Текст книги "Кавказский дебют. От Екатерины II до Павла I"

– Великий повелитель Вселенной, царь царей, шахиншах Баба-хан, считая Грузию древним достоянием своих предков, требует от тебя немедленного и полного подчинения! Сделай правильный выбор и покорись, чтобы не испытать горькую участь своего отца!

Баба-хан являлось одним из прозвищ Фетх-Али-шаха…

Наглости перса не выдержал молчавший до этого Коваленский.

– Не могу не удивляться вашим словам, – заявил он, – вы как будто совершенно забыли о том покровительстве, которое русский император оказывает Грузии.

– Я об этом помню, – ответил посол, зло сверкнув глазами, – поэтому лишь даю совет царю, единственно из любви к нему моего повелителя. Как верный друг грузинского царства, я обязан предупредить его, что враг уже подкрался к нему с севера!

Намек был более чем очевиден и не мог остаться без ответа.

– Если вы имеете в виду Россию, – оставил за собой последнее слово Коваленский, – то она не имеет у себя в здешних странах неприятелей, но с теми, кто дерзнет восстать против покровительствуемых ею народов, она всегда сумеет управиться.

– Разум ваш замутнен гордыней, но прозрение наступит скоро, когда потрясатель Вселенной снова заставит плакать грузинских женщин! – не остался в долгу посланник Аббас-Мирзы.

– Вы угрожаете России? – выступил вперед генерал Лазарев. – Не много ли на себя берете?

– Я всего лишь жалкий раб шахиншаха, который донес до ваших ушей его мудрые мысли! – склонил голову перс. – Все остальное в руках Аллаха!

На этом переговоры закончились.

* * *

А ситуация была действительно сложной. Измена сыновей царицы Дарьи и домогательства шаха заставляли опасаться нового нашествия, тем более что персидские войска все еще стояли в Эриванской области. Сам персидский шах публично заявлял, что рано или поздно, но обязательно придет на Тифлис, причем с единственной целью – возвести на престол законного царевича Александра. Но если персы все же пока нападать не решались, с другой стороны Грузии грозила опасность не менее серьезная. Предприимчивый и влиятельный Омар-хан Аварский, который всего несколько лет назад уже прошелся огнем и мечом по грузинской земле, был не прочь снова повторить свой кровавый набег.

Агрессивным намерениям хана предшествовали некоторые события. Еще в начале августа 1800 года от Омар-хана в Моздок прибыл посол Хаджи-Муса с просьбой, адресованной к императору Павлу, – принять Аварию под российское покровительство. Командующий Кавказской линией генерал Кнорринг принял посла со всем почтением и уже от себя отправил письмо Павлу с просьбой переправить в столицу аварского посла. Павел принять посла согласился.

Но пока генерал и император обменивались письмами, коварный Омар-хан в очередной раз передумал и, наплевав на свою недавнюю просьбу, двинул войска к границам Грузии, причем на этот раз уже не только для того, чтобы от души пограбить, а чтобы захватить трон и посадить на него все того же вездесущего царевича Александра. И вот теперь его 25‐тысячное войско объявилось у границ Кахетии.

Надо сказать, что план нападения Омар-хан задумал вместе с царевичем Александром. Помимо царевича Александра с двумя тысячами воинов, к аварскому хану присоединились Али-Султан Мехтулинский, его брат Хаджи-Ахмед-хан Дженгутайский, Муса-Хаджи Аксаевский, кадий Табасарана Кази-мулла, сын Сурхай-хана Казикумухского и другие дагестанские владетели.

