Текст книги "«По своим артиллерия бьет…». Слепые Боги войны"

В тылу, недалеко от линии фронта, бойцы стали проходить обучение тактике ведения боя, целые соединения отрабатывали навыки взаимодействия в зимних условиях и варианты штурма укреплений противника.

«Подготовка к штурму в 123-й стрелковой дивизии шла полным ходом, – вспоминал лейтенант Вдовин. – В трех километрах от передовых позиций был построен «укрепленный район», в точности воспроизводивший схему вражеской оборонительной полосы. Бойцы учились преодолевать надолбы и проволочные заграждения, брать штурмом доты. Сколачивались блокировочные группы. Артиллеристы-противотанковики учились поспевать со своими пушками всюду, где было необходимо поддержать пехоту. Танкисты практиковались в боевом взаимодействии с пехотой, подвозя блокировочные группы к макетам дотов на прицепленных к танкам бронесанях».

На передовой была развернула сеть наблюдательных пунктов, интенсивно велась разведка, выявлялись и наносились на карту огневые точки и позиции артиллерийских батарей противника, определялись характеристики каждого долговременного сооружения:

«Отрабатывалась стрельба прямой наводкой из тяжелых орудий по напольным стенкам железобетонных и дерево-земляных сооружений. Артиллеристы при этом старались попасть в амбразуры. Шла подготовка к своевременному подавлению вражеской артиллерии. На каждую батарею противника нацеливалось несколько наших батарей. К фронту подтягивалась артиллерия большой и особой мощности. Тщательно готовились топографическая и даже геодезическая основы стрельбы артиллерии. Каждая батарея большой и особой мощности получила конкретные цели. По полным таблицам стрельбы определялись наивыгоднейшие углы встречи снаряда с напольной стенкой или покрытием долговременного инженерного сооружения».

Да, много чего «подтягивалось к фронту». В течение месяца число советских дивизий было доведено до 48. На Карельском перешейке сгрудились 24 стрелковые дивизии с многочисленными частями усиления, 5 танковых бригад и 4 отдельных танковых батальона, десятки лыжных батальонов и эскадронов. Войсковая артиллерия увеличилась с 21 артиллерийского полка до 51, артиллерия РГК – с 8 артиллерийских полков до 13. В начале февраля в состав артиллерии Северо-Западного фронта входило: 860 противотанковых 45-мм пушек, 432 полковые 76-мм пушки, 480 дивизионных 76-мм орудий, 18 пушек калибра 107 мм, 624 гаубицы калибра 122 мм, 72 пушки калибра 122 мм, 638 гаубиц и гаубиц-пушек калибра 152 мм, 114 гаубиц Б-4, три 234-мм английских мортиры, 16 мортир калибра 280 мм. Пушки выстраивали буквально колесо к колесу. Кроме того, в составе 7-й и 13-й армий насчитывалось более пятисот 82-мм и 120-мм минометов и 60 орудий зенитной артиллерии. Огнеприпасов запасли 12 боекомплектов.

И это не все. Для содействия частям 7-й и 13-й армий и поддержки наступления на выборгском и кексгольмском направлениях в прифронтовой зоне были развернуты 9-я (три 305-мм установки ТМ-III-12), 11-я (три 356-мм установки ТМ-1-14) и 17-я (четыре 180-мм установки ТМ-1-180) отдельные железнодорожные батареи Балтийского флота.

На совещании, посвященном итогам войны, комкор Ф.Д. Гореленко, командир 50-го стрелкового корпуса, докладывал: «Артиллерии было больше, чем нужно, и мы смогли ее использовать только на 50%». В 1-м стрелковом корпусе 8-й армии, действовавшей севернее Ладожского озера, где ничего похожего на линию Маннергейма и близко не наблюдалось, на направлении главного удара была создана плотность 193 орудия на километр фронта.

