Текст книги "Быть человеком. Часть 3. Солнечный дом"

Девятый «А»
1967 год

Утром 1-го сентября, едва Вовка вышел за порог, как приоткрылась соседская дверь и оттуда выглянул Сын.

– Привет! Погоди, я уже обуваюсь.

Выйдя из подъезда, друзья сразу решили идти пешком, так как ехать на автобусе в это торжественное утро было нереально. На остановке уже наблюдалось невероятное столпотворение.

Мамаши, сопровождавшие своих первоклашек в школу, атаковали, и без того переполненные, автобусы локтями и прочими выдающимися частями тела, способствуя возможности попасть внутрь. В руках у всех были огромные букеты цветов, которые они героически пытались сохранить в первозданном виде и при этом ещё умудрялись создать своим чадам более или менее комфортные условия.

За разговорами они и не заметили, как дошли до 19-й школы, вокруг которой царило уже заметное оживление.

– До вечера! – Сынок махнул рукой и свернул к школе.

Вовка пошёл дальше. Дойдя до перекрёстка с улицей Розы Люксембург услышал, что его окликают. Обернувшись, увидел у себя за спиной Графа. Тот широко улыбался и тянул руку для рукопожатия. Вовка глядел на него и не мог сразу сообразить, что в нём не так? Вроде он, а в то же время не совсем он. И только ответив на рукопожатие, он, вдруг, понял, что его смутило. Да, это был Граф. Преобразившийся, похудевший и здорово вытянувшийся. Вовка обратил внимание, что теперь они с ним были одного роста.

– И как это у тебя получается, Олег? – изумился он, – Догнал-таки?

– Система, Вальдемар! – Граф вытащил из кармана упаковку витамина «А» и потряс ею, – То ли ещё будет! Будешь ещё на меня снизу вверх смотреть.

Войдя в школьный двор, они увидели, что «коробочка» уже почти выстроилась и линейка вот-вот начнётся. Они сразу направились к своим. Граф тут же оказался в центре всеобщего внимания. Все были поражены столь разительными переменами в его внешности, а на Вовку с его причёской и пиджаком никто особого внимания не обратил. Впрочем, один человек всё же отметил, что Вовка выглядит совсем, как Джордж Харрисон. Это был Туз.

– Ну, а ты – вылитый Ринго Старр, – комплиментом на комплимент ответил Вовка.

Обменявшись любезностями, они стали наперебой делиться новостями. Туз сообщил, что его брат Зяма поступил в Каменец-Подольское высшее военно-инженерное командное училище.

– Надеется увидеть нас всех на присяге.

– Поедем обязательно! – согласился Вовка.

– Есть ещё одно дело. Я сегодня после занятий пойду записываться в секцию бокса, пойдёшь со мной?

– Спрашиваешь, конечно, пойду! – загорелся Вовка.

Он хорошо знал, где это находится. Детско– юношеская спортивная школа «Авангард» базировалось в парке Франко. Зяма, старший брат Туза, много лет занимался там вольной борьбой, и друзья всегда приходили поддержать его во время соревнований. Он-то и уговорил Юрку записаться в секцию бокса. А то энергии, хоть отбавляй, и вместо того, чтобы выплёскивать её в частых уличных потасовках, пусть лучше вдохновляется победами на ринге.

Подошла «классная» Эльвира Сергеевна. Рядом с ней был симпатичный паренёк с чёрными, как угли, глазами и густой, с волнистыми локонами, шевелюрой. Лицо светилось приветливой улыбкой. В отличие от одноклассников, ещё ни разу не пользовавшихся бритвенным прибором, он был тщательно выбрит и благоухал хорошим одеколоном.

– Ребята, минуту внимания! Вот, принимайте пополнение. Прошу любить и жаловать. Это наш новый ученик и ваш новый товарищ Александр Гукасов. Становись в строй, а после линейки разберёмся.

– Нарисовался, как новый червонец, хрен сотрёшь! – прокомментировал вслух Туз, чем вызвал всеобщее веселье. – Ладно, давай к нам, знакомится будем.

Началась линейка. Она проходила в лучших традициях. Всё те же выступающие, те же слова, пожелания и напутствия. Всё, как обычно. Для первоклашек это действительно было событием, а для старших уже привычный ритуал, не более того.

