он доверительно улыбнулся. – И вечером вы с Андреем Михайловичем будете сидеть в ресторане. Он так к вам относится! Он обо всем забудет!

– Дайте мне пройти!

Она ждала неприятностей, боялась, что ее могут задержать, представлялись то крепкие парни, то полиция, но ни дома, ни в аэропорту ничего не случилось. Успокаиваясь, стояла у стойки регистрации и тревожно смотрела по сторонам. Она все-таки ждала Андрея, ей не верилось, что он не приедет, видела его, бегущего к ней сквозь толпу. Андрей не приехал.

Катя летела в полную неизвестность. Она ничего не знала про себя, знала только, что у нее будет ребенок. И что отец начал ходить.

И в самолете, и потом долгий путь в такси она судорожно соображала, что скажет матери. Это дело мучило ее не первый день, но все откладывалось, и вот теперь надо было что-то говорить. Проще всего было сказать правду, она всегда так и делала, и Катя в тысячный раз уже начинала про себя: мама, я полюбила человека, это он нам помог, он старше, у него семья, я забеременела и уехала. Почему? Он настаивал на аборте. И мать, конечно бы, ее поняла и даже поддержала бы. Только этим рассказом Катя снова наваливала на мать всю гору их проблем. Насовсем приехала? Где работать думаешь? А он что, помогать будет? Ты совсем его не любишь? Мать задавала и задавала вопросы, и Катя не знала на них ответов.

Катя поглядела за окно, федеральная трасса «Байкал» изгибалась белой заснеженной степью, длинная вереница грузовиков и легковушек медленно тянулась вдаль. Ее водитель курил в окошко, слушал блатную кассету. Дворники размазывали грязь по стеклу старенькой «япошки». Стояла крепкая, прямо весенняя оттепель, намороженные за зиму дороги развезло в снежную кашу. Спидометр показывал то тридцать, то сорок километров в час.

«Ребеночек когда у тебя будет, Господь помогать станет, вот увидишь». Именно так сказал и перекрестился отец Василий. Что же, он мне сейчас помогает? Может, кто-то сейчас и думает обо мне. Мои ждут, это понятно, кто-то в Москве… – Катя задумалась. – Лешка, может быть, как жаль его, как все глупо и гадко получилась… Даже не попрощались. Он чистый… чище меня, влюбился в «такую, как я есть», а какая я есть теперь? Приехала и уехала. И все!

Добирались почти восемь часов. Уже вечерело, когда таксист, матерясь на власти, на деревенские сугробы и вообще, что поехал в этот гнилой угол, подвез ее к воротам.

Дома все было по-прежнему, как и не уезжала. Только бабушка лежала в Катиной комнате и отец ходил. Не без труда, опираясь на костыли, он уверенно переставлял ноги и даже, положив костыли, поднял руки, обнял ее крепко и прижал к себе. У Катьки слезы потекли ручьем, ее прорвало, за все эти дни прорвало. Ей так жалко стало Андрея, который столько для нее сделал, что она не сдерживалась. Андрюшка, только что прыгавший вместе со всеми от радости, испугался и тоже заплакал, сначала молча, а потом и в голос, у матери текли слезы. Отец, думая, что причина в нем, сидел в углу кухни возле рукомойника, улыбался радостно, вздыхал и виновато кивал головой.

Катя не отважилась сказать сразу, припертая матерью, соврала, что взяла отпуск на неделю, просто побыть у них. Раздала подарки, посидела с отцом, с бабушкой, с Андрюшкой повозилась, он не отходил, держал за руку, рассказывал, таскал машинки и все время рассматривал, как будто не узнавал сестру. Даже аккуратно трогал пальчиком круги под ее глазами. Мать несколько раз заходила в комнату к бабушке, стояла в дверях, слушая их разговор и тревожно поглядывая на Катю.

После ужина мать уложила мужчин, поменяла бабушке подгузники и собралась расспросить Катю обо всем, но Катя легла. Виновато выглядывала из-под одеяла и говорила, что в самолете всю ночь не спала и очень устала.