Текст книги "Бинтуронги"

Уклад

Что себе навёз – то навоз. А с навозу – навар. А навар – в амбар. Клади в обло, гляди в оба, жуй воблу, а то и вынь да положь, коли не западло.

Так думал свою нехитрую принципу Емпедя, причмокивая на косую кобылку. Кобылка едко бздела под себя, чего страшно пугалась, рвалась прочь и тем самым сообщала движущую силу колёсам, удачно изобретённым кем-то не из наших, видимо, ещё побашковитее Емпеди.

– Чо, сдохла-таки твоя коза? – поздоровался Емпедя с бабкой Никитишной, которой дали отчество сразу, как только посмотрели на неё.

Никитишна глядела вдаль, откуда ждала кого-то вот уж, почитай, лет пятьдесят.

Уже, наверное, и сама забыла – кого. Но без этого действительно всё было без толку.

Никитишна взяла ведро и пошла.

– Никитишна, ты чего, забыла, куда шла? Ты ж в сторону дома идёшь с пустым ведром!

– И чего?

– А того, откуда-то ты ведь идёшь.

– Ну так!

– Значит, откуда-то вышла.

– Балагур.

– А откуда тебе выходить, как не из дому? Бабка Натафья давно преставилась, тётку Диану медвежьим бревном убило, когда она по малину пошла. Это все знают. Жадная тётка была. Своей малины обожраться, она ещё и в лес за этой мелочью бегала. Неоткуда тебе выходить, выходит, а только из дому.

– Емпедокл, зверь, чем скотину кормишь, нет никакой возможности рядом идти!

– Ты дуру-то с собой не носи. Ещё я её кормить буду! Сама что-то ест. То тут, то там, что из земли торчит пободрее, она его щиплет губой. А может, она немного хищная. Не от мышей, а на мышей кидается. Хотя это, возможно, дёргает так её. Мне эту скотину Агриколка дал в том годе и ещё восемь рублей, чтобы я её убил.

А я смекнул, что она бесплатно сдохнуть может, и восемь рублей потратил на шапку из двух зайцев. Умный человек посмотрит на такую шапку и поймёт, что двух зайцев таки можно убить. Надо будет к Агриколке-то заехать, так, мол, и так, видишь, что творит, окаянная, давай ещё рубля три или даже четыре.

Но ты, слышь, Никитишна, домой-то не ходи. Придёшь, поймёшь, что зря пришла, и пойдёшь обратно. Считай, какой крюк получится. Лучше здесь вспоминай, зачем шла. Может, на реку за водой. А может, и наоборот, воду в реку выливать ходила.

Никитишна остановилась, поставила ведро, подумала и стала смотреть вдаль.

А издали издавна ветер летит.

Емпедя ловко спрыгнул с телеги возле избы Агриколы и несколько раз ударил кобылку спереди, чтобы она вперёд тоже идти боялась и перестала сообщать движущую силу колёсам. Как всё-таки здорово, что придумали колёса! Эх!

Емпедя, как ему не раз рассказывали хозяева, потянул калитку на себя, надавив ногою от себя, приподняв рукою от земли, придержав ту створку за серёдку, поддевая крюк навзничь тыльной стороной, петлю подбородком захватив.

– Да жёваное коромысло! – воскликнул Емпедя, дверь и открылась.

В огороде Епистрахия пугала птиц, притворяясь трясущимся грязно-белым холмиком в красный горошек.

– Здорово, мать! И щавелю твоему тоже… эта… Муж дома? Я к нему по делу о трёх рублях. Или даже четырёх!

Епистрахия разогнулась и вытерла щавелем пот с шеи.

– На рыбалке он.

– И давно?

– С зимы.

– Как с зимы?!

– Так рыбалка-то зимняя.

– Вот те на! Дело о трёх рублях-то застопорилось. Слушай, а ты ждёшь его ещё? Или это… ну… женская тоска по сильному плечу… то-сё?

– Так жду покамест. Вот зима настанет, там видно будет.

– А что зима?

– Ну так придёт поди. Рыбалка-то зимняя.

– Тоже верно.

