Текст книги "По дороге к Храму"

Глава 16

Поздно вечером, когда взрослые за перегородкой обсуждали свои проблемы, Алёнке взгрустнулось. Ей было жаль расставаться с Сергуней. С ним было намного интереснее проводить свободное время, нежели с одноклассницами, мечтающими в недалеком будущем стать непременно актрисами, либо преуспевающими фотомоделями. Алёнка же, имея на плечах, красивую светлую головку, считала, что о собственной занятости в неведомом будущем, думать пока рановато, а надобно теперь преуспевать в учебе, с чем и справлялась отлично.

Небо к вечеру затянуло облаками и на улице стало довольно-таки сумеречно. В распахнутое окно потянуло прохладой. Алёнка зевнула, отложила книгу и подошла к окну. Она освободила проём от рамки с москитной сеткой и потянулась, ощущая лёгкость во всем теле. В этот момент её ослепила яркая вспышка. В наступившей кромешной тьме, она слышала, как шелестит черёмуховый куст. На ощупь, закрыв створки окна, Алёнка повернулась к горевшей настольной лампе, и зрение постепенно пришло в норму.

– «Странное, что-то творится в природе», – подумала Алёнка, забираясь под одеяло, – молния без грома. Может ещё будет?»

Но не грома, не молнии, ни дождя, впоследствии не было.

Этим летом, Сергуню ежевечерне, словно магнитом притягивало к окну Алёнкиной спальни. С замиранием сердца наблюдал он из-за черёмухового куста как она в светящемся окне, готовится ко сну. Хотя ему было противно и ужасно стыдно за самого себя, когда он доставал мокрую ладонь из специально прорванного кармана штанов и бежал вдоль переулка, прятаться на сеновале, где было летнее место его ночлега. Там представляя её рядом с собой, он повторял это снова раз за разом. Сегодня мать объявила о скором отъезде и Сергуня, ужаснувшись, растерянно шевелил извилинами, не зная что предпринять, чтобы оттянуть отъезд. И не додумавшись ни до чего, решил взять с собой, хотя бы её фотографию. Под вечер он зарядил, выигранный на математической олимпиаде «ФЭД», со вспышкой и, пряча его за рубашку, направился к заветному окошку. Улица была пустынна. Молодёжь в это время обычно тусовалась в клубе, а всё остальное население парилось у экранов телевизоров, впитывая в себя какую-нибудь телевизионную галиматью. Такой образ существования земляков, в данное время, вполне устраивал Сергуню. Прокравшись в огород, опасаясь каждого шороха, он присел за черёмухой и, дождавшись её в оконном проёме, одетую в насквозь просвечиваемую сорочку, навёл фотоаппарат и нажал кнопку. Яркая вспышка на мгновение ослепила и его самого. Он припустил наугад через кусты, едва не вывернув пролёт из заборчика.

– «Попурацци» хренов! – Ругал он себя, проявляя пленку. Но всё-таки снимок получился отличный, подружка на нём была, как живая.

Когда Сергуня с Аленкой стояли у гружёной скарбом машины, она, насмелившись в последний момент, поцеловала его в щёку, сказав приказным тоном:

– Как доедешь, сразу напиши. – И, быстро ушла, чтобы не разреветься у него на глазах.

На другой день, Алёнка прополола грядки и заровняла граблями, оставленные на них чьи-то следы, которым не предала особого внимания. Покачавшись на качели, устроенной между двумя берёзами, когда-то для неё Лукичем, она спрыгнула и, медленно подошла к баркасу. Она так и не решилась покататься на нём. Без Сергуни было не интересно.

– У нас краска есть? – спросила Алёнка у отчима, как-то странно смотревшего на неё из раскрытого настежь окна.

– Что? – спохватился тот. – Краска? Есть, наверное… в кладовке.

Она вынесла на крыльцо ржавую жестяную банку. Отковырнула гвоздём присохшую крышку и, проткнув толстую коричневую плёнку, окунула в неё кончик указательного пальца. Краска ей показалась вполне пригодной. Вернувшись к баркасу, Алёнка принялась на носовой его части старательно выводить имя бывшего владельца. Завершив работу, она вытерла палец лопухом и, оглянувшись на окно, снова встретилась взглядом с отчимом. Тот подмигнул и, улыбнувшись, показал ей большой оттопыренный к верху палец.

