Текст книги "Литературные тайны Петербурга. Писатели, судьбы, книги"

Мы были «содружниками»

«Мы были, – вспоминает Герра, – «содружниками» (не смею назвать Бориса Константиновича свои другом) пять лет, до самой его кончины, но за все эти годы я ни разу не видел у него ни одного французского слависта, даже и русского происхождения, – таких, как скажем, Н. А. Струве, В. К. Лосская, И. Сокологорская, Д. М. Шаховской или кто-то еще. Как же они проглядели русского классика, живущего просто под боком? Не понимали, что он классик? Нет, я лучшего мнения о литературных познаниях этих «товарищей». Прекрасно все понимали, но карьера была дороже, чем «гамбургский счет» в литературе. Общение с патриархом русской литературы в изгнании, непреклонным противником советской власти, могло (и это сущая правда) повредить их карьере. Ведь тогда они лишились бы поездок в Союз, разных грантов и стипендий, доступа в советские архивы и, наверно, еще многого другого. Где уж тут думать о подлинной литературе, о долге перед изгнанниками!»

«Уместно напомнить, – и сегодня не скрывает своего негодования Герра, – и о таком, позорном для Франции, случае. Когда в 1971 году Брежнев нанес официальный визит в Париж, префектура полиции, не смея ослушаться приказа Кремля, обязала девяностолетнего писателя дважды в день самолично отмечаться в участке. Видимо, эти «отметки» должны были гарантировать, что Зайцев не метнет в Брежнева гранату… Чего же тогда требовать от славистов-конформистов? Чтобы добывать визы в СССР, полагалось дружить с его литературоведами в штатском, которых, в свою

очередь, охотно приглашали выступать перед студентами Сорбонны. Но этой чести ни разу не удостоились Зайцев, Газданов, Адамович, Вейдле, Одоевцева, Терапиано, Варшавский, Анненков, Шаршун… А ведь по масштабу личности, уровню таланта, широте мышления любой из них не чета тем, которые витийствовали с трибун Сорбонны…»

Личная драма

«Для меня, – признается Ренэ Герра, – встреча и дружба с Зайцевым – великое счастье и большая удача, но одновременно это оказалось и моей личной драмой. Ведь в марте 1969-го меня, французского стажера-аспиранта филфака МГУ, выслали из советского рая. На 14 лет я стал невъездным в СССР. Тем самым получил «волчий билет» не только в Советском Союзе, но и во Франции, точнее в Парижском университете».

В своих воспоминаниях Герра подробно рассказывает, как он подвергался преследованиям во время стажировки в СССР, поскольку его связи с русскими эмигрантами во Франции считались подозрительными. Он поехал в Переделкино, чтобы передать Корнею Чуковскому книгу от Зайцева и записал с ним большое интервью… «Достал магнитофон размером в целый чемодан, с большими катушками. Добрые люди одолжили. Конечно, это было безумие с моей стороны и чревато последствиями. Но беседу я записал, по времени часа на два. Я, конечно, подготовился к этой встрече. Вопросы – ответы. В начале записи Корней Иванович приветствовал своего старшего собрата по перу. Я наивно заранее радовался, что смогу привезти Борису Константиновичу его живой голос…

Эту магнитофонную запись изъяли «таможенники» у моей невесты в аэропорту Шереметьево, когда она в начале января 1969 года улетала с моим братом и его женой во Францию. Я их провожал. В аэропорту после их отлета меня повели в отделение милиции. Они хотели, чтобы я признался в каких-то нарушениях и расписался. Не хочу утверждать, что я такой уж храбрый и смелый, но в тот момент я вспомнил все нецензурные слова и заявил, что ничего не подпишу. К сожалению, Борис Константинович так и не смог услышать голос своего младшего собрата…»

Ненужные архивы

Сегодня в архиве французского филолога-слависта сохранилось множество книг с дарственными надписями Зайцева. «Их у меня, – говорит он, – несколько десятков. Могу процитировать хотя бы три: «Дорогому Ренэ Герра дружески. Бор. Зайцев 2 марта 1968 г. Париж» (надпись на книге «Юность», Париж, 1950); «Дорогому Ренэ Герра душевный привет. Бор. Зайцев 3 окт. 1968» (надпись на книге «Далекое», Вашингтон 1965); «Дорогому Ренэ на память об общих литературных занятиях. Всего лучшего. Бор. Зайцев 12.ХП.70» (надпись на книге «Италия», Берлин 1923). К 70-летию Зайцева была издана его рукопись «Италия» (обложка раб. Добужинского).

