Текст книги "Бинтуронги"

Химическая атака

Было дело, я как-то давно зашёл в подъезд, где наша коммунальная квартира расположена, а там кто-то наркотической анаши покурил. Ну, думаю, дело хозяйское, лишь бы не онанировали. Не дай Бох.

И чем выше я поднимаюсь, тем сильнее пахнет. И сорт какой-то странный. Сейчас же в наркотики столько химии всякой добавляют! Аж страшно становится. Рассказывали мне, что один человек съел химический наркотик и у него ласты выросли. И он уплыл под стол.

Открываю я дверь в квартиру. А там всё в дыму.

И я понимаю, что сосед поставил включенный утюг в микроволновку и включил её. А сам пошёл купаться, уснул и утонул.

И пожар уже вовсю пылает. И это, судя по запаху, уже горят его три килограмма инсектицидов или фармакологическая коллекция. И газ этот ядовитый, и я сейчас отравлюсь.

Реально воняло очень страшно, и было понятно, что это какая-то жёсткая химия. Сколько можно сделать вдохов без летального исхода, я не знал.

Поэтому задержал дыхание и быстро побежал по коридору на кухню, чтобы первым делом открыть форточку. Оттуда сделать новый вдох и броситься искать источник дыма.

Я ориентировался на свет, который пробивался сквозь дым, но глаза сощурил, чтобы уменьшить площадь возможного ожога роговицы.

Забегаю на кухню. А там сосед стоит перед плитой и невидящими глазами уставился в скворчащую сковородку, и левая рука у него к голове поднесена. Да так и замер.

Вот как, оказывается, это начинается! Первые симптомы. И, может быть, уже необратимые изменения. Очень страшно.

И тут он говорит: «Но.»

Стало вконец жутко.

Разве я вслух это сказал?

«Да», – говорит сосед.

Руки немножко вспотели. Я говорю: «Ты можешь идти?»

А он говорит: «Нет.»

А потом говорит: «Да. Но. А сеструха егошняя совсем дура. Ты же видел в прошлый раз. Но. Так я чо тебе и говорю. Сейчас, погоди…»

Телефон от уха отнимает, поворачивается ко мне: «Чо ты, Вов, хотел чего-то?»

Я по сторонам оглядываюсь, ничего понять не могу. И форточка открыта уже. «Что произошло?» – спрашиваю.

– Курочку вот себе приготовил.

– А что за вонь?

– Розмаринчику немного бросил.

Или вот ещё случай был. Испанцы, когда цена на розмарин стала падать, целый галеон розмарина затопили в заливе Мёртвых рыб.

Или вот ещё. При Трафальгарском сражении англичане метили противникам в корабельные розмариновницы, чтобы те загорелись и вынудили команду спасаться, прыгая в воду.

Или вот. Когда Александр Филиппович Македонский брал Смоленск, он сначала месяц дрессировал ворон на макете Смоленска, а потом привязал к дрессированным воронам по веточке горящего розмарина и отпустил. Вороны прилетели в Смоленск и через полчаса все жители с криками «да ну его, всё это» убежали из города. А некоторые от греха подальше уплыли на другое полушарие и стали там индейцами.

Никакого предубеждения относительно розмарина у меня нет. Наоборот, я его заведомо полюбил, ещё не зная, что это такое, когда у Рабле про него прочёл в отрочестве. Оттуда и помню.

Поэтому лучше скажу по-другому. Когда Господь за шесть дней создал Всё, он посмотрел на Всё и увидел, что это хорошо. Потом ещё посмотрел, подумал и добавил розмарина.

Настоящее

Однажды ко мне в школе подошли друзья с уверенностью и надеждой на лицах. Каждый надеялся на своё.

И спросили: «Вот скажи ему, что больше – Чикаго или Филадельфия?»

Я произнёс голосом географического атласа: «В США всего восемь миллионников. Вот они в порядке убывания населения: Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Чикаго, Хьюстон, Детройт, Филадельфия, Даллас, Сан-Диего».

«Понял!?» – сказал один другому.

«Правда, сейчас, вообще-то, честно говоря, если быть совсем точным, именно в последнее время, Детройт уже практически то ли перестал, то ли скоро перестанет быть…», – начал было я, но никто меня уже не слушал.

