Текст книги "Бог одержимых (сборник)"

– А я, представь, несколько дней там бродила. Улиток ела и ещё какую-то дрянь. Не слабо, да? Это твоя душа покидает тело и бродит где угодно?

…Думаю, оставили. Не могли же они прыгать вокруг меня со своими мешочками? А потом я долго смотрел, как они уходят. И в руках у них ничего не было. Точно, оставили!

– Ты там видел звёзды? – тошнила Рамзия.

– Я не знаю, что такое «душа», – сказал я. – Просто прикладываю раковину к уху, и в следующее мгновение что-то вижу. Звёзды тоже были. Только не как «звёзды» – а натуральные «солнца»: голубые, оранжевые. А ещё неслабые пейзажики с чудными зверушками.

– Расскажи! – жадно потребовала она. – Что ты видел? Каково оно… там?

– Что покажут. Разное. Чаще всего – огромная пустыня, залитая жидкой глиной. Болото без начала и конца. А там, в глубине этой жижи, что-то шевелится и ворочается. Жуткая вонь сероводорода пополам с аммиаком. От этой «картинки» почему-то всегда было особенно душно и мерзко. А ещё – большой зал с толстыми столбами, вокруг которых хламиды бродят. На головах колпаки – без прорезей для глаз или рта. Вот так, молча, лунатиками движутся, столбы и стены поглаживают. Дурдом, конечно. Были и другие жуткие места…

– «Другие места»… – протянула она. – А зачем ты переписывал суры?

– Что такое «суры»? – поинтересовался я и вдруг обнаружил, что мы стоим рядом с большой палаткой.

– Вот, – она обежала меня, откинула полог, схватила со стола рисунки и потрясла ими в воздухе. – И вот. А вот ещё. Это – суры священных колонн.

– Не знаю, – у меня не было никакого желания входить внутрь. Я ведь вообще хотел уйти подальше от лагеря. Как же это я оказался рядом с её палаткой? – Хламиды трутся вокруг стен и столбов, на которых высечены эти письмена. Они даже лазают, чтобы нащупать иероглифы. Секта! Всё в полной темноте… у них вообще нет освещения. Зачем ещё при этом колпаки – не понимаю.

– Это не колпаки, – сказала Рамзия. – Это у них капюшоны на бурнусах. А темнота и «колпаки», чтобы никто не мог увидеть суры. Это запрещено. К сурам только на ощупь можно прикасаться. А как ты срисовывал? Темно же? Там же не было света!

– Мне и не нужно. Я же ВИДЕЛ!

– Ах да! «Видел»… – Она задумалась, а потом сказала: – А ведь я могла бы перевести это.

– Правда? – пришла моя очередь удивиться. – Здорово! Ты всё-таки шпионка? Или шифрам всех астроархеологов учат?

– Нет, я – не шпионка, – обиделась Рамзия. – Расшифровка и перевод – это не одно и то же. Я могу говорить с хранителями. Если это их язык, думаю, что справлюсь.

– Интересно. Может, тогда скажешь, что хламидам от меня нужно? Зачем приходят? Что рассказывают?

– Прекрати их называть «хламидами», – поморщилась Рамзия. – И они не рассказывают, Коля. Они спрашивают. Сегодня они пытались у тебя выяснить, ты ли тот, кого они ждали, и когда будешь просить.

– Ого! – Я пожал плечами. – Как интересно. А о чём просить? И что я ответил?

Она внимательно на меня глянула:

– Ты сказал, что просить будет другой. И срок назвал – через двадцать лет.

И тут я будто из омута выплыл:

– А тебе, Рамзия, откуда известно, что эти закорючки – суры их священных колонн? И почему думаешь, что колонны – священные?

Она не стала отпираться:

– Я долгое время жила с ними, Коля. Я ведь, знаешь ли, была у них в плену…

III

«Уважаемый дядя Толя, произошёл несчастный случай, ваша дочь Патриция вместе с остальными ребятами погибла в водопаде. Сам-то я уцелел, потому что в это время занимался обедом. Сами понимаете: дрова, костёр, похлёбка… я отговаривал их от сплава в первый день. Настаивал, что нужно пройтись выше по ручью, опробовать верхние участки. Но они меня не послушались…»

Я – трус. Вот в чём дело.