Гораздо интересней и волнительнее было общение с друзьями. Соскучившись за лето, они спешили выплеснуть друг на друга все эмоции, поделиться какими-то своими новыми мироощущениями и открытиями. Причем всеми сразу. Как-будто не будет для этого больше ни времени, ни возможности.

Новенький оказался своим парнем. Без каких-либо комплексов и заморочек. Легко шёл на контакт и очень органично вписался в новый коллектив. Прежде он жил и учился в ГДР, в городе с трудно выговариваемым названием Фюстенберг-Хафель.

К слову сказать, когда Илья Моисеевич, знакомясь с новым учеником, услышал про Фюстенберг-Хафель, то отреагировал в свойственной ему манере: «Что за вафли?» – чем привёл последнего в неописуемый восторг. И с тех пор, при каждом удобном случае, он напоминал учителю название города, искусно настраивая его на подобную же реакцию. С тех пор выражение «что за вафли?» естественным образом вошло в лексикон посвящённых в эту историю и употреблялось в случаях, когда речь шла о чём-то непонятном.

Отец Александра был офицером и служил в ГСВГ, то есть в группе советских войск в Германии. А теперь они получили квартиру на проспекте Мира на Выставке. Причём, отец продолжал, в большей мере, находиться в ГДР, изредка возвращаясь в Союз. Александр же проживал с матерью и младшей сестрёнкой втроём. Да и то они время от времени ездили к отцу в ГДР, оставляя его одного. Он же, пользуясь этим обстоятельством, устраивал порой домашние вечеринки, собирая у себя весь класс. С лёгкой руки Туза его прозвали Червонцем.

Он много рассказывал о своей, прошлой уже, жизни в ГДР. Особенно красочно и подробно он описывал свои многочисленные романы, а скорей просто интрижки. Причём, как правило, он заводил их с молодыми, но замужними уже женщинами, среди которых фигурировали то соседка, то даже учительница. Все понимали, что скорее всего он просто завирает, выдавая желаемое за действительное, но, тем не менее, слушали его с большим интересом. А язык у него, нужно отметить, был подвешен превосходно.

Ещё он рассказывал, что не раз бывал на нудистских пляжах в окрестностях города Росток. Правда, никто толком не понимал, что такое нудистский пляж. И даже после его разъяснений, как-то верилось с трудом, что такое в принципе возможно. Сложно было представить целый пляж голых людей. Тем более в социалистической стране. Ладно бы в ФРГ, но в ГДР? Уму непостижимо!

Но чем он ещё, при всей своей показной несерьёзности, поразил своих одноклассников, так это какой-то маниакальной любовью к точным наукам. Он мог часы проводить над решением сложнейших математических задач, забывая обо всём на свете. Причём задачки, решаемые им, были далеко не из школьной программы. Их-то он давно уже все перерешал. Он уже свободно ориентировался в высшей математике, решая задачи, которые порой ставили в тупик даже преподавателей. И что для одноклассников было совсем за гранью их понимания, о чём они даже и слыхом не слыхивали, а он был глубоко в теме – это усилия, предпринимаемые им по решению задач, оставленных для потомков великим Леонардо да Винчи.

На протяжении веков над его десятью задачами ломали голову лучшие умы человечества, постепенно решая одну за другой. Но остались ещё такие, которые до сих пор не поддались никому. За их решение некоторые фонды и компании готовы были заплатить большие деньги.

И совершенно естественно, что очень скоро Червонец стал любимчиком Кобры. Она общалась с ним, как с равным себе. И вообще, с его появлением, она изменилась кардинально. Стала чаще улыбаться, куда-то ушло её высокомерие и менторский тон.

А иногда она стала просить Червонца ассистировать ей. При этом она проводила первую часть урока, излагая новый материал. Практическую же часть доверяла полностью ему. Выглядело это так:

– Саша, проводи урок дальше.

Он опрашивал, вызывал к доске и даже выставлял оценки в журнале. Она ему доверяла полностью.

Нужно отметить, что успеваемость в классе заметно выросла. Но, самое главное, прекратились и остались в прошлом, за ненадобностью, бойкоты. И как-то не поворачивался уже язык называть эту добродушную и улыбчивую женщину коброй.

Вообще, Червонец был большим придумщиком и фантазёром. Он придумал день армян, который со временем стал пользоваться большой популярностью даже у преподавателей. Мало было только придумать, нужно было ещё одноклассников убедить принять это и следовать всем, им же установленным, правилам.