«Зайцевский архив, как и архивы А. М. Ремизова, И. С. Шмелева, Мережковских, И. И. Милюкова и множества других оказались не нужными французской науке, – говорит Р. Герра. – В свое время парижский Институт Славяноведения отказался их принять. И никак не случайно, что в Париже, который в 1924 году стал фактически столицей Зарубежной России, не сохранились, кроме архивов названных выше писателей, еще и архивы Бунина, Адамовича, Тэффи, Ходасевича, Вейдле, Газданова, Бердяева, Карташева, Мельгунова, Анненкова, Добужинского, Бенуа, Лифаря и других фигур первой величины русской и мировой культуры.

Равно как не сохранились во Франции и архивы Союза русских писателей и журналистов, знаменитых газет и журналов («Последние Новости», «Возрождение», «Россия и Славянство», «Русский Инвалид», «Иллюстрированная Россия», «Звено», «Современные Записки», «Русские Записки»), Союза русских военных инвалидов, Земгора, Русского Общевоинского Союза (РОВС) и других эмигрантских организаций. К счастью, большая их часть была отправлена в США, где они бережно хранятся и доступны для исследователей. Могу в завершение сказать, что и мои архивы, десятки тысяч единиц хранения, не останутся во Франции: им здесь, увы, не место», – сообщил Р. Герра.

Но в громадном собрании-архиве Р. Герра сегодня хранятся не только книги, фотографии и другие документы, связанные с Борисом Зайцевым, но и со многими другими русскими писателями и художниками (в большинстве своем из Петербурга), оказавшимися изгоями у себя на родине. Это – огромное, уникальное собрание, целый пласт русской культуры! Этот француз еще и – автор ряда глубоких книг-исследований, посвященных их творчеству и чуть ли не каждый год публикует все новые.

Расстрелянный поэт

Выдающегося русского поэта, горячего патриота России Николая Клюева некоторые ставят даже выше Есенина, однако мемориальной доски его памяти в городе на Неве нет, хотя поэт долго жил в Петербурге-Ленинграде.

Николай Клюев, которого называют поэтом «крестьянского направления», родился в глухой деревне Ковштуги Олонецкой губернии. Отец – урядник, сиделец в винной лавке. Среди предков Клюева были староверы, сам он говорил, что его род восходит к протопопу Аввакуму. Мать была сказительницей и первая обучила сына «грамоте, песенному складу и всякой словесной мудрости». Затем он учился в городских училищах Вытегры и Петрозаводска. Участвовал в революционных событиях 1905–1907 годов, неоднократно арестовывался за агитацию крестьян и сидел за это в тюрьме. В молодости много путешествовал по России. Рассказывал, что встречался в Ясной Поляне с Львом Толстым и с Распутином, хотя это и не подтверждается источниками.

Стихи Клюева появились в печати в 1904 году. Первый сборник – «Сосен перезвон» – вышел в 1911 году. Яркое и своеобразное творчество поэта было с большим интересом воспринято поэтическим сообществом России, похвально отозвались о нем Блок, Брюсов и Гумилев. Блок даже говорил, что Клюев – это «Христос среди нас». Николая Клюева связывали близкие, хотя и сложные отношения с Сергеем Есениным, который считал его своим учителем.

Но оба они, выходцы из деревни, все-таки оказались чужаками, как в Петрограде, так и в Москве. «Голубь мой белый, – писал Клюев Есенину, – ведь ты знаешь, что мы с тобой козлы в литературном огороде и только по милости нас терпят в нем… Я холодею от воспоминаний о тех унижениях и покровительственных ласках, которые я вынес от собачьей публики… Видите ли – неважен дух твой, бессмертное в тебе, а интересно лишь то, что ты, холуй и хам смердяков, заговорил членораздельно…»

Посвященный от народа

Но свое великое призвание поэт ясно понимал и чувствовал:

 
Я – посвященный от народа,
На мне великая печать,
И на чело свое природа
Мою прияла благодать.
 

