Текст книги "Охота на охотника"

– Кажется, поплыли, – сказала мне графиня шепотом по-русски. Все равно в корме из-за громкого стука движка нас точно ни за что не услышали бы. По крайней мере, точно не разобрали бы язык, на котором мы болтаем.

– Вообще-то, как утверждают сами моряки, плавает говно, – уточнил я тем же шепотом. – А морские волки, типа, ходят. А еще у них много разных других странностей – вместо лестницы трап, а вместо веревки – линь, конец или шкертик. Ты лучше секи по тихой за этими хмырями и за горизонтом. Если почуешь что-нибудь не то – дай знать…

Графиня ничего не ответила, всматриваясь в темноту впереди. Похоже, режим наблюдения и анализа у нее уже включился, безо всяких моих команд. Впрочем, опасаться было нечего – пока наша грохочущая в ночи своей, явно бывшей ровесницей Рудольфу Дизелю «машиной», посудина выходила из порта, никто на берегу так и не поднял тревогу и не попытался выяснить, кто мы такие и куда мы направляемся. Вот тебе, мать его за ногу, и порт воюющей страны, да еще и в военное время!

Покинув гавань, мы оказались в ночном море. Соленые ветра в зад не дули, особого волнения не было, брызги в физиономию летели весьма умеренно, и мотало наш кораблик тоже в пределах нормы. При этом с ходу оценить нашу максимальную скорость тоже было сложно. Однако мы все-таки не шли на шикарном лайнере «Кунард-Лайн» через Атлантику, и для подобных вычислений не надо было быть высоколобым профессором математики. Пересекать Черное море поперек, с выходом куда-нибудь к Синопу (а это, если по прямой, километров четыреста или около того), да еще в военное время, со всеми сопутствующими ему неприятными «сюрпризами» в виде мин, подводных лодок и самолетов, не стал бы даже полный идиот. А раз так, Пиперков, по элементарной логике, должен был направиться по кратчайшему расстоянию, вдоль берега, в направлении Босфора. По моим прикидкам, от Бургаса было лишь десяток километров до Созопла, километров через пятьдесят – Ахтопол, а за ним уже и турецкая граница. Извините, что считаю все расстояния в километрах, а не морских милях, но я человек, в общем, сугубо сухопутный и от моря далекий во всех отношениях. То есть, даже если пиперковское, условно флибустьерское, утлое корыто не выдавало более тридцати-сорока верст (не помню, сколько это в узлах) в час парадного хода, при движении строго вдоль болгарского побережья на юго-запад, часа через два-три мы по-любому должны были оказаться за вожделенной межой. Если, конечно, на этом тернистом пути не возникнет каких-нибудь траблов и форс-мажоров.

Огни Бургаса пропали за горизонтом. Берег сузился до тонкой полоски, почти неразличимой на фоне темной воды и ночного неба. Под булькающее тарахтение мотора и однообразное шлепанье волн о борта графиня прикрыла глаза и задремала (ну, или сделала вид, что дремлет) в полулежачем положении, а я отключался как-то временами. С одной стороны, качка способствовала погружению в сон, а с другой стороны, на воде было довольно прохладно, что, наоборот, не давало полноценно заснуть. Опять-таки, кто знал, какие у этих хмырей были реальные планы на нас и что у них вообще на уме? Вдруг, видя, что мы спим, они немедленно перейдут к обездвиживанию и шмону? Так что спать было никак нельзя. По моим подсчетам в таком монотонном движении прошло около часа, но при этом никто из здешней команды из рубки не выходил и на нос, где были мы, старался не лезть.

И все было тихо и спокойно, пока меня не выдернул из полусонного состояния возникший где-то в ночном небе, на грани слышимости, сдвоенный шум моторов. Без сомнения, это был самолет, причем летел он явно откуда-то с востока и в нашу сторону.

Мы с графиней встрепенулись. В рубке мгновенно погасили свет (все-таки не полные кретины!), но, судя по раздававшимся оттуда отдельным репликам, «отважная команда» была близка к панике.

