Текст книги "Охота на охотника"

После того как Ката исчезла в фальшивом здании, прошло минут пять, а потом в моей голове что-то квакнуло. Обещанный звуковой сигнал? Засургученный заказной пакет таки вручен адресату? Я моргнул от неожиданности, и в этот момент «хрононужник», куда она входила, исчез так же неожиданно, как и появился. Исчезла и идущая к нему цепочка следов на песке, оставленная подошвами графини. Как будто ничего и не было.

Интересно, а можно ли обнаружить крышку пульта, если сверхтщательно прочесывать местность и, к примеру, методично протыкать здешний песок щупами, типа тех, что обычно используют саперы? По-моему, вряд ли – при прикосновениях крышка как-то не показалась мне твердой, а раз так, щуп не знающего, что он, собственно, ищет, сапера просто пройдет сквозь нее, как и через обычный песок. Тут, похоже, опять использовались голографические штучки или что-то еще похитрее. Ну а организовать здесь и сейчас тотальные поиски не в человеческих силах, да и не будет никто неизвестно ради чего обшаривать, а тем более просеивать, тонны южноиранского песочка. Особенно англичане, у которых для этого явно не было ни людей, ни желания. Это в наше время какой-нибудь Моссад будет методично просеивать песок, на который по пути помочились некие палестинские боевички с целью извлечения ДНК и воссоздания по нему «возможного внешнего облика террористов», а здесь до этого еще, слава богу, не доросли.

С этими мыслями я проделал все, как мне сказали. В результате моих манипуляций пульт исчез, снова став просто песком. Правда, даже на расстоянии пары метров я продолжал ощущать исходящее от него тепло. Интересно, что исчезли и следы моих подошв вокруг него.

Хитро! Возвращаясь обратно к оазису я, интереса ради, оборачивался назад и специально смотрел на свои следы. И, вплоть до окраины оазиса, следов на песке я почему-то не оставлял! То есть для стороннего, непосвященного наблюдателя я за границу оазиса вообще не выходил, и, раз так, те, кто будет прочесывать местность, дальше колодца точно не сунутся. Занятная маскировочка, что тут сказать. Уже не в первый раз убеждаюсь, что мои работодатели страхуют свои точки входа-выхода если не от всего на свете, то уж точно от очень многого. И ведь вроде все рядом, только руку протяни, а вот хрен найдешь, особенно если ты без понятия о том, что именно нужно найти!

Вернувшись, я перешел на другую сторону оазиса, как можно дальше от портала. Там выбрал относительно выгодную позицию, устроившись за обломком ушедшей в песок глинобитной стены, потом в несколько приемов перетащил туда же рюкзак и стволы. Ну и, в качестве финального штриха, разложил оружие перед собой, превратив это место прямо-таки в киношные декорации некоего «последнего боя» солдата, собравшегося как можно дороже продать свою жизнь.

Смерть, как и рождение, есть акт возвышенный. Даже если эта смерть понарошку. Конечно, можно было просто взять да и застрелиться, но что-то не хотелось. Я человек с какими-никакими принципами и потому все-таки решил устроить на прощание короткий спектакль со стрельбой. Хотя и убивать кого-то мне тоже не хотелось.

Ждать развязки мне пришлось довольно долго, наверное, с час. Солнце стало клониться к закату, как сказал бы товарищ Сухов. Я успел подремать и попить водички из фляги, а потом, наконец, услышал далекий, хорошо знакомый лязг металла и рев двигателей. Кажется, стерва-англичанка оказалась хитрее, чем я ожидал. Если бы первой появилась пехота, какие-нибудь сипаи или сикхи в тюрбанах, «баталия» могла продолжаться довольно долго. Даже никого не убивая, я постарался бы создать иллюзию того, что мои оппоненты имели дело именно с немцами. Их убедил бы в этом звук стрельбы, мое оружие и внешний вид (не зря же я переодевался, черт возьми!), а также оставшиеся в виде доказательства стреляные гильзы. Но британские «начальники войны» все же подстраховались, сочтя, что против лома нет приема. И первыми пришли танки. Скоро я их действительно увидел – вполне обычные «Шерманы» М-4, три штуки, в раннем исполнении, с короткими 75-мм пушками и противопылевыми жестяными кожухами на надгусеничных полках, в английском песочно-зеленом, пустынном камуфляже. Танки не оставляли мне особых шансов во всех смыслах. Да и средство против них у меня было только одно. В смысле – одно на троих. Как в анекдоте, том, где про «наверное, придется посмертно».