Пока войска занимались боевой подготовкой, авиация и артиллерия днем и ночью наносили систематические удары по позициям и тылам финнов, изматывая противника, нанося ему невосполнимые потери, разрушая его оборонительные сооружения, не позволяя производить восстановительные работы, тренируясь в различных способах стрельбы и организации разных видов огня.

Дивизионная артиллерия уничтожала огневые точки – для гарантированного поражения одного дзота необходимо было добиться трех-четырех попаданий 152-мм фугасного снаряда – и срывала с дотов земляную подушку. Для разрушения долговременных сооружений были созданы группы артиллерии разрушения, имевшие в своем составе от одного до шести дивизионов. Здесь главную роль играли 203-мм гаубицы. Как показал опыт, чтобы вывести из строя бетонный дот на дальности 7—9 км, с учетом пристрелки требовалось 450—500 бетонобойных выстрелов, при стрельбе по напольной стенке с дистанции 1—2 км – до 200 выстрелов.

«203-мм орудие потребовало не уставную норму расхода снарядов, а в 10—15 раз больше», – отмечал начальник артиллерии 7-й армии комкор М.А. Парсегов. Впрочем, снарядов товарищ Сталин велел не жалеть: «Это люди, которые не знают наших складов, у нас снарядов сколько угодно». За январь и первую декаду февраля артиллерия Северо-Западного фронта израсходовала 647 729 выстрелов. Артиллерия 7-й армии выпускала по 10 тысяч снарядов в сутки.

«В течение многих недель, – вспоминает Маннергейм, – наши позиции подвергались беспрерывным бомбардировкам и артобстрелам, в том числе и тяжелыми орудиями. Слабые укрепления и заграждения были разрушены, проводная связь между подразделениями перестала действовать. Дошло до того, что даже отдельный человек не мог передвигаться по местности, чтобы не подвергнуться атаке с воздуха. Все передвижения на железных и автомобильных дорогах должны были проходить только ночью. Вражеское наблюдение за нашими позициями, и прежде всего с многочисленных наблюдательных аэростатов, затрудняло деятельность нашей артиллерии. Это было тем более важно, что артиллерия, несмотря на нехватку боеприпасов, все еще оставалась основой нашей обороны. Кроме того, постепенно становилось все труднее обогревать блокгаузы, строения и палатки, когда даже небольшой дымок притягивал огонь артиллерии. Погода, словно ее кто-то заколдовал, неделя за неделей стояла солнечная, а температура опускалась до 30 градусов ниже нуля».

Немногочисленные финские батареи старались себя не обнаруживать, часто меняли позиции, экономили боезапас и били только наверняка.

«Финская артиллерия была гораздо слабее нашей, – отмечает маршал Н.Н. Воронов. – На ее вооружении были 37-миллиметровые противотанковые пушки «Бофорс», 76-миллиметровые пушки старого русского образца, 122– и 152-миллиметровые гаубицы системы Шнейдера и устаревшая 107-миллиметровая пушка. Финны пользовались старыми снарядами, изготовленными до 1917 года, – некоторые трубки и взрыватели покраснели от ржавчины. Подчас более трети снарядов не взрывалось.

Обычно финские артиллеристы не принимали контрбатарейных поединков и таились в своих сооружениях. Они вели огонь урывками, с таким расчетом, чтобы наша звукометрическая аппаратура не успевала произвести засечку, а аэростат наблюдения – скорректировать ответный огонь наших орудий. Мы почти не имели потерь от огня финской артиллерии крупных и средних калибров».

Полковник Бакаев в сборнике воспоминаний участников боев в Финляндии описывал борьбу с 3-м тяжелым артдивизионом, имевшим в своем составе три четырехорудийные батареи:

«Противник применял довольно хитрую тактику использования артиллерии; каждая его батарея имела от пяти до семи огневых позиций. Сегодня, к примеру, батарея вела огонь с одной позиции, на следующий день – с другой, потом опять с первой, затем с третьей и т.д. Сделав не более 20—24 выстрелов, батарея уходила на другую позицию. Часто противник применял фланговый огонь батарей с соседних участков. Все это затрудняло нам разведку и особенно стрельбу на поражение…

Мне доставили осколок от дна снаряда. Этот осколок меня очень удивил. Выходило, что стреляет финская батарея из 107-миллиметровых пушек раздельного заряжания, образца 1887 года, на жестком лафете. Мы давно отвыкли от подобных систем. Как-то даже не верилось, что мы имеем дело со столь старомодной системой.