Благотворно повлиял потом Клюев и на некоторых поэтов. Д.Молдавский вспоминал, как он наставлял Ольгу Берггольц: «…В юности, когда она (Берггольц) еще писала слабенькие стихи «под Есенина», у нее был знакомый начинающий поэт, который знал Клюева. Он и повел ее к старику. Дверь открыл какой-то отрок в поддевке. Борзые собаки. Множество икон и лампад. Клюев говорил: «Читайте, девушка, стихи». Я читала, он слушал. Потом встал и сказал: «Орел Сафо над вами парит… Сами не знаете, кем будете… Идите к Анне, Анне Ахматовой. Держитесь ее советов».

Революцию Клюев поначалу встретил с восторгом, рассматривая ее как наступление Царства Божьего. В 1918 году вступил в компартию и создал ряд пафосных революционных стихов. С ликованием он писал:

 
Да здравствует Коммуны
Багряная звезда:
Не оборвутся струны
Певучего труда!
Да здравствуют Советы,
Социализма строй!
Орлиные рассветы
Трепещут над землей.
 

Однако вскоре поэт убедился, что ни воли, ни земли крестьяне не получили. После нескольких лет голодных странствий около 1922 года Клюев снова появился в Петрограде и Москве, его новые книги были подвергнуты резкой «пролетарской» критике и изъяты из обращения, жить стало не на что, поэт бедствовал. Катастрофическое положение Клюева не улучшилось даже после выхода в свет его сборника стихов о Ленине. В апреле 1920 Клюев был исключен из партии «за религиозные взгляды».

Много лет спустя Клюев со стыдом и горечью отречется от этих стихов о Ленине такими словами:

 
Увы… волшебный журавель
Издох в октябрьскую метель!
Его лодыжкою в запал
Я книжку «Ленин» намарал,
В ней мошкара и жуть болота.
От птичьей желчи и помета
Слезами отмываюсь я,
И не сковать по мне гвоздя,
Чтобы повесить стыд на двери!..
 

Красный ливень

Вскоре Николай Клюев, как и многие крестьянские поэты, окончательно дистанцировался от советской действительности, разрушавшей традиционный мир русской деревни. После убийства Есенина в гостинице «Англетер» он написал «Плач о Есенине», который был изъят из продажи, поэта яростно громили, как «идеолога кулачества». А в его поэме «Погорелыцина» усмотрели открытый памфлет на коллективизацию. В неоконченным цикле стихов «Разруха» Клюев так упомянул о стройке Беломоро-Балтийского канала:

 
То Беломорский смерть-канал,
Его Акимушка копал,
С Ветлуги Пров да тётка Фёкла.
Великороссия промокла
Под красным ливнем до костей
И слёзы скрыла от людей,
От глаз чужих в глухие топи…
 

2 февраля 1934 года Клюев был арестован по обвинению в «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений» и сослан в Нарымский край. Распоряжение об этом утвердил лично Сталин. Положение ссыльных было ужасно. В письме другу-поэту Сергею Клычкову Клюев писал: “Поселок Колпашево – это бугор глины, усеянный от бед и непогодиц избами, дотуга набитыми ссыльными. Есть нечего, продуктов нет, или они до смешного дороги. У меня никаких средств к жизни, милостыни же здесь подавать некому… Скажу одно: “Я желал бы быть самым презренным существом среди тварей, чем ссыльным в Колпашеве”. Долго быть ссыльным ему не пришлось, в 1937 году поэта расстреляли. В 1957 году Николая Клюева реабилитировали, однако его первая посмертная книга в СССР вышла только в 1977 году в Ленинграде.

«О, кто ты родина?»

Критики считают, что редкостный талант Клюева, которого часто ставят выше Есенина, вырос из народного крестьянского творчества и многовековой религиозности русского народа. Стихи в духе народных плачей перемежаются со стихами, созвучными библейским псалмам:

 
О, кто ты, родина? Старуха?
Иль властноокая жена?
Для песнотворческого духа
Ты полнозвучна и ясна.
Твои черты январь-волшебник
Туманит вьюгой снеговой,
И схимник-бор читает требник,
Как над умершею тобой.
Но ты вовек неуязвима,
Для смерти яростных зубов,
Как мать, как женщина, любима
Семьей отверженных сынов.
На их любовь в плену угрюмом,
На воли пламенный недуг,
Ты отвечаешь бора шумом,
Мерцаньем звезд да свистом вьюг…
 

В Петрограде-Ленинграде Клюев жил в доме 149 на набережной Фонтанки и на улице Герцена (ныне Большая Морская) в доме № 45. Однако мемориальных досок с именем выдающегося русского поэта на этих зданиях нет до сих пор. Петербургский поэт Александр Кушнер уже предлагал увековечить в мемориальных досках память петроградских и ленинградских писателей и поэтов, погибших и пострадавших от репрессий, в том числе и Николая Клюева.

