Текст книги "Кавказский дебют. От Екатерины II до Павла I"

К указу прилагались разъяснительные бумаги и карты земель, по которым предполагалось идти казакам.

Прочитав указ и почесав затылок, велел войсковой атаман готовиться к небывалому походу всем казачьим офицерам, урядникам и рядовым казакам.

– Ополчение поголовное! На очередь не смотреть! – объявил Орлов-Денисов прибывшим к нему станичным атаманам. – Все должны были в шесть дней быть готовы к выступлению с двумя конями и полуторамесячным провиантом, иметь при себе ружья, сабли и пики!

– А куда поскачем-то? – обступили его станичные вожди.

– Черт его знает, куда император прикажет, туда и поскачем! Пока сие есть тайна великая! – воздел в небеса палец Орлов-Денисов.

– Никак снова в Европы хранцузов лупить! – делился между собой соображениями войсковой старшина.

– Идем до города Оренбурга, а после заворачиваем на Хиву. Пойдем уже через степи киргиз-кайсаков, до реки Саразу, затем через земли каракалпаков и узбеков до Хивы, потом до Бухарии и далее, вместе с нашей армией и французами и к Индии.

Затем казачьи генералы выясняли, есть ли по сей дороге реки, какой оные широты и какие на них переправы, имеются ль при таковых реках леса и селения, каких именно народов, в каком между собою расстоянии колодцы, насколько их достаточных водою, для какого числа лошадей или верблюдов, как глубоки оные и можно ли по недостатку их в тех же местах вырытием других колодцев достать воду, притом имеются ль при таковых колодцах жители, какие именно, или вырыты только для водопоя малого продовольствия проходящих купеческих караванов… Кое-что выяснили, так как кое-какие бумаги у Орлова имелись. Прежде всего, отчеты купцов, в прошлые годы посещавших Хиву и Бухару.

Помимо более ранних поездок в пределы ханств, в 1793–1794 годах в Хиве побывал военный врач Бланкеннагель, приглашенный для излечения больных глаз ханского дяди. Он составил подробный отчет о том, что видел и слышал. А в 1794–1795 годах совершили поездку в Бухару и купцы Бурнашев и Безносиков, также оформившие свой отчет. Была у Орлова и примерная карта пути от Оренбурга до Хивы и Бухары, которую ему прислал император Павел вместе с высочайшим указом.

Так как всего пути не представлял себе никто, поэтому сразу же вперед казачьего войска в Оренбург Орлов отправил налегке несколько толковых молодых офицеров, во главе с хорунжим Долгопятовым. Их задача – собрать все возможные сведения о пути из Оренбурга на юг.

В тот же день он отписал Павлу I о необходимости пополнить его войско докторами и толмачами: «Всемилостивейший Государь. Всевысочайший Вашего Императорского величества рескрипт от 3 числа сего месяца удостоился я получить и всеподданнейше Вашему Императорскому величеству доношу, что со сборных мест войска, по учинении пересмотра, поспешу выступить в поход с первого числа будущего марта. Осмеливаюсь Ваше Императорское величество всеподданнейше просить, не благоугодно ли будет всемилостивейше повелеть прикомандировать ко мне знающих национальные тех мест переводы, буде таковые найдиться могут. Я потому Всемилостивейший Государь считаю нужным иметь оных, что можно обнадежиться на их верность, нежели приисканного в местах обязанного по жительству. А также всеподданнейше Вашего Императорского величества прошу и о медицинских чинах, кои на всякий случай будут войску нужны». Получив письмо, Павел сразу же решил эти вопросы.

