Текст книги "Кавказский дебют. От Екатерины II до Павла I"

– Есть голод или нет голода, индусы все равно будут размножаться как кролики!

В ответ толстяк Фокс подготовил билль об Индии, в котором предлагалось упразднить Совет директоров и Совет акционеров и передать все управление Индией в руки семи комиссаров, назначаемых парламентом. Если бы проект Фокса был принят, вероятно, ситуация в Индии изменилась бы в лучшую сторону для индийцев.

Надо сказать, что у Фокса была немалая поддержка. За его проект, направленный против Ост-Индской компании, дружно выступили мелкие сообщества английских купцов, которым монополия компании преграждала доступ к индийским богатствам. Мелких купцов поддержала земельная аристократия, возмущавшаяся политическим влиянием набобов. Этих недовольных и возглавила партия вигов во главе с Фоксом, считавшая, что тесная связь Ост-Индской компании и короны угрожает основам английских свобод, а также либералы, отмечавшие, что компания держится взяточничеством и насаждает продажность в стране.

Но слабоумный король Георг III перед палатой лордов Фокса не поддержал, и его билль был не только провален, но и использован для свержения очередного коалиционного правительства. Лишился поста министра иностранных дел и сам Фокс. Новым главой правительства был назначен знаменитый Уильям Питт-младший, который провел в 1784 году через обе палаты уже свой билль по Ост-Индской компании, который предусматривал учреждение при ней Контрольного совета, состоящего из шести членов Тайного совета. Контрольный совет должен был «проводить ревизии и осуществлять наблюдение и контроль за всеми актами, операциями и делами, которые в той или иной мере касаются гражданского и военного управления территориями и владениями Ост-Индской компании, а также получаемых с них доходов». Билль Питта-младшего ставил Ост-Индскую компанию под контроль правительства, однако по сравнению с теми мерами, которые предлагал сверженный Фокс, билль Питта являлся лишь косметическим ремонтом мрачного фасада компании. Что касается порабощенных индусов, то для них ровным счетом ничего не изменилось.

Потерпевшие поражение при отклонении билля Фокса виги решили в отместку привлечь к суду генерал-губернатора Индии Уоррена Гастингса. Силы для этого у них имелись и немалые. Обеспокоенный интригами недругов, Гастингс в 1785 году срочно вышел в отставку и поспешил в Англию, чтобы там принять меры в свою защиту. Несколько сундуков, набитых доверху золотом и драгоценностями, должны были в том помочь. Но Гастингс несколько опоздал и, вернувшись, подвергся со стороны вигов обвинению в превышении власти и тираническом управлении. Оппозиционные виги были раздражены непомерными издержками на содержание компании и тем произволом, который вытворяли ее служащие в Индии и, прежде всего, в несчастной Бенгалии.

Бывшему генерал-губернатору не помогли даже фантастические взятки, и в 1788 году в палате лордов начался судебный процесс, затянувшийся на долгих восемь лет. Это был без преувеличения процесс века! Обвинителями выступали лучшие ораторы Англии, речи которых затем в газетах читала вся страна. Гастингса обвиняли в жестокости, несправедливости и коррупции. Однако, по существу, реальным обвиняемым был не он, а вся Ост-Индская компания. Надо сказать, что нескончаемый судебный процесс служил излюбленным развлечением гостей Лондона, не исключая и русских. Так, генерал-адъютант Евграф Комаровский, будучи дипкурьером, побывав в то время в Лондоне, писал: «Заседания парламента были тогда весьма интересны, и стечение зрителей всегда чрезвычайное. Они открылись процессом, делаемым Гастингсу, бывшему вице-королем в Индии, за жестокости и употребление во зло его там власти. Знаменитые ораторы оппозиции Фокс, Берк и Шеридан истощали все свое красноречие на обвинение Гастингса, но он был оправдан». Впрочем, сделано все было правильно, т. к. обвинить Гастингса значило обвинить всю бесчеловечную политику Англии и в Индии. Именно поэтому «дело Гастингса» постепенно «спустили на тормозах», а самого оправдали за недоказанностью преступлений. По итогам судебного разбирательства Гастингс, хотя и оправданный по всем пунктам, был приговорен к уплате судебных издержек в сумме 67 тысяч фунтов стерлингов. Остаток своей жизни кровавый правитель Индии провел в уединении. Мучала ли его совесть и приходили ли к нему во сне призраки миллионов уморенных голодом бенгальцев, мы уже никогда не узнаем…

