Текст книги "Кавказский дебют. От Екатерины II до Павла I"

Овладеть Яффой было необходимо, чтобы туда могли подходить суда с рисом, сухарями и осадными пушками.

Армия двинулась вперед. Опять непрерывно шли дожди, отчего пало много верблюдов.

Наконец, французы стали лагерем под Яффой. Дивизия Ланна составила левый фланг осадной позиции, генерала Бона – правый; Клебер был выделен для наблюдения за турками на пути к следующей турецкой крепости Акре.

Стены Яффы очень высокие, а башни вооружены артиллерией. Оборону крепости возглавил сам Абдаллах-паша. С ним был и отборный отряд константинопольских канониров – топчи. Кроме этого, немало было албанцев и курдов, анатолийцев и караманийцев, дамаскинцев и уроженцев Алеппо, свирепых магрибицев и не знающих жалости чернокожих разбойников из Тэку. Все они принесли клятву драться с кяфирами до последнего дыхания.

Французы между тем рыли траншеи и ставили батареи. Абдаллах сделал даже две вылазки, но оба раза был отбит и изгонялся обратно в крепость. Отдыхая от осадных работ, солдаты валялись под апельсиновыми деревьями, поедая апельсины в количествах неимоверных.

Затем начальник штаба армии Бертье направил в крепость парламентеров офицера и трубача с требованием о сдаче. Но спустя четверть часа на стене были выставлены на пиках их отрубленные головы, а тела сброшены со стены. Ответом на это был яростный артиллерийский огонь. Стрельба была столь успешна, что вскоре пробили приличную брешь в стене. Наступил решающий момент.

Бонапарт наблюдал за обстрелом, стоя на насыпи батареи, когда пуля сбила с него шляпу и поразила в голову стоявшего рядом высокого полковника.

– Вот уже второй раз с того времени, как я воюю, мой рост спасает мне жизнь! – сказал генерал, поднимая пробитую пулей шляпу. – Впрочем, пора приступать к самому главному!

Во главе 22‐го полка легкой пехоты встал генерал Ланн и повел его на штурм в пробитую брешь. Вскоре Ланн захватил все башни. Следом в крепость ворвались и другие полки. Бой переместился внутрь крепости. С другой стороны по штурмовым лестницам на стены одновременно взошла дивизия генерала Бона. Ярость французских солдат, видевших головы своих казненных товарищей, была неописуема. Пленных никто не брал, и сражение вскоре превратилось в жесточайшее побоище. Избиение удалось остановить только к полуночи. Турки и магрибцы, алеппцы и анатолийцы кричали «Мерси, мерси!», что, по их мнению, означало «пощады». У мечетей, где укрылись перепуганные жители, выставили караулы.

Академик Е. Тарле писал по этому поводу так: «Спустя некоторое время, когда избиения и грабеж уже подходили к концу, генералу Бонапарту было доложено, что около 4 тысяч уцелевших еще турецких солдат при полном вооружении, большей частью арнауты и албанцы по происхождению, заперлись в одном обширном, со всех концов загороженном месте и что когда французские офицеры подъехали и потребовали сдачи, то эти солдаты объявили, что сдадутся только, если им будет обещана жизнь, а иначе будут обороняться до последней капли крови. Французские офицеры обещали им плен, и турки вышли из своего укрепления и сдали оружие. Пленников французы заперли в сараи. Генерал Бонапарт был всем этим очень разгневан. Он считал, что совершенно незачем было обещать туркам жизнь. «Что мне теперь с ними делать? – кричал он. – Где у меня припасы, чтобы их кормить?» Не было ни судов, чтобы отправить их морем из Яффы в Египет, ни достаточно свободных войск, чтобы конвоировать 4 тысячи отборных, сильных солдат через все сирийские и египетские пустыни в Александрию или Каир. Но не сразу Наполеон остановился на своем страшном решении… Он колебался и терялся в раздумье три дня. Однако на четвертый день после сдачи он отдал приказ всех их расстрелять. 4 тысячи пленников были выведены на берег моря и здесь все до одного расстреляны. «Никому не пожелаю пережить то, что пережили мы, видевшие этот расстрел», – говорит один из французских офицеров».

