Текст книги "Искушение"

13

Гости съезжались. Выложенная белым итальянским камнем дорога от ворот и просторная красивая площадка перед гаражом заполнялись автомобилями. Сверкающие «Порше», «Мерседесы», «Крузеры». Были машины и попроще, «Жигулей» не было.

День рождения, сорок лет, отмечал Андрей Каменев, богач и владелец российской сети отелей «Золотое кольцо», близкий товарищ хозяина «Мукузани». Поэтому кейтеринг был «свой». Официанты в праздничных красных и белых черкесках накрывали столы в двух огромных светлых шатрах с большими прозрачными стенами. Все было дорого, все блестело и сверкало. Серебряные приборы, тонкое стекло бокалов, крахмальные скатерти, живые цветы на столиках. Чуть в стороне, но на виду, так, чтобы каждый мог подойти, за длинным мангалом стоял невозмутимый Гоча Гогуа и сам разводил огонь. Он и несколько его помощников были в черных униформах, с черными банданами на головах и в длинных, до самой земли, черных же передниках.

Подмосковная усадьба Каменева была просторной, больше трех гектаров. Она делилась на две части. На одной был старый, естественный, но хорошо вычищенный сосновый лес с тропинками для прогулок, с лавочками и беседками на лесных полянках. Другая же ее часть была идеально ухоженным открытым парком, разработанным дорогим ландшафтным дизайнером. По низко выстриженному газону то тут, то там, кучками и по одному росли редкие виды деревьев и кустарников, стояли замысловатые статуи. Извилистые дорожки пересекали это умело организованное зеленое пространство в разных направлениях: вели от главного дома к дому прислуги и гаражу, к теннисному корту и небольшому футбольному полю с гандбольными воротами. Все эти сооружения были так хорошо вписаны и устроены, что их как будто и не видно было, и казалось, что это просто такой оригинальный прозрачный парк. В дальнем от входа углу, на границе леса и парка возвышался большой дом современного дизайна из стекла и дерева.

Холмистую крышу, спускавшуюся почти до земли, держали сложногнутые массивы дерева. Сквозь огромные окна были видны внутренние пространства. Это не было похоже на жилье, но было красиво само по себе.

Гости, выходившие из машин, обязательно рассматривали дом и парк, кто-то восхищенно, а кто-то снисходительно поглядывая – вроде «это вот и есть знаменитый английский архитектор, денег Андрюше девать некуда…».

Сегодня у Андрея были все: партнеры по бизнесу, сослуживцы, институтские и школьные друзья. Ожидалось человек сорок-пятьдесят.

Андрей зашел на кухню. Она была просторна пропорционально дому, а лучше сказать, фантазиям хозяина – с потолками восьмиметровой высоты. И, как и весь дом, скорее была похожа на межпланетную станцию, где должны были жить люди большого размера. Одна сторона кухни была целиком стеклянная, к ней вплотную подходил лес. В центре сверкал специальный металлический стол, с разными мойками и разделками, размером чуть меньше, чем в ресторане «Мукузани», по стенам – в два этажа разной техники, которую не то что домработница-филиппинка Мери, а и жена Андрея, Светлана, хорошая хозяйка, не всю умела использовать.

В кухню входили и выходили официанты, помощники шеф-повара в черных одеждах стучали ножами. Скромная и смуглая, нарядно одетая Мери тихо сидела в дальнем уголке и не без страха смотрела на всю эту чехарду в обычно тихом доме, где жили всего два человека.

Андрей открыл прозрачный винный шкаф с красным вином, приподнял бровь, выбирая, и тут, совсем рядом, рукой достать, увидел Катю, вернее ее красиво изогнутую спину. Катя разбирала привезенные продукты.

– Здрасти! – Голос у Андрея был уверенный, басистый, с приятной хрипотцой.

Поздоровался не из вежливости, а просто так, из веселого любопытства, чтобы увидеть хозяйку этой милой крепенькой спины и тонкой талии с завязанным сзади бордовым бантиком передника. Он взял с полки две бутылки.