Так в этот день, который назначался произвольно, без чёткой периодичности, все должны были являться в школу своевременно, без опозданий, в парадной форме. Для ребят – белая рубашка, обязательно галстук, опрятная прическа, чищеная обувь. Для девчонок – белый фартук и всё такое прочее, чтобы хорошо выглядеть. На преподавательском столе – цветы.

К этому дню обязательно готовилась стенгазета с броским заголовком «День армян», в основном юмористического плана, выпуск которой возлагался на Вовку и Туза, что они и делали с большим удовольствием. Дежурные соблюдали идеальный порядок на протяжении всего дня. Доска была чисто вымыта, тряпка для стирания мела выстирана и в меру влажная, мел был в наличии. А то, бывало, не успеешь отвернуться, а его уже нет. А всё дело в том, что некоторые его просто-напросто поедали. Причём не баловства ради, а из-за острой нехватки кальция в организме. Этим, кстати, грешил и Туз.

Но самым главным условием были полностью выученные уроки, решённые задачки, выполненные письменные работы. Но, мало этого, все были обязаны тянуть руку, показывая готовность ответить на любой поставленный учителем вопрос и, при необходимости, выйти к доске. Нужно было вытерпеть этот день, соблюдая идеальную дисциплину и выдержку, чтобы исключить какие-либо нарушения.

Учителя в учительской взахлёб делились с коллегами подробностями об удивительных преобразованиях, происходивших в девятом «А» классе в этот день. Такой активности и уровня подготовки ребят они не помнили за всё время своей работы в школе. Поначалу смущало непонятное название этого дня. Ожидали какого-нибудь подвоха. Почему «День армян», а не как-то иначе? День повальных знаний, например, или что-нибудь ещё в этом роде. А, вдруг, эта инициатива перекинется и в другие классы? И какие формы это может принять, страшно было даже предположить. А что, если начальство прознает? Начнутся проверки, комиссии. Кто зачинщик, почему допустили, то да сё? Но видя, как всё происходит в реальности, испытывали самые положительные эмоции.

Когда, спустя некоторое время, повторился такой же вариант праздника, о чём преподаватели догадывались, едва лишь входя в класс. По внешнему виду учеников и висевшим на видном месте новом выпуске стенгазеты с кричащим названием, и обязательным букетом на столе. Невольно ощущение праздника передавалось и им.

Даже отъявленные лодыри и двоечники, которых и так было раз-два и обчёлся, боясь выглядеть белыми воронами, старались в этот день ничем не отличаться от остальных одноклассников и чётко следовали установленным правилам. А после того, как благодаря этим усилиям, они стали, к тому же, получать положительные оценки, им это начинало нравиться настолько, что, со временем, сами стали стыдиться какой-то своей ущербности и невольно тянулись за остальными.

Но изюминкой было отмечание самопровозглашённого праздника. Ребята скрытно приносили бутылку шампанского, которое распивалось всем классом на большой перемене, для чего запирали дверь на швабру. Пили из бумажных кулёчков, которые сворачивали тут же из тетрадных листков. Но пили – это громко сказано. Каждому доставалось буквально по глоточку, не более. Это было сугубо символическое действие, ставшее впоследствии ритуалом. На следующий день всё возвращалось на круги своя.

Страсти по футболу
1967 год

Дождь начался ещё ночью и продолжался весь следующий день. Он лил и лил, не переставая, с одинаковой интенсивностью, не стихая и не усиливаясь, но вполне достаточной для того, чтобы вымочить до нитки любого, оказавшегося на улице без зонта. И не было ни малейшего намёка на то, что он вообще может когда-либо закончиться.

Накануне братья вместе с Тузом ездили в Каменец-Подольский на присягу к Зяме. Погода стояла, как по заказу, солнечная и сухая. А теперь всё изменилось кардинально. Все, у кого была возможность, сидели по домам и не помышляли даже о том, чтобы этой возможностью пренебречь, благо, был выходной.

Но Сына ничто не могло удержать дома, даже непогода. Ведь в это самое время его кумиры из киевского «Динамо» вынуждены были скучать в новеньких номерах открывшегося недавно отеля «Жовтнэвый», который принял на себя основные заботы по обслуживанию гостей областного центра. Своё название гостиница получила в честь 50-й годовщины Октябрьской социалистической революции. В 1967 году это эпохальное событие торжественно отмечалась в Советском союзе и во всех странах социалистического содружества и открытие гостиницы тоже было приурочено именно к этой дате.