Согласно плану нападения, Александр со своими сторонниками, числом до двух тысяч, должен был захватить селение Сагареджо, что в полусотне верстах от Тифлиса. Тем временем конное войско Омар-хана, разделившись на две колонны, должно было ворваться в Грузию. Одна колонна должна была идти прямо на Тифлис, а вторая, форсировав Куру, соединиться с войсками имеретинского царя Соломона II и отрядами обиженных царских братьев Юлона, Вахтанга и Фарнаваза. После этого объединенные силы лезгин и мятежников должны были подступить к Тифлису с запада. В случае, если первая колонна лезгин не сможет взять столицу с наскока, то захват следовало довершить уже общими силами. Что и говорить, план был хорош всем, за исключением одного – в нем не учли русские полки. И эта ошибка стала фатальной.

Пока Омар-хан собирал свои полчища, генералы Лазарев с Гуляковым днем и ночью муштровали солдат, понимая, что в любой момент может грянуть настоящая война. Между тем Тифлис наполнился слухами о том, что полчища лезгин уже вторглись в пределы Грузии и сжигают все на своем пути. Это известие произвело всеобщее смятение. Жители столицы готовились, по своему обыкновению, бежать и искать спасения в горах. Наконец, лазутчики принесли весть о том, что Омар-хан действительно перешел границы Грузии, сообщили и о том, где именно он находится сейчас и куда намерен направиться. Исходя из этого, Лазарев с Гуляковым наскоро набросали план своих действий.

В ближайшее утро Лазарев прибыл во дворец к царю Георгию. Властителя Грузии он застал в полной растерянности.

– Что я могу сделать? – хватался тот за голову. – Если почти половина моего войска сочувствует мятежникам и вот-вот готова переметнуться на их сторону.

Лазарев как мог успокоил, уже смертельно больного царя.

– Я оставляю достаточные силы для обороны Тифлиса, а сам, с двумя батальонами, выступаю навстречу Омару. Пора проучить предерзостного!

– Когда же вы выступаете? – только и спросил взволнованный царь.

– Немедля!

Глава седьмая

В тот же день генералы Лазарев и Гуляков, во главе двух пехотных батальонов и с четырьмя пушками, скорым маршем двинулись навстречу неприятелю. В Тифлисе были оставлены егеря и мушкетеры под началом полковника Корягина.

Шли почти без привалов, так как время не ждало. На походе солдаты пели не слишком патриотически:

 
                   Ох ты, служба наша нужная,
                   Сторона Грузинская,
                   Надоела ты нам, служба, надокучила,
                   Добрых коней позамучила…
 

В селении Сигнахе к русскому отряду присоединилась грузинская милиция царевичей Баграта и Иоанна.

– Сколько у вас воинов? – спросил царевичей Лазарев.

– Пока три тысячи, но ополченцы продолжают подходить, и надеюсь, что вскоре у меня будет до пяти тысяч.

После этого Лазарев послал парламентера – капитана грузинской службы Калантарова к Омар-хану с письмом, в котором в весьма сдержанном тоне советовал тому покинуть пределы Грузии. Генерал писал, что Грузия уже находится под защитой России и все враждебные действия против нее будут оскорбительны для российского императора, к которому, как известно, сам Омар-хан не столь давно обращался с просьбой о покровительстве.

Через несколько часов Калантаров привез ответное письмо. В нем Омар-хан писал, что он не желает иметь никакой «неприязненности» к России, «кроме единого дружества», но приняв у себя царевича Александра, по долгу гостеприимства, считает необходимым оказать ему помощь. Если же царевич примирится со своим старшим братом Георгием, то он, Омар-хан, будет только этому рад.

– Вот шельма, – только и мог сказать Лазарев, выслушав от толмача содержание письма. – Что ж, с меня не убудет, а чернила все же дешевле крови!

Генерал тут же продиктовал Калантарову еще одно письмо, на этот раз уже мятежному царевичу Александру, советуя тому вернуться в Тифлис и примириться с братом, обещая при этом, со своей стороны полное тому содействие. Но кичливый царевич ответом русского генерала не удостоил.

– Молчание – тоже ответ! – пожал плечами Лазарев. – Каждый, в конце концов, сам выбирает свою судьбу!

После этого русско-грузинское войско продолжило движение и, дойдя к вечеру до деревушки Прасиани, встало на бивак.