– Здрасти! – в тон ему ответила Катя, она разогнулась, повернулась к Андрею и, встав ровно и чуть покраснев щеками, приветливо улыбнулась, – с днем рождения!

– Спасибо, спасибо! – замер хозяин дома, он весело и бесцеремонно, по-свойски рассматривал Катю. – Не помню вас…

– Я недавно работаю, извините, – Катя опять улыбнулась и снова присела к ящикам.

– Да, – сказал Андрей, чтобы что-то сказать, с смелым интересом уже выпившего и собирающегося еще выпить человека, рассматривая девушку.

Андрей был высокий, выше метра восемьдесяти мужчина. Широкий в кости и крепкий, высоким он не казался, но производил впечатление сильного и внешне и внутренне. Так же он и разговаривал – уверенно, с веселой улыбкой и чувством собственного достоинства.

Катя вскрывала ящики с фруктами. Движения молоденькой официантки были быстрыми и даже изящными. Впрочем, изящными они могли и показаться захмелевшему имениннику, но то, что вся она была гибкая, грациозная и вообще очень ладная, было фактом налицо.

– А-а-а… – Андрею хотелось, чтобы она еще раз обернулась, но на него из своего угла преданно смотрела домработница Мери, которую он привычно не заметил… – не поможете ли вы мне? – сказал он настойчиво, весело злясь за что-то на Мери, возможно, за то, что она просто тут была.

Катя разогнулась, оценивающе глянула на гору неразобранных упаковок, потом на хозяина дома:

– Да, конечно, меня зовут Катя.

– Держите, м-м… Андрей! Извините! – пророкотал Андрей. – Вот эти бутылки возьмите, пожалуйста, – он протянул Кате две бутылки вина, а сам все изучал ее, не зная, что сказать дальше.

Эта девушка, эта Катя его смущала. Его вообще мало кто смущал, а она – да!

Катя же и не хотела ничего такого, они простояли в пробках, опоздали почти на час, и теперь все очень торопились. Она стояла с бутылками и с готовностью ждала, что с ними надо сделать. А Андрей стоял и смотрел на нее. Он совсем не был красавцем – лицо широковатое, крупные рот и нос – его спасали обаятельные живость ума и характера. Сейчас вся эта живость куда-то исчезла.

– Я вас раньше видел, – произнес Андрей, растягивая слова, – не помню где! Вы…

В кухню, поддерживая длинный черный передник, забежал толстяк Заза Лежава:

– Катюша, – закричал, как будто за ним гнались, – грибы у тебя? Принеси, дорогая! Гоча рвет всех, как лев совсем! – Заза ставил друг на друга прозрачные контейнеры с маринованным шашлыком. Схватил их, прижал к животу и, мелко косолапя, и путаясь в переднике, побежал на улицу.

– Извините, можно я… – виновато попросилась Катя.

– Да, конечно, давайте, – Андрей начал приходить в себя, забрал бутылки из Катиных рук.

Катя взяла ящички с шампиньонами и направилась к выходу, не дойдя до двери, повернулась и сказала вежливо, чтобы снять неловкость:

– Наверное, вы ошибаетесь, Андрей, я всего месяц в Москве. Извините, пожалуйста. – Она вышла и исчезла за углом.

Андрей забыл, за чем пришел, стоял с непонятными бутылками в руках. Она не стала ни кокетничать с ним, ни разу не стрельнула глазками, что у многих девушек случается автоматически. А хороша! – решительно сознался сам себе Андрей. – Не пойму чем, а хороша! Хорошая! Он весело скосил глаза на подошедшую помочь Мери, подмигнул ей, увидел, что та вопросительно смотрит на его бутылки. Он, наконец, их тоже увидел, поставил на стол, и, усмехнувшись довольно каким-то своим мыслям, пошел на улицу. Никаких планов в его голове не возникло, у него просто немножко поднялось настроение. Оч-ч-ень хорошая девушка, даже если никогда ее больше не увижу!

Через секунду она оказалась в его объятиях! Официантка, он не запомнил, как ее зовут, быстро возвращалась обратно, и они столкнулись в дверях лицо в лицо. От неожиданности Катя отшатнулась, Андрей в последний момент успел поймать ее, легко прихватив и притянув к себе испуганно сдвинутые плечи и вскинутые руки.