Я вызвал начальника артиллерийского снабжения и спросил, показывая осколок:

– Что это за странный снаряд?

– Ну и ну, – заметил начальник артснабжения. – Быстро, однако, финны истощили свои ресурсы, если вытащили на огневую позицию эдакую бабушку…

Когда о результатах исследования осколка я доложил по телефону, то в штабах корпуса и дивизии отнеслись к моему докладу весьма скептически.

Но осколок говорил сам за себя».

В финской армии имелось всего четыре тяжелых артиллерийских дивизиона, вооруженных русскими, французскими, японскими орудиями калибра 107—152 мм пяти различных систем. Плотность финской артиллерии на выборгском направлении составляла до 6 орудий и 4 минометов на километр фронта, на правом фланге 13-й армии – 1—2 орудия и 1—2 миномета.

3 февраля 1940 года И.В. Сталин собрал бестолковых воевод у себя в кабинете и довел до них план победы:

МЕРЕЦКОВ (командарм 2 ранга, командующий 7-й армией):

«Мы были вызваны в Москву и получили инструкцию лично от тов. Сталина о том, как нужно подойти к решению задачи прорыва. Это указание сводилось к следующему:

Во-первых, нужно рвать противника на широком фронте. Главное командование решило вести наступление одновременно на всех фронтах, причем отдельные армии должны были наступать в разное время с тем, чтобы лучше растащить резервы противника.

При подготовке операции прорыва учить войска на частных операциях и этими частными операциями вскрыть систему обороны противника. Следующее указание – резервные войска обучать на фронте, а не в тылу; обучать должны командиры, уже участвовавшие в боях.

До начала общего наступления разрушить бетон и обработать хорошенько передний край обороны противника, а также хорошо оборудовать исходный плацдарм для наступления.

В соответствии с этими указаниями тов. Сталина мы и вели подготовку к прорыву. Мы выделили на каждый полк первого эшелона четыре дня на обучение. В эти четыре дня была проведена с каждым полком репетиция атаки.

Я считаю, что успехи 7-й армии произошли именно потому, что мы полученные указания добросовестно выполнили…

Когда мы получали указания у тов. Сталина – как рвать укрепленную полосу, то он говорил, что надо бить артиллерией по всему фронту, не жалея снарядов, что найдется более слабое место и в этом месте и следует развивать прорыв, нанося удар по флангам противника. Это верно».

ШАПОШНИКОВ (начальник Генерального штаба РККА):

«Лично тов. Сталин предложил совершенно правильный план – этот удар провести обеими армиями (7-й и 13-й), не ограничиваться ударом одной 7-й армии, а внутренними флангами, чтобы не одна армия работала, а работали обе армии своими внутренними флангами в расчете, что, если не удастся прорвать фронт противника одной армии, прорвется другая».

ШТЕРН (командарм 2 ранга, командующий 8-й армией):

«План, данный 8-й армии тов. Сталиным, является примером смелого сосредоточения максимума сил на главном направлении. Особенно интересны и оригинальны указания тов. Сталина по оперативному и тактическому использованию артиллерии при прорыве. Хотя это наступление не было нами в связи с заключением мира доведено до конца, высшему командному составу РККА необходимо изучить указания тов. Сталина по этому плану и самый план, и ход Лоймоловской операции.