– Классно! – Сказал он с заметной иронией. – Если, к этой посудине ещё и мотор прикрепить, цены ей не будет.

– Она, и, так бесценна. – Алёнка сделала вид, будто обиделась за шутливое отношение Лукича к памятному подарку и ушла к себе, зная что ей воздастся за его бездумное поведение.

Время перестроечной эпохи, летело незаметно. Одни события, неожиданно сменялись другими, и не каждому было дано найти себя в этом ставшем вдруг незнакомым мире.

Чем взрослей становилась дочь, тем привлекательней Антонине казался Андрей. Он молодел прямо на глазах. Свою же болезнь, которая становилась всё невыносимей и мучительней, она старалась тщательно маскировать, чтобы, как можно дольше в её доме царило благополучие и покой. С Андреем они так и не расписались, хотя вначале это не исключалось. Со временем в поселке все и думать забыли про то, как когда-то Антонина буквально вырвала Андрея из цепких лап зелёного змия. Теперь же, когда Алёнка в свои пятнадцать лет, получила свидетельство об окончании восьмилетки, а так же паспорт, Антонина стала замечать между дочерью и мужем далеко не детские шутки, а откровенный ничем не прикрытый флирт. Иногда Антонине казалось, что она наблюдает не за дочерью, а за собой, неизвестным образом заглядывая из настоящего в прошлое. Когда ей становилось совсем плохо, и она оказывалась на волоске между жизнью и смертью, то даже допускала мысль, что будет лучше, если дочь останется с Андреем, чем окунется в непонятную даже для взрослых, полную всяких неожиданных опасностей современную жизнь. Эта мысль с каждым разом становилась всё привычней, всё естественней. И, ревностное чувство уже не щемило её грудь. В конце концов, Андрей мужик проверенный.

Как-то, в середине августа, в день зарплаты, Андрей пришел домой раньше обычного. Настроение у него было приподнятое. Принёс целый пакет продуктов, две коробки хороших конфет, бутылку «Шампанского» и чему больше всего радовался – запчасть к лодочному мотору.

– Я нынче-то поплавать, уж, и не мечтал. А, она, вишь, и подвернулась. Сейчас поставлю, и будет полный порядок!

Антонина, принявшая только что порцию таблеток, вышла из спальни.

– Ты, мать чего такая бледная? – спросил он мимолётно и вытряхнул на стол целую кучу денег. – Вот, за все полгода, полностью отдали!

– У-у, сколько! – Алёнка подошла к столу и, взъерошив купюры, приподняла над столом и рассыпала, словно осенние листья. Потом она зажала между ладоней пачку червонцев и поднесла к носу.

– Говорят, что деньги не пахнут…

– Да, они не пахнут. – Сказал Лукич. – Они воняют потом трудового народа. Ну, и моим, конечно, тоже… Вы тут, пока со столом чего-нибудь сообразите, а я пойду, запчасть поставлю. Никак не терпится. Ладно?

– Ладно, сообразим. – Пообещала Алёнка, озарив отчима своей очаровательной улыбкой.

За обедом сидели необычно долго. Пили «Шампанское», закусывали вкусными конфетами. Антонина тоже выпила бокал и порозовевшая наблюдала за развеселившейся дочерью, которая постоянно перебивала отчима, вслух строившего семейные планы на ближайшее время.

– Лодка теперь на ходу. Надо будет в город съездить, взять разрешение на рыбную ловлю. Какое не наесть, а подспорье.

– Алёне бы шубку к зиме… Не маленькая уже, в пальтишке-то бегать. – Скрывая тяжёлое дыхание, проговорила Антонина.

– И, шапку норковую. – Тут же весело подхватила дочь.

– Обязательно. – Серьёзно сказал Андрей. – Что за шуба, без шапки? – он закурил дорогую сигарету с фильтром и закашлялся. Алёнка протянула к нему руку, легонько похлопала по спине.

– Совсем ты у нас старый стал. – Щуря масленые глазки, сказала она, покосившись на мать.

– Дрянное у них курево. Цена баснословная, а толку… Во! Пока кашлял, истлела вся. Нет, уж… – ярославская махорка, лучше всяких табаков! Не нами сказано.