– Простите… я… – Катя испуганно смотрела на него своими бархатными глазами, – я вас задела? Ударила? – В руках у нее был пустой ящичек из-под грибов.

– Нет-нет, это я виноват! – он кивнул ей и вышел на улицу.

– Андрей, – навстречу шла Светлана. – Ты куда исчез? Там Бронштейны приехали!

Гости, как это всегда и случается, разделились. Кто-то выпивал у барной стойки, заставленной всем, чем только можно, хохотали, громко рассказывали что-то друг другу, дети на опушке взлетали над огороженным батутом и визжали на весь лес. Рядом негромко разговаривали нарядно одетые мамаши, были и няньки, каждая нянька стояла отдельно и неотрывно следила за улетающим в небо ребенком.

Больше всего народу собралось вокруг футбольного поля. Отцы семейств, с закатанными по-деревенски дорогими брюками и в дорогих рубашках носились по полю за мячом. Некоторые играли, потому что выпили, но кое-кто вполне прилично, один седоватый пузатый дядька, проявляя невероятную для возраста и живота прыть, обводил всех, обманывал, пропускал мяч между ног защитников, за него болели, зрители кричали: «Витя! Витя!» А он, обыграв полкоманды, никак не мог забить в ворота, которые отчаянно защищала крепенькая черноглазая девушка. Пузастый Витя весело и виновато разводил руки, со лба и по шее катил пот.

Было тепло, сквозь тучки временами проглядывало голубое небо, дождик, целый день собиравшийся мелко посыпаться с неба, так и не надумал. Гости были одеты легко. У дальней опушки из леса вышли две пожилые женщины с корзинками в руках. Это были мать и теща Андрея. В резиновых сапожках и прозрачных плащах, они, «усталые и довольные», вышли на дорожку и двигались к дому.

– Ты видишь, Лидочка, они никогда не собирают грибы! – Мама Андрея была полная и упрямая, она показывала свою корзинку с сыроежками и маслятами: – А на рынке покупают!

– Так когда им… – заступалась беззлобно теща, у которой в корзинке лежала одна книжка и большой красивый мухомор.

– Ну, Мери научили бы… – настаивала мама.

Приехали музыканты. Они тоже сильно опоздали из-за пробки на шоссе, и пока оркестранты настраивали струнные, трубач – парень лет тридцати вышел с небольшой трубой к бару, встал в сторонке и заиграл что-то джазовое, веселое и притырочное, на самом деле весьма виртуозное. Он начал скромно и негромко, и поначалу господа лишь мельком глянули на него как на новое лицо, не отвлекаясь от своих разговоров. Трубач добавил громкости и радости, гости невольно заулыбались и стали стекаться со своими стаканами, бокалами и рюмками. Любовались приплясывающим весельчаком… но он еще и умел! Выдавал сложнейшие колена и высочайшие ноты, от чего его напряженные губы белели, а лицо краснело, но он только радостнее становился и озорной бесенок еще пуще и веселее начинал скакать в его глазах. Потом он, сделавшись вдруг серьезным и даже озабоченным, не прерывая музыки, снял раструб, скосив глаза, осмотрел его и небрежно бросил в траву, потом, продолжая играть, стал разбирать инструмент, «удивляясь», откуда в нем столько всего, наконец, в его напряженных губах остался один мундштук, который выдавал все такую же веселую негритянскую музыку. Публика аплодировала, не щадя рук.

Это был, конечно, старый трюк, известный музыкантам, но исполнен он был с блеском, юмором и очень большим мастерством. Публика хлопала и радостно обменивалась восхищениями. Вскоре музыкантов уже было двое, флейтист встал рядом, потом явились скрипки, виолончель и контрабас и это была уже музыка-музыка! Публика слушала и любовалась. Играли высокие профессионалы. Смонтировали ударную установку. Музыка была по большей части классическая, известные пьесы, аранжированные к случаю, но играли и современные шлягеры.

