Текст книги "Бог одержимых (сборник)"

В оптический прицел было хорошо видно, как Егор добрался до разноцветной восьмёрки и ладонью – да! да! – просто ладонью загладил, вмазал цветной мел внутрь серой массы камня.

Потом повернулся и с той же скоростью двинулся к первой, пристрелочной метке.

Дальномерная кривая оптического прицела целиком накрывала давно не стриженный затылок Егора. Всё, что сейчас требовалось: снять предохранитель и плавно нажать на курок.

Убить монстра.

Виталий не знал, на что решиться. Егор добрался до пристрелочного пятна и затёр его ладонью так же легко, как он перед этим затёр разноцветную восьмёрку.

А потом пошёл вниз. Спокойно, невозмутимо и размеренно, как паук – вниз головой.

Виталий снял винтовку с предохранителя. Одно небольшое касание. Один выстрел. Кто или что сейчас идёт в мир людей?

И вдруг ему стало не по себе.

«Он же предвидел это! – подумал Виталий. – Когда я уговаривал его идти на стенку, он так и сказал: „Я полезу, а ты будешь целиться мне в затылок“».

Он вернул предохранитель на место: «Я не буду стрелять в мальчишку. Пусть ЭТО решится как-то иначе…»

Гарсилас тихо отошёл в сторону.

«За мною кровь, – тяжело думал Виталий. – Много крови. Важные люди в кожаных креслах говорили нам о проблемах, которые нужно решать оружием. Мы убивали, а проблемы оставались. Люди оставляли кресла, на смену им приходили другие. Но слова оставались прежними: о том, что проблему проще расстрелять, чем решить. И мы опять стреляли, а проблемы всё равно оставались… Так, может, проблема не в людях, а в креслах?

К чёрту! Пусть всё как-то решается по-другому.

Без меня».

* * *

Егор запрыгнул ко мне на валун уже одетым.

Видно, потратил какое-то время на поиски своих вещей под стенкой.

– Я всё собрал, – сказал он, показывая вещмешок. – Даже краска не разбилась. А вот радио вдребезги. И ремни твои я порезал.

– Рад за тебя, – ответил я. – И за краску тоже. А радио… чёрт с ним, с радио.

– Пойдём, командир, – сказал он. – Пойдем к Гуллосу. Расскажем, что было.

– Не могу, – я кивнул на свои ноги. – Гарсилас рюкзаки потащит, а ты меня. Впрочем, можешь с ним поменяться… и почему к Гуллосу? Наверное, лучше к машине? Да и поесть тебе не мешало бы…

– Нет, – он рассмеялся. – Ты сам пойдешь, командир. Ну-ка, посмотрим…

Он ухватил меня за лодыжки, а я этому нисколько не удивился. Наверное, ждал чего-то подобного.

Ступни обожгло огнем. Знакомая боль. Будто крапива, только не снаружи, а изнутри, с обратной стороны кожи. Я закричал. А когда боль стала непереносимой, ударил его по лицу. И всё закончилось. Боли не было. Если не считать разбитый в кровь кулак. С его-то лицом ничего не сделалось.

Я поднялся на ноги и несколько раз подпрыгнул.

– Неплохо! Только всё равно не пойму: зачем нам Гуллос?

– Вопросы есть, – сказал Егор. – К нему, к горам… к той тётке, что ночью ко мне приходила.

– Ты же языка не знаешь! Гарсиласа я тебе не дам. Да и сам не пойду.

– Если люди думают одинаково, командир, им «язык» необязателен…

– Тебе не страшно оставаться одному?

Он только засмеялся.

И уже снизу, перед тем как скрыться за валуном, крикнул:

– Не беспокойтесь обо мне. Как закончу, в Парамонга сам вернусь.

* * *

Он вернулся через два долгих года.

Высоким, крепким, загорелым.

В толпе я бы его не узнала, но он приехал вместе с дядей Виталием, и нас фактически представили. Сперва они чинно сидели на кухне, пили с мамой чай и скупо рассказывали о том, что делается на другой стороне мира. А потом вернулся с работы папа. И пошли гулкие удары по спинам, крепкие рукопожатия, тычки и тискания – словом, всё то, что позволяют себе мужчины по отношению друг к другу после долгой разлуки, в избытке дружеских чувств.