– Готовить кашу с мясом и отдыхать! – распорядился Лазарев. – Завтра работы будет много!

Посовещавшись, Лазарев с Гуляковым решили на следующий день атаковать неприятеля, от которого теперь их отделяло не более шести верст.

Рано утром Лазарев предпринял еще одну – последнюю попытку избежать кровопролития. И снова отправил Калантарова в лагерь Омар-хана с требованием в течение суток покинуть пределы Грузии. Но на этот раз Омарх-хан на письмо также не ответил.

После этого огромное воинство Омар-хана, вскочив на коней, направилось в сторону селения Сагареджо, явно обходя русско-грузинский отряд, чтобы, оставив его позади, двинуться прямо на Тифлис.

– Грузин при встрече рубите в куски, а русских, во избежание больших потерь, избегайте! – наставлял своих подчиненных Омар-хан.

Движение горцев не осталось вне внимания Лазарева, который сразу разгадал устремления своего визави. Русско-грузинский отряд также быстро снялся с бивака и скорым маршем двинулся в обратном направлении по уже пройденному вчера пути. Теперь противники двигались в одном направлении параллельно друг другу по разным берегам реки Иори.

– Постараемся опередить Омар-хана, чтобы, ударив ему во фланг, заставить принять генеральный бой, иначе они могут на самом деле прорваться к Тифлису, – разъяснил офицерам свой новый план Лазарев.

Так как надо было спешить, обоз пришлось оставить близь села Прасиани. Фуры выстроили вагенбургом, чтобы в случае чего можно было отбивать атаки конницы. При обозе для прикрытия оставили и роту мушкетеров.

К вечеру русско-грузинский отряд, пройдя пятнадцать верст, втянулся в обширную долину и остановился возле ручья. Чтобы не отстать от неприятельской конницы, нашим солдатам приходилось не просто идти скорым маршем, а периодически бежать, что сильно выматывало. Дав возможность подчиненным немного передохнуть и попить, Лазарев продолжил движение и спустя час по левому берегу реки Иори вышел в открытую степь.

– Ваше превосходительство, черкесы впереди! – кричал несущийся галопом дозорный казак, показывая ногайкой направление неприятеля.

В подзорную трубу Лазарев хорошо разглядел огромную массу вражеской конницы, которая двигалась параллельно по противоположному берегу реки. В последующие два часа противники продолжили движение в одном направлении. А так как берега реки постепенно сближались, то и расстояние между противными сторонами постепенно уменьшилось до каких-то двух верст.

Дойдя до селения Какабети, Омар-хан также решил дать передышку своим воинам и расположился вдоль леса на бивак. Часть всадников он отправил в близлежащие селения за провиантом и фуражом.

Первая часть разыгрываемой партии осталась за Лазаревым. Не дав противнику оторваться, он нагнал его. Теперь надо было вынудить Омар-хана атаковать, чтобы уже в сражении выявить победителя этой компании.

Высланным вперед конным грузинским пикетам Лазарев поставил задачу – спровоцировать лезгин на атаку:

– Самим в бой не ввязываться, а убегая, навести преследующих вас на главные силы!

– Мы так дразниться будем, что они совсем разум потеряют! – пообещали ему дозорные грузинские начальники и ускакали.

Вскоре вдалеке послышались выстрелы и крики. Чуть позже показались несущиеся во весь опор грузинские всадники, за которыми мчалось несколько сотен разъяренных джигитов. При этом грузины ухитрялись не только уворачиваться от почти настигавших врагов, но и на скаку лихо рубить им головы.

– Похоже, дразниться они действительно умеют! – хмыкнул Гуляков.

– Ну, что, Иван Петрович! – подъехал он к Лазареву – Кажется, можно и начинать?

– Да, время пришло! – кивнул Лазарев и, уже обернувшись к батальонным командирам, крикнул: – Перестроить роты в боевой порядок! От меня не отставать!

