Текст книги "Кавказский дебют. От Екатерины II до Павла I"

Между тем молва о падении Дербента распространилась по всему Дагестану, и горские владельцы, опережая друг друга, поспешили в наш лагерь с изъявлениями покорности. Надо отметить, что Зубов не забыл поощрить за содействие во взятии Дербента своих союзников. Так, кадий табасаранский получил от него золотую табакерку, а три его сына – перстни, осыпанные бриллиантами. Тархалинскому хану был послан горностаевый мех.

Что касается ставшего почетным пленником Шейха-Али-хана, то он, пользуясь предоставленной ему полной свободой, вскоре сбежал в горы. Заметим, что с него была взята клятва, что не сбежит. При этом Шейх-Али клялся на Коране! Но что такое клятва на Коране, когда так неймется отомстить!

– Что-то наши ханы стали разбегаться, как тараканы, – меланхолично заметил граф, когда ему доложили о бегстве Шейх-Али.

Надо сказать, что граф времени понапрасну не терял. После взятия Дербента он немедленно отправил в ханства Северного Азербайджана (Южный Азербайджан, находившийся за Араксом, считался уже непосредственно персидскими владениями) отряды генерал-майоров Рахманова и Булгакова.

– Ваша задача нелегкая, – говорил Зубов командирам отрядов на прощанье. – Мирными средствами, а в случае отказа и военной силой, добиться от местных правителей признания протектората России. Но еще раз повторюсь, что худой мир всегда лучше хорошей войны, поэтому старайтесь договариваться до последнего, а только потом пушки и штыки.

Высылаемые в азербайджанские земли отряды имели и еще одну немаловажную задачу. В случае необходимости они должны были задержать авангард шахского войска, дав время для развертывания главных сил корпуса. Что касается самого Дербента, то за время двухнедельной стоянки корпуса у его стен в городе полностью наладилась мирная жизнь.

С судов Каспийской флотилии сошел десантный отряд: семь сотен черноморских казаков под командованием полковника Головатого, а также две роты Кабардинского пехотного полка. После этого по приказу командующего суда двинулись вдоль берега на юг, чтобы помочь сухопутным войскам в занятии Баку.

Глава четвертая

Вскоре после взятия Дербента выделенный Зубовым отряд генерал-майора Рахманова занял Баку, причем без малейшего сопротивления, а генерал Булгаков, с четырьмя драгунскими и казачьими полками и четырьмя пехотными батальонами, мирно овладел Кубинским ханством. Вдоль каспийского побережья на юг помчались казачьи разъезды. За казаками вдоль берега следовали и егеря. Чтобы те двигались быстрее, Зубов распорядился закупить им по три лошади на капральство с опытным коноводом. На лошадях егеря везли свою амуницию, порох, а также провиант. Сами же шли рядом налегке, ничем не обремененные. Кроме этого, один из егерей попеременно отдыхал от ходьбы, продолжая путь на одной из лошадей. Поэтому егеря двигались быстро и от казаков почти не отставали. Каспийская флотилия крейсировала вдоль персидского побережья, высаживая десанты черноморских казаков. Они на своих «чайках» смело вступали в бои с лодками-киржимами, на которых плавали шахские сарбазы. Причем наши всегда одерживали верх. И вскоре юго-западные воды Каспия, к которому примыкали самые процветающие персидские провинции, полностью были в руках Зубова.

Что касается главных сил Кавказского корпуса, то отдохнув под стенами Дербента, они также двинулись дальше и легко покорили Шемаху. Испугавшись за свою жизнь, владетель Шемахи Мустафа-хан Ширванский бежал в Персию.

– Зачем бежал? – пожал плечами Зубов. – Никто четвертовать его не собирался!

Командующий быстро восстановил спокойствие в городе, а само ханство передал в управление родному дяде хана – Кассиму.

– Рожа у этого ханского дядюшки уж больно хитрая, чую, предаст нас при первой возможности! – сказал Зубову генерал Римский-Корсаков, глядя, как униженно пресмыкается перед графом новоназначенный хан.

