Текст книги "Быть человеком. Часть 3. Солнечный дом"

Лето, ах лето
1968 год

Утром Вовку разбудил Гаврош, который, осваивая новую игрушку, с восторгом извлекал из неё невероятные звуки, беспорядочно дёргая за струны.

Вечером, когда Вовка пришёл домой, он уже спал. И, видимо, узнав утром, что это брат привёз ему такой подарок, пришёл его отблагодарить. Вовка энергично подскочил с постели, отчего братишка радостно завизжал и запрыгал вокруг него.

– Всё, хватит! Дай одеться! Отцепись, говорю! – пытался он успокоить Гавроша, обхватившего его за ноги.

– Ты пидёшь лаботу? Да? – всё не унимался тот.

– Да, на работу. А ты тоже пойдёшь на работу?

– Да, пиду лаботу!

В комнату заглянул, готовый к выходу, отец.

– Гаврик! Пошли, в садик опоздаешь!

– Я садик ни пиду! Я лаботу пиду!

И он строевым шагом, делая одной рукой отмашку, а другую приложив к уху, как бы отдавая честь, направился к выходу.

Вовка, одевшись и умывшись, заглянул на кухню.

– Вова, садись завтракать! – позвала его Тамара Анатольевна. – Я тут дерунов картофельных нажарила и чайник только вскипел. А сама сейчас поеду на базар. У тебя же скоро день рождения. Куплю мяса. Хочу буженину приготовить. И торт «Наполеон». Ты ведь любишь «Наполеон»?

– Обожаю!

– А у тебя какие планы?

– Поеду сейчас в школу. Отдам рисунки для музея. С друзьями повидаюсь.

– Ну хозяйничай, я пошла!

На скорую руку позавтракав и помыв за собой посуду, Вовка уселся писать письмо Витьке.

И вот, запечатав его в конверт, он старательно вывел адрес и, схватив альбом с рисунками, выскочил на улицу. Первым делом опустил письмо в почтовый ящик, висевший у входа на почту, расположенную в соседнем доме.

Подходя к остановке, Вовка увидел, что подъехал его автобус. Народу было не так много, и он сел на свободное место. Оно и понятно: каникулы да сезон отпусков начался. Всю дорогу смотрел в окно, в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых.

Не найдя Людмилы Гавриловны, Вовка оставил альбом с рисунками в учительской, а сам прошёл к кабинету черчения и, приоткрыв дверь, заглянул внутрь. Аудитория была наполовину пустой. Граф, увидев его, тут же отпросился выйти.

– Пойдём курнём в туалет! – сходу предложил он.

Они прошли в мальчуковый туалет. Граф распахнул окно нараспашку. Они прикурили.

– Что-то я смотрю маловато вас. Где весь народ-то? – поинтересовался Вовка.

– Да тех, кто выполнил задание досрочно и отчитался, Илья Моисеевич отпустил уже. Девчонок вообще в первую очередь и без лишних вопросов. Что, говорит, с них взять? Туз тоже всё выполнил и сдал. Кстати, он уже уехал из города. Я тоже попробую завтра отчитаться. Чего тут париться? Размеры и надписи остались. А потом тоже уеду до осени.

– А в какие края?

– Поеду в Москву к тётке. Она у меня артистка. Посмотрю, что там и как? А через год опять поеду. Буду поступать в Щуку.

– Тётка, случайно, не Любовь Орлова?

– Нет. Её зовут Вера Орлова. Она в театре Маяковского сейчас. А до этого в театре сатиры служила, в кино снималась. Ладно, я пойду. До отъезда ещё увидимся. Может, в «Машку» сходим, кофейку попьём? – и он изобразил понятный всем жест.

– Ладушки, замётано! Олег, передай там Бацу, чтобы вышел на минутку. Он здесь? Что-то я его не приметил.

– Да здесь он. Тоже пытался сдать, но у него не получилось. Жди, сейчас выйдет.