Часть третья
От Дербента до Тифлиса

Глава первая

К концу 80‐х годов подле стареющей Екатерины II появился новый молодой фаворит – Платон Зубов, из гвардейцев, жадный до чинов, денег и власти. Увы, в отличие от умершего в 1791 году светлейшего князя Потемкина-Таврического, Зубов никакими талантами не отличался. До поры до времени новый фаворит в государственные дела не лез, ограничиваясь лишь своими прямыми обязанностями. Но аппетит, как говорится, приходит во время еды…

К середине 90‐х годов Зубов уже начал расправлять крылья, вмешиваться в управление государством, внешнюю политику и военные дела. Екатерина это только поощряла, наивно надеясь, что со временем недалекий Зубов заменит ей гениального Потемкина.

Между тем в хорошем советчике, каким был светлейший князь, императрица действительно очень нуждалась.

В 1791 году в Петербурге объявилась некая таинственная личность – месье де Сен-Жени. Француз предложил императрице план похода русской армии через Бухару и Кабул на Индию. По задумке француза, русские генералы должны были всюду объявлять, что идут в Индию, чтобы восстановить мусульманское правление Моголов во всей их былой славе.

– Это привлечет под штандарты все войска расположенных на пути вторжения ханств и заставит мусульман Индии подняться против Англии! – фантазировал де Сен-Жени.

Разумеется, идея была утопическая, но вектор будущего движения был обозначен.

Кстати, еще осенью 1788 года, когда русская армия под началом князя Потемкина после долгой изнурительной осады взяла штурмом Очаков, в Лондоне быстро поняли, что падение этой турецкой твердыни открыло России огромные перспективы по освоению не северного черноморского побережья. Ответом на падение Очакова стала форменная истерика в Лондоне премьер-министра Англии Уильяма Питта-младшего.

– Высокомерие русских становится нетерпимым для Европы! – кричал, брызгая слюной, с высоких трибун Уильям Питт. – За падением Очакова видны цели русской политики на Босфоре, русские скоро выйдут к Нилу, чтобы занять Египет. Будем же помнить: ворота на Индию ими уже открыты!

В марте 1791 года Питт-младший пытался согласовать с Пруссией текст ультиматума России, с требованием отказа от присоединения Очакова и установления границы с турками по Днестру. Англичане были настроены серьезно и даже начали готовить три линейные эскадры для оказания помощи Турции. Замыслы у них были масштабные. Выступая в парламенте, консерватор Уильям Питт заявил:

– Мы не только превратим Петербург в жалкие развалины, но сожжем и верфи Архангельска, наши эскадры настигнут русские корабли даже в укрытиях Севастополя! И пусть русские плавают потом на плотах как первобытные дикари. После этого они навсегда забудут само слово – Индия!

Но агрессивный премьер-министр потерпел полное поражение в бурной полемике с оппонентами-либералами. Главным аргументом либералов стало то, что на горизонте появилась новая, куда большая опасность, чем Россия, – революционная Франция.

Русское присутствие на Ближнем Востоке и на Кавказе также заставило задуматься высших должностных лиц Британской Ост‐Индской компании. Одним из первых почувствовал эту угрозу президент Совета управляющих компании сэр Генри Дандес, который утверждал об опасности завоевания русскими Ближнего Востока и Кавказа, которое создаст в будущем угрозу английским интересам. Между тем у России еще хватало проблем на Кавказе.