– Да они тут все один другого лучше! – вздохнул Зубов. – Каждый только и ждет, чтобы соседу нож в спину вставить! Но пусть пока будет хоть этот.

Никакого чуда, разумеется, не произошло, и вскоре Кассим-хан, конечно же, предаст Россию. Увы, не он был первым, не он был и последнем…

В это же время бежавший из расположения русских войск бывший дербентский хан Шейх-Али укрылся в горном селении Хырыз, начав возбуждать кубинцев против русских. А когда узнал о приказе Зубова изловить его, бежал из Хырыза к лезгинам. Объявившись вскоре в Дагестане, клятвопреступник Шейх-Али принесет впоследствии еще немало хлопот преемникам Зубова.

Из Баку Зубову доставили боченок горного масла (нефти). Штаб-лекарь Линц, обмакнув в черной маслянистой жидкости палец, понюхал его:

– Сие масло, ваше сиятельство, обладает лечебной силой. Замечено, что верблюды, проходя мимо Баку, излечиваются от облысения, а люди тамошние потребляют ее от каменной болезни, скоробута и ревматизма.

Зубов иронично посмотрел на штаб-лекаря:

– Не уверен, что сия микстура вернет мне мою ногу. Что до других чудодейственных свойств, то передайте ее тем, кто лыс, беззуб и мучается подагрой. Мне же это пока ни к чему.

Генерал-майор Рахманов, вернувшись в главный лагерь из Баку для доклада, приглашал Зубова посетить город:

– Ваше сиятельство, побывать на Кавказе и не увидеть Баку – это все равно что быть во Франции и не увидеть Версаль!

– Все это так, – вздохнул Зубов, но каждая поездка дается мне весьма тяжело, особенно в жаркую пору. Мы на Кавказе надолго, так что Баку никуда от меня не денется. А за приглашение – спасибо!

* * *

После падения Дербента в Кубинском и Дербентском ханствах наступило относительное спокойствие. К середине июля становилось очевидным, что операция завершена досрочно и ее надо либо разворачивать дальше ради того, зачем она, собственно, начиналась, или остановиться, ограничившись достигнутым – войска восходили к Эльбрусу на юге, угрожая Казвину, проникли до Шемахи и Ардебиля на западе, нависая над Тавризом и всем Восточным Закавказьем…

Тем временем неутомимый Шейх-Али все же сумел возбудить казикумухцев и ряд других племен.

– Любое противу нас направленное поползновение будем пресекать в зародыше! – решительно объявил Зубов, узнав, что в Казикумухе собираются враждебные силы.

И немедленно отправил отряд Булгакова к верховьям реки Самур.

В это время шекинский и карабахский ханы заключили тайный сговор, чтобы действовать сообща в борьбе с русскими. Вскоре к ним совершенно неожиданно присоединился и обитавший в корпусном обозе российский ставленник на персидский престол Нури-Али-хан. За участие в заговоре Нури-Али-хану была обещана в жены дочь карабахского хана, славившаяся красотой на весь Кавказ. Возбужденный мечтами об обладании красавицей Нури-Али вызвался убить Зубова:

– Я возьму самый острый и длинный нож и вонжу его прямо в сердце этому проклятому московиту! – хвалился он ханским посланцам своим будущим подвигом.

– Вай-вай! Какой герой! Вай-вай, какой джигит! – качали те головами в тюрбанах.

Тогда же был назначен день, в который Нури должен был проникнуть в палатку главнокомандующего и, пользуясь тем, что Зубов никогда не держал около себя караулов, поразить его кинжалом. Смерть Зубова должна была послужить сигналом к общему нападению на лагерь шекинцев и карабахцев и принести ханам победу, а Нури – обладание первейшей карабахской красавицей.