А Орлов уже выгребал со станиц и хуторов всех, кого только было можно. Так, приказано было прибыть на смотр восьми сотням болезных, готовиться к походу круглым сиротам и последним беднякам, которых ранее никогда на войну не брали. Последних велено было снаряжать за станичный счет. Зажиточным казакам Орлов приказал вскладчину снаряжать бедных. Например, в Черкасской станице шесть богатых казаков собрали сообща на снаряжение пеших казаков две тысячи целковых. У кого не было форменного платья и чекменей, одевали в старые халаты и сермяжную одежду. Из церквей забирали пономарей, из станичных правлений – писарей, всех забрали. Потребовали на службу и калмыков, приписанных к Донскому Войску. Калмыки народ кочевой, собрались скорее всех, и казалось, готовы были скакать до самой Америки.

Разумеется, первыми включили в состав уходящего в неизвестность войска самые боеготовые полки – только что пришедшие на отдых с Кавказской линии и вернувшиеся из похода в Италию. Из-за спешки Орлов запретил даже съездить перед новым походом на побывку к семьям, чего раньше на Дону не было никогда.

Особенно тяжело было с офицерами. На каждый полк требовались полковник, квартирмейстер, пять хорунжих, пять сотников и пять есаулов. Всего требовалось почти полторы тысячи офицеров, а в наличии была только тысяча. Поэтому из-за нехватки офицеров ставили на их должности опытных рядовых казаков.

Сборными местами были определены станицы: Бузулуцкая, Медведицкая, Усть-Медведицкая и Качалинская. В конце февраля казаки собрались на атаманский смотр. Всего прибыло 510 офицеров, 20 947 казаков, 500 артиллеристов и 500 калмыков. На смотре был составлен 41 конный полк.

Так как управлять такой конной массой было сложно, да и передвигаться вместе тоже, Орлов разделил Донское Войско на четыре отряда. Первый, из 13 полков, возглавил генерал-майор Платов, второй, из 8 полков, генерал-майор Бузин, третий, из 10 полков, генерал-майор Боков и, наконец, четвертый отряд, из 10 полков, возглавил только что вернувшийся из Итальянского похода генерал-майор Андриан Денисов (не путать с доносчиком Федором Денисовым!).

Сам Орлов решил идти вместе с первым отрядом Платова. С ним же должны были следовать две роты донской конной артиллерии, во главе с полковником Карповым и войсковые инженеры.

20 февраля Орлов доложил государю, что все готово к выступлению. Авангард под командованием Андриана Денисова (не путать с доносчиком Федором!), ходившего с Суворовым через Альпы, двинулся на восток. Есаул Денежников отправился разведывать путь на Оренбург, Хиву, Бухару и дальше в Индию. 28 февраля (11 марта) пришло на Дон одобрение императора, и Платов с главными силами выступил из станицы Качалинской на восток. Направление было на Оренбург, где местные власти спешно готовили верблюдов и провиант для путешествия по пустыне. Денежников из Оренбурга слал своих людей по всем направлениям, но они не успели собрать нужных сведений. Императору оставалось жить 13 суток.

* * *

27 февраля полки первых двух отрядов вступили направлением на Оренбург. Войсковой атаман по старой традиции принял от своей супруги Екатерины Дмитриевны на подносе стременную чарку.

Осушил ее одним махом:

– Эх, Хиву с Индией добыть или дома не быть!

Перекрестил жену с малыми детишками и, взбодрив коня ногайкой, поскакал вслед двинувшимся полкам. На следующий день выступили в поход и другие отряды.

Трудности начались с самого начала. Зима еще была в полной силе и казаки, несмотря на то что кутались в овчинные тулупы, все равно мерзли. Холодный ветер пронизывал насквозь. Еще хуже приходилось лошадям. Степь, ровная как стол, была покрыта снегом, а, потому, если не ставить вех, легко было сбиться с дороги, особенно ночью.

 
                  …Степь на замке. Весна еще далече.
                   Мутнеют дали вороных ветров.
                   Опять метель, опережая вечер,
                   Летит на свет серебряных костров.
 