* * *

Зимой 1792 года произошло событие, имевшее огромные последствия для будущего всего Закавказья. Ехавших в строящуюся в устье Дона крепость Святого Дмитрия подполковника Ивана Лазарева и правителя Харьковского наместничества Федора Кишенского в степи застала снежная метель. Мороз крепчал, и путники едва не замерзли насмерть, но ямщик вовремя услышал колокольный звон из ближайшего села. Повернув на звон, кибитка через каких-то полчаса въехала в село Ольховатку Купянского уезда. Продрогшего офицера и его спутника приютил в своем доме местный священник Степан Котляревский.

После того как Лазарев и Кишенский отогрелись и напились горячего чаю со снедью, Лазарев спросил:

– Кто ж в такую бурю звонил в колокол?

– Да сын мой Петька! – махнул рукой священник. – Он у меня учится в Харьковском духовном коллегиуме, сейчас на Рождество домой приехал, а вот возвращаться не очень-то хочет. Не желает по моему пути идти, что тут поделать?

В хату в клубах мороза ввалился молоденький парнишка. Лазарев с Кишенским горячо поблагодарили своего спасителя.

Метель продолжалась еще неделю, и всю неделю путники провели у Котляревских.

Коротая время и ведя разговоры с мальчиком, Лазарев увидел его живой интерес к воинской службе, оценил начитанность и сообразительность.

– Хотел бы ты стать офицером и защищать Отечество? – спросил он в один из разговоров.

– Еще бы! – загорелся сразу Петя Котляревский. – Но кто ж меня с моего коллегиума отпустит!

Прощаясь с гостеприимным хозяином, его женой и сыном, Лазарев прозрачно намекнул, что они вскоре обязательно увидятся. Хозяева посчитали это обычной вежливостью, а зря. Намерения у Лазарева были вполне конкретные.

Спустя год в мае 1793 года в Харьковский духовный коллегиум неожиданно прибыл конный фельдъегерь с гербовой бумагой. В бумаге значилось, что студиоза Котляревского необходимо срочно доставить в Кубанский егерский корпус. Изучив подпись и печать, ректор лишь развел руками:

– Расстанусь без сожаления, так как из сего студиоза хорошего служителя божьего все равно бы не вышло! Забирайте!

Так студиоз Петр Котляревский стал фурьером 4‐го батальона Кубанского егерского корпуса под началом подполковника Лазарева. Так началась воинская служба человека, которому выпадет судьба вписать одну из самых блестящих страниц русской воинской славы в горах Закавказья и стать одним из великих героев Большой Игры.

* * *

Известие о погроме, который устроил в 1795 году персидский шах Ага Махоммед-хан в Грузии, потрясло Екатерину II. Императрица чувствовала себя ответственной за судьбу единоверного народа, который находился под российским протекторатом.

– Персов надобно наказать, да так, чтобы никогда впредь даже помышлять о Грузии было неповадно! – в сердцах заявила Екатерина, собрав ближайшее окружение.

– Если уж идти за Кавказские горы, то не двумя батальонами как раньше, а целой армией, а во главе следует поставить Суворова и идти ему до самого Тегерана, чтобы проблему персидскую решить разом и навсегда! – высказался канцлер граф Александр Безбородко.

– Что ж, – подумав, решила Екатерина. – Пока у нас на границах большой войны не намечается, вполне можно помочь Грузии и присмирить персов.

Только что разгромивший мятежную Польшу и взявший штурмом Варшаву Суворов находился тогда на вершине своей славы. Пожалованный в генерал-фельдмаршалы, он все еще пребывал в Польше, командуя 80‐тысячной армией со штаб-квартирой в Тульчине. На письмо императрицы о возможном участии в закавказском походе Суворов ответил согласием, а к ответу присовокупил бумагу с перечнем генералов, которых желал бы иметь под своей командой.

