Текст книги "Бинтуронги"

Растения

В растениях люди всегда разбирались меньше, чем в животных.

Журавль белокрылый (не имеет отношения к жирафу африканскому) распространён от Анатолии на западе до Гиндукуша на востоке.

Как и заяц, имеет голову сверху, поэтому тоже применяется при лечении шейных укусов как по одиночке, так и скворечником.

Лапковые виды шустрых и полушустрых зверей в Европе добывались до конца 19 века.

Настоящий ёж, вопреки распространённому мнению, не относится к лягушкам, которые, строго говоря, не включают даже мышей, хотя их вместе с крупными домашними пауками принято считать барсуками. В природе же барсуки (бурундук, кабан, кабан малый нехрюкающий или кролик) гораздо пушистей, но более тощие и глаза часто сдвинуты набок.

Белки (серая, белая, черная, пегая, рябая и особенно ядовитая – бесцветная белка) распространены вдоль рек, но спариваться лазят на гору, отчего и объединены в одно семейство.

Исключение составляет длинная белка или щука, которая ведёт исключительно водный образ жизни.

Поэтому её часто путают с бобром, хотя для специалиста не составляет труда их различить.

Бобром в разных губерниях считаются также: карась, лещ, сом, выдра, ондатра, норка, стрекоза, гадюка, саламандра и некоторые пушные породы сов.

Иногда белкой называют небольшого медведя или в широком смысле вообще кого угодно.

Глава LХХVI

Глава LХХVI. В которой Фёкла наконец-то достает из мусорки протухший сыр, потому что он становится наименее протухшим из всего. Одновременно, заметьте, она настаивает на том, что выкинула сыр сразу, как только он протух! Так как она не из этих.

Далее: Вероника, решившая умереть в предыдущей главе, терпеливо ждёт следующей, тем самым твёрдо придерживаясь своего решения умереть через главу, находя это достойным способом уйти.

Годива Мартыновна начинает страдать ещё сильнее, надеясь интенсивностью страдания быстрее испить эту чашу. Ангелы увидят, как она сильно страдает, и проникнутся таким качественным страданием, и полетят к Богу, и скажут ему: «Смотри, Боже, как раба твоя Годива Мартыновна сильно страдает, не то что некоторые! Молодец какая! Сколько там отмерено ей страданий? Не подходит ли к концу их число? Может, уже прекратить?» И заглянет Бог в душу Годивы Мартыновны. Страдала ли она в прошлый вторник, например. А та действительно страдала, не забыла и в субботу. И узнает её – это же та самая девочка. Покачает головой Бог: что же это делается! Хватит уже страдать этому человеку, потратил он свою порцию очень быстро. И кончатся страдания у Годивы Мартыновны. Но и под конец пострадает она вдогонку, чтобы всё по-настоящему, чтобы уж наверняка.

Именно в этой главе Анатолий всё понимает. Тут даже автор не может удержаться и не задать ему простой вопрос: «Чего же ты, Анатолий, ни черта не делаешь, раз так всё понимаешь?» На что Анатолий посмотрит в глаза автору и многозначительно икнёт, как бы намекая на то, уж кто-кто, а автор, задавая вопросы, обязан отдавать себе отчёт в том, что Анатолий может ответить на любой вопрос, и дело только в том, что чем сложнее вопрос, тем просто дольше придётся слушать ответ.

А слушать придётся.

Септария

Как-то давным-давно я всё забывал выложить из кармана широких штанин здоровенный кристалл граната андрадита. Величиной с кулак новорождённого детёныша человека разумного.

Время от времени извлекал его и давал другим особям полюбоваться совершенством природных граней ромбододекаэдра и тетрагонтриоктаэдра.

На возникающий в основном в женских головах вопрос – «зачем ты его с собой носишь?», я, предварительно взяв под контроль мускулатуру передней части головы, отвечал, что гранат укрепляет мужскую силу, и вообще полезен для муладхара-чакры.

Наблюдал за реакцией. Потом добавлял рассеянно: «Правда, он радиоактивный».

