Текст книги "Литературные тайны Петербурга. Писатели, судьбы, книги"

Телохранитель России

Сейчас уже мало кто помнит Алексея Суворина, выдающегося русского издателя, журналиста, писателя и мыслителя. Он был блестящим мастером политического памфлета, и одним из тех, кто прозорливо понимал, что деятельность либералов и, уж тем более революционеров, направлена именно против консервативного большинства России, её государство образующего русского стержня, и накануне революции предупреждал о грядущей грозной опасности. К его призывам, увы, не прислушались.

Суворин родился в селе Коршеве Бобровского уезда Воронежской губернии (ныне Бобровский район Воронежской области). Отец его был государственный крестьянин того же села, отданный в солдаты, раненый при Бородине и получивший затем офицерский чин и дослужившийся до капитана, что в то время давало потомственное дворянство. Алексей был старшим ребёнком в его семье из 9 человек.

Учился будущий журналист и издатель в воронежском Михайловском кадетском корпусе и в специальных классах Дворянского полка, откуда был выпущен в сапёры. Но по стезе военного не пошел, а скоро вышел в отставку, выдержал экзамен на звание учителя уездного училища и отдался педагогической деятельности. Одновременно стал пробовать себя в роли писателя и журналиста. Помещать переводные стихи и мелкие статейки в газетах и журналах.

В 1863 году Алексей Сергеевич переселился в Петербург, где писал обозрение журналов в «Русском инвалид» и стал секретарём и ближайшим сотрудником «Санкт-Петербургских ведомостей», занявших после перехода к В.Ф. Коршу одно из первых мест в рядах умеренно-либеральной печати. Здесь Суворин под псевдонимом А. Бобровский поместил ряд очерков текущей жизни, собранных затем в отдельной книжке под заглавием «Всякие: очерки современной жизни». Издание, содержавшее острые сатирические выпады, послужило поводом к возбуждению против Суворина в 1866 году судебного преследования. Суд приговорил автора к двум месяцам тюремного заключения, но судебная палата заменила потом это наказание з неделями содержания на гауптвахте, а сама книга была сожжена.

Слава фельетониста

Но широкую известность Суворин приобрёл во второй половине 1860-х годов, когда он стал писать в «Санкт-Петербургские ведомостях» воскресные фельетоны, показавшие его блестящий талант журналиста, соединявший в себе тонкое остроумие с поднятием острых социально-общественных тем. Как считали современники, это были лучшие опыты русского политического памфлета, в которых автор не стеснялся нападать очень резко на отдельных лиц.

По своим убеждениям Суворин был поначалу умереннолиберальным западником, исходившим из принципов широкой политической свободы, терпимости и протеста против узкого национализма. Огромный успех злободневных фельетонов сделал его имя ненавистным для многих, и когда в 1874 году Корш и его редакция были устранены от «Санкт-Петербургских ведомостей», то одним из главных к тому мотивов были выставлены фельетоны Суворина. Но читатели его не оставили. Когда Суворин в начале 1875 году выпустил две книжки своих «Недельных очерков и картинок», то эти очерки, писанные на злобу дня, были раскуплены в несколько дней – факт для книжной торговли того времени почти небывалый.

Для своего времени Суворин был известным драматургом. Большим успехом пользовалась его драма из жизни актёров «Татьяна Репина», сюжет которой был навеян реальным событием – самоубийством молодой актрисы Евлалии Кадминой в Харькове в 1881 году. Чехов, друживший в то время с Сувориным, написал одноактное «продолжение» «Татьяны Репиной» под тем же названием с теми же персонажами. Такой же успех имела и драма «Медея», написанная Сувориным в сотрудничестве с В.П. Бурениным.

В начале своей журналистской деятельности Суворин не имел чёткой идеологической позиции, сотрудничал как с консерваторами, так и с умеренными либералами. Главным, как считают его биографы, он видел народное просвещение, написал много исторических брошюр для народного чтения, изданных московским «Обществом распространения полезных книг». Но за свои острые фельетоны и очерки, в том числе против главного имперского консерватора тех лет, Михаила Каткова, считался едким либералом-западником. Однако довольно быстро его взгляды претерпели существенные изменения и его стали считать консерватором.