Было странно видеть, как Егор со старшими держался на равных, а они посматривали на него снизу вверх.

Когда первые восторги поутихли, дядя Виталий рассказал, что они с Егором нашли что-то очень важное в горах Перу. Огромную пещеру в скале. Древний подземный город, утерянную цивилизацию, скрытые знания. Папа не скрывал интереса, а Егор показывал фокусы наложением рук на разные поверхности.

А потом он подошёл ко мне. При всех. Без всякого смущения перед моими родителями. Подошёл и сказал:

– Я вернулся к тебе, Катюша. Примешь?

А я только кивнула. И разревелась.

Он прижимал мня к своей широкой груди, а я всё плакала и думала, что совершенно не узнаю его. Что он вернулся чужим, холодным, каменным.

Наши мальчики… Они уходят воевать, а если Господь их возвращает, то другими. И нужно время, чтобы разглядеть в этих, новых, гордых, сильных мужчинах прежних мальчишек – беззаботных и радостных. Говорят, для этого нужно много времени. Надеюсь, жизни на это хватит?

Я буду ждать.

И однажды он споет мне, как прежде. Как во времена, когда мы еще не были взрослыми… когда мы вместе слушали «Universe»[1]1
  Тексты песен на русском языке к Slade отношения не имеют.


[Закрыть]

Последний рейс

Алекс въехал в порт затемно.

Его судно приветливо сияло огнями, но в иллюминаторах кают-компании было уже темно. Тянуло сыростью, пахло морем. Где-то неподалеку глухо звякнула сцепка железнодорожного состава. Алекс отпустил такси, по привычке оценил осадку судна и бодро застучал каблуками по трапу.

Вахтенный уважительно поздоровался и добавил:

– Капитан Йенсен ждёт вас.

– Спасибо, Роман, я позже зайду.

– Грузовладелец на борту…

Алекс замер, с шумом выдохнул и отвернулся от вахтенного. Вцепившись в поручень, он обратил лицо к ночной панораме порта, но ничего не видел. «Никаких сомнений! – напомнил он себе. – Решение принято. Я не отступлюсь»! Он оторвался от поручня, скользнул мимо вахтенного в коридор и уже через минуту открывал дверь в каюту капитана.

В первое мгновение Эрик Штурм воспринимался сплошным сгустком недовольства:

– В условиях фрахта оговорено отсутствие посторонних.

– На судне нет посторонних, – сухо ответил капитан. – Перед вами Александр Кофман, представитель судовладельца.

Эрик хотел что-то добавить, но раздумал, сказал незначащее:

– Приятно познакомиться.

Алекс вцепился в протянутую руку и крепко её пожал.

– Я восхищаюсь вами! – вырвалось у него.

Эрик, не делая попытки освободиться, спокойно ответил:

– А я обещаю, что буду вежливым, пока ваше общество не покажется навязчивым…

Алекс покраснел; заметив, что всё ещё держит руку Эрика, отпустил её и смутился ещё больше.

– У меня к вам предложение, – сказал Алекс и ужаснулся своей решительности.

– Вот как?

– Да, сэр, – Алекс вдруг почувствовал в своём голосе силу. – Как представитель судовладельца, я уполномочен вносить любые изменения в условия фрахта. Предлагаю сделку: вы оплатите фрахт ответами на вопросы, которые я вам задам до момента, пока вы не покинете борт судна в порту выгрузки.

Капитан Йенсен еле слышно застонал и вышел из-за стола. Эрик с удивлением смотрел на Алекса:

– Вы шутите?

– Ничуть. Вы соглашаетесь, утром я передам вам копию своей доверенности. Мы обсудим детали, напечатаем дополнительные условия к фрахту, подпишем и приступим к исполнению сделки.

Эрик перевёл взгляд на капитана. Тот пожал плечами и отвернулся к иллюминатору.

– Прежде чем согласиться, хотелось бы узнать причину вашей любознательности.