Французский капитан Бурьенн вспоминал: «Пленников посадили кучами перед палатками. Руки у них были связаны веревкою за спиною. Мрачная ярость изображалась у них во взорах. Им дали по немного сухарей и хлеба… Приказ расстрелять их был дан и исполнен 10 марта… Многих из этих несчастных, составивших меньший отряд, казненный на морском берегу неподалеку от другого отряда, успели спастись вплавь на подводные камни, до которых выстрелы не достигали… Они… обретали смерть и погибали в волнах».

Массовая казнь пленных потрясла Европу, война войной, но таких зверств там давненько не видели. Что ж, настоящие революционеры никогда не утруждали себя моралью…

Сам Абдаллах при этом оказался лишь способным убивать безоружных парламентеров, сам же достойно погибнуть не пожелал. Спрятавшись от разъяренных французских солдат, он переоделся в христианского монаха и, покинув Яффу, добрался до палатки Бонапарта, где пал перед ним на колени, вымаливая себе прощение. «Он оказал некоторые услуги», – писал один из историков, то есть просто предал султана, после чего был отправлен в Каир.

На следующий день улемы совершили обряд очищения мечетей. В Яффе была захвачена вся артиллерия турецкой армии в Сирии, множество штуцеров и новых ружей. Солдаты с радостью продавали по дешевке имущество жителям, у которых день назад все же и награбили, цепляли на себя дорогие шали и тюрбаны.

Тем временем отряд Хасан-бея у городка Кены неожиданно атаковал отряд французских транспортов в двенадцать небольших судов, неосмотрительно причаливших к берегу. Французы дрались, пока был порох. Затем турки ворвались на суда и всех перерезали.

А на следующий день удача пришла и к французам – на рейд Яффы прибыл турецкий конвой транспортов из Акры – шестнадцать судов, доверху забитых рисом, мукой, порохом и маслом. Ничего не подозревая, они подошли к берегу и были захвачены без единого выстрела.

Казалось, что все складывается как нельзя лучше. Бонапарт был доволен, сбывались его самые смелые планы. В мечтах он уже принимал золотые ключи от Константинополя и шел на Индию. Увы, на этом удача внезапно отвернулась от него.

Генералы еще праздновали победу, когда зашедший в штабную палатку хирург Ларрей сказал лишь одно слово:

– Чума!

Вскоре госпиталь был переполнен умирающими от бубонной чумы. Офицеры и солдаты заболевали и умирали в течение одного дня. Монахи ордена Святой земли, на помощь которых рассчитывали французы, заперлись в своих кельях, отказавшись ухаживать за больными. Сразу же началось дезертирство. Армию немедленно вывели за город, всюду пылали костры – это жгли награбленное в Яффе. Бонапарт лично появлялся в госпитале, смотрел, как хирурги вскрывают больным нарывы-бубоны, жал руки зараженным. Затем он на глазах у всей армии вместе с санитарами отнес к могиле труп. Но от продолжения похода Бонапарт отказываться не собирался.

Теперь на очереди была следующая крепость Аккра, или Сен-Жан д’Акр, как именовали ее французы. Аккра – важнейший пункт на пути к Константинополю. Взяв Аккру, можно было уже смело двигаться прямо на Константинополь. Но крепость была прекрасно защищена, и взять ее будет не просто, особенно после массовой казни пленных в Яффе.

Из Дамиетты вдоль берега двинулась к Аккре флотилия контр-адмирала Гантома с осадным парком для Аккры. Затем выступила и армия. Любопытно, но едва французы удалились от Яффы, как страшная эпидемия сама собой прекратилась.

* * *

А у Яффы уже собрались отряды наместника Акры Джеззар-паши. Это был пожилой босниец, бывший раб, добившийся столь высокой должности благодаря своей преданности султану и неимоверной жестокости, за что даже среди соратников имел прозвище «мясник».

Его всадники нападали на французские обозы, резали головы отставшим и раненым. Раздосадованный этими разбойниками, Бонапарт вызвал к себе генерала Дюма.

– Очистишь от турок леса Мески! – велел он ему.