Сынок рассчитал точно и время, и унылое состояние футболистов. Он прекрасно сознавал, что это единственный шанс увидеть их, а возможно даже и пообщаться. Конечно, больше всего ему хотелось встретиться с Анатолием Бышовцем. Это был его кумир, самый любимый игрок команды, третий год подряд становившейся чемпионом страны.

Вернувшись через несколько часов, он прежде нажал на кнопку звонка к Нащокиным. Его распирало от желания быстрее поделиться впечатлениями. Вовка, открывший дверь, увидел перед собой совершенно вымокшего товарища, глаза которого, несмотря на данное обстоятельство, светились неподдельным счастьем. В руках у него были какие-то обёрнутые целлофаном свёртки.

– Пойдём ко мне! Я тебе такое расскажу! Ты обалдеешь!

Вовка прикрыл дверь и прошёл вслед за Сашкой. Из кухни вышла Ангелина Сергеевна. Увидев сына в таком плачевном состоянии, всплеснула руками.

– Сынок, да ты промок весь! Раздевайся быстрей, я принесу переодеться. И чайку горяченького с мёдом, как раз вскипел.

Пока она хлопотала, подбирая во что переодеться, друзья прошли в комнату. Юрка, беззаботно валявшийся на кровати, сходу атаковал брата:

– Ну, что, малахольный? Попал к своим футболёрам? Кто тебя туда пустит? Делать не хрена, попёрся. Только зря вымок.

– Да что бы ты понимал! Знай своё дело, бери больше, тащи дальше! А в мои дела не суйся! Понял?

– А то что? Ща вот наваляю люлей, салажонок…!!!

– Только попробуй! Скажу бате, он с тобой разберётся быстро.

– Напугал ежа голым задом! Батя, кстати, в командировке, так что не очень-то выпендривайся!

На шум заглянула Ангелина Сергеевна.

– Ну что тут у вас опять?

– Ма-а! Скажи ему! Что он ко мне пристал? А то я за себя не ручаюсь.

Она только махнула на Юрку полотенцем.

– Дурень здоровый, совсем ум за разум зашёл? Не приставай к брату, а то вот у меня! – и она беззлобно погрозила ему полотенцем.

– Буг-га-га! – театрально загоготал, поднимаясь с кровати Юрка, – Трое на одного, так не честно! – он подхватил сигареты и отправился на балкон курить.

– Мальчики, пойдём чай пить, ну его!

Во время чаепития Сашка восторженно делился своими впечатлениями от встречи с кумирами. А уже после показал подарки, которыми его одарили футболисты. Значки, открытки, фотографии. С особым трепетом он развернул обёрнутый в целлофан свёрток. Это был плакат с изображением команды киевского «Динамо» с автографами всех игроков. Сынок аж светился от счастья, словно его самого зачислили в основной состав команды.

В ответ Вовка поделился впечатлениями от поездки в Каменец-Подольский. После принятия присяги, курсантов отпустили на два часа пообщаться с родственниками. Военная форма Зяме была очень к лицу. Он был искренне рад видеть всех троих, но ещё больше порадовал его тот факт, что они вместе стали заниматься боксом. Они погуляли немножко по городу, посмотрели его достопримечательности. Особенно впечатлил их Старый замок, Турецкий мост и каньон, по дну которого течёт река Смотрич. Проводив Зяму до училища, они поездом вернулись в Хмельницкий.

Смотр
1967 год

В честь пятидесятой годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции в городском Доме культуры планировалось проведение смотра художественной самодеятельности среди учебных заведений города.

Участники «Ниагары» тоже сделали заявку на участие в этом мероприятии. Серьёзным доводом против этого было то, что один член этого самодеятельного коллектива не являлся учеником школы. Дело в том, что списки участников смотра и репертуар согласовывались с горкомом партии и гороно33
  Сокращение слов: городской отдел народного образования.


[Закрыть]. Могли возникнуть вопросы. Но в итоге решили записать Отца выпускником школы и оставили всё, как есть.

Непременным условием было подготовить две композиции революционно-героической тематики и уже назначили день предварительного прослушивания и утверждения программы. И вот этот день наступил. Прослушивание должно было состояться в актовом зале школы.