Нечего греха таить, товарищи, начинали мы с вами в этой войне не блестяще. И то, что мы добились относительно быстрой, в труднейших условиях, исторической победы над финнами, этим мы обязаны прежде всего тому, что тов. Сталин сам непосредственно взялся за дело руководства войной, поставил все в стране на службу победе. И «штатский человек», как часто называет себя тов. Сталин, стал нас учить и порядку прежде всего, и ведению операций, и использованию пехоты, артиллерии, авиации, и работе тыла, и организации войск».

СТАЛИН: «Прямо чудесный, счастливый человек! Как это мог бы сделать один я?»

Генеральное наступление было назначено на 11 февраля. Прозревшие и окрыленные возвращались командармы на фронт.

В начале февраля шесть дивизий 7-й и 13-й армий провели «частные» наступательные операции в целях последовательного взлома оборонительной полосы, боевой разведки ее глубины, а также для «проверки и освоения частями методов атаки укрепленной полосы».

Генеральная атака, которую Иосиф Виссарионович из присущей ему скромности велел именовать «Ворошиловским наступлением», началась в полдень. В полосе 7-й армии артиллерийская подготовка длилась 2 часа 20 минут, в полосе 13-й армии – 3 часа. Артподготовка велась тремя-четырьмя массированными огневыми налетами по переднему краю с ложными переносами огня в глубину обороны противника и сосредоточенным огнем по конкретным целям. Дивизионная артиллерия проделывала проходы в проволочных заграждениях, минных полях и надолбах, подавляла огневые точки. Артиллерия большой мощности разрушала доты. На случай контратак противника часть батарей и дивизионов была готова выставить неподвижный заградительный огонь.

Сопровождение пехоты и танков осуществлялось огневым валом. На прямую наводку – на 200—400 метров – выкатывались и «сорокапятки», и 203-мм гаубицы. Танки, пользуясь тем, что абсолютное большинство финских дотов не имело пушек, приближались вплотную и стреляли прямо в амбразуры. Они же буксировали бронесани со штурмовыми группами и сотнями килограммов взрывчатки. За первый день, согласно докладу К.А. Мерецкова, 7-я армия израсходовала почти 150 тысяч снарядов, а 13-я – «примерно то же»: «Мы дали массу артиллерийского огня». В полосе 1-го стрелкового корпуса: «Результаты: густой, вековой лес снесен и превращен в мелкие щепки. Все инженерные сооружения противника уничтожены». Командир 1-го стрелкового корпуса комдив Д.Т. Козлов точно подметил особенность этой операции: «Я считаю, что помогла прорвать исключительная плановость, т.е. первый день боя был разыгран так, что на маневрах этого не получалось».

Однако, несмотря на колоссальную силу артиллерийского огня и бомбовые удары авиации, лишь к вечеру 13 февраля удалось «прогрызть» оборону на участке 123-й стрелковой дивизии. Еще трое суток части 7-й армии расширяли прорыв. 17 февраля финское командование приказало своим войскам начать скрытный отход на вторую и третью линии обороны. 26 февраля наступление приостановилось, поскольку советское командование производило перегруппировку для удара по Выборгу и форсирования Сайминского канала. 1 марта 7-я армия добралась, наконец, до Выборга, все попытки взять который оказались неудачными.

К началу марта на Карельском перешейке было сосредоточено более 730 тысяч человек, более 100 зенитных орудий, 1911 45-мм пушек, 1717 76-мм пушек, 10 107-мм, 197 122-мм и 36 152-мм пушек, 520 122-мм, 768 152-мм, 96 203-мм, 3 234-мм гаубиц, 22 280-мм мортиры, 1045 минометов – всего 6374 орудия и минометов, 2620 танков, около 500 бронеавтомобилей.

«Я объезжал позиции 7-й армии в последние дни 9, 10, 11 марта, – докладывал командарм 2 ранга В.Д. Грендаль, – и пришел в ужас. Вдоль шоссейной дороги орудия располагались на огневых позициях на интервалах 2—3 м, на 1 км вдоль шоссе было батарей до 15—20. За батареями тут же зарядные ящики, походные кухни, тут же автомашины – яблоку упасть негде. К счастью нашему, что артиллерии у противника не было. На этом надо воспитать, как артиллерию располагать нельзя, как не надо делать ни при каких условиях» («воспитывать» будут немецкие пикировщики).