Лесной массив Мески – самый большой лес во всей Сирии. Когда-то именно здесь дрался Ричард Львиное Сердце с Саладином. Теперь там прятались партизаны Джеззар-паши.

Дюма лес от турок очистил, но на обратном пути неосторожно выехал вперед своего отряда и тут же был тяжело ранен. На этом боевая карьера блестящего генерала, отца и деда великих писателей и закончилась.

Армия тем временем уже двинулась на Акру. Впереди авангард генерала Клебера. Перед ним все время маячила конница Джеззар-паши, подкрепленная конными разбойниками-набуллусцами, потомками древних самаритян.

– Солдаты, узнав о происхождении своих противников, с удовольствием шутили:

– А вот и наши добрые самаритяне!

В какой-то момент конница попыталась преградить дорогу французам, но была быстро сбита со своих позиций Клебером и подкрепившим его Ланном.

Вскоре авангард достиг горы Кармель, господствующей над всей округой и служившей ориентиром мореплавателям. Теперь до Акры было совсем рукой подать. Неподалеку от горы в устье реки Кейсун виднелся городок Хайфа со старой оградой и несколькими башнями.

– Вначале надо брать Хайфу, иначе мы не сможем принять флотилию с припасами, – распорядился Бонапарт.

Понимая, что Хайфу ему не удержать, Джеззар-паша поспешил вывезти оттуда все пушки. Город встретил французов пустотой улиц и шумом прибоя. С причалов Хайфского порта хорошо просматривалась уже и сама Акра. Вооружившись подзорной трубой, Бонапарт долго осматривал знаменитую крепость. Она располагалась на выдававшемся в море мысе и была прекрасно защищена со стороны суши высокими стенами и мощными башнями. В далеком 1191 году Акру уже осаждало войско крестоносцев и простояло под ее стенами целых три года.

На рейде Акры отчетливо были видны стоящие на якорях английские линейные корабли. То были 80‐пушечные «Тигр» и «Тезей» коммодора Сиднея Смита, пришедшие сюда всего два дня назад из Константинополя. Последнее открытие было для Бонапарта особенно неприятным.

Когда-то Бонапарт уже встречался со Смитом. Это было в памятном обоим 1793 году в Тулоне. Тогда молодой Бонапарт пушками выгнал в море английский флот. И вот теперь новая встреча. И снова Бонапарт штурмует крепость с суши, а Смит ее защищает с моря…

Вдоль берега навстречу идущей из Яффы флотилии транспортов немедленно ускакал патруль, чтобы предупредить о появлении англичан. Контр-адмиралу Гантому удалось вернуть часть судов с продовольствием обратно в Яффу. Несколько из них, на которых находился весь осадный парк, неожиданно для всех повернули в море. Их капитаны, помня Абукир, предпочли искать спасение не у берега, а среди волн. Увидев это, английские линейные корабли немедленно вступили под паруса и погнались за беглецами.

Тем временем главные силы французской армии уже подходили к Акре и охватывали ее со стороны суши. Сам Бонапарт расположился на горе Мечети, которая господствовала над всей равниной и над крепостью. Солдаты между тем ставили палатки и, поглядывая на стены Акры, прикидывали, что взять крепость будет не так-то легко.

На следующий день к Бонапарту съехались все обиженные Джеззаром шейхи. Просили они все то же: богатства, земли и должности. Командующий французской армией был милостив: богатства обещал, земли отдавал и на посты назначал. Первым из шейхов прибыл некто Дахэр, давно находящийся во вражде с Джеззар-пашой. Бонапарт вручил шейху свой гусарский ментик и вернул ему пост губернатора провинции Сафад. Обрадованный Дахэр тут же пообещал выставить пять тысяч воинов для похода на Константинополь.

– Если ты и в самом деле приведешь столько воинов, то будешь властвовать над всей Сирией! – пообещал шейху Бонапарт.

Затем прискакали и три вождя племени алидов. Эти пообещали выставить воинов для похода на Дамаск. За что также были поощрены ментиками. Затем генерал вручил ментики и вождям местных христиан из Назарета.