Звук моторов быстро приблизился, темный силуэт мелькнул прямо над нашими головами и, вроде бы, начал набирать высоту и удаляться. А потом вдруг неожиданно стало светло. Море на несколько километров (или, если хотите, миль) вокруг осветилось мертвенным желтоватым светом.

Сверху, недалеко от «Буряты» медленно спускались на небольших парашютах два источника этого света – САБы, они же осветительные авиабомбы.

Гул самолета больше не удалялся, а скорее приближался. Нравилось мне это все меньше и меньше…

– Ложись! – выдала графиня единственно уместную в этой ситуации фразу. Правда, звучало это довольно идиотски – на палубе окопа не выроешь. В следующий миг Ката несильным, но решительным пинком повалила меня на палубу, после чего улеглась на бок рядом.

– Рдыт-ды-ды-ды-ды-дых! – услышал я, довольно туго понимая, что вообще происходит. Этот звук тут же перешел в противный дребезг бьющегося стекла. Самолет бил минимум из двух стволов, и пилот целился явно по корме нашей лоханки. Я подумал о том, что было бы, попади пуля в бочки, и мне стало нехорошо. Блин, ну это же полный кирдык – получился бы красивый взрыв, в стиле канлодки «Кореец» в гавани Чемульпо!

Пульсировавший двумя пулеметными вспышками в носу силуэт двухмоторного прямокрылого самолета с тупоносыми моторами воздушного охлаждения и мелькнувшими на нижней поверхности крыльев контурами пятиконечных звезд проскочил прямо над нами и пошел обратно, в восточном направлении. Бомбовых или торпедных подвесок под его фюзеляжем не просматривалось.

В этом «ночном госте» я безошибочно опознал А-20, он же «Бостон». Поставлявшийся нам в ту войну по ленд-лизу американский штурмовик, использовавшийся в СССР как бомбардировщик и торпедоносец. Без сомнения, нам «засвидетельствовал свое почтение» какой-то из минно-торпедных полков авиации Черноморского флота. Первый вестник народной власти, показавший этим болгарским контрабандистам, что советское командование имеет свой, свежий взгляд на проблему несанкционированного ночного судоходства в территориальных водах Болгарии. Действительно ведь, как выразился тот лысый урод в фильме «Водный мир»: разве кто-то сказал, что уже можно уходить?

На дурацкое счастье наших хозяев, САБы быстро погасли, и стало опять темно.

Приподнявшись с мокрых досок палубы, я прислушался – гул самолета продолжал удаляться. Теперь уже можно было не опасаться, что он сделает еще один заход и, для верности, ухнет в нас фугаску-другую – мало ли чего у него было припасено в бомболюке для подобных случаев?

Хотя следовало признать, что неизвестный советский летчик спланировал все вполне четко. И действовал он явно без намерения уничтожать цель – обнаружил, обстрелял и обездвижил судно, а к утру сюда, чего доброго, и советские катера для ареста и шмона подтянутся.

В этот момент я понял, насколько давешняя ночная тишина в Бургасе была обманчивой. Ведь за всеми приготовлениями и последующим отплытием явно пренебрегавшего конспирацией долбошлепа Пиперкова с нами на борту кто-то внимательно наблюдал! И этот загадочный «кто-то» сообщил об этом «кому надо», да столь удачно, что информация эта довольно оперативно дошла до командования Красной армии! И, похоже, неизвестный «кто-то» сильно приукрасил намерения и возможности Пиперкова – по-моему, посылать против подобной скорлупки двухмоторный бомбардировщик было слишком жирно. Если только советский Черноморский флот не начал стандартные для военного времени мероприятия по плотному блокированию здешнего побережья. Да к бениной маме таких «отпетых котрабандистов» вместе с их сраной «тихой гаванью»! Выходило, что в здешнем Бургасе вообще ничего нельзя было толком утаить – нравы болгарских пейзан оказались столь же простыми, как в любой среднестатистической российской деревне.

«Бостон» ушел за горизонт, и звук его моторов окончательно растаял в тишине.

Графиня поднялась с палубы и, отряхивая платье на животе, встала рядом со мной. Сразу стало понятно, что чего-то в общих ощущениях окружающего мира не хватает. Точнее сказать, теперь исчез главный элемент шумового оформления нашего плавания – пульсирующий стук и тарахтение изношенного движка «Буряты» прекратились.