Из письма императора Павла наказному атаману Донского Войска Орлову: «Индия, куда вы назначаетесь, управляется одним главным владельцем и многими малыми. Англичане имеют у них свои заведения торговли, приобретенные или деньгами или оружием. Вам надо все это разорить, угнетенных владельцев освободить и землю привести России в ту же зависимость, в какой она у англичан. Торг ее обратить к нам». К письму прилагались карты перехода среднеазиатских ханств и самой Индии.

Уже в походе Орлов посвятил в планы командиров отрядов, взяв с них слово соблюдать тайну.

– Наша первая задача занять Бухару и Хиву, освободить там наших пленных и пополнить войско ханскими войсками.

– А когда же в Индию? – насторожились генералы.

– Теперь велено считать друзьями французов, а лупить станем английцев! – популярно объяснил последние изменения в большой политике Орлов. – В Индию же двинемся немного опосля, когда в Персию прибудет наша и французская армия. Тогда вместе сообща и двинем!

– Да неужто теперь вместе с французами заодно биться станем? – больше всех поразился еще не остывший от жарких схваток в Италии и Альпах Денисов. – Вот уж новость так новость!

– Что государем велено, то нам и исполнять должно! Большая политика не нашего казацкого ума дело, – в корне пресек разлагольства подчиненных Орлов.

– Это уж точно! – согласились казачьи генералы.

– Кстати, в государевом письме сказано, что в награду за верную службу жалует он нас всеми богатствами, которые добудем в ханствах азиатских и в землях! – на прощание приободрил своих генералов Орлов.

* * *

В феврале и марте в Задонских степях морозно и ветрено, немногие дороги занесены снегами. Поэтому начало похода было тяжелым. Особенно доставалось артиллеристам, которые, выбиваясь из сил, вытаскивали пушки из нескончаемых сугробов.

При этом отряды делали в сутки по 30–40 верст. Колючие степные ветры местами сдували снежное одеяло, обнажая темные проталины озябшей земли. Кое-где из-под снега сухостой, не успевший осенью прильнуть к земле. А впереди все та же уходящая вдаль и сливающаяся с горизонтом бесконечная белая степь.

Разумеется, никакой возможности остановиться и обогреться в нормальном жилье так же не было. Люди и лошади сутки за сутками стыли на холодном степном ветру. Единственной возможностью согреться были костры, но и для них катастрофически не хватало топлива. Из-за спешки не все было ладно и со снабжением, поэтому вскоре начались проблемы с кормом для лошадей – не хватало ни сена, ни овса. Неизмеримая, бесконечная белая степь уходит вдаль и сливается с горизонтом.

Уже через неделю после начала похода некормленые лошади едва брели среди нескончаемых буранов.

– Слава казачья, а жизнь собачья! – тихонько между собой поругивались казаки.

Орлов доносил в Петербург: «Из числа войска, в походе следующего, одни, имея деньги, издержали оные на продовольствие, другие, заимствуя друг у друга, задолжались; прочие, не имея денег и не могши занять, уделяли продовольствие подъемным от строевых, чем одних привели в усталь, а других и вовсе лишились упалыми и брошенными; таковых число не малое». Однако потерь в людях не было.

Впрочем, в начале марта в степи началась оттепель. Появились ручьи, степь разом размокла и покрылась непроходимой грязью. Теперь каждая балка сделалась страшным препятствием. Казаки матерились:

– Уж лучше бураны окаянные, чем грязища непролазная!

Через обычно мелкую речку Таловку войсковой старшина Папузин со своим полком едва-едва переправился. И был счастлив, что обошлось без потери людей и лошадей. Сорок верст он двигался в такой грязи, что лошадей засасывало по брюхо, а через треклятую Таловку переходил по наскоро устроенному помосту из хвороста, хуторских огорожей, ворот и крыш.

Всюду, куда ни кинь взгляд, покрытая снегами степь, по которой медленно движутся куда-то тысячи и тысячи маленьких, совершенно случайно занесенных сюда черных фигурок…

Наконец, донское казачье воинство вышло к Волге. К этому времени лед на реке вздулся и побурел, но еще не двинулся. Едва начал переходить через реку авангард, лошади начали проваливаться.