Среди гусаров уже шептались:

– Если так пойдет, то маленький капрал раздаст все наши ментики, и мы будем походить на общипанных петухов!

Посреди лагеря был устроен огромный базар. Чем там только не торговали: мука и рис, овощи и молоко, сыр и фрукты, сушеный виноград и вино. Тут же забивали бесчисленных баранов и жарили шашлык. Дым стоял коромыслом!

Вскоре с моря вернулись английские линкоры с добычей – шестью захваченными французскими транспортами. Бонапарт был раздосадован такой потерей.

Но Сиднею Смиту радоваться было рано. Стоянка под стенами Акры была отвратительная. Вскоре у «Тезея» кораллы перерезали якорные канаты, и его унесло в море. Смит был счастлив уже тем, что «Тезей» хотя бы не выбросило на берег. Подумав, командор решил отбить у французов порт, чтобы держать там свои корабли. Посадив в барказы четыре сотни человек, он лично отправился захватывать Хайфу. У французов в городе в тот момент старшим оказался командир драгунского эскадрона Ламбер. Майор был человек опытный и встретил англичан достойно. Вначале он позволил англичанам спокойно высадиться, но, когда те двинулись по узким улицам, французы открыли беспощадный огонь с крыш и окон. Одновременно отряды драгун ударили высадившимся «омарам» в тыл, пластая их саблями. Потеряв более половины людей, Сидней Смит бежал. В довершение всего драгуны отбили и вооруженный тяжелой 32‐фунтовой пушкой барказ с «Тигра».

А на следующий день в Хайфу завернул и турецкий фрегат. Все тот же расторопный Ламбер велел вывесить над портом турецкий флаг. Капитан фрегата, ничего не знавший о последних событиях, высадился на берег, где был захвачен Ламбером. Затем был пленен и сам фрегат, на котором обнаружили тяжелые каронады.

Обрадованный такой удачей одноногий инженер Каффарелли велел немедленно тащить пушки к крепости для главной осадной батареи, которая должна была пробить брешь в стене. Теперь тяжелые пушки имелись. Но ядер для них было слишком мало, чтобы вести огонь на пробой.

Тогда находчивый Каффарелли объявил:

– Я обязуюсь платить по 5 су за каждое принесенное мне ядро!

Голь, как говорится, на выдумки хитра, и солдаты быстро нашли способ приобретения ядер. Они группами выходили на пляж и бегали на виду английских линейных кораблей, вызывая огонь на себя, потом прятались, а когда пальба стихала, собирали ядра и тащили их на продажу. Спустя некоторое время англичане перестали реагировать на бегающих по пляжу солдат, тогда те придумали новую уловку. Теперь они демонстративно принимались копать лопатами на самом берегу, устанавливая пустые бочки и фашины, делая вид, что сооружают батарею. Едва Смит это замечал, оба линейных корабля немедленно открывали яростный огонь. Спустя пару недель тяжелая осадная артиллерия была уже вдоволь обеспечена ядрами нужного калибра.

Из воспоминаний капитана Бурьенна: «Мы часто купались в море, и иногда англичане, вероятно, будучи навеселе, стреляли по нашим головам; сколько мне известно, это ни разу не причинило нам беды и, уверенные в том, что они не могут в нас попасть, мы почти не обращали на них внимания. Это нас даже забавляло».

Осада – дело небыстрое и муторное. Вначале французы поставили батареи, затем начали рыть траншеи и параллели. После этого начался обстрел стен. Спустя некоторое время ядра сделали свое дело, и обрушилась часть большой башни. Джеззар-паша, не веря в то, что крепость устоит, вызвал старшего евнуха:

– Гарем и всю казну немедленно грузить на суда!

Не желая быть соучастником падения Акры, Сидней Смит под предлогом плохой погоды увел корабли в море.

Но французам так и не удалось подобраться к бреши. Со стен турки вели яростный огонь.

В это время неутомимый Каффарелли уже вовсю копал подземный ход для закладки мины под стену. Когда стена была взорвана, в образовавшуюся брешь устремились французы. Но теперь на их пути оказался глубокий ров, и они снова откатились. Несколько храбрецов, однако, взобрались на крепостную башню и сорвали турецкое знамя. Увидев это, Джеззар-паша поспешил в порт, чтобы бежать. Жители кинулись искать спасения в мечетях. Но участь Акры, а вместе с ней и всей Восточной кампании решила чистая случайность.