Спланировано все было действительно неплохо, и как бы все вышло, еще неизвестно. Вполне возможно, что заговорщикам и удалось бы осуществить свой коварный замысел. Но, как это часто бывает, вмешался его величество случай. Утром дня, когда должно было состояться убийство, Нури решил немного поджигитовать на своем коне. Во время этой джигитовки с головы его слетела папаха, из которой неожиданно выпала записка. Эту записку увидел дозорный казак и немедленно передал в штаб корпуса. Разумеется, в штабе имелись толмачи-переводчики, которые письмо прочитали. Это было послание одного из заговорщиков к Нури. После этого неудавшийся шах и неудавшийся герой-террорист был арестован и отправлен морем в Астрахань, а русские полки заняли Шекинское и Карабахское ханства.

Понять Нури-Али-хана вообще невозможно, так как после похода в Персию и разгрома войск Ага Мохаммеда Зубов предполагал именно его посадить на шахский трон и Нури об этом прекрасно знал. Впрочем, все могло быть намного тоньше и глуповатого Нури просто могли «подставить». Что и говорить, Восток – он всегда был и оставался Востоком!

Так как прямых улик к обвинению ханов в заговоре у Зубова не было, он заявил им так:

– То, что вы замышляли против меня недоброе, мне доподлинно известно. Поэтому, хотя я и сохраняю за вами власть и звание правителей, однако же требую выдать аманатов и присягнуть на подданство России. Кто этого не сделает, тому ханом не бывать!

Никто не ожидал, что хан карабахский попробует отправить Зубову аманатом-заложником свою раскрасавицу дочь, в надежде, что тот в нее влюбится, а затем (на все воля Аллаха!) станет и ханским зятем. Но Зубов на эту наживку не клюнул.

Красавицу немедленно вернули обратно отцу, а вместо нее был забран старший из ханских сыновей.

– Так-то будет надежней! – решил Зубов.

16 июня в Ставку главнокомандующего прибыли казаки из Баку и Шемахи. Они привезли с собой хорошие вести. С первой казачьей партией приехал окруженный большой свитой бакинский хан, который просил принять его под «высокое» покровительство Российского государства. В доказательство своей преданности и усердия хан Баку доверительно поведал Зубову:

– Когда персидский шах Ага Махоммед наступал на меня с конным войском, то я постарался во всем угодить ему и тем отвлек персидского владыку от намерения идти на помощь осажденному вами Дербенту. А когда получил приятное известие о взятии Дербента, то в знак великой радости приказал стрелять из пушки. Это лишь доказывает мою вселенскую любовь к вам!

– На самом деле, такая любовь многого стоит! – кивнул ему Зубов, пряча ироничную улыбку.

Казаки, вернувшиеся из Шемахи, доложили, что дорога к городу весьма плоха. Но в тридцати верстах от столицы Шемахинского ханства расположено лесное урочище Курт-Булак со множеством родников с чистейшей питьевой водой и обилием травы для лошадей.

– В этом урочище можно расположить со всеми походными удобствами большой военный лагерь, – прокашлявшись в кулак, доложился казачий есаул. – К тому же оно находилось в удобном месте, рядом проходило несколько дорог.

Сообщение об урочище Курт-Булак обрадовало графа Зубова, весьма обеспокоенного дальнейшими перспективами Персидского похода. Дело в том, что к этому времени трава в закавказских степях уже выгорела и с каждым днем было все труднее находить корм коням, не говоря уже об обозных верблюдах и волах. Запасов фуража в обозе также давно не было.

Кроме того, местный хан также изъявил покорность и желание встать под высокую руку России, – продолжил свой доклад есаул. – Он даже выдал каждому казаку по целковому серебром, а усталых лошадей сменил на своих, свежих. Я на Кавказе не первый раз и скажу, что такое внимание значит много.

– Спасибо за службу! – поблагодарил граф обстоятельного есаула. – Ступай, отдохни!

А у шатра Зубова уже топтался посол от ширванского хана Мустафы, одного из самых влиятельных владельцев в землях Северного Азербайджана. Как и его предшественники, присланный на переговоры бек начал с заверения в неземной любви своего властителя к России.