Ну что, понеслась! Приступим! Я взял в руки нагретый солнцем фаустпатрон.

Первый «Шерман» отделился от остальных машин своего взвода и, взрывая траками песок, на небольшой скорости пошел прямиком к оазису, ориентируясь явно по цепочке наших с графиней следов. Два других танка разошлись в стороны и остановились, рыча моторами на холостых оборотах. Чувствовалось, что сейчас их экипажи прямо-таки прилипли бровями к оптике прицелов и перископов, ожидая, пока пыль осядет, а из верхних люков осторожно высунулись увенчанные черными беретками головы командиров с биноклями. Эти долбошлепы с Пиккадилли всерьез ждали, что тут их встретит стоящая на огневой позиции «ахт-кома-ахт» или что-нибудь вроде того? Здорово же они сами себя напугали!

Ну, иди сюда!

Подняв тяжелый «фауст» на плечо, я поднял его прицельную планку в положение для стрельбы и стал ждать. Когда до танка осталась прописанная в немецких уставах для этого варианта «Панцерфауста» дистанция менее ста метров, я поймал в рамку прицела правое ведущее колесо «Шермана» и, наконец, пальнул.

С легким хлопком трехкилограммовую калабашку гранаты фаустпатрона выбросило вперед. Попадание было, и хорошее, правая гусеница танка лопнула и, со звоном, размоталась позади машины, а сам М-4, поднимая пыль, крутнулся на месте, бездарно подставляя пятнистый борт под следующую гранату, которой у меня не было. Ну, вот и все – в этот самый момент выстрела остальные танкисты четко увидели облако дыма и пыли, демаскировавшее мою позицию. Главный органический минус фаустпатрона, наряду с малой дальностью стрельбы. Башни двух не задетых танков начали немедленное вращение в мою сторону.

Взрыв первого 75-мм снаряда дал близкий недолет. Будем считать это за пристрелку. Башня подбитого «Шермана», экипаж которого вовсе не собирался покидать машину (а чего им было бояться, раз танк не загорелся?), тоже провернулась и уставилась прямо в меня. Ну все, остались какие-то секунды. Второй снаряд взорвался позади меня. «Вилка», стало быть.

И, не знаю с чего, в моей голове вдруг возник мотивчик из старого кино – тяжелым басом гремит фугас, ударил фонтан огня, а брат президента пустился в пляс, какое мне дело до всех до вас, а вам до меня?

Спросите – а почему брат президента? Да потому, ребята, что в этой песне 1958 года, музыка М. Вайнберга, слова М. Соболь, из фильма «Последний дюйм» пустился в пляс не кто иной, как Боб Кеннеди! Не знаю, почему никто до сих пор не обратил внимания на это интересное обстоятельство. Ведь самое смешное, что песня написана и пошла в народ еще до того, как Джон Кеннеди стал президентом США!

Все, что я еще успел сделать за оставшиеся мгновения, это намертво зажать в одном кулаке ремни всех трех стволов, а в другой – лямки рюкзака. А следующие два снаряда попали уже куда надо.

Был удар, темнота и чувство бесконечного падения непонятно куда, словно во сне.

– Ты как? – услышал я в ушах голос Блондинки, шедший откуда-то из этой пустоты.

– Ничего. И вы таки считаете, что все прошло нормально?

– Вполне. Ведь поставленная задача выполнена.

– То есть посылка прибыла?

– Да.

– Переродилась?

– Да.

– Вот бы посмотреть.

– Забудь. Тебе точно не понравится.

– Почему?

– Там, в процессе, все внизу лопается, в целом неэстетично и много крови.

– Убедили. Ну а раз так, значит, все не зря?

– Конечно, не зря. Иначе зачем было тебя посылать? – закончила разговор Блондинка и, как мне показалось, с усмешкой, пожелала мне: – Мягкой посадки!

Вот тут она не угадала. Приземлился я довольно жестко.

Финальное лирическое отступление
Возвращение как свойство любой живой материи

Россия. Урал. Парк Победы

в г. Краснобельск.

Ночь с 1-го на 2 апреля 20… года.