Этой массе людей, техники и оружия противостояло около 120 тысяч человек, 292 полевых и 64 противотанковых орудия, 108 минометов и около 30 танков. Против 2500 советских самолетов финны имели около 130 боевых машин. Превосходство в артиллерии было 14-кратным.

В «зимнюю войну» втянулась половина Красной Армии – 58 дивизий. Еще 4 стрелковые дивизии находились в резерве фронта, и «оставались в округах готовые 10 стрелковых дивизий».

К этому времени Кремлю стало известно о подготовке Великобритании и Франции к удару по СССР. И хотя позднее И.В. Сталин заявлял о готовности продолжать войну «по большому плану» хоть до осени, 8 марта 1940 года в Москве начались мирные переговоры с правительством Ристо Рюти; марионеточный кабинет «красных финнов» Куусинена как-то незаметно самораспустился.

12 марта мирное соглашение было подписано. «Чудесный человек» Сталин получил все, что требовал, и даже больше: «Дело полюбовное, мы… получили довольно серьезные уступки, которые полностью обеспечивают Ленинград и с севера, и с юга, и с запада и которые ставят под угрозу все жизненные центры Финляндии». Своим стойким сопротивлением финны обеспечили сохранение независимости, избежав полной окуппации и «советизации», которая была суждена, выражаясь по-ворошиловски, «всяким там Прибалтикам». Первыми поселенцами на аннексированных территориях стали военные и заключенные «Кексогольмлага»; местное население, не понимая своего счастья, бежало на запад.

По современным подсчетам, общие потери в финских войсках за время войны составили 67 тысяч человек, в том числе 26 662 – безвозвратно, 50 танков, 62 самолета, 500 орудий. Безвозвратные потери Красной Армии оцениваются в 131,5 тысячи человек. К этому следует добавить 188 671 раненого, контуженого и обожженного, 58 370 заболевших, 17 867 обмороженных. Было потеряно 653 танка (а вообще подбито и выведено из строя 3179), 406 самолетов и 422 орудия и миномета.

Тела павших бойцов и командиров поначалу не хоронили, а просто складывали в штабеля, что производило неизгладимое впечатление на пополнение. Потом «это дело упорядочили», подрывая толом мерзлую землю и заполняя ямы трупами до краев. Ни о каких выдачах тел семьям погибших не могло быть и речи. Основные работы по сбору останков погибших продолжались до самого лета и напоминали, скорее, санитарную обработку: обнаружив очередного «пропавшего без вести», его прикапывали на месте и иногда(!) наносили это место на карту. В результате весь Карельский перешеек стал одним гигантским кладбищем. Лишь в июне 1940 года по приказу наркома обороны была создана комиссия по уборке трупов и захоронению их в братских могилах во главе с корпусным комиссаром Мельниковым: «В результате проведенной комиссией работы было ликвидировано 2856 одиночных могил. Все трупы из них были перевезены в братские могилы и кладбища, и вместо большого количества случайных и одиночных могил было приведено в порядок 428 братских могил и кладбищ. Каждая могила обнесена оградой и силами частей сделаны памятники».

Маршал Маннергейм часть своих мемуаров посвятил «общим размышлениям» о ходе «Зимней войны»:

«Наиболее очевидной является огромная диспропорция между приложенными русскими усилиями и полученными результатами…

Русская военная наука, основанная на использовании техники, была негибкой, неумелой и расточительной. Там, где изменяющаяся ситуация требовала принятия быстрого решения, проявлялось потрясающее отсутствие творческого воображения. Типичные упущения состояли в том, что командиры не способны были довести до решающей развязки первоначальные успехи. Поэтому нашим войскам многократно удавалось как во время маневренных действий, так и в позиционных боях отрываться от противника и занимать новые позиции. Первоначально недостаточным было также взаимодействие между родами войск, но в этой области русские, извлекая уроки из практики, постепенно многому научились…