– Во время последнего нашествия персидских полчищ в Закавказье, – начал свой монолог посол, – мой господин – хан Ширвана (да продлит Аллах его годы!) вместе со своими подданными укрылся от врага в горах и находился там с зимы до весны. А отряды храбрых ширванских воинов препятствовали шаху Персии в его движении за Дербент! Нашими джигитами было убито три тысячи вражеских всадников. За это жестокосердный Ага Махоммед-хан на обратном пути из разгромленного Тифлиса разорил нашу Шемаху до основания. Я прошу вас не сомневаться в самых дружественных чувствах ширванского народа и его владыки к России.

Будучи прекрасно осведомленным о том, что происходило в Закавказье год назад, Зубов понимал, что посланец хана говорит правду, хотя как каждый восточный человек слишком превозносит свои заслуги. По этой причине Зубов благосклонно выслушал бека-посланника, щедро его одарил и обещал правителю Шемахи всяческую помощь. С чем тот и возвратился к Мустафе-хану ширванскому, одному из самых влиятельных владельцев в землях Северного Азербайджана.

После этого, пристегнув протез и выйдя из палатки, генерал-поручик увидел несущегося к лагерю галопом в клубах пыли одинокого всадника. Сердце Зубова заныло от нехорошего предчувствия. Так оно и оказалось! Привезенные известия были тревожны. Бывший дагестанский хан Шейх-Али уже подговорил казикумухского Сурхай-хана, и тот решился ночью внезапно напасть на Кубу (Губу), чтобы вырезать стоявший там отряд генерала Булгакова. До нападения времени оставалось почти ничего, но Зубов все же предупредить Булгакова успел. Теперь оставалось только ждать, как справится с надвигающейся на него бедой опытный Булгаков.

* * *

Тем временем атаман Матвей Платов перешел со своей конницей в благодатное урочище Курт-Булак и удобно расположился там. Люди и кони получили долгожданный отдых. Из урочища Платов дальними разъездами вел наблюдение за возможными действиями персов, которые пока ничем себя не проявляли.

Главные же силы экспедиционного корпуса выдвинулись к реке Ата-чай, направляясь на Шемаху. Причиной весьма медленного движения русских войск стала затянувшаяся выгрузка с судов доставленного из Астрахани провианта у Низовой пристани. Штормовой Каспий затруднял выгрузку, так как причалы отсутствовали и грузы перевозили на берег лодками. Еще медленнее тянулся вслед за корпусом, под прикрытием казаков-хоперцев, войсковой транспорт. Для тяжелых обозных фур местные каменистые дороги были сущим бедствием.

20 июня в штаб-квартиру пришло неприятное известие. Дерзкий Шейх-Али-хан во главе большого конного отряда дагестанских горцев внезапно напал на Кубу, владетельный хан которой заявил о переходе в российское подданство. При этом Шейх-Али-хан освободил находившуюся там мать и жену и с отрядом умчался обратно в горы.

– Признаю, что слишком доверился, поверив лукавому Али, а не отправил его, как советовали сведующие люди, в Астрахань или в Кизляр под строгий надзор! – признал Зубов свою ошибку.

Лихой налет Шейх-Али-хана на Кубу показал, что он уже собрал достаточно крупный отряд и в ближайшее время может перейти к партизанским действиям против наших войск в предгорьях Кавказа. Это было уже опасно.

– Приказываю немедля прикрыть наш провиантский подвижный магазин кавалерийской бригадой генерал-майора Беннигсена, а в Кубу направить крепкий гарнизон на случай повторного налета, – распорядился граф.

Одновременно Валериан Зубов велел Платову и его казакам сделать в горах поиск бежавшего Шейх-Али-хана. Однако экспедиция в горы никаких результатов не дала. Бывший дербентский хан беспрепятственно забрался еще выше и обосновался в Горном Дагестане. Жители аула Калалык, где укрылись на время его мать и жена, отказались выдать беглянок русским, а отпустили, хотя предварительно и обобрали до нитки.

Местный бек просил Зубова наказать Калалык за своеволие силой оружия. Зубов в просьбе решительно отказал. Начала большой войны с горцами было ему не нужно. Тогда бек послал в горное селение своих чиновников-беков, которые доставили к нему четыре десятка жителей, виновных в том, что за богатый откуп выпустили семью бывшего хана.