Мужика по зиме считают. Наш мужик круглый год на рыбалку ходить любит, но особенно зимой.

Зимой лунку сделаешь и сидишь, ждёшь, представляешь, как рыба в темноте плавает, а тут червячок твой. Стараешься думать, как рыба, и шевелишь червячком в темноте так, чтобы тебе самому понравилось.

Задумаешься, а тут вдруг среди огромного белого ровного ледяного поля кто-то где-то подо льдом тебя прямо за самое дорогое потрогает – за леску!! Подсечёшь, потянешь, вытащишь – а там рыбка!!!

Живая! Дёргается, пляшет, серебрится чешуёй, искрится, рыбой пахнет. Глаза выпучит от такой перемены, словно ребёночек на свет впервые появляется, только вообще не так.

Бросишь её на лёд, она свернётся крендельком, да так и застынет с таким выражением на своём сыром лице, будто она выиграла в лотерею мильон рублей, наняла с перепугу управляющего капиталами, а он на все деньги купил акции Архангельского крахмало-паточного завода.

А в это время, особенно уже по весне, льдина, где ты сидишь, отколется, и поплывёт куда-то. И ты плывёшь на льдине, лунки в ней сверлишь, чтобы из-подо льда кого-нибудь ещё вынуть. Там, где льда нет, рыбам никогда не стать твоей добычей.

Ибо в это время года от веку так повелось, что сначала приплывает льдина, потом свет в конце тоннеля.

И вот прибивает льдину к какому-то берегу. Идёт мужик в дом. Какой уж ни на есть, а всё равно дом.

Баба кричит, чтобы он уходил откуда пришёл, и чтобы ведро починил, дети бегают, подушками кидаются, есть кашу не хотят, у старшего – двойка за четверть.

Мужик кашу за всеми доест, собаку научит, как правильно сидеть в конуре, а не на кровати, колыбельную всем споёт, лошудь погладит, палку под забор поставит, чтоб тот не падал, в бане вымоется и на кровать рухнет.

А баба из-под него вылезет, погладит его по густым волосам на спине и зашепчет ласково: «Агрикош».

– М?

– Ты на рыбалку завтра не ходи.

– Ммм?

– Так унесёт тебя опять на льдине на три года.

– А что делать…

Претензия службе синонимов

Как сказал классик, мои мысли мои скакуны, вас пришпоривать нету нужды. А вот со словами всё не так просто.

Порой в стройном потоке слов случается дыра. Даже неудобно как-то. Приходится врубать аварийное «эээээээ» и срочно звонить в службу синонимов. А они там, представьте, всё отключили и сидят опять в карты режутся, мудаки!

А то вот ещё. Несутся мои предложения из уст прямо в ноосферу подобно поезду с вагонами-ресторанами вводных предложеньиц. Льются слова с огромной скоростью одно за другим, как подводники, прыгающие в люк другого отсека – первый ещё не выпрыгнул, третий уже подпрыгивает. Бегут во всю прыть по дебаркадеру на отчаливающий пароход внимания собеседников.

И тут какое-нибудь мощное сказуемое запинается о крохотную ступеньку, летит кувырком, подминая предыдущее (которое бежит впереди) слово, на них со всего разбега натыкается следующее слово и гнёт себе приставку. У подлежащего вываливается из рук кофр со смыслом и разбивается вдребезги. Подлежащее останавливается в нерешительности, не понимая, что теперь делать. Об него ломают себе суффиксы краткие врезающиеся. Маленький союз катится под ноги, и его затаптывают насмерть неуправляемые междометия с большими шипящими прямо на глазах у деепричастия, которое начинает оглушительно визжать. Несколько предлогов на всякий случай прыгают с пирса. Отчаянно отбивается от напирающих деревянным лайфхаком стиснутый со всех сторон неологизм. Падает в обморок интеллигентное наречие. Свистит в свисток дежурный. Пара бравых молодчиков в обсценной форме безуспешно пытаются навести порядок. Пожарные включают слюни на полную.

Случай в дикой природе

Это трофейный рассказ. Единственный трофей наш в русско-японской войне. Мне его один незнакомец в водонапорной башне передал.