Кому какое было дело до того, что происходит в последнее время. Интересовала именно настоящая реальность, а не то, что происходит сейчас.

Ведь всё, что мы знали, на чём мы воспитывались, что нас интересовало, было прочитано нами, а тем более написано кем-то некоторое время назад: тридцать лет, пятьдесят, сто, двести лет назад.

Вопрос о Чикаго и Филадельфии прозвучал в 1989—1991 годах. Во времена стремительных перемен.

Тогда практически всё современное воспринималось как временное недоразумение.

Всё новое мироустройство было скотчем приделанное.

Видимо, как раз в то время для меня мир постепенно и вместе с тем стремительно и начал делиться на всамделешный, настоящий и на «как сейчас».

И узнать хотелось, как оно всё по-настоящему.

Медленно читаю

Я очень медленно читаю.

Просто потому что написано, например: «Философ-скептик II века н. э. Секст Эмпирик упоминает облысение Геракла во время битвы с „китом“ как общеизвестный факт». И я представляю себе, как жена Секста Эмпирика с кухни кричит их ребёнку:

«Никуда ты не пойдёшь!

Мало того, что брат твой стал полузащитником в храме Гермеса Трисмегиста!

Вы с непутёвыми соседскими детьми заблудитесь в священной дубовой роще, сойдёте с ума, вас продадут в рабство киммерийцам, те возьмут вас гребцами на войну со сварливыми старухами из страны сварливых старух, там вас обоссут эринии, и вы облысеете, как Геракл на битве с китом!»

Ребёнок обращается за поддержкой к отцу: «Ну пааап!»

А тот, отрываясь от пергамента с результатами последних соревнований по киданию баранов через стену: «Вообще-то, облысение Геракла во время битвы с китом – это общеизвестный факт».

Кризис среднего возраста

Когда у Геннадия начался кризис среднего возраста, он зашёл в аптеку и купил активированного угля.

Три ведра.

Без рецепта больше нельзя.

Сначала уголь не помогал.

Тогда Геннадий создал активированного голема.

Глаза ему сделал из тапок, чтобы можно было моргать.

И так далее.

Осталось самое главное: чтобы оживить голема, нужно поместить внутрь сердце.

Геннадий оделся и пошёл в ближайший фикс-прайс, где он видел големовое сердце в наборе с насадкой для пылесоса, кричалками для секса, праздничными гвоздями и открывалкой (открывашка по-московски).

Но ловкие капиталисты прямо на пути у Геннадия поставили кафе с туалетом.

Геннадию было неловко просто так пройти в туалет, и он решил сесть за столик и что-нибудь заказать. Официант принёс много разных меню и посоветовал не спешить с выбором, взять вкусной водки и хорошенько подумать.

Через полчаса Геннадий познакомился с Севой, Мирославом и Марком.

Ребята оказались очень интересными. Все трое были дизайнерами.

Как Фредди Меркьюри.

Вообще всё кафе оказалось дизайнерским. И туалет в нём тоже был дизайнерским.

И даже водка была какой-то дизайнерской.

А в это время на улице тихо падал снег.

Сорока бойко клевала электрический кабель, и ей ничего за это не было.

Потому что она нигде не числилась. У неё не было ни одного документа. Совсем ничего.

Только instagram22
  Социальная сеть, запрещённая на территории РФ.


[Закрыть].

Выше падающих снежинок и плотных толстых облаков светятся яркие звёзды.

У Ориона на правой ноге горит бело-голубой гигант Ригель. Если в валенках посмотреть на эту звезду, а потом быстро перевести взгляд по диагонали на левое плечо Ориона, то видно, что сияющая там звезда – оранжевая. Довольно давно уже её принято называть Бетельгейзе.

Это красный сверхгигант.

Он настолько сверхгигантский, что больше Солнца во столько же раз, во сколько раз Солнце больше Якутии.

А свет от него идёт к нам в форточку примерно полтыщи лет.

Если об этом хорошенько подумать, то нет никакого кризиса.

Договорный Оман

Оказывается, странный информационный терроризм (а может, это смысловая индифферентность, не знаю) встречался и в доинтернетную эпоху.

Просто не был столь распространён.

Такое впечатление, что к пишущему подошла жена и начала ему что-нибудь гладить, например, рубаху, и пишущий стал писать странное, вдруг жена убежала на кухню ловить кисель, пишущий снова сконцентрировался на писуемом. Или как его… Забыл, как называется результат деления читаемого на понимаемое.