Просмотрев суворовский список, Екатерина показала его и Платону Зубову. Тот, пробежав глазами фамилии, нахмурился:

– А почему, матушка, я не вижу там Валериана? Неужели мой брат не заслужил такой чести?

– И правда, – вздохнула императрица. – Уж мог бы Александр Васильевич тебя уважить…

Интрига обиженного любимца монархини привела к тому, что Екатерина отвергла не только предложенных Суворовым генералов, но и его самого. По другой версии, когда список предложенных им генералов не утвердили, Суворов отказался сам.

Так как кандидатура Суворова в командующие Кавказским корпусом отпала, начали обдумывать другие кандидатуры. Претендентов было трое: Гудович, Дерфельден и Цицианов. Все надежны и опытны, каждый по-своему хорош…

– Я думаю, что никто из них не годится! – нагло прервал императрицу Платон Зубов, когда та рассказала ему о своих видах. – Все они стары и больше думают о своих болячках, нежели о подвигах и славе.

– А кого бы ты предложил? – подняла Екатерина на фаворита свои близорукие глаза.

– Валериана! – будто ждал этого вопроса, лихо отчеканил Платон.

– Не кажется ли тебе что Валериан слишком молод для столь сложного и удаленного от России дела, да и куда ему без ноги по горам-то лазить! – покачала головой императрица.

– Очень даже годен, государыня, – ответил Платон, демонстративно надув губы. – Валериан уже не раз доказал, что воин и полководец он отменный, а что ноги нет, так он же верхом, а не пешком по горам ездить будет.

– Ну, что ж, может, ты и прав, – помолчав, сказала Екатерина. – В конце концов, что мы, действительно, все время стариков в командующие определяем, пора уже и молодых выдвигать. Пусть будет по-твоему, назначим Валериана!

После столь важного разговора императрица хотела поговорить с фаворитом о делах личных, но не тут-то было!

– Хочу, матушка, рассказать теперь тебе о своем плане покорения земель азиатских, – огорошил Платон Екатерину.

– Расскажи, расскажи, друг сердешный! – не без удивления придвинулась к нему императрица.

– Все очень просто. Вначале Валериан завоюет Закавказье и загонит персов за Каспийское море. Затем в случае новой войны с турками Суворов будет действовать против них на Дунайском театре. А вспомогательный удар по туркам нанесет Валериан со стороны Кавказа, следуя вдоль Черного моря в тыл Константинополю. Я же встану во главе Черноморского флота и поплыву на Константинополь морем. Так что втроем мы живо с турками справимся. Ну, а когда с османами будет покончено, то пошлем Валериана в поход в глубь Персии и водрузим на горах тибетских и в пределах индийских знамена екатерининские.

– И как же ты, Платоша, такое только удумал?! – в восторге всплеснула руками императрица.

– А что, я ведь не хуже князя Таврического в стратегетике разумею! – не без гордости ответил фаворит.

В письме к мужу своей племянницы Д.И. Хвостову Суворов не без сарказма написал: «Театр на Востоке; герой граф Валериан за Дербент, покорит и укрепит Каспийское море, прострит свои мышцы до Аракса, далее завоеваниев Петра Великого, и ограничит (оградит. – В.Ш.) Грузию…»

Сегодня с высоты наших знаний о геополитике совершенно понятно, что план Платона Зубова похода на Восток был не реальным, а утопическим. Но Екатерина идею фаворита тогда поддержала, по крайней мере, на словах. Верила ли она действительно в то, что русской армии удастся одним махом дойти до Тибета и Индии, мы не знаем. Однако первый этап – поход в Закавказье, а затем и в Персию, был вполне реален, при должной подготовке и хорошем командующем. Более того, война с Персией была тогда просто необходима! Во-первых, «Лес львов» (как именовали тогда Персию персидские летописцы) уже давно следовало наказать за непрекращающийся геноцид христианского населения Кавказа. Во-вторых, что касается устроенного в 1795 году Ага Мохаммедом погрома Грузии, стоявшей уже под покровительством России, то это было прямым вызовом ей. Смолчать в данном случае значило полностью утратить всякий авторитет в глазах правителей Востока.