Когда Андриан Денисов подошел к реке со своим отрядом, то увидел, что переправа действительно опасна, и поэтому ее прекратил. Через всю реку он расставил мужиков и казаков с веревками. Снова начали переводить коней, но они снова начали проваливаться и тонуть. Пришлось опять все остановить.

– Что будем делать? – обступили казачьего генерала полковники и войсковые старшины.

Опытный Денисов снял папаху, почесал затылок, снова ее надел.

– По опыту моему житейскому знаю я, что на больших реках лед в середине всегда толще, чем по краям, – сказал он после небольшой паузы. – Поэтому выводите на берег самых рослых и сытых лошадей! Пустим вперед их и посмотрим, как пойдет! Ежели доберутся до середины, то дальше дело пойдет!

Отобрали самых крепких лошадей и пустили на лед. Вначале те начали проваливаться, но, будучи сильными, снова выбирались на лед. Потом дело пошло веселее, и все до одной лошади первой партии успешно достигли противоположного берега.

Затем уже начали переправу остальных лошадей. Сначала они проваливались, но потом тоже перешли, а тех, что проваливались, вполне успешно вытаскивали веревками казаки. На все про все на переправу ушло пять часов. Вслед за отрядом Денисова перешли Волгу и другие отряды.

Впрочем, атаман Андриан Денисов написал о переправе Волги в своих мемуарах предельно лаконично как о деле самым обыденном: «…Перешли реку безо всякого бедствия».

После этого Донское войско двинулось вниз по Волге, а затем по течению Иргиза. Чем дальше на юг, тем более степь становилась безлюднее и пустыннее. Спустя некоторое время начал ощущаться недостаток хлеба и фуража. Теперь, в отличие от начального этапа похода, по приходу на ночлег казаки уже не находили овса, да и сено было пополам с мусором. Комиссионер Теренин, обязавшийся доставлять провиант, не выполнил своих обязательств. Впрочем, были и объективные причины. На Волге предыдущее лето было неурожайным, и Теренин, несмотря на все свои старания, не смог собрать продовольствия именно по этой причине.

Вскоре начали от бескормицы падать первые лошади. Теперь за движущимися по снежной степи казаками оставался путь из вздувшихся лошадиных трупов, над которыми кружило воронье.

Наконец, выглянуло солнце, стало несколько теплее. Но теперь вместо стужи и буранов пришла новая беда – непролазная грязь. С каждым днем множилось и число больных. А затем пришел главный враг всех войн – скорбут, т. е. цинга.

А впереди были долгие недели пути по безбрежной степи.

Глава восьмая

Еще до ошеломляющего известия о походе казаков к границам Индии и готовящемся совместном русско-французском походе в саму Индию в Англии прекрасно понимали уязвимость индийских владений от вторжения с севера. Наглядным примером тому был давний поход Надир-шаха и совсем недавний – Земан-шаха. Что же до неудачи Бонапарта в Египте, то недавняя радость быстро сменилась новой тревогой. Где гарантия, что теперь, подмяв под себя всю Францию, Бонапарт не возобновит завоевание Востока в куда больших масштабах? Когда же до Лондона достигло известие о готовящемся походе казаков в Бухару и Хиву, а затем и совместном походе французского и российского корпусов в Индию, то стало понятно, надо действовать быстро и решительно. Ставки были очень высоки, и играть надо было по-крупному.

Кое-что о французских кознях в странах к северу от Индии англичане уже знали – приезжающие в Мадрас персидские купцы рассказывали о появившихся при персидском дворе французах. В Ост-Индской компании эту новость оценили как серьезную, но все же не критическую. Еще одним раздражителем являлся воинственный Афганистан, шахи которого время от времени спускались с гор и устраивали опустошительные набеги по индийским княжествам. Все это и стало причиной того, что после разгрома Майсура генерал-губернатор Уэлсли обратил свой взор на индийский север.