Андрей стоял с институтским товарищем, теперь известным в узких кругах финансистом. Миллиардер из российского Форбса, из конца, правда, сотни, но все-таки. Публичным, кстати, Семен никогда не был, поскольку бизнес его был завязан на казенные корпорации.

Он был конченый трудоголик, никогда не был женат и здесь гулял один, по дальним дорожкам с бокалом вина. Иногда разговаривал по телефону. Семен любил две вещи в жизни: деньги и музыку – он был страстный меломан, в его загородном доме стояла ламповая аппаратура, стоившая целое состояние. Сейчас он подошел на звуки музыки:

– Что за люди, Андрей? Очень неплохо, откуда они?

Андрей нагнулся к уху Семена и что-то сказал. Потом посмотрел довольно, типа, ну как?! Семен недоверчиво повернулся на музыкантов и неодобрительно покачал головой:

– Нет, впечатляет, конечно, но… с чего гуляешь? – с некоторым недоумением, все так же приятно улыбаясь, спросил Семен.

– А что не так, Сеня? – обнял его Андрей.

– С чего шикуешь, интересуюсь? Или гостиницы свои пристроил?

– Почти угадал! Все стройки заморозил на хрен! Штат в гостиницах сократил, московский офис – впополам! Вот и гуляю! Тебе, кстати, скажу, может, пригодится! – Андрей взял Семена под руку и повел в сторону, с интересом глядя на товарища. – Я нашел неординарное финансовое решение!

Лицо Семена было серьезно.

– Сидел-сидел со своими аналитиками, думали-думали, и понял я, что никаких разумных решений сейчас принять нельзя! Можно заморозиться, что я и сделал, но на какое время, не скажет никто. Может так случится, что от этой моей «империи» камня на камне не останется: она может оказаться государственной, например, а? Может быть разграбленной бессмысленными и беспощадными голодными и пьяными толпами, и в ней поселятся веселые бомжи! А может просто скиснуть вместе со всей нашей экономикой. Бизнес упал впополам, Сеня! По большинству позиций минусы, продать это за гроши рука не поднимается. Уезжать тоже не хочу, да и с чем ехать? Все гостиницы – он поднял палец вверх! – шестнадцать гостиниц по всей стране – это двадцать лет пахоты – все они здесь, Сеня, в России. Вот я и решил погулять, сколько смогу!

– Это не решение, Андрюша, дурака валяешь… – скривился-нахмурился Семен.

– Ну, не знаю, может, у вас, специальных финансистов, все только лучше? – лукаво, но и не без досады улыбался Андрей.

– Да перестань, кому сейчас хорошо?

– Как кому… «патриотам», у кого все бабло за кордоном! Они сейчас еще подрубят, сколько успеют, и всплывут в Швейцарии, например, – быстро ответил Андрей.

– Андре-ей! – позвал кто-то хозяина.

– Иду!

– Если гуляешь, купи у меня самолет… – Семен ухватил Андрея за руку. – «Сессна», новый!

– О, видишь! Могу поменять на новый «Майбах», на заказ делал, два месяца, как пришел!

Катя не первый раз работала на выезде. Ей это не очень нравилось. На своей территории, а особенно на природе, публика вела себя свободнее, в прошлый раз – гуляла государственная лавочка районного масштаба, «водоканал» какой-то – большинство были бесформенные, безвкусно одетые женщины, и к концу вечера на людей тяжело было смотреть, у них в Белореченске в посадках за магазином происходило похожее. На выезд она соглашалась из-за сверхурочной оплаты, а иногда хороших чаевых.

В роскошном загородном доме Катя оказалась впервые. Все было очень богато, даже не верилось, что в таком доме могут просто жить обычные люди. Публика веселая, очень приличная, Катя обносила гостей закусками, собирала пустую посуду, улыбаясь приветливо. Когда видела среди гостей хозяина дома, старалась свернуть в сторону, чтобы не сближаться – ей было неловко, что нечаянно познакомилась с ним, разговаривала и даже врезалась в него. Он с каким-то непонятным значением смотрел на нее. Катя вспоминала его взгляд и чувствовала, как краснеет. Ей казалось, что она в чем-то виновата.