В корме, рядом со светившейся плохо различимыми в темноте свежими дырами и выбитыми иллюминаторами рубкой возились и переругивались, выбираясь из подпалубных отсеков, наши «лихие контрабандисты».

– Да еба майката ти! Да ти еба майката! – от души загибал кто-то из них (по голосу вроде Шопов) насчет интимных отношений с чьей-то мамкой. В этом смысле болгарский язык тоже оказался вполне себе родственным нашему. Потом, разными людьми, громко и многократно, были упомянуты «кур» и «пичка», то есть мужской и женский половой органы. Н-да, похоже, получив свинцовые «возражения» от советских ВВС, команда сильно огорчилась…

Наконец, откуда-то из рубки выбрался недовольный и растрепанный Пиперков в сдвинутой на затылок фуражке. Смачно плюнув за борт, он на негнущихся ногах направился прямиком к нам.

– Всеки е жив? – поинтересовалась графиня, когда он подошел.

Как оказалось, в этом смысле действительно пронесло, никого из экипажа не убило и даже не ранило (мелкие царапины были не в счет). Экипаж «Бостона» был, если можно так выразиться, предельно гуманен и корректен, хотя вряд ли у пилота это получилось намеренно – ночь как-никак. Но одновременно наш дорогой шкипер пожаловался на то, что несколько крупнокалиберных пуль прошили борт ниже ватерлинии (и теперь там течь), зацепили мотор и разнесли компас и прочее стоявшее в рубке навигационное оборудование, надо полагать, допотопное, как и все в их псевдопиратском хозяйстве. Далее Пиперков высказался в том стиле, что мы все в рубашке родились, поскольку в бочки все-таки не попало. Да кто бы спорил!

И, разумеется, он сказал, что теперь все усложняется. Видимо, подразумевая прежде всего увеличение цены за свои услуги.

Графиня никак не отреагировала на это стихийное заявление. Она просто молча присела на накрытый брезентом ящик рядом со мной.

Пиперков немного потоптался на месте и удалился в корму, а далее Братанов с Шоповым полезли к единственной мачте судна и кое-как сумели развернуть на ней косой парус. Тем самым они, надо полагать, обозначили намерение своего шкипера неудержимо двигаться дальше, но практического смысла в этом действе было мало – ветра в эту ночь практически не было. Поэтому под парусом двигались мы еле-еле. Скорее даже не двигались, а просто дрейфовали по воле волн.

Закончив с постановкой паруса, «героическая команда» полезла чинить движок. Точнее, движок, судя по всему, чинил один Налбантов, а остальная троица торчала возле рубки, светила ручным фонарем, подавала какие-то железки и давала «ценные указания», щедро сдобренные ненормативной лексикой. Больше всех орал и нервничал Пиперков, из уст которого сыпались словечки типа «по-бъерзо», «затвора» и «лайна». То есть призывы поспешать вполне логично чередовались у него с намеками на тюрягу и говно. По-моему, говном он обзывал в основном движок, поскольку видимый эффект от починки был невелик.

Не знаю, что думала в тот миг Ката, но мне стало понятно, что достижение цели в виде турецкого берега откладывается и, возможно, на неопределенный срок.

Между тем начало светать. При свете «Бурята» выглядела еще более непрезентабельно, чем в темноте – все какое-то старое и потертое, кругом потеки ржавчины и зелени, а парус вообще оказался серым и неряшливо залатанным в нескольких местах. Ну а «люди Флинта», выйдя из мрака, перетрухали, что называется, совсем. Их «обветренный как скалы» шкипер уже кричал своим что-то насчет «иси еба майката», намекая тем самым на полный и окончательный звиздец. Его бесстрашные сокомандники реагировали на подобные реплики как-то вяло.

Плавание без руля и без ветрил, больше похожее на дрейф, стихийно продолжалось. И, как мне показалось, наш грозный капитан окончательно заблудился в трех соснах, а точнее, если использовать псевдоморскую терминологию, в трех румбах.