Летом 1800 года к шахскому двору в Тегеране была направлена британская дипломатическая миссия, во главе с тридцатилетним капитаном шотландцем Джоном Малкольмом. Капитан имел прекрасный послужной список, отличился как в третьей, так и в четвертой майсурских войнах, был прекрасным наездником и, что самое главное, знал, помимо нескольких других восточных языков, фарси. В политическом департаменте компании Малкольм числился в любимчиках генерал-губернатора. Именно он, после взятия Серингапатама, помогал Уэлсли создавать новое правительство Майсура. Отправляя любимца в Персию, Уэлсли не скрыл всю важность предстоящего мероприятия:

– Милый Джон, ты должен любой ценой, подчеркиваю – любой, купить дружбу шаха и подписать договор о совместной обороне от афганцев и французов.

– Есть ли проект договора? – осведомился капитан.

– Договор составишь на месте сам. Запомни, что основная цель миссии – предупредить вторжение в Индостан Земан-шаха, если же он все же вторгнется в Индостан – заставить его отказаться от этой экспедиции угрозой его собственным владениям. Следующая цель – заставить персидский двор принять энергичные меры против французов в случае, если они когда-либо попытаются проникнуть в Индию северным путем. Шах должен помешать Земан-шаху вторгнуться в Индостан. За эту услугу компания обязуется выплачивать Персии ежегодно субсидию в размере 300 тысяч рупий.

– А если персы не согласятся на эту сумму? – не слишком вежливо перебил начальника Малкольм.

– Тогда увеличивайте ставки! – передернул плечами Уэлсли. – Можете довести ее до 350 тысяч или даже до 400 тысяч рупий. Но мне нужны гарантии, что ни единому французу не будет позволено появиться в подвластных шаху краях. Кроме этого, шах должен был включать соглашение о том, что шах объявит войну своему давнему противнику Афганистану, если тот предпримет какие-то враждебные шаги против Индии.

– Каковы будут наши обязательства перед шахом?

Уэлсли усмехнулся, умница Малкольм понимал его с полуслова.

– Если французы или афганцы нападут на Персию, мы снабдим шаха всем военным снаряжением, необходимым для их выдворения. Более того, в случае французского вторжения мы обязываемся направить в помощь шаху нашу армию. Было бы отлично, если бы ты заручился согласием шаха дать нам возможность атаковать французов, в случае их попутки попасть в Индию через Персию.

– Я сделаю все, что будет в моих силах! – заверил генерал-губернатора Малкольм.

Малкольм прибыл в Тегеран с грудой богатых подарков и эскортом из пятьсот человек, включая сто индийских всадников и пехотинцев, триста слуг и помощников.

Вести переговоры Малкольм был горазд. Фатх-Али-шах был убаюкан убедительными и льстивыми речами Малкольма. Доволен он был и богатыми дарами, на которые расщедрилась компания. Украшенные золотом и драгоценными камнями ружья и пистолеты, усыпанные драгоценностями часы, огромные позолоченные зеркала и даже… телескопы, все это значительно облегчило путь к подписанию договора. Разворотливый Малкольм не забыл и о дарах для шахского окружения и жен его гарема. Особо щедро была одарена любимая из жен, имевшая титул Таджи-Доулэт – венец-государства.

Когда в январе 1801 года облаченный в роскошные одежды Малкольм с небывалой помпой покинул Тегеран и отправился в обратный путь, он вез тексты всех соглашений, за которыми прибыл. Два соглашения (одно политическое, а другое торговое) были подписаны Малкольмом и главным министром шаха Хаджи Ибрагимом. Но поскольку они не были формально ратифицированы, у Лондона оставались определенные сомнения в их обязательности. Впрочем, эта юридическая тонкость, не замеченная персами, вполне устраивала англичан. Что касается шаха, то он вскоре обнаружил, что в обмен на обещания, за исключением щедрых подарков, он реально почти ничего не получил.