Первый раз я струсил, когда чистил картошку, пока мои друзья умирали. Второй раз – когда решил остаться здесь, у водопада, в поисках слов, способных утешить родителей погибших. Но только сегодня утром, глядя в лицо туману, я вдруг понял, что таких слов нет. Они не придуманы Господом. И значит это, что имя моим поискам – блажь. Поступать и делать следует так, чтобы не было надобности в таких словах. И ЭТО будет по-божески…

Призрак растворился под порывами тёплого ветра, и через несколько минут озеро заголубело в лучах раннего солнца, отражённых от далёких вершин и ледников. А я вернулся в лагерь и приготовил завтрак. Когда я принёс котелок и чайник в палатку, Рамзия уже ждала меня. Её угол стола был чист от бумаги, а взгляд – от забот.

И она молчала.

Я понял, что это не к добру. За прошедшую после стычки с хламидами неделю Рамзия настойчиво работала над переводом, и я не сомневался в успехе её предприятия. Ложился ли я спать или возвращался с обрыва – она всегда сидела за столом в окружении моих рисунков, начинавших теряться среди вороха её записей. Когда-то я видел в ней авантюристку, но теперь мне открылся труженик, который не опустит молот, пока от стены не останется даже фундамента.

– Похоже, ты закончила свою работу?

Она посмотрела на меня, и сразу стало неуютно.

Рамзия уже полностью пришла в себя, отъелась и превратилась в привлекательную молодую женщину. Она привыкла к большой палатке, и мне пришлось «переехать» в Ленкину.

– Да, – сказала Рамзия, – я прочла это.

– Ого! – сказал я.

– Это не «ого», Коля. Это дорога к звёздам.

– Ого! – нахально повторил я. – Инструкции по изготовлению каменных топоров и звездолётов в наскальных рисунках?

– Это допущение оказалось ошибкой, – тускло отозвалась Рамзия, думая о чём-то далёком. – Это не инструкции, как я полагала вначале.

– Ни инструкций нам, ни текста, а побольше масла в тесто! – бодро отбарабанил я первое, что пришло в голову.

…Подумаешь! Меня не интересовали чужие тайны. Абсолютно! Тут со своими бы разобраться. При чём тут тесто, например? И почему я вспомнил о масле? Что-то я давно не видел масла…

– Да ты поэт?! – фальшиво удивилась Рамзия. – Над чем сейчас работаете, маэстро? Что готовите?

– В основном эпитафии, – душевно сказал я. – Много заказов в последнее время. Видно, сезон…

Завтрак мы готовили по очереди, обед – всегда я, а ужинали чем придётся. Такая очерёдность установилась из-за бестолковости Рамзии: она никак не могла отыскать в палатках съестное и всё время жаловалась на гниль вместо овощей, ржавчину на консервах и плесень на пакетах с сушёными продуктами. Так что добыча пищи со склада была на мне – перед обедом я переносил из палаток ребят столько припасов, чтобы их хватило до следующего утра.

Сегодня была моя очередь, поэтому мы завтракали гречневой кашей с изюмом и пили компот из сухофруктов. У нас была мука, и я раз в два-три дня жарил лепёшки, которые заменяли нам хлеб. Лепёшки закончились ещё вчера. Время замешивать тесто. Наверное, поэтому я о нём вспомнил? Но если масла нет, то… как же я жарил? На чём?

– Коля, это дорога в безумие, – ворвалась в мои размышления Рамзия. – Не нужно по ней идти. Ты не виноват.

– Знаешь, – мой голос звучал уверенно и ровно. – Давай-ка лучше о твоих надписях на заборах поговорим.

Это была не первая её попытка меня успокоить и отвлечь от главного. Безуспешная, конечно. Ни в чём она меня не убедила. Её тёплый взгляд и душевный тон не могли поколебать уверенности, что всё кончено. Я видел бессмысленность своих усилий. Какой в них прок? У меня не было нужных слов. И я не мог их придумать. Потому что нужные мне слова не были предусмотрены мирозданием…