Ради этого мероприятия пришлось даже пропустить тренировку. Евгений Валентинович, тренер в секции бокса, терпеть не мог, если кто-то пропускал тренировку без уважительной причины. А тут сразу трое. После того, как Туз с Лордом стали заниматься боксом, Отец не удержался и решил последовать их примеру. И если в первом случае Евген, как называли тренера между собой его подопечные, прежде чем принять ребят в секцию, потребовал от них справки о состоянии здоровья и успеваемости, то Отца он принял сразу и чуть ли не с распростёртыми объятиями. Ну, а как такого не взять? Самостоятельный, работающий, не обременённый семьёй и к тому же в хорошей физической форме. Не то, что эти: вес цыплячий, а замашки петушиные. И неизвестно ещё, что из них получится.

Участники группы собрались пораньше с тем, чтобы подключить и отрегулировать аппаратуру, настроить инструменты и порепетировать. Конечно же они волновались по поводу предстоящего прослушивания. Должен был подойти какой-то представитель – не то из гороно, не то из горкома партии. Одним словом, хрен редьки не слаще. А ну, как он разбирается в музыке?

Ведь, если первым номером они заявили знаменитую «Тачанку», которая, безусловно, была известна всем от мала до велика, то под номером два у них значилась «Героическая баллада», якобы посвящённая красным кавалеристам. На самом деле под этим названием они спрятали композицию группы «Шейдовс» под названием «Апачи», которая, при соответствующей подаче, и впрямь звучала вполне героически. А если подключить воображение, то вполне возможно было представить несущуюся в атаку лавину красных кавалеристов, лихо размахивающих шашками.

За суетой они как-то пропустили момент, когда этот представитель пришёл. Он тихонько присел за стол, который заранее поставили внизу перед сценой, и уже что-то там старательно выводил у себя в тетрадке.

Это был невзрачный, с бросающейся в глаза проплешиной, обрамлённой редкими прядями седых волос, довольно простецкого вида худощавый мужичок. Он обратил на себя внимание, когда достал из внутреннего кармана пиджака изрядно помятый носовой платок неопределённой раскраски и тщательно высморкался в него. Потом растер в руках и, не торопясь, спрятал обратно в карман. Пригладил двумя руками свои редкие волосы на голове и нацепив на большой, похожий на картофелину, нос очки, которые снимал, чтобы сподручнее было сморкаться, уставился ничего не выражающим взглядом на сцену.

Пацаны его всерьёз и не восприняли, не усмотрев в нём должной солидности. Посчитали каким-то рядовым статистом, решив, что основной представитель ещё не подошёл. Туз, настраивавший аппаратуру, присел на корточки возле усилителя. Он дёргал струны, пристроенной на коленке, гитары, регулируя звук. И, будучи уверен в том, что мужичок его не поймёт, но, желая всё же удостовериться в этом, решил немножко похулиганить, сыграв шесть нот в порядке, аналогичном известному матерному выражению, что любому музыканту было бы, разумеется, понятно. Видя, что мужик никак не реагирует, он добавил громкости и стал настойчиво, раз за разом, повторять свой пассаж, делая вид, что проверяет настройку. Но ему и этого было мало.

– Эй, уважаемый! Как там слышно из зала? – не унимался Туз.

Мужичок неожиданно оживился и громко захлопал в ладоши, призывая к тишине. Все с удивлением уставились на него.

– Меня направили к вам на прослушивание. Ну, что же, я вас услышал. С такой программой вам на смотре делать нечего. Так я и напишу в своём отчёте.

С этим он поднялся из-за стола и, не торопясь, направился к выходу. Но не успел ещё дойти до середины зала, как во след ему зазвучала «Тачанка». Сначала тихо, тревожно, но затем с нарастанием и, наконец, к припеву, во всю мощь и торжественно. Уже у самого выхода представитель остановился и дослушал до конца стоя.

В это время в зал вошла директриса и буквально наткнулась на стоявшего в дверях представителя. Они стали о чём-то переговариваться, периодически оборачиваясь на музыкантов.

Отец многозначительно посмотрел на Туза и укоризненно покачал головой. Тот, в ответ, только виновато развёл руками.

– Терять уже нечего, погнали дальше, – и начал отсчёт барабанными палками.