– Это просто. За вашим полётом следила вся цивилизованная часть человечества. Примерно пять миллиардов человек. Когда произошла авария, в вашей смерти не сомневался ни один из нас. Вас ещё видели и слышали, но все знали наверняка, что вы – покойник. Тем не менее вы выжили. Вы утёрли нам нос! Вы – гений! Как это у вас получилось?

– Но пресса весьма тщательно осветила подробности тех событий, – напомнил Эрик. – Мне бы не хотелось, чтобы к концу рейса вы испытывали разочарование. Газеты, журналы…

– Я прочёл отчёты обо всех ваших интервью и пресс-конференциях. В публикациях много противоречий.

– Я не принимал участия в составлении этих отчётов!

– Вы согласны? – не отступал Алекс.

– Почему нет? – удивился Эрик. – Деньги – есть деньги! Когда начинаем?

– С утра уладим формальности, а после обеда начнём.

– Других предложений нет? – усмехнулся Эрик.

– Нет.

– Тогда прошу прощения, господа, путь к вам был неблизким. Когда у вас завтрак, капитан?

– В семь тридцать, – ответил Йенсен, поворачиваясь к ним.

– Вы решили, когда отходим?

– Через несколько часов подойдёт топливозаправщик, значит, к четырём утра, надеюсь, отдадим швартовы.

– Спокойной ночи.

Эрик вышел.

Не зная, что сказать, Алекс смотрел мимо плеча Йенсена в чёрный иллюминатор.

– Баловство это, Алекс, – проворчал капитан. – Ты так никогда не станешь взрослым. Отец будет недоволен…

– Дядя Жос, этот человек – гений!

– Этот человек – неудачник. Алекс, подумай: объективная оценка жизни человека – это его собственность. У этого парня ничего нет. Вся его жизнь заканчивается гигантским нулём. У него нет ничего такого, что можно было бы потрогать руками и сказать: вот оно – материальное воплощение его усилий.

– Он жил среди звёзд!

– Местожительство в этих вопросах не имеет значения.

Алексу вдруг стало всё равно. Он подошёл к столу и стал рассеянно перебирать разложенные бумаги.

– Что за груз?

– Двадцать пять контейнеров со свинцом по тридцать тонн каждый, – капитан Йенсен не спеша сортировал документы. – Фрахт, страховка груза, таможенные декларации…

– Габариты?

– Цилиндры, примерно три четверти на шесть метров.

– Всего-то? Это при ширине нашего трюма… четыре контейнера придётся положить вторым рядом… – Но тут внимание Алекса привлекла смятая радиограмма. – А это ещё что такое?

Йенсен глянул ему в руки и ответил:

– Координаты затонувших контейнеров. Будем идти по краю циклона и, если ничего не изменится, доберёмся за сутки.

– Как же мы их в море поднимем на борт? Это же тридцать тонн!

– В точке встречи уже ждёт аварийно-спасательное судно, и на подходе плавкран. Контейнеры они уже собрали…

– Это удовольствие станет ему в копеечку.

– Ну, положим, ты ему немного сэкономил, – не удержался Йенсен.

Но Алекс не обратил на колкость внимания:

– А если потом окажется, что свинец является собственностью США, и судно арестуют вместе с незаконным грузом?

– Неплохо, сынок, неплохо. – Йенсен пододвинул к нему очередной документ: – Нотариально заверенная копия протокола заседания сенатской комиссии через два года после его возвращения. Они подарили ему эти контейнеры.

– Подарили? – изумился Алекс. – Зачем они ему?

– А ты спроси, – усмехнулся капитан. – Поглядим, соответствует ли ответ на этот вопрос стоимости фрахта…

* * *

С формальностями они и вправду провозились до обеда. Когда уже казалось, что все вопросы решены, вспомнилось, что Штурм фрахт уже оплатил, и Алексу пришлось выписывать чек. Но поверенный Штурма в Лозанне отказался принимать чек по факсу. Какое-то время казалось, что ничего не получится, но тут Эрик согласился на вексель, и сразу всё как-то наладилось.