Русские батальоны разом свернули в сторону реки и, ускорив шаг, дружно двинулись на сближение с неприятелем. При каждом батальоне по две пушки. Справа шли егеря, слева – мушкетеры. Генералы во главе своих колонн. Следом за русскими колоннами двинулись и грузинские ополченцы с немногочисленной конницей царевичей Иоанна и Баграта. Местность в долине Ироны была достаточно ровная, но покрыта лесом, колючим терновником и перерезана множеством оврагов. Впрочем, на войне, как на войне!

Что касается Омар-хана, то он хотел было отложить сражение на следующее утро.

– Утреннее худо всегда лучше вечернего блага! – сказал он своим военачальникам.

Но озлобленные на наглых грузин горцы начали кричать, что ждать следующего дня не желают, а хотят прямо сейчас рассчитаться за понесенные оскорбления.

– Хорошо, пусть будет по-вашему, и сегодняшний день дарует нам такую победу, которой еще не видел Аллах! – вознес руки к небу Омар-хан.

После этого он приказал, чтобы одна часть войска окружила русских, «как золотой перстень окружает свой драгоценный камень», а другая разогнала ненавистных грузин.

– Русским генералам головы не резать, а привести их ко мне на аркане, – велел он напоследок начальникам отрядов. – Знатные пленники мне пригодятся!

Те дружно обещали это исполнить.

Протяжно запели трубы и зурны. Двадцатитысячное конное воинство на рысях двинулось в направлении неприятеля. За спиной Омар-хана полоскал на ветру черный стяг с бегущим волком и полумесяцем – родовое знамя аварских нуцалов.

* * *

На краю отлогого косогора, вдоль которого шла колонна Гулякова, находилась старая каменная башня, и засевший в ней лезгин прицельным выстрелом убил рядового мушкетера. После этого оба русских батальона тут же перестроились в каре и продолжили свое движение в сторону реки. Тем временем горцы начали спешно собираться у берега Иори. Туда же спешили и высланные ранее для занятия близлежащих селений отряды. Собравшись воедино, дагестанская конница начала стремительно переправляться на левый берег, чтобы атаковать русско-грузинский отряд.

– Братцы! – кричал своим егерям Лазарев, указывая шпагой на лезгин. – Видите, вот враги! Мы их не трогали, но они свой дерзостью осмелились оскорблять славу русского имени! Покажите им, что всякую обиду смывают кровью! Вперед, братцы, вам не в первый раз побеждать татар!

– Не подведем, отец наш! – отвечали егеря. – Покажем гололобым где раки зимуют!

Рядом с Лазаревым его верный адъютант поручик Котляревский, всегда готовый по первому приказу броситься в самое пекло…

Едва дистанция до неприятеля позволила вести артиллерийский огонь, все наши четыре пушки начали стрельбу. Из сообщения генерала Лазарева: «Первые приемы, хотя для ушей неприятельских причинили довольно заботы, однако не произвели в нем приметной перемены, вероятно потому, что в самую их толпу еще не доставали».

Омар-хан не стал дожидаться, пока вся его конница перейдет через реку. Переправившись на левый берег, дагестанская конница атаковала с двух сторон наш передовой егерский батальон. Лезгины атаковали со всей присущей им неистовостью. Сам Бешеный впереди, в белой развевающейся бурке и такой же белой папахе.

– Не стрелять! – кричал находившийся в середине каре Лазарев. – Ждать! Ждать!

Вид атакующей конной массы, кричащей, рычащей и вопящей, был действительно страшен. Вот уже занервничали молодые солдаты. Это было опасно. Если каре рассыплется, то лезгины легко перерубят всех в капусту.

– Стоять! Стоять! – кричал Лазарев, а за ним и другие офицеры. – Плечо в плечо! Плечо в плечо! Пока мы вместе, нам никто не страшен!

Вокруг каре уже кипела конная масса, сверкая на солнце серебряной сталью сабель.