Когда отзвучала «Апачи», вынужденно переименованная ими в «Героическую балладу», представитель раскланялся с директрисой и вышел за дверь. Мария Григорьевна тяжёлой поступью, глядя в пол, направилась к сцене. Все замерли, затаив дыхание, в ожидании взбучки. Каждый её шаг, гулко отдававшийся в звенящей пустоте зала, будто припечатывал их к невидимой доске позора. Она же, подойдя поближе, произнесла слова, которые они меньше всего ожидали от неё услышать.

– Вы допускаетесь к участию в предстоящем смотре, представитель Отдела образования прослушиванием вполне удовлетворён. Так что, готовьтесь получше. И, смотрите мне, без глупостей! – в назидание она строго погрозила указательным пальцем.

– Не понятно, пожаловался он или нет? Что она имела в виду? – недоумевал Туз после её ухода. И, подражая Марии Григорьевне, тоже погрозил пальцем.

– Это нужно отметить, – предложил Отец после того, как они убрали всё своё оборудование и аппаратуру в маленькую каморку при сцене. – Тем более, что есть ещё один весомый повод.

– А мы и без повода согласны. А что за повод? – первым отреагировал Туз.

– Принят закон о всеобщей воинской обязанности. Срок службы сокращается до двух лет. Представляете, как мне повезло? Призывать теперь будут два раза. Весной и осенью. Так что весной и меня призовут. Будете дальше без меня лабать.

В день смотра участники «Ниагары» пришли в городской Дом культуры на улице 25-го Октября задолго до начала. Походили по шикарному залу, посидели на разных местах, оценивая, как они будут смотреться на сцене.

Они были в более выгодном положении, чем другие участники, так как директором Дома культуры был отец их нового друга Серёги Колечко, по прозвищу Круглый. Они недавно заселились в соседний дом, на первом этаже которого открылся универмаг «Червона гвоздика». Познакомились во дворе, во время импровизированного концерта в беседке. Братья иногда репетировали здесь, когда не было возможности заниматься этим дома или нужно было погулять с маленьким Гаврошем.

Круглый стал полноправным членом тусовки, так как полностью разделял их музыкальные пристрастия, целеустремлённо осваивал гитару, хорошо знал весь их репертуар. Он же первый дал им послушать, а потом и переписать записи польской группы «Червоны гитары», которые не оставили их равнодушными. Став участником всех мероприятий и ярым популяризатором «Ниагары», он и сам надеялся со временем попасть в основной состав.

Также Круглый стал «подбивать клинья» к своему отцу, с тем чтобы тот предоставил им возможность репетировать в ДК. Разумеется, когда зал был бы свободен от прочих плановых мероприятий. Но тот на это почему-то не соглашался.

– Поживём, увидим. – отмахивался он.

Поэтому на сегодняшнее выступление возлагались большие надежды.

Собственно, само здание, именуемое Домом культуры, было построено в 1907 году, тогда ещё на Александровской улице, для частного театра. Театральная жизнь в Проскурове сразу заметно оживилась. На гастроли стали приезжать актёрские коллективы из других городов.

Во время гражданской войны театр использовали для заседаний, так называемого, правительства УНР и Директории, которые в 1919—1920 годах трижды, так как город периодически переходил из рук в руки, находились в Проскурове. На их заседаниях выступали главный атаман Петлюра и командующий сечевыми стрельцами Коновалец.

В 1920 году театр был национализирован и преобразован в клуб имени Ленина.

В 1925 году здание было передано только что организованному Украинскому государственному драматическому театру. Также там проводились партийные заседания, и конференции, на которых в качестве почётных гостей присутствовали и выступали Будённый, Ворошилов, Примаков и другие известные советские партийные и государственные деятели.

В 1944 году, после освобождения от немецко-фашистских оккупантов города, только накануне войны ставшего областным центром, сюда из Каменец-Подольска, утратившего этот статус, был переведён областной музыкально-драматический театр имени Петровского. Но в 1960 году на пересечении улиц Фрунзе, бывшей Каменецкой, и Гагарина, ранее называвшейся Старобульварной, на месте, где во время оккупации находился один из гитлеровских концлагерей, было построено новое театральное здание. Театр был переведён туда, а в старом здании открыли городской Дом культуры.

И вот теперь тут будет проходить городской смотр художественной самодеятельности.

 
                                              * * *
 

Смотр открывал детский хореографический коллектив «Подолянчик», организованный пару лет назад при Дворце пионеров. Затем, сменяя друг друга, выходили участники, представляющие те или иные учебные заведения города. Всё было, как показалось участникам «Ниагары», довольно однообразно и уныло.