Бац вышел минут через пять. Увидев Вовку, стоявшего напротив у окна, подошёл к нему.

– Ну что, Лорд, приехал уже? – смущённо улыбаясь, спросил он и протянул руку для приветствия.

– Приехали, вчера ещё.

Вовка пожал его мягкую ладонь. В отличие от некоторых ребят, типа Туза или Юрки Омельяненко, прозванного за цвет волос Рыжим, старавшихся вкладывать всю силу в рукопожатие, Бац этим не отличался.

Рыжий, к слову, был парень невероятно жилистый. Он очень любил спорить на щелбаны. В этом ему не было равных. Он упирался в голову спорщика ладонью, оттягивал кверху средний палец и, вложив в него всю возможную силу, обрушивал на голову проигравшего невероятной мощности удар. Вовка сам, по наитию, однажды испытал силу этого удара и ощутил его страшные последствия, едва не лишившись чувств.

– Ты что-то хотел, Лорд?

– Я слышал, Буднецкий сделал тебе предложение?

– Уже донесли? Оперативно!

– Ну, во-первых, не донесли, а доложили, улавливаешь разницу?

– А во-вторых?

– А, во-вторых, я просто хочу узнать твоё решение. Переходишь ты в «Красные дьяволята»? Вот и всё. А то ты поставишь меня перед фактом в самый неподходящий момент.

– «Красных дьяволят» больше нет. Серый решил сменить название на «Белые голуби».

– Да какая разница, голуби там или гуси? Ты-то с кем теперь? С нами или с ними?

– Да я как-то сразу не мог определиться. Это же не просто так: бац-бац и в дамках! Нужно какое-то время, чтобы решиться. А потом подумал и понял, что для меня всё-таки будет лучше, если соглашусь. Во-первых, тут всё рядом, в двух шагах. А к тебе далеко ездить, да и репетировать дома, как-то не комильфо, согласись. Я удивляюсь, как родители ещё терпят. А тут, помимо того, что мы живём рядом, так в любое время ещё и репетировать можно у них в школе, с подключенной аппаратурой. Улавливаешь разницу? – Бац поддел Вовку его же вопросом. – И техническая база у них получше. Согласись!

– База – это конечно! База – это хорошо! – Вовка с пониманием кивал головой. – Ну, что же, спасибо за честность и плодотворное сотрудничество. Извини, что оторвал тебя от занятий. Желаю успехов. До скорой встречи! – он похлопал Баца по плечу и, развернувшись, направился к выходу.

Собственно, он к этому был готов, тем не менее его зацепило. А, может, оно и к лучшему? Свято место пусто не бывает. Возьмёт в группу Круглого и всё будет ништяк. Ничего, освоится потихоньку. Бац тоже, считай, с нуля начинал. Зато они теперь будут репетировать в ДК.

– Тогда посмотрим, у кого база лучше. – усмехнулся Вовка.

Домой он приехал в хорошем расположении духа и с более-менее определённым планом дальнейших действий. С составом новой группы определились. Ударником до возвращения Туза, будет Рыбачок. Тут вопросов нет. Жаль, что не удалось увидеться с Тузом до отъезда. Можно было бы взять у него барабан с тарелками. А теперь надежда только на Круглого. Должны же в ДК быть ударные инструменты. Хотя бы какие-нибудь старенькие, бэушные.

После обеда Вовка сразу же позвонил Круглому и Сынку и пригласил их на совет. Сынок пришёл сразу, едва положил трубку на рычаг телефона. Круглому же предстояло пересечь двор. Но он примчался чуть ли не через пять минут вслед за Сынком. В руках у него была гитара.

– Ну что? – уже с порога задал он вопрос, не имеющий под собой никакой конкретики. Но и Вовка и Сынок сразу поняли, что он имеет в виду.

– Хорошо, что гитару прихватил, а не бубен.

– Я как чувствовал! – чуть не до потолка запрыгал Круглый.