– Алла! Алла! – неслось отовсюду.

И только когда всадники уже почти налетали на выставленные вперед штыки, Лазарев скомандовал:

– Ну, ребятушки, настал наш час! Целься! Пли!

Передний фас каре озарился огнем выстрелов, сразу же покрывшись клубами едкого дыма. Вторя штуцерам, разрядились в упор и пушки. Ни одна пуля, ни одно ядро не прошли мимо, и через мгновенье все ближайшие к батальону всадники были выбиты из седел. Участь их была страшна, ибо даже тот, кто не был убит сразу, через несколько мгновений был растоптан напиравшими сзади джигитами. Затем, с небольшим интервалом, последовал второй и третий залпы, которые были столь же опустошительны. Теперь перед каре образовался целый завал из мертвых и умирающих людей и лошадей. Оставшиеся в живых лихорадочно подбирали поводья, разворачиваясь вспять. Первая самая яростная атака горцев была отбита…

«Не малое число от этого приема начало лбами доставать землю…» – так образно описал это впоследствии генерал-майор Лазарев.

Понеся в течение нескольких минут огромные потери, неприятельская конница отхлынула от егерского каре и тут же устремилась дальше уже на грузинскую колонну. Однако и здесь дагестанцы были встречены: с фронта – картечным огнем двух грузинских орудий, а с фланга – картечным и беглым штуцерным огнем все того же егерского батальона. Вторично потерпев неудачу и потеряв несколько сотен всадников, часть конницы Омар-хана обошла оба батальонных каре и стала накапливаться вблизи оставшейся в нашем тылу старой башни.

Переправившийся к тому времени на левый берег Иори отряд дагестанской пехоты также атаковал каре егерского батальона. Видя, к чему привела атака конницы, лезгинские пехотинцы близко к егерям уже не приближались, открыв по ним ружейный огонь с большой дистанции. Однако стрельба с такого расстояния не причинила егерям никакого вреда. В то же время от ответного залпового огня егерей из дальнобойных нарезных штуцеров пехота противника понесла большой урон убитыми и ранеными, после чего беспорядочно бежала.

На своем направлении не менее геройски трудился и мушкетерский батальон генерал-майора Гулякова. Успешно отбив все атаки противника, он стремительно продвигался в сторону наибольшего скопления дагестанской пехоты и конницы, поражая ее артиллерийскими и ружейными залпами. Перейдя встреченный на пути овраг, батальон ударами «в штыки, наносил везде неприятелю страшное поражение и кровопролитие…устлав трупами онаго большое пространство». При этом поручик Новицкий, находясь в первых рядах среди атакующих «охотников», сумел захватить неприятельское знамя, лично заколов штыком знаменосца.

Из записи азербайджанского историка XIX века Мирзы Адигезаль-бека: «Одежда на русских солдатах кровью дагестанских воинов окрасилась в алый цвет. Они не могли устоять перед русскими. Их ноги переставали служить им. Лезгины, не выдержав натиска, обратились в бегство».

Пока мушкетеры Гулякова гнали перед собой огромную массу неприятельских войск, каре Лазарева громило ядрами собиравшуюся у старой башни дагестанскую конницу. После второй неудачи среди конников началась паника. Находившийся там Омар-хан все же кое-как сумел навести порядок и лично повел собранных всадников в тыл грузинской колонны, атакуя ее левый фланг, где находилось наиболее слабовооруженное грузинское ополчение. Только двое из десятка ополченцев имели старые ружья, остальные были вооружены только обожженными в огне кизиловыми палками…

Обнажив сабли, с диким гиканьем бросились разгоряченные боем лезгины на грузин. В стремительной атаке они мгновенно опрокинули грузинскую пехоту и обратили ее в бегство. Преследованием командовал лучший из сердаров Омар-хана Искандер-бек. Ситуация на поле боя сложилась критическая. Примыкавший до того к левому флангу грузинской колонны мушкетерский батальон находился в это время уже довольно далеко, около самой реки. Увидев стремительно несущуюся на разбегавшихся грузин конницу Омар-хана, генерал-майор Гуляков принял единственно правильное в данном случае решение, он мгновенно развернул свой батальон и второй раз, перейдя в обратном направлении овраг, устремился на неприятеля. После первого же батальонного залпа, положившего не меньше сотни всадников, дагестанская конница отхлынула от грузинских ополченцев. Окончательный удар по уже деморализованному войску Омар-хана нанесла грузинская кавалерия царевича Иоанна, обратив его в постыдное бегство.