Читал вчера записки 1970 года о Пиратском береге, называемом также Договорным Оманом (современные Объединённые Арабские Эмираты).

Там подробно описывается почти каждая деревушка.

Сколько там домов и сколько на это количество домов приходится мечетей. Сколько квадратных метров составляет площадь очередного шейхства.

Для каждой деревни отдельно упоминается, что живут они ловлей рыбы и нырянием за жемчугом.

И в этой деревне тоже.

Ловлей рыбы.

Как во всех.

Ну а в этой – ловлей рыбы.

Как в той.

Так и в этой. И во всех.

Что пресной воды у них нет, они её за всю рыбу и жемчуг получают из соседнего султаната, но всей рыбы и жемчуга не хватает, поэтому они все в долговом рабстве.

Погода стоит прекрасная – 50 градусов тепла в тени, но тени тоже нет, её скупили англичане, и построили там военную базу.

Несколько источников пресной воды выходят на дне моря на глубине 10—20 метров.

Поэтому жители другой деревни из 15 домов издревле ныряют с бурдюками на дно, взяв в руку что-нибудь тяжелое.

И у них кончилось всё тяжелое.

А вот в этой деревне на 20 домов люди используют солоноватую воду из колодцев для водопоя скота, а сами пьют скот, отчего весь скот сильно обезвожен и согласен пить даже солоноватую воду. Зато мясо потом дольше не портится.

На полчаса дольше.

И тут вдруг совершенно внезапно в тексте появляется фраза:

«В горах живет племя аш-шахух, которое занимается пчеловодством; у людей этого племени белая кожа, русые волосы и синие глаза».

Чуть далее расположена деревня, в которой все мужчины утром выходят в море ловить рыбу и возвращаются осенью.

(Постойте, откуда там пчёлы? там что-то растёт на этих жёлтых скалах?)

Если осенью мужчины не возвращаются, женщины женятся друг на друге и часть выходит в море ловить… (погодите, а как же синеглазые пчеловоды? эй! стойте!)

…в следующей деревне восемь домов, они стоят прямо в море, чтобы не ходить за рыбой. Рыба сама заплывает в тень под крышу, но сразу уплывает, поражённая крайней нищетой…

(передайте привет синеглазым пчеловодам! Скажите, что я здесь! Пускай обязательно напишут что-нибудь! Ну, не знаю… Что-нибудь. Как там пчёлы?)

Напрасно

Школьницы на перемене курят на улице за трансформаторной будкой. Мимо бабка идёт. Увидела школьниц и кричит им:

«Шо это ещё тута, а? Ишь!

Тут у меня. Глядьте-ка! Вот смолить папиросками-то будете и станете, как дед мой, кашлять!

Кашлять станете в восемьдесят пять лет. Вот помяните моё слово! Как смолить-то не бросите.

Каждый раз после секса кашлят, как лось.

Ишь!»

Бежит парень в майке и трусах по стадиону. Сверху прилетает инопланетная летающая тарелка и, выпустив специальный луч, начинает втягивать бегуна внутрь (извините за множество технических терминов).

А тренер, который сидел на скамейке, встаёт и кричит:

«Вот ну зачем ты, Володька, на втором так рвал?! Хорошо шёл, надо было работать в том же темпе. Шёл же молодцом, сейчас бы подошёл к четвёртому и потихонечку-потихонечку… эх, а так что…»

Брёл солдат по полю и наступил на противопехотную мину, срабатывающую при снятии нагрузки.

Сообразил, что к чему, стоит и думает:

«Были ли у меня в жизни ошибки? Были, конечно.

Надо было всё-таки не на электромонтёра идти, а на токаря. Тогда бы написали: «Вчера, 19 апреля, подорвался на мине рядовой Герасимов, который на токаря пошёл», а теперь ничего не поправишь».

Ограниченная девушка

Одна девушка была такой ограниченной и недалёкой, что её так и называли за глаза – ограниченная и недалёкая девушка. Увлекалась она лаком для ногтей, а больше ничем не увлекалась. Хотя это и невозможно. Чем-то, значит, ещё увлекалась.