– Тогда начинаем репетировать. Через месяц ты должен играть весь наш репертуар с закрытыми глазами. Готов?

– Всегда готов! – в буквальном смысле обалдевший от счастья, отсалютовал Круглый. – Это точно? Я могу теперь говорить, что играю в «Ниагаре»?

– Имеешь полное право. Я вот только думаю, а может, нам название поменять? Практически весь состав сменился. Вон и Буднецкий уже поменял. Теперь они будут «Белые голуби». Надо и нам подумать над этим вопросом. Если у вас появятся какие-нибудь предложения, говорите. Всё, а теперь начинаем работать!

 
                                              * * *
 

При любой возможности они репетировали на сцене ДК. Плюсом было то, что не было необходимости таскать за собой громоздкую аппаратуру. Гитары можно было напрямую подключать в монтированные в полу колодки. Оставалось лишь в нужное время включить тумблер и из колонок, установленных и подвешенных по бокам сцены, раздавалось и распространялось по всему залу чистое звучание инструментов. Свет включали только на сцене, а зрительный зал оставался в темноте.

После месяца упорных ежедневных репетиций Круглый не просто усвоил свои партии и свободно играл весь репертуар, а вполне осознанно понимал, как всё строится и порой даже позволял себе удачные импровизации.

Вот уже месяц, как они, с Вовкиной подачи, сменили звучное и такое привычное, прочно прижившееся название группы «Ниагара» на мало кому понятное «Викинги». Это слово он позаимствовал из энциклопедии, долго и упорно перелистывая её в поисках подходящего словечка. Оно понравилось ему своей новизной и тем, как созвучно перекликалось со словом Роллинги, известным сокращением названия группы «Роллинг стоунз».

Он даже написал чёрной тушью новое название на полковом барабане, который они раскопали в каморке, где хранились старые, износившиеся музыкальные инструменты. Использовать его по назначению уже было невозможно. С одной стороны кожа уже была пробита, а с другой настолько истончилась, что могла лопнуть в любое время. Поэтому его, за неимением большого барабана просто для антуража укладывали на ложементы названием вперёд рядом с малым барабаном и тарелкой.

Было лето – мёртвый сезон. Школы и прочие учебные заведения пребывали на каникулах и играть до осени было негде. Поэтому они продолжали репетировать в пустом зале ДК. Иногда заглядывал кто-нибудь из работников дома культуры: монтёры, уборщицы или родители, пытавшиеся таким образом скоротать время в ожидании занимающихся в многочисленных кружках детей. Сидели в полной темноте в самом конце зала и молча слушали. Порой даже раздавались одиночные одобрительные хлопки. На одну из репетиций заглянули и «Белые голуби» всем составом. Посидели минут двадцать, послушали и ушли.

Между делом ходили в кино или, если повезёт с билетами, на концерты заезжих артистов. Так в летнем кинотеатре парка Франко три дня выступал Киевский молодёжный цирк. После первого выступления, закончившегося аншлагом, слух о них разлетелся по всему городу. Круглому удалось, прибегнув к помощи отца, достать билеты на второй день выступлений.

Им достались хорошие места впереди. Артисты выступали не только на сцене, но и внизу, непосредственно перед зрителями. Всё это феерическое действие проходило в сопровождении музыкального коллектива. Музыканты являлись неотъемлемой и органичной частью представления. Они стояли в глубине сцены, пританцовывая в такт зажигательной музыки. Вовка внимательно наблюдал за ними, за тем, как свободно они держатся на сцене. Их великолепные костюмы в лучах прожекторов переливались всеми цветами радуги.

– Вот бы нам такие! – восхищённо заметил он, обращаясь к друзьям.

После представления они сразу отправились на репетицию в ДК. По её завершении к ним подошёл незнакомый, представительный мужчина, которого они приметили после того, как он вошёл в зал и, в отличие от прочих, сразу уверенно проследовал вперёд и сел в середине первого ряда. Ребята, предположив в нём высокого начальника, были очень сдержанными, не допуская никаких неприличных действий и, Боже упаси, нецензурных выражений. Они очень дорожили возможностью играть в таких идеальных условиях и не желали лишиться её по глупости.