Когда стемнело и включили освещение, наступил час шеф-повара. Было семь видов шашлыка из разного мяса, на мангале и в тандыре, по-разному замаринованные, они подавались один за другим, с разными соусами, с горячими лепешками и свежей зеленью. Все было невозможно вкусно. Именинник сам выкатил вино и сам наливал, как это делается в грузинских марани – тонким шлангом через отверстие в бочонке. Он прилично набрался, был весел и требовал, чтобы все как следует выпили за его здоровье и чтобы в бочонке ничего не осталось. Поднес стаканчик шеф-повару, Гоча пригубил, поклонился, но пить не стал.

Гоча был доволен, мясо удалось, он расслабился и уже мягче посматривал на своих помощников. Он продолжал жарить, пробовал, отрезая мелкие кусочки шашлыка, однажды, подозвав Катю, попытался подкормить ее, но Катя наотрез отказалась: что вы, Гоча, у меня губы будут жирные. Гоча, с удивлением посмотрел ей вслед и отпил еще вина. И вино было отличное. Гоча посмотрел стакан на свет и удовлетворенно покачал головой.

Было уже двенадцать. Гости прощались с именинником, разъезжались. Вскоре их осталось совсем немного: возле бара и за одним большим столом в дальнем шатре.

Андрей поймал Катю в темной части перехода от кухни:

– Катя, я же правильно вас называю? – взял ее за руку: – Идите сюда!

Андрей двинулся в сторону неосвещенной беседки на опушке леса, в которой он перед этим выкрутил лампочку.

– Простите, а куда мы идем? – В руках у Кати был пустой ящик для бокалов и тряпка.

– Что у вас? – спросил негромко Андрей, когда вошли в беседку.

– Ящик, – ответила Катя.

– Опять ящик?! Ну, поставьте… – Андрей был уже как следует выпивший, и как все, как следует выпившие, не очень понимал это.

После того как Светлана ушла спать, он только и думал, как остаться наедине с той девушкой, несколько раз спрашивал ее имя, его отвлекали, он забывал о своем желании, а потом снова радостно вспоминал вдруг про Катю, как будто она ему что-то обещала. И начинал искать ее глазами и думал нервно, как все устроить.

И вот она стояла перед ним, и он не знал, что делать и даже, что сказать. Все почему-то шло совсем не так, как он ждал, и слишком просто. Не испугалась, не стала кокетливо или по-настоящему сопротивляться и не отказалась пойти. Получалось, он хорошо это чувствовал, что она просто ему доверяет. И хоть был он смелым от выпитого, такое доверие обезоруживало и трезвило. Скорее от растерянности, он взял ее за руки и потянул к себе.

– Простите, мне надо идти, – Катя произнесла это не обидно, но ясно и уверенно. Рук не вырывала.

– Я тебе не нравлюсь? – Андрей продолжать трезветь от понятной пошлости собственных слов.

– Нравитесь, но мне надо работать…

– Правда, нравлюсь или просто… чтобы отвязался… – он произнес это с глупой горечью, его остроумие и жизнелюбие изменяло ему.

– Андрей, вы уверены, что именно здесь надо разговаривать?..

Гости в шатре громко прокричали троекратное «Ура! Ура! Ура!» И снова стало тихо. Андрей посмотрел из темноты беседки на освещенные шатры, понял, что остались одни «студенты и школьники». Официанты убирали со столов, в стороне, на мангале догорал огонь, он почувствовал себя пьяным, и ему стало окончательно скучно от всего этого праздника. И одиноко.

– Тебе сколько лет? – Он сделал паузу и поправился уважительно. – Вам сколько лет, Катерина?

– Двадцать. Отпустите, пожалуйста, руки, вы больно держите…

– Да-да, извините меня, Катя. И за руки тоже! Я, кажется, лишнего выпил, но это не важно, пойдемте, тяпнем со мной? – он взял ее под руку. – Вам двадцать, мне сорок! Математика! Мне должно быть очень неудобно, что я пристаю к вам. – Он придержал ее и заглянул в глаза. – Я старый, да? Дайте мне ваш ящик!