В конце 1875 года Суворин приобрёл вместе с В.И. Лихачёвым газету «Новое время», которую сделал ведущей газетой России. В этой газете публиковались многие выдающиеся писатели и мыслители того времени, такие как Михаил Меньшиков, гениальный Василий Розанов, Антон Чехов, которого именно Суворин сделал знаменитым, и многие другие. В роли официального редактора сам он не мог выступить по цензурным причинам, хотя именно он им и был, а считался только ее издателем. Суворин сделал «Новое время» газетой европейского типа – острой, новостной, с многочисленными объявлениями —, а с другой – твердо консервативной. Параллельно он успешно развивал книгоиздательскую деятельность, выпустив сотни книг русских и зарубежных классиков, в том числе в популярной серии «Дешёвая библиотека», а также справочную литературу, такую как «Вся Россия» и «Весь Петербург».

Горячий русский патриот

В 1901 году Суворин принял участие в создании монархической организации «Русское собрание», вошёл в его совет. За это его стали травить не только революционеры, но и все тогдашнее «прогрессивное общество». Либералы обвиняли Суворина в предательстве, он же, напротив, упорно отстаивал русские интересы и интересы православных братьев-славян – болгар и сербов, которые в 1876 году восстали против многовекового османского ига. Даже Чехов, бывший с Сувориным одно время в близких отношения, и которого именно Суворин сделал знаменитым, перестал с ним сотрудничать, хотя и продолжал переписку до конца своих дней. Однако никаким «черносотенцем», каким его иногда называли, Суворин, конечно, не был. Он был горячим русским патриотом, который остро переживал надвигающуюся на Россию революционную смуту, но надеялся на то, что она воспрянет.

«Великороссия, – писал он, – встанет. Она покажет ещё независимость и бодрость своей души и заставит уважать себя, как государственную, великую, даровитую силу, и сплотит нас снова, не уступив ни пяди того, что она приобрела своею кровью, своим вековым тяжёлым трудом. Она докажет, что именно в этом корне русского племени вся созидательная и объединительная сила, и она проявится с такой упругой энергией, которой вы ещё не знаете…».

Но Суворин понимал, что деятельность либералов и, уж тем более революционеров, направлена именно против консервативного большинства России, её государство образующего русского стержня, и предупреждал о грядущей грозной опасности. «Когда возвратится, – писал он, – сознание к русскому, что настала пора упорной умственной и физической работы, что без этого Русь погибнет и распадётся? Да неужели погибнет? Вы, конечно, видите, что на Великоросса идут с оружием и дреколием. На него именно идёт эта революция. Его именно она хочет поглотить, обессилить и обезволить. Со всех окраин идут крики, что Великоросс ничтожен, что он должен уступить и подчиниться, что его век прошёл, его вековые работы уничтожены, его главенство должно разлететься прахом. Окраины поднимают оружие против него и грозят. Он, создавший Империю, должен спокойно выслушивать проклятия и угрозы и нести на своем горбу всю эту свалку. Твердый, мужественный, даровитый, государственный, Великоросс считается уже какой-то неважной величиной».

Тревоги оправдались…

Увы, тревоги Суворина оправдались. Хотя он сам и не дожил до революции, но именно русский народ, как он пророчески предсказывал, стал ее главной жертвой. Сам Суворин скончался 11 (24) августа 1912 года в Царском Селе, на даче вблизи Баболовского дворца.

О своей работе журналиста сам Суворин писал так: «Кто поставлен был в такие тиски, как современный журналист, тот едва ли выйдет сух из воды. Провинность я за собой чувствую, как журналист, но если я удостоюсь того, что моя деятельность будет когда-нибудь оценена беспристрастно, то я уверен, что в результате будет плюс. Как издатель я оставлю прекрасное имя. Да, прямо так и говорю. Ни одного пятна. Я издал много, я никого не эксплуатировал, никого не жал, напротив, делал все, что может делать хороший хозяин относительно своих сотрудников и рабочих. <…> Газета дает до 600 тысяч в год, а у меня кроме долгов ничего нет, то есть нет денег. Есть огромное дело, которое выросло до миллионного оборота, но я до сих пор не знал никакого развлечения, никаких наслаждений, кроме труда самого каторжного».

А выдающийся русский мыслитель Василий Розанов оценил подвижническую деятельность Суворина так: «Он принял бесчисленные оскорбления, принял лютый вой всей печати на себя, принял комки грязи, полетевшие на него… заслонив от уймы подлости и пошлости больное тело России. Раны Суворина – раны телохранителя России…».