В царские времена артиллерия была элитным как в техническом, так и в тактическом отношении видом войск. Теперь, ввиду недостатков в обучении офицеров, ее уровень понизился. Вооружение в то же время шло в ногу с развитием техники: было неожиданно много скорострельных и современных орудий большой дальности огня, не было дефицита боеприпасов. Кроме имеющейся по штатному расписанию в пехотных частях артиллерии, каждая дивизия дополнительно снабжалась тяжелыми орудиями, а в случае необходимости поддержку могла оказать артиллерия Резерва Главного командования.

Прежде всего, в начале войны техника и тактика артиллерийской стрельбы были недостаточно развиты и взаимосвязаны, а также плохо скоординированы с действиями пехоты. В январе русские достигли значительного прогресса как в области тактики, так и меткости стрельбы. Имея преимущество в воздухе, они могли спокойно корректировать огонь с наблюдательных аэростатов и самолетов. Такое состояние русской артиллерии было основой для ведения боевых действий на перешейке, но оно не отвечало требованиям ведения маневренной войны».

В Советском Союзе уделили достаточно много внимания этой кампании. 26—28 марта 1940 года состоялось заседание Политбюро, на котором нарком К.Е. Ворошилов прочитал доклад «Уроки войны с Финляндией». Главнокомандующий вынужден был признать «недостаточно серьезное отношение военного ведомства ко всем мероприятиям, связанным с подготовкой войны с Финляндией. Предполагалось, что война с финнами будет скоротечна и, во всяком случае, не представит больших трудностей для нашей армии».

14—17 апреля было проведено расширенное заседание Главного военного совета «по сбору опыта боевых действий против Финляндии» с участниками войны. Собрание констатировало, что материальной частью Красная Армия обеспечена прекрасно, воюет героически, но неумело: бойцы не знают устройства оружия, отсутствует подготовленный младший комсостав, командиры не могут организовать бой и ставить задачи средствам усиления, штабы подготовлены неудовлетворительно, напрочь отсутствуют разведка, взаимодействие, система ПВО и ПТО. Как выразился командир 245-го стрелкового полка полковник И.П. Рослый: «Это не ново, это старо. Но это остается пока для нас неразрешенным». Высокой оценки удостоились минометы, правда, финские, поскольку свои толком освоить не успели: «Надо обратить внимание на то, что нам для обучения отпускается мало снарядов. Например, мин отпускается 6—7 на год. Здесь надо сказать, что в результате этого минометчики не могли стрелять, когда это нужно было, а некоторые боялись вести огонь».

Главная причина – пренебрежение боевой подготовкой в мирное время, а «доподготовка войск на поле боя – не совсем хороша», так как ведет к излишним потерям.

«Я Америку не открываю, – заявил комкор М.А. Парсегов, – но то, что мы должны делать, мы не делаем или плохо делаем. В мирное время у нас боец должен быть там, где ему положено быть. Если он телефонист, то его место быть телефонистом и с утра до вечера заниматься этим делом, а то получается так, что по штату 15 телефонистов, а в наличии 9, 6 из них на кухне, остальные – еще где-нибудь. С этим надо покончить, и тогда дело пойдет лучше. Это относится и к командному составу».

Был также сделан вывод, что прорыв укрепленного района станет характерным этапом начального периода «современной» войны: «Это первое, с чем мы столкнемся в той или иной мере на границе. Наверное, и румыны что-нибудь городят, и турки…» Значит, потребуется еще большее насыщение артиллерии – от 100 орудий на 1 км фронта и более – и огромные запасы снарядов.