Предоставим слово самому Бонапарту. Вот что он пишет об этом переломном моменте в осаде Акры: «Все казалось потерянным, а город взятым, когда пять мамлюков, трое чернокожих из Дарфура и двое черкесов, храбрецов из личной охраны Джеззара, которые оставались во дворце, чтобы помешать жителям разграбить его, заметили, что на платформе башни находятся только два-три француза, причем количество их не возрастает. Они прокрались вдоль стены, взобрались на платформу, предприняли контратаку и не нашли никого, кроме одного сапера, который спасся бегством. Эти неустрашимые мусульмане спустились с платформы в нижний этаж и нашли там Майи (французский полковник. – В.Ш.) и двух умирающих солдат; они отрубили им головы, снова поднялись на платформу, подняли оттоманский флаг и стали носить головы по городу. Отряд в 500 магрибинцев и арнаутов, поставленных у угла мечети для прикрытия посадки паши на суда, вернулся в башни; город был спасен. Этот штурм обошелся французской армии в 27 человек убитыми и 87 ранеными».

Вскоре вернулись и корабли командора Смита. Вместе с ним в Акру прибыл и французский эмигрант полковник Филиппе, а также сотня английских артиллеристов и инженеров. Филиппе когда-то учился в парижском военном училище в классе профессора Монжа вместе с Бонапартом. Оба они держали экзамен у великого Лапласа и вступили в артиллерию. После революции Филиппе эмигрировал. После свержения якобинцев он снова появился во Франции и помог бежать Сиднею Смита из Тампля.

При всем при этом Бонапарт несколько раз встречался в траншеях с Филиппе и старые соученики беседовали на разные темы, обменивались политическими новостями. От Филиппе Бонапарт узнал, что, пока он странствовал по пустыням, в Европе образовалась новая антифранцузская коалиция и дела Парижа становятся хуже день ото дня.

Вскоре началась ежедневная переброска в Акру подкреплений с Кипра и Триполи. Филиппе установил ранее захваченные на французских транспортах тяжелые пушки на стенах и начал палить по осаждавшим. Французы были потрясены – их пушки теперь убивали их же!

Шанс взять Акру штурмом был упущен окончательно…

* * *

Руководивший осадой генерал Каффарелли тем временем приказал подвести новую мину, которая обрушила контрэскарп. Осажденные тоже не теряли времени и заполнили бомбами и заряженными гранатами брешь. Новая попытка прорваться туда завершилась трагически, солдаты взрывались на этом сплошном минном поле.

Османы задорно кричали растерянным французам с высоких стен:

– Султан Селим бах-бах-бах; Бонапарт пиф-пиф-паф!

Последниму оставалось надеяться только на подземную войну. Каффарелли повел новую минную галерею на большую башню. Турки прибегли к контрминам, но французские минеры успели их обезвредить.

Затем Джеззар предпринял большую вылазку, чтобы обнаружить минную шахту и перебить минеров. В ночной вылазке приняли участие и англичане. С большим трудом, но турок с англичанами отбили. Поймали и главного помощника палача Джеззар-паши – чернокожего мамлюка Али. Именно он резал головы раненым французам на башенной площадке. Набежавшие местные христиане требовали публичной казни, но Бонапарт велел звать его к себе.

– Всю свою жизнь я повиновался своему господину! Позавчера я отрубил голову твоему солдату и отнес в спасенный мною город. Вот, султан, моя голова, отруби ее, но отруби сам, и тогда я умру довольным! Пророк сказал, что нельзя отвергать последнюю просьбу умирающего!

Подумав, Бонапарт спросил:

– Готов ли ты служить мне так же преданно, как Джеззару?

– Я буду предан тебе, как собака!

– Хорошо! – кивнул командующий. – Ступай в штабную палатку, там тебя накормят!