Король разведки, ставший писателем

Имя секретного агента-нелегала советской разведки Дмитрия Быстролетова у нас до сих пор мало кому известно, а ведь его судьба куда более невероятна, чем выдуманные Юлианом Семеновым похождения Штирлица в годы Второй мировой войны. Накануне войны он сумел добыть шифры и секретнейшие документы чуть ли не всех стран Западной Европы. Владевший более чем двадцатью языками, наследный граф, он был прямым потомком Петра Андреевича Толстого, того самого соратника Петра I, который руководил тайной канцелярией, первой секретной службой России. Однако судьба отважного разведчика в СССР оказалась трагичной. По ложному обвинению он 17 лет провел в тюрьмах и лагерях, а когда его освободили, стал писателем. Но в своих книгах Быстролетов, которого считают самым выдающимся разведчиком XX века, рассказал далеко не все, что знал.

Дмитрий Александрович Быстролетов родился в январе 1901 года в Крыму. Он был внебрачным сыном графа Александра Николаевича Толстого и, соответственно, племянником известного писателя Алексея Николаевича Толстого. Мать Дмитрия Александровича – Клавдия Дмитриевна Быстролётова. Дмитрий с рождения носил ее фамилию. А свой получил графский титул он официально получил 2 ноября 1917 года – за пять дней до революции в Петрограде. С 1904 по 1913 год Дмитрий Быстролётов жил и воспитывался в Петербурге, в семье Елизаветы Робертовны де Корваль. Потом обучался в Севастопольском морском кадетском корпусе; в составе Черноморского флота он принимал участие в десантных операциях против Турции.

В 1919 году Быстролётов окончил выпускные классы Мореходной школы в городе Анапа. Вскоре же был зачислен вольноопределяющимся матросом во флот белой Добровольческой армии: ходил на судах «Рион» и «Константин», на последнем в 1919 году был вывезен в Западную Турцию. За рубежом Дмитрий служил матросом на судах различных пароходных компаний. В мае приехал в Чехословакию, был принят на медицинский факультет Университета имени Яна Амоса Коменского в Братиславе, но потом перевёлся на юридический факультет университета в Праге. Защитил диссертацию и получил учёную степень доктора права. Позднее Быстролётов окончил медицинский факультет Цюрихского университета, получил учёную степень доктора медицины. Обнаружив в себе дарование художника, учился также в Академиях искусств Парижа и Берлина.

Охотник за секретами

На способного юношу обратила внимание ЧК, Быстролетов тайно посетил Москву, где с ним встретился тогдашний начальник внешней разведки А. Артузов, предложивший ему стать «охотником за секретами». Внешность красавца, утонченные манеры, аристократическое воспитание – женщины были от него без ума, – он мог дать сто очков вперед любому западном Джеймсу Бонду. До 1937 года Быстролетов под псевдонимом «Андрей» работал на нелегальном положении в государствах Европы, Азии, Африки, Северной и Южной Америки. Он объездил многие государства на разных континентах, жил среди туарегов в Сахаре, среди пигмеев в Экваториальной Африке, в среде аристократов Англии, Франции и Италии, промышленников и банкиров Германии, Америки и Голландии.

В 1927 году Быстролётов удачно осуществил разработку секретарши-француженки, которая имела доступ к переписке и шифрам своего МИД. Она стала агентом «Ларош», ОГПУ получил от неё доклады и шифры французского посла в Праге. В 1930 году был направлен на нелегальную работу в Германию, где он подключается к изучению сотрудника Форин офиса «Арно», который занимался разработкой шифров. В течение трёх лет работы от англичанина были получены английские шифры и коды, другие секретные документы. Эта работа молодого разведчика получила высокую оценку руководства. Приказом ОГПУ 17 сентября 1932 года он был награждён боевым оружием с надписью: «За беспощадную борьбу с контрреволюцией от Коллегии ОГПУ». Быстролетов обеспечил руководство СССР дипломатическими шифрами и кодами Англии, Германии, Франции, Италии, Финляндии, Турции. Организовал получение секретной информации из Государственного департамента США. Контролировал личную переписку Гитлера и Муссолини. Достал для СССР ряд новейших технологий и образцов вооружения.