Коктебельский отшельник

Поэт Максимилиана Волошина многим любителям литературы запомнился тем, что последние годы жил в Коктебеле в Крыму, в доме, который завещал Союзу писателей СССР. Но прославился он в Петербурге, и не только своими необычными стихами, внешностью античного грека, а еще и тем, что стал последним участником дуэли между литераторами.

Родился будущий поэт в Киеве в семье юриста, коллежского советника. Однако почти сразу после рождения сына родители разошлись, и ребенок остался на попечение у матери. Учится начал в 1-й Московской гимназии, но прилежанием за партой и примерным поведением не отличался. После переезда в Крым, директор тамошней феодосийской гимназии, когда ему показали его табель успеваемости, отреагировал на просьбу его матери так: «Сударыня, мы, конечно, вашего сына примем, но должен вас предупредить, что идиотов мы исправить не можем».

Московский университет, в который поступил, тоже не закончил. Был отчислен «за участие в беспорядках» с правом восстановления, но продолжать обучение не стал, занялся самообразованием. Деньги у семьи были и в 1900-х Волошин много путешествовал, занимался в библиотеках Европы, слушал лекции в Сорбонне. В Париже он также брал уроки рисования и гравюры.

Свой среди символистов

Вернувшись в начале 1903 года в Москву, Волошин с лёгкостью стал «своим» в среде русских символистов, начал активно публиковаться. Жил попеременно то на родине, то в Париже, много делал для сближения русского и французского искусства. Регулярно посылал корреспонденции для газеты «Русь» и журнала «Весы», писал о России для французской прессы. Не избежал модного тогда увлечения, и в марте 1905 года в Париже вступил в масонскую ложу «Труд и истинные верные друзья». В апреле того же года перешёл в ложу «Гора Синайская».

В апреле 1906 года Волошин женился на художнице Маргарите Сабашниковой и поселился с ней в Петербурге. Но скоро он принял решение об отъезде в Коктебель, где начал писать цикл «Киммерийские сумерки».

Последняя дуэль

22 ноября 1909 года между Волошиным и его собратом по перу, другим знаменитым поэтом Николаем Гумилёвым состоялась дуэль. Говорят, что это была последняя дуэль в Петербурге с участием поэтов. Секундантом Волошина был граф Алексей Толстой. Московская газета «Русское слово» сообщила: «Гумилёв резко и несправедливо отозвался об одной девушке, знакомой Волошина. Волошин подошёл к нему, дал пощёчину и спросил: «Вы поняли?» «Да», – ответил тот».

Дуэль назначили в районе печально знаменитой Чёрной речки и стрелялись из пистолетов времён Пушкина. Николая Гумилёв выстрелил первым. Промах! У Волошина – осечка. Он хотел прекратить поединок. Противник требовал продолжения дуэли. Что случилось дальше, не совсем ясно. По одной версии, вновь была осечка, по другой – Волошин выстрелил, стараясь не попасть в Гумилёва.

Причиной дуэли, как и положена, была поэтесса Елизавета Дмитриева, с которой Волошин сочинил весьма успешную литературную мистификацию – Черубину де Габриак. Её он просил о ходатайстве для вступления в антропософское общество, их переписка длилась всю жизнь, до смерти Дмитриевой в 1928 году.

«Стройтесь в роты, обормоты!»

Заметным поэтом Волошин стал, когда вышел его первый сборник «Стихотворения. 1900–1910» вышел в Москве в 1910 году, и получил репутацию «строгого парнасца». В 1914 году вышла книга избранных статей о культуре – «Лики творчества»; в 1915 – книга страстных стихотворений об ужасе войны – «Anno mundi ardentis 1915» («В год пылающего мира 1915»). В это время он всё больше внимания уделял занятиям живописью, писал акварельные пейзажи Крыма, выставлял свои работы на выставках «Мира искусства».

Шутя, Волошин называл «обормотами» себя и литераторов, обитавших в его коктебельском доме и постоянно бормотавших ритмичные строки. У них был свой походный марш, начинавшийся: «Стройтесь в роты, обормоты». Они дурачились, устраивали розыгрыши, весёлые импровизации, приводя в изумление чинных дачников. Одна из мистификаций, как мы уже знаем, обернулась дуэлью.

В автобиографической заметке он писал, вспоминая 1905–1912 годы: «Этапы блуждания духа: буддизм, католичество, магия, масонство, оккультизм, теософия, Рудольф Штейнер. Период больших личных переживаний романтического и мистического характера». Марина Цветаева, хорошо его знавшая, высказалась яснее: «Это был – скрытый мистик, то есть истый мистик, тайный ученик тайного учения о тайном».

Летом 1914 года, увлечённый идеями антропософии, Волошин приехал в Дорнах (Швейцария), где вместе с единомышленниками более чем из 70 стран (в том числе Андрей Белый, Ася Тургенева, Маргарита Волошина и др.) приступил к постройке Первого Гётеанума – культурного центра основанного Р. Штейнером антропософского общества. (Первый Гетеанум сгорел в ночь с 31 декабря 1922 года на 1 января 1923 года.)

В 1914 году Волошин написал письмо военному министру России Сухомлинову с отказом от военной службы и участия «в кровавой бойне» Первой мировой войны. После революции поэт окончательно осел в Коктебеле, в доме, построенном его матерью. Здесь он создал множество акварелей, прекрасно передающих не столько реальный пейзаж, сколько настроение, им навеваемое, разнообразие линий холмистой «страны Киммерии», их мягкие, приглушенные краски, линию морского горизонта, колдовские облака, тающие в лунном небе.

В годы Гражданской войны поэт, держался в стороне от схватки, пытался умерить вражду, спасая в своём доме преследуемых: сперва красных от белых, затем, после перемены власти, – белых от красных. Письмо, направленное Волошиным в защиту арестованного белыми Осипа Мандельштама, весьма вероятно, спасло того от расстрела.

Пророческие стихи

Современники относились к Волошину, напоминавшему внешностью античного грека в образе Зевса, по-разному. Бунину он казался снобом, эстетом, Бенуа воспринимал его с иронией. Своим лихим нравом он временами походил на запорожского казака. Но были и те, кто видел в нем вдохновенного мистика и пророка

Некоторые его стихи того времени буквально потрясали современников. Характерный эпизод приведён в воспоминаниях М.Д. Шульгиной. В 1921 году в турецком городе Галлиполи был организован лагерь покинувших Россию белогвардейцев. Там на концерте артист стал читать «Святую Русь» Волошина. В зале воцарилась напряжённая тишина. И вдруг в начале последней строфы при словах декламатора юноши-кадеты, стоявшие рядами у эстрады, стали опускаться на колени»:

 
Я ль в тебя посмею бросить камень?
Осужу ль страстной и буйный пламень?
В грязь лицом тебе ль не поклонюсь,
След босой ноги благословляя, —
Ты – бездомная, гулящая, хмельная.
Во Христе юродивая Русь!
 

Волошин с горечью понимал, что лучшие качества русского народа – долготерпение, доверчивость, доброта и пророчески предсказывал, чем могут обернуться для России бунты и революции:

 
А вслед героям и вождям
Крадётся хищник стаей жадной,
Чтоб мощь России неоглядной
Размыкать и продать врагам!
Сгноить её пшеницы груды.
Её бесчестить небеса,
Пожрать богатства, сжечь леса,
И высосать моря и руды.
 

В 1924 году с одобрения советских властей Волошин превратил свой дом в Коктебеле в бесплатный дом творчества, который потом стал Домом творчества Литфонда СССР.

Поэт скончался после второго инсульта 11 августа 1932 года в Коктебеле и был похоронен на горе Кучук-Янышар. Свой дом Волошин завещал Союзу писателей.

Председатель Земного шара

Сегодня имя Велимира Хлебникова знают только литературоведы. Но он был одним из крупнейших деятелей русского авангарда, входившим в число основоположников русского футуризма. Высшую оценку Хлебникову дал знавший его лично Роман Якобсон: «Был он, коротко говоря, наибольшим мировым поэтом нынешнего <двадцатого> века…». Да и сам Хлебников считал, что это именно так, и потому назвал сам себя «председателем земного шара». Он предсказал интернет, революцию, а Временное правительство объявил «не существующим». Верил в судьбу и таинственные знаки, которые сопровождают человека всю его жизнь.

Виктор Хлебников родился в главной ставке Малодербетовского улуса Астраханской губернии (ныне село Малые Дербеты, Калмыкия). Отец его был орнитолог, а мать – историк по образованию. О месте своего рождения Хлебников писал: «Родился… в стане монгольских исповедующих Будду кочевников… в степи – высохшем дне исчезающего Каспийского моря».

В 1898 году семья переехала в Казань, где Виктор поступил в гимназию. Окончив ее, поступил на математическое отделение физико-математического факультета Казанского университета. В ноябре того же года после участия в студенческой демонстрации был арестован и месяц провёл в тюрьме. Его первые литературные опыты относятся к 1904 году, он даже пытался опубликовать пьесу «Елена Гордячкина», послав её в издательство «Знание» Максиму Горькому, но тот отказал. Во время войны с Японией Хлебников изучает японский язык и ездит в экспедиции для изучения поведения птиц.

В сентябре 1908 он был зачислен на третий курс естественного отделения физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета и переехал на берега Невы, желая серьезно заниматься литературой. В Петербурге Хлебников сблизился с кругом молодых поэтов и начал, по его собственным словам, вести богемную жизнь. Познакомился с символистами Алексеем Ремизовым и Сергеем Городецким, посещал поэтические вечера. В сентябре 1908 года состоялся его дебют в печати: в октябрьском номере «Весны» появилось стихотворение в прозе «Искушение грешника».

Велимир – «большой мир»

В сентябре Хлебников подал прошение о переведении его на факультет восточных языков по разряду санскритской словесности, но, передумав, изменил свой выбор на историко-филологический факультет славяно-русского отделения. Осенью поэт познакомился с Николаем Гумилёвым, Алексеем Толстым. Осенью же он взял себе творческий псевдоним Велимир, южнославянское имя, означающее «большой мир».

Василий Каменский познакомил его с художником Михаилом Матюшиным и братьями Бурлюками. Вскоре Хлебников переехал жить в квартиру Бурлюков. В марте 1910 года его стихотворение «Заклятие смехом» появилось в сборнике «Студия импрессионистов»:

 
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами,
что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
 

Вскоре Каменский, Бурлюк и Хлебников основали собственную группу – «будетляне» (от слова будет) и начали готовить выпуск сборника «Садок судей». Книга была выпущена тиражом 300 экземпляров без буквы Г и твёрдого знака на конце слов. Так в России появились футуристы. Валерий Брюсов писал: «Сборник переполнен мальчишескими выходками дурного вкуса, и его авторы прежде всего стремятся поразить читателя и раздразнить критиков».

Способы предвидения будущего

Хлебников верил в судьбу и таинственные знаки, которые сопровождают человека всю его жизнь. Он подсчитал число дней, прошедших между различными историческими событиями, и пришел к выводу, что в 1917 г. произойдет падение русского государства, а в 1917–1919 гг. – гражданская война. Осенью 1911 г. он составил «Очерк значения чисел и о способах предвидения будущего» и отправил его Александру Нарышкину, управляющему министерством земледелия и государственных имуществ. Сам «Очерк» не сохранился и, почему он обратился именно к этому чиновнику, остается неизвестным. Вероятно, Хлебникову просто понравилось название его министерства. Письмо осталось без ответа. Хлебников, однако, не унимается и в 1912–1913 гг. три раза публикует его в составе разных произведений. Так, в тексте под названием «Учитель и ученик» он предсказывает: «Не следует ли ждать в 1917 году падения государства?».

«Законы времени» Хлебников пытался применить не только к народам и цивилизациям, но и к отдельным людям: к примеру, на основе труда Лернера «Труды и дни Пушкина» он вычислил закономерность, согласно которой все значимые события в жизни Пушкина будто бы происходили с промежутком в 317 дней (число 317 Хлебников называл одним из важнейших в судьбах людей и народов). Доклад, посвящённый этому, а также связи между скоростью света и скоростями Земли, Хлебников прочитал перед кругом учёных-математиков в квартире Осипа Брика, но не получил у них поддержки.

В том же году футуристы начали активно пропагандировать свою деятельность. Проходят выставки художников-авангардистов (возглавляемая Давидом Бурлюком группа «Бубновый валет»), «Ослиный хвост», диспуты с участием футуристов, Маяковский читает свои стихи в арт-кафе «Бродячая собака». Вышел сборник, названный «Пощёчина общественному вкусу». Предварявший его манифест, написанный Бурлюком, Кручёных, Маяковским и Хлебниковым, призывал «бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч., и проч., с парохода современности».

В этом сборнике появилось знаменитое стихотворение Хлебникова «Кузнечик»:

 
Крылышкуя золотописъмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» – тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!
 

Критика негодовала: «Вымученный бред претенциозно бездарных людей!» Но через два месяца, футуристы издали листовку, где Хлебников провозглашался гением. Декабрь 1913 года был ознаменован публикацией первого авторского поэтического сборника Хлебникова «Ряв!».