Между тем, по мере того, как небо над нами светлело, мы начали медленно приближаться к какой-то неожиданно возникшей по носу полосе белесого тумана. Туман был не шибко густым, и за ним просматривались неясные контуры недлинного куска обрывистого берега. Сплошной береговой линии я не разглядел, так что, возможно, это был мыс или остров. Что, таки сбылась картина Репина «Приплыли» (кстати, реально у этого художника никогда не было полотна с таким названием)?

Разумеется, на корме тоже заметили берег, и, кажется, энтузиазма у этих Бармалеев-44 резко прибавилось. А их придурочный атаман решительным шагом направился в нашу сторону. Собирался потребовать окончательного расчета или даже более того? Пока он топал к нам, обходя мачту с не очень уместным, обвисшим в безветрии парусом, я, на всякий случай, достал из половика, взвел и взял на изготовку автомат, чем поверг подошедшего Пиперкова в ужас. По-моему, оказавшись лицом к лицу с наведенным стволом, он был близок к тому, чтобы обосраться. Как мне казалось, уважающие себя контрабандисты должны были иметь при себе «на всякий случай» какое-никакое оружие, но у этой странной четверки точно не было ничего, кроме разве что ножей. Но их наличие можно было определить только путем стихийной рукопашки либо завтрака, во время которого они непременно начнут строгать помидоры и колбаску «на закусочку». Но ни драка, ни ранний прием пищи нам были на фиг не нужны. Похоже, и наш «корсар Бургасского залива» не имел каких-либо агрессивных намерений, поскольку его испуг при виде нацеленного «ППШ» был вполне реальным, и руки он поднял с готовностью.

– Какво ще кажеш? – спросила у него Ката, милостиво разрешив опустить руки.

Пиперков деревянным, словно у Буратино, голосом заявил, что вот он, прямо перед нами – тот самый турецкий берег. То есть ура, мы у цели.

В принципе, учитывая время, затраченное на пустое болтание по волнам, мы действительно могли запросто достичь Турции. Но ведь могли же и не достичь! И хрен проверишь, поскольку на берегу не написано, чей он.

– Жестоко. Подход към брега! – велела графиня. Я не сразу допер, что «жестоко» по-болгарски означает всего-навсего «замечательно».

– Товае невъезможно! – заныл шкипер, сделав несчастное лицо.

Пока они мило беседовали подобным образом, я продолжил рассматривать туманную полосу перед нашим носом. И все-таки, какой-то странный это был туман. У меня было стойкое ощущение, что к обычным ароматам моря при приближении к нему примешивается какой-то химический запах. А я в химии маленько понимаю, как-никак, всю жизнь прожил неподалеку от химических и нефтеперерабатывающих заводов.

– Какво означава «невъезможно»?!? – возмутилась Ката.

Видя, что настал черед моей реплики, я прицелился в Пиперкова, давая понять, что одной длинной очередью превращу в вермишелевую поварешку (в плане количества дырок) и его, и парус, и тех, кто остался позади него, в рубке. Одновременно с этим я объявил:

– Ще стрелям!

Одна из немногих фраз, которые я через пень-колоду знал по-болгарски, – обещание застрелить. И заодно поспешил задвинуть для солидности, из своего любимого, тарабарского репертуара:

– Юк кака бикше бе миндер хаслыр фиват силде!

Прозвучало это в меру угрожающе.

– Той не се шегува! – подтвердила графиня, что я не шучу.

– Недейте! То же Турция! Така е по-точно! – продолжил ныть шкипер, утверждая, что все как договаривались и он привез нас куда нужно.

– Не получаваш пари! – огорчила его Ката обещанием не заплатить.

Здесь Пиперков заныл совсем уж плачущим голосом побитой собаки, и в его речи причудливо переплелись «висока цена», «децата», «съепругата» и «болна свекърва», то есть расходы на ремонт усугублялись детьми, женой и больной тещей. Да-да, ребята, у болгар «свъекрва» это «теща», то есть все наоборот, в привычном для них стиле!