Дождавшись перерыва, он очень вежливо поздоровался со всеми, высказав при этом комплимент по поводу их игры и пригласил Вовку, безошибочно определив в нём главного, для приватного разговора. Они поговорили минут десять, после чего незнакомец протянул ему руку и направился к выходу.

Друзья горели нетерпением узнать подробности.

– Рассказывай, кто это? Что хотел? – первым задал интересующие всех вопросы Сынок.

– Да, что за хмырь? – состроив рожу, копируя незнакомца, подхватил Рыбачок.

Вовка, сделав загадочный вид, и, наигранно оглядываясь по сторонам, прикрывая рот ладонью, полушёпотом произнёс:

– Это агент ЦРУ. Хотел меня завербовать. – закрыв глаза и, втянув голову в плечи, он ожидал, когда эта «бомба» взорвётся. Но, то ли он был никудышный актёр, то ли ему просто никто не поверил, но этого не случилось.

– Ну, не хочешь, не говори! – обиделся не на шутку Сынок.

– Ну, ладно! Пошутил я, – не стал дальше ломаться Вовка. – Это был директор Киевского цирка.

– Это уже совсем не смешно! – махнул рукой Сынок и отошёл в сторону.

– Но я серьёзно! Честное слово!

– Ну и что же он хотел? – саркастически улыбаясь, спросил Рыбачок.

– Предложил мне место бас-гитариста в ансамбле. Тот, что сегодня у них играл, неожиданно увольняется. Завтра мне нужно прийти после представления и дать ответ. В случае согласия, послезавтра уеду с ними на гастроли по Крыму, а после возвращения в Киев меня определят в музучилище и школу.

– А жить где?

– Так у меня там бабушка с дедушкой! И брат младший с ними.

– Ух ты, здорово! Ну, ты согласился?

– Нужно согласие родителей, в первую очередь. Ладно, расходимся, завтра встречаемся здесь. Расскажу, что да как.

Вернувшись домой, Вовка услышал голос отца, забавлявшегося с Гавриком. Разувшись, он прошёл в гостиную. Увидев брата, Гаврик подскочил к нему и, обхватив за ноги, стал радостно подпрыгивать и проситься на ручки.

– Кто ето, Гавлик? Стиляга? – подстраиваясь под речь ребёнка, спрашивал его Николай Иванович сюсюкающим голосом, нарочно коверкая слова.

– Нет! Блатик! – отвечал ему Гаврош.

– Ну какой блатик? Это безьяна нестлиженая.

– Не-ет! Блатик, блатик! – начинал раздражаться ребёнок, топая ножкой и взмахивая рукой в сторону отца.

– Коля, перестань ребёнка дразнить! – одёрнула мужа Тамара.

Вовка взял брата на руки и он, обхватив его за шею, прижался щекой к щеке.

– Вова! Мы тут с папой подумали, – обратилась к нему Тамара Анатольевна. – Может быть, ты в Киев поедешь? Побудешь там до школы. Мы тут как раз тоже планируем поехать на пару дней. Повезём Гаврика к бабушке, она сама предложила. И тебя тоже ждёт. Поездите с дедом на рыбалку, отдохнёшь перед школой. Всё-таки перед выпускным классом нужно силёнок подкопить.

– Я не могу.

– Что, значит, не могу? Поедешь и всё тут! – как бы подводя черту, заключил отец.

– Я послезавтра уезжаю.

– Что значит уезжаю? Куда?

– В Крым, на гастроли! Мне сегодня директор Киевского цирка предложил стать участником коллектива. А в сентябре вернёмся в Киев. Я буду там жить, работать и учиться. – выпалил Вовка всю информацию, словно боялся, что ему не дадут договорить.