Вечером, попивая чай со своей камер-дамой Марьей Перекусихиной, Екатерина II доверительно поведала:

– А мой Платоша делает большие успехи, уже начинает мыслить стратегически. На днях предложил мне прожект покорения Азии и окончательного разгрома Турции. Ежели так и дальше пойдет, то будет с него второй Григорий!

Умная Перекусихина, прекрасно зная умственные возможности фаворита, деликатно кивала головой, соглашаясь со столь лестной оценкой.

Следует признать, что никаких исторических документов, говорящих о реальном существовании «Индийского проекта» Платона Зубова, нет, имеются лишь отдельные воспоминания современников. Поэтому был проект или все ограничилось лишь некими разговорами, историки спорят по сей день.

В том же 1795 году генерал-майор Боувер представил Екатерине II бумагу о положении дел в кочевьях Среднего казахского жуза, в которой заявил о реальности организовать прямые караваны из России в Индию через Северо-Восточный Казахстан.

Для этого Боувер предлагал учредить два поста: главный – в Петропавловской крепости, другой – во владениях казахского хана Вали. Гарнизоны этих постов, по мнению генерал-майора, должны были составить как русские, так и казахи. Боувер предлагал брать заложников-аманатов из числа влиятельных казахских старшин и держать их в Петропавловской крепости. Аманаты должны были сопровождать караваны до места назначения и нести ответственность за сохранность товаров. Екатерина отнеслась к предложению Боувера без особого интереса.

– Возможно, что нам действительно удастся привести караваны в Индию, но что их там ждет? – все же спросила она вице-канцлера Ивана Остермана.

Опытный дипломат лишь усмехнулся:

– В лучшем случае, ваше величество, англичане развернут их обратно, а в худшем – наши караваны просто исчезнут!

После этого бумага Боувера была на вечные времена отправлена в архив.

* * *

Вызвав к себе вице-президента Военной коллегии графа Салтыкова, Екатерина приказала ему подготовить документы по созданию Кавказского корпуса, план будущей военной кампании и расчеты по возможным затратам.

– А кому же будет доверено столь важное и сурьезное дело? – поинтересовался генерал-аншеф Салтыков.

– Думаю назначить на сей подвиг Валериана Зубова. Генерал он геройский, хотя и молод годами. А ты как мыслишь, Николай Иванович?

Салтыков был царедворцем опытным, а потому понимал, что решение уже принято и спорить бесполезно. Подтянув, по своему обыкновению, вечно спадающие штаны, он лишь склонил голову с напудренным начесом-тупием:

– Прекрасный выбор, ваше величество, лучшей кандидатуры и желать нельзя!

Только вернувшись в коллегию, Салтыков дал волю своим чувствам:

– Лезут всякие в Аннибалы и Александры Македонские, а ты сиди тут, считай за них, сколько пороха и ядер в горы Кавказские тащить, да как туда фураж с провиантом доставить!

Понять сетования Салтыкова вполне возможно. До своего назначения командующим Кавказским корпусом Валериан не имел опыта самостоятельного командования, тем более на столь отдаленном и сложном театре военных действий. Но решение было принято…

Единственно, что мог сделать в данной ситуации Салтыков, – это назначить в помощь Зубову генерала Цицианова, грузина по национальности и опытного воина, знающего Кавказ. Как знать, может, хоть он подучит брата фаворита.