Что ж, миссия Малкольма явилась реальным политическим успехом. Договоры 1800 года предоставляли Англии широкие политические и экономические привилегии. В Лондоне говорили даже о фактической капитуляции Персии перед Британской Ост-Индской компанией. Но это было уже большое преувеличение…

* * *

Решая вопросы с приграничной Афганистану Персией, англичане попытались решить вопрос и в самой Франции. В том же 1800 году в Париже был организовал заговор с целью устранения консула Бонапарта. Первое покушение на Бонапарта было осуществлено 10 октября на выходе его из Парижской оперы. Генерала должны были зарезать кинжалами выскочившие из толпы четверо заговорщиков. Однако этот заговор был предотвращен полицией под руководством Жозефа Фуше, который внедрил в ряды заговорщиков агента. Четверо убийц были арестованы непосредственно перед самим покушением и вскоре казнены. Что касается Бонапарта, то он ни минуты не сомневался, что за заговором стоят англичане. Но на этом беды первого консула не закончились. Англичане снова взялись за дело, причем на этот раз гораздо масштабнее, чем ранее. К второму покушению были привлечены бретонские шуаны (крестьяне-роялисты) во главе со своим знаменитым вожаком Жоржем Каудалем. В Париже шуаны купили телегу и лошадь, телегу набили бочками с порохом. Предполагалось взорвать телегу, когда мимо будет проезжать карета с Бонапартом. Вечером 24 декабря 1800 года первый консул Франции Бонапарт отправился в оперу, чтобы присутствовать на оратории Гайдна «Сотворение мира». Карету охранял конный конвой консульской гвардии. Вместе с Бонапартом в карете ехали военный министр Бертье, генерал Ланн и адъютанты. Во второй карете ехала жена Бонапарта Жозефина с дочерью и сестрой. Экипаж Бонапарта проехал по улице Сен-Никез и выехал на улицу Фобур Сент-Оноре, где его уже ждала «адская машина». В самый последний момент заговорщики занервничали и подожгли фитиль слишком поздно, когда обе кареты уже проехали мимо телеги. Сила взрыва была огромна. «Адская машина» взорвалась, убив множество невинных прохожих. Бонапарт отделался легким испугом, а Жозефина упала в обморок. При этом Бонапарт настоял на том, чтобы после взрыва всем ехать в оперу, где публика, узнав о провале заговора, радостно приветствовала первого консула. Через неделю полиция уже задержала некоторых членов заговора. Большая часть организаторов заговора была казнена. При этом снова вскрылись их связи с Англией.

Ну, а что же Петербург? Неужели англичане не предприняли никаких шагов в отношении российского императора?

В те дни английский посол в Петербурге Чарльз Уитворт уже бомбардировал Лондон паническими посланиями: «Император, каков он ни есть, – самодержавный властитель могущественной, связанной с Англией, империи, из которой только мы – англичане, можем добывать средства на поддержания первенства нашей морской силы. Мы должны быть приготовлены ко всему, что бы ни случилось. Император буквально не в своем уме. Он не руководится в своих поступках никакими правилами или принципами, все его действия – суть последствия каприза или расстроенной фантазии». Что ж, если российского императора не удается образумить, то его следовало устранить. Павел создавал для них слишком много проблем – политических, экономических и военных. Но главным был страх за безопасность Индии!

На этот раз в Лондоне было решено действовать еще более масштабнее, чем при покушениях на Бонапарта. Причем никаких разбойников с кинжалами и «адских машин» предусмотрено не было. Российского императора должны были ликвидировать его ближайшие соратники…

* * *

Ключевыми участниками готовящегося заговора против императора Павла стали братья Зубовы – представители еще недавно самого могущественного клана, сложившегося вокруг Екатерины II. Во главе его состоял бывший фаворит императрицы князь Платон Зубов. Помимо него, в заговор входили брат Николай и отчасти Валериан.