Тем временем паша Дамаска собрал 30‐тысячную армию. Кавалерия Джеззара и Ибрагим-бея находилась на левом берегу Иордана и все время угрожала лагерю осаждавших. Набуллусцы-самаритяне тоже выставили шесть тысяч воинов. Одновременно на Родосе готовилась к перевозке в Акру еще одна армия – янычары константинопольского гарнизона.

Пришли известия и из Египта – там вспыхнуло новое восстание под началом некоего магрибца Мавла-Мужаммада, провозгласившего себя спасителем.

– Пушки и ружья франков не действуют на моих учеников, а убивают самих франков! А увидев меня, франки и вовсе бросают оружие и подставляют свои тощие шеи под наши ножи! – вещал он.

Мятежники захватили город Даманхур, перебив небольшой французский гарнизон. Против мятежников выступил генерал Франсуа Лефлер с четырьмя сотнями солдат. Вскоре маленький отряд был окружен фанатиками, но, построившись в каре, Лефлер мужественно отбил все атаки. Бой продолжался весь день, мятежники понесли огромные потери и отхлынули, недоумевая, почему вопреки уверениям учителя пули французов не убивают их самих. Но мятеж на этом не прекратился.

Бонапарт с каждым днем нервничал все больше. Помимо пугающих новостей, все хуже шли дела и в его собственной армии. Из 13 тысяч выступивших в поход, тысяча уже погибла, еще тысяча валялась по госпиталям, а пять тысяч охраняли коммуникации. Итого в активе оставалось всего каких-то четыре тысячи.

Спустя несколько дней Мюрату удалось отогнать подходившую к Акре армию из Дамаска, но только отогнать, а не разбить. Другие отряды отгоняли Жюно и Клебер. Но через несколько дней армия паши Дамаска снова была рядом. Ему даже удалось окружить со всех сторон у Тивериадского озера небольшой отряд Жюно, но тот, построив солдат в каре, кое-как сдерживал накаты многотысячных толп.

Узнав о критическом положении Жюно, Бонапарт немедленно послал к нему Клебера и дивизию Бона, а потом поскакал и сам. Пока неорганизованное дамасское воинство безуспешно атаковало Жюно, Бонапарт с подошедшими полками ударил неприятелю в спину. Атака сопровождалась пушечной картечью. Этого оказалось достаточно, и 30‐тысячная армия разбежалась во все стороны.

В историю этот бой вошел как бой у горы Табор. Потери турок были огромными, но и Клебер потерял три сотни солдат, что для маленькой французской армии было тоже немало.

Впрочем, были и приятные моменты. Так, прибывшие вскоре три фрегата контр-адмирал Перрэ сумели под носом англичан пленить один из родосских конвоев. Затем храбрый Перрэ снова вышел в крейсерство и захватил еще несколько призов. Хваленый Смит явно не справлялся со своими обязанностями. Как и во время русско-шведской войны, он лез везде где только мог, но всегда оказывался в дураках. И здесь, под Акрой, он также пытался командовать обороной крепости, поучал Джеззар-пашу, но оказался не в силах справиться с тремя французскими фрегатами, которые захватывали турецкие суда под самым его носом.

Снова отличился и Каффарелли. Он сделал новый подкоп и снес половину башни. Затем гренадерам удалось закрепиться на нижних этажах башни, но дальше продвинуться не удалось.

Стены Акры были почти разрушены, но сил для штурма уже не было. Турки дрались отчаянно, каждую ночь они сами атаковали французов, кидаясь почти на верную смерть. Из десяти турок в вылазках убивали до девяти, но возвращавшихся встречали в крепости как героев. Поразительно, но в рукопашных боях турки умудрялись хвататься руками за штыки и вырывать ружья у французских солдат. Теперь те натачивали все три штыковые грани, чтобы их нельзя было ухватить.

Но время работало против французов.

20 апреля в траншее был ранен пулей генерал Каффарелли. Рана была тяжелой, и ему пришлось ампутировать руку. В течение шести дней талантливейший из французских инженеров медленно умирал, еще находя мужество пошутить. Так пришедшему его навестить Бонапарту он сказал:

– Раньше я был просто безногим, теперь стал еще и безруким, и теперь перед Господом предстану в полном комплекте!