Я описание этого случая однажды отправлял в «Юный натуралист». И его закрыли. Может, и фэйсбук11
  Cоциальная сеть, запрещённая на территории РФ.


[Закрыть] закроют. Препоганенький сайтец, доложу я вам. Итак.

Я как-то раз с одной дамой приехал домой к родителям. Собирать чёрную смородину. Потому что родители сказали, что мы с этой дамой варенье из чёрной смородины ртом едим, вот пускай мы приезжаем и собираем её руками. А мы не только из чёрной едим. Вообще, дама попалась всеядная. Да и нужно же родителям помогать.

Покраска бочки укрепляет связь между поколениями.

И вот мы стоим, собираем эту чёрную смородину. А может, и красную. И тут между нами пробежала искра. Вы спросите, как я почувствовал искру.

О, кто любил, тот безошибочно её определит. Искру эту.

Сначала дама меня стала трогать ягодами, потом дёргать за пальцы, затем пытаться их сосать, потом стала обходить куст с одной стороны, пока я пятился в другую и пытался шипеть уголком рта «rauchen verboten». У меня из оружия только ведро с той же чёрной смородиной. Или красной. В общем, искра. Пришлось брать собаку и идти с ней в лес гулять. Опять.

Углубились мы в лес на расстояние одного дневного перехода белки. Вокруг нас Западная Сибирь началась. Стали появляться следы зверей, которых считают вымершими. Но я всё равно оглядывался. Как джентльмен я снял верхнюю шахтёрскую одежду и соорудил в буреломе гнёздышко. Не очень уютное, но уж какое вышло. Всё самое торчащее я сломал, а основные бугры засунул в главные ямы. Я беспокоился за честь дамы: в лесу большое белое и круглое издалека видно. В лесу оно как будто даже светится.

Правда, у нас в запасе на всякий случай был специальный взгляд дамы, которым она мелких грызунов убивает. А коту остаётся трогать их лапкой и грустно вздыхать.

Стоило нам расположиться в гнёздышке, практически сразу стала помогать собака, которой прежде не было видно уже где-то с полчаса. А она до этого вывалялась в чьём-то говне. Чтобы пахнуть, как кто-то, думать, как кто-то, вести себя, как кто-то, и этого кого-то найти. И к тому же моя собака – кобель. Будь она неладна! Большой половозрелый кобель лайки. Написано, что западно-сибирской. Причём берёт он не интеллектом, а скоростью и выносливостью. Я однажды наблюдал, как он выпорхнул из-за дерева и приземлился передними лапами в маленькую лужу. Единственную лужу во всём лесу. Но, что характерно, он не остановился, а стал погружаться в эту лужу с прежней скоростью, пока не погрузился весь. Вся собака каким-то образом ушла в лужу или в землю, понимаете? Всё! Не успела у меня отвиснуть челюсть, как такой же кобель лайки выпрыгнул из-под земли чуть дальше и запорхнул за дерево. Я даже подозреваю, что этот инцидент прошёл для него незамеченным.

Так вот… Скорость. Только что собаки ещё не было видно. А теперь она уже на вас залезла и прыгает. Три раза уже прыгнула. Конечно, я кричу «Фу!». И конечно, моё «Фу!» слышно на Окунёвской подстанции, слышно моё «Фу!» в коллективном саду №8, слышно на ёлки-палкинском торфянике. Но оно не работает. Потому что это не команда, а вопль отчаяния. Если такая собака встретит в лесу фашистов, она на них бросится от радости, станет прыгать, а фашисты будут кричать «nein!», а потом заплачут. Потому что одежду теперь выкидывать, а без одежды фашисты воевать не смогут. Их генерал-комар победит.

Ещё когда мы брали с собой собаку, я подозревал, что нам придётся столкнуться с определёнными трудностями такого рода, но был ослеплён страстью и думал решить всё на месте. И вот мы, видимо, на месте. Нужно решать. Помоги, высшее образование.