Судья – кади местного правителя – объявил виновным большой штраф. Помимо штрафа, всех отлупили толстыми палками. После этой судебной процедуры вынесли Коран и штандарт Нижегородского драгунского полка и рядом с ними мулла привел всех жителей аула к присяге на верность России.

К радости командующего, воинские отряды, приводящие в повиновение ханства Северного Азербайджана, почти повсеместно встречали приязненно. Местные ханы, беки и юз-баши один за другим весьма охотно присягали на верность России. При этом Зубов и его генералы строго следили, чтобы во взаимоотношениях с местными не было насилия, произвола и мародерства.

Со временем уменьшились и опасения о появлении персидского войска. Стоящая за Араксом шахская конница так и не показалась. Высылаемые же на юг казачьи разъезды и местные лазутчики никаких тревожных вестей из речного приграничья не приносили.

Наличие достаточного количества серебра (ассигнации на Кавказе никто не брал) позволяло закупать провиант на месте. Помощь, хоть и небескорыстную, оказал кубинский хан, приславший большой обоз хорошей пшеничной муки, из которой тут же выпекли белые сухари. Вместо круп солдатам и офицерам выдавали немолотую пшеницу. Поэтому основой рациона для всех являлась пшенная мясная каша с сухарями, что всех устраивало.

Теперь, если что и донимало русских солдат, так это летняя жара. Вскоре трудно стало добывать и корм для лошадей. Поэтому лошадей сбивали в отгонные табуны, которые пасли в горах под надежной охраной. Но были и маленькие походные радости. Например, генерал Леонтий Беннингсен наконец-то доставил в лагерь главный обоз. Понемногу начали подходить из России и войска, предназначенные для участия в будущем большом Персидском походе – Углицкий пехотный и Острогожский легкоконный полки. Из Тифлиса с отрядом прибыл князь Павел Цицианов, назначенный затем комендантом Бакинской крепости. В Баку Цицианов сблизился с его властителем Гуссейн-Кули-ханом, который впоследствии станет его убийцей…

Из гарнизона Дербента также подошли две роты Казанского пехотного полка.

Теперь вся огромная территория от бурливой Куры до пограничного Аракса была под российским контролем. В начале июля Зубов стал стягивать главные силы действующего корпуса к урочищу Курт-Булак, где намеревался устроить свой главный лагерь.

* * *

Между тем против отряда генерал-майора Булгакова готовилась диверсия. В ночь на 29 сентября большой отряд горцев скрытно прибыл в селение Алпаны и захватил вход в узкое ущелье, по которому можно было спуститься с гор на равнину Кубинского ханства. Затем шайка горцев нагло напала и захватила наш транспорт с хлебом и скотом. Это был самый настоящий вызов.

Раздосадованный разбойничьим налетом, Булгаков решил выслать в разведку роту егерей, под командой капитана Семенова. Задачу он поставил Семенову так:

– Неприятеля открыть, но далее не ходить! Встать в засаду, послать гонца о месте пребывании и ждать помощи! Ну, а ежели, удастся на след наших ворованных фур напасть, то отбивать немедля!

Капитан Семенов горцев обнаружил, гонца о помощи послал, а сам встал в засаду в Алпанском ущелье. Скоро с равнины к егерям подошел подполковник Бакунин еще с тремя егерскими ротами, казачьей сотней и двумя пушками. Ущелье, перед которым стоял русский отряд, было сплошь покрыто чинаровым лесом.

– Ущелье в дремучих зарослях, дорога очень узка и перерезана оврагами, – доложился Бакунину капитан Семенов. – Предлагаю занять позицию на выходе из ущелья и держать противника под прицелом. Такая позиция позволит нам держать оборону при любой численности противника, так как выбираться из ущелья они смогут только малыми партиями, которые мы без особого труда перебьем.

Но Бакунин, подумав, от весьма мудрого совета отказался.

– Так мы можем сидеть здесь до скончания дней! Поэтому будем действовать не оборонительно, а наступательно. За ночь скрытно поднимемся вверх по ущелью, а с рассветом, как снег на голову, падем на неприятеля на горных вершинах. Выступаем немедля!