Веселее всего в этом смысле было торговать на ярмарках типа «Минерал-шоу» и им подобным, на которых продавались каслинское литьё, златоустовские клинки, кусинские насыпные картинки, можжевеловое всё, настоящий янтарь с инклюзией в виде двадцатикопеечной монетки 1979 года, шампуни из разных трав на разлив, деревянные головоломки, изделия невьянской фабрики мягкой игрушки.

У столов, увешанных нитями разноцветного бисера, возбуждённо галдели женщины.

За напоминающими реконструкцию кладбища столами, уставленными рядами шкатулок, часов и письменных приборов из змеевика, скучали угрюмые продавцы камнерезных изделий.

Иногда к ним подходили наглые покупатели, трогали Всё руками, а продавцам потом приходилось Всё поправлять. Да ещё что-нибудь откуда-нибудь отвалится. Вечно эти живые Всё портят.

Женщины тянули своих мужчин от одного стола с драгоценствами к другому. Около прилавков с перстнями-печатками тянуть мужчин становилось очень тяжело. Но потом снова легче.

Потом становилось очень тяжело мужчинам, когда их спрашивали, какие серьги лучше.

Эти или эти? Да так быстро, что мужчины не успевали увидеть отличия и запомнить их. Так те или эти? Или всё-таки вот эти?

Однажды я видел, как у одного мужика чуть не активизировалась ни разу не использовавшаяся область мозга. Такое выражение было на его лице. Но я его спас: эти – обычный родонит, седельниковский, он у всех есть, а те – с нового месторождения.

Я предложил одной паре прелестную шкатулку из чароита. Мужчине она понравилась, но женщина сказала, что он совсем уже что ли: у Нины светло-зелёные обои в спальне!

«Гематит», – ответил я особе с тонкими губами и орлиным носом, которая вдруг зашипела, выронила ожерелье и растворилась в воздухе.

Услышав знакомое слово, подбежали две милые дамы. Они знают, что гематит полезен для крови. А одна из них определила нефрит и сказала, что он для почек. А это что? А он для чего? «Для щитовидки», – быстро вспомнил я какую-нибудь внутренность. Но сразу сказал, что я в это не верю. Так сказал, чтобы было не понятно – не верю, что для щитовидки, или не верю, что помогает. Зря молодой человек не верит.

Вот смотрите. Подсвечники разные. Что может быть в доме нужнее подсвечников? (Так закончился давний спор между секстантом и клепсидрой о том, кто из них людям нужнее.)

Есть вот такие высокие. А есть такие – приземистые. Изящные и монументальные. Классические и экзотические. Умиротворяющие и возбуждающие, чего уж там скрывать. Изысканные и эээ… беспонтовые (Остапа принесло).

Хитами продаж были подсвечники «Горка из уральских самоцветов». Берутся обломки разного материала, кидаются в галтовку, окатанные камешки потом склеиваются в кучу, и сверху втыкается подсвечник. «120 рублей», – говорю я. «Какая прелесть!», – говорят уставшие искатели подарков. Вот ведь повезло кому-то!

На самом деле они 80 рублей стоили. Пошёл, купил себе сразу кофе «три в одном» в пластиковом стаканчике с суперхотдогом (сухая булка, две хлопчатобумажных сосиски, томатный соус «Томатный», горчица для драмы и колкие стебли укропа). Очень вкусно. И есть не хочешь больше. По крайней мере, челюсти больше не хотят.

«Гематит», – просто сказал я женщине в лыжных очках, неуверенно трогавшей пальцем ожерелье, – вам к глазам подходит». Не улыбнулась. Потрогала и ушла. Кинестетик, подумал я.

Прошли мимо знакомые милые дамы, разбирающиеся в целебных свойствах камня, с пакетами разных благовоний и плазменным шаром. За ними пробежали готы в поисках ассортимента магазина «Ацкие цацки».

А вот известный фотограф минеральных образцов, работы которого есть во многих книгах из глянцевой бумаги с суперобложкой-футляром.