И тогда дама сказала: «Может быть, на дереве?» Я стал ходить и осматривать деревья. И собака стала ходить и осматривать деревья. Через пять минут мы нашли то, что искали. А собака не нашла. Она плюнула на идиотов и убежала проверить одно место на предмет медведя или хотя бы кабана.

Так мы очутились на дереве. Если кто-то в пионерском лагере думал, что достаточно потрогать девочку за грудь, и она забьётся в экстазе, то это его проблемы. На самом деле к некоторым бабочки не прилетают в живот, если их не держат четырьмя руками, кусая за ноги, и не бьют бревном.

А почва там, в этом участке леса, такая странная. Болотистая. И деревья низкорослые, ущербные, узловатые какие-то. И корни у них глубоко не уходят, а вдоль поверхности тянутся и образуют один на все деревья общий каркас. Поэтому страсть бушует на одном дереве, а трясётся много деревьев. И их медленно покидают паразиты. Они же не знают, надолго ли это. Вдруг, так теперь будет всегда.

Точнее, они-то, может, и не покидают, но я ведь об этом думаю. Приходится думать сразу обо всём. Как-то недавно одно дитя показывало мне упражнение для развития не помню чего. Сначала нужно поставить ноги на ширину плеч. Потом вращать правой рукой по часовой стрелке в два раза быстрее, чем левой против часовой стрелки – так, чтобы руки вращались в пересекающихся плоскостях, но не сталкивались. А другое дитя предположило, что такое упражнение называется «Мельница». Я не знаю, милые дети, мельница это или нет, но одна только грудь моей дамы сердца совершала более сложные эволюции. А мне, чтобы шатать весь этот лес и не забывать о том, да о сём (и про бревно на седьмой такт помним) пришлось проявлять чудеса ээээ… всемогущества. Я ещё и электричество худо-бедно вырабатывал, судя по всему. А задними глазами следил за пространством внизу.

Три раза гавкнула собака. Я насторожился и поломал ритм (фигня, за десять минут наберу снова, если меня не убьёт дама – я читал о таких случаях). Собака прибежала и три раза гавкнула в меня, показывая тому, кого она встретила в лесу, где я. Я не запаниковал, но всё равно моментально запутался штанами в ветвях. Видимо, это друг с другом не связано. Я оказался в странном положении: руками и ногами я был на дереве, а середина тела без штанов свисала над землёй.

На сцене появляется человек с ножом. Он идёт по лесу, всматривается в то место, откуда он слышал чей-то лай, и тихонько напевает песню человека с ножом:

– Кто доброй сказкой входит в дом?

Папара-папа-папам, папара-папа-папам.

Кто с детства каждому знаком?

Тутуру-туту-турум, тутуру-туту-турум.

Кто не ученый, не поэт,

А покорил весь белый свет,

Кого повсюду узнают,

Скажите, как его зовут?

Бу!!!!

Вот ведь неудобно сейчас получится, – подумал я. – Он-то думает, что его никто не слышит.» Может, притвориться, что здесь нет никого. Собака дикая. Но так ведь не бывает, что с дерева свисает тощая волосатая жопа, а никого нет.

И тут он меня увидел.

И тихонько сказал:

– Парапапапам-пампам.

Потом чуть громче добавил:

– Ра! Парапапапам-пампам.

Немножко повернул в сторону. И удалившись на расстояние, которое он посчитал безопасным, почти крикнул оттуда:

– Ти! Пурупупурум-пумпум!

Вот такая маленькая роль. Фактически эпизод. Но сложная. Ой, сложная роль! А сыграл с первого дубля.

А вот я неубедительно притворялся, что выпавших птенцов в гнездо возвращал. Но как он исчез, я сразу распутался. Слезли. Собака как нам радовалась! Все в говне сразу. Проплюнули себе в говне отверстие ртом, чтобы хотя бы целоваться можно было на долгой дороге к дому. Пришли – смеркалось уже. Зато аппетит нагуляли.

Любовь – это химия

Вот иногда говорят, что любовь, мол, это просто химия.

Так и есть.