– Какие гастроли? Какой цирк? И даже думать не смей! Ишь ты, гастролёр, циркач, фигляр! – возмущался отец. – Клоунов мне только не хватало! Не хочешь в Киев, тогда поедешь в Берёзовку. Живо вся дурь из головы вылетит!

– Всё! Хватит об этом! Нет так нет! – огрызнулся Вовка и опустил Гаврика на пол. – Всё! Забыли! – он развернулся и ушёл к себе в комнату. Плюхнулся на кушетку и просто лежал, уставившись в потолок. В комнату заглянула Тамара Анатольевна.

– Ужинать будешь? – спросила она.

– Не хочу! – буркнул Вовка, хотя в животе урчало от голода.

– Надумаешь, приходи на кухню. Отец прилёг отдыхать. – и, прикрывая дверь, добавила, – От Валерки письмо пришло. Хочешь почитать?

– Ещё бы! Сейчас приду.

Он встал и пошёл на кухню.

Тамара Анатольевна уже накрыла на стол.

– Давай, помой руки и садись есть. А потом почитаешь.

И вот, наскоро поужинав, Вовка приступил к чтению письма. Оно было очень короткое, всего одна страничка. Всё хорошо, службой доволен. Кормят прилично, самочувствие хорошее, проблем никаких. Переписывается с Витькой. Играет на гитаре в армейском ансамбле «Альтаир». Вот и всё. Не служба, а санаторий.

Дочитав, Вовка, не откладывая в долгий ящик, пошёл писать ответ. Он, в отличие от брата, писал развёрнуто и подробно обо всём, что могло бы его заинтересовать. Пока писал, его совсем разморило, глаза слипались. Раздевшись, он нырнул под одеяло и тут же забылся в глубоком сне.

Через несколько дней, во время разминки перед очередной тренировкой по боксу, которая традиционно начиналась с пробежки по аллеям парка Франко, Вовка, совершенно случайно, обратил внимание на, прикреплённую у кассы летнего кинотеатра, афишу. На ней были, в очень приличном прикиде, молодые ребята с гитарами. В объявлении говорилось о предстоящем в ближайшее время единственном выступлении молдавского ВИА «Норок». Сам ансамбль не был ещё известен не только широкой публике, но и узкому кругу меломанов.

 
                                              * * *
 

Это было первое и единственное полуофициальное выступление «Норок» в Хмельницком. Билеты на все 900 мест были раскуплены моментально. Но народу внутри оказалось гораздо больше, чем позволяла вместимость данной площадки. Те же, кому не удалось попасть внутрь, сидели на деревьях и деревянном ограждении, которое в конце концов и рухнуло, не выдержав такого напора. Сотни молодых людей ринулись в зал. Неуправляемая толпа повалила к эстраде. Вокалист ансамбля Ион Суручану в это время исполнял песню «Иволга»: «Помню, помню мальчик я босой…»

Милиция отключила на сцене электричество, но этим действием только усугубила хаос. Соло гитариста зрители подхватили и стали качать на руках. Порвали даже струну на гитаре.

Всей этой информацией с Вовкой восторженно делились друзья, которым посчастливилось побывать на этом концерте. Сам он, к большому сожалению, не смог там присутствовать, хотя очень этого хотел.

Он белой завистью завидовал находившимся там в то самое время, когда сам он вынужден был сидеть, ввиду отсутствия родителей, в няньках, присматривая за младшим братом Гаврошем. Это в общем-то никогда ему не было в тягость, поскольку он не раз оставался с братом. Тем более, что Гаврош был очень спокойным и покладистым ребёнком. Но этот раз для него поистине был тягостным, так как всей душой и помыслами он был там, на этом концерте.

Некоторым владельцам портативных катушечных магнитофонов удалось записать весь концерт. Вовке посчастливилось переписать его уже на следующий день. Вскоре записи разошлись по всему городу. Вовка без промедления засел за их изучение.