– И что с ним делать? – спросила Ката у меня, переходя на русский. Потасканный пиратский предводитель при этом замолк и прямо-таки изменился в лице, явно не зная, как ему реагировать на разговорный русский, тем более после произнесенной мной перед этим «речи тарабарского короля». Интересно, за кого он нас считал теперь – за каких-нибудь недобитых белогвардейцев или хитрых советских шпионов?

– Убивать их бессмысленно, – высказался я. – Возись потом с этой их дырявой калошей. Да и не контрабандист он, это и у него, и у всей его команды прямо-таки на лбу нарисовано!

– Не стрелям! – возопил Пиперков, явно не вполне поняв, о чем я говорю, но совершенно правильно подозревая, что ничем хорошим это и ему и его людям не грозит. – Недейте!

Вслед за этим он пообещал предоставить в наше распоряжение их ялик. Дескать, на нем мы без труда догребем до берега, благо до него тут уже было недалеко.

По-моему, он уже начинал повторяться, заговариваться и завираться.

– Хорошо, – согласилась графиня. Все равно иных вариантов у нас с ней не было.

Далее, «пиратская команда» суматошно спускала на воду лодчонку и тащила в нее весла, а я держал их на мушке, стоя на носу, рядом с присевшей у бочек Катой. Надо отдать нам должное, графиня честно рассчиталась со шкипером, даже накинув ему сто фунтов сверху. Видимо, на ремонт его продырявленной калоши. А еще в качестве некоторой «компенсации за моральный ущерб» им достался половик, в который я заворачивал «ППШ». Пусть теперь хоть ноги вытрут, если что…

Потом моя спутница не без труда спустилась в привязанную к борту лодку и, приняв у меня из рук чемоданчик, разместилась на ее передней банке. Когда Пиперков со своими горе-орлами отошел на корму, спрыгнул в лодку и я. Графиня отвязала ялик от борта «Буряты», и я налег на весла, передав автомат графине.

– Держи их на мушке! – приказал я. Ну не было у меня уверенности в том, что они все-таки не достанут из потаенных нычек стволы и не начнут стрелять по нам с целью завладения «сундуком мертвеца» (чемоданом то есть) и содержимым наших карманов, либо не попытаются протаранить и утопить нас бортом своего корыта.

Поэтому графиня целилась в «Буряту», а я, не жалея ладоней, погреб к берегу, прямиком в туман, попутно отмечая очередную странность этого тумана – уж очень низко он стлался над водой, а на высоте полусотни метров над ним было уже вполне чистое небо. Я все больше укреплялся в мысли насчет искусственного происхождения данного тумана.

«Бурята» достаточно хорошо просматривалась за кормой ялика, на самой границе полосы странного тумана. Поначалу на ее палубе не было практически никакого движения, но, когда мы отплыли от судна метров на четыреста, пиперковская лоханка неожиданно развернулась кормой к нам. Потом там что-то оглушительно лязгнуло и провернулось, а затем в нарушаемой лишь скрипом уключин ялика тишине знакомо застучал движок. Выходит, они его починили-таки? Вот же сволочи, обманули, ведь вполне могли доставить до самого берега и высадить там, небось не сломались бы! Интересно, почему это ссыкло (их дорогой шкипер то есть), предпочел отдать нам столь полезный в хозяйстве предмет, как ялик, но не приближаться к берегу? Счел, что выплаченные ему деньги вполне компенсируют в том числе и потерю ялика, или успел проштрафиться перед турками, урод? В любом случае, стрелять было уже поздно и далековато, да и неохота, если честно. Оставался только один вопрос – каких еще сюрпризов ждать?

И я угадал – сюрпризы последовали. Где-то на западе неожиданно загудели авиационные моторы. Звук был двойной, но не такой, как ночью, и не предвещавший ничего хорошего. И точно, спустя пару минут над скрывавшим наш ялик туманом проскочил небольшой, двухмоторный и двухкилевой самолет с красными звездами на крыльях и фюзеляже.