Всего-то пару часов спустя

Не буду вам объяснять, что значит с громким, неразборчиво-матерным воплем падать с высоты пары метров в холодную кашу из талого апрельского снега и льда, да еще и с этакими тяжестями в руках – это то еще «удовольствие». Как следует приложившись задницей о землю, я на какое-то время потерял ориентацию и даже, как мне показалось, способность дышать – от мощного сотряса все внутри словно оборвалось. Глубоко вдохнув сырой воздух весенней ночи, я наконец понял – дома. Вернулся я опасно близко от трех толстых берез (а точнее – между ними), метрах в ста вверх по склону от памятника – рубки подлодки, того места, откуда я уходил «в неведомое». Дальше все было просто. Немного придя в себя я, уже привычно, навьючил на себя притащенное с собой из прошлого оружие и боеприпасы (а кроме него и шмоток, мои «трофеи» в этот раз составили разве бумажник с не особо толстой пачкой весьма экзотических денег – не очень-то густо, мягко говоря) и потопал домой, поскальзываясь на стремительно тающем гололеде. Если бы наши краснобельские обыватели в этот момент увидели меня, они бы, наверное, решили, что реконструкторы в местном парке Победы уже начали размножаться делением, просто от тепла и сырости, подобно мечтающим стать березами пням в апрельский день. Но, поскольку был шестой час утра, предрассветная туманная мгла и легкий дождь, странный, обвешанный оружием и вымокший до нитки мужик в немецком камуфляже никого не удивил – все нормальные люди еще спали, ни в окнах домов, ни на улице все еще не было ни единой живой души.

Ну а англичанам, которым в качестве «сувенира» остался только «странный артефакт» в виде единственной стреляной трубы от фаустпатрона и странным образом обрывающиеся следы на песке у оазиса, я вообще не завидую – понять хоть что-то о своем противнике по подобным «фрагментам» абсолютно нереально. Да они, судя по всему, и не пытались что-либо определять. Ни в каких доступных публикациях про Иран времен Второй мировой войны я так и не нашел ни единого упоминания о каких-то там германских диверсантах на территории Персии. Единственное исключение – книга мемуаров некоего генерал-майора М. Назюрова «На службе ратной», вышедшая в «Воениздате» в 1986 г. Этот генерал-майор (в 1944-м – подполковник) почти всю войну проторчал в Северном Иране, при штабе 53-й армии. И, вспоминая про эту самую тыловую службу военного времени, он мельком упомянул о том, что в октябре 1944 г. англичане присылали тамошнему советскому командованию письменный запрос, интересуясь – а не было ли у русских союзников каких-то новых данных о проникновении в Иран извне германских разведывательно-диверсионных групп? О том, что именно англичанам тогда ответил штаб 53-й армии (и ответил ли вообще), генерал-майор скромно умолчал, и для меня это так и осталось покрытой мраком тайной.

Разумеется, в истории не сохранилось и никаких упоминаний как о вынужденной посадке и последующем уничтожении под Буширом «Викинга» без опознавательных знаков, так и о моем «последнем бое». Проведенный мной беглый анализ общих итогов этой операции показал, что в результате моих похождений в канонической истории Второй мировой войны не произошло никаких видимых изменений. Видимо, сопутствующая «убыль личного состава» оказалась не столь уж большой и вполне укладывалась в обычные тогдашние потери воюющих сторон, связанные с различными противопартизанскими и противоагентурными действиями. Похоже, всем этим польским бандюкам, германским и венгерским заговорщикам, а также боровшимся против них спецам и дилетантам из гитлеровского гестапо и СД было прямо-таки написано на роду погибнуть на той войне, а уж когда именно это произошло, где и от чьей пули – не столь важно. Ну а такой персонаж, как графиня Дешеффи, вообще бесследно растворился во мраке прошлого, словно ее вообще никогда не было. О ней самой не осталось ни единого упоминания, хотя ее якобы любовник, пресловутый итальянский герцог и любитель старинных рукописей Джованни Урбино, действительно существовал, имел отношение к антимуссолиниевским кругам и погиб при тех самых обстоятельствах (официально при авианалете, неофициально – застрелен союзными нацистам итальянскими спецслужбами). Во всяком случае, в нескольких публикациях он вскользь упоминался. Ну а раз все получилось именно так – стоило признать, что все эти странные похождения действительно прошли более-менее удачно и гладко.

Правда, я по-прежнему очень многого не понимал. По идее, каждый инструмент для чего-то предназначен, но вот насчет себя я в этом смысле не был уверен. Поскольку и меня и мои способности пока что использовали и так и сяк, практически без какой-либо четкой «специализации». Было ощущение, что в последний раз я вообще выступил в качестве микроскопа, который подвернулся под руку в качестве средства для забивания гвоздей в стенку. Но зато во мне окрепла уверенность в том, что все только начинается и подобные, сугубо рабочие и где-то даже «пожарные» «варианты» впереди еще, похоже, будут. И, как всегда, я не ошибся – так оно и вышло.

Конец третьей книги

Владислав Морозов. Уфа. 2018–2019 гг.