– А, ты брось это дело совсем. – Ковыряясь вилкой в салате, предложила Алёнка. – В знак протеста.

Она взяла пачку, повертела в руках и, не глядя, швырнула через плечо, прямо в распахнутое окно. Их взгляды встретились и несколько мгновений, они любовались друг другом. Не пропустила этих мгновений и Антонина, повернувшаяся от плиты, с кофейником в руке. Она разлила кофе по чашкам и присела рядом с дочерью.

– А, что, слабо? – поддержала Антонина дочь.

– Хм… Над этим стоит подумать.

Немного отдохнув после обеда, они втроем отправились на речку. Антонина собиралась прополоскать кое-какое бельишко, Андрею не терпелось опробовать мотор на тихой воде, а Алёнке помогавшей нести тазик, хотелось прокатиться на моторке, что случалось не часто.

Миновав лесополосу и журчащий ручеёк, они вышли к берегу. Взглянув на бугор, где росли сосны старушки, Антонина вздрогнула и оцепенела: на том же месте, что и четырнадцать лет назад, к ним спиной сидел военный, в застиранной до белизны гимнастёрке. Он слегка наклонил голову, как бы прислушиваясь к их шагам, поднялся во весь богатырский рост и, сутулясь, спустился по прибрежному склону к реке, не желая мешать благополучной семейке.

– Мам, тебе плохо? – настороженно спросила Алёнка.

– Так, что-то… – безотрывно глядя туда, где скрылся военный, проговорила Антонина и, сорвав с головы косынку, чуть ли не бегом припустила к обрыву, надеясь увидеть его сию же минуту. Андрей, ничего этого не замечая, по заросшему осокой берегу, пробрался к своей лодке и уже закреплял мотор.

Антонина, присев на боне, задумчиво шлепала бельем по воде. Алёнка поджидала Лукича. Наконец мотор взревел, наполняя, синим дымом прозрачный воздух и лодка, описав круг по заливу, причалила к боне.

– Ну, что красивые, поехали кататься?! – Предложил возбужденный Андрей.

Антонина не отозвалась. Её мысли были где-то совсем далеко.

– Мам, давай прокатимся…

– Да плывите вы! – Едва сдерживая одышку, через силу высказала она. – Всю воду замутили.

Алёнка озорно хихикнула и шагнула в лодку.

– А мне дашь порулить? – спросила она Андрея.

– Здесь коряг много. Там дам. – Махнул он за черту камышей и запустил мотор. Густые заросли камыша они преодолели на вёслах, подняв мотор на корму.

За камышами, на просторе, было ветрено и волнисто. Андрей опустил винт в воду и запустил мотор, направляя лодку к острову, на котором в далёкой юности прекрасно проводил время с Антониной, не кем ещё не тронутой и немного диковатой, как ему тогда казалось. Обогнув остров, он крикнул падчерице.

– На, рули.

Та с готовностью перебралась на корму и приняла ручку управления.

– Только сильно не лавируй. – Крикнул ей в ухо отчим и увидел, как она весело рассмеялась.

Алёнка управляла лодкой не первый раз. Но сегодня она была в особенном настроении. Она делала крен, то на один борт, то переваливала на другой, озорно поглядывая на Андрея. Тот не протестовал, ему самому нравилось её баловство. Они уже с полчаса, гоняли по реке, распугивая стаи задремавших чаек и обдавая себя холодными брызгами.

– Поехали за мамой! – Крикнула Алёнка и развернула лодку на полосу камышей. Отчим погрозил ей пальцем, но она что-то напевая под шум мотора, намереваясь с ходу проскочить камыши, со всего маху врезалась в их ядрёные дебри. Лодку тормознуло так, что Алёнка улетела, словно из пушки прямо в руки Лукича, сидящего посередине. Они оказались в объятиях друг друга посреди высоких камышей. Его левая рука крепко прижимала половинку её оголившегося зада… Вдыхая аромат её волос, Андрей на мгновение закрыл глаза но, взяв себя в руки, расслабил объятия. Алёнка же вцепившись в его воротник, не спешила, от него отделятся. Она ещё никогда не была так близко с взрослым мужчиной, тем более с таким, который ей был достаточно симпатичен. Она рассматривала его брови, нос, ловила его дыхание, подставляя свои пухленькие губки, к его губам. Она поняла, что уже созрела для совершения той самой глупости, что может быть между мужчиной и женщиной. Андрею, показалось, что никогда не было того кошмарного прошлого, а просто был сон, который сейчас превратился в счастливую реальность!.. И, Антонина, вот она, в его руках, сама провоцирует, желая его!.. Он неровно задышал, решив больше никому, никогда её не отдавать, но вдруг услышал недовольный возглас Алёнки:

– Пусти. Больно же!