Катя не ответила. Они стояли на дорожке к бару, мимо прошел Заза с горой посуды. С удивлением посмотрел на Катю, но ничего не сказал. Она со стыда горела – Андрей держал ее под руку.

– Выпьем? – спросил Андрей.

– Убирать еще много и я… не очень люблю вино.

– Не может быть, а что, водку? Или котейль? Некоторые девушки любят коктейль! – Андрей сморщился, как от кислого.

– Я боюсь, не очень интересный для вас товарищ, я водку тоже не пью, можно я пойду работать? – Катя говорила вежливо и даже ласково, как обычно и говорят с пьяными. Андрей это чувствовал.

– Да, конечно… – он вздохнул, отпустил ее руку, постоял, провожая взглядом, и направился в белый шатер.

Вскоре оттуда раздался веселый пьяный рев.

Последние гости уехали около пяти. Андрей так набрался, что проснулся – он всегда рано вставал – только в одиннадцать. Под душем помок, побродил из угла в угол, на улицу вышел – голова работала плохо, Светлана уехала в аэропорт, встречать сына, который летел из Парижа – Иван учился в известной бизнес-школе. Через день, то есть уже завтра, они всей семьей улетали на Маврикий.

Андрей достал бутылку «Шабли», кусок сыра и пошел на второй этаж на большую террасу, которая глядела не на шатры, а в лес, почему-то не хотелось ничего, что напоминало о вчерашнем. Он никогда не похмелялся, иногда, на отдыхе, мог выпить бокальчик шампанского или белого с утра, но теперь надо было приводить себя в порядок.

Дождь моросил, в доме было тихо, Мери всегда работала неслышно. Андрей неторопливо выпил полбутылки, чувствуя, как хмелеет, а на душе легчает. В голове вертелась вчерашняя вечеринка, обрывки слов, улыбки, объятия. Андрей не любил себя пьяного. Пьяный он становился сентиментальным, добрым и глупым. Поэтому не любил и воспоминаний об этом. Но вчера была эта официантка. Не то, чтобы он думал о ней, что он мог о ней думать?! Но она все время появлялась где-то в боковом зрении. Он мысленно разворачивал ее к себе и видел умные и какие-то еще, он никак не мог хорошо вспомнить, глаза. Она странно на меня смотрела, как будто понимала, что ли?! – Андрей морщился от глупого, явно похмельного пафоса собственной мысли, но в ней, в этой мысли, было что-то очень серьезное. Она замужем! Точно! Молоденькая вроде, но какая-то… – он все не мог ее определить. И почему-то без кольца?! Он вспомнил ее красивую спину, когда она разбирала что-то, нагнувшись… очень хорошая спина, – он откинулся расслабленно в кресле, задрал ногу на ногу и приятно прищурился, представляя себе, как обнимает ее сзади за талию и как она оборачивается не испуганно, но с радостной улыбкой. Он потянулся, подумал, что неплохо было бы уснуть где-нибудь с этой Катей и никуда не ехать вообще.

Телефон зазвонил. Это была Светлана:

– Ваньку встретила, вот он привет тебе машет, он совсем без вещей, с вечеринки улетал, просит заехать в Москву, собраться. Обедай без нас, Андрей! Тебе ничего из Москвы не надо?

Ему не надо было. Он налил еще вина, закрыл ноги пледом, который неслышно принесла Мери. Вспомнилось, как руководитель всей его пиарслужбы попросила вчера поднять ей зарплату, даже всплакнула, у нее вроде болела мать, Андрей первый раз об этом слышал, нужно было лечение заграницей. Он уверенно отказал, ссылаясь на кризис. Он не очень ей верил, знал, что она собирается сваливать и рассылает резюме по крупным международным гостиничным корпорациям. Андрей понимал, что прав, кризис не он придумал, но неприятный осадок от разговора остался – надо было просто дать ей денег.