Новый «небесный гость», в котором я безошибочно опознал советский бомбардировщик Пе-2, без сомнения, заходил прямиком на «Буряту». Спустя считаные секунды к гулу моторов прибавилось глухое татаканье пулеметов. Пилот «пешки» не был ни гуманистом, ни снайпером, и на сей раз я увидел, как череда поднявшихся на воде всплесков перечеркнула нос «пиратской» посудины, и попадание последовало именно туда, куда нужно. Над суденышком появилось пламя, а потом бочки с ворованным бензином весело полыхнули обширным грибовидным красно-черным облаком. С борта остановившегося и охваченного пламенем суденышка никто не выпрыгнул. Во всяком случае, я ничего подобного не рассмотрел. Вот тебе и «Остров сокровищ» – бац, и обнулили разом и Сильвера, и Джима Хокинса с прочими Бенами Ганами.

Ну что тут сказать – хороший половичок. Был…

Увы, но не у всех Чебурашек в этом мире получается удачно прикинуться апельсинками и достичь порта назначения. Очень многие не доплывают. Что ж, плакали твои денежки, Пиперков. На том свете тебе фунты точно не понадобятся, жадина-говядина. А ведь если бы этот дристун довез нас до берега, пилот мог и не заметить его в тумане-то. Выходит, что у наших соколов с ночи кардинально изменилась какая-то начальственная установка и теперь от них требовалось не просто обездвиживать, а непременно уничтожать обнаруженные в каких-нибудь запретных секторах моря цели? Не скажу, что мне было сильно жаль эту четверку взявшихся явно не за свое дело говнюков. Однако, если, в порядке бреда, предположить, что нашли и уничтожили их персонально из-за нас, выходило все-таки не очень красиво. А с другой стороны – есть ли что банальней смерти на войне? Пусть даже ты на этой самой войне был вообще не при делах, а лишь хотел в общей суматохе немного денег заработать. Как говорят в таких случаях – ничего личного, чистый бизнес…

Пока я, временно бросив упражняться в дилетантской гребле, любовался разгоравшимся на месте «Буряты» пожаром, Пе-2 сделал над туманом еще один широкий круг и, наконец, улетел, видимо, убедившись, что действительно попал куда следовало.

Я опять налег на скрипучие весла. Графиня сидела на прежнем месте, опустив автомат. Потом она немного откинулась назад, вывалив обтянутый платьем живот из-под кожаного пальто. Как я успел обратить внимание, смотрела она на все происходящее с интересом, но без малейших эмоций.

– По-моему, он нас все-таки наебал, сука, – высказал я вслух то, что меня тревожило. – Ведь если я все правильно понимаю и над нами летают советские самолеты, стало быть, это точно не Турция.

– Конечно, не Турция, – усмехнулась Ката. – По моим расчетам, ночью мы все-таки прошли Созопол, но потом, после атаки самолета и отключения двигателя, мы долго дрейфовали с небольшим юго-западным ветром в основном в обратном направлении. Так что, судя по всему, вокруг нас по-прежнему Бургасский залив, а остров впереди – явно один из тамошних. При дальнейшем приближении я определю точнее, какой именно.

– Так ты, мля, все знала? – искренне удивился я, продолжая потеть и работать веслами. – А почему раньше не сказала?!

– Тогда вы бы неизбежно начали делать резкие и необдуманные движения в своем стиле. Да, я знала. Более того, по некоторым косвенным признакам я сразу поняла, что эти наши Зюмбюлев с Пиперковым никакие не контрабандисты и в Турцию точно не ходят. Судя по всему, в основном они занимались тем, что с помощью какого-то вороватого военного чина из Бургасского порта сбывали краденное с тамошних армейских или флотских складов горючее. Кстати говоря, поставляемое немцами болгарам в условиях суровой экономии, по жестким лимитам военного времени.

Прошедшее время в данной фразе, видимо было следствием только что состоявшегося стихийного фейерверка. Хотя, тут все было логично – с этого момента бизнес потерявшего и партнера, и судно пижонистого Зюмбюлева однозначно накрывался медным тазом. Если только у него на подхвате не было еще кого-то.

– И что они делали с этим горючим? – на всякий случай уточнил я.

– Странный вопрос. Естественно, продавали. А скорее всего – меняли на продовольствие, имея клиентуру по всему побережью, от Ахтопола до Варны.

– Почему именно на продовольствие?