– Это не сообщение працивилизации, – сказала Рамзия. – Долгое время я думала, что имею дело с текстом, который передан нам, людям, нашими предшественниками, цивилизацией, которая была до нас. И перевод не ладился. Но как только я допустила, что это прямое обращение, так сразу всё стало на свои места, – она допила компот и продолжила: – «Метеорит», который внизу, под нами, – живой. И полагает себя транспортом. Он и в самом деле «транспорт», только не в смысле геометрического перемещения предмета из одного места в другое. Он совмещает в одной точке времени и пространства объекты, подлежащие совмещению. Представляешь? Это прорыв к звёздам! Мы с такими усилиями обживали Орбиту! Посёлки на Марсе, станции Венеры, пояс астероидов… столько жертв! А тут… знание, как человеку мгновенно переместиться в любую точку Вселенной! С неограниченным запасом жизнеобеспечения! Со всем оборудованием и жильём, прямо отсюда, с Земли! Без двигателей, кораблей и многолетнего пути. Мы можем завтра же начать расселение по Галактике целыми городами! С прилегающими полями и сёлами, налаженной инфраструктурой и энергетикой. Только представь: наутро целый город просыпается на девственной планете: целина и ресурсы! Новая жизнь!

Кажется, я кивнул. Наверное, даже улыбнулся.

Вот фантазёрка! Марс и Венера… будто я не знаю, что после развала Союза к Луне никто не летал. И правильно. Нечего там делать.

Чужие звёзды, далёкие планеты… кому нужны эти миры с диковинными деревьями и невиданными животными? Зачем людям фантастические ландшафты, застывшие в терпеливом ожидании тех, кто может ими восхититься? Чтобы однажды пятёрке идиотов вздумалось бодрить кровь адреналином, а шестому, чудом уцелевшему, остаток жизни провести в мучительных раздумьях, как сообщить родителям о смерти детей? Содом и Гоморра! Пусть лучше все сидят дома!

И умирают в правильной очереди.

– Никак не пойму, – неприятным тоном сказала Рамзия. – Чего у тебя больше: печали или эгоизма? Такое впечатление, что, кроме собственных переживаний, тебя ничего не интересует.

Она рассеянно водила вилкой по тарелке, и по всему было видно, что на этот раз завтрак мне не удался. Впрочем, у меня будут ещё две попытки: обед и свежие лепёшки!

– А что у человека есть, кроме его переживаний? – спросил я. Просто так спросил, типа «веду непринуждённую беседу с девушкой». – Что человека интересует больше его самого? И звёзды человеку разве не для того нужны, чтобы в своей тусовке похвастать: «Я был там»! И ради этого выпендрёжа осваивать космос? Жечь горючее и рисковать счастьем тех, кому дорог?

– Нет, ты и вправду с Кольца упал! – сказала Рамзия. – Какие ещё «звёзды»? В школе не учился? Не знаешь, что пространство без массы не существует? В лучах звёзд энергии для жизни вакуума недостаточно. Нельзя пересечь то, чего нет. Человечество навсегда заперто внутри орбиты Плутона. Это было известно ещё в самом начале космической эры, с вояджеров, которые так и не смогли покинуть Солнечную систему. Мы триста лет искали дорогу. И я нашла её!

Я с удовольствием смотрел на Рамзию: как они удивительно похожи! Ленка вот также «заводится» с какой-нибудь ерунды, а потом рвёт и мечет, если не чувствует моего ответного восторга.

– Я это сделала! – звонко сказала Рамзия. Было похоже, что она потрясена своим открытием. – Я нашла источник информации, который научит людей шагать с планеты на планету без механизмов и с неограниченным багажом… у меня нет слов!

– У меня тоже, – хоть в чём-то мы были солидарны! – А что за источник? Кто нас научит?

– Источник живёт под горами, – ответила Рамзия. – Если верить сурам, он ждёт избранного, чтобы исполнить просьбу. В этот раз ты попросишь секрет абсолютной локомоции, то есть именно то, для чего источник сам был когда-то создан.

– Понятно, – соврал я, а потом до меня «дошло»: – Я попрошу? Я?

– Больше некому, – сказала Рамзия. – Я и сама ещё в этом не до конца разобралась. Такое впечатление, что отбор идёт на генном уровне. Избранного, в отличие от всех остальных, источник слышит и, соответственно, исполняет его просьбу.

– Неплохо. А при чём тут я?

Рамзия оставила, наконец, в покое свою тарелку и отложила вилку в сторону.

– Я следила за тобой, – призналась она, глядя мне в глаза. – Твой контакт с Источником очевиден. Ты попросишь для нас звёзды. Одно твоё слово – и наша раса станет галактической. Мы будем переходить с планеты на планету, как из комнаты в комнату, как из двери в дверь. Это то, о чём человечество мечтало со времён пещер. Это наше будущее. И ключ к этому будущему в твоих руках.