При этом конники Искандер-бека попали в ловушку. Не имея возможности на обратном пути миновать егерское каре Лазарева, дагестанцы, проносясь мимо, вновь подверглись артиллерийскому и ружейному истреблению, понеся огромные потери. И хотя Омар-хан и его военачальники всеми силами старались остановить бегство воинов и продолжить сражение, все усилия были тщетны. В полной панике массы конницы и бегущая за ними пехота разбежалась по ближайшим ущельям. Грузинская кавалерия некоторое время преследовала противника, уничтожая отставших. При этом вошедшие в раж грузины добивали даже раненых. С наступлением темноты генерал-майор Лазарев приказал барабанщикам бить отбой и, выставив караульных, велел готовиться к ночевке. Преследовать убегающего противника сил уже не было. Над полем недавней брани неслось победоносное «ура».

– Ну, Петя, кажется, сегодня мы хорошо потрудились! – похлопал он по плечу своего верного адъютанта Котляревского.

Как писал грузинский историк Джуаншер Ватейшвили, адъютант Лазарева Котляревский являлся одним из самых активных участников этого сражения, «перед началом которого он успешно руководил отрядом так называемых подсыльных (т. е. разведчиков), а во время битвы – личным примером воодушевлял солдат и ополченцев, особенно при рукопашной схватке с противником».

Из книги историка В. Соллогуба: «В самом пылу сражения Лазарев посылал Котляревского к царевичу Иоанну, для нужных переговоров, и Котляревский отважно и точно исполнял данные ему поручения… Лазарев, донося об этой блистательной победе своему прямому начальнику генерал-лейтенанту Кноррингу, не преминул засвидетельствовать об отличной службе своего адъютанта, вследствие чего Котляревский был награжден орденом Святого Иоанна Иерусалимского и 8 декабря того же года произведен в штабс-капитаны».

Из рапорта Лазарева от 14 ноября 1800 года: «…Не могу умолчать о неустрашимости шефского моего адъютанта пор. Котляревского, который, как и в журнале явствует, был послан мною с десятью казаками для разведывания, об идущем неприятеле через ущелье, сие приказание мое выполнил с наивозможнейшим усердием, примечательностью и расторопностью, – сверх того и в день сражения был от меня неоднократно посылаем к е. св. царевичу Иоанну между разъежавшим неприятелем и выполнял все препорученности, ему от меня делаемые, с отменным рвением».

…Следующим утром Лазарев с Гуляковым обозрели поле битвы. Прибрежные камыши, кустарники и овраги были завалены тысячами трупов. Иногда из груды тел еще раздавались чьи-то стоны… На каменистой почве кровь стояла большими густеющими лужами… Наши потери были ничтожны – убит один солдат, да ранены офицер с солдатом. Кроме этого, было убито полтора-два десятка грузин. Помимо захваченного поручиком Новицким знамени, еще девять брошенных неприятельских знамен было подобрано уже после боя. Потери дагестанского войска составили только убитыми более двух тысяч человек. Сам Омар-хан, храбро прикрывая бегство своих воинов, получил тяжелое ранение в бедро. От этой раны знаменитый аварец уже не оправится. Ранен был и царевич Александр.