С подружками обсуждала, кто дура, а кто дурак, и кто с кем целовался. Потом мальчики в спортивных костюмах появились рядом, плевали семечки. Стали говорить про то, кто чухан, и смеяться.

И, в общем, всё понятно. То есть не то чтобы совершенно всё. Но насколько это вообще возможно – понятно.

А теперь у этой девушки два ребёнка, и она их одна воспитывает. У старшего – детский церебральный паралич средней тяжести. Девушка работает на двух работах. Помогает пожилой матери. Ей некогда читать всякую ерунду в интернете.

И так уже не очень понятно. Тоже понятно. Но уже не так.

Раньше понятнее было.

Как добиться успеха

Классика. Шли по лесу десять чебурашек. Одна застряла ухом в щели дерева. Другую засосала нелёгкая. Третья наступила в медвежий помет, и её ударило молнией. Четвёртая, шокированная произошедшим, закричала и убежала в болото. Пятую унесли к себе муравьи, чтобы сделать королевой. Шестая оказалась гермафродитом и решила остаться здесь. Седьмая громко обсуждала этих лесных паразитов и напоролась ртом на острый сук. С северной стороны восьмой чебурашки вырос мох, и она пошла разбираться с этим на север, где её приняла и воспитала стая волков. Впоследствии восьмая погибла во время набега на курятник. Девятая чебурашка смертельно устала, и её склевали падальщики. Десятая чебурашка вышла на большую полянку и стала звать хоть кого-нибудь в этом проклятом месте. Её схватил орёл и принёс в своё гнездо. Но спасли вовремя подоспевшие юннаты. Птенцы орла умерли с голоду. Опять. Юннаты выходили чебурашку, помогли полинять, дали кличку, произвели в камер-юнкеры, надели на лапку кольцо с девизом «4561-Ч018» и выпустили на волю. На воле десятая чебурашка моментально написала книгу «Путь к успеху, или Как перестать ходить по лесу и выйти на поляну». Не помню, какое издательство.

Другая сторона

Негоже влюбляться, уже любя. Стыдно это. Любовь – это ответственность.

Или нет? Ведь если отчётливо видна голая ответственность, значит, любви уже нет. Иначе бы она своим сиянием делала в полной мере существующую ответственность неразличимой на взгляд.

Чушь, прочь.

Так думал лось Максим, стоя перед автострадой. Не то чтобы ему надо было на другую сторону. Просто он шёл, ел, а тут она.

И теперь весь лес разделился на эту сторону и на ту. Как ни крути.

Хоть обратно иди. А обратно ходить Максиму не пристало. Не таков он, чтобы обратно ходить.

А раньше такого не было. Просто ходил, да и всё тут. Вот ведь не было печали!

Перейти – не перейти?

В общем-то, и ни к чему совсем. Зачем делать то, что тебе не нужно. А скажут, скажут: не решился.

А ну как перейду, и сам же потом считать буду, что пошёл на поводу? Несвобода!

Рога ещё эти. Кабы без них, было бы меньше смысла. А теперь береги его, смысл этот. Не хотелось бы смысл терять.

Живут же некоторые. Ни рогов, ни смысла. Всё легко и любо. Пусто и воздушно. Непосредственно.

Максиму стало глупо за них.

Зато я никогда не буду одиноким. Так подумал Максим, вздохнул и насрал.

Настоящая свобода – это случайность. Это ходить и есть.

Давай закроем глаза. Если левый глаз открою первым, то не буду переходить, а если правый – перейду.

Но прежде чем хоть какой-то глаз открылся, Максим уже знал, что откроет правый.

Поэтому, не дожидаясь глаз, Максим сделал то, что давно не делал. Поскакал.

Ноги. Максим никогда не задавался вопросом, сколько их. Но сейчас он обратил внимание, что их много. И ужасно долго приходится ждать, пока каждая вертится. А пока все провернутся – это просто невыносимо.

Что-то страшно завыло, завизжало, грохнулось, закувыркалось, врезалось в дерево. Сматываемся! Сматываемся!! Сматываемся!!!

Глаголы

По прошествии вооот такенного времени о чём-нибудь сделанном перестают говорить, употребляя глаголы совершенного вида. То есть можно говорить не «сходил», а «ходил».

Скорее всего, я лишь единожды сам по собственному почину сходил в лес на лыжах.

А теперь я вроде как припоминаю, что якобы в юности, бывало, хаживал по лесам на лыжах.