– Ты хочешь сказать, что человек до сих пор мечтает о том же, о чём мечтал в пещерах?

– Не понимаю, – сказала Рамзия. – О чём ты?

– Я о том, что пещерные люди мечтали о завоевании мира обоснованно: или они, или мир. Кто-то кого-то должен был съесть. Но теперь-то по-другому. Мы победили. Мы – цари Природы на своей планете. И как же мы пользуемся своей властью? Продолжаем мечтать о расширении среды обитания? Зачем нам звёзды?

– Дурацкий вопрос! – Я мог поклясться, что она растерялась. – Человек не может без звёзд, Коля. Это наша природа… новые горизонты…

– Не нужно про «горизонты», Рамзия, – попросил я. – И про ресурсы не нужно. Потому что всё это для трибун и телевизора. У людей есть всё, что нужно для жизни. Но вместо разумного потребления мы неразумно присваиваем. А в итоге бардак как отсутствие порядка. Возьми, к примеру, Советский Союз. Погиб не потому, что было мало, – шестая часть суши, не шалам-балам! Погиб от того, что хотелось больше. А то, что имелось, до сих пор валяется: забытое, заброшенное и пустое. Так было и есть с Сибирью. Так и со звёздами будет! Если бы деньги, потраченные на космическую программу, пустили на освоение Сибири, Гренландии и Антарктиды, там бы уже цвели пальмы. А ведь эти места куда более приспособлены к человеку, чем Марс или Венера!

Рамзия не спешит с ответом, думает, потом отодвигает тарелку, берёт полотенце и тщательно протирает руки.

– Ты ошибаешься, – сказала она. – Дважды. Во-первых, похоже, ты очень давно не был в Сибири и в Гренландии. Лет двести, да?

– А во-вторых? – спросил я.

– Во-вторых, мне не нравится твоё настроение, – ответила Рамзия. – Движение вперёд – это функция человека. Убери движение – не будет человека.

Но я уже потерял интерес к разговору. Обсуждение – это возможность «нормальное» состояние сделать терпимым. Но ей, чтобы стать «нормальной», нужно думать ещё лет сто, как минимум. Я-то через это уже прошёл…

– Человек запрограммирован на экспансию, – настаивала Рамзия. – Движение вперёд – вот вектор развития! Неважно, сидит человек в седле или в кресле звездолёта. Неважно, рискует у себя дома или рубит неприятеля в капусту у далёких звёзд. Развитие – это всегда риск. И при этом всегда кто-то гибнет. Это называется прогрессом.

– Так? может, следует больше думать о программе? Чем ненавидеть чужаков, не лучше ли любить близких? Чем не вектор развития? Почему мы не развиваемся в сторону любви и согласия? Почему следуем программе, которая мешает нам жить и ведёт в ничто, в пустоту, в космос?

– Ты порешь чушь! – Jна почти кричала. Казалось, она вот-вот расплачется. – Мы так устроены. Нас не изменить.

– Значит, мы движемся по пути наименьшего сопротивления? Измениться самим труднее, чем придумать врага и порубить его в капусту? Поэтому мы «рубим», вместо того чтобы любить?

Она долго смотрела на меня.

А потом вернулась к своим бумагам. А я к рыбалке, дровам и костру.

В молчании мы обедали. Она даже не похвалила мои лепёшки!

Потом мы ужинали. Она помогла мне вымыть посуду, и в густых сумерках мы разошлись по своим палаткам на ночь.

* * *

Она пришла, едва я тепло устроился в спальнике.

– Выйди на минутку, – попросила Рамзия.

Эту просьбу нельзя было назвать обычной.

– Зачем? – спросил я.

– Хочу тебе что-то показать.

– А до завтра это «что-то» подождать не может?

– Ладно, – уступила она. – Тогда вернёмся к палаткам. Кто их устанавливал?

Я застонал. Что-то такое она говорила в первый день нашего знакомства. Какой-то набор слов… нет, не вспомнить.

– Это тоже может подождать, – пообещал я, – дались тебе эти палатки!

– Твои палатки расставлены как звёзды в поясе Ориона.

– Очень интересно! Именно «в поясе»? Не в шляпе, не в карманах?