По кавказскому обычаю, грузины бросили к ногам Лазарева как драгоценные трофеи отрезанные головы трех дагестанских старшин. Из донесения генерала Лазарева: «Победоносное российское «ура» раздавалось по обоим российским крылам и с последними выстрелами погибла неприятельская сила. Наконец, были принесены две жирные головы, одна – сердаря Омар-хана, другая, якобы, Джен-гутая, громада которого представилась первая перед лицом всех победоносных российских воинов, обширность и толстота ее, казалось, доказывали, что она упитана была луком злодеяний и набита одною буйственностью».

* * *

Позднее российский дореволюционный военный историк А.И. Красницкий напишет: «Сражение на Иоре навсегда останется памятным в летописях Кавказской войны. Оно замечательно не упорством боя, так как потеря со стороны русских казалась сравнительно незначительной, но решимостью начальников, отважившихся с небольшим отрядом вступить в бой с огромным скопищем лезгин, славившихся своей необычайной храбростью».

После сражения русско-грузинский отряд вернулся в Тифлис, где был встречен с небывалым триумфом. Царь Георгий, в сопровождении духовенства и знати, встречал победителей за несколько верст от столицы. Сойдя с богато убранного коня, он торжественно передал его в дар Лазареву, а сам вернулся в Тифлис пешком.

Мирза Адигезаль-бек писал: «Тогда и я сам был в Тифлисе… Вера населения Грузии и прочих людей в смелость и отвагу русских победоносных войск сильно возросла, ибо это было одним из редких и трудноразрешимых дел. После этого слава и доблесть генерала и его победоносных войск попала на уста народа. Действительно, слава о неподдающейся описанию храбрости генерала распространилась на весь Кавказ. Перо не в состоянии описать подобную отвагу».

Император Павел был очень рад известию о столь блистательной победе своей армии на далеком Кавказе. Награды поэтому были на редкость щедрыми. Мушкетерскому полку он пожаловал Мальтийское знамя с надписью: «За взятие у Аварских войск знамени, при реке Иоре 7‐го Ноября 1800 года». Генерал-майорам Лазареву и Гулякову, царевичам Иоанну и Баграту, а также еще шести офицерам были пожалованы командорские кресты ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Остальные участвовавшие в сражении двадцать четыре офицера были награждены кавалерским крестом того же ордена. Солдаты получили по серебряному рублю.

Что касается самого Омар-хана, то, несмотря на тяжелейшее ранение, он некоторое время еще тешил себя мыслью о продолжении войны, но мечтам его уже не суждено было сбыться. Воины попросту разбежались по своим аулам и обратно идти воевать с русскими уже не желали.

Кроме того, против Омар-хана обрадованные его ослаблением, сразу ополчились еще вчерашние друзья-кунаки – Мустафа-хан Ширванский, Мухаммед Хасан-хан Шекинский и Джавад-хан Гянджинский. А вскорости, так и не оправившийся от тяжелого ранения, Омар-хан умер. Впрочем, ходили слухи, что его отравил Джавад-хан, который передал яд служанке Омар-хана, которая и та подмешала яд ему в еду. Услышав эти разговоры, один из близких к хану вельмож Мухаммед якобы развел большой костер и бросил туда служанку. Нравы на Кавказе были в то время весьма простыми. После смерти Омар-хана аварцы погрузились в траур. Больше правителя такого уровня у них уже никогда не будет.

Тем временем, получив первоначальные сведения, что упрямый аварский хан все еще не успокоился, Лазарев принял ответные меры. Из опасения, что он может повторить набег совместно с джаро-белоканцами, генерал направил в доминировавшую над этой территорией Сигнахскую цитадель три роты егерей с пушкой, а в 15 верстах от нее на пути к Тифлису расположил дополнительно еще роту мушкетеров с пушкой. А для быстрой связи между этими отрядами и Тифлисом учредил летучую почту.