Спустя две недели едва не погиб сам Бонапарт, которого при близком взрыве бомбы засыпало землей. Упавшего генерала прикрыли своими телами два оказавшихся поблизости гренадера.

Между тем и в Акру пришла чума. К концу апреля Джеззар, не надеясь более удержать город, опять начал подумывать о бегстве. Но полковник Филиппе, узнав о планах паши, ворвался к нему в ярости:

– Если вы только подумаете о бегстве, я сообщу о вашей трусости султану, и он велит отрубить вашу непутевую голову. Акру надо удержать! Именно здесь мой старый приятель сломает свои зубы!

– Не знаю, какие зубы сломает ваш приятель, но у меня уже нет никаких сил драться! Мы все стоим по горло в крови!

– У вас много народа и в этом наше преимущество. Надо строить новые укрепления, баррикады. Каждый выигранный день – это смерть Бонапарту!

– Я согласен! – мрачно кивнул паша и удалился в объятия гарема.

Свой план Филиппе стал сразу же претворять в жизнь. Работая как муравьи, турки строили и строили новые укрепления. Работая целыми днями на солнце, сам Филиппе получил солнечный удар и умер. Но свое дело сделать он все же успел.

Бонапарт же терзался в сомнениях. Сил на штурм не было, тем более что гарнизон в крепости увеличивался и увеличивался, а его же собственная армия, наоборот, с каждым днем таяла в бесконечных стычках и от болезней. И все же он принимает решение штурмовать!

4 мая брешь во второй башне была подготовлена для штурма, куртина между башнями сровнена с землей, были заведены и мины. Но когда армия кинулась на штурм, на горизонте показались десятки парусов – это была родосская армия. Суда еще до рассвета высадили подкрепление. Французам пришлось оставить занятую часть города и удовольствоваться лишь удержанием ложемента большой башни. Во время этого штурма был убит генерал Рамбо. Высадившись, турки кинулись в атаку, но были расстреляны из пушек и отступили.

И нападающие, и обороняющиеся были измучены. Буквально на следующий день прибыл на фрегате контр-адмирал Перрэ, доложив Бонапарту о плавании, он попросил остаться с ним наедине.

– Гражданин генерал! В море я перехватил несколько судов из Неаполя. Директория там учредила республику, а король бежал на Сицилию.

– Это весьма неплохо! – кивнул генерал.

– Но это не все! – хмыкнул Перрэ. – На севере Италии появилась русская армия во главе со старцем Суворовым. Он уже разгромил Моро, захватил Мантую и Турин и готовится к вторжению во Францию! Думаю, что сейчас в Париже до нас уже нет никакого дела. Живы мы здесь или погибли, членам Директории безразлично!

– Спасибо за новости! – выдавил Бонапарт. – Но сейчас мне надо побыть одному.

Всю ночь он не сомкнул глаз, вышагивая вокруг палатки под удивленными взглядами часовых.

Наутро Бонапарт собрал генералов:

– Мы снимаем осаду и уходим в Египет!

– Но ведь победа уже почти у нас в руках! – воскликнул непосредственный Мюрат.

– Если мы даже возьмем Акру, дальше мы идти не в силах, и все погибнем в этих песках! – ответил Бонапарт.

Снятие осады было замаскировано. Батареи удвоили огонь. Они непрерывно палили в течение шести дней, сровняли с землей все укрепления, мечети и дворец Джеззара. Гарнизон ждал штурма, а его все не было. Тем временем раненые, пленные и обозные грузы переправлялись в Яффу и в Каир. 20 мая траншеи покинул арьергард – дивизия Ренье. Тяжелые пушки пришлось заклепать и утопить.

Осада Акры обернулась большой кровью для обеих сторон. Потери турок исчислялись многими тысячами. У французов также погибло около тысячи солдат и офицеров. Среди них бригадный генерал Рамбо и дивизионный Бона. Весьма чувствительной была и потеря для армии талантливого Каффарелли дю Фальга. Среди раненых находились генерал Ланн, полковник Дюрок и пасынок Бонапарта капитан Евгений Богарнэ. Легкое ранение получил и сам Бонапарт.