С минуту Рамзия молчала, и я уже начал надеяться, что она уйдёт. Напрасно… в том смысле, что напрасно надеялся.

– Тогда по-другому, твои палатки расставлены в точности, как стоят пирамиды Хеопса, Хефрена и Микерина.

– Но это только три, – заметил я. – А палаток – четыре.

– Четвёртая, в которой я живу, обозначает место эмиссионной туманности «эм сорок два». Углы и соотношения расстояний между палатками совпадают с положением пирамид плато Гизы и объектов пояса Ориона. Не слабо, правда?

– Замечательно! – на всякий случай согласился я. – Теперь можно спать?

Тут-то она и взорвалась:

– Выйди из этой чёртовой палатки! – закричала Рамзия. – Если немедленно не выйдешь, я отброшу её к чёртовой матери! Выходи!

В её голосе было столько растерянности и злости, что я не рискнул спорить. В конце концов, «если женщина просит»…

Я мигом опустил «молнию» на спальнике и проскочил наружу. Прохладно, но терпимо, если, конечно, вынужденный променад не затянется.

Она вышла за мной и приказала:

– Смотри на звёзды!

– Звёзды?

– Подними голову!

Ну я и поднял. И посмотрел. И обалдел.

Так вот почему в ранние, почти ночные часы я так хорошо видел призрака: по всему небу протянулось светящееся кольцо. Миллионы ярких, нет – огненных! – точек широким обручем неспешно проплывали у меня над головой. Многие мерцали, меняли цвета и оттенки. Некоторые равномерно вспыхивали, будто маяки на сложном фарватере. Они затмевали настоящие звёзды. Свет rольца по яркости спорил с Луной, краешек которой висел над перевалом. Захватывающее зрелище!

– Не Сатурн, конечно, – сказала Рамзия. – Но и радиус Земли поменьше…

Я молчал. Я был потрясён.

– Это спутники, Коля. Это орбитальная жизнь человека. Каждая звёздочка – отдельный мир, со своей экологией, традициями, законами. На Земле народу тоже хватает, но благодаря Кольцу уже не так тесно, как было сто или двести лет назад. Мы завоюем пространство, Коля. С тобой или без тебя. Но с тобой это будет завтра и с удобствами. А без тебя – через тысячу лет и ценой многих и многих жертв. Почему бы тебе не помочь нам? Попроси Его! Ты спасёшь тысячи… нет, миллионы жизней. Ты будешь героем! Всё человечество будет ходить у тебя в должниках.

А я всё глазел на это чудо. Почему я этого не видел раньше?

– Николай! – строго окликнула Рамзия, и мне пришлось опустить голову. – Оттуда многое видно. И твои палатки тоже. Я шла не к озеру. Я шла к тебе. Но меня перехватили хламиды. Они ведь не только суры… они и тебя охраняют.

– Меня? – удивился я. – Зачем?

– Потому что ты в контакте с Источником. Это очевидно. Я не могу знать, как ты это делаешь или почему он выбрал именно тебя. Может, это ты какой-то особенный, и твои гены и вправду имеют какое-то значение, а может, получилось случайно. Но я не отступлюсь. Я многое видела в плену, а за эти дни ты показал ещё больше. Теперь я уверена, что Источник существует! И я точно знаю, что его можно просить, а он может услышать. Попроси Его, Коля. За нас всех попроси!

Мне показалось, что она была готова разреветься… что и говорить: все люди разные, и у каждого – своя фишка в голове.

– Но как его просить? – спросил я. – У меня же нет раковины.

– Тебе не нужна раковина, Коля. Согни ладонь чашечкой и приложи к уху – та же раковина. Он услышит тебя. Попроси. Только для всех. Он даст…

Я послушно собрал ладонь лодочкой и приложил к уху. Точно! Шумит. Как море за дюнами, поросшими высохшим камышом.

За спиной будто выросли крылья. Знак!

Не напрасно призрак хлопал себя по ушам! Ему нужна была лишь раковина возле моего уха. Или ладонь ложечкой. Сумерки ночи прорезали контуры бескрайнего болота, из которого когда-то выползли наши далёкие предки.

– Что ты видишь? – шёпотом спросила Рамзия.

Её дыхание обожгло щеку. Рамзия тесно прижалась ко мне, и я вдруг почувствовал, ощутил, что на ней только Ленкина ночнушка: с широким декольте и разрезами по бокам до самого пояса.