– Потому что это еще один, если не самый главный, дефицит военного времени. Времена голодные, даже если страна формально и не воюет ни с кем, кроме югославских партизан. Они сбывали продовольствие местным спекулянтам, которые потом реализовывали его по завышенным ценам в Софии и других крупных городах. Богатые хотят хорошо кушать, причем всегда и везде.

– Ого! Это впечатляет! Много же ты о них узнала, увидев первый раз в жизни! Интересно как?

– Просто я всегда обращаю внимание на разные мелочи. И я очень хорошо вижу и слышу.

Вот, блин, как она это делает? Лично я за считаные часы нашего пребывания в Бургасе понял про этих гавриков только то, что они максимум мелкоуголовные элементы, склонные к кидалову. Хотя, в доме Зюмбюлева вполне могли быть какие-то «мелкие детали», на которые я мог просто не обратить внимание, тем более что дело было ночью. Нет, ну точно, не женщина, а ходячий комп в комплекте с хитрыми следящими устройствами – уже в который раз за время этого суетливого путешествия я убеждался в этом.

– Это все, конечно, здорово, но что нам с тобой теперь делать? По тихой доплывем до берега и пойдем сдаваться в плен? Конечно, 3-й Украинский фронт быстро покатится дальше, на Белград и Вену, вот только что-то подсказывает мне, что от нашей контрразведки мы так просто не отбрешемся, особенно продолжая изображать из себя разных там венгров и турок.

– Успокойтесь, геноссе Зур-Башлык. По-моему, мы все-таки приплыли куда нужно.

– В смысле? Мы ведь ехали-ехали и приехали, откуда выехали?!

– Я сразу поняла, что это не туман, а обычная дым-завеса. А это значит, что где-то у этого острова или на самом острове находится тот, кто эту дымзавесу ставит. И, надо полагать, ставит он ее не просто так, а чтобы спрятаться от русских самолетов. И что, по-вашему, тут стоит прятать за дымзавесой?

– Катер или подводную лодку? – предположил я, не переставая грести.

– Или гидросамолет, – предположила, в свою очередь, графиня.

– И что же – пойдем на абордаж с одним автоматом?

Представив, как может выглядеть попытка прорыва с «ППШ» наперевес через рубочный люк U-бота – вниз, туда, где находится вся команда подлодки (а это минимум два десятка «мальчиков Деница»), я тут же осознал, что задача эта для нас в принципе невыполнима.

– Ваш скепсис мне понятен, – сказала Ката. – Только один автомат – это не так уж и мало. Но сначала мне все-таки надо осмотреться. А там решим.

Ну-ну. Тут ей, конечно, было виднее.

Пока я изо всех сил выгребал к торчавшим из полосы прибоя вокруг острова покрытым водорослями валунам, «дымный туман» понемногу рассеялся, а из дымки над морем начало подниматься солнце.

Наконец-то мы подошли почти вплотную к островку. Прибой мотал ялик, обдавая нас заменившими утреннее умывание брызгами морской воды и норовя выкинуть на прибрежные камни. Я посмотрел на свои ладони – мозолей с непривычки, слава богу, не натер, но и здоровья себе точно не прибавил. Руки и особенно ладони ощутимо болели. И чего я не сообразил сразу посадить на весла своего биоробота? Хотя, в той спешке, с которой мы покидали борт «Буряты», было не до того.

На самом острове было тихо. Хотя кому там шуметь в седьмом часу утра? В отдалении над невысоким берегом просматривались верхушка маячной башни и строения, увенчанные куполом какой-то церкви.

– Маяк и церковь, – сказала Ката, то ли размышляя вслух, то ли желая информировать персонально меня. – Похоже, этот остров называется Света Анасатасия.

– И что, полезем на берег? – спросил я. Честно говоря, название этого острова мне решительно ничего не говорило, и я не знал, хорошо это или плохо.

– Нет. Без необходимости не полезем. На этом острове точно нет ничего интересного. Здесь, кроме монастыря, у прежних властей была разве что тюрьма строгого режима для разных политических противников покойного царя Бориса. И хотя ее уже довольно давно должны были закрыть, черт знает, кто и что там сейчас. Так что, пока гребите вдоль берега, вон туда.