Вообще, на таких мероприятиях всегда было много интересных личностей. У одних руки росли очень удачно и с фантазией было всё в полном порядке. Другие половину мира не то что объехали, а перелазили. Этот вот каждый год бывает на тусонской (Аризона, США) выставке – самой известной в мире. А сюда приходит со знакомыми повидаться, выпить шотландский виски из рога ахалтекинского единорога. Потому что завтра уже на Мадагаскар.

Пока пробираешься к витрине с турмалинами из Минас-Жерайс, можно отдавить ногу трём-четырём докторам наук.

Если не интересно разглядывать скелетные кристаллы галенита, то можно купить пирожок с капустой, и станет интересно разглядывать скелетные кристаллы галенита.

Вот коллекция шаров из разных камней. «А этот, как называется у вас?», – спрашиваю, в последний момент съедая «у вас». «Септария», – отвечают. Надо же!

В горной породе возникают вследствие тектонических подвижек серии субпараллельных трещин разного простирания, делящие массив на блоки параллелепипедов. Затем в эти трещины поступают какие-нибудь гидротермальные растворы, из которых кристаллизуются, например, сульфиды, заполняя трещины и превращая их в перегородки (по-латыни – септы, таково же происхождение названия рода головоногих моллюсков Sepia – каракатиц, имеющих в качестве внутреннего скелета особую пластинку и выбрасывающих в случае опасности струю коричневых «чернил»). Такие «металлические» стенки особенно эффектны, когда формируют ячейки в пустоте при растворении окружающей их породы. Или когда эти ячейки заполняются новым веществом.

К коллекции шаров есть буклетик. Септария – знак зодиака Скорпион или любой (тут уж либо – либо). Наполняет успокоительной силой, приносит чувство радости и духовной бодрости. Септария – «говорящий камень», помогающий общаться на любом уровне. Используется при болезнях кишечника.

Ну что ж, молодцы. Вот что творит коммерческая жилка вкупе со страстью всё превращать в шары. Пирожок закончился.

Много станций тому назад

Однажды мы с женой сидим такие…

Точнее, не с женой.

Мы тогда ещё не были женаты.

Мы тогда ещё только познакомились и радовались такому интересному завершению всей жизни, которая была до этого.

А нам как раз уже было по двадцать много лет, почти по двадцать очень много. Да практически по двадцать всё уже.

Как раз такой возраст, когда мужественность и женственность кажутся полностью развитыми и развёрнутыми. И дальше они уже не будут спокойно разворачиваться, а только разве что кукожиться и коробиться.

Как это было с Индийским континентом, когда он столкнулся с Азией в районе тридцатилетия, и у него передний край сбуровился и смялся в Гималаи. Хотя двигаться Индийский континент в ту же сторону до сих пор не перестал.

Ну так вот, мы сидим такие, а у неё глаза чёрные. И лак на ногтях чёрный.

И волосы.

И пахнет духами. При этом считается, что запах выбран так, что он подчёркивает. И говорит. О вкусе.

О стиле.

О страсти.

О женственности.

И пороке.

А я умный.

И всё вместе это кажется невероятным.

Тем более что мы в Москве.

Я сюда приехал по работе в командировку. Возможно, навсегда. А она – ко мне в гости. В свой отпуск в мою командировку.

Мы самые взрослые среди молодых.

И самые молодые среди…

В общем, сидим. И тут я говорю:

– Смотри, любовь всей моей дальнейшей жизни, видишь, следующая станция – Серпуховская (город такой есть – Серпухов, ударение на первый слог)?

– Допустим. Давай я тебе отгрызу ухо.

– Но! Мы с тобой находимся в московском ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени метрополиэтилене имени В. И. Ленина. И тут есть своя специфика.

Готов поспорить, что называется она не Се́рпуховская, а Серпу́ховская.

– Ты, лучшая ошибка моей жизни, недооцениваешь многолетнюю работу электричества под землёй. И станция может оказаться вообще Серпухо́вской.

Ну или как-то так она сказала.