Уже после обеда они вернулись в судовой офис. Алекс положил на стол диктофон, листы бумаги и несколько карандашей. Эрик задумчиво следил за его приготовлениями:

– Ты так готовишься, будто от этого зависит чья-то жизнь.

– «Никогда нельзя точно сказать, что из того, что содержится в вашей голове, спасёт вам жизнь. Но то, что однажды вопрос жизни и смерти будет решаться тем, что ваша голова содержит, можно сказать абсолютно точно», – процитировал Алекс. – Ваши слова?

– Возможно, – равнодушно ответил Эрик.

– Тогда с этого и начнём. Это что, цитата?

Эрик откинулся в глубоком кресле и после недолгого раздумья сказал:

– Сейчас мне трудно отделить прочитанное от осмысленного. До столкновения с астероидом свободного времени хватало. Я перечитал почти всю корабельную библиотеку. И на обратной дороге на занятость жаловаться не могу. Правда, библиотеки уже не было…

Эрик на мгновение замолчал, потом продолжил:

– Стартовав с Луны, я вёз на Марс жилой модуль, укомплектованный оранжереей и системой жизнеобеспечения для пяти человек. За сутки до окончания основного разгона система защиты подала аварийный сигнал, и автомат отстрелил от корабля маршевые двигатели. Почему так получилось, неизвестно. Следственная комиссия по этому вопросу к единому мнению не пришла. Главное, что к моменту отстрела я уже был чертовски далеко и вышел на четыре пятых расчётной скорости…

Эрик говорил монотонно, даже нудно. Чувствовалось, что всё это проговаривалось им не один десяток раз.

– …Мне трудно описать свои чувства в те мгновения. И я никогда не пытался этого сделать. Я потерял двигатели и стал заложником инерции; органической начинкой очень большой консервной банки. Конечно, скорости, чтобы покинуть Солнечную систему, мне бы не хватило, но вернуться я уже не мог.

– И что же Центр? – не удержался Алекс.

– Пожелал мне счастливого пути, – усмехнулся Эрик. – Они были больше озабочены потерей дорогостоящего оборудования, чем судьбой одного из пилотов-добровольцев. Когда понятное волнение немного улеглось, я решил тормозить маневровыми двигателями. Забегая вперёд, скажу, что именно с этого решения начался мой обратный путь. А тогда это выглядело ненужными мучениями перед неминуемой смертью. Эффективность такого торможения и в самом деле близка к нулю, но я тормозил полтора года! Я надеялся пройти рядом с Марсом так, чтобы его притяжение сделало траекторию моего движения более пологой по отношению к орбитам планет, тогда я остался бы внутри орбиты Юпитера. Оттуда меня ещё можно было вытащить. Я надеялся на помощь.

– Напрасно, – еле слышно проговорил Алекс.

Но Эрик расслышал:

– Да. Теперь-то мне это известно. Я был третьим, кто пытался достичь Марса, и последним в этом списке. Но тогда это было совсем не очевидно. Я вёз на Марс жилой комплекс. Уже было построено судно, на котором с большим комфортом должны были лететь пять пассажиров и трое членов экипажа. В год моего отлёта никому и в голову не могло прийти, что больше полётов не будет.

– Почему же тогда их не было?

– Невыгодно. – Эрик пожал плечами. – Академические науки, особенно такие, как астрономия, не рентабельны по определению. Вот когда космонавтика станет коммерческим предприятием, когда космические корабли будут принадлежать частным лицам, у которых в полётах будет свой, корыстный интерес… о-о! Тогда ситуация изменится. Там, в конце дороги, должно ждать сокровище! Тогда, и только тогда люди полетят к звёздам, как когда-то алчные португальцы покорили океан.

– Так что там с торможением? – вернулся к теме Алекс.

– Рассчитав с помощью Лунного Центра новую траекторию, я запустил маневровые двигатели. Теперь, чтобы ты лучше себе представил, как я жил следующие полтора года, придётся помучить тебя техническими подробностями.