Теперь мы были там вдвоём. И болото до горизонта уже не казалось мрачным и враждебным. Напротив. Это была ванна с горячей глиной, которая только ждала, чтобы в неё вдохнули жизнь. Солнце ласково грело, испарения кружили голову. А ещё была Ленка, с незнакомой улыбкой и чужим, насмешливым прищуром. Запах кожи, волос… непривычный, но не чужой. Я целовал её. Я дышал ею. Я любил её уже за то, что она была моего племени, а значит, частью меня изначально. Мы все из одной колыбели. А она охотно отзывалась на ласку: прижималась и потягивалась, продлевая бесконечное движение ладони от талии к бедру…

IV

Я всегда просыпаюсь в одно и то же время.

У меня нет будильника. У меня нет часов.

Просто я точно знаю, что там, внизу, в котловине, скапливается тёплый воздух, катящийся вниз с перевала. Вода озера охлаждает нижний слой воздуха, и от этого он становится более плотным и тяжёлым. Так образуется слой инверсии. Как только температура воздуха понизится до точки росы и водяной пар достигнет насыщения – начинается формирование тумана. Наступает особое время. Моё.

В эти минуты я должен быть там, на утёсе.

Время встречи с призраком.

Я осторожно высвобождаю руку из-под волос Рамзии, но она просыпается:

– Джамбудвипа, – говорит она. – Мы были там. Фантастика!

– Да, милая, – соглашаюсь я. – Наверное, ЭТО можно назвать и так.

Мне нужно спешить. Теперь я знаю, что мне следует делать.

– Это другое название Гондваны, – уточняет Рамзия, надевая Ленкину рубашку. – Мы были неосторожны. Для безопасного секса у меня не самые подходящие дни…

Мне некогда. Одеваюсь и выхожу из палатки.

Рамзия следует за мной.

– Попроси его, – напоминает она.

Её слова ртутью впечатываются в мягкую почву. Утренний воздух даже не пытается удержать тяжесть её голоса, роняет его в гной, мешает с песком.

– Не хочешь о звёздах, попроси панацею, – говорит Рамзия. Она ловит мою руку и держит, не отпускает, не даёт уйти. – Попроси лекарство от всех болезней. Спроси о вечной молодости или о манне небесной. Нас – тридцать миллиардов. Мы ссоримся. Мы ненавидим друг друга. Нас нужно лечить и кормить. Мы очень хотим жить…

– Хотите жить – не убивайте! – Мне неловко за свою попытку объяснить очевидное. – При чём тут Он?

– Спроси его, чего он ждёт, – Рамзия задыхалась от волнения. – Почему он один? Почему пустуют другие места их приземления? Это он их охраняет? Сторожит? Для кого? Для кого он несёт своё вечное дежурство?

Мне удаётся высвободиться, и я быстро иду – нет, бегу – утоптанной тропинкой к обрыву. Светает. Как стремительно приходит свет! Неужели опоздал? Нет. Вот он. Ждёт. Волнуется.

Сегодня его голос особенно громок. Он оглушает меня грохотом падающей воды, осыпает бисером влаги, благодарит за короткие минуты истинного общения. Я ничего не скрываю. Я чист и открыт. Я прозрачен. Я твёрдо знаю, чего хочу, и поэтому ничуть не удивляюсь, когда солнце прыгает к зениту, а на зелёной глади озера появляются перевёрнутые лодки. Рядом с лодками суетятся люди в оранжевых жилетах, и я счастлив от того, что «жилетов» пять.

Моё облегчение неимоверно: будто сбросил с плеч целую планету.

Звонкий девичий голос несётся к тёплому небу: «Эг-ге-гей!»

Обрывок страховочной сети свадебной белизной украшает серую громаду камня. Сеть новенькая, будто её оборвало лишь вчера. Нет, не вчера – сегодня. Только что. Минуту назад.

«Эг-ге-гей! – присоединяются к Василине остальные. – Кела! Круто!»

Они молоды, бодры и веселы. Перед ними вся жизнь.

Я улыбаюсь в ответ и смело шагаю вперёд.

Они отчаянно машут руками.

Что-то кричат, кто-то бросился обратно в озеро. Я лечу вниз, туда, к ним, к счастью и свету.

К своим друзьям, для которых мне удалось отыскать нужные слова…