Назначенному командующим Кавказским корпусом генерал-поручику Валериану Зубову шел тогда всего двадцать пятый год. В таком возрасте большинство офицеров дослуживалось разве что до капитанских чинов. А Валериан уже мечтал о фельдмаршальском жезле… Службу младший брат екатерининского фаворита начинал в Преображенском полку, затем продолжил в Конном лейб-гвардейском. Отличался неугомонностью и жизнерадостностью. При этом Валериан был честным малым, говорил в глаза то, что думал, чем нажил себе немало врагов. Будем объективны – недостатки, общие для «золотой молодежи» конца XVIII века, уравновешивались в Валериане Зубове многими симпатичными качествами – добросердечностью, постоянной заботой о подчиненных, большой продуманностью своих действий, а также веселым и легким характером, умением где надо приободрить, а где надо и пошутить. Солдаты боготворили своего юного вождя и шли за ним в огонь и в воду. Скажем прямо, выбор императрицы Екатерины на сей раз был удачным – Валериан Зубов имел все данные к тому, чтобы в будущем стать отличным полководцем.

По свидетельству современников, Валериан был писаным красавцем, слыл большим любителем женщин и пользовался их расположением. Говорят, дамам он нравился даже больше, чем чересчур изнеженный старший Платон. Однако сердце графа завоевала замужняя полька Мария Потоцкая. А так как ее муж разрешения на развод не давал, Валериан жил с Потоцкой незаконно, причем совершенно открыто.

Ходили слухи, что Валериан нравился и самой императрице, что в какой-то момент Екатерина подумывала сменить старшего брата на младшего. По крайней мере, сохранилось ее письмо Потемкину. «Это такое милое дитя, – писала Екатерина о Валериане. – Оно настолько чистосердечно, что плачет каждый раз, когда его не пускают в мою спальню». В данном случае, правда, совершенно непонятно, описана ли в письме реальная ситуация, или же Екатерина попросту дразнила Потемкина, со свойственным ей изящным юмором. Современники утверждают, что именно боясь излишнего расположения Екатерины к младшему брату, старший постарался сплавить Валериана в свое время подальше в Южную армию к князю Потемкину, а потом и на Кавказ.

Надо отдать должное младшему Зубову, служил он честно и старательно. Впрочем, вне всякого сомнения, своей стремительной карьерой Валериан, помимо личных качеств, был обязан, прежде всего, протекции брата-фаворита. Боевое крещение двадцатилетний Валериан (уже в чине полковника!) принял при штурме Измаила. Там, командуя частью колонны, он атаковал турок и в штыковом бою овладел кавальером и частью вала у Килийских ворот. В живых тогда Валериан остался каким-то чудом – все офицеры рядом с ним были убиты. Разумеется, геройство Зубова было отмечено. Спустя месяц он был уже бригадиром и георгиевским кавалером. В 1792 году Валериан добровольно отправился в Европу, чтобы набраться боевого опыта в рядах австрийской армии против революционной Франции, и отличился в ряде сражений. Мятеж Костюшко в 1794 году Зубов подавлял уже в чине генерал-майора. В Польше он воевал под началом Суворова, причем действовал весьма энергично и жестко, чем заслужил о себе самые негативные отзывы польских шляхтичей. Но Зубову не повезло. При переправе через Буг, верстах в двадцати от Варшавы, ядром ему оторвало ногу. Перед Екатериной молодой инвалид предстал в самом жалком виде – в кресле на колесиках, и старая императрица не могла удержаться от слез. Вытерев шелковым платочком глаза, Екатерина тут же подарила ему дворец, некогда принадлежавший Густаву Бирону, 20 тысяч рублей золотом (на обзаведение хозяйства) и пожизненную пенсию в 13 тысяч рублей серебром, наградив попутно чином генерал-поручика и сразу двумя орденами – Андрея Первозванного и Георгиевским крестом 3‐го класса. Теперь Валериану надо было заниматься восстановлением своего здоровья. Увы, лечение из-за капризов больного затянулось, кроме этого, доктора долго не могли подобрать ему подходящий протез. Лишь три года спустя английские врачи сделали наконец графу отличную искусственную ногу, позволявшую даже ездить верхом.