Маневровые двигатели не предназначены для непрерывной работы. Система охлаждения не может справиться с перегревом, поэтому двигатели приходилось запускать по очереди. Каждые тридцать минут компьютер по заданной программе производил переориентацию ракеты и включал следующую группу двигателей. А так как их было три, то приходилось всё время быть начеку: пол и стены становились для меня под разными углами. Поэтому большую часть времени я просто лежал перед компьютером, привязанный к креслу и, как я уже успел тебе сообщить, знакомился с шедеврами корабельной библиотеки.

Разумеется, отработанные топливные ёмкости маршевых двигателей безжалостно сбрасывались. Каждый лишний грамм инерционной массы тащил меня всё дальше от Солнца; уменьшал и без того ничтожные шансы на спасение. Восемь раз за этот период я выключал двигатели и выходил в космос. Задача была простой: уничтожение балластной массы – по мере сброса топливных ёмкостей, оголялись несущие фермы, к которым эти ёмкости крепились. Я срезал их, возвращался на корабль и продолжал торможение. А металл, который был когда-то кормой моего корабля, обгонял меня и уходил вперёд, всё дальше, во мрак и неизвестность.

В результате шести месяцев этих мучений, мне удалось пропустить перед собой Марс, пролетев, тем не менее, достаточно близко к нему. Марс, в полном соответствии с расчётами, существенно подправил моё движение. Теперь мне предстояло пересечь орбиту астероидов под углом шесть градусов. Ещё через год я приблизился к астероидному поясу.

В учебниках упоминается о тысячах планетоидов, движущихся по орбите между Марсом и Юпитером. Но я увидел на радаре только в своём секторе наблюдения с полсотни осколков, и по мере сближения это число росло. Вот тогда мне и пришло в голову, что, чем умирать в одиночестве, можно попытаться остаться в этой компании. Связь с Луной придавала неожиданный смысл моей робинзонаде. Я мог заняться наблюдениями и картографией астероидного пояса. Данные передавать на Землю… я был бы «в обойме»! Я был бы в строю.

Мы снова занялись расчётами, но на этот раз ничего не получалось. Моя скорость не настолько уменьшилась, чтобы можно было надеяться на стационарную орбиту внутри астероидного пояса. Тогда я предложил свой вариант конечной остановки.

Луна посоветовала ещё раз подумать, ведь успешная реализация нового плана означала потерю судна.

Эта угроза меня позабавила. «Интересно, – подумал я, – сколько раз можно терять шансы на возвращение?» Меня уже давно официально объявили покойником. Я успел назвать наследников и распорядиться своим имуществом…

Когда я вплотную подошёл к астероидному поясу, радар распознавал несколько тысяч объектов. Правда, большинство из них было не крупнее моего корабля, но спектральный анализ некоторых обнадёживал…

– Что вы имеете в виду? – спросил Алекс.

– Прежде всего лёд! Я собирался совершить жёсткую посадку на одном из астероидов. Так капитан корабля в безвыходной ситуации принимает решение выброситься на берег. Я нацелил судно на глыбу льда примерно сферической формы, диаметром около ста метров, надел скафандр, обесточил незадействованные в торможении системы и откачал из отсеков воздух…

Зазвонил телефон. Алекс несколько мгновений смотрел на аппарат. Телефон зазвонил ещё раз.

– Да? – Алекс прислушался, затем, положив трубку, сказал: – Приглашают на ужин, но давайте эту часть всё-таки закончим.

– А с этой частью всё, Александр, – проговорил Эрик вставая. – Я решил пожертвовать пилотской кабиной и спасти жилой комплекс. Для этого соответствующим образом развернул корабль, задал курс компьютеру и разгерметизировал отсеки. Затем перенёс к шлюзу две ракетницы и вакуумный резак, посчитав, что, если заклинит двери, резак поможет мне попасть внутрь. Я отключил двигатели, передал управление процессору и покинул ракету. Оставалось только со стороны наблюдать, как мой корабль попытается зацепиться за выбранную мной глыбу льда.

Поначалу всё шло хорошо. Значительную часть остаточной скорости ему удалось погасить скользящим ударом о ближайший к цели астероид. Из-за этого удара корабль, во-первых, разломился пополам. Остатки кормы улетели прочь. Я, разумеется, продолжал преследовать носовую, жилую, часть. Во-вторых, корабль начал вращаться. Если бы, в соответствии с программой, маневровые двигатели тут же подработали устойчивость, всё бы обошлось. Но, в-третьих, этот же удар повредил электрическую цепь двигателей – они не включились. И моя мечта, стоимостью шесть миллиардов долларов и примерно столько же человеко-часов, беспорядочно кувыркаясь, нацелилась на свою конечную остановку.