Потому что она в основном грызла мне ухо. И смысл в основном был в этом.

Затем она сказала, что если я хочу, то можно поспорить на что-нибудь такое.

Ну она не знает.

На что-нибудь такое.

Я говорю, что на что-нибудь такое мы уже спорили.

И я уже ей проспорил.

И всё равно она мне что-нибудь такое делала много раз.

И я ей постоянно что-нибудь такое делал.

И уже никто не помнит, кто кому сколько чего-нибудь такого должен.

Нужно было срочно придумать зачем-то, на что спорить, пока следующую станцию не объявили.

То есть где-то две секунды оставалось, потому что начали говорить: «Осторож…»

Я говорю: «Если Серпухо́вская, то меня сегодня, но только сегодня, можно кусать в живот, а если Серпу́ховская, то…»

То…

То…

Если Серпу́ховская, то…

То…

– То нельзя.

И динамик говорит: «Следующая станция – Серпуховска́я».

Двери действительно закрылись.

И мы поехали вбок.

Её голова на моём плече.

Нам ещё жить и жить.

Развитие

Без развития нет будущего, без развития нет жизни.

Каждый человек в нашей компании должен развиваться.

В конечном счёте для него это будет выражаться в увеличении дохода.

Для этого нужно повышать эффективность своего труда.

Поскольку предполагается, что каждый сотрудник выкладывается условно на сто процентов, то есть работает столько, сколько должен за минусом перерывов на обед, туалет, зарядку, отдых от компьютера, секс с женой, сон и т.д., которые должны соблюдаться, иначе я пожалуюсь, и вас оштрафуют или защекочут, то повышение эффективности труда должно основываться на росте знаний, навыков и опыта, а также на налаживании продуктивного взаимодействия между сотрудниками.

Способность зарабатывать больше денег за то же время появляется тогда, когда работник может получать больше денег за ту же работу либо, что то же самое, меньше работать за те же деньги.

То есть нужно проверить, получается ли половину дня ничего не делать, а денег получать столько же. Если не получается, уходите отсюда.

Иначе не будет развития.

А без развития нет будущего, без развития нет жизни.

Одна смерть.

Всё верно

Однажды Максим Олегович пришёл к Павлу Петровичу и заявил, что он самый умный. Павел Петрович был и сам не дурак и сразу понял, что опровергнуть это нельзя в той же степени, что и доказать.

Павел Петрович высказал мысль, что, возможно, Максиму Олеговичу баба нужна. Максим Олегович сказал, что очень даже может быть, что и нужна. Да только эту самую, так сказать, бабу поиметь нет никакой возможности. И причём в некотором смысле виноват в этом не столько Максим Олегович, сколько как бы баба. Ну то есть, по крайней мере, даже если ответственность лежит на Максиме Олеговиче, то вины на нём нет. Хотя ответственность, видимо, целиком лежит.

Но всё, что было сделано, было сделано верно. Просто кто ж мог знать, что с совершенством можно переборщить.

В этот момент вошла Зинаида Матвеевна и сказала, что за отдельное «ж» нужно платить четырнадцать сороков соболей.

Павел Петрович хотел было послать из своего собственного дома Зинаиду Матвеевну с её ахинеей и ещё свою попросить заодно унести. Но Максим Олегович предупредил его посыл, сказав, что это ещё ничего. Что если всех подряд слушать, то можно свихнуться. Он, дескать, пробовал, и вот, пожалуйста.

Павел Петрович только уверился в том, что баба в некотором роде необходима.

Максим Олегович сказал, что намерен заняться спортом. Причём с детства. Чтобы меньше читать. Потом посмотрел вверх и вправо и отметил, что по ту сторону понимания довольно уныло.

В этот момент вошёл Освальд Шпенглер, вручил Зинаиде Матвеевне обычный кактус вместо четырнадцати сороков соболей, и моментально удовлетворённая Зинаида Матвеевна ушла.