Однажды палка вместе с другой палкой взяли палку, пришли к палке и как палкой по палке дали ей, что у неё аж малая палочка отломилась. Та выхватила палку и уж было палкой палок по палкам бить начала, как вдруг палки сверху посыпались. Та палка, что ближе к палке была, успела палку выбить и отскочить, а остальных палками завалило. И тогда палка откопала палку, нащупала палку у неё и забрала. Вскочила с похищенной палкой на палку и поскакала прочь. А палка выползла из-под палок, придерживая сыплющиеся из неё палки, и из последних сил прокричала: «Глупец, это всего лишь палка».

Урок географии

– В каком государстве в крупных городах построено множество высотных зданий, называемых также «небоскрёбами»? Кукушкин, в каком?

– Сюзанна Никодимовна, у меня черепашка убежала, и мы всей семьёй её искали в степи и в лесостепи до самой ночи.

– Эх, Кукушкин, когда ты за ум возьмёшься… Это ведь простой вопрос. Паравозикова, в каком?

– В любом.

– В любом! И в том, и в этом и практически везде, завтра совсем везде будет, правильно, Паравозикова, садись. Стыдно, Кукушкин.

Ладно, сегодня у нас седьмой и последний урок географии…

Юрюзань

Если бы мне в детстве сказали, что на Южном Урале большинство топонимов имеет тюркское происхождение, я бы сказал, что сами вы происхождение.

Такие красивые слова из древнерусских сказок: Уфале́й, Кышты́м, Караба́ш!

А два могучих стотысячника (более 100 тысяч жителей), как два брата, которые старше друг друга – Миасс и Златоуст? Слыхали, должно быть, как Святой Миасс сказал слово, и слово стало грузовиком? В честь того случая город так назван.

Я когда впервые внутри оказался (прямо в Миассе), то спросил: «А правда, что Ильменский заповедник начинается сразу за таким большим городом?»

– Так вон он, за домом, у нас на него кухня выходит.

И пошёл я на кухню смотреть заповедник. А там, на кухне, и чай с пирогом оказались.

А потом ещё оказалось, что можно просто так пойти в заповедник. Просто взял и пошёл. Только ходить приходится ходко ходясь ходилами – заповедник всё же.

Если посмотреть на карту из космоса, то видно, как Челябинская область простерла своё щупальце далеко в Башкирию. Если распрямит, то до Уфы достанет.

На самом деле там проходит дорога, которая петляет по горам вдоль известных городков, с каждым из которых что-то связано: Куса́, Са́тка, Бака́л, Ката́в-Ива́новск, Усть-Ката́в, Сим, Минья́р, Аша́.

Либо образцы минералогические оттуда встречал, либо промыслы в тех местах какие процветают. Видал я псевдоморфозу пирита по чьим-то мощам из девонского периода.

Известно, что старообрядцы там в тайных убежищах особый последний чугун делали, из которого больше ничего нельзя сделать. А в одной краеведческой постройке хранится отлитое в бронзе историческое телеграфное сообщение о завершении строительства телеграфа.

Легенды всякие красивые.

Как один юноша отрастил себе большой упругий лук и резвого коня и стал красивый как эчпочметрическая функция поутру. А молодая ведьма – Хозяйка Вольфрамовой горы увидала его у ручья, обернулась лисой, взяла первую юношескую шапку и убежала. И тогда в первый раз погнался юноша за лисой и умчался за горизонт. А там за горизонтом, там за горизонтом, там, там-тарам, там, тарам.

Но как-то особенно мне в тех местах нравится название Юрюза́нь.

Похоже, что она цветёт круглый год, поэтому птица-финист устраивает на ней своё гнездо, а девушки, когда сами расцветают и начинают хотеть за́ море, вставляют себе украшения из неё и в брошь и в гривну, и всем сразу видно, что такой девушке уже можно за́ море.

Я себе однажды холодильник так назову.

И уйду в него, лишь только просвистит кукушка.

Видение

Было мне видение.