Большинство офицеров план подполковника одобрили. Так было принято одно из самых роковых решений той военной кампании…

Двинулись! Дорога шла по сплошным косогорам, ямам и рытвинам. Временами егерям приходилось прорубаться сквозь сплошные лесные чащобы тесаками. Измученные лошади вскоре уже едва тянули пушки и, чтобы не задерживать отряд, артиллеристам приходилось тащить их на себе. Наконец, понемногу начало светать. Впереди забелели сакли аула Алпаны, приютившиеся на самом склоне горы.

– Ну, кажется, дошли! – вытер Бакунин пот со лба. – Сейчас выберемся на опушку, построимся в боевые порядки, и тогда возьми нас за рупь с полтиной!

Однако, едва отряд стал вытягиваться из леса, как огромная толпа горцев, числом более пятнадцати тысяч, ринулась на выходящих на опушку егерей. Нападение было настолько внезапным и стремительным, что многие были изрублены еще до того, как успели понять, что с ними произошло. Столь же быстро были захвачены и обе пушки, не успевшие сделать и выстрела. Шедшие впереди отряда подполковник Бакунин и капитан Семенов были убиты в числе первых, вместе с ними было изрублено саблями и большинство офицеров. Через минуту-другую отряд был уже окружен со всех сторон, после чего началось беспощадное истребление. Наверное, там, на опушке, все бы и остались, но остатки отряда спасли все те же лесные чащобы. Вспомнив, что немного ниже по ущелью лежали груды спиленных на дрова деревьев, оставшиеся в живых егеря и казаки бросились туда. Укрывшись за сваленными деревьями, они под командой последнего оставшегося офицера – поручика Миронова отбивались где пулями, а где штыками и саблями из последних сил. Но сколько они могли продержаться? Час? Два?

Вне всяких сомнений, все закончилось бы совсем трагично, если бы не огромный боевой опыт генерал-майора Булгакова. Получив информацию о скоплении у Алпаны большого количества горцев, он распорядился немедленно отправить вдогонку Бакунину в полном составе Угличский пехотный полк полковника Стоянова с четырьмя пушками.

– Драка там, судя по всему, предстоит серьезная, а потому любая помощь будет не лишней!

Поднимаясь по ущелью, Стоянов услышал сбивчивые выстрелы, вопли «Алла» и крики убиваемых людей.

– Быстрей! Быстрей! – торопил полковник своих солдат. – Можем не успеть!

Последнюю версту угличцы бежали в гору бегом. Появление целого полка стало для горцев неприятным сюрпризом. Вошедшие в раж черкесы появление солдат просто прозевали. Более того, Стоянов успел поднять на гору и пушки. Теперь внезапность была на стороне наших. Пушки ударили картечью в упор, щедро находя себе поживу в плотных толпах противника, укладывая наземь десятками и сотнями…

Вслед за картечью дружно ударил в штыки и Угличский полк. Наверное, если бы дело происходило на равнине, все закончилось бы иначе, и противник просто бежал. Но сейчас огромному скоплению горцев деваться было некуда. С горы в долину вело только одно ущелье, и оно было перекрыто…

Теперь уже русские солдаты, мстя за павших товарищей, без устали работали штыками. Прижатые к обрыву, горцы дрались до последнего, впрочем, их в плен никто брать не собирался. Надвинув на глаза папахи, самые отчаянные с саблями бросались на штыки. Другие предпочли закончить жизнь, кидаясь в пропасть. Через какой-то час все было кончено…

Тела убитых офицеров были привезены в лагерь отряда и два десятка раненых солдат; прочих похоронили на месте сражения по христианскому обряду. Так как жители Алпаны участвовали в истреблении отряда Бакунина, все найденные в ауле съестные припасы и фураж забрали.

Когда Булгакову доложили об обстоятельствах боя, он пришел в неописуемую ярость:

– Владения гнусного изменника Сурхай-хана опустошить и сжечь!