И она показала налево.

Мозоли набивать по-прежнему не хотелось, но спорить было бесполезно. Так что я опять налег на весла, направляя ялик вслед за указующим перстом графини, ведя ялик вплотную к этому вместилищу «болгарского замка Иф». Возможно жандармы и тюремщики покойного царя Бориса тоже иногда почитывали Дюма.

Повторяющиеся изгибы и кручи здешнего берега были похожи друг на друга. Гальки, валуны, мохнатые водоросли, кое-где – видимые на известняковых склонах зеленые кусочки травы. В волнах были изредка видны бледные медузы, ну и непременной деталью пейзажа были чайки. Волны монотонно шлепали о борта ялика. Людей на острое я не видел, ни сверху, на берегу, ни у воды. Это выглядело странно, учитывая, что то, что осталось от «Буряты» еще продолжало гореть, коптя небо тонким столбом раздуваемого легким ветерком дыма. Там, откуда я сюда прибыл, смотреть на подобное зрелище уже давно сбежалась бы трясущаяся от предвкушения лайков в соцсетях толпа зевак, снимающих пожар на мобильные телефоны.

– Стоп! – резко и категорично выдала вдруг графиня. – Быстро к берегу!

Я поднял глаза и обомлел – из-за очередной каменной осыпи островной береговой линии показалась бухточка, где на воде четко просматривался большой темный предмет. Энергично отгребая вправо, к берегу, я все-таки успел рассмотреть, что это был слегка покачивающийся (надо понимать, он стоял на якоре) в такт волнам, носом к нам, ненормально здоровый, шести-моторный гидросамолет, в стандартном, германском «оскольчатом» камуфляже серо-зеленых тонов. Киль и фюзеляж аппарата светились пятнами свежей серой краски, под которой, надо полагать, были скрыты торопливо задутые краскопультом опознавательные знаки люфтваффе.

Далее все было быстро. Мы подошли к берегу, графиня, придерживая левой рукой низ живота, подхватила чемоданчик и медленно полезла вверх по береговой круче. Я, стараясь не замочить ног, вылез вслед за ней и за привязанную к носу лодки веревку (пардон – конец, моряки мы или нет) вытянул ялик носом на берег, потом прихватил автомат и поднялся по берегу вслед за уже устроившейся на утесе, присевшей за каким-то камнем графиней. Интересно, что в ее хитром чемоданчике очень кстати обнаружился германский армейский бинокль, которого я там раньше почему-то не замечал.

– Ну и что вы на это скажете? – спросила она, передавая мне бинокль и тут же предупредив: – Только особо не высовывайтесь, они там наверняка тоже вовсю наблюдают за акваторией!

Мне было интересно, кто эти «они» и сколько их всего?

– Что я могу сказать? – высказался я, обозрев свежим взглядом открывшийся перед нами пейзаж, и без паузы начал тарабанить все, что только ни задержалось в моих и без того серых извилинах об этом самолете:

– Если перед нами сейчас все-таки не вызванная стрессом галлюцинация, то это, надо полагать, «Бломм унд Фосс» BV 222, он же «Викинг», самая большая летающая лодка Дриттенрайха. Сделали их вроде бы не больше полутора десятка, исключительно в виде довольно сильно отличающихся друг от друга прототипов. Использовали их для дальней морской разведки и грузовых перевозок на большие расстояния, в частности, в 1942—1943-м такие аппараты участвовали в снабжении африканского корпуса Роммеля. Шесть двигателей, размах крыла 46 метров, длина 36 метров, вес с полной заправкой и нагрузкой больше 45 тонн, максимальная скорость – 300 с небольшим км/ч, дальность не то 6835, не то 7400 км, то есть – по здешним понятиям практически межконтинентальная, экипаж человек десять, на некоторых экземплярах стояло оборонительное вооружение из трех-четырех пушек и пулеметов. Ну и чутье у тебя, ваше благородие! Опять – раз, и привалило счастье в виде очередного дара судьбы? И, я так понимаю, это как раз по его душу Пе-2 прилетал?