Следствием победы на Иори было приобретение Россией огромной популярности в Грузии и на всем Кавказе. Известие о сокрушительном поражении воинственного Омар-хана Аварского произвело огромное впечатление и на Фетх-Али-шаха, который вскоре после этого окончательно отозвал персидские войска из Закавказья. Генеральный консул в Персии Михаил Скибиневский писал генералу Кноррингу, что Фетх-Али-шах, узнав о победе русских в Грузии над Омар-ханом, отказался от намерений идти на нее и обратился против мятежного Хорасана.

* * *

К сожалению, долгая прогулка пешком, во время встречи победного русско-грузинского отряда, не прошла для больного царя Георгия даром. Сильно простудившись, он окончательно слег в постель, и теперь доктора не подавали никакой надежды на его исцеление. По-прежнему мутила воду мачеха царица Дарья (Дареджан), которую Георгий вынужден был даже поместить под домашний арест во дворце в Авлабари. С началом болезни Георгия царица и ее сыновья стали проявлять особую активность.

Для Лазарева с Гуляковым было предельно ясно, что после кончины царя Георгия в Грузии начнется кровавая междоусобная война между его сыновьями и братьями умершего царя. Лучше других понимал это сам умирающий Георгий, который, уже умирая, говорил Лазареву:

– Прошу вас передать императору Павлу, что Грузия, так или иначе, но должна покончить свое самобытное политическое существование, иначе она просто исчезнет. Передайте императору, что грузинский народ желает теперь и всегда быть в подданстве Российской империи, с признанием только всероссийского императора своим природным государем и самодержцем.

28 декабря 1800 года последний царь Грузии Георгий XII из династии Багратидов скончался в Тифлисе. А буквально неделю спустя туда доставили императорский манифест от 18 декабря об окончательном упразднении грузинского престола.

Отныне русские офицеры, сопровождаемые казачьим эскортом, ежедневно ездили по улицам Тифлиса, читая жителям исторический манифест на четырех языках: русском, грузинском, армянском и татарском.

16 февраля 1801 года жители Тифлиса, собранные в Сионский собор, присягнули на верность своему новому государю – императору Павлу, а 7 марта присягу приняли армяне Тифлиса, сопроводив этот обряд особенной пышностью и церемониями. Утром по первому удару соборного колокола духовенство, в числе восьми архимандритов и ста священников, выступило из всех армянских церквей и, соединившись в общий крестный ход, направилось через Тифлис к загородному монастырю Ванк. За этой процессией двое именитейших граждан Тифлиса несли большой парадный портрет императора Павла. За ними шествовал митрополит в торжественном облачении, держа над головой серебряный поднос, на котором лежал манифест, прикрытый розовым флером. Народ, во главе с царевичем Давидом, его братьями, генералами Лазаревым и Гуляковым, шел за крестным ходом тысячными толпами. Патриарх Армении Иосиф, в полном облачении, встретил процессию в ограде Соборной церкви. Окадив портрет императора, он пал перед ним на землю, поцеловал его и, высоко подняв над головами присутствующих, громогласно произнес:

– Да здравствует великий и августейший монарх наш со всем своим домом!

Площадь разразилась радостными криками. Затем процессия двинулась в церковь. Там, перед алтарем, на особом аналое, покрытом богатой парчой, положили манифест и поставили портрет императора Павла. Патриарх сам совершил литургию, по окончании которой был отслужен и благодарственный молебен с коленопреклонением, после чего армянская диаспора была приведена к присяге. По окончании всех церемоний сыновья Георгия грузинские царевичи – Иоанн, Баграт и Михаил – отбыли в Петербург, «чтобы перед лицом русского монарха засвидетельствовать целому свету, что принятие Грузии в подданство России совершилось по общему единодушному желанию всего грузинского народа».

Получив известие о поездке грузинских царевичей, Павел сказал:

– Царевичи решили меня удивить своим единодушным послушанием! Что ж, я тоже удивлю их!

После чего распорядился сшить для себя древнее одеяние грузинских царей, не исключая непременной принадлежности его, греческого саккоса, в котором намеревался принять царевичей, чтобы выразить грузинскому народу свою признательность.