Войска уже двинулись из лагеря к намеченным для истребления аулам, когда к Булгакову примчался сам Сурхай-хан. Спрыгнув с лошади, он пополз к генералу на коленях, выкрикивая проклятья втянувшего его в авантюру Шейху-Али-хану и моля о пощаде ни в чем не повинных женщин и детей.

– Каков подлец, – с силой ударил себя плеткой по сапогу стоявший рядом казачий старшина. – Как наших солдат резать, так здравия желаю, а как ответ держать, так сопли до колен!

– Все это так, – вздохнул Булгаков, не обращая особого внимания на ползающего у его ног Сурхай-хана. – Припугнули мы этого мерзавца хорошо. Но, если сейчас действительно разорим аулы, это вызовет еще большую ненависть и неизбежную дальнейшую войну. А посему выслушаем сего разбойника!

Хан, разумеется, обещал, клянясь всеми святыми, что отныне и навеки вечные он будет с благоговением исполнять все предписанные ему условия, а русская царица отныне для него что мать родная!

– Я уже изгнал из своих владений презренного Шейх-Али-хана, я привез своих детей в аманаты и готов со всем народом присягнуть на подданство вашей государыне!

– Врет, конечно, что сивый мерин, – покачал головой опытный Бакунин, слушая сыпавшиеся как из рога изобилия обещания Сурхай-хана. – Но сделаем вид, что поверим, а там видно будет…

Надо отдать должное Сурхай-хану, с того дня в горах сразу стало тихо и спокойно. А вскоре в русский лагерь вернулся и захваченный обоз. Пусть шаткий, но хоть такой мир был пока устроен.

С донесением об обстоятельствах боя у Алпаны к графу Зубову в новую Шемаху был послан чудом оставшийся живым поручик Миронов. Узнав об обстоятельствах боя, Зубов распорядился:

– В наказание за вероломство у жителей Кубинской провинции отныне за наличные деньги ни провианта, ни фуража не покупать, а все отбирать реквизиционно.

Как говорится, за что боролись, на то и напоролись…

Поразительно, но Ага Мохаммед-хан, совершенно проигнорировав уничтожение на скале Алпаны тысячи и тысячи горцев, велел праздновать в далеком Тегеране победу над отрядом Бакунина, к которой не имел ни малейшего отношения, с народными гуляниями и иллюминацией…

Движение отрядов Булгакова к Самуру и Савельева из Дербента к Ханжал-Кале внесли должное успокоение среди горцев. Однако эти события задержали экспедиционный корпус в Шемахе почти на шесть недель. Только в начале октября наконец-то с пограничной линии прибыли давно обещанные на усиление Кавказского корпуса войска. 21 октября Зубов направил к Гяндже отряд генерал-майора Римского-Корсакова, который в пути должен был присоединить к себе дислоцированный в Тифлисе отряд полковника Сырохнева.

Главные силы корпуса задержались в Шемахе, наводя порядок, почти на полтора месяца. После усмирения Зубов наконец-то получил возможность направить трехтысячный отряд генерал-майора Римского-Корсакова, вверх по реке Куре для поддержки грузинского царя Ираклия.

– Кстати, Александр Михайлович, – сказал ему Зубов, прощаясь. – Приведите в повиновение по пути и Гянджийское ханство.

– Всенепременно! – ответил бывший преображенец.

Отряд Римского-Корсакова подошел к Гяндже 13 декабря, где был встречен сдавшимся без всякого сопротивления Джават-ханом.

– Помнишь ли ты тифлисский погром, в котором участвовал? – вопросил Римский-Корсаков.

– О, это был самая большая ошибка моей жизни, за которую я денно и нощно прошу прощения у Аллаха!

– Ой ли! – усмехнулся генерал.

Римский-Корсаков давно не верил в верность местных властителей. Не станет исключением и унижавшийся сейчас Джават-хан, который еще не раз будет предавать и продавать Россию…

В середине октября, по настойчивой просьбе графа Зубова, в город Кубу приехала из Дербента сестра Шейх-Али-хана красавица княжна Беке. По просьбе Зубова княжна отослала письмо скрывавшемуся в горах младшему брату Гассан-беку, приглашая того приехать без опасения за свою жизнь в Кубу, чтобы принять там от графа Зубова в управление Дербент.