Там мужики такие во всём сермяжном залихватски кидают на телегу тюки. Накидали до самого верхнего тюка, а на него котомку кинули. Один из них, который с самыми красивыми усами, рукава закатал, поплевал на ладони, эхнул, и взгромоздился одним махом. А в телегу ни одного животного не запряжено. А мужик уверенно гикнул, гэтькнул, присвистнул, причмокнул, чем-то щёлкнул. Вожжи дёрнул…

Не знаю, чем дело кончилось, потому что теперь бабу показывают. Дородную. С коромыслом без вёдер идёт. А сбоку дед прыгает. Сразу видно, что учёный. У него в одной руке справочник-определитель любителя, а в другой – палка с кругом на конце. Дед за бабочками прыгает. Подкрадётся к бабочке, взмахнёт палкой так, чтобы бабочка сквозь круг пролетела. И новую бабочку ищет.

А вот детина – косая диагональ в плечах, вместо того, чтобы квас попивать да в телевизырь японскую глазеть, полено на чурбане вертит. То так его поставит. То этак. Прикидывает. Смекалистый потому что. Лучше семь раз повертеть да трижды три девять. Наконец, установил как надо. Призвал всю свою русскую силушку, и ещё немного татарской, чуть-чуть балтийской и малость финно-угорской, размахнулся да каааак берёзовым топорищем характерной формы – пумк! Оно здорово отлетает, звонко, хлёстко!

А вот добры молодцы палками заострёнными землю за забор перекидывают. И песню поют: «Эхма да ухма, да два раза эхма, ухма да эхма». Народную.

А вот девушки с длинными косами водоросли в реке моют и тоже поют: «Ох ты ё моё, да ты ё ж моё, ой ты моё ё, ты моё, ё моё моё ты ж моё». Но это считается весёлая песня. У одной даже ноженьки в пляс пошли, но её старшая поймала и велела дальше водоросли мыть.

А тут как тут бабы с детишками воду топчут в большом топтане дедовским способом без использования вредного электричества. Потопчут-потопчут, рукой попробуют. Ещё потоптать или доливать можно.

Очень мне понравилось, но так я и не понял, что рекламировали. Может, днём повторять будут.

Происшествие в Шпательштадте

Снилось, что я стал путешественник.

Во время странствий оказался я в большом старинном городе, славящимся месторождением лучшей шпатлёвки.

Смотрю, а по улице трёх гусей ведут.

Я достаю из кармана разговорник, быстро нахожу нужную страницу и спрашиваю: «Скажите, пожалуйста, куда вы ведёте гусей?»

Мне не сразу смогли объяснить, что гусей ведут продавать.

Ничего себе! Оказывается, в этих местах до сих пор распространены такие дикости, как гусиное рабство.

Я вызвался выкупить гусей, чтобы дать им вольную.

Хозяин, конечно, заломил большую цену. Но это для меня было делом чести.

Я стал рыться по карманам и обнаружил при себе лишь:

шток эксцентрика – 3 шт., конфирмат – 5 шт., опора регулируемая – 4 шт., шкант – 20 шт., стяжка карниза – 7 шт., саморез малый – 14 шт., шуруп 4х16 – 10 шт., опора промежуточная – 4 шт., полкодержатель – 6 шт., муфта соединительная – 4 шт., стопорный винт – 8 шт., заглушка – 18 шт.

И всё! Понимаете?!

Но как же так… Получается, что я как-то неправильно путешествовал. Выходит, я плохой путешественник…

И проснулся.

В комнате душно.

Воняет сохнущей шпатлёвкой.

Зато шкаф вчера собрал на балконе.

Ширина шкафа практически совпала с шириной балкона.

Поэтому там был такой момент: когда я заднюю стенку к шкафу сзади прибил, я остался сзади за шкафом.

Вот такой нелепый конец. И никто не знает, где я. И телефона у меня с собой за шкафом нет. И даже нельзя написать в интернет пост об этом. Вообще ни о чём теперь нельзя написать в интернет.

Никто даже не заметит, что кто-то перестал писать в интернет. Потому что интернет ведут пирожные и торты. Они выкладывают свои фотографии в интернет и смотрят на другие торты. И шлют друг другу сердечки.

Проснитесь!

Просыпайтесь! Слышите!? Что вы несёте? Просыпайтесь!

Уже утро. Новый день! Вставайте! Всё на свете проспите!