Особенно неприятным был последний, пьяный, горячий и долгий спор о российской политике последнего времени. Он пытался быть спокойным и доказательным, но иногда срывался на личности и обвинения. Он не понимал, как умные люди могут нести такую неумную и трусливую чушь! Люди, которые всего двадцать лет назад так стремились к свободе и справедливости… Слава Богу, среди его друзей таких было немного. Но были! Он отхлебнул из стакана.

А вот удивительная официантка Катя, которую он совершенно не знал, давала странные надежды. Ему хотелось с ней побыть. Просто побыть и все! Он вспоминал сцену в темной беседке, она, собственно, была коротка и целомудренна, и ужасно глупа. У нее чувственные губы, – подумал Андрей и поцеловал их бережно. Ему и хотелось этого, и почему-то тут же жгуче ощущал пошлоту и нелепость этих своих желаний.

Чем меньше оставалось в бутылке, тем выше забиралось мутноватое безответственное настроение. Он нашел тему из вчерашнего вечера, которая была ему приятна. Фантазировал расслабленно. И чувствовал, что ей, этой крепенькой Кате, тоже хорошо с ним. В этих фантазиях как будто и не было близости, но были хорошие… просто хорошие отношения. Настолько хорошие, что думать о них было приятно. Не обидел ли я ее вчера? – возникал временами вопрос. Он не мог этого понять, пытался представить себе ее лицо… и не мог! Только общее милое и манящее ощущение.

Андрей посмотрел на часы, допил бутылку и поехал в центр. Если ее не будет на работе, найду обязательно, адрес узнаю. Времени был всего один день. Если не увижу ее сегодня, то на Маврикии забуду о ней. А этого не хотелось.

Андрей зашел в ресторан, кивнул дружески, жестом отказался от помощи Мананы, она сегодня была за старшую, стоял и искал глазами Катю.

– Ваш столик свободен, Андрей Михайлович…

И тут он заметил Катю, она тоже увидела его издали, застыла на секунду и склонилась к клиенту. Андрей двинулся к свободному столику недалеко от нее. Он с неприятным удивлением чувствовал, как у него заколотилось сердце. И в ногах похолодело. Возле столика возник Богдан Шапкин:

– Добрый день, Андрей Михайлович, забы-ы-ыли нас! – как всегда чуть манерно склонился в приветствии Богдан.

– Это ваш столик, Богдан? – недовольно спросил Андрей.

– Всегда! Вы раньше там обедали…

– А-а-а… – нахмурился на него Андрей, – погодите пока…

Катя опять ушла, даже не обернувшись на него.

– Послушайте, Богдан… я хочу вот к этой девушке. Пересадите меня. – Он положил Богдану пятьсот рублей. – И забудьте все. Не берите в голову.

Богдан признательно и понимающе улыбнулся, ловко смял деньги в кулаке и пересадил Андрея за соседний столик. Приборы поправил. Справа у окна ел парень и что-то читал в ай-фоне, впереди, через свободный столик, болтали две молодые девушки. Кати не было. Андрей чувствовал, что волнуется все сильнее, по дороге он пытался построить первую фразу. Легкую, приятельскую, но, кроме «Катя, здрасьте!» сказать было нечего. Он ничего не знал о ней, а напоминать про вчерашний вечер совсем не стоило, она вчера работала на него. Нет, про вчера не надо… – судорожно соображал Андрей, поглядывая в сторону кухни, куда ушла Катя. Можно ей про Маврикий рассказать, – издевалась хмельная голова, – сказать, что завтра уезжаешь и времени совсем мало! И даже предлагала просто взять ее за руку и посадить рядом.

– Здравствуйте! – Над ним стояла Катя и улыбалась. Ничего не было на ее лице, кроме простой, спокойной улыбки. Никаких намеков, никакого вчерашнего вечера и темной беседки. Улыбалась, как хорошему знакомому.

– Хо! – удивился Андрей, что не заметил ее. – Здрасьте, Катя! – он даже попытался встать, но одумался и остался сидеть, глядя на нее снизу вверх. – Я вот приехал… уезжаю завтра и приехал на вас посмотреть! – вдруг выпалил он всю правду осипшим с похмелья голосом. И даже обрадовался этому. – Вы знаете, что… дайте мне бутылку «Шабли»… любую.