* * *

Получив назначение, Валериан поблагодарил за доверие императрицу и попрощался с братом. Уже перед самым отъездом Зубов встретился с грузинским послом князем Герсеваном Чавчавадзе, чтобы расспросить того о положении дел в Грузии, но вместо этого больше часа выслушивал слезные просьбы посла о возвращении на родину.

– Позвольте, князь, но я вам не начальник, ведь вами властвует ваш царь, – удивился Зубов. – Пусть он вас в Тифлис и возвращает!

– О, Ираклий даже не хочет об этом слушать. – разразился стенаниями Чавчавадзе. – Одна надежда, что когда вы его увидите, то скажите, что князь Герсеван устал и хочет домой! Если он и после этого откажет, то я уеду сам. Пусть ищет на мое место кого хочет! Плевать я на него хотел, я сам себе князь!

Разговор с Чавчавадзе произвел на Зубова тягостное впечатление. Глядя из окна кареты на столичные сторожевые заставы, Зубов с тревогой думал, что если уж посол столь вольно ведет себя по отношению к государю, то что же ждет Зубова в самой Грузии…

Путь Зубова лежал в Нижний Новгород. Там, поскрипывая искусственной ногой, 25‐летний генерал-поручик взошел на палубу галеры и отплыл в Астрахань.

Одновременно из Москвы вышел большой, в полторы сотни повозок, обоз с припасами для будущей экспедиции и казной.

В Астрахани Зубова встречали только что назначенный губернатором Кавказской губернии, действительный статский советник Алябьев и командующий Каспийской флотилией контр-адмирал Федоров.

Дело в том, что большую часть войск предполагалось отправить в Закавказье через Грузию, а меньшую (вспомогательную) вдоль западного берега Каспийского моря. Ее-то и должна была обеспечить всем необходимым флотилия.

Перво-наперво Зубов расспросил Алябьева о состоянии дел. Прежде всего, его интересовали возможности губернии по обеспечению корпуса провиантом и фуражом. Алябьев был честен:

– Губерния находится в весьма расстроенном состоянии, продовольственная часть запущена, вследствие чего цена на муку в Астрахани сильно взлетела. Но должные меры мною уже принимаются, и снабжение провиантом я обеспечу.

Разменявший полвека контр-адмирал Федоров был моряком опытным, в первую турецкую войну участвовал в боях на Средиземном море, после этого некоторое время состоял в масонской ложе «Нептуна», в шведскую войну отличился в Эландском, Красногорском и Выборгском сражениях. С Федоровым Зубов также общий язык нашел быстро. Тот лишних вопросов не задавал, к тому же сама флотилия находилась в должном порядке. Из двенадцати входивших в ее состав судов половина чинилась в Астрахани, другая пребывала в крейсерстве у персидских берегов.

У причалов, слегка покачиваясь на пологой волжской волне, стояли бомбардирский корабль «Моздок» и фрегат «Царицын». Чуть далее разоруженная бригантина «Слава» с транспортами «Урал» и «Волга». Вняв просьбе Федорова, Зубов распорядился прислать в Астрахань для возможного десанта по батальону от Владимирского и Кабардинского полков полторы сотни черноморских казаков и роту полевой артиллерии.

– Надлежит вам, Николай Степанович, озаботиться изготовлением как можно большего числа транспортных судов. Деньги и людей для этого выделю! – распорядился он.

– Будет сделано! – ответил командующий.

На том и расстались. Не задерживаясь более в Астрахани, Зубов поспешил в Кизляр, где его уже ждал командующей Кавказской пограничной линией генерал-аншеф Гудович. Но быстро доехать не получилось. В пути его застигла сильная вьюга, продолжавшаяся целую неделю. Когда ж она закончилась, оказалось, что в приволжской степи не осталось ни одной лошади – все померзли от небывалых морозов. Пришлось нанимать лошадей на стороне и ехать, как тогда говорили, «на долгих».