С заключительным словом выступил И.В. Сталин. Он успокоил собравшихся: если в начале войны в действиях Красной Армии и обнаружились «неувязки», то только потому, что войска после «прогулки по Польше» зазнались и не сумели с ходу приспособиться к условиям войны в Финляндии. Однако, получив боевое крещение, наши люди «очень быстро преобразовались» и теперь «наша армия стала крепкими обеими ногами на рельсы новой, настоящей советской современной армии. В этом главный плюс того опыта, который мы усвоили на полях Финляндии, дав нашей армии обстреляться хорошо, чтобы учесть этот опыт. Хорошо, что наша армия имела возможность получить этот опыт не у германской авиации, а в Финляндии с божьей помощью… наша армия вышла из этой войны почти вполне современной армией, но кое-чего еще не хватает».

Не хватало конкретно: обученных, дисциплинированных, инициативных бойцов – «у нашего бойца не хватает инициативы. Он индивидуально мало развит. Он плохо обучен, а когда человек не знает дела, откуда он может проявить инициативу, и поэтому он плохо дисциплинирован»; культурного, квалифицированного и образованного командного состава – «такого командного состава нет у нас, или есть единицы»; сколоченных и искусно работающих штабов; политически стойких и знающих военное дело политработников. А в остальном – все есть!

Воспарив в стратегические высоты, Вождь назвал финскую армию отсталой, неуклюжей, воспитанной на традициях пассивной обороны и неспособной к большим наступательным действиям (непонятно, как это утверждение согласуется с «намерением» финнов овладеть Ленинградом); побить ее – не бог весть какая задача. Главное состоит в том, «что мы разбили технику, тактику и стратегию передовых государств Европы, представители которых являлись учителями финнов». В общем, в самом конце разговора присутствующие убедились, что Красная Армия совершила «подвиг, не имеющий себе равных за всю историю войн».

Наша страна геройская, и мы все – герои!

Для обобщения опыта войны с «белофиннами» была создана комиссия под председательством К.Е. Ворошилова, приступившая к работе 19 апреля. В рамках этой комиссии, в свою очередь, было образовано несколько подкомиссий: общевойсковая (председатель – командарм 1 ранга Г.И. Кулик), ВВС (председатель – начальник Главного управления ВВС командарм 2 ранга Я.В. Смушкевич), автобронетанковая (председатель – начальник Автобронетанкового управления РККА командарм 2 ранга Д.Г. Павлов), по техническим войскам (председатель – заместитель начальника Генерального штаба командарм 2 ранга И.В. Смородинов), по политической работе (председатель – начальник Политического управления армейский комиссар 1 ранга Л.3. Мехлис) и военно-хозяйственному снабжению (председатель – начальник снабжения Красной Армии корпусной комиссар А.В. Хрулев).

В области боевой подготовки общевойсковая комиссия предложила условия учебы максимально приблизить к реальной обстановке, слаживание подразделений проводить исключительно в поле, днем и ночью, в любую погоду и любое время года, особое внимание уделяя тактической подготовке, взаимодействию родов войск, преодолению укрепленных позиций и штурму долговременных сооружений. «Создать полную иллюзию боя», – сформулировал Кулик.

Было указано на необходимость внести дополнения и изменения в проект Полевого устава 1939 года:

«Являясь уставом, рассчитанным в основном на ведение маневренной войны, ПУ-39 не учитывает того, что всякая война на наших границах будет начинаться с преодоления заблаговременно оборудованных укрепленных районов (УР) или укрепленных полос с сильно развитыми инженерными сооружениями полевого типа (ДЗОТ) и что только после успешного преодоления ряда укрепленных полос наступит период маневренной войны.

Поэтому в ПУ РККА необходимо включить раздел наступления и атаки на УР и на укрепленную полосу полевого типа с прочными инженерными сооружениями».

В задачах артиллерии – добавить необходимость разрушения противопехотных и противотанковых препятствий и минных полей, а также возможность использования при благоприятной обстановке всех систем орудий для ведения огня прямой наводкой по дот (дзот).