Если раньше, пока «Ниагарой» руководил брат, ему доставался разбор только сольной партии, то теперь приходилось подбирать ещё и аккорды. С басами же больших проблем не было, Круглый неплохо справлялся и сам.

Первым делом он отобрал две, наиболее понравившиеся песни: «О чём плачут гитары» и «Артист поёт». Правда, они были на молдавском языке. Над разбором молдавских текстов сидели вместе с Сынком, прослушивая каждое слово на магнитной ленте по несколько раз. При этом Сынок держал наготове тетрадку и карандаш, и, если произношение слова не вызывало сомнений у обоих, тут же записывал его. Пока они, таким образом, прорабатывали эти тексты, то непроизвольно выучивали их наизусть. Теперь оставалось только репетировать. Вскоре они готовы были исполнять их в своих выступлениях.

В это же время Вовка написал и свою первую авторскую песню. Текст был простенький и незамысловатый:

 
Там, за горизонтом,
Где луга цветов.
Там живёт девчонка —
Первая любовь.
 

И так далее, в том же духе. Мелодию он позаимствовал у американской группы «Манкис»44
  The Monkees – американский поп-рок-квартет, который записывался и выступал с концертами с 1966 по 1970 годы и не раз воссоединялся в конце 1980-х, 1990-х, 2000-х и 2010-х годах.


[Закрыть], лишь немного упростив её. Первым делом, он показал песню Сынку. Тому она настолько понравилась, что он уговорил Лорда позволить ему петь её.

От названия «Викинги» пришлось-таки отказаться, так как все знакомые продолжали воспринимать их, как «Ниагару» и они, к всеобщему удовольствию, опять вернулись к этому названию.

Ещё они ввели в состав группы Валерку Мороза, который очень хотел стать одним из них. Побывав на скандальном выступлении «Норок», он заболел желанием научиться играть на гитаре, хотя никогда прежде не держал её в руках. С тех пор он стал всё своё свободное от школы время проводить с «Ниагарой», бывал на всех репетициях, быстро освоил азы и стал упорно заниматься, внимательно наблюдая за своими товарищами, перенимая их технику и навыки. Вовка ввёл его в состав группы, как резерв на случай непредвиденных обстоятельств. Мало ли что бывает в жизни. Вон Сынок сообщил, что его отца рано или поздно могут перевести к новому месту службы. Жалко будет расставаться. Они очень сдружились с ним, но что поделаешь? К тому времени Мороз вполне сможет стать ему заменой, но не более того. Сынок всё понимал с полуслова, схватывал на лету любую идею и способен был самостоятельно воплотить её в жизнь. К тому же, он неплохо пел. А пока неизвестно когда это случится, нужно натаскивать Мороза.

21 августа, как гром среди ясного неба, советский народ узнал о вводе войск стран Варшавского договора во главе с СССР в Чехословакию. Ещё прежде Вовка слышал от отца, что там происходят какие-то процессы, подрывающие социалистические устои. Иногда, когда ему удавалось поймать «вражьи голоса», он слышал, что после смены руководства компартии Чехословакии, возглавивший её Александр Дубчек начал проводить демократические реформы. На западе эти процессы называли «Пражской весной».

Советское руководство опасалось утратить контроль над Чехословакией, которая выступала за особый путь развития, отказ от плановой экономики и расширение связей с Западом. Это грозило расколом восточноевропейского социалистического блока. Советской стороной не исключался вариант вступления на территорию Чехословакии войск НАТО, которые как раз проводили у границ ЧССР манёвры под кодовым названием «Чёрный лев».

На следующий день отец уехал в командировку. Хотя в этом не было ничего необычного, в конце концов не впервой. Единственное, что бросилось в глаза, он был в полевой форме. Но Вовка знал, что эту форму носят во время учений. По каким-то непредвиденным обстоятельствам командировка продлилась дольше, чем предполагалось. Конечно, Тамара Анатольевна знала истинную причину, но Вовке ничего не рассказывала. Хотя он догадывался, что это как-то связано с Чехословакией.