* * *

Иван Васильевич Гудович был личностью во всех отношениях примечательной. Происхождением из малороссов, сын генерального подскарбия, который после упразднения гетманства был переименован в тайные советники, Гудович получил прекрасное образование – окончил университет в Лейпциге, а военную службу начал инженером. В короткое царствование императора Петра III сделал стремительную карьеру благодаря помощи своего старшего брата, бывшего одним из наиболее приближенных к императору офицером. В 1761 году Гудович был определен в генерал-адъютанты дяди императора генерал-фельдмаршала принца Георга Шлезвиг-Голштинского. После переворота Екатерины II в 1762 году Гудович был арестован, но через три недели освобожден и даже вскоре назначен с повышением. Однако недоверие и определенную подозрительность к Гудовичу Екатерина сохранила до конца своего царствования.

В дальнейшем Гудович командовал Астраханским пехотным полком. В первую русско-турецкую войну 1768–1774 годов отличился в сражениях под Хотином, при Ларге и Кагуле, командуя отдельным отрядом в Валахии, разбил войска сераскира и в ноябре 1770 года занял Бухарест. Затем командовал колонной в штурме крепости Журжи и разбил турок в бою при Одалунах. После войны начальствовал дивизией, затем успешно губернаторствовал в Рязани и Тамбове. В следующую русско-турецкую войну 1787–1792 годов Гудович снова отличился, овладев крепостями Хаджибей (будущая Одесса) и Килия. Затем, командуя Кубанским корпусом и Кавказской линией, в 1791 году штурмом взял Анапу, гарнизон которой вдвое превышал численность его отряда. В последующем присоединил к России территории Тарковского шамхальства и Дербентского ханства, построил Усть-Лабинскую, Кавказскую, Шелководскую пограничные крепости.

Из воспоминаний современников: «Он (Гудович. – В.Ш.) был нрава горячего, правил строгих, любил правду и преследовал только порочных; с вида казался угрюмым, неприступным, между тем, как в кругу домашнем или в приятельской беседе был ласков и приветлив. Кроме российского, знал языки: латинский, французский, немецкий и итальянский; имел прекрасный оркестр, составленный из домашних музыкантов… Граф Иван Васильевич был женат на дочери последнего малороссийского гетмана, графине Прасковье Кирилловне Разумовской».

Разумеется, что из всех возможных кандидатур на должность командующего Кавказским корпусом (исключая, разумеется, Суворова) Гудович был самым подходящей. Как никто другой из русских генералов он знал Кавказ, а Кавказ знал его. Назначение «мальчишки Зубова» Гудович воспринял как личное оскорбление. Однако, будучи человеком чести, генерал-аншеф решил сделать все возможное для успеха затеваемой экспедиции.

Испытывал ли Валериан Зубов угрызения совести при встрече с Гудовичем, мы не знаем. Зато знаем другое, Гудович скрепя сердце при общении с Зубовым проявил и выдержку, и такт, хотя в кармане обиженного генерала уже лежал рапорт об отставке.

* * *

К моменту приезда Зубова Гудович, получив соответствующие указания из Военной коллегии, уже стягивал к Кизляру назначенные в экспедицию войска, наводил для переправы через Терек понтонный мост. Распоряжался он, как всегда, толково и со знанием дела.

Так как в состав корпуса были определены преимущественно полки, находившиеся на Кавказской линии, заменить их Гудович решил другими войсками.

– Границу без присмотра оставлять нельзя, поэтому будем менять назначенные в поход полки войсками с Дона и Тавриды, – пояснил Гудович Зубову при первой их встрече.

– А как скоро они прибудут? – поинтересовался тот.

– Прибудут они не скоро, так как только получили приказ и начали движение, – мрачно ответил генерал-аншеф и, видя растерянность в глазах Зубова, скривившись, добавил: – Но, несмотря на это, все переподчиненные вам войска я соберу у Кизляра к 10 апреля. Так что числа 12‐го вполне сможете уже выступить в поход.

Что оставалось Зубову? Только благодарить старого вояку.