Современник А. Вельяминов-Зернов сразу после трагических событий писал: «Английским послом при Петербургском дворе был в то время Уитворт. Не знаю, из Англии ли сообщена ему мысль об убиении Павла или она родилась в петербургском его приятельском обществе и лишь подкреплена из Лондона денежными пособиями, но знаю, что первый заговор о том сделан между ним и Ольгою Александровною Жеребцовою, сестрою Платона Зубова, с которой он был в любовной связи. Они решились посоветоваться об этом с графом Никитою Петровичем Паниным (бывшим министром), который жил тогда в деревне, будучи в опале».

Вначале была организована операция по возвращению из ссылки в столицу Платона Зубова. Сделать это было очень непросто, но этот вопрос решила любовница Уитворта Ольга Жеребцова. Операция по возвращению в столицу одного из вдохновителей будущего заговора была сложная и многоходовая. Жеребцова передала большую сумму денег некой Луизе Шевалье (французской певичке), состоявшей в любовной связи с любимцем Павла графом Кутайсовым. После этого обработанный Кутайсов уговорил доверчивого императора простить и вернуть в столицу «непутевого» Платона Зубова. Доверчивый Павел немного поупрямился, но потом согласился, что настоящему христианину следует уметь прощать….

Следует сказать, что, несмотря на опалу, братья обладали большим влиянием среди петербургской элиты. Приступив к осуществлению замысла, они начали активно вовлекать в заговор всех недовольных императором, а таких было, прямо скажем, немало. Образ богатой Англии, где власть короля ограничена магнатами, импонировал российскому нобилитету, не имевшему возможности осуществить подобную политическую модель у себя на родине. Ослабленная британская монархия нравилась российским аристократам больше, чем эксцессы французской революции и сменивший их авторитарный режим генерала Бонапарта.

А затем в карманы потенциальных заговорщиков обильно посыпалось британское золото. По свидетельству очевидцев, заговорщики были абсолютно не ограничены в средствах. Дело в том, что автором заговора против российского императора являлся премьер-министр Англии Вильям Питт-младший, выделивший на устранение Павла два миллиона российских золотых рублей, сумму по тем временам огромную! Деньги в Петербург доставил с берегов Туманного Альбиона кузен графа Палена Шарль. Напомним, что на всю экспедицию атамана Орлова в Среднюю Азию ушло только полтора миллиона серебром! Осел, нагруженый золотом, как известно, откроет любые ворота. Именно поэтому послу Уитворту не стоило больших усилий, чтобы через свою любовницу тридцатипятилетнюю Ольгу Жеребцову (сестру братьев Зубовых) привлечь к заговору и тогдашних хлебных магнатов, несущих по вине Павла огромные убытки, – адмирала де Рибаса, графа Палена и графа Панина, а также нескольких гвардейских офицеров. Наибольшее число изменников было навербовано в элитных гвардейских Преображенском и Семеновском полках. Всего в планы Зубовых, Панина, де Рибаса и Палена было посвящено как минимум 180 человек. По другим оценкам, число заговорщиков достигало трехсот. Впоследствии об организаторах заговора проговорился один из его руководителей граф Пален. На склоне лет он признался: «Группа наиболее уважаемых людей страны, поддерживаемая Англией, поставила себе целью свергнуть жестокое и позорное правительство и возвести на престол наследника великого князя Александра».

Роль связующего звена между участниками и английским послом в Петербурге лордом Уитвортом досталась все той же красавице Ольге Жеребцовой, отличавшейся авантюрным характером и завидной предприимчивостью. Помимо всего прочего, Жеребцова, как мы уже говорили, являлась любовницей английского посла. Последнее обеспечивало заговорщикам идеальный канал для передачи денег и информации.