А Шпенглер сказал: «Человек хоть и является мыслящим существом, но далёк от того, чтобы быть существом, предназначение которого заключалось бы в том, чтобы мыслить»

От этого необходимость бабы стала нависать.

Максим Олегович пообещал увести Шпенглера за пятьсот рублей. Павел Петрович встал перед выбором. Либо понять, либо признать, что Максим Олегович самый умный.

Бытие

Ходит ночью по лесу бестолочь мохнатая, ищет повсюду дупло, чтобы жить в нём. А пока не нашла, не живёт, ждёт, терпит.

А тем временем рыбы разной в реке клюёт просто уйма, но никто её не ловит. Некому. Только тишь одна стоит. Ни сучок не треснет, ни кора не отлупится. Незачем.

Разве что временами птица-уразумица в том дупле, которое бестолочь мохнатая ищет (или похожем), тихо присвистнет, будто поняла что-то.

Да ещё иногда выбежит из своего убежища под корнями дерева, осмотрится, укусит тебя и юркнет обратно маленькая падла.

А в реке уж и клевать перестало.

Как отрубило.

Пешеходный переход

Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам это бывшие с самого начала очевидцами и распространителями знания, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего, по порядку описать тебе, любезный Димон, чтобы ты узнал, как оно всё было на самом деле.

Ещё с детского садика я знаю, что автобус нужно обходить сзади, а трамвай – спереди. Хотя у нас в посёлке трамваев отродясь не было.

И даже светофоров не было, но само собой мы читали книжки про светофоры, пели про них песенки и водили гимнастические светофоровые хороводы.

Почти не было: на самом большом перекрёстке у въезда в посёлок и на центральном перекрёстке было врыто по углам четыре светофора, и в тёмное время суток они мигали оранжевым светом. Вообще-то, это был жёлтый сигнал светофора, который между красным и зелёным, но поскольку никакого зелёного и красного никогда не горело, цвет воспринимался вне светофоровой парадигмы. Поэтому среди меня это называлось «мигать оранжевым».

Почему трамвай нужно обходить спереди, а автобус сзади?

Хм.

А где вы свои вопросы берёте? Вы себе их выписываете, как журнал «Мурзилка»? Вам их синицы в кормушки приносят? У вас свекровь на вопросной фабрике работает?

Однажды в школе меня пригвоздила к стене взглядом наша классная руководительница и безжалостно спросила: «Ты почему вчера, ирод, на алгебре не был?!»

– На какой ещё алгебре?

– Вчера последним уроком была алгебра.

– Вчера последним уроком по расписанию была химия. Но её не было, потому что учительница заболела. И мы пошли домой.

– Это вы с Васечкиным пошли домой, а остальные пошли на алгебру, которую решили провести вместо химии.

– Мы не знали ни про какую алгебру. Откуда мы могли знать, что кто-то что-то решил?

– А почему вы не спросили?

«Так, ладно, я понял, Даздраперма Отцовна, вот Вам большая коробочка для вопросов, складывайте всё сюда и идите, идите, это подарок Вам», – мог бы сказать я. Но не сказал. Пожал плечами, отгвоздился и зашагал прочь.

В детстве вопросы нужно ещё откуда-то взять. Не случайно их так мало бывает в конце урока по новой теме.

Почему трамвай нужно обходить спереди, а автобус сзади?

Просто так нужно, раз воспитатели говорят, а родители подтверждают. Если что-то нужно обходить спереди, то оно трамвай. Всё понятно.

Но не мне. У меня-то как раз вопросы были.

Правда, у меня и ответы тоже почти сразу возникали. На любой вкус.

У трамвая такая длинная штука впереди торчит, ребёнку придется её обходить, и он не окажется в слепой зоне под носом у тётеньки-трамвайнёрши. А автобус… ну, наверное… у автобуса сзади выхлопная труба вонючая, её обходят на большом расстоянии, что даёт некоторое время на спасение в случае чего. В случае чего? В случае чего.

У нас в семье как-то произошёл один случай. Мама сказала, что у меня будет сестра. Что мама её ждет уже некоторое время, а теперь мы будем ждать все. И придёт она из маминого живота.

Что это? Зачем? Ну ладно.

И сестра действительно пришла. А дядя Лёня, который жил у Тютяни (тёти Ани) на нашей площадке, в квартире по диагонали, когда узнал, что сестра получилась кудрявая, как Пугачёва, сказал мне, что я молодец.

Время шло.

В среднюю эпоху, то есть после того, как я научился двумя руками вращать тумблер переключения каналов на телевизоре, но ещё до того, как я стал делать это одной рукой, папа решил, что нам помимо красного мотоцикла «Минск» нужен большой чёрный мотоцикл «Днепр» с коляской.

Скорее всего, с этого момента в доме также появляются картинки с задачами по правилам дорожного движения. Игру ещё такую мне потом подарили электрическую на батарейке тоже по правилам дорожного движения: если в правильный вариант ответа электродом тычешь, загорается лампочка. Одно из двух – либо мне нравилось изучать правила, либо привлекал свет лампочки.

Постепенно или внезапно, но так или иначе стало понятно, что автобус обходят сзади для того, чтобы пешеход был заранее виден обгоняющему попутному транспорту, а трамвай обходят спереди, чтобы этот манёвр был на виду у тётеньки—трамвайнёрши из встречного трамвая.

А в двадцать первом веке ничего такого особо не обходят, просто высаживаются на ближайший тротуар и шуруют до ближайшего пешеходного перехода.

То есть раньше правила дорожного движения предполагали

возможность

перехода

проезжей части

в любом месте.

Посмотрел налево – нет ни одной машины, дошёл до середины проезжей части, посмотрел направо – нет ни одной машины, перешёл дорогу. Я никогда не ждал середины, сразу смотрел и налево, и направо. Просто начинал с левой стороны. Надеюсь, понятно почему.

Потому что сердце слева.

Легко – подходишь к проезжей части, перестаёшь стрелять из пушек, пускать ракеты и торпеды, смотришь по сторонам: если машины нет – переходишь, если есть – пропускаешь машину и переходишь.

А если сразу две машины друг за другом едут?

Тогда это погоня.

И да, ещё написано было, что переходить улицу нужно по пешеходному переходу, если он есть. Пешеходный переход – это полосатая дорожка поперёк проезжей части. Почему именно по нему? Ну как почему… потому что проезжая часть – это вам не место для как попало! Всё четко должно быть: вот полосатая дорожка – по ней и иди. А то начнут по всяким диагоналям бегать кто во что горазд. Ну и наверняка пешеходные переходы расположены госавтоинспекторами в самых для этого подходящих местах. А так как полоски плоские, стираются и под снегом не видны, то иногда специальный синий знак ставится, чтобы пешеход видел, где полосатая дорожка. Но это обычно на центральных улицах, если такие знаки в местной инспекции ещё есть. Ну и так наряднее.

Поэтому, если есть полосатая дорожка – идёшь по полосатой дорожке, если нет – просто идёшь.

Все немногочисленные полосатые дорожки в нашем посёлке были продолжением тротуаров на перекрёстках. Разумеется, по ним и ходили в основном.

А потом я поступил в институт и приехал в большой город. Там уже переходили улицу по сигналу светофора. Или как-нибудь ещё.

В последнем месяце второго тысячелетия нашей эры я оказался в городе Нижневартовске. Раз уж оказался, огляделся по сторонам, решил подойти поближе к краю широкой центральной улицы, чтобы разглядеть надпись на здании с противоположной стороны. Если это подходящее здание, то буду искать ближайший светофор. Пока я читал надпись, всё уличное движение закончилось. Автомобили постепенно затормозили справа и слева от меня, между ними протянулась полосатая дорожка. Я всё понял, немного постоял в ступоре, а когда он кончился, развернулся и пошёл обратно. Постеснялся пройти по полосатой дорожке среди остановившихся ради меня автомобилей.

То есть я всё-таки знал, что на пешеходном переходе водители пропускают пешеходов. Просто я нигде особо с этим не сталкивался. Это как знать, что у штурмбанфюрера четыре звёздочки на петлице. Не было у меня как-то этих работающих переходов отдельно от светофоров. Хотя бы отдельный специальный пешеходный светофор, но был. Даже были такие светофоры, которые сам себе включаешь. Этими, кстати, я тоже порой стеснялся пользоваться. Потому что нажмёшь, потом ждёшь, когда он включится, затем переходишь, когда уже все уехали, а автомобили потом подъезжают и стоят себе там одни как дураки, пустоту пропускают.

Я в поезде из Нижневартовска поднял эту переходную тему среди попутчиков. Попутчики сразу стали восклицать в духе: «Ой, что ты! Ты знаешь, как на северах с этим строго! Один человек заехал за одну полосу одним колесом на сантиметр, так у него машину отобрали! И у жены машину отобрали! И у ребёнка велосипед!»

В Екатеринбурге я решил показать фокус друзьям.

Смотрите, – говорю, – и учитесь.

Подошёл к знаку «пешеходный переход», поднял ногу параллельно земле и стал смотреть на проезжающие машины и прыгать на одной ноге. Десятая по счёту машина нерешительно остановилась. Я вышел на дорогу (вот это самый опасный момент) и стал показывать ногу автолюбителям на следующей полосе, пока не убедился, что они тоже останавливаются. Ну а на встречных полосах все давно стояли, так как им никто не мешал наблюдать мое представление.

Самое интересное в этом…

Даже не знаю. Здесь всё интересно.

Вот взять хотя бы мотоцикл с коляской этот, например.

В моем детстве чаще говорили – «с люлькой». А потом постепенно стали говорить «с коляской».

Потому что правильным считается вариант «с коляской». После перестройки автомобили становились всё доступнее, их становилось всё больше, а мотоциклов с коляской всё меньше, пока они полностью не исчезли. Вариант «с люлькой» там, где он был до этого распространён, перестал поддерживаться ежедневным употреблением и был вытеснен печатным.

Мотоциклов «Днепр» я много повидал. Интересно, что одни были чёрные, вторые – коричневые, а третьих не было.

Когда я в свои шесть лет ехал в люльке мотоцикла, то при повороте мотоцикла направо на крыле над колесом люльки (смешное слово всё-таки) мигала оранжевая лампочка, а я гордился этим. Вот я поворачиваю, и лампочка мигает. Сила!

А, что интересно, в двенадцать лет в той же ситуации уже не гордился. Парни во дворе в квадрат играют, а я еду в сад в люльке с сестрой и лампочкой мигаю. Зачем это мне?

Вот сколько всего интересного.

Ещё интересно, что на скорости уже в пятьдесят км/ч длина нитки слюны из собачьей пасти достигает полутора метров. А я сижу на сидении в люльке и держу перед собой собаку.

Потому как не может собака сидеть на сидении и держать перед собой меня. Это же западно-сибирская лайка: хвост кралькой, уши торчком, язык набок, и вперёд!

Всего интересного и не перечислить. Это нужно целую книгу писать из множества рассказов.

А в каждом рассказе, чтобы всё заново не объяснять (а то рассказы одинаковые выйдут, или вообще один большой рассказ получится, но такой никто читать не станет), слова и фразы должны содержать ссылки на другие рассказы, где они отдельно объясняются. А с другой стороны, так уже попробовали сделать в интернете, википедией назвали. Сначала ещё ничего было, но потом просто получилась сплошная сквозная ссылка на себя произвольного содержания, и никто через три минуты не помнит, что он хочет узнать.

Но самое интересное вот в чём. Если сказать сейчас, много лет спустя после третьей мировой, второй австралийской и гибралтарского смыкания, что в конце XX века в Екатеринбурге автомобилисты не пропускали пешеходов на пешеходном переходе, то многие станут возмущены таким заявлением.

Это объясняется разными причинами. На каждую – свой рассказ.

Но ведь, если подумать, я тоже в некотором смысле поражён. Иначе бы и не рассказал.