Таким образом, Зубов решил внести разлад в семейство бывшего дагестанского хана и лишить того поддержки части родственников. Теперь оставалось только ждать, клюнет или нет Гассан-бек на брошенную наживку. Долго ждать не пришлось. Через день Гассан-бек в сопровождении верных людей прискакал в Кубу на взмыленном коне. Еще бы, ханские должности раздают не каждый день! Гассан-бека встретили со всеми почестями – пушечным салютом и полковой музыкой. Вскоре состоялась и торжественная церемония возведения младшего брата Шейх-Али-хана на ханский престол.

Едва Шейх-Али-хан узнал об измене брата и сестры, он кинул клич среди горцев, призывая их под свою руку, намереваясь напасть на кубинские земли, а потом пойти и дальше по всему Закавказью. Однако почти никто к бывшему хану так и не пришел – едва-едва удалось собрать пару сотен всадников. Дагестан еще слишком хорошо помнил бойню в Алпанском ущелье, чтобы снова идти воевать с русскими.

* * *

К ноябрю 1796 года русские войска успели покорить почти все закавказские ханства: Дербентское, Кубинское, Бакинское, Казикумухское, Ширванское, Карабахское, Шекинское и Гянджинское. Война в целом была выиграна. Причем такие обширные территории Россия получила почти бескровно. Узнав о столь больших успехах, императрица Екатерина пришла в восторг.

– Есть у меня один великий полководец – граф Суворов, теперь же, чаю, будет и второй – граф Зубов! – объявила она во всеуслышание.

В высшем обществе шушукались. Еще бы, 24‐летнего мальчишку-фаворита приравняли к убеленному сединами и славой Суворову! Но Екатерина знала, что делала. За боевые подвиги граф Зубов был произведен не «по старшинству», а «за отличие» в генерал-аншефы, что вызвало недовольство многих обойденных генералов. Множились слухи, что Екатерина ускоренно «выращивает» всецело преданного ей будущего фельдмаршала. Что ж, возможно, все именно так и было…

Все казаки были переброшены за Куру и уже скакали разъездами до самого Гиляна, привозя обнадеживающие известия, что персов нигде не было видно, будто там вообще перевелось хоть какое-нибудь воинство. Дорога на Тегеран была совершенно свободна от персидских войск…

…Одновременно со вступлением Римского-Корсакова в Гянджу Зубов, во главе главных сил, подошел к урочищу у слияния Куры и Аракса. Там его и настигло известие о производстве в генерал-аншефский чин, а также указ о назначении наместником Кавказского края и пограничной линии вместо отставленного с этой должности генерала Гудовича.

Радости Зубова не было предела. Он прекрасно понимал, что отныне стал настоящим полководцем в глазах императрицы, а это обещало большие перспективы. Что ж, за столь шедрый дар надлежало ответить не менее громким подарком.

– Здесь будем устраивать нашу столицу в Закавказье! – объявил Зубов, торжественно обозревая, как мутно-красноватый Аракс и прозрачная Кура сливаются в единый и мощный, несущийся к Каспийскому морю поток. – И пусть это будет пока лишь воинский лагерь. Но пройдет совсем немного времени, и я устрою здесь центр всей нашей восточной политики и торговли. Сей город я нарекаю Екатериносердом. Виват, Екатерина!

– Виват! Виват! Виват! – кричали солдаты.

Заглушая их крики, ударили холостыми залпами пушки.

Место на самом деле был чрезвычайно выгодное. Если с одной стороны от будущего города имелся короткий и удобный путь в горы, то к левому берегу Куры примыкала обширная равнина, за которой начиналась безбрежная Муганская степь. Помимо крепости и города на левом берегу Куры, Зубов планировал построить крепости в Тарках и Гуссейн-Булаке, а также усилить оборону Баку. После выполнения этого замысла можно было уже утверждать, что Россия утвердилась на Кавказе прочно и надолго.