Катя как будто не удивилась ничему, согласно кивнула головой и пошла к буфету, но вдруг вернулась:

– Вы обедать будете? – она внимательно на него смотрела, как будто хотела сказать что-то еще, но не решалась.

– Не уходите, Катя… Нет, принесите вино… да! – Андрей вел себя странно, торопился и даже злился на всех, кто был сейчас в ресторане.

Когда она вернулась с бутылкой и ведерком со льдом, Андрей махнул рукой на ведерко, и, потянувшись к ней, понизив голос, сказал:

– Мне очень неудобно вас просить. Я предпочел бы, чтобы я ухаживал за вами. Ходил бы вам за вином, наливал бы… мне это было бы приятно.

Андрей сидел прямо, опершись на локти и подавшись к Кате. Бодрость его была слишком легкая, нервная. Катя слушала его с запотевшей бутылкой и штопором в руках. Одна из девиц с соседнего столика поманила Катю. Она кивнула, Андрей тоже глянул на девицу и сморщился.

– Вы уверены, что вам еще нужно вина? – спросила Катя негромко, нагнувшись к Андрею.

– Наверное, вы правы. Знаете что, у меня к вам просьба. Я завтра улетаю надолго… довольно надолго. Вы не могли бы выйти на улицу на несколько минут. Я спрошу вас что-то и сейчас же уеду. Можно так? – он положил свою широкую ладонь на белую скатерть стола.

– Хорошо, я выйду, – Катя сунула штопор в передник, взяла бутылку и ушла.

Андрей посидел еще пару минут, сосредоточенно глядя в стол, встал и пошел к выходу. Швейцар открыл дверь, называя его по имени-отчеству. Андрей отлично уже понимал, что его затея не проходит. Эта девушка, как и вчера, вела себя необычно. Она реагировала на него так, что он ничего не понимал, и невольно, будто следуя ее ясной воле, тоже вел себя необычно. Сюда зачем-то приехал, идиот?! – хмурился Андрей, – теперь вот вышел, чтобы сказать ей – что? Дверь сзади открылась, Андрей это услышал и, собираясь внутренне, повернулся. Это была не Катя, у него отпустило, но следом вышла она.

– Давайте пойдем немного, – попросила Катя, застегивая куртку, и, не дожидаясь Андрея, пошла по ступенькам к Тверской.

Андрей догнал ее. На углу Катя остановилась:

– Простите меня, Андрей, мне так неудобно… я… – она подняла глаза на Андрея, опустила их, но потом снова подняла, – я не понимаю, что я сделала?

– Подождите, Катя! – Андрей взял ее за локти. – Ничего не говорите, я сам ничего не понимаю, понятно только, что я вас преследую! – Он прокашлялся и чуть привлек ее к себе, прося взгляда. – У меня нет никаких дурных мыслей по вашему поводу. Я никогда не причиню вам плохого! Я мог бы сказать, что вы мне нравитесь, и это было бы правдой, но даже этого я не могу сказать, потому что… не знаю, – удивился сам себе Андрей и чуть развел крепкие руки. – Но я должен вас спросить. Вы меня простите… вопрос крайне циничный, можно?

Катя напряженно смотрела на него.

– Вы не хотели бы со мной переспать? Сейчас или сегодня вечером. На любых условиях! Может, у вас есть какие-то проблемы, или вам нужны деньги? Любые деньги за один вечер! – Он смотрел на нее чуть набычившись. Он выглядел некрасиво. Даже бархатистый басок засипел вдруг старчески.

Катя закачала головой, ее смуглые щеки побурели от прихлынувшей крови стыда, она с удивлением подняла глаза на Андрея.

– Все, не буду больше… простите! – он смотрел на нее в упор. – Я должен был это спросить. Мне жаль. Я вас не обидел? – он пытался поймать ее руки.

– Ну, пожалуйста… – Катя, не слушая его, быстро пошла обратно к ресторану. Андрей раскланялся картинно пустому уже месту, чуть постоял, склонив голову и сел в поджидавший его «Майбах».