Уход французов турки обнаружили только через сутки. Не имея конницы, Джеззар-паша не мог преследовать отступавших, да он и не пытался, будучи счастлив, что все плохое для него уже закончилось.

* * *

Перед началом отступления встал вопрос, что же делать с ранеными. Главный хирург Лоррей, пряча глаза, предложил:

– Тяжелораненым, которых нельзя трогать, надо дать опиум, чтобы они умерли без мучений.

Но Бонапарт отказался:

– Я не могу быть убийцей своих солдат!

– Но ведь турки их все равно добьют, причем они умрут в мучениях! – пытался возразить Лоррей.

Но командующий был непреклонен. Надо ли говорить, что главный хирург оказался прав. Едва турки ворвались в оставленный лагерь, как первым делом отрезали головы всем тяжелораненым…

Тех из раненых, кто еще могли хоть немного передвигаться, решено было взять с собой. Для этого были собраны все оставшиеся лошади. Кавалерия спешилась, а вместе с ней офицеры и генералы. Пример в этом показал сам Бонапарт, отдавший своего коня тяжелораненому гренадеру.

– Мой генерал! – сказал тот в отчаянии. – Но я же запачкаю ваше вышитое седло!

– Ничего страшного, – ответил генерал. – Нет ничего чересчур красивого для храбреца!

– Все идут пешком! Я иду первым! – объявил Бонапарт, чем вызвал настоящий восторг своих ворчунов.

На обратном пути армия стала на привал в легендарной Цезарее. Офицеры и солдаты купались на берегу, усеянном обломками античных мраморных колонн. Затем пришлось на несколько дней остановиться в Яффе, чтобы вывезти госпитали и имущества, а также взорвать все укрепления.

28 мая авангард Ренье двинулся из Яффы вдоль подножия Иерусалимских гор. За ним шла и остальная армия. Проходя полями, французы сжигали посевы, оставляя за собой сплошную стену огня и дыма. Затем поля кончились, и началась пустыня. Этот участок пути был особенно тяжелым. Если в январе, когда армия шла в Сирию, пустыню прошли по холодку весьма легко, то теперь палящее солнце и раскаленный песок выматывали людей до полного изнеможения. Снова началась чума. Заболевших чумой оставляли прямо в пустыне. Им давали немного воды, пистолет и… опиум. Часто смертельно уставшие солдаты просто ложились на песок и умирали, некоторые сходили с ума. Рядом шумело море, но пресной воды не было ни капли. Позади армии кружили огромные грифы, слетевшиеся на свой страшный пир. Едва от усталости падал очередной солдат, грифы с клекотом накидывались на него. Вначале грифы выклевывали глаза, а потом разрывали еще живых людей на части мощными клювами.

Бонапарт в своем неизменном сером мундире и высоких сапогах шел впереди колонны, молчаливый и подавленный.

Из воспоминаний капитана Бурьенна: «Я видел, что сбрасывали с носилок изувеченных офицеров, коих приказано было нести и которые даже заплатили за этот труд деньги. Я видел, что покидали в степи изувеченных, раненых, зачумленных или даже только подозреваемых в зачумлении. Шествие освещалось горящими факелами, коими зажигали городки, местечки, деревни и покрывавшую землю богатую жатву. Вся страна пылала».

Так Бонапарт достиг Аль-Ариша. В крепости французы несколько перевели дух и двинулись дальше.

Наконец армия прибыла в Схили. Сирийский поход остался позади. Радости увидевших Нил солдат не было предела. Сам Наполеон впоследствии вспоминал: «Нужно самому перенести девятидневные муки от отсутствия тени и особенно от жажды, чтобы представить себе ту радость, которую испытали солдаты, став лагерем посреди пальмового леса, где имелось сколько угодно отличной нильской воды. Тщательно проведенные переклички выявили наличие 11 133 человек. Не хватало, следовательно, 2000 человек. 500 было убито на поле брани, 700 умерли в госпиталях, 600 остались в гарнизонах Аль-Ариша и Катии, 200 ушли вперед; но из 11 тысяч, оставшихся в наличии, 1500 были ранены…»