Ольга Александровна играла роль хозяйки великосветского салона и обеспечивала связь заговорщиков с английским правительством через переписку с лордом Уитвортом. Сегодня известно, что большая часть тайной переписки руководителей заговора переправлялась курьерами английского посольства, т. к. так было безопаснее. Братья Зубовы усиленно вербовали сторонников.

Англичане очень рассчитывали, что в случае устранения Павла его сын Александр восстановит пробританский курс российской внешней политики. Именно поэтому Уитворт пытался сблизиться с окружением великого князя, для чего, с согласия Ольги Александровны, завязал бурный роман с графиней Анной Толстой. Муж последней служил камергером при великокняжеском дворе, а сама Толстая была близкой подругой жены Александра – великой княгини Елизаветы Алексеевны.

Тогда же заговорщики искусно настроили Павла против возвращавшегося из Швейцарии Суворова. Авторитетный и решительный генералиссимус был для них весьма и весьма опасен. Удивительно, что Суворов отошел в мир иной очень и очень вовремя…

Жена начальника военно-походной канцелярии графа Ливена Дарья Христофоровна, также вовлеченная в заговор, усиленно распространяла слухи, что истинной целью посылки казаков являлась задуманная Павлом ликвидация казачества. Императору якобы надоело автономное войско со своими традициями. Во-первых, казаки укрывают беглых. Во-вторых, им не наденешь букли и не заставишь заниматься строевой подготовкой в манеже. Поэтому и послали их туда, откуда нет возврата. Ну, а Платов повел своих станичников с радостью, лишь бы подальше от Петропавловской крепости.

Одновременно еще один из вдохновителей заговора вице-канцлер граф Панин получил согласие на отстранение от власти отца от старшего сына Павла цесаревича Александра. Поначалу цесаревич якобы противился, но потом дал себя уговорить.

Впрочем, активность Панина не осталась незамеченной, и в ноябре 1800 года он был сослан в смоленское имение. Но главное свое дело Панин уже сделал – механизм заговора уже заработал…

Еще раз вспомним полномочного посланника во Франции Степана Колычева. Прямых улик против Колычева как непосредственного участника заговора нет, однако косвенно его поведение во Франции в контекст заговора вписывается четко. Известно, что в декабре 1800 года Колычев получил от Павла I инструкции, в соответствии с которыми Россия отказывалась от любых действий в поддержку Австрии и признавала границы Франции по Рейну. Франции, кроме того, предлагался обоюдовыгодный торговый договор, а в секретном приложении Колычеву предписывалось рекомендовать Бонапарту принять наследственный королевский титул. Однако до самой смерти Павла никаких шагов в этом направлении Колычев так и не предпринял, по существу, саботируя приказание императора. Более того, в адрес Павла в марте 1801 года он отправил письмо, в котором открыто заявил, что отказывается исполнять свои обязанности. Павел I получить это письмо уже не успел. Но саботаж Колычева был по достоинству оценен взошедшим на престол англоманом Александром I, который немедленно присвоил Колычеву ранг вице-канцлера.

Случались и накладки. Так, в декабре скоропостижно скончался один из главных заговорщиков – адмирал де Рибас. Ходили слухи, что де Рибас умер не своей смертью. В какой-то момент он решил отойти от заговора и покаяться перед Павлом. Этого было вполне достаточно, чтобы внезапно умереть. А в начале 1800 года одно из писем Уитворта перехватила Тайная канцелярия. После этого Павел потребовал изгнать английского посла из России: «Имея давно уже причину быть недовольным поведением кавалера Витворта в теперешних обстоятельствах, когда нужны… мир и согласие, дабы избегнуть неприятных следствий, какие могут произойти от пребывания при моем дворе лживых министров, желаю, дабы кавалер Витворт был отозван…» Уитворт был вынужден покинуть Россию, впрочем, уехал он недалеко. Бывший посол обосновался в Дании, откуда было очень удобно поддерживать связь с участниками «комплота» в Петербурге.