Ребята с волнением ждали, когда же объявят их выход. Основную часть зрителей составляли такие же мальчишки и девчонки, представляющие все школы города. А это значит, что завтра о них будут знать многие.

Конкуренции со стороны Буднецкого они не опасались, так как его ансамбль уже многие знали и их выступление было ожидаемо, а вот их «Ниагара» должна, как полагали они, стать сенсацией. И, чтобы как-то поспособствовать этому, они приготовили сюрприз, хотя Мария Григорьевна накануне предупредила строго настрого, чтобы никаких сюрпризов. Как в воду глядела.

Дело в том, что на предварительном инструктаже она установила им форму одежды на выступление: чёрный низ, белый верх. Но мальчишки заранее купили в магазине отрез голубого вельвета в мелкий рубчик, буквально за копейки. И накануне Тамара Анатольевна скроила и прострочила на машинке четыре одинаковых безрукавки. Получилось даже очень симпатично. Они решили одеть их за кулисами непосредственно перед самым выходом на сцену.

Когда объявили выход Буднецкого и его команды, выступающих за политехнический институт, в зале почувствовалось некоторое оживление. Их хорошо встретили и проводили так же дружными аплодисментами.

Круглый разузнал у бати, как у члена жюри, что «Ниагара» будет выступать сразу после перерыва и сообщил об этом своим друзьям. Когда объявили перерыв и занавес закрылся, они прошли на сцену и стали готовиться.

Перерыв пролетел быстро и уже ведущие вышли к зрителям, чтобы объявить следующих участников. Ребята быстренько одели свои вельветовые безрукавки и заняли заранее согласованные позиции. И как только стал раздвигаться тяжёлый театральный занавес, раздался цокот конских копыт. Это Туз виртуозно изображал его, стуча палочками по обечайке барабана. Вовка обратил внимание на вытянувшееся лицо Марии Григорьевны, сидящей в первом ряду, прямо напротив него. Но, взорвавшийся аплодисментами зрительный зал отвлёк его от дальнейшего наблюдения за реакцией директрисы, и он полностью погрузился в процесс.

На «Ура» прошла и вторая композиция, так называемая «Героическая баллада». Им долго и дружно аплодировали. Лишь Мария Григорьевна сидела, словно окаменев, с суровым выражением лица, что не предвещало для них ничего хорошего. Но их это уже не пугало, из школы не исключат. Зато теперь они точно знали, что завтра их будут узнавать на улице. Вот он, их звёздный час. Предвкушение надвигающейся славы приятно щекотало душу и распаляло воображение.

– Эх, была не была! Двум смертям не бывать! Давай коронную, пока не опомнились! – подлил масла в огонь Туз и уже начал отсчёт, хотя ведущие уже вышли на сцену. Остальные в едином порыве подхватили эту, без сомнения, безумную затею. И, нарушая установленный регламент, предполагающий только две композиции для каждого коллектива, стали играть «Дом восходящего солнца», так как коронной или коронкой они считали именно его. Зал снова взорвался аплодисментами. Ведущие, не зная, как им поступить, просто скрылись за кулисами.

Туз, не сводивший глаз с директрисы, увидел, как она подозвала парня, дежурившего у сцены и что-то ему выговаривала, указывая в их сторону. Парень, понимающе закивал головой и, поднявшись на сцену, скрылся за кулисами.

Туз, бывший на чеку, юркнул в прореху кулис позади себя и устремился ему навстречу. И тут он увидел, как тот отключил рубильник. Музыка резко оборвалась, но музыканты, как ни в чём не бывало продолжали играть, хотя их никто не слышал. В зале недовольно загудели.

Туз буквально одним прыжком преодолел расстояние, разделяющее их, и ударом левой в челюсть снизу приложил парня. Тот, не ожидавший такого исхода, сполз по стенке на пол. Туз, не мешкая, снова включил рубильник. Пригрозив парню кулаком, он снова вынырнул из-за кулис и, как ни в чём не бывало, занял своё место за барабанами.

Всё это произошло настолько стремительно, что в зале никто ничего не заметил. Они до конца отыграли всю композицию, и никто больше не пытался их остановить.

Места никакого им не досталось. Дали только грамоту, как участникам смотра. Но независимо от этого, начиная с этого момента, они становились популярными.