На самом деле я сходил, а помню, что ходил. Воспринимаю как «те времена». А не как конкретный случай.

***

Началось с того, что однажды на уроке физкультуры я, весь сладкий от зимнего тепла и солёный от куража, обнаружил себя стоящим в странной одежде посреди зимнего леса в компании дятла.

Красота неописуемая, всё сверкает, ни одной человеческой души рядом.

Сюда никто и не дойдёт напрямик без дощечек на ногах.

А с ними нужно долго двигаться по двум колеям, которые так извиваются (оставаясь, хвала Господу, параллельными), что иногда почти слышно поблизости самого себя, ещё пробегающего там. Ууууу, да мне ещё далеко до меня!

И если сойти с них, с этих правильной формы канавок, и забыть, с какой стороны ты при… приехал, то нет никакой возможности определить верное направление (не растёт никаких указателей и информационных табло).

Пока кто-нибудь не приедет.

Если приедет.

Там ведь было несколько развилок.

Поэтому я следил за солнцем и за компасом в голове (в него нужно верить, иначе он размагничивается), чтобы не оказаться в странной гипотетической ситуации, когда ты не знаешь, куда лежит твой путь, пока не увидишь ковыляющую Алёну или Юлю, например.

А кроме меня, скорее всего, никто не следил, потому что не додумался до такого идиотизма.

Иногда я пытался шутить, догоняя Свету или, скажем, Юлю: «Мы, похоже, не туда едем, подожди тут, я поскачу вперёд и проверю».

Почему-то казалось смешным.

Ведь сведения о количестве развилок, которые ты проехал с тех пор, как исчезла спина впереди идущего, хранятся лишь в твоей голове. И сверить их больше не с чем.

Моргнул человек – и не факт, что не прошло тысячи лет.

А тут она не моргнула, а три минуты пыхтела, не понимая, чем руководствовался человек, придумавший лыжи. Как они должны работать? Что должно получаться?

Я даже не заботился о правдоподобности.

А вот когда обгоняешь Иру или, допустим, всё же Юлю во второй раз, тут нужно проявить немалую долю артистизма и самообладания: «Мы, похоже, не туда едем! Подожди тут! Я поскачу вперёд и проверю!!!»

В спину мне летело что-то в творительном падеже, на скорую руку найденное и как уж придётся произнесённое, пока я ещё мог слышать.

На лыжне вскрывается странность устройства человеческой головы: рот, глаза и уши направлены в одну сторону. Поэтому анекдоты лыжников слышны на сто и на пятьсот метров при относительной влажности воздуха в 20% и в 90% соответственно.

А как приятно бывает упасть, запутаться палками и лыжами в палках и лыжах другого существа с палками и лыжами и смиренно лежать в надежде тихо погибнуть до двух уроков русского языка подряд.

Потому что – да, хоть мы с дятлом и в лесу, где-то между человеческим поселением и Чёрным озером, окружённые сверкающими на солнце массами кристалликов воды со следами мышей, белок, куниц, зайцев и многочисленных птиц, но мы, вообще-то, на уроке в школе.

По крайней мере, утром родители видели, как я надел школьную форму, взял портфель и ушёл в школу.

И вот теперь наконец-то мы с дятлом одни.

Никого вокруг.

Время выключено, на электронно-еловых часах без пятнадцати всё. Для операции по смене года мир находится под общим зимним наркозом.

С потолка мировой пещеры светит то же самое, казалось бы, солнце, что светит на парту, на письменный стол родителя на работе, на кошку дома (а солнце дома однозначно светит сейчас прямо на кошку). Но оно ничего ни про кого никому не расскажет.

Можно называть пароль, чтобы этот огромный пень отъехал в сторону, и спускаться в секретный штаб, который за последние годы стал космическим кораблем.

Всё, что здесь мне было нужно, я выполнил.

***

Таким образом, я поверил в то, что мне нравится ходить на лыжах по зимнему лесу. Тем более, что в конце урока мы скатывались с крутой горы на лёд замёрзшего пруда. Но это уже вид спорта, а не философия.

И я подумал: а почему бы и не…

В следующий раз я подумал: а почему бы и не сходить…

В другой раз я подумал: а почему бы и не сходить в лес…

Пока, наконец, не подумал через год: а почему бы и не сходить в лес на лыжах в выходной день.