Кроме того, в ст. 21 ПУ-39 было записано: «Бережное отношение к каждому снаряду и каждому патрону и умелое их использование в бою должны быть непреложным правилом для всех командиров и бойцов РККА. Необходимо каждого командира и бойца воспитывать в твердом сознании, что только меткий, организованный, дисциплинированный огонь будет наносить поражение врагу». А товарищ Сталин разговоры о том, «что нужно стрелять по цели, а не по площадям» объявил анахронизмом, несусветной глупостью: «Если нужно в день дать 400—500 снарядов, чтобы разбить тыл противника, передовой край противника разбить, чтобы он не был спокоен, чтобы он не мог спать, нужно не жалеть снарядов и патронов». По этим вопросам Иосиф Виссарионович советовал «раскопать архивы немцев, французов, русских по империалистической войне, танцевать от опыта империалистической и современной войны».

Политработники неправильный лозунг «Экономить снаряды и патроны» заменили правильным лозунгом: «Победа малой кровью достигается выпуском наибольшего количества снарядов и патронов на головы врага».

Между прочим, в «русских архивах» лежало «Наставление для борьбы за укрепленные полосы», изданное в 1917 году, но «раскапывать» его было «неправильно», так как во второй части наставления недвусмысленно указывалось: «Должно вывести из обихода «ураганный» и подобные ему виды огня, порождаемые неспокойным состоянием духа… Стрельба без ясно поставленной цели – преступная трата снарядов».

Некоторые командиры сомневались, не слишком ли преувеличивалось значение опыта, полученного на таком «некультурном фронте, как финляндский». К примеру, командир 86-й стрелковой дивизии комдив Ю.В. Новосельский на заседании общевойсковой подкомиссии сказал: «Я боюсь одного, что последний опыт войны в Финляндии он как-то загипнотизировал всех нас, и будет представляться, что так именно надо учить войска, а ведь после, может быть, нам придется идти воевать и в другие места, и пока неизвестно, будет ли хуже, будут ли лес или горы».

Было признано целесообразным в стрелковой дивизии сохранить два артиллерийских полка с общим числом 60 орудий, но с измененным соотношением пушек и гаубиц в пользу последних. В представленном проекте легкий артиллерийский полк состоял из двух дивизионов трехбатарейного состава, по четыре орудия в каждой батарее. В каждом дивизионе две пушечные батареи 76-мм пушек и одна батарея 122-мм гаубицы. Гаубичный артиллерийский полк был трехдивизионного состава, по три четырехорудийные батареи в каждом дивизионе. Из них два первых дивизиона 122-мм гаубиц и третий – 152-мм гаубиц. Итого в двух артполках иметь 16 —76-мм пушек, 32 – 122-мм гаубицы и 12 – 152-мм гаубиц. Вместо минометного взвода в стрелковом батальоне вводилась рота из шести 82-мм минометов, минометный взвод стрелкового полка преобразовывался в батарею из четырех 120-мм минометов.

Таким образом, стрелковая дивизия «военного времени» должна была иметь: полковых «трехдюймовок» – 18, 76-мм дивизионных пушек – 16, 122-мм гаубиц – 32, 152-мм гаубиц – 12, 45-мм пушек – 54, 76-мм зенитных пушек – 4, 37-мм зенитных автоматов – 8, 120-мм минометов – 12, 82-мм минометов – 54, 50-мм минометов – 81.

В структуре корпусных артиллерийских полков изменения были незначительны. Первый корпусной полк сохранил полностью свою организацию; он стал называться корпусным артполком первого типа. Второй корпусный полк, именовавшийся корпусным тяжелым артиллерийским полком, подвергся небольшой реорганизации. Его третий дивизион, имевший на вооружении 203-мм гаубицы, оказался очень тяжелым, а сами системы громоздкими. Поэтому гаубица Б-4 была передана в артиллерию РГК, а третий дивизион получил 152-мм гаубицы-пушки. Количество орудий в дивизионе увеличилось вдвое. Полк стал называться корпусным артполком второго типа.