Я в это время следовал за кораблём с помощью ракетниц. Их мощности хватало, чтобы гасить инерцию моего тела.

Удар получился лобовым – худший вариант торможения о поверхность. Относительная скорость уже была не очень велика, но значительная масса давала приличное значение кинетической энергии, которой, на моё счастье, не хватило, чтобы расколоть, раскрутить или сбить с курса мой астероид. Тем не менее её оказалось вполне достаточно, чтобы смять в лепёшку жилые отсеки корабля и впаять эту лепёшку в лёд на глубину около десяти метров. Мне потом даже не удалось туда пробраться.

Жилой модуль пострадал, конечно, меньше. Я хочу сказать, что по его контурам можно было представить, как он когда-то выглядел. Части корабля, куски обшивки, арматура, трубопроводы мгновенно превратились в обломки и уже через секунду мусором отлетали прочь от места катастрофы. Так моё путешествие и кончилось. По крайней мере в эту сторону…

Эрик помолчал немного, потом сказал:

– Слово чести, я верну вексель и дополнения к фрахту, как только ты придумаешь вопрос, на который я не сочту возможным ответить. Но я категорически против голодной смерти…

Алекс вскочил на ноги:

– Прошу прощения, ужин давно ждёт!

* * *

После ужина, на котором капитан Йенсен не проронил ни слова и, только прощаясь, предупредил, что к точке погрузки они подойдут к пяти утра, партнёры вернулись в судовой офис.

Алекс предложил кофе, но Эрик отказался.

– Будем работать, – сказал он, устраиваясь в кресле. – Вопросы?

– Как-то у вас всё просто получается: двигатели потеряли, на Земле вас похоронили, а вы корректируете курс, выбрасываетесь на астероид…

– А-а, – улыбнулся Эрик. – Тебе непонятно, где же волнение, где ужас загнанной души? Дружище, не забывай, это моя работа. Меня отбирали, тренировали, готовили. Весь вопрос только в самодисциплине и желании жить. Никогда и ничего не происходит наверняка. Даже смерть и зачатие. Всё оценивается той или иной мерой вероятности. Всё, что увеличивает вероятность реализации желаемого события, следует использовать. Всё, что эту вероятность уменьшает, – отбросить. Всё! Весь секрет! Я не мог паниковать, потому что был изначально не так устроен, плюс специальная тренировка. Если бы я МОГ вести себя иначе, меня не допустили бы к полётам. Я ответил?

– Пожалуй, да, – неуверенно произнёс Алекс. – И что было дальше, после столкновения?

– Как обычно, жизнь продолжалась. Компьютера нет, связи нет, ничего нет, кроме воздуха на восемь с половиной часов, двух ракетниц с почти израсходованным запасом топлива и, конечно, полностью заряженного вакуумного резака.

Останки корабля не производили сильного впечатления. На поверхности льда черепашьим панцирем вздымался на высоту моего роста купол жилого модуля, будто закопанный в песок футбольный мяч семиметрового диаметра.

Сначала я вырезал проход под купол и вытащил из-под него баллоны с воздухом. Затем вынес и рассортировал ящики с пищевыми консервами. Всё это я вплавлял в лёд и потихоньку приходил в себя. Я думал найти воду, развернуть жилой модуль и держаться неопределённо долго на гидропонике. Изучая окрестности, с пользой провести время и, когда меня найдут, представлять собой большую ценность для человечества. Я мог стать уникальным специалистом по астероидному поясу! Но без приборов, измерительных инструментов и компьютера об этом нечего было и думать.

Часов через пять я остановился, чтобы перекусить и подвести первые итоги. Итак, смерть от голода в ближайшие пять лет мне не грозила. Воды мне хватило бы на миллион лет. Правда, ещё надо было придумать, как её добывать изо льда, но эта задача меркла рядом с проблемой дыхания. Дело в том, что системы жизнеобеспечения ракеты и жилого модуля были основаны на непрерывной регенерации воздуха. Мне же предстояло его быстрое одноразовое использование: конструкция скафандра не позволяла заменить регенеративный патрон в полевых условиях. Это сокращало срок моей жизни до нескольких месяцев.

«Ну и славно, – подумал я. – Если за первый месяц не найду способ снять скафандр, то сойду с ума раньше, чем почувствую первые признаки удушья».

Так, растаскивая и сортируя остатки оборудования, я провёл несколько недель на поверхности, вернее, над поверхностью куска льда, который быстро становился моим Домом. Отсчёт времени я не боялся потерять, так как в самом скафандре, кроме основных удобств, были встроены часы, которые питались от солнечной панели, расположенной на шлеме.

Угловой размер Солнца здесь был раза в три меньше, чем на Земле, но всё равно это было наше центральное светило. И логическая цепочка: Солнце – солнечная панель – электричество, привела меня к поискам солнечной панели жилого модуля. Разумеется, нашёл я её на штатном месте – в специальном ящике-хранилище, неповреждённой, готовой к эксплуатации. Теперь ситуация не казалась мне безнадёжной.

Разложив панель на дневной стороне планетоида, я зафиксировал её края льдом и получил электростанцию. Её мощности хватило, чтобы разогреть арматурным прутом лёд на метровой глубине, а потом в этой же полости электролизом разложить воду на водород и кислород. Внутреннее давление выдавливало газы по трубопроводам на поверхность, а внешние условия таковы, что водород и кислород тут же превращались в жидкости, которые я сливал в пустые топливные контейнеры.

Тем же прутом я пропаял во льду штольню вдоль корпуса жилого модуля и пробрался к шлюзу. Оставалось только заварить отверстие на куполе, энергией солнечной панели прогреть жилой модуль и наполнить его воздухом. Оказавшись внутри, я откинул шлем.

Парень, ты представить себе не можешь, сколь много счастья заключено в чистке зубов и ковырянии в носу!

Дальше дело пошло быстрее. Из уцелевшей кабины наружных наблюдений я сделал что-то среднее между душевой и ванной. По крайней мере вода попадала на кожу, обволакивала её и не спешила мыльными подрагивающими сферами разлететься по всему жилому объёму.

Мир изначально враждебен человеку, Алекс. Чтобы подчинить его своей воле, требуется много работы. Нужно пройти длинный путь проб и ошибок, прежде чем нащупаешь тонкую нить, которая приводит к успеху. Примерно такие мысли бродили у меня в голове, когда я выкупался и побрился. Я надел чистое бельё и здесь же, рядом с баней, поел не тюбик с пищевым концентратом через соску скафандра, а разогрел Обед № 1 «Праздничный» и действительно почувствовал праздник!

Неподалеку от купола, где Солнце было в зените, я выплавил шахту, вертикально уходящую вглубь астероида. Два люка – остатки моей разрушенной ракеты – помогли мне в устройстве шлюзовой камеры. Следующие несколько месяцев я занимался исключительно расширением жизненного пространства.

Как червь в яблоке, я прогрызал лабиринт залов и переходов для оранжереи. С освещением проблем не было: оплавленный лёд метровой толщины прекрасно пропускал солнечный свет.

Поскольку семена и соли от столкновения нисколько не пострадали, а воды, сантиметровым слоем обволакивающей внутреннюю поверхность залов, было в избытке, уже через полгода в моём распоряжении был сад и огород, цветущая зелень которых успешно поглощала избыток углекислого газа. Подо льдом я соединил жилой модуль с оранжереей воздухопроводом и перестал терять азот из остатков своего воздуха. Ещё месяца через два я перешёл на рацион с оранжереи, сведя к минимуму использование консервов.

Работы было много. В борьбе за жизнь смотреть вверх было некогда, и как-то даже забылось, что звёзды – рядом. Но пришло время, и они сами напомнили о себе.

Однажды, выйдя на поверхность, я почувствовал неладное. Причину беспокойства долго искать не пришлось: один из соседей, из тех, что ближе к краю пояса, забрался на диск Солнца. Угловой размер нарушителя спокойствия был в несколько раз меньше солнечного, и это частичное солнечное затмение никаких последствий не имело. Но я почувствовал угрозу.

Стараясь не делать поспешных выводов о превратности судьбы, я несколько дней наблюдал за перемещением Нарушителя, и сумел довольно точно определить вектор движения своего астероида. Теперь у моего планетоида появились «нос» и «корма».

Затем я вернулся к размышлениям о своей энерговооружённости. Тепло и электричество по-прежнему обеспечивалось солнечной панелью. Если в следующий раз Солнце заслонит астероид покрупнее, моему благополучию наступит конец. Можно, конечно, копить водород и кислород, но в случае затмения это решило бы проблему только наполовину: я сидел бы в тепле, но без света…

– Алекс, что, если продолжение этой истории отложить на завтрашний вечер? Предстоит утомительный день, и будет весьма непрофессионально не выспаться перед ним, как ты считаешь?

Возражений у Алекса не было, тем более что время действительно было позднее. Они попрощались и разошлись по каютам.

* * *

Разбудил Алекса сам капитан Йенсен.

Пробурчав: «Личное присутствие при погрузке обязательно», – капитан вышел, оставив Алекса наедине с обрывками снов и мыслей, в которых то ли он подчинял себе окружающий мир, то ли мир окончательно и бесповоротно садился ему на голову.

Наскоро одевшись и плеснув в лицо холодной воды, он через несколько минут стоял рядом с капитаном на мостике, прислушиваясь к отголоскам ругани, доносившейся с бака.

Ругались на испанском. В свете прожекторов Эрик с длинноволосым верзилой отчаянно размахивали руками, попеременно указывая то на тёмную воду, то на кран, а то и попросту тыкая пальцами друг в друга. Алекс быстро потерял к спору интерес, но капитан Йенсен несколько раз одобрительно крякнул, неловко покосившись в его сторону.

Волнения почти не было. Небо было чистым, слегка прорисованным светлыми полосками перистых облаков, освещённых из-за горизонта ещё не взошедшим солнцем.

– Это кто такой? – спросил Алекс у капитана.

– Старшина авральной команды АСС, – ответил рулевой.

– А какого чёрта он делает у меня на судне?

Капитан Йенсен повернулся к Алексу и предложил:

– А ты прыгай к ним на борт. Там и оформишь груз, они возражать не станут.

Алекс прикусил язык и сделал вид, что рассматривает на воде зеленоватые в утреннем свете узкие сигары, едва видневшиеся между огромными оранжевыми бочками-поплавками.

– Что-то не похоже на три четверти метра, – заметил он. – В лучшем случае половина.

Но его никто не слушал.

Наконец, придя к какому-то соглашению, Эрик похлопал длинноволосого по плечу. Но Алексу не показалось, что верзила остался доволен. Длинноволосый безнадёжно махнул рукой, перегнулся через борт и крикнул что-то своим. Затем поспешил за Эриком, который уже слетел с бака и быстро шёл к рубке.

Алекс не стал их дожидаться, вышел навстречу.

– Доброе утро, амиго, – приветливо обратился к нему Эрик. – Всё готово, как будем грузиться?

– Как будто у нас два трюма – пробурчал Алекс. – Всё вниз, а там расклиним и принайтовим. Из-за чего спор?

Но Эрик уже двигался прочь, взмахами рук привлекая внимание крановщика. Алекс принял документы от верзилы и кивнул трюмной команде…

Погрузка затянулась до четырёх часов дня. Да и обедали не на скорую руку: капитан Йенсен был доволен, что всё прошло без приключений; Эрик – что его груз уже на борту, а Александр просто радовался вкусной пище. Эрик не забывал нахваливать камбуз, и Йенсен, тронутый его тёплыми словами, достал свою заветную бутылочку с лекарством от всех печалей. Так что к моменту, когда аварийно-спасательное судно и плавкран превратились в едва заметные огоньки на темнеющем горизонте, в каюте капитана царило согласие и полное взаимопонимание.