Она высвободилась из его цепких рук и кивнула на место рядом с заглохшим мотором. Андрей тряхнул головой, послушно шагнул на корму. Они долго, смущённо молчали, стараясь, не смотреть друг на друга.

– Надо как-то отсюда выбираться. – Промолвила Алёнка, поправляя платье.

Лукич взял, лежавшее на дне лодки весло и резко выдохнул:

– Сейчас выберемся.

Он изо всех сил упирался веслом, стараясь поскорее прийти в себя от только – что пережитого безумства. Наконец, лодка вышла на ровную гладь залива.

У берега блестела мокрым настилом бона, с одиноко маячившим жёлтым тазиком, в котором находилось выполосканное Антониной белье. Самой хозяйки нигде поблизости видно не было. Алёнка с тревогой на сердце, зорким взглядом пробежала по берегу… И, уже через минуту билась в истерике, поняв, что случилось чего-то страшное и непоправимое. На её истерический крик, с пляжа прибежала гурьба ребятишек. Узнав, что случилось, они принялись нырять, осматривая коряжистое дно. Но у боны было не настолько глубоко, чтобы можно было утонуть трезвому взрослому человеку…

… Андрей уже десятый раз нырял рядом с боной, ощупывая дно, и выныривал без результата. Ребята повзрослей, искали подальше, на глубине и не напрасно. На утопленницу наткнулись в том месте, куда можно было, либо добрести, либо доплыть – ни каких течений в заливе не было, поэтому снести её на такое расстояние от боны ничто не могло.

На берегу, без пользы, уже с полчаса стояла карета «скорой помощи», потому что вернуть к жизни Антонину, было невозможно – слишком долго она пробыла в воде. Только обезумевшая, обессиленная Алёнка, делала ей искусственное дыхание, как этому их обучали в школе, пока её насильно не оттащили от на веки успокоившейся матери.

Глава 17

Вплоть до девятого дня, Алёнка не просыхала от слёз, не желая мириться с постигшим её горем. Она даже не замечала, что Лукич всё это время разделяет утрату напару с бутылкой, и заговорила с ним, только когда собирали поминальный стол на девятый день. Помогала соседка баба Даша, на протяжении всей жизни, находившаяся в тесном контакте с Антониной, как мать и как подруга. Будучи женщиной набожной, она настоятельно заставила Алёнку надеть принесённое ею траурное одеяние, и трясущейся от старости рукой, погладив Алёнку по волосам, сказала:

– Смирись с судьбой, дочка. Видно так Богу угодно. Гораздо, видать страдала, раз на такое решилась.

– От чего страдала?.. – спросила Алёнка.

– Не уж-то не знаешь? У неё же смолоду ещё, вся грудина была расшиблена. – Тетя Даша покосилась на курившего у окна отчима. – Уж, потом, астма-то и привязалась. Она может быть от вас скрывала – расстраивать не хотела. Мне так – часто жаловалась. Я ей травами пробовала снять недуг-то, да – это всё временно… – Она снова покосилась на Андрея, хотела ещё что-то сказать, но беззвучно заплакала и пошла на кухню. Алёнка посмотрела на Лукича и тот, погасив цигарку, пошатываясь, направился к выходу, по пути сунув в её руку Сергунино письмо.

– На, вот… Чуть не забыл.

Сразу письмо она читать не стала, а спрятала под подушку и совершенно по-взрослому задумалась над словами соседки. Она начала припоминать некоторые странные моменты в материнском поведении, которым никогда не придавала особенного значения, и ей снова стало горько и обидно за своё бездумное поведение.

Ближе к полудню начали заходить люди. Поминали парой стопок рабу Божью Антонину и, посидев недолго тихонько, не прощаясь, исчезали.

Уже затемно пошла к себе баба Даша, подбадривая и наставляя на путь истинный юную хозяйку, уставшую и осунувшуюся от пережитого…

Прибирая со стола посуду, Алёнка поглядывала на Лукича, сидевшего молча, опустив голову, напротив освещенного двумя свечками материнского портрета. Рядом, на краю стола, стояла наполненная водкой стопка.

– Допивай, да я стол протру. – Сказала Алёнка с жалостью в голосе. Андрей поднял на неё осоловевшие глаза:

– Не лезет, уже.

Алёнка взяла стопку в свою чуть дрожащую руку.

– Ну, тогда я выпью. Грех оставлять…

Выпив водку, она сморщилась, схватив себя пальцами за горло, и убежала на кухню. Андрей усмехнулся, услыхав, как брякнул ковш о ведро с водой.

– «Как она похожа на мать!» – Уже в который раз подумал он про себя.

Алёнка показалась из кухни минут через пять, с тряпкой в руке и, покачнувшись, опустилась на табурет.

– Голова закружилась… Устала я сегодня. Утром приберусь. – Сказала она и, придерживаясь за спинки стульев, прошла в свою спальню. Небрежно стащив с себя траурную одежду, она буквально рухнула на постель, прямо поверх одеяла…

… Андрей, сидя за столом, подперев подбородок кулаком, невольно любовался полураздетым телом юной падчерицы. Он поднялся со стула, тряхнул головой и тихонько, на носочках, прошёл в кухню. Еле справившись с нахлынувшей похотью, он достал из холодильника бутылку водки и отпил прямо из горла, желая погасить свои чувства, но водка только усугубила. Чтоб не видеть её, он решил выключить свет но, оказавшись у девичьей спальни, потеряв над собой контроль, принялся бесшумно и быстро раздеваться. Через несколько мгновений, стянув с неё трусики, навалился на неё всем своим грузом, горячо нашептывая только три слова, влетевшие в пьяное сознание:

– Вишенка моя, сладкая…

Особого сопротивления с её стороны Андрей не почувствовал, напротив, она вела себя, как с желанным мужчиной, хотя проделывала всё сонно и неумело.

– Сладкая моя вишенка… Тонечка… Тоня-а-а!..

…Свалившись на постель, Алёнка, впервые отведавшая водки, провалилась в глубокий сон. Она почему-то сразу очутилась в Сергуниной лодке, посреди волнующейся реки. Пред глазами сверкали сотни солнечных зайчиков. Проплывавший мимо большой пароход поднял крутые волны, и чтобы не утонуть Сергуня уложил её на дно баркаса, накрыв своим телом.

– «… Ихо… тихо… Тонем… Не утонем…» – Отдавалось эхом в тяжёлой голове Алёнки. В эти минуты, Сергуня был ей особенно приятен. Ей было немножко больно, равно, как и хорошо. Алёнка, обнимая его, крепко прижимала к себе, и ей становилось ещё приятней от неведомых до сих пор ощущений. Волна сильно раскачивала лодку с носа на корму, но страшно не было, Алёнку собой прикрывал её капитан…

… Проснувшись рано утром, она хотела, было повернуться на бок, но одеяло, будто за что-то зацепилось. Алёнка потянула его сильней, и увидела, как у неё под боком зашевелился и сонно простонал Лукич. Сбросив с себя одеяло совсем, она как ошпаренная, выпрыгнула из постели, и удивлённо уставилась на отчима. Андрей расценил её поведение по-своему и, улыбнувшись, протянул к ней руки, зазывая обратно под одеяло. Достаточно поспав, он чувствовал себя снова дееспособным мужчиной. Алёнка испуганно попятилась к двери, попутно прихватив со стула, заваленное его одеждой повседневное платье и наскоро одевшись, в шоковом состоянии, выбежала на улицу. Присев на холодную ступеньку крылечка, собрав на лбу морщинки, она припомнила сладкий сон, и только теперь поняла, что это произошло на самом деле!.. Вдруг она, словно напуганная молодая лань, сорвалась с места, распахнула настежь калитку и, раскинув руки, будто ласточка крылья, топая босыми пятками по тротуару, припустила вдоль улицы. Захлебываясь слезами от смешанного чувства, любви и ненависти, стыда и горькой обиды, она без остановки домчалась до кладбища и рухнула на свежий холмик материнской могилы.

– Ма-а-мо-о-чка-а! – Навзрыд произносила она, разгребая тяжёлый сырой песок, сразу же набившийся под ногти. Обессилев, поняла бессмысленность своего поведения и стоя на коленях, начала сгребать песок обратно, окропляя могилку слезами, неотрывно глядя, на овальную фотографию самого дорогого ей человека, с грустной улыбкой на очаровательном лице. Вконец уставшая, Алёнка, уткнулась лицом в холмик и в кровь покусанными губами, еле слышно прошептала:

– Прости меня, мамочка! Я его… я его… тоже… любила. Я… даже… завидовала тебе… Зачем же он, так?!!

Выплакав все слёзы, Алёнка поднялась с земли и изредка судорожно всхлипывая, огляделась. В верхушках редких кладбищенских сосен гулял ветер. На одной из них веселился бельчонок, шустро спускаясь почти до земли и, пулей взмывая вверх. В другое время, Алёнка бы обрадовалась встрече со зверьком, но теперь посмотрела на него с совершенным безразличием.

Понемногу приходя в себя, она дошла до дома. Раздумывая, постояла у дверей и, решившись, толкнула дверь. Лукич отсутствовал. Через четверть часа, она вышла приодетой, со спортивной сумкой на плече и, избегая встречи со знакомыми, направилась в сторону железнодорожной станции.

Прибыв в Пятиморск, Алёнка уже заранее приготовилась к трудностям. Но, как оказалось, Сергунин дом был неподалеку от вокзала. Громоздившийся среди пятиэтажек общежитский девятиэтажный комплекс, после поселковых домиков, показался ей киношным небоскребом. К глубокому сожалению, Сергуни не оказалось дома и она, выйдя из подъезда, в раздумье примостилась на краешек затоптанной грязными ногами скамьи. Рядом с детской песочницей, томилась от безделья группа ребят, приблизительно её возраста. Через некоторое время, один из них подошёл и, взобравшись на скамейку с ногами, спросил:

– Ты что, из Лохляндии?

– Почему? – отказавшись от протянутой ей сигареты, спросила Алёнка.

– Так сидят на скамейках только лохи. Кого ждем, леди?

– Кого надо, того и жду. – Грубовато ответила она.

– А, в сумке что, бомба?

– Чего пристал? Иди отсюда! – Совсем рассердилась гостья.

– Показывай сумку. – Настойчиво потребовал парень.

– Ты чего, дурак?!

– Не дурак, а сроду так. Показывай, или я сейчас «спецназ» вызову. – Говорил спокойно и уверенно тот. «Спецназ» Алёнке был не к чему, и она раскрыла сумку.

– Ладно, вижу… На террористку ты не похожа. К кому приехала?

– К Никитиным. – Скрепя сердце ответила она.

– К Сергуне? Ну, так бы и говорила.

Парень из заднего кармана джинсов достал маленький мобильник и большим пальцем той же руки, в которой держал телефон, ловко набрал номер.

– Але, Гуня, Тим трубит. Почему без дела? По делу. Тут к тебе родственница подкатила… Какая, какая… красивая и молодая. – Он ещё раз оглядел Алёнку с головы до пяток. – Спрашивает, откуда принесло?

– Алёна, из Сужи…

– Алёна, из какой-то лужи. А-а, ладненько… – он выключил телефон и сунул обратно в карман. – Сейчас примчится, твой родственник. У него байк под жопой, так что… жвачку хочешь?

– Спасибо. – Она взяла жвачку, поняв, что этот парень не так уж и опасен, как ей показалось поначалу.

– Поступать приехала?

– С чего ты взял?

– Сейчас все лохи сюда едут. Бабки, что ли, некуда девать?

– Причём, тут, бабки? – покосилась Алёнка на парня.

– Не боись. Это я так, чтобы не молчать.

Алёнка не сразу признала Сергуню, когда тот подъехал на мотоцикле. За прошедший год, он сильно повзрослел. Чувствовалось, что он не только освоился в городе, но и заслужил кое-какой авторитет среди вот этих ребят, что томятся от безделья. Сергуня заглушил мотоцикл, снял шлем и, молча, уставился на Алёнку. От этого молчания ей стало немного не по себе.

– Вот… Приехала… Как обещала. – Смущенно улыбнулась она.

– Ага!.. – Словно только что проснулся тот. – Привет…

– Привет! – Она потянулась к нему и, как тогда, во время прощания, поцеловала его в щёку.

– Тим, поставь коня в стойло. – Попросил Сергуня парня с телефоном и передал тому мотоцикл.

– С превеликой радостью, мин херц.

Они поднялись на четвертый этаж семейного общежития и прошли в самый конец длинного коридора. По Аленкиным понятиям, комната была приличных размеров, но обставлена только самым необходимым. По середине ее стоял обеденный стол, прикрывая собой раскладной диван, прижатый к стене. В углу, на тумбочке, стоял цветной телевизор, у дальней стены книжный шкаф с небольшим количеством книжек и журналов, окна были зашторены большими цветастыми занавесками.

– Уютно у вас. – Сказала Алёнка, снимая туфли. – А, Нина Васильевна, на работе?

– Ты, что, не знаешь? Я же тебе писал…

– Н-нет. – Пожала плечами Алёнка.

– Нет больше мамы. И, тётки, тоже нет. С работы не вернулись.

– Как? – уставилась на него Алёнка.

– Про аварию на химзаводе слышала?

– Нет.

– Ах, да!.. У нас, ведь, чем громче грохнет, тем тише слышно. – По-взрослому усмехнулся Сергуня и, спросил. – Не помнишь, сколько ты от меня писем получила?

– Около пяти… вроде…

– Понятно. – Сказал он и, к её удивлению, прикурил сигарету. На это она ему ничего не сказала, просто было как-то непривычно видеть Сергуню таким взрослым. Он подобно Лукичу, глубоко втягивал в себя дым и медленно задумчиво его выпускал.

– А, когда это случилось, с мамой?.. – осторожно, чтобы не очень его расстроить, спросила Алёнка.

– Да, уж, с полгода, как… Теперь, вот, один.

По его интонации в голосе, Алёнка поняла, что горечь утраты он уже пережил и смирился со своей судьбой, а потому в свою очередь тоже призадумалась, опустив низко голову. Ей хотелось излить Сергуне всё, что произошло с нею за последнее время, но вчерашнее удерживало, заставляя терпеть!..

– Я, теперь, тоже одна. – Тихо произнесла Алёнка.

– Ты-то… с чего?! – Захлебнулся дымом Сергуня.

– Мама утонула… Белье полоскала и упала в воду, пока я… пока мы… – Она ни в какую не желала признавать, что мать покончила с собой. – Вчера девятый день был. – И, её снова прорвало… Алёнка села на диван, уткнулась лицом в стол и принялась рыдать, вытесняя из груди этот снова скопившийся противный ком. Сергуня стал, как мог, успокаивать подругу детства, поглаживая ладонью по её трясущимся плечам, по спине, по волнистым шёлковым волосам… и тут, в комнату по-свойски, без стука, вошла рыжая девчонка.

– Привет, парниша. – Сказала она таким тоном, будто Алёнки здесь вовсе не было. Присев, упитанным задом на угол стола, достала из пачки сигарету и прикурила, слегка улыбаясь и прищурив глаз от попавшего в него дыма. Алёнка всхлипывая, вытирала слёзы, будто сквозь туман, поглядывая на курившую конопатую гостью.

– Родственница? – спросила рыжая, и стряхнула пепел прямо на пол.

– Так, ведь, ты же, уже, знаешь! – Раздраженно ответил ей Сергуня, и было понятно, что её визит, в данное время был нежелателен. Алёнка осушила слёзы и теперь с неприязнью смотрела на гостью, столь бесцеремонно ворвавшуюся к ним в комнату. Обстановку разрядил сигнал мобильника. Сергуня прижал трубку к уху и по выражению его лица, было видно, что он выслушивает что-то неприятное.

– Ладно, еду! – Сердито сказал он в трубку и повернулся к столу. – Выйдите на минутку, я переоденусь.

– Кхе! – Скорчила рожу рыжая, слезая со стола. – Могу и вообще не заходить. – Обидчиво произнесла она, направляясь к дверям. Алёнку, поднявшуюся было с дивана, Сергуня усадил на место. Рыжая вышла из комнаты, прихлопнув дверью. Хозяин защелкнул за нею дверь на шпингалет и будто укушенный заметался по комнате. Что-то, бормоча про себя, подбежал к книжному шкафу, поднатужась, отодвинул его от стены и исчез за ним. Появившись оттуда через минуту, приложил палец к губам.

– Про это никому. Секретная лаборатория. Потом покажу. – Он придвинул шкаф на место. – Я слетаю кое-куда… Ты, пока поешь, там, в холодильнике, а то мы заболтались… Тебе пива брать?

Алёнка пожала плечами.

– Значит, брать.

Сергуня, на мотоцикле, осторожно подрулил к дому, в котором застрял Колобок и, поставив своего коня между двух машин так, что его почти не было видно, вбежал в средний подъезд. Бесшумно поднявшись на пятый этаж, он остановился напротив металлической двери вишнёвого цвета и прислушался. Достал из-за рубахи универсальный ключ собственного изобретения и, сунув его в скважину замка, открыл малиновую дверь. За нею скрывалась другая, деревянная дверь, с висячим замком.

– «Остроумно», – подумал Сергуня, – туда дуй, а от туда…»

… Их ровесник Колобков, промышлял квартирными кражами недавно. На дело ходил только, когда мать начинала сетовать на отсутствие налички в семейном бюджете. В отличие от других ребят, у Колобка, всегда в кармане водилась копейка, и он иногда давал друзьям в долг под небольшие проценты. Работал он довольно примитивно: высматривал лоджию, или балкончик более менее поприличней, спускался с крыши по веревке, привязанной к вентиляционной трубе, при помощи стеклореза бесшумно вынимал стекло из балконной двери, и проникал в квартиру. Обратно выходил, как ни в чём не бывало, через дверь и был таков. Обратный отход через крышу, из-за собственного избыточного веса, у него отработан не был и сегодня, ухватив солидный куш, он не смог открыть входную дверь, на что, и был расчёт хозяина квартиры. В паническом состоянии, он обзвонил всех друзей, у кого были мобильники, и наткнулся на Сергуню, единственного, кто пообещал помочь…

– «Хорошо, что не кодовый». – Подумал Сергуня, отомкнув висячий замок и, услышал внизу лестницы, торопливые шаги. Он прикрыл вишнёвую дверь и начал спускаться вниз. Ему на встречу поднимались двое, прилично одетых мужчин. Встретившись с ними, Сергуня занервничал и кинулся, было на пролом, но ловко подставленная нога, грубо остановила его прорыв на свободу. Его подняли и, заломив до боли и без того ушибленную руку, подталкивая, повели обратно наверх.

– Может, и, не этот… который по веревке лез, намного упитанней выглядел.

– Тихо. – Остановившись, шёпотом сказал тот, который выглядел, уж, очень хилым. – Значит, этот на шухере был. Чего тут не ясного? А, ты пацан, знаешь, что за шухер больше дают? – оскалился он, почёсывая стволом пистолета свой висок. – Ну, сколько вас? – он выламывал Сергуне руку. Тот застонал от боли.

– Двое. Пусти!

– Ага, сейчас. И, денег на такси подкину.

Они втолкнули его в раскрытую дверь и заперлись на все замки. Рядом с ванной комнатой, стоял растерянный, задрожавший при виде ствола, Колобок.

– Ну, чего обоссался? Иди сюда. – Махнул ему стволом худой. Но вместо того, чтобы послушаться, Колобков метнулся в комнату, где была раскрыта им же самим балконная дверь…

– Ух, ты, сучёнок! – Кинулся за ним второй мужчина. Он вернулся через несколько секунд, виновато мигая, разводя руки в стороны. – Ушёл… вниз. Прямо на урну угодил. Даже мяукнуть не успел…

– И, хрен с ним! Догляди, все ли на месте, да валим отсюда. Гля, такая классная пещера была! Тьфу-т-ты!..

Сергуня, поначалу принявший этих мужиков за милиционеров, теперь понял, что это далеко не так. Они были либо крутые предприниматели, либо бандиты, что для него, по сути, означало почти одно и то же. Грохнуть могут не задумываясь.

– Пусти, не убегу. – Выдернул руку из руки тощего Сергуня.