И я думаю, что эти четыре выходки, точнее выдумки, уже были засчитаны в дальнейшем как, по крайней мере, один поход в лес на лыжах и ещё три каких-то смутных приключения.

Я уже не очень хорошо помню, когда точно и при каких обстоятельствах я всё-таки сходил сам один в лес на лыжах.

Но могу восстановить принципиальный порядок событий до последнего хатаф-патаха.

Во-первых, это было не в выходной день, а в зимние каникулы.

Ибо человеку, чтобы впервые сделать что-то за час, даётся три дня по три дня. Дабы он немного тронулся.

Никто в своём уме не пойдёт по собственной прихоти впервые в жизни в одиночку в лес на лыжах, если у него только два свободных дня.

Другое дело думать об этом (пару раз подумал – уже как четыре раза сходил).

Это очень удобно. И время юности не тратится, точнее тратится, но в приемлемой пропорции: две минуты – мастер спорта, пять – лесной колдун.

Бывало, посмотрю по телевизору «Фотон» что-нибудь про нуклоны, потом прибегаю на кухню горячий борщ есть, и сразу так хочется в лес на лыжах!

Мммм!

Да чтоб морозно так было! Мммм! Какой борщ! То есть как в лесу-то на лыжах хорошо! Мммм! Буду жить в маленькой избушке! С лавровым листом! Мммм! Охотиться из лука на лосей. Раню одного лося и буду потихоньку преследовать его две недели на лыжах, пока стрелу не вернёт. Мммм! Да со сметанкой! Снова раню его, и опять буду преследовать на лыжах.

И так пока борщ не кончится.

Всё, считай, нагулялся.

Так что однозначно это были каникулы.

Мне захотелось пойти в лес на лыжах.

Я так обрадовался этой удачной идее, что даже похвалил себя за свою любовь к природе и тягу к уайлдернесс. И всё.

Ну голова у меня так устроена. Я больше впечатлений могу получить, никуда не пойдя, чем иной человек – куда-то сходив. Одни только вон деепричастия чего стоят!

Короче.

Настал тот день.

1. Я не знаю, что я себе такого наобещал, но пришлось признать, что я в подъезде – марширую вниз с лыжами на плече. Это очень легко – почувствовать себя тем, которому никогда не понять тех, кому не понять.

Лес находился прямо за моим домом. Самым новым и большим на тот момент в посёлке 12-подъездным домом.

2. Сразу за домом я заподозрил, что совершаю какую-то хрень. Зря я всё это задумал.

3. Я брёл по фиговой лыжне, лыжи не ехали, солнце было мутным да ещё и начало розоветь, дятлы не радовали, стеснялся мужиков с аккумуляторами, у которых тут были тропы.

4. И я решил пойти домой. Но не по лыжне или, по крайней мере, не по этой, а по целяку. И чтобы никого не встречать. Пошёл. Оказывается, в лесу есть участки снега с разной рыхлостью. И можно уйти довольно далеко по плотному снегу, а потом начать проваливаться, куда бы ты ни пошёл, даже если назад.

5. Несколько раз я снимал лыжи, потому что они переставали работать. Идёшь по колено, иногда по пояс, иногда по уши в снегу и тащишь лыжи (брось нас или хотя бы палки, мы всё равно не выживем). Куда идёшь-то хоть? Да тут, недалеко.

Сука.

6. И вот мне уже не стыдно, что я недалеко скатался и быстренько отделался. Уже вся комиссия, призванная оценить серьёзность мероприятия, не дождалась и уехала, оставив записку под призом и сухари. Какие странные тут расстояния, между берёз этих. Вроде уже три раза, как вернуться должен. Выживу – назначу себя триждывернувшимся.

7. Третье дыхание. Особый берёзовый юмор. Ясная цель. Железная воля. Мокрое всё.

8. Ну вот и мир людей – скучных домоседов. Смотрите, какое тёплое розовое солнце я вам принёс!

9. В большой комнате по-над телевизором за шторами в сотне метрах высится лес. Он же высится и за окном моей комнаты. В лес залезает меж стволов розовое солнце. Рядом стоят Александр Дюма, Жюль Верн, Джек Лондон… Я им говорю: «Вот так.»

***

Помню, в юности ходил, бывало, в лес на лыжах.