Личное задание Сталина

Ему пришлось принять участие в операции по личному заданию Сталина. Надо было найти человека, который пытался продать шифры итальянского МИДа. Тот явился в советское посольство и предложил их купить за 200 тысяч франков, но незадачливого торговца секретами выгнали с криком: «Вы – провокатор!». Скандальную историю рассказал в своей книге перебежчик Беседовский. Книга попала на глаза Сталину, и тот приказал разведке немедленно найти этого торговца шифрами. Задание казалось невыполнимым – про торговца шифрами, которого условно назвали «Росси», было известно только то, что у него золотистый загар и красный носик. Быстролетов догадался, что он не шифровальщик посольства, а лишь посредник, торгующий секретами. А золотистый загар – от горного солнца. Тогда он понял, что «Росси» находится в Женеве – там вокруг Лиги наций кишели шпионы всех мастей и всех стран. Быстролетов стал дежурить в баре, где собирались иностранцы, и вскоре нашел «Росси»! Прикинувшись американцем, работавшим на японскую разведку, Быстролетов сумел его завербовать и стал получать итальянские шифры на постоянной основе. А кроме того, узнал, что секретами торгует сам министр иностранных дел в правительстве Муссолини граф Чиано.

Потом Быстролетов провел такую же блестящую операцию по получению шифров британского МИДа. Для этого ему пришлось прикинуться венгерским графом, выучить венгерский язык, изучить обычаи и традиции этой страны. Подход к английскому чиновнику Арно он нашел через его жену, обожавшую аристократов.

Для другой операции разведчик использовал собственную жену – красавицу-чешку Иоланту. Надо было получить доступ к секретным документам итальянской разведки о вооружении Германии, которые хранились на вилле в Локарно, где жил отставной итальянский полковник Джулиани. Иоланта заключила фиктивный брак с обедневшим венгерским графом Эстергази и под видом графини сумела очаровать галантного полковника. Джулиани часто уезжал в командировки, и тогда ночью на вилле появлялся Быстролетов, открывал сейф ключами, слепок с которых сняла «графиня», и фотографировал секретные документы.

Разведчик так вживался свои роли, что забывал, кто он такой на самом деле. «Однажды, – писал он в воспоминаниях, – мне разрешили после трех лет зарубежного подполья приехать на одну недельку отдыха к матери. А она возьми и скажи, что день выдался невероятно жаркий. Тогда я долго выдавал себя за бразильца и поэтому немедленно вспыхнул: «Невероятно жаркий?! Эх, мама! Ты поживи у меня на родине в Бразилии – тогда узнаешь, что такое жара!» Увидел испуганные глаза старушки и спохватился».

В застенках… НКВД

В 1938 году Быстролетова вызвали в СССР. Сам нарком НКВД Ежов предложил ему новое задание: отправиться в голландскую Индию, купить там плантацию, а потом перебраться в Южную Америку и вступить в прогитлеровскую партию. После этого Быстролетов должен был поехать в Германию, где его свели бы с важнейшим источником в генштабе вермахта. Однако машина истребления в СССР уже работала на полную мощь, уничтожали многих руководителей не только Красной армии, но и разведки. По ложному доносу арестовали и Быстролетова. После жестоких пыток и избиений отважному разведчику дали 20 лет лагерей. Его жена Иоланта покончила с собой в лагере, а мать умерла от горя, узнав об аресте сына, которым так гордилась.

После войны, когда началась война холодная, в 1947 году Быстролетова прямо из лагеря неожиданно привезли в Москву в кабинет самого министра МГБ Абакумова.

– Хватит отдыхать, – цинично заявил министр и предложил Быстролетову снова вернуться на работу в разведку.

– Если скажете «да», – посулил он, – то сегодня вечером будете ужинать в «Метрополе», а завтра – обедать в «Рице» в Париже.

Однако Быстролетов потребовал снять с него все обвинения, которые он считал ложными. В ответ Абакумов пообещал лишь реабилитацию, с чем гордый потомственный русский граф не согласился. Тогда рассвирепевший сталинский сатрап приказал бросить его в страшную спецтюрьму МТБ «Сухановку». Там, запертый на три года в каменном мешке без окон